Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по истории

История православной культуры Киргизии (середина XIX века - 1917 год)

Автореферат докторской диссертации по истории

 

На правах рукописи

Озмитель Екатерина Евгеньевна

 

История православной культуры Киргизии

(середина XIX века - 1917 год)

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

 

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

 

 

 

 

Бишкек 2011


Работа выполнена на кафедре истории, культурологии и рекламы в Кыргызско-Российском Славянском университете

Научный консультант адоктор исторических наук

аВладимир Михайлович Плоских

Официальные оппоненты:аа доктор исторических наук, проф.

аа Курманов Зайнидин Карпекович;

доктор исторических наук, проф.

аа ааЧотонов Усеналы Чотонович;

а доктор исторических наук, проф.

Чыймылова Бюбюкан Деркембаевна.

Ведущая организация ааИнститут истории НАН КР

Защита состоится л_11_ _ноября_ 2011 г. в 14.00 на заседании диссертационного совета Д 730.001.07 по историческим и политическим наукам при Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования Кыргызско-Российском Славянском университете по адресу: 720000, г. Бишкек, проспект Чуй 44, ауд. 432.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кыргызско-Российского Славянского университета по адресу: г.Бишкек, улица Киевская, 44.

Автореферат разослан л _____ ___________________2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

канд. ист. наук, доцентаа Кравченко Т.Ф.

Общая характеристика работы

Актуальность темы. Православной культуре Киргизии - 150 лет. Эта провинциальная культура, аккумулировав опыт многих тысяч православных людей, живших на территории Киргизии, создала почву для активной творческой деятельности и имеет большое значение как для современной культуры вообще, так и для исторической науки в частности. Характерные для современности нивелировка духовных ценностей, унификация социальной жизни, исчезновение традиционных представлений вызывают у представителей гуманитарных наук тревогу из-за реально существующей угрозы утраты народами социокультурной и этнической идентичности. Свойственное для современных гуманитариев иррациональное благоговение перед историческим фактом связано со сверхзадачей самого исследователя истории культуры, движимого идеей ее сохранения и приумножения. Все это побуждает нас изучать, а значит, сохранять православную культуру на территории Киргизии как целостность, общность и одновременно культивировать в ней специфическое, индивидуальное, единичное. Прошлое, описанное, структурированное и осмысленное благодаря историческому исследованию, препятствует культурной энтропии.

Православная культура требует пристального внимания потому еще, что крайне актуальной в конце ХХ в. оказалась необходимость исследовать роль православной религии в русской истории. Православие, давшее стимул к развитию русской культуры, во многом определило пути развития российского общества. Православная культура, которая начала оформляться в середине XIX в. на среднеазиатской окраине Российской империи, была множеством нитей связана с общероссийской историей. Детальное изучение этого ограниченного временем и пространством и потому удобно обозримого социокультурного феномена может привести к интересным выводам обобщающего порядка.

Интерес с методологической точки зрения представляет также возможность на примере изучения истории православной культуры Киргизии апробировать подход к историческому исследованию религиозной культуры вообще.

Степень изученности проблемы. Существует большой пласт исследований, в которых осмысливалась в течение всего XIX в. вплоть до 1917 г. культура русского православного народа, органической составляющей которой являлась православная культура русских, проживавших на территории Киргизии. В первую очередь, религиозность русской культуры была осознана как научная проблема философами середины XIX - начала ХХ вв. Многие из них (Вл. Соловьев, Н. Бердяев, В. Зеньковский, Л. Карсавин, Г. Флоровский, И. Ильин, Л. Тихомиров и др.) писали о взаимодействии православной религии и русской культуры, полагая, что с православием связаны особенности русского характера, самобытность русской культуры, специфические формы ее развития. Характер взаимосвязи русской культуры и христианства рассматривался как сакрально-генетический, идея государственная была осознана как национально-религиозная идея, важным для существования русской культуры признавались соборность, связь с почвой (народными основами) и, одновременно, стремление к всечеловеческому единению.

Государственные деятели и политики (С. Уваров, К. Победоносцев, С. Витте) в трудах, связанных с их должностными обязанностями по управлению и преобразованиям в Российском государстве, рассуждали о православии и самодержавии как о началах, составляющих отличительную черту русской культуры, давали характеристики и оценки духовному состоянию российского общества, обнаруживали причины политических кризисов пореформенной России в отходе русских от православия.

В обобщающих дореволюционных монографиях по истории русской культуры и религии и в примыкающих к ним трудах русского зарубежья первой половины ХХ в. , в разнообразных статьях, посвященных частным вопросам религиозной жизни, осмысливались роль православия в истории русской культуры и государства, социокультурная активность Российской церкви, творческий потенциал и религиозно-нравственное состояние мирян. Здесь нередко встречаются отрицательные характеристики религиозной жизни, свидетельства о разладе приходской жизни, об отчуждении общества от Церкви, случаях о формализма в религиозной практике. К началу ХХ века критический настрой как светских, так и церковных авторов усилился. Пафос и выводы этих политологических, философских, исторических и церковно-исторических трудов зависели не столько от детального анализа исторических фактов, сколько от мировоззрения и политических взглядов их авторов.

Рассматривая дореволюционную и зарубежную историографию русской православной культуры, можно заметить, что проблемы региональных, сословных и других конкретно-исторических инвариантов русской православной культуры она не затрагивает. В этот период описывались и анализировались лишь отдельные факты религиозной жизни русских, проживавших на территории Киргизии. Это были краеведческие очерки церковных и светских исследователей. Выполненные в жанре путевых заметок и содержащие размышления и замечания по поводу увиденного, они публиковались либо в виде отдельных трудов (Л. Костенко. П. Дьячков, В. Яковлев, Н. Северцов и др.) , либо - как заметки в туркестанских и центральных периодических изданиях . Из проблем православной культуры затрагивались только межконфессиональные и этноконфессиональные отношения, отмечались некоторые характерные черты субэтнической религиозной жизни и нравственного состояния малороссов, казаков, и вообще все специфическое.

В этот ранний период изучения православной культуры Туркестана серьезно исследовались только миссионерская и просветительская деятельность (И. Беляев, С. Граменицкий, Н. Остроумов) . Цель публикаций по этой теме была в основном практическая: правильное устроение миссии, воздействие на умы государственных чиновников, от которых зависело развитие миссионерской деятельности. Наиболее полно и глубоко до революции была описана в сочинениях Н. Комарова, Д. Булгаковского, М. Колобова история миссионерского Свято-Троицкого Иссык-кульского монастыря. Несмотря на то, что эти сочинения имели цель публицистическую, они заложили фактологическое основание для дальнейших исследований в этой области, сохранили для истории намерения и идеи церковных и государственных деятелей, участвовавших в организации монастыря, описали повседневный обиход первых монахов и послушников.

В публицистических и научных трудах, посвященных колониальной и переселенческой политике царского правительства в Туркестане, духовная культура, как правило, описывалась для того, чтобы дать оценку нравственному состоянию переселенцев . Религиозная жизнь новых жителей Туркестана интересовала этих исследователей не сама по себе, а как условие проведения успешной колониальной политики, как средство идеологического и общекультурного воздействия на местное население.

Рассмотрев дореволюционную историографию вопроса, можно заключить, что светскими и церковными авторами осмысливались лишь отдельные аспекты русской православной культуры, в контексте которых можно рассматривать православную культуру Киргизии - исторического изучения православной культуры Туркестана как целостного феномена не происходило.

После Октябрьской революции советские ученые, исследуя историю культуры Туркестана, как бы не замечали ее православной составляющей. Воспринимая религию вообще и Русскую православную церковь в особенности как антикультурную силу, сковывающую творческую инициативу, познавательные процессы и деформирующую социальные и политические отношения, советская атеистическая наука не могла согласиться с существованием православной культуры, всячески вытравливая упоминания о ней из исследований по истории русского Туркестана. Лишь в некоторых трудах советского периода, касающихся истории культуры Киргизии , можно встретить описания церквей, церковно-приходских школ, упоминания о некоторых фактах религиозной жизни.

Научный интерес к русской сакральной культуре в Советском Союзе, конечно, существовал, но подспудно, проявляясь только при изучении православного искусства, древнерусской литературы и русского фольклора. Для нашего исследования интерес представляли те из них, в которых описывалась традиционная духовная культура русских, проживавших в Средней Азии , а также те, которые выявляли этнический аспект религиозности , рассматривали феномены традиционной культуры в контексте структурообразующих тенденций и системы ценностей этой культуры .

Переломным моментом в изучении истории православия стала юбилейная дата - тысячелетие принятия христианства на Руси. Несмотря на расширение предметного поля, исторические и религиоведческие исследования конца 80-х - начала 90-х гг. в целом сохраняли атеистический пафос, о чем заявляли нередко и сами их авторы, откровенно негативно относящиеся к предмету своего исследования. Именно в таком ключе написан первый труд, специально посвященный деятельности Русской православной церкви в Средней Азии - диссертация Е. Мазуренко Эволюция русского православия в условиях Средней Азии . В основу этого исследования положено значительное количество архивных документов, которые впервые введены в научный обиход. Однако, из-за того, что исторические факты отбирались и анализировались с атеистических позиций, Русская церковь представлена здесь лишь как часть колониального аппарата Российской империи, а православие - только как орудие монархической идеологии и средство угнетения не только русского, но и азиатских народов.

Сама Русская церковь свою историю и культуру в советский период почти не изучала - только с середины 90-х гг. религиозная наука всерьез заинтересовалась историей православия в России: был опубликован ряд энциклопедических и монографических изданий , представляющих большой научный интерес. И хотя сведений о православной культуре Туркестана здесь немного, эти фундаментальные труды дают серьезные документально обоснованные характеристики состояния Русской православной церкви на разных исторических этапах, которые очень ценны для понимания сути процессов, происходивших в дореволюционной русской культуре. В это же время появляется статья Слово в день памяти Святого Апостола Фомы владыки Владимира, митрополита Бишкекского и Среднеазиатского - первое из опубликованных в церковной прессе исследований, посвященных истории православия в Средней Азии. В научный обиход труды митрополита Владимира вошли несколькими книгами, множеством статей и первым историко-публицистическим монографическим исследованием православия в Киргизии .

С начала 90-х годов появилось множество православных общественных и церковных изданий Киргизии, Казахстана и Узбекистана, преследующих апологетические, организационные и назидательные цели. Однако в них встречаются и научные статьи, в основном краеведческого характера. Историки и краеведы Узбекистана и Казахстана, публикуя жизнеописания архиереев, священников и монахов, создали на страницах православной прессы целую летопись Туркестанской кафедры .

С 2000-х гг. по инициативе Среднеазиатской епархии начинается всестороннее и детальное научное исследование истории православия в Средней Азии, в основном, в контексте межрелигиозных и межкультурных отношений. В это время преодолевается существовавшее почти весь ХХ век разделение исследователей на светских и церковных, проводятся совместные научно-церковные мероприятия, появляются научные публикации в епархиальной прессе, организуются выступления православных ученых и богословов на Востоковедческих чтениях в Ташкенте и Рождественских чтениях в Бишкеке, которые посвящаются разным аспектам христианской культуры Туркестана .

Последовательное изучение истории русского православия в Средней Азии светскими историками начинается также в 90-х годах. В первую очередь, нужно отметить труды П. Литвинова , которые основаны на богатейшем документальном материале архивов Москвы, Санкт-Петербурга и всех среднеазиатских республик. Целью автора являлось изучение межконфессиональных и конфессионально-государственных отношений, однако предметом его исследования иногда становились и проблемы православной культуры . Книги и статьи других авторов, публиковавшихся в 90-е гг., имеют обзорно-справочный характер. В книге А. Табышалиевой дана краткая характеристика религий Средней Азии. Факты, приведенные этим исследователем, касаются, в основном, только организационной стороны конфессиональной истории Киргизии. Авторы сборника статей К истории христианства в Средней Азии, касаясь православия, писали в основном о проблемах организации среднеазиатских епархий . Проблемы православной благотворительности и художественной культуры рассматриваются лишь в нескольких методологически важных для данного исследования статьях . Собственно православной культуре Киргизии в этом сборнике посвящена лишь одна статья В. Горячевой и С. Перегудовой , опубликовавших архивные материалы о храмовом и монастырском зодчестве.

Напрямую нашей темы касаются также небольшая описательная статья В. Галицкого и А. Яркова О православной культуре в дореволюционном Киргизстане и некоторые из монографий А. Яркова , которые вводят в научный обиход ранее неизвестные факты конфессиональной культуры славянских народов, проживающих на территории Киргизии. Факты эти, однако, теряются среди массы других, связанных с разными религиями, в силу чего представления читателя о состоянии и развитии православной культуры оказываются очень расплывчатыми.

В других трудах, специально посвященных истории религии Кыргызстана, исследовались только проблемы церковно-государственных отношений . До сих пор исторические исследования в этой области сосредотачиваются, как и в советский период, преимущественно на изучении собственно церковной проблематики, изменилась только оценка роли православия в жизни Российского государства. Исключение составляет труд В. Литвинова - первое детальное исследование одного из феноменов повседневной религиозной культуры Средней Азии, но в центре внимания ученого находилось преимущественно мусульманское паломничеств .

Со своей стороны, российские этнографы, изучая народную духовную культуру, среди прочего исследовали и народное православие, то есть, внецерковное самодеятельное переосмысление православной религии, ее локальные, часто малосущественные или аномальные проявления.

На рубеже ХХЦXXI вв. наметилась тенденция к отходу от традиционных взглядов на историю православия, у ученых разного профиля появилось желание преодолеть разрыв между лофициальным и народным православием. Появилось множество филологических, искусствоведческих, краеведческих и, особенно в последнее время, этнографических и исторических исследований, посвященных отдельным сферам и проблемам дореволюционной православной культуры: благотворительной, художественной, демографической, политической, повседневной , есть также глубокие работы, посвященные разным формам организации православной жизни: монастырям, братствам, приходам и их роли в русской культуре . И чем больше исследований проводится, тем становится очевиднее, что простая сумма выводов этих работ не может дать целостного представления о православной культуре русских. Множество фактов религиозной жизни, не связанных с собственно церковной проблематикой, народной культурой и православным искусством, не попадают в поле зрения ученых. Да и сами эти частные исследования без выяснения сути процессов, происходящих во всей православной культуре, легко могут подвергаться влиянию разных случайных факторов, искажающих как ход работы, так и ее выводы.

В настоящее время делаются успешные попытки изучать русскую православную культуру, в том числе и региональную, как целостный феномен, для чего ученым приходится менять фокус своих исторических исследований, помещая их в контекст всей православной социокультурной практики .

Таким образом, разные аспекты истории православной культуры Киргизии имеют различную степень изученности. Наиболее исследованными являются общественно-политические вопросы: государственно-церковные отношения, организационные вопросы, социальная деятельность религиозно-общественных организаций; менее изучена тема религиозной жизни русских Туркестана, особенно горожан, совершенно не изучалась художественная культура православных жителей дореволюционной Киргизии, их просветительская деятельность. Диссертационных и монографических работ, в которых православная культура Средней Азии стала бы предметом специального внимания, не существует.

Географические рамки исследования.Изучение истории русской православной культуры Туркестана в данной работе мы ограничиваем территорией Киргизии в современных ее границах условно. Сам этот топоним - Киргизия в данной работе будет обобщенно обозначать все административно-политические образования, которые существовали на территории нынешней Кыргызской Республики. Собственно для нашего исследования, посвященного дореволюционной истории, не существенно, как они именовались. Понимая, что для дореволюционного периода выделение таких этнокультурных регионов, как Киргизия, не имело никакого значения, так как не соответствовало географическим, административным и политическим реалиям Российской империи, мы, тем не менее, остановились на такой формулировке по следующим причинам:

Во-первых, в нашем случае Киргизия - историческая реалия самого исследователя, с которой он не может не считаться, как и любой другой ученый, для которого история - это взгляд из современности в прошлое. Не только в повседневном обиходе, но и в научной практике современные топонимы и этнонимы имеют тенденцию экстраполироваться в прошлое. Не предусматриваемые в прошлом тенденции политического развития того или иного региона, кардинальным образом изменив карту Средней Азии, не провели, тем не менее, резкой границы между ушедшими политическими системами и современными. И если в прошлом даже и не подозревали о будущем существовании государства Кыргызстан, то история Киргизии современной начиналась тогда. Опыт прошлого именно этих областей, традиции этих населенных пунктов, оказавшихся ныне в составе Кыргызской республики, формировал современную культуру и потому представляет для нас интерес.

Во-вторых, выделение православной культуры Киргизии в рамках нашего исследования имеет не столько феноменологическое, сколько презентационное значение. В дореволюционный период история православной культуры в Киргизии почти сливалась с историей православия в Семиреченской и Сырдарьинской областях, где расселялось подавляющее большинство православных жителей Туркестана, и православная культура представляла собой одно целое. Местности, вошедшие в состав Киргизии, относились до революции к ряду областей Туркестана: кроме Семиреченской и Сырдарьинской - еще и к Ферганской. На территории будущей Киргизии до революции располагались все (кроме краевого и областного городов) типы административных единиц, военные укрепления, казачьи станицы, промышленные центры. Социальный состав населения был аналогичным составу населения во всем Туркестанском крае (за исключением железнодорожных рабочих, которых здесь не было из-за отсутствия железной дороги). Полагаем, что подобно социологической выборке, история православной культуры Киргизии с некоторыми оговорками может демонстрировать те специфические черты, которые были характерны в целом для всего Туркестана.а

Итак, осознавая всю условность экстраполяции современных топонимов в прошлое, мы будем употреблять понятия приходы Киргизии, православные церкви Киргизии для дореволюционного периода, подразумевая под этим следующее: приходы, церкви на территории современного Кыргызстана.

Хронологические рамки исследования охватывают период с середины XIX в. и до 1918 г. Освоение Туркестана Россией началось во второй половине 40-х гг. XIX в., когда в 1847 году в Семиречье появилось первое православное русское (казачье) поселение. Две другие даты связаны с образованием в 1863 г. первого русского укрепления на территории Киргизии в долине реки Ак-Суу на Иссык-Куле и с появлением в 1864 г. русских в Чуйской долине. Еще две важных, близких к середине XIX в. даты, - образование в 1865 г. Туркестанской области, а в 1867 г. - Туркестанского генерал-губернаторства, дают основание определять серединой XIX в. нижнюю границу исследования.

Выбор в качестве верхней границы 1917 г. связан с тем, что именно в это время верующие потеряли возможность осуществлять свою культурную деятельность, стали закрываться храмы, начались репрессии против священников - само существование православной культуры оказалось под вопросом. Установление советской власти в октябре 1917 г., а на территории Киргизии - в феврале 1918 г., положило начало не только разрушительным антицерковным акциям, но и структурным изменениям в социуме. Были сломаны сословные перегородки, изменились отношения между переосмысленными и видоизмененными социальными стратами, изменилась функция религии в обществе, оформилась новая, революционная, система ценностей, новый, классовый, нравственный императив, которые создавали новую, атеистическую, культуру. Первые решительные перемены, затронувшие православную культуру, связаны с началом реализации декрета Об отделении церкви от государства и школы от церкви (январь 1918 г.). Для Киргизии 1917 г. стал последним, когда православная традиция могла существовать во всем многообразии, а православная культура - в своей целостности.

Целью диссертационной работы является системное исследование дореволюционной православной культуры Киргизии как регионального социокультурного феномена, выявление тенденций ее развития и выяснение тех причин, из-за которых происходили ее изменения.

Исследовательские задачи, необходимые для достижения этой цели, следующие:

  • выбрать научный подход, разработать понятийный аппарат и критерии, позволяющие изучать историю православной культуры;
  • провести социальную стратификацию православных верующих, проживавших на территории Киргизии в интересующий нас период и выявить специфические черты религиозной жизни и охарактеризовать религиозно-нравственное состояние социальных страт православного сообщества;
  • выяснить, в каких конкретных формах проявляла себя культурная деятельность православных верующих на территории Киргизии, систематизировать и изложить в исторической последовательности те факты, которые касаются культурной деятельности православных на территории Киргизии;
  • определить круг лиц, повлиявших на развитие православной культуры Киргизии;
  • выявить специфику и выяснить причины изменений православной традиции в Туркестане иа Киргизии;
  • определить социокультурные функции православия в Туркестане в интересующий нас период.

Объект исследования - дореволюционная русская православная культура Киргизии в ее историческом развитии.

Предметом исследования являются религиозно-нравственное состояние и православная культурная деятельность духовенства, переселенцев, казаков, военных и штатских городских жителей киргизских территорий Туркестана, отношения внутри православного социума и отношение русского общества к Церкви, памятники православной культуры Киргизии.

Методологическая основа диссертации. Выбор методологической основы исследования был определен необходимостью построения концепции, позволяющей объяснить особенности, динамику развития и причины изменений православной культуры Киргизии в рассматриваемый период. Специфика интересующего нас предмета - история конфессиональной культуры - привела к необходимости соотнесения в рамках данного исследования общепринятых в современных гуманитарных науках принципов и базовых положений христианского учения. Формируя теоретическую базу своего исследования, мы обращались не только к историческим доктринам (М. Блока, Й. Хёизинге, К. Гинзбурга, А. Гуревича), но и к историософским концепциям богословов, философов и историков: К. Кавелина, П. Сорокина, Г. Федотова, И. Ильина, С. Франка, А. Бердяева, П. Тиллиха, С. Аверинцева, о. Андрея (Кураева), А. Осипова, о. Иоанна (Мейендорфа). Базовые положения теорий этих мыслителей позволяют рассматривать историю как результат действия двух сил: общего высшего принципа и человеческого фактора, а религиозную культуру - как целостность, совокупность разнообразных отношений, взаимосвязанных и обусловленных религиозной идеей.

В рамках антропологической парадигмы исторической науки в ходе данной диссертационной работы использовались разнообразные методы. Для обработки и анализа источников применялись интент-анализ, монографический, идиографический, сравнительный и нарративный методы. Для осмысления фактов: системный анализ, который позволил исследовать православную культуру как социокультурный феномен в разнообразных его проявлениях, метод моделирования, структурно-функциональный и историко-сравнительный методы.

Подробному объяснению базовых для данного исследования понятий (лправославная культура, социокультурная система, лобщий принцип, региональная субкультура и др.), обоснованию подходов к изучению истории православной культуры как регионального социокультурного феномена и описанию источниковой базы исследования посвящены соответствующие параграфы первой главы диссертации.

Теоретическая и источниковая база диссертационного исследования позволила сформулировать следующую научную гипотезу: До революции русская культура на территории Киргизии развивалась, хоть и неравномерно в разных стратах, но во всех из них - как культура православная. Она успешно выполняла свои нравственные, просветительские и эстетические функции до тех пор, пока религиозный императив имел первостепенное значение для русских жителей Туркестана. Новые для русской культуры условия Средней Азии, специфические для Туркестана государственно-церковные, общественно-государственные, социально-экономические отношения должны были активно влиять на ее развитие, замедляя процесс секуляризации русского общества. Окончательно отделиться от лобщероссийской культуры православная культура русских Киргизии не могла - огосударствление и политизация коснулись ее в период между двумя русскими революциями, что привело к сокращению масштабов православной культурной деятельности, а потом - и к антирелигиозной деятельности русских граждан Туркестана.

Новизна исследованияобусловлена, в первую очередь, самой постановкой вопроса. В диссертации на рассмотрение выносится исторический отрезок времени, отмеченный важными политическими и социокультурными изменениями в истории Киргизии с начала ее массового заселения православными гражданами Российской империи и становления православного социума и до момента революционных преобразований всей его культурной практики в связи с распространением антирелигиозной идеологии.

Впервые на материалах Киргизии предпринята попытка научного описания истории православной культуры как регионального социокультурного феномена, определен объем содержания понятия православная культура, теоретически обоснована необходимость системного изучения этого феномена, выявлены его структурные составляющие, принцип организации, методологические подходы к изучению характера связей между элементами социокультурной системы, определены диагностические параметры, позволяющие характеризовать ее состояние, фиксировать и оценивать изменения, происходящие в православной культуре, выяснять причины этих изменений. Прослеживая динамику развития православной культуры Киргизии, мы обнаружили этапы ее становления и исторического развития, определили круг проблем, актуальных для каждого из периодов.

Благодаря данному исследованию в научный обиход вводятся (с комментариями) несколько десятков новых архивных документов; собраны, систематизированы и прокомментированы факты религиозной жизни; многие из которых никогда не попадали в поле зрения ученых; названы имена деятелей православной культуры и определен их вклад в культуру Киргизии; составлена историография всех православных храмов Киргизии XIXЦXX веков, собраны фотографии памятников православной культуры Киргизии.

Проведенное исследование представляет новые свидетельства о созидательной, просветительской, нравственно-регламентирующей функции православной культуры Туркестана, о наличии религиозно-государственной идеи у православных жителей Туркестана на первом этапе ее развития. Новыми являются также выводы о православной культуре как единственной среде формирования русской интеллигенции Киргизии. Выявленное для начала ХХ века снижение культурной творческой инициативы православных граждан, их политизация и огосударствление всей православной культурной деятельности впервые осмысливаются как причины перерождения русской культуры Средней Азии, постепенной утраты ею подвижнического и просветительского духа, что негативно сказывалось и на религиозно-нравственном состоянии русских в Туркестане, и на их творческой активности.

Научно-практическая значимость диссертации. Данное исследование восполняет большой пробел в истории культуры Киргизии, предлагая новый подход к изучению истории региональной религиозной культуры. Подход этот можно применить к исследованию истории других конфессиональных культур. Описание документов из государственных, частных и церковных архивов, касающихся истории православной культуры в Киргизии, можно использовать для определения новых направлений научной работы, а опубликованные данные могут быть применены не только в исторических исследованиях близкой тематики, но и при изучении религиозной ситуации, межконфессиональных взаимоотношений, народного образования, внутренней политики и демографической ситуации в дореволюционной Киргизии. Обобщения и отдельные характеристики могут быть полезны при разработке общетеоретических религиоведческих и культурологических проблем. Материалы диссертации можно применять также при составлении лекций, учебных пособий, при создании учебных программ по историческим и другим гуманитарным дисциплинам: отечественная история, история культуры России и Киргизии, культурология, история религии в Средней Азии.

На защиту выносятся следующие положения:

  • Русская православная культура Киргизии есть территориально ограниченная субкультура православных граждан, проживавших и проживающих на территории Киргизии и поэтому изучение ее истории может быть продуктивным только в рамках антропологической парадигмы исторических исследований.
  • Совокупность всех форм православной культуры представляет собой самоорганизующуюся и саморазвивающуюся систему социальных отношений, в которой различные компоненты образуют целое благодаря связывающему их воедино общему принципу, церковному вероучению. Православная культура Киргизии является субкультурой, которая относится как часть к целому к русской православной культуре, обладая и общими с ней, и специфическими характеристиками и функциями и потому для ее исторического изучения требуется сочетание системного структурно-функци-онального анализа со сравнительным и историко-генетическим;
  • Факторы, связанные с переселением, способствовали изменению системы ценностей во всем русском обществе Туркестана, но религиозно-нравственное состояние разных сословий русского общества Киргизии было неодинаковым. Самыми активными в творческой деятельности были крестьяне-старожилы. Но и для их культуры опасным оказывался разрыв с почвой и традиционными способами хозяйствования. Семиреченские казачество сохраняло в Туркестане формы нестрогой воцерковленности своей культуры. В армии и в высших сословиях российского общества процесс секуляризации шел активнее всего.
  • Православная культурно-творческая инициатива и социальная активность в благотворительной, миссионерской, научно-образовательной и художественной сферах деятельности не были одинаковыми на протяжении всего рассматриваемого периода. Наибольшее развитие получили благотворительность и образовательная деятельность.
  • Деятельность приходских попечительств и братств в наибольшей степени зависела от активности самих мирян и духовенства, что позволяло выработать наиболее адекватные формы оказания помощи. Частная и епархиальная благотворительность подвергались постоянному контролю со стороны государства, что приводило к формализации социальной практики.
  • Народная инициатива, касающаяся внешней миссии, проявлялась только на начальном этапе, церковная инициатива в этой области всячески сдерживалась государством, из-за чего русская православная культура в Киргизии оказалась замкнутой в своих контурах, превратилась в несвойственную для христианства систему закрытого типа.
  • В рамках научно-образовательной деятельности в Туркестане происходило формирование русской православной интеллигенции - духовенство возродило здесь свою изначальную просветительскую миссию и сумело объединить в сфере образования все страты православной культуры.
  • Православная культура в Туркестане создала памятники, важные не столько с художественной, сколько с социокультурной точки зрения. Храм стал стимулом для развития как сельской, так и городской среды, важным цивилизирующим фактором.
  • Во всех видах социокультурной практики православных Туркестана всегда была очень высока роль духовенства. К концу рассматриваемого периода очень важной становится государственная составляющая.
  • Процесс секуляризации русской православной культуры в Туркестане протекал медленнее, чем в центральной России. Полной секуляризации не произошло из-за того, что в Туркестане угроз ее существованию было очень много. Все это заставляло православных восполнять накопленный дедами-прадедами опыт своим личным участием. Активность эта с усилением вмешательства государства, с усилением социалистической пропаганды постепенно снижалась.
  • Из-за государственного прессинга на православную культуру ни в одном из сословий не заметили угрозу религии в социалистических идеях. И, в конце концов, религиозно-нравственные ценности русского народа были отвергнуты значительной его частью, а православная культура оказалась под угрозой уничтожения

Апробация работы.Результаты исследования нашли отражение в следующих курсах: Мировые религии в Кыргызстане, История христианства, Эволюция религии в современном мире, которые в последние годы читались автором в Кыргызско-Российском Славянском Университете. Основные положения исследования изложены в докладах, с которыми автор выступал на межвузовских (Бишкек, февраль 2007, май 2008, декабрь 2009, сентябрь 2011 г.) международных (Иссык-Куль, май 2006; Москва, май 2007, октябрь 2008, февраль 2010, ноябрь 2010; Санкт-Петербург, май 2009, апрель 2011; Ташкент, октябрь 2008, ноябрь 2010 г.) и вузовских конференциях и форумах, размещены на нескольких сайтах и опубликованы в 3 монографиях и более чем в 30-ти статьях, из них 9 - в изданиях, рекомендованных ВАК РФ (в Вестнике КРСУ и в Вестнике Адыгейского государственного университета).


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложения, списка источников и библиографии.

В первой, теоретической, главе Православная культура как предмет исторического исследования рассматриваются проблемы, которые возникают в ходе изучения истории православной культуры (1.1), выясняются подходы к ее изучению (1.2), описывается православная культура как социокультурная система (1.3) и определяются принципы классификации и анализа источников, необходимых для ее исследования (1.4).

Православная культура - словосочетание неоднозначное. Иногда ее полностью отождествляют с религией, со всеми формами православного сознания и церковной деятельности. Иногда - с народным православием. В первом случае, она не вполне культура, так как неправомерно отождествлять Церковь и культуру, во втором случае, она может оказаться православной лишь по названию, так как христианское вероучение в народной культуре постоянно искажается. Задачи исторического исследования требуют уточнения значения словосочетания православная культура, отделения его от близких и порой взаимозаменяемых понятий. Задача не простая, так как словосочетание православная культура не является понятием. Кроме того, что само слово культура не имеет конкретного значения, определение православная, понимаемое как свойство культуры, связанно с невыразимым на понятийном уровне представлением о богоугодности культурной деятельности. Слово православная можно рассматривать также и как принадлежащая Православной церкви, и тогда энергия отторжения Церковью мирской культуры вносит в это словосочетание множественные противоречивые смыслы и оценки.

Для того чтобы все-таки изучать историю православной культуры Киргизии, которая, несмотря на принципиальную неопределенность словосочетания православная культура, существовала и существует, объем содержания словосочетания православная культура надо сузить до понятийного плана. Разделяя функции Церкви и культуры, в целях данного исследования мы разграничиваем (но не противопоставляем, так как существование невоцерковленной православной культуры невозможно) историю Церкви и историю православной культуры. Основная функция Церкви как мистического организма - обеспечивать духовное единство, функции православных церквей как религиозных институтов - обеспечивать, кроме этого, еще и административное единство, оформлять, осмысливать и направлять духовный опыт церковных организаций и их членов, устанавливать политические и иные отношения с разнообразными общественными и государственными организациями. Функции православной культуры - православным образом оформлять и осмысливать социальный опыт христиан, обеспечивать единство сообщества православных верующих в миру, аккумулировать плоды их творчества в разных областях человеческой деятельности.

Очевидно, что изучать православную культуру, понятую как систему социальных отношений и продуктов творческой деятельности православного народа, следует в русле антропологической парадигмы исторических исследований. Методологическим ориентиром для автора данного исследования стали слова теоретика микроистории Карло Гинзбурга: Познавая меньше, сужая охват исследований, мы надеемся больше понять. Наилучшим способом организации, систематизации и обобщения микроуровневого материала, способом, позволяющим сохранить факт и одновременно представить целостность культуры, является системный подход. Русскую православную культуру как социальную систему мы отнесли к системам высшего порядка - ей присуща логико-смысловая интеграция, когда различные компоненты культуры образуют целое благодаря связывающему их воедино идее, лобщему принципу (термин - П. Сорокина), придающему смысл и значение каждому элементу. Системный анализ обеспечивает возможность принципиального единства подходов к разным уровням исследования: на уровне факта - идеографическое исследование, предполагающее изучение исторических феноменов духовной культуры как уникальных проявлений высшей системы ценностей, а на уровне систематизации и интерпретации - анализ отношений между элементами системы, организуемой тем же лобщим принципом.

Система ценностей и понятий закрепляет образ жизни, обуславливает формы культуры, которая организуется и развивается по принципу самодетерминации. Именно таким образом возникала и развивалась русская православная культура, оказавшись в Туркестане. Она воспроизводилась в качестве русского православного общества и оформляла общественную и частную жизнь людей. В результате сформировалась новая традиция, отличная и от культуры местных народов и от системы высшего порядка - русской православной культуры. Отличия второго рода - результат исторического развития социокультурной общности в новых изменившихся условиях могут стать предметом исторического изучения, для чего структурно-функциональный анализ должен быть дополнен историко-генетическим и сравнительным. а

В историко-системном анализе самым важным становится выяснение характера связей между компонентами системы. Для этого необходимо описать сами эти элементы, то есть культуротворческие субъекты социума, характеризуя их двояко: с точки зрения их отношения к лобщему принципу системы, к церковному учению, и с точки зрения их отношений друг к другу. Необходимо также проанализировать культурную деятельность субъектов православной культуры в Киргизии. Диагностическим параметром, позволяющим охарактеризовать процессы, происходящие в системе, может быть характеристика отношений внутри социума и характеристика объектов, созданных в ходе культурной деятельности, с точки зрения их соответствия нормам русской православной культуры. Следовательно, встает вопрос о конструировании идеальной модели русской православной культуры.

Моделирование в нашем случае основывалось на опыте самоосмысления русской православной культуры в православных богословских и философских концепциях христианской культуры . Для понимания смысла православной культуры наиболее важным оказывается то, что общественная деятельность человека и отношения внутри социума могут считаться православными только в том случае, если они способствуют духовному росту человека, делу его спасения, т.е. необходимо учитывать сотериологический аспект культурного творчества. Православное учение о синергии, т.е. совместном действии Бога и человека в его личном спасении, предполагает свободную творческую активность и человека, и всего социума. Церковь, противостоящая миру, этому житейскому морю, не может его создавать, государство как система принуждения не может по своей природе выражать и сохранять свободным дух православия. Государство и Русская православная церковь, которые оказывали в конце XIX - начале XX в. очень большое воздействие на православное общество, не принадлежали культуре этого общества, являлись внешним фактором по отношению к ней, а потому их воздействие могло либо ускорить, либо затормозить ее развитие, которое может совершаться только за счет активности самого социума. Если культурную деятельность понимать как творческую, а потому свободную деятельность, то окажется, что главным субъектом православной культуры должен быть народ.

Важными критериями православности культуры является также ее соборность и воцерковленность. Соборность в социальном плане - это единодушие и единомыслие всех страт православной культуры. Следовательно, именно отношение всех социальных слоев общества друг к другу и к церковной иерархии, церковному уставу, богослужению, храму, к христианским нравственным ценностям, т.е. его религиозно-нравственное состояние, может служить критерием православности этого общества и свидетельствовать об изменениях в его культуре.

О состоянии и изменениях в православной культуре можно судить также по разнообразным памятникам и событиям культурной жизни. Диагностическим параметром состояния православного общества и тех изменений, которые в нем происходят может служить отношение к ним народа. Для этого мы выделяем четыре параметра, соответствующих четырем уровням культурной деятельности. Первый - культурная инициатива,которая указывает на того субъекта культурной деятельности, в котором созревает культурный запрос. Второй - нормативно-организационный уровень принятия решений, направляющий эту деятельность в общественно-значимое русло и облекающий ее в традиционные формы. Третий - условия реализациикультурной инициативы - собственно культурная деятельность, в ходе которой происходит увеличение числа культурных объектов. И четвертый - условия восприятия культурных объектов, в ходе которого происходит приращение культурного опыта. Для того чтобы православная культура развивалась нормально, народ должен быть активен на каждом уровне.

Активность народа на всех четырех уровнях не исключает возможности участия других субъектов в создании православной культуры. Обязательным именно для православной культуры является участие Церкви на уровне принятия решений - без этого получается народное православие, которому, как правило, сопутствуют неправославные явления. Но внешние (внесистемные) силы не должны подавлять или замещать действие внутренних, социальных, сил. Если это происходит, то начинается деформация православной культуры, сворачивание православной традиции, ее оскудение.

Широко понимаемая православная культура предполагает использование тотальных методов исследования, обращение к данным различных наук, каждая из которых имеет специфический круг источников. Источники по истории православной культуры в Киргизии можно разделить на следующие четыре группы: письменные: законодательные, нарративные и справочно-статистические, и материальные. В первую группу входят законодательные акты, среди которых наиболее значимыми для нашего исследования стали Полное собрание законов Российской империи и различные своды законов и официальных постановлений, в которых содержатся царские указы, определявшие статус переселенцев, статус РПЦ, правовое положение православного духовенства и пр. Отвлекшись от лофициальной истории Церкви и государства, мы лишь цитируем, не анализируя, законодательные акты, постановления и другие официальные документы. Вторая группа - нарративные письменные источники - комплекс самых разнообразных по происхождению и назначению текстов, среди которых есть как архивные, так и опубликованные материалы. Официальные светские документы, прямо касающиеся темы исследования, хранятся в основном в Российском государственном историческом архиве (РГИА), в Центральном государственном архиве Узбекистана в фондах канцелярии туркестанского генерал-губернатора и областных правлений. Церковные официальные документы хранятся также в РГИА, и в архивах Киргизии. Из фондов РГИА было привлечено около 20 единиц хранения: ежегодные отчеты в Св. Синод туркестанских архиереев из архива Синодальной канцелярии (Ф. 796) и всеподданнейшие отчеты генерал-губернаторов Туркестана и туркестанских областей, хранящиеся в библиотеке РГИА.

Из фондов Центрального государственного архива Кыргызстана (ЦГА КР) было привлечено к исследованию около тридцати дел, содержащих циркулярные послания и распоряжения архиереев, отчеты благочинных, переписку духовенства по разным вопросам и другие материалы из архивов Пишпекского и Пржевальского благочиний (Ф. 72, 76, 112), а также некоторые фонды светских дореволюционных организаций (Ф. 5). Большое значение имели также архивы современного епархиального управления г. Бишкек и храмов Киргизии (около 40 дел), содержащие исторические справки по каждому приходу, основанные в большей степени на устных источниках.

Промежуточное положение между архивными и опубликованными нарративными источниками занимают официальные отчеты ревизий Туркестанского края (И. Гирса, К. Палена, А. Кауфмана) и отчеты о православной педагогической, благотворительной, миссионерской деятельности. Из опубликованных нарративных источников наибольшее значение для данного исследования имела литература мемуарного и агиографического характера и материалы Туркестанских епархиальных ведомостей, выходивших с 1906 по 1917 г. Около 40 публикаций из неофициального отдела (дневники, мемуары, некрологи, путевые заметки и пр.) дают богатый материал о повседневном православном обиходе. В епархиальной газете публиковались также отчеты о культурных мероприятиях и аналитические статьи, которые свидетельствуют о круге интересов священников и их интеллектуальном развитии. Аналитическое отношение к публикациям Туркестанских епархиальных ведомостей, так же, как и к другим нарративным источникам, предполагает выявление в каждом случае умонастроения, намерений и пафоса авторов и издателей. В целом, эта группа источников заслуживает большого доверия, так как, чаще всего, авторы были настроены критически, свободно высказывали независимое, в том числе и отрицательное, отношение ко многим государственным и некоторым епархиальным мероприятиям, отмечали как положительные, так и отрицательные черты в религиозной жизни православных туркестанцев.

Нарративные источники для данного исследования оказались очень ценными как продукт рефлексии русской православной культуры. Они представляют факты уже осмысленные, соотнесенные с православным идеалом, с тем самым лобщим принципом, который организует социокультурную систему, порождающую эти тексты. Анализ нарративных источников есть расшифровка их культурно-исторического содержания, выявление социального дискурса, поэтому он должен быть дискурсивным.

В третью группу письменных источников вошли статистические сборники, архивные и опубликованные описи и документы справочного характера. Использованные архивные материалы такого рода (около 15 единиц хранения) следующие: сводные данные о монашествующих и монастырях, приходском духовенстве и храмах, церковных библиотеках, школах, благотворительности и миссионерской деятельности из фонда Канцелярии Св. Синода (РГИА Ф. 796); клировые ведомости и сводные таблицы о доходах, деятельности, школах, количестве и социальном составе прихожан храмов Киргизии (ЦГА КР Ф. 72, 74, 75); документы о ликвидации и регистрации приходов и храмов из фондов разнообразных советских учреждений 1918Ц1930-х гг., содержащие описи приходского имущества и данные о составе прихожан и клира (ЦГА КР Ф. 112, 1283).

Ценными для исследования оказались также опубликованные до революции издания справочного характера: ежегодные статистические обзоры по Семиреченской, Ферганской и Сырдарьинской областям (1886Ц1913), ежегодник Материалы для статистики Туркестанского края (1872Ц1879), путеводители, календари, справочники и энциклопедические издания, содержащие большой объем информации о русской культуре Туркестана - в основном, о хозяйственной деятельности и экономическом положении. Ряд сведений о православной приходской, монастырской и военной культуре Туркестана был получен из изданных в начале XX в. общероссийских справочников и книг энциклопедического характера. Статистические источники, представляющие нейтральный фактографический материал, позволяют внести в исследование количественное измерение, верифицирующее результаты анализа нарративных источников.

Четвертая группа - материальные источники, то есть, памятники православной культуры: семь сохранившихся до наших дней дореволюционных православных храмов Киргизии, несколько десятков домашних и храмовых икон, единицы церковной утвари и предметов храмовой обстановки, книги и другие печатные издания духовно-нравственного содержания. Эта группа - самая малочисленная, поэтому для описания дореволюционных православных памятников архитектуры Киргизии использовались фотографии из Архива кинофотодокументов ЦГА КР, чертежи и документация реставрационных работ из приходских архивов и собственные наблюдения автора диссертационной работы. Историко-сравнительный и искусствоведческий анализ памятников дореволюционного православного искусства позволяет выявлять истоки православной художественной традиции и те влияния, которые она испытывала в Туркестане.

Несмотря на широту источниковой базы, не все области православной культуры могут быть освещены в одинаковой мере. Обнаруженные на сегодняшний день материалы не позволяют подробно описать семейную православную культуру - как крестьянскую, так и других сословий. Также и данные о художественной культуре являются фрагментарными. Тем не менее, можно утверждать, что выявленные источники содержат достаточно информации для реализации поставленных в диссертационном исследовании задач.

Во второй главе, Религиозно-нравственное состояние социальных страт русской православной культуры Киргизии середины ??? века -1917 года, выясняются субъекты православной культурной деятельности в Киргизии (2.1), описывается их религиозно-нравственное состояние и исследуется отношение каждого из них к Церкви: религиозная жизнь православного казачества (2.2), православная культура крестьян (2.3), религиозно-нравственное состояние низших армейских чинов туркестанского войска (2.4), высших сословий (2.5) и духовенства (2.6) Туркестана. Кроме этого, в параграфе 2.7 исследуются отношения между стратами православной культуры, столь важные для сохранения ее идентичности и целостности.

Привлеченные автором источники и аналитическая литература по истории присоединения Туркестана к России позволяют предположить, что определенного плана колонизации у правительства не было, правила постоянно менялись, но для лиц православного исповедания преимущества были всегда. Заселение русскими Киргизии происходило волнами в течение всего рассматриваемого периода по нескольким направлениям (Оренбургскому и Томскому) - казаками, из разных губерний - крестьянами-переселенцами. Поэтому на территории Киргизии сложилось очень пестрое по происхождению, в подавляющем большинстве своем состоящее из православных сельских жителей, русское общество. Анализ различных, существующих в источниках и научной литературе классификаций православных жителей Туркестана, позволяет предложить актуальную для данного исследования стратификацию: крестьяне, казаки, низшие армейские чины, высшие (образованные) слои русского общества (военные, статские, предприниматели и пр.) и духовенство.

Православная культура стала формироваться вокруг первых походных церквей, появившихся при казачьих пикетах в Семиречье в конце 50-х, а на территории Киргизии - в середине 60-х гг. С учреждением в 1867 г. Семиреченского казачьего войска появились постоянные казачьи поселения. Казаки первых станиц получали самые большие наделы в Туркестане, они прибывали сюда со своим войсковым священником, станичная церковь получала земельный надел - и потому религиозная жизнь здесь налаживалась быстро, но в скромных формах. Семиреченские казаки исполняли все необходимые для православных обряды, но в минимальном объеме, относясь пассивно ко всему, что не связано с воинскими занятиями. Самым главным событием религиозной жизни казачества становились не регулярное участие в богослужении и украшение храмов, не систематическое освоение основ вероучения, а церковное благословение на воинскую службу (присяга, освящение войскового знамени и войскового образа). Функции духовенства в казачьих станицах сводились к исполнению казачьего религиозного минимума, определенного традициями этого полувоенного сословия. Конфликты, как правило, возникали с чужими священниками и чаще всего на финансовой почве. В публикациях прессы, в мемуарах и в отчетах архиереев отмечались преимущественно негативные черты религиозно-нравственного состояния казачества.

Проведенное исследование автором фактов из истории заселения казаками Туркестана показало, что в начале ХХ в., вопреки смыслу существования казачества, казаки стали прибывать в Среднюю Азию уже не в качестве завоевателей-первопроходцев - не первыми, расселялись не на пустом месте сплошной линией станиц, а среди крестьянских сел и аулов, с меньшими, чем положено, наделами. В период после первой русской революции охранительная функция казачества стала интерпретироваться правительством во внутриполитическом, полицейском, смысле - не охрана рубежей, а охрана режима вменялась в обязанность свободолюбивому казачеству. С принижением социального статуса казаков их религиозно-нравственное состояние стало ухудшаться. Все это препятствовало установлению добрососедских отношений внутри православного социума и с местным населением. Несмотря на отмеченные отрицательные черты, в целом, Семиреченское казачество сохраняло в Туркестане во весь рассматриваемый период типичные для всего казачества формы нестрогой воцерковленности своей культуры, полностью сохраняя приверженность православию, чего нельзя сказать о крестьянах-переселенцах.

На киргизских территориях Туркестана крестьяне, согласно всем статистическим данным, составляли подавляющее большинство русского населения. Они пополняли число казаков, формировали городское население - именно от них зависели судьбы русской православной культуры. На первом этапе, в 60-хЦ80-х гг., православная культура переселенцев развивалась очень бурно. Несмотря на скудные средства и трудные условия: непривычный климат и ландшафт, инокульутрное окружение, отсутствие нормальных дорог и мостов, строительной инфраструктуры и привычных стройматериалов, несмотря на отсутствие инженеров, профессиональных строителей, учителей и регентов, крестьяне-старожилы уже через пару лет после переселения решением схода возводили церкви, заказывали иконы и колокола, организовывали хоры, школы, собирали средства на содержание причта. Проведенное исследование многочисленных фактов из религиозной жизни крестьян Киргизии показывает, что у первых переселенцев была огромная воля к обустройству своей жизни на православных началах, твердая вера в необходимость и правильность своих действий.

Когда с открытием штата при уже построенной церкви появлялся священник (иногда проходило несколько лет), он брал инициативу в свои руки, начиная управлять приходской жизнью. Но и ему необходимо было договариваться с сельским сходом об общественных сборах и работах - решение, таким образом, принималось сообща. Так общинные начала, вообще пошатнувшиеся в России, а для Туркестана царской властью не предусматриваемые, на первом этапе колонизации укреплялись благодаря необходимости в разнородном обществе обустраивать нормальную религиозную жизнь.

Все обнаруженные в ходе исследования источники подтверждают, что состав переселенцев в конце XIX в. начал резко меняться. Переселенцы-новоселы, появившиеся в основном в Киргизии после неурожая 1891 г. приезжали с пустыми руками, часто после многомесячных скитаний по Уралу и Сибири. Обеспечение колонистов землею в это время было крайне затруднено. В этой среде наряду с иждивенчеством стало процветать воровство, хищническое отношение к природе, пьянство. В ХХ в., когда таких неустойчивых в вере и нравственной жизни переселенцев приезжало в Туркестан большинство, они стали брать перевес в общественной жизни. Причиной тому были: кризис в экономике, предчувствие первой русской революции и сама эта революция. Крестьянская вера испытывалась на прочность социал-демократической атеистической агитацией и сектантской проповедью, после манифеста 17 апреля 1905 г. о веротерпимости. Эти крестьяне к храму и духовенству в лучшем случае были безразличными, если и то, и другое субсидировалось правительством. В таких условиях и духовенству становилось труднее сплотить разнородное сообщество крестьян-новоселов в единодушную плодотворно действующую общину.

Была еще одна категория сельских православных жителей Туркестана, которая активно способствовала секуляризации православной культуры на территории Киргизии. Это - низшие воинские чины, уволенные в запас, и разночинцы, приписывающиеся к крестьянскому сословию ради получения надела. В силу своей социальной мобильности и политической активности, эти люди, осведомленные в модных идеях текущего момента, оказывались, несмотря на малочисленность, очень влиятельными, особенно среди сельской молодежи, от которой зависело будущее села. Аналогичные процессы происходили и в центральных областях России, но в более жесткой форме. Кощунственного поведения крестьян источники по православной дореволюционной культуре на территории Киргизии не выявляют.

Из отчетов духовных и светских официальных лиц и публицистических материалов видно, как сокращалась культуротворческая инициатива крестьян. Уже в конце XIX в. строительство церквей, школ в новых поселках все чаще приходилось брать на себя епархиальным или областным властям - речь шла о необходимости строить церкви даже до заселения села. Эти меры, несомненно, играли свою положительную роль, но остановить рост религиозного индифферентизма не могли. Для религиозно-нравственного состояния крестьян Киргизии самым опасным, наряду с социалистической пропагандой, оказывался разрыв с традиционными способами хозяйствования, перманентная миграция, появление досуга и нетрадиционных форм жизнеустройства. Все это приводило к утрате крестьянами связи с землей, с почвой, к изменению крестьянского сословного мировидения, что расшатывало и их веру.

Проведенный автором сравнительный анализ фактов православной культуры Киргизии и данных по центральным губерниям России показывает, что, несмотря на религиозный индифферентизм крестьян-новоселов, несмотря на нарастание в их среде антицерковных настроений, в Киргизии процесс секуляризации протекал более медленно. И в самый канун революционных событий 1917 г. среди туркестанских переселенцев не угасала полностью творческая православная инициатива - строились храмы, благоустраивались самодеятельные обители, выделялись средства на содержание школ, очень пышно отмечались престольные праздники, не прекращалось паломничество к святыням.

Изучение способов организации российской царской армии и религиозной жизни Туркестанского войска, показывает, что православная культура низших армейских чинов, не являясь частью православной культуры Туркестана, была тесно с ней связана. Все дореволюционные города Киргизии появились на месте военных укреплений, и приходы в них первоначально были военными. Во многом, за счет уволенных в запас нижних чинов царской армии происходил рост русского городского населения всех областей. Воинский контингент влиял в Туркестане и на культуру крестьянскую, так как, низшим чинам армии, пожелавшим здесь остаться, предоставлялась земля и льготы. Духовное сословие, причты приходских церквей из-за нехватки церковнослужителей также нередко пополнялись из лиц, отслуживших в войсках Туркестанского края.

Служба в армии не оставляла религиозно-нравственное состояние солдат неизменным. Влияние воинского уклада было двояким. С одной стороны, в сознании верующего солдата, стоящего перед лицом опасности, смысл евангельских слов актуализировался, становился смыслом его жизни - именно поэтому на Руси воинское дело, патриотизм осознавались как святое дело, как христианский подвиг. Отождествляемые в народном сознании Русь и православная вера, религиозность и национальность, государственная и религиозная идеи вдохновляли русские войска во многих войнах. Из многочисленных подвигов, совершенных солдатами Туркестана, были и такие, которые имели религиозный смысл, когда солдаты ценой жизни сохраняли свою веру. Но пребывание в армии могло также и портить солдат. В начале ХХ века в казармах Туркестана развернулась сектантская проповедь, стали активно действовать пропагандисты-революционеры, воспитывая среди низших чинов регулярных войск уже откровенно циничный, агрессивный атеизм.

С другой стороны, возможности проявить инициативу в развитии православной культуры у солдат не было - их религиозная жизнь была строго расписана по регламенту и осуществлялась по приказу свыше. Если учесть, что секуляризация всей русской культуры началась с властных структур, то становится понятным, какое влияние на православную культуру низших армейских чинов мог оказывать пример военного руководства Туркестана и вообще всех высших образованных слоев.

Источники по религиозной жизни высших слоев русского туркестанского общества, впервые выделенные как отдельный предмет изучения, показали, что представитель образованных сословий, не отрицая православия, в большинстве своем не признавали абсолютного авторитета Церкви. Офицеры могли приказать священнику сократить богослужение, конфликтовали с епархиальным начальством. Причиной тому были разные дисциплинарные и политические соображения, проблемы с материальным обеспечением духовенства и храмов, личные амбиции и пр., что выставлялось впереди интереса религиозного. Особенностью Туркестана было то, что здесь быстрее распространялось нравственное разложение образованного общества. Оставленные в центральных губерниях семьи и другие социальные связи освобождали не только военных, но и статских чиновников от многих условностей в поведении и обращении, ярче обнаруживая их легкое отношение к вопросам морали. Отзывы современников о религиозно-нравственном состоянии высших сословий русского общества Туркестана с самого начала освоения края до конца имперского периода были преимущественно отрицательными. Но в истории православной культуры Киргизии есть много примеров деятельного участия как военных, так и статских чинов в строительстве храмов. В Сырдарьинской области почти все храмы были выстроены на средства, отпущенные начальниками края. В Семиречье были свои, местные, благотворители: генерал Г. Колпаковский, полковник Г. Петелин, полковник Алексеев, коммерции советник Н. Иванов и др.

Очевидно, что образованные страты Русской православной культуры Туркестана не были однородны, обнаруживая самое разное отношение к православию и его нравственному учению. Но в целом, преобладало формальное отношение, религиозный индифферентизм. Предреволюционная ситуация начала ХХ в. и сама первая русская революция 1905 г. заставили многих сделать выбор между верой и атеизмом. В начале ХХ в., при епископе Димитрии (Абашидзе), просветительские мероприятия собирали огромные аудитории, причем более половины слушателей принадлежало к образованному обществу. В противовес этой деятельности в Верном под руководством Э. Баума было организовано Общество ревнителей просвещения, занимавшееся распространением нелегальной литературы - все, что понималось под просвещением в этой среде, было прямо противоположно высокому нравственному учению христианской Церкви. В это время антицерковные настроения во всем образованном обществе настолько усилились, что многие теперь не считали нужным даже формально соблюдать правила православной жизни. Особенно часто факты неблагоговейного, непочтительного, а порой и кощунственного отношения к святыням, святым иконам встречались среди переселенческих чиновников. Но не только в этой среде. В Верном, Асхабаде, Ташкенте во время постов стали организовывать балетные и музыкальные представления, танцы. В Пишпеке и в Верном в гимназических залах, где по праздникам совершается литургия, по просьбе родительских комитетов проводились маскарады. Самым печальным для православной культуры было то, что в таких кощунственных мероприятиях участвовала образованная молодежь, от которой в будущем уже трудно было бы ожидать благоговейного отношения к святыням и традиционным ценностям. К концу рассматриваемого периода духовно-нравственный кризис глубоко затронул все слои русского образованного общества.

Привлеченные в ходе данного исследования источники о религиозно-нравственном состоянии духовенства Туркестана показывают, что аналогичные процессы происходили в среде духовенства. Специфическим для Туркестана было наличие внутренних противоречий в этом сословии, которое было крайне разнородно по своему составу. Отчасти, это были полковые священники, с особенностями взглядов, быта и характера, присущими военному сословию. Отчасти - молодые энтузиасты, попадавшие на самые трудные переселенческие приходы прямо с семинарской скамьи - священники образованные, но поначалу совершенно не знающие местных реалий. Частью - проблемные священники, не нашедшие себе места во внутренних губерниях России из-за дисциплинарных нарушений. Кроме этого, к концу имперского периода стали присылать священников, рукоположенных после краткосрочных курсов, и рукополагать местных жителей - чаще всего из низших членов причта - грамотных отставных солдат, крестьян и мещан.

Больше всего проблем возникало из-за разделения духовенства на епархиальное и военное. Первые русские православные священнослужители Киргизии подчинялись благочинным военного Протопресвитерства. С появлением постоянных приходов, включенных в систему епархиального администрирования, наличие двойного подчинения духовенства не могло не приводить к конфликтам. После окончания военных действий лосевшие в городах со своими гарнизонами священники проявляли независимый характер и чувство превосходства над приходским духовенством и епархиальным начальством. Со своей стороны, епархиальное начальство особенно старательно фиксировало все негативные черты полковых священников, которые действительно нередко привыкали к службе на скорую руку. Вся эта ситуация порождала множество конфликтов внутри православной культуры.а

Вторым негативным моментом было то, что пришлое духовенство (а оно в период колонизации Средней Азии все было пришлым), в большинстве своем не укоренялось на приходе, что мешало установлению с паствой крепких, не формальных, а личностных, связей, необходимых для создания прочной православной традиции. Для культуры Киргизии свою отрицательную роль сыграл и тот факт, что интеллектуальные, инициативные, грамотные священники сосредоточивались в столице края Ташкенте и в больших уездных городах. Киргизию покинули о. Виктор (Моталев), о. Михаил (Андреев), о. Михаил (Заозерский) и др. - епископы переводили их в Верный или в Ташкент. Именно поэтому и просветительская деятельность, и благотворительность на территории Киргизии были довольно-таки скромными.

Изучая нарративные и статистические источники, автор замечает, что при всех разговорах о малом соответствии задачам пастырского служения туркестанских пастырей, мы довольно редко обнаруживаем в документах и статьях сообщения об их провинностях, о конфликтах с приходом и властями. Те конфликты, которые упоминаются, связаны, как правило, с перегруженностью приходских священников внебогослужебными - педагогическими, хозяйственными, административными, письмоводительскими обязанностями. Эта проблема - проблема общероссийская. Сложность этой ситуации в Туркестане усугублялась нехваткой священников, особенно в 70Ц90-х годы XIX в. Обращения и обещания туркестанских епископов, привлечение к священнослужению лиц недуховного звания и выпускников краткосрочных московских курсов священнослужителей приводили к тому, что преодоленная замкнутость духовного сословия оборачивалась непрофессионализмом и падением авторитета духовенства. Хуже всего было то, что такие малообразованные священники, увлекаемые разнообразными модными тенденциями попадали в новые переселенческие приходы, жители которых сами нередко не желали или не могли обустроить свою религиозную жизнь.

Несмотря на некоторые негативные моменты, инициативная и руководящая деятельность священников в культурной сфере была решающей, а нередко, особенно на селе, - единственной. Священники в селах Киргизии становились первыми учителями, председателями строительных комитетов, миссионерами, благотворителями, лекторами, публицистами, основателями обществ трезвости и церковно-приходских школ. Было много священников, которых смело можно назвать лучшими представителями среднеазиатской интеллигенции.

Проведенное автором исследование показывает, что отношения между стратами православной культуры Туркестана складывались не просто. Особенно важного для православной культуры единодушия между клиром и миром в России во второй половине XIX - начале XX в. не было. Все русское общество раздиралось изнутри противоречивыми интересами, и это не могло не сказываться на отношениях между субъектами русской православной культуры. Очень мало было непосредственного общения духовенства с народом, потому что государство становилось между паствой и священниками, обязывая последних составлять исповедные ведомости, фиксирующие всех присутствовавших на исповеди, нарушать тайну исповеди в случае, если подозревалась угроза посягательства на власть. Такие обязанности духовенства не могли не подрывать к нему доверия со стороны прихожан, увлекаемых социал-демократической пропагандой. Необходимость утверждения проповедей в духовной консистории перекрывала для духовенства важный канал воздействия на свою паству. Из-за обширности территории Туркестанской епархии, проповедь, прошедшая цензуру, становилась неактуальной, а священникам приходилось зачитывать с амвона печатные образцы. Бюрократизация, отчуждение духовенства от мирян во время революционной ситуации, когда происходило разложение традиционной нравственности, были опасны еще и тем, что не давали духовенству возможности узнавать о действительном отношении прихожан к Церкви, к таинствам.

Автор установил, вопрос финансирования причтов также мешал взаимопониманию между духовенством и его паствой. В том случае, когда обеспечение причту было положено лот прихода, возникало много недоразумений. Эти проблемы легко решались в первые десятилетия колонизации, пока паства безусловно уважала своего духовного отца и считала необходимым его труд, но при появлении все большего количества людей, относящихся к Церкви критически, такие недоразумения перерастали в серьезные конфликты. В 1910Ц17 гг. в некоторых казачьих и крестьянских поселках Киргизии по решению схода проводились настоящие мероприятия по секуляризации церковной собственности. Очевидно, что между духовенством и паствой в годы первой русской революции появился серьезный разрыв. Духовенство, не желая терять связи с обществом, старалось жить его интересами и само погружалось в политику, активно воспринимая новую политическую, демократическую, культуру. Кроме этого, стремление освободиться от государственной опеки в начале ХХ века у многих священников стало приобретать формы почти революционные, они приветствовали освободительное движение, а потом - и свержение монархии. Съезды Пишпекского духовенства накануне Октябрьской революции привели к серьезному конфликту приходских священников с епархиальным начальством, на страницах епархиальной прессы откровенно сообщалось о недоверии епископу. Подобные демократические мероприятия не могли не способствовать падению авторитета Церкви в глазах мирян. За всеми этими политическими страстями священники забывали о действительном смысле своего существования как духовных наставников, и отчуждение их от паствы в итоге только усиливалось.

Тем не менее, обнаруженные автором многочисленные факты из религиозной жизни дореволюционной Киргизии доказывают, что отношения между стратами православной культуры здесь были более близкими, чем в центральных губерниях. Трудные туркестанские условия, угрожающие существованию православной культуры, вызвали к жизни тот тип священника-энтузиаста, который был необходим, чтобы вдохновить прихожан всех сословий к творческойа деятельности. В начале колонизации и в труднодоступных районах, которых было очень много на территории Киргизии, государство со своей бюрократией и цензурой поневоле ослабило опеку над церковной жизнью. Из-за этого духовенство и народ в старожильческих селах оказались очень близки друг другу. Да и в других населенных пунктах в критических случаях (землетрясение, война, нападение на село мятежников) ничто не мешало туркестанскому духовенству встать во главе своих прихожан, установить с ними единодушие и взаимопонимание, руководить ими нравственно и политически.

Третья глава Культурная деятельность православных жителей Киргизии середины XIX - н. ?? века, состоящая из пяти параграфов, посвящена социокультурной деятельности: благотворительности (3.1), народному трезвенническому движению (3.2), духовно-нравственному просвещению (3.3), научно-педагогической деятельности (3.4) и художественной культуре (3.5) православных граждан Туркестана вообще и Киргизии в частности. Социокультурная деятельность осуществлялась преимущественно в трех направлениях - социальном, просветительском и художественном.

Рассмотрев виды благотворительности, существовавшей на территории Киргизии (частные пожертвования, приходское вспоможение, церковно-приходские попечительства и братства, епархиальные благотворительно-просветительские учреждения, государственные благотворительные учреждения), выяснив степень участия народа, церкви и государственных организаций в каждой из них, можно заметить, что наибольшая степень общественного участия на всех уровнях деятельности была в приходском вспоможении и в церковно-приходских попечительствах. Потребность в приходском вспоможении в Киргизии требовалась регулярно для смягчения экономических и социальных последствий переселения, а также в экстраординарных случаях - при постоянных в Семиречье на рубеже XIXЦXX вв. землетрясениях и после восстаний. Эта деятельность в наибольшей степени зависела от активности самих мирян, приближала их к нуждающимся и позволяла выработать наиболее адекватные формы оказания помощи.

Частная и епархиальная благотворительность в большей мере подвергалась контролю со стороны государства, при этом частные пожертвования регулировались государством посредством Церкви, направлялись в политически и идеологически выверенное русло. Так в благотворительность привносились принуждение, формализация, афиширование, не свойственные евангельской идее тайной спонтанной жертвы лот сердца. Но в целом, именно в этой сфере культурной православной деятельности все страты православного общества были наиболее активны, именно здесь реализовывалась связь каждого верующего со всей Православной церковью - своим вкладом каждый мог поучаствовать во всех православных церковных и общественных начинаниях.

Источники, подтверждают, что отдельным направлением религиозной социально-просветительской деятельности было народное трезвенническое движение. Вред от пьянства, усилившегося в пореформенной России, в Туркестане усугублялся многократно. Невоздержанная жизнь и ее влияние на нравственность и поведение русского меньшинства на фоне трезвости мусульманского большинства очень бросались в глаза, создавая отрицательное представление о русских обычаях и русской культуре, принижая авторитет российской власти. Для Церкви важным было и то, что облик нетрезвых православных граждан не мог способствовать миссионерской деятельности, дискредитируя в глазах язычников и мусульман не только русскую, но и христианскую идею.

Инициатором борьбы с пьянством в Средней Азии, как и по всей России, был сам народ. Государство, за редким исключением (мероприятия К. фон Кауфмана и Г. Колпаковского), из экономических соображений не поддерживало граждан в их желании ограничить торговлю спиртными напитками. Приходское духовенство вдохновляло эту низовую инициативу, обращаясь вместе с мирянами и к администрации, и к высшему духовенству с просьбами повлиять на администрацию. У священнослужителей было много и других способов содействия народному трезвенническому движению. Среди них - сугубо церковные (проповеди, крестные ходы, молебны, обеты, епитимии); нравственные (личный пример духовенства); политические (выступления в Думе, образование партий - борьба с пьянством была одной из задач православного Союза русского народа), социально-просветительские (организация библиотек, чайных, распространение информации о вреде пьянства, благотворительность). Самым действенными средством оказывались православные трезвеннические церковно-приходские общества-братства, которые позволяли сочетать все перечисленные виды деятельности, а, главное, предоставлять возможность активного участия в борьбе с пьянством всем желающим. Для Киргизии есть известия о четырех: в Пишпеке, Пржевальске, Дмитриевке (Таласе) и Токмаке. На примере народного трезвеннического движения видно, как народная инициатива борьбы с пьянством благодаря участию духовенства развивалась, оформлялась и приносила реальные плоды до тех пор, пока в этой деятельности было согласие мира и клира, пока было живое, личное участие всех членов Церкви - из низших слоев, из духовенства и из высших слоев.

В духовно-просветительской деятельности, так же, как и в благотворительности, можно выделить два уровня: стихийное миссионерство и организованное. Миссионерская задача, органичная для любой христианской культуры как системы открытого типа, актуализировалась в мусульманском и языческом окружении и осознавалась некоторыми русскими людьми разных сословий как личный долг. Два киргизских ученика крестьянина-миссионера Андрея Лапина состояли иеромонахами на Афоне, учитель Кульджинской школы Т. Васильев приготовил к принятию православной религии китайцев. К тем, для кого духовно-нравственное просвещение граждан Туркестана стало делом личным, следует отнести нескольких туркестанских архиереев и священников, некоторых представителей властных структур: организаторов русского образования в Туркестане Н. Остроумова и генерал-губернатора К. фон-Кауфманна; генерала Г. Колпаковского, епископов Александра и Неофита, создававших миссионерский Свято-Троицкий монастырь на Иссык-Куле и Семиреченское православное братство; епископа Димитрия, организовавшего издание Туркестанских епархиальных ведомостей, массовые народные духовно-просветительские чтения; миссионеров-священников В. Ильминского, П. Остроумова, М. Путинцева и многих других.

Общественная инициатива в деле распространения православия проявлялась крайне редко. Упоминаний о случаях лосторожного отношения образованных сословий русского общества к иноверцам, желающим принять православие, в источниках гораздо больше, чем о случаях содействия распространению православия. Секуляризированный политический интерес, сформулированный Туркестанской администрацией как запрет на активную миссионерскую деятельность среди мусульман и язычников Киргизии, вставал для многих чиновников и учителей впереди интереса православного.

Согласно отчетам миссионерских организаций, то же самое происходило и с организованными формами религиозно-просветительской деятельности, которыми занимались специальные общественно-церковные организации края. Семиреченское православное братство было переименовано в 1906 г. в Туркестанское Епархиальное Казанско-Богородичное братство. В новом названии подчеркивалась епархиальная принадлежность этой церковно-общественной организации, а положение устава лобращение в православие иноверцев, которое недвусмысленно указывало на внешнюю миссию как на основную цель братства, было заменено очень обтекаемой фразой. Казанско-Богородичное братство стало заниматься преимущественно внутренней миссией, распространением духовно-нравственного просвещения в обществе, чему, кроме школ и приютов, служили избы-читальни, общенародные чтения и народные библиотеки.

Автор установил, что самые первые русскоязычные книжные собрания появились в Туркестане при первых семиреченских храмах в 70-х гг. Начиная с ХХ в., все чаще высказывалась идея, что в дополнение к официальным городским и церковным библиотекам должны появиться общедоступные религиозно-просветительские народные читальни, об этом писали в прессе, а на Первом Туркестанском съезде учителей начальных училищ в 1912 г. вынесли отдельное постановление. Теперь инициатива исходила и от общественности: учителей и образованных мирян. Кроме стационарных библиотек использовались также средства луличной агитации - наклеенные на картон листки с поучениями развешивались в многолюдных местах: в городской управе, в казначействе, в городской тюрьме и т.п. Для просветительских чтений в Верном в 1907 г. был выстроен Епархиальный народный дом им. императора Николая I. Название этого просветительского учреждения отсылает нас к уваровской формуле: православие - самодержавие - народность. Казанско-Богородичное братство объединило многих священников-проповедников и образованных мирян (среди которых были: выдающийся просветитель края Н. Остроумов, знаменитый архитектор А. Зенков, филолог В. Поливанов, историк Н. Пантусов) для просветительской деятельности среди православных и для материальной поддержки внешней миссии, консолидировало их силы и средства, но оно же направило общественную инициативу в официальное русло, поставив в зависимость от официальной идеологии.

Инициатива в просветительской деятельности исходила от духовенства, и она не ограничивалась только религиозно-нравственным просвещением. Многие из туркестанских архиереев (Софония, Александр, Неофит, Димитрий), поощряя участие священников в народном образовании, проявляли также интерес к истории и культуре Средней Азии, увлекались археологией, историей, востоковедением. Этим они не только способствовали культурному росту духовенства, но и создавали важный для Туркестана прецедент православной научной деятельности. Но главной в Средней Азии для грамотных православных людей была деятельность педагогическая. Здесь приоритет однозначно принадлежит духовному сословию. Одним из самых важных вкладов православных священников в культуру Средней Азии является создание систематического начального образования: первого в Туркестане начального училища, первой женской школы, первых смешанных, русско-туземных школ, первой программы начального образования. Во всех населенных пунктах Средней Азии церковные учебные заведения, в которых преподавали члены причта, до начала ХХ в. оставались единственным источником русского образования. Чаще всего, именно педагогическая деятельность побуждала учителей и священников интересоваться научными достижениями, собирать библиотеки, составлять коллекции, проводить экскурсии.

Рассматривая научно-педагогическую деятельность русских в Туркестане, автор обнаруживает тенденцию, противоположную той, что была свойственна для центральной России. В центральных губерниях пореформенной России формировалась разночинская (в том числе и оставившая духовное сословие) социал-демократическая интеллигенция, которая несла в народ атеистические и революционные идеи. В то же самое время, в 60Ц80-х гг., в Туркестане начиналось формирование русской православной интеллигенции. Оказавшись вне сословных разграничений, вне государственной опеки единственным грамотным представителем русского народа в инородном окружении, духовенство актуализировало свою изначальную просветительскую миссию, осознало ее как личное, а не как государственное дело. В этой ситуации происходила также консолидация интеллигенции и духовного сословия, границы между ними стирались. Необходимость такой консолидации особенно остро осознавалась на селе, там, где сильнее была угроза размывания идентичности в новых условиях. Русская культура здесь делала тот же самый выбор, какой был сделан ею в раннем средневековье - просветителем восточных славян должно быть православное духовенство. Для русской культуры Нового времени это стало способом самосохранения и самоорганизации. Интеграция интеллектуальных сил русской культуры особенно активно происходила в переселенческих районах до 90-х гг. XIX в., пока еще социал-демократическая пропаганда не достигла туркестанских сел. Именно поэтому в Киргизии распространившееся в годы первой русской революции негативно-индифферентное отношение к Церкви, результатом которого являлась секуляризация русской культуры, некоторым образом коснулось школьного образования только в городах. Почти все сельские жители отдавали предпочтение церковно-приходским школам, объединяя в своем сознании школу и Церковь.

Исследуя материальные источники по русской художественной культуре на территории дореволюционной Киргизии, автор приходит к выводу, что вся художественная деятельность концентрировалась преимущественно вокруг церкви. Первые молитвенные дома, построенные в 60 - начале 70-х гг. на территории Киргизии, были очень мало похожи на церкви. Это были приспособленные под богослужение глинобитные мазанки, или временные строения, наподобие юрт. Постепенно, с обустройством казачьих станиц, с появлением крестьян-переселенцев, с увеличением числа штатского населения в укреплениях военные церкви превращались в приходские, а временные - в постоянные, кирпичные. Сначала этот процесс затронул Семиреченскую область, которая осваивалось не регулярной армией, а сибирскими казачьими войсками и переселенцами, потом - Сырдарьинскую. На строительство церквей выделялись государственные средства, но до Семиречья, где располагалось подавляющее большинство киргизских приходов, они доходили крайне редко, там строительство велось преимущественно на средства самих прихожан: крестьян, казаков, купечества и чиновников.

После нескольких семиреченских землетрясений конца 1880-х гг. в почти все кирпичные храмы были разрушены. В Киргизии и Казахстане стали строить деревянные сейсмостойкие храмы по проектам А. Зенкова, В. Гейнцельмана и др. В российских городах деревянные храмы уже не возводились, в Семиречье же деревянное храмовое зодчество переживало расцвет. Но в целом, для сел Киргизии храмы, построенные по индивидуальным проектам, были редкостью. В начале XX в. стали использовать в основном типовые проекты, которые утверждались Св. Синодом для всех епархий. Несмотря на то, что сельское храмовое зодчество было преимущественно либо типовым, либо непрофессиональным, оно имело для переселенцев большое значение. Церковь чаще всего являлась единственным монументальным зданием села, его украшением и гордостью. Вокруг церкви возникала культурная зона, которая придавала цивилизованный облик простому переселенческому поселению. Несколько архаичная и провинциальная деревянная архитектура Киргизии 70-х - 90-х гг. XIX в., ориентированная на жилую архитектуру Сибири, отвечала вкусам сельского населения, которому свойственно представление о церкви как о чем-то родном, близком. А городские деревянные храмы начала ХХ в. прятали свою деревянную сущность под строгим классическим декором, выражая уже не общинную, а государственную идею. Туркестанские храмы, выполненные в русском стиле с использованием элементов жилой архитектуры, как нельзя лучше отвечали тем требованиям, которые, предъявлялись в Средней Азии к церковному зодчеству русским обществом: духовно и эстетически осваивать новые земли, делать их русскими, оформляя сакральное, родное, свое пространство. Эту же социокультурную функцию выполняли иконы и другие атрибуты православного культа.

В Туркестане именно икона оказалась тем зерном, из которого вырастала на новой почве православная культура. Ни один семейный традиционный обряд, ни одно общественное событие в дореволюционной России не обходились без иконы. И переселенцы, и казаки, и высшие сословия везли из России в Среднюю Азию личные иконы - стилистика дореволюционных частных икон в Киргизии поэтому очень пестра. С большого образа, купленного в складчину, начиналась, как правило, совместная религиозная жизнь села - мирская святыня заменяла переселенцам иконостас, превращая простую избу в молельный дом. Полноценное убранство такое же, как и в небогатых храмах внутренних губерний России, появлялось обычно через несколько лет в любом туркестанском храме. Обычное для церквей Киргизии убранство, вполне удовлетворявшее вкусам современников и соответствовавшее их представлению о правильном украшении, состояло из деревянного резного, покрытого серебром или золотом двух- трехъярусного иконостаса, писанного на холсте в академическом вкусе, запрестольного образа, нескольких небольших деревянных икон для аналоя к праздникам и десятка писаных маслом на холсте или металле (реже - темперой на дереве) икон или картин на библейские сюжеты. Храмовые и домашние иконы помещались в деревянные киоты, украшались металлическими окладами или фольгой. Росписей нигде не было, своих иконописных мастерских - тоже. Большое количество иконописных мастерских центральной России вполне удовлетворяло вкусам и потребностям русских туркестанцев. Приобретенные всем миром иконы расценивались переселенцами как повод для гордости, ими хвалились перед жителями других сел, их с радостью показывали приезжим. Украшение храма, нарядные крестные ходы и престольные праздники способствовали формированию православного самосознания прихожан.

Изученные и описанные по упоминаниям в источниках и лично автором памятные иконы Киргизии (утерянный ныне образ Феодоровской Божией Матери с собственноручной надписью св. Иоанна Крондштадского, образ Покрова Божьей Матери из Токмакского храма, образ Тихвинской иконы Божьей Матери, подаренный Иссык-кульскому монастырю афонскими монахами и др.) показывают, что существенным было также и мемориальное значение икон. Важные события в государственной, церковной, общественной и частной жизни освящались иконами, на которых по этому случаю делалась надписи. Так икона астановилась сакральным памятником, летописью, играя необходимую для любой культуры роль хранителя и передатчика социокультурной памяти. Такие иконы чаще всего являлись приношением, даром, то есть выполняли, кроме всего прочего, и важные социальные функции - служили средством единения этноконфессиональной общности.

Так же, как при переезде, в стесненных материальных условиях икона становилась атомом храмового пространства, молитвенное пение в ситуации, когда не было ни храма, ни священника, заменяло первым переселенцам богослужение. В городах, очевидно, лучше, в селах - хуже, но почти везде пение было самодеятельным, наверняка неправильным - чаще всего без регентов, порой и без священника, без собираемых долгой традицией распевов, голосов, без традиционной слаженности, спетости прихода. От губернии к губернии отличалась манера пения самых обыкновенных молитв. Не удивительно, что из съехавшихся из разных мест крестьян и членов причта трудно было собрать хорошо поющий клирос. Кроме того, в центральных губерниях России не принято было общенародное пение в храме, отчего, конечно, и не развивалась народная музыкальная культура. В малороссийских и южнорусских храмах, напротив, любили общенародное пение, поэтому в казачьих станицах и в поселках, где проживали переселенцы из внутренних губерний и Сибири, пели хуже, чем в селах с преобладающим южнорусским населением. Правильное, нотное, пение организовывалось преимущественно в городах и крупных селах, где были профессиональные регенты. Только в Свято-Троицком монастыре можно было услышать традиционное уставное пение. По убеждению автора, повсеместное распространение нотного пения свидетельствовало о сильном влиянии западной христианской традиции на русскую музыкальную православную культуру. В Туркестане, где не было старинных монастырей, хранящих традиционную культуру церковного (гласового) пения, процесс европеизации музыкальной культуры шел быстрее, чем в коренных областях России.

Рассмотрев памятники православной культуры Киргизии, можно прийти к выводу, что в большинстве своем они отличались не столько исключительными художественными достоинствами, сколько своей значимостью для русского народа, оказавшегося в дали от коренных духовных культурных центров.

В заключении подведены итоги исследования. Как показал анализ большого массива источников и научной литературы по заявленной теме, православная культура создавалась в Киргизии практически с нуля, развивалась в трудные для Русской православной церкви времена в условиях прогрессирующей секуляризации и надвигающегося воинствующего безбожия. Несмотря на это, атомизации общества не произошло, незначительное число русских Киргизии (всего 3% перед революцией 1917 г.) в иноэтническом и иноконфессиональном окружении не рассеивалось, не теряло своей этноконфессиональной принадлежности несмотря на то, что переселение, оторвав русскую культуру от ее корней, перемешало все традиции, поставило в сложные, совершенно новые для нее условия. Социокультурная общность самоорганизовалась в качестве русского православного общества очень быстро, практически без всякой помощи извне.

На первом этапе колонизации Туркестана, в 60Ц90-е гг. XIX в., в той или иной степени все страты русского общества были озабочены тем, чтобы сделать среднеазиатскую землю русской православной землей. Освоение новой земли заключалось в ее освящении храмами, часовнями, монастырями, православными кладбищами. Оказавшись в маргинальной области, вдали от официоза и государственной опеки, православный народ брал на себя все культуротворческие функции, всю заботу о своем религиозно-нравственном состоянии. Переселение пробудило в русском обществе творческую деятельность, которая в очень незначительной степени проявлялась в это время в центральных областях Российской империи. Эта православная творческая инициатива активнее развивалась в среде крестьян-переселенцев, в меньшей степени - у казаков, низших военных чинах, статских и военных чиновниках, относящихся к Туркестану как к временному месту своего пребывания.

Церковь (как организация) на первом этапе развития православной культуры нередко запаздывала, и инициатива оказывалась у народа. С появлением на приходе священника православная культура получала нужное направление и правильные формы для своего развития. В Киргизии, где сельское малообразованное население составляло большинство православного населения, а представителей образованных страт было ничтожно мало даже в городах, священники и другие клирики оказывались первыми учителями, организаторами библиотек, хоров, краеведами, этическими арбитрами, пропагандистами новых методов ведения сельского хозяйства, литераторами, строителями. Многие священники Киргизии осознавали свою ответственность за духовно-нравственное состояние русского народа, и потому приходская жизнь на первом этапе налаживалась легко, в отличие от внутренних областей России, где уже шел процесс разложения приходской жизни.

Немаловажным фактором, позволившим православной культуре в Киргизии активно, вопреки всем трудностям, развиваться на начальном этапе своего существования, было также запаздывание государственного вмешательства во внутрицерковные дела. Включив Российскую православную церковь в государственный аппарат в качестве ведомства православного исповедания, власти противопоставили духовенство и паству, подменяя религиозную систему ценностей интересами политическими и социальными, что привело в XIX веке к формализации всей русской культуры, к ее секуляризации. В Туркестане этот процесс приостановился. Необходимость налаживать хозяйство и общественную жизнь в трудных условиях, актуализировав православные ценности, отодвинула в сторону модные в то время антиправительственные демократические увлечения.

В начале ХХ века ситуация изменилась - теперь гражданские обязанности духовенства не могли не подрывать к нему доверия со стороны прихожан, увлекаемых социал-демократической пропагандой. Бюрократизация отношений между духовенством и мирянами в условиях разложения в годы между двумя русскими революциями традиционных представлений о нравственности была опасна еще и тем, что, приводя к отчуждению от мирян, не давала духовенству возможности узнавать о действительном отношении прихожан к Церкви, к церковным таинствам. Так происходило расцерковление русской культуры, в Туркестане особенно для нее опасное, так как здесь существовали свои причины, ставящие под удар уже не только православную культуру, но и саму православную веру. Это - утрата крестьянами связи с землей, с почвой, изменение сословного мировидения. С потерей почвенных традиций появлялась реальная опасность утраты веры.

Полностью утраты православной культуры в Киргизии не произошло. Экстраординарные случаи крайней опасности время от времени активизировали систему православной культуры, поддерживая ее целостность, но остановить секуляризацию не могли. Из-за вмешательства государства во внутренние дела Церкви, бюрократизации в связи с этим внутрицерковных отношений, утратой общинного самосознания у крестьян, из-за социал-демократической и сектантской пропаганды и политизации всех страт православного общества, народная творческая инициатива неуклонно сокращалась. Именно это помогло большевикам в первые же годы советской власти проводить атеистические мероприятия и развернуть репрессии против духовенства и церквей, почти полностью остановить развитие русской православной культуры в Киргизии.

Основное содержание диссертации отражено

в следующих публикациях автора:

Монографии:

  • История православной культуры Киргизии (середина XIX в. - 1917 г.). Бишкек: КРСУ, 2011. (14 п.л.)
  • Православные храмы Киргизии. XIX-XХI вв. Бишкек: КРСУ, 2010. (12 п.л.)
  • Православие в Киргизии. XIX-ХХ вв.: Исторический очерк. Бишкек: КРСУ, 2003. (10 п.л.)

Научные статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

  • Михайло-Архангельский храм г. Ош / Вестник КРСУ. Бишкек, 2006. Т.6. №10. (0,5 п.л.)
  • Православный самиздат в Киргизии / Вестник КРСУ. Бишкек, 2008. Т.8. №7. (1 п.л.)
  • Принципы изучения и преподавания истории и теологии христианства / Вестник КРСУ. Бишкек, 2009. Т. №3. (1 п.л.)
  • Православие и массовая культура / Вестник КРСУ. Бишкек, 2009. Т.9. №3. (1 п.л.)
  • Российская Православная Церковь и общества трезвости в Туркестане / Вестник КРСУ. Бишкек, 2009. Т.9. №5. (1 п.л.)
  • Православная культура и подходы к ее изучению / Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 1. 2010. №2. (0,8 п.л.)
  • Православная культура казаков Семиречья / Вестник КРСУ. Бишкек, 2010. Т.10. №5. (1 п.л.)
  • Тенденции развития православной дореволюционной культуры Киргизии / Вестник КРСУ. Бишкек, 2010. Т.10. №8. (0,8 п.л.)
  • Проблемы изучения истории православной культуры Киргизии / Вестник КРСУ. Бишкек, 2010. Т.10. №10. (0,5 п.л.)

Научные статьи и материалы, опубликованные в других изданиях:

    • аРелигиозно-патриотическая деятельность православного духовенства в годы войны / Победа для всех одна. Материалы научно-практической конференции, посвященной 65-летию победы во Второй мировой войне. Бишкек: КРСУ; Илим, 2010. (0,5 п.л.)
    • аРелигиозно-нравственное состояние переселенцев в Туркестане / II Востоковедческие чтения памяти Н.П. Остроумова. Сборник материалов. Ташкент: Ташкентская и Среднеазиатская митрополия Московского Патриархата Русской православной Церкви, 2010. (1 п.л.)
    • Классификация источников по истории православной культуры в Средней Азии (вт. пол. 19 - н. 20 вв.) / Материалы конференции Источники по изучению Центральной Азии и Африки. СПб.: Институт Востоковедения, 2009. (0,2 п.л.)
    • Димитрий Абашидзе, епископ Ташкентский и Туркестанский / Пржевальский и российские подвижники в изучении истории и культуры Центральной Азии. Бишкек: КРСУ, 2009. (1 п.л. в соавторстве с Е.В. Носовой, участие автора - 50 %)
    • Судьба православных храмов Пишпека / Диалог цивилизаций. Культурно-цивилизационные мосты истории и современность. Б. 2009. №9. (0,5 п.л.)
    • аПриходская жизнь в Туркестане / Диалог цивилизаций. Культурно-цивилизационные мосты истории и современность. Б. 2008. №8. (0,5 п.л.)
    • Православное духовенство Киргизии а/ Русские в Киргизии. Бишкек, 2008. (1 п.л.)
    • аОрганизация благотворительной и просветительской деятельности Православной Церкви в Туркестане / Славянский мир в Кыргызстане. Бишкек. 2008. (1 п.л.)
    • аИссык-кульский Свято-Троицкий монастырь / Востоковедческие чтения памяти Н.П. Остроумова. Сборник материалов. Ташкент: Ташкентская и Среднеазиатская митрополия Московского Патриархата Русской православной Церкви, 2008. (1 п.л.)
    • аЯзыки русской православной культуры / Русский язык в образовательном пространстве Центральноазиатского региона СНГ. Бишкек, 2007. (0,8 п.л.)
    • Культурное значение Свято-Троицкого Иссык-кульского монастыря / П.П. Семенов Тянь-Шанский и научные исследования Иссык-Куля. Бишкек, 2007. (0,5 п.л.)
    • К вопросу об атрибуции курментинского пещерного комплекса / Ак-Булун. Диалог культур - новый шаг в исследовании историко-культурного наследия Кыргызстана. Бишкек. 2006. (0,5 п.л.)
    • Христианство и ислам в Средней Азии. Конфликтные зоны взаимодействия / Конфликтные зоны культуры. Бишкек, 2006. (0,5 п.л.)
    • Православное образование в Киргизии в имперский период / XXI век - век межкультурного диалога, экономического подъема, духовного возрождения. Москва-Бишкек, 2006. Т.3. (0,5 п.л.)
    • Маргинальные тексты // Восток свыше. Духовное и лит.-историческое издание. Ташкент, 2006. (1 п.л.)
    • аЯвился человек в большой чалме и положил кошелек с золотыми монетами - пожертвование на русскую мечеть Е // Восток свыше. Духовное и лит.-историческое издание. Ташкент, 2006. (0,8 п.л.)
    • аВеликая Отечественная война в судьбе Воскресенского собора г. Бишкек / Труды Института мировой культуры. Вып. IV: Война. Мир. Духовное наследие. Бишкек, Лейпциг, 2005. (0,5 п.л.)
    • Православные епархии на территории Киргизии (дореволюционный период) / Русские в Кыргызстане: Научно-исследовательские статьи и материалы. Бишкек, 2002. (1 п.л.)
    • Церковный приход в системе государственного администрирования. 1910-1916 г. / Диалог цивилизаций. Вып. II: Развитие государственности в условиях взаимодействия кочевых обществ и оседлых оазисов в зоне Великого Шелкового пути. Бишкек, 2003. (0,5 п.л.)
    • Из истории православия в Киргизии (имперский период) / Труды Института мировой культуры. Вып. II: Актуальные проблемы образования и духовной культуры Кыргызстана в Евразийском пространстве. Бишкек: Илим. Лейпциг, 2000. (в соавторстве с В. Горячевой, участие автора - 50 %)

    Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990; Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991; Ильин И. Основы христианской культуры // Ильин И. Одинокий художник. М., 1993; Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993; Соловьев B.C. Значение государства / Соловьев B.C. Соч. в 2-х тт. Т.2; Тихомиров Л.А. Религиозно-философские основы истории. М., 2004; Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Париж, 1988.

    Уваров С.С. Общий взгляд на философию словесности. СПб., 1848; Витте С.Ю. О современном положении православной церкви / Слово, № 108 за 28 марта 1905 г.; Победоносцев К.П. Болезни нашего времени / Московский сборник. М., 1901.

    См., например: Голубинский Е.Е. История русской Церкви. М., 1911; Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т.II. М., 1991; Милюков П.Н. Церковь и школа (вера, творчество, образование) / Его же. Очерки по истории русской культуры. СПб. Т. 2. 1897; Рункевич С.Г. История Русской Церкви под управлением Святейшего Синода. Т. II. Русская Церковь в XIX в. СПб., 1901.

    Костенко Л. Очерки Семиреченского края / Военный сборник. Т. 88, 1872; Северцов Н. О русских поселках к югу и западу от Иссык-Куля. МСТК. 1876. Вып. 4; Дьячков П.А. Озеро Иссык-Куль и его северный берег. (Из поездки в 1897 году) // ТОРГО, Ташкент, 1898. Т. 1. Вып. 1; Яковлев В. Из церковной жизни Туркестана. Верный, 1902.

    См., например: Народное образование в Семиреченской области // Туркестанские ведомости, 1898. № 32; №16; Кое-что о духовенстве Семиреченских казаков // Русский Туркестан 1906. № 5; Поярков Ф.В. Памяти незаметного труженика // Туркестанские ведомости, 1990. №№ 63 и 64 и др.

    Беляев И. Русская миссия на окраинах. СПб., 1900; Граменицкий С. Очерк развития народного образования в Туркестанском крае. Ташкент, 1896; Остроумов Н.П. Китайские эмигранты в Семиреченской области и распространение среди них христианства. Казань, 1879. Тт. I и II; Он же. Исторический очерк взаимных отношений между христианством и мусульманством. СПб., 1888; Он же. Константин Петрович фон-Кауфман устроитель Туркестанского края. Личные воспоминания Н. Остроумова (1877-1881). Ташкент, 1899.

    Комаров Н. Троцкий миссионерский монастырь при озере Иссык-куль в Туркестане // Православный благовестник. 1894. №№ 4, 6, 8; Булгаковский Д. Иссык-кульский православный миссионерский монастырь в Средней Азии. СПб., 1896; Колобов М. Свято-Троицкий Иссык-кульский миссионерский монастырь и его окрестности // Семиреченские областные ведомости, 1905. №№ 16-94.

    См.: Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской государственности. СПб., 1870; Южаков Ю.Д. Итоги двадцатисемилетнего управления нашим Туркестанским краем. СПб., 1891; Кауфман А.А. Переселение и колонизация. СПб., 1905; Вощинин В. Очерки нового Туркестана. Свет и тени русской колонизации. СПб., 1914.

    См., например: Галицкий В.Я., Плоских В.М. Старинный Ош. Фрунзе, 1987; Нусов В. Архитектура Киргизии с древнейших времен до наших дней. Фрунзе, 1971.

    Багизбаева М.М. Фольклор семиреченских казаков. Л.-Алма-Ата, 1977; Брусина О.И. О некоторых традиционных обычаях русско-украинского населения Узбекистана / Всесоюзная научн. сессия по итогам полевых этнографических и антропологических исследований 1988Ц1989 гг. Тезисы докладов. Ч. 2. Алма-Ата, 1990; Оразбеков Е. Д. О хозяйственно-культурных связях казахского и русско-украинского переселенческого населения в конце XIX - начале XX вв.: По материалам Тюлькубасского района Чимкентской области / Полевые исследования Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. М., 1979; Станюкович Т.В. У русских переселенцев в Средней Азии. КСИЭ. Вып. 4, 1948.

    Громыко М.М. Православие в русской народной культуре: направление исследований // Этнографическое обозрение. М., 1993. № 6 и др.; Носова Г.А. Бытовое православие на материалах Владимирской области. Дис. ... к.и.н. М., 1969; Тульцева Л.А. Религиозные верования и обряды русских крестьян на рубеже XIX и ХХ веков (по материалам среднерусской полосы) // СЭ. 1978. № 3.

    См., например: Бернштам Т.А. Русская народная культура и народная религия // СЭМ. 1989. № 1 и др.; Мелехова Г.Н. Православные традиции русской деревни в XX веке (по полевым м-лам Каргополья и района Куликова поля) // ИВ. 2000. № 1 (5).

    Мазуренко Е.А. Эволюция русского православия в условиях Средней Азии. Дис. Е к.ф.н. Ташкент, 1990.

    Иоанн (Снычев), митрополит С-Петербургский и Ладожский. Русь соборная. СПб., 1995; Николин А. (свящ.) Церковь и государство (история правовых отношений). М., 1997; Православная энциклопедия. Тт. IЦXX. М., 1999Ц2010; Смолич И.К. История Русской Церкви. 1700Ц1917 / История Русской Церкви. Т. 8. Ч. II. М., 1997.

    Владимир, архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский. Слово в день памяти Святого Апостола Фомы: Об истории христианства в Средней Азии // Слово Жизни, 1993. №№ 103-104.

    Он же. Православие в Киргизии / Русские в Кыргызстане. История. Культура. Этнография. Вып. 2. Бишкек, 2009; Он же. Земля потомков патриарха Тюрка: духовное наследие Киргизии и христианские аспекты этого наследия. М., 2002а и др.

    Заславский В. Последний архипастырь жестокого времени // Слово жизни. 1996. №2; Илюшкина О. Польза от чтения книг удобопонятных и врзумительных несомненна (Православные библиотеки на территории Средней Азии: история и современность) // Восток свыше. 2003. Вып. XIII; Проскурин В. Дедушка русского Туркестана // Веди. 1999. № 3Ц4; Ходаковская О. Неизвестная фотография преподобного Серафима Аксайского // Там же.

    См., например: Асанова С. Николай Остроумов: навстречу к Азии / Востоковедческие чтения памяти Н.П. Остроумова. Ташкент, 2007; Назарьян Р. Избрав своим представителем вахмистра жандармского управления (Христианские кладбища Самарканда) // Восток свыше. Ташкент, 2010. Вып. XVIII; Стаценко С. Специфика современного конфессионального состояния православной диаспоры в Средней Азии / II Востоковедческие чтения памяти Н.П. Остроумова. Ташкент, 2008; Флыгин Ю. Н.П. Остроумов: от выпускника Духовной семинарии до патриарха туркестановедения / II Востоковедческие чтенияЕ и др.

    итвинов П.П. Государственно-религиозные и этноконфессиональные отношения в Туркестане (1865Ц1917 гг.). (По архивным м-лам). Автореферат дис. Е д.и.н. М., 1998; Он же. Неисламские религии Средней Азии (вторая половина XIX - начало XX вв.). Елец, 1996.

    итвинов П.П. От Христа к Магомету: религиозное ренегатство в Средней Азии (конец XIX - начало XX вв.) (По архивным материалам) / Собор (альманах по религиоведению). Вып. I. Елец, 1999.

    Табышалиева А. Вера в Туркестане. (Очерк истории религий Средней Азии и Казахстана). Бишкек, 1993.

    Буряков Ю.Ф., Жукова Л.И., Проскурин В.Н. К истории христианства в Средней Азии / К истории христианства в Средней Азии (XIXЦXX вв.). Ташкент, 1998.

    Елгин Ю.А. Православное церковное зодчество юга Казахстана (Х1ХЦХХ вв.) / Там же; Каретникова О.Р. Благотворительная и общественно-просветительская деятельность служителей православной церкви в Туркестане / Там же; Юсупова М.А. Христианское зодчество Ферганской долины (XIXЦXX вв.) / Там же.

    Горячева В.Д., Перегудова С.Я. Христианские памятники Кыргызстана (XIX-XX вв.) / К истории христианства в Средней Азии. Ташкент, 1998.

    Ярков А., Галицкий В. О православной культуре в дореволюционном Кыргызстане // Слово Жизни. 1996. № 5.

    Ярков А. Белорусы в Кыргызстане: Путь духовного возрождения. Бишкек, 2001; Ярков А. Казаки в Кыргызстане. Бишкек, 2002; Ярков А. История религий Кыргызстана. Бишкек, 2000.

    Волков И.В. Религиозные аспекты переселенческой политики царизма в Туркестанском крае: 1867Ц1917. Бишкек, 2007; Носова Е.В. К истории взаимоотношений государства и православной церкви в Кыргызстане (конец XIX - середина ХХ века). Бишкек, 2006.

    Литвинов В.П. Религиозное паломничество: региональный аспект (на примере Туркестана эпохи средневековья и Нового времени). Елец, 2006.

    См. например: Берестова Е.М. Социально-культурная деятельность православной церкви в Удмуртии: вторая половина XIX - начало XX века. Дис. ... к.и.н. Ижевск, 2003; Оренбургское казачье войско: Религиозно-нравственная культура. Челябинск, 2001; Православная вера и традиционное благочестие у русских в XVIIIЦXX веках. М., 2002; Соловьев А.А. Интеллигенция и церковь в России в начале XX века: опыт взаимоотношений. Дис. Е к.и.н. Кострома, 1997; Цехканская К.В. Икона в жизни русского народа. Дис. Е д.к.н. М., 1998.

    См. например: Иванова Л.Б. Православные братства и сестричества как социальная форма деятельности церкви: Автореф. дис. Е к.и.н. М., 2000; Софонов В.Ю. Миссионерская деятельность Русской православной церкви в Западной Сибири в к. XVII - н. XX вв. Автореферат дис. Е д.и.н. Барнаул, 2007.

    См., например: Алексеев А.В. Духовно-нравственное состояние русского общества конца XIX - начала XX веков; историко-конфессиональный (православный) взгляд. Автореферат дис. ... к.и.н. М., 2008; Иванов Ю.А. Уездная идеология. Религиозно-политическая жизнь российской провинции 1860Ц1910-х гг. Иваново, 2001; Мелехова Г.Н. Православные традиции в Каргополье в XIX - в первой трети XX века. Дис. ... к.и.н. М., 1997; Русский Север: этническая история и народная культура XIIЦXX века. М., 2001; Спасенкова И.В. Православная традиция русского города в 1917-1930-е гг. (на материалах Вологды) Дис. Ек.и.н. Вологда 1999; Полищук И.С. Духовенство и крестьянство в общественной жизни России: конец XIX - 30-е годы ХХ века (Опыт историко-сравнительного анализа). Тверь, 2004 и др.

    Русскими в данной работе будут именоваться все восточнославянские народности России: великороссы (собственно русские в современном смысле слова), малороссы (украинцы) и белорусы, как это было принято до 1917 г.

    Ильин И. Основы христианской культуры // Миссионерский листок. Лос-Анджелес, 2000; Мейендорф, Иоанн (прот.) Церковь, общество, культура в православном церковном Предании. Доклад на Совещании православных, лютеранских и реформатских богословов в Нью-Йорке (ноябрь 1975 г.) // Православие в современном мире. М., 1997; Спекторский Е.В. Христианство и культура. Прага, 1925; Феофан Затворник. Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться. М., 1914. Тихомиров Л. аХристианство и политика. М., 1999.

         Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по истории