Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии

Коннотация в знаменательной лексике и фразеологии современного немецкого языка (контенсивно-менталингвистический подход)

Автореферат докторской диссертации по филологии

 

аа На правах рукописи

 

БУЛДАКОВ

Владимир Александрович

Коннотация в знаменательной лексике и фразеологии

современного немецкого языка

(контенсивно-менталингвистический подход)

а

 

Специальность 10.02.04 - Германские языки

 

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

 

Санкт-Петербург а2011

Работа выполнена на кафедре иностранных языков и лингводидактики

филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Официальные оппоненты:а

- доктор филологических наук, профессор Копчук Любовь Борисовна (РГПУ им. А.И. Герцена);

- доктор филологических наук, профессор Добровольский Дмитрий Олегович, ведущий научный сотрудник ИРЯ АН РФ,

- доктор филологических наук, профессор Хомякова Елизавета Георгиевна (СПбГУ).

 

Ведущая организация:а ГОУ ВПО Ульяновский государственный университет.

 

 

Защита диссертации состоится л____ _____________ 2011 года в _______ час. на заседании совета Д 212.232.48 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 11, ауд. ________.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке имени А.М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 7/9.

Автореферат разосланаа л_________________2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

доктор филологических наук,

доцента а С.Т. Нефедов

 

Коннотация как лингвистическое явление неизменно вызывала к себе интерес лингвистов на протяжении ХХ-ХХI веков.

В течение всего прошлого столетия велись работы, посвященные как коннотации в целом (К.-О. Эрдманн, Г.Шпербер, Л. Блумфилд, Л. Ельмслев, К. Бохманн, Г. Ресслер, В.И. Говердовский, У. Эко, В. Флейшер, Т. Шиппан, И.А. Стернин), так и ее отдельным вопросам, в частности, эмотивности (А.М. Пешковский, Л.Огден и И.Ричардс, Ш. Балли, Ю.Д. Апресян, С.Ульман, В.И. Шаховский и мн.др.).

Несмотря на ряд выдающихся достижений, большинство связанных с коннотацией проблем до сих пор не нашли своего однозначного решения. Например, по-прежнему различаются взгляды на лингвистический статус коннотации, ее объем, особенности ее структуры и отношений между элементами этой структуры, а также преимущественные аспекты ее исследования. Это не случайно: лингвистические парадигмы прошлого столетия, за немногими исключениями, были связаны с концептуальным пониманием языка как гипостазированной системы, существующей как бы помимо человека - носителя и пользователя языка.

С постепенным переходом лингвистики к антропоцентрическому принципу все чаще встречаются труды, посвященные коннотации, прежде всего способам ее выражения через средства вторичной номинации (см. работы Н.Д. Арутюновой, В.Н. Телия, А.А. Уфимцевой, Э.С. Азнауровой, Е.С. Кубряковой, Ю.А. Сорокина, Г.Н. Скляревской).

В настоящее время подход к языку (и к коннотации) осуществляется преимущественно с психолингвистических (А.А. Леонтьев, Е.Ф. Тарасов, А.А. Залевская и др.), когнитивно-лингвистических (М. Бирвиш, Дж. Лакофф, К. Бальдауф, А. Вежбицкая, Г.В. Колшанский, Е.С. Кубрякова, А.И Фефилов, Д.О. Добровольский и др.)а и лингвокультурологических (В.В. Воробьев, Ю.Н. Караулов, В.И. Карасик, С.Г. Тер-Минасова, В.А. Маслова и др.) позиций.

Следует отметить, что ни в одной из названных парадигм не создано целостного исследования, посвященного коннотации в знаменательной лексике и фразеологии современного немецкого языка. Между тем, такое исследование особенно актуально именно для немецкого языка, учитывая его полицентричность и диалектное разнообразие.

Таким образом, построение непротиворечивой и как можно более полной концепции коннотации в знаменательной лексике и фразеологии современного немецкого языка отличается острой актуальностью.

Актуальность работы определяется тем, что концептуальный контенсивно-менталингвистический подход, разработанный в диссертации, позволяет представить традиционную для лингвистики проблему коннотации в русле антропоцентрической парадигмы, что дает возможность интерпретировать объект анализа с новой точки зрения, рассматривая его в органической связи с человеческим сознанием и провести комплексный анализ коннотативно маркированных номинативных единиц современного немецкого языка с учетом факторов его развития. Актуальность исследования определяется также тем, что предложенная в работе контенсивно-менталингвистическая модель коннотации на материале немецкого языка, является, по сути, первой многомерной типологией немецкого коннотированного лексикона.

Цель работы определяется как многоаспектное описание коннотации в знаменательной лексике и фразеологии современного немецкого языка с преимущественно контенсивно-менталингвистических позиций. Постановка этой цели предполагает, в свою очередь, решение следующих целевыха задач:

1) проанализировать предыдущие исследований в области коннотации и выявить основные лингвистические парадигмы, в рамках которых проводились эти работы;

2) определить место коннотации в значении языкового знака, ее объем и структуру;

3) рассмотреть проблему разграничения денотации и коннотации в связи с понятиями континуальности и стохастичности лексического значения (в дальнейшем - ЛЗ);

4) определить и обосновать возможность рассмотрения коннотации с контенсивно-менталингвистических позиций;

5) выявить языковые средства выражения коннотации;

6) рассмотреть культурно-национальную специфику коннотации в знаменательной лексике и фразеологии современного немецкого языка;

7) исследовать специфику различных модусов коннотации и выделить ее отдельные типы.

Объектом исследования служит знаменательная лексика и фразеология современного немецкого языка.

Предметом исследования является коннотация в знаменательной лексике и фразеологии современного немецкого языка.

Методологической и теоретической основой диссертационного иследования послужили следующие лингвофилософские положения:

1) Об антропоцентрическом характере естественного языка; 2) О связи и взаимодействии языка и человеческого сознания; 3) О языке как составной части национальной культуры и, в то же время, как инструменте этой культуры; 4) О символическом характере языкового знака.

Исследование коннотации, в отличие от логического, психологического и семиотического направлений менталингвистики, проводится в русле контенсивной, т.е. содержательной менталингвистики, ориентированной на содержание языковых форм (Кодухов, 2008), закрепленных ментально, т.е. (и это с авторской точки зрения особенно важно), коннотация исследуется не только как языковое явление, но и как феномен человеческого сознания.

В отечественной лингвистике контенсивная менталингвистика лишь начинает получать распространение, хотя в книге Н.Ф. Алефиренко ей уделена специальная глава (Алефиренко, 2005). В отдельных российских университетах разработаны и читаются соответствующие спецкурсы по менталингвистике, в частности, в Волгоградском государственном педагогическом университете (Сергеев, 2004). Менталингвистика как раздел курсов Теория языка и Общее языкознание, утвержденных Министерством образования и науки РФ, изучается в ряде отечественных университетов. Значительное внимание менталингвистике уделяется и в ближнем зарубежье, о чем, например, свидетельствуют ежегодные научные конференции Актуальные проблемыа менталингвистики, проводимые в Черкасском национальном университете им. Богдана Хмельницкого (Украина).

На наш взгляд, именно в рамках контенсивной менталингвистики возможно наиболее полное и последовательное соблюдение антропоцентрического принципа при исследовании коннотации.

Основным методом работы является описательный, применяемый к рассмотрению проблем соотношения языка и сознания, исследования коннотации, ее модусов и типологических построений. Применялся также метод лексикографического анализа. Для выявления семантической специфики метафор применялись элементы компонентного анализа.

Что касается методик исследования, то в диссертации превалируют методика наблюдения и методика внутриязыкового соотнесения. При анализе фактического материала использовалась методика частичной выборки.

Материалом исследования послужили 32 лексикографическиха пособия, изданных в период с 1955 по 2007 гг., которые отражают словесный и фразеологический фонд немецкого языка в его современном состоянии, например: Большой немецко-русский словарь в трех томах. М., 2004 (в дальнейшем - БНРС); Das Gro?e Worterbuch der deutschen Sprache in sechs Banden. Mannheim, 1993 (в дальнейшем - GWDS);аа Wahrig G. Deutsches Worterbuch. Munchen, 2000 (в дальнейшем - DWW); Agricola E. Worter und Wendungen. Leipzig, 1965.

В качестве фразеографических источников использовались 6 словарей, среди них: Немецко-русский фразеологический словарь. / Сост. Л. Э. Бинович и Н. Н. Гришин. М., 1975 (в дальнейшем - НРФС); Friederich W. Moderne deutsche Idiomatik. Munchen, 1968 (в дальнейшем - MDI); Rohrich L. Lexikon der sprichwortlichen Redensarten. Freiburg, 1974 (в дальнейшем - LSR).

Источниками фактического материала послужили и четыре словаря, которые отражают словарный состав национальных вариантов современного немецкого языка.

Использовался также материал двенадцати словарей разговорной и жаргонной лексики.

К анализу были привлечены также два лингвострановедческих словаря.

В качестве источника новой лексики был использован словарь Т.С. Александровой и И.Б. Пригоникер. Новые слова в ХХI веке: Немецко-русский словарь.

Источником политкорректной лексики послужил словарь Bittermann K. Henschel G. Das Worterbuch des Gutmenschen.

При сборе материала были использованы два словаря синонимов немецкого языка.

Наконец, при исследовании морфологической специфики коннотации применялся Словарь словообразовательных элементов немецкого языка М. Д. Степановой.

Языковой материал в работе (коннотативно маркированные слова и фразеологические единицы) рассматривается совместно из следующих соображений.

а) с менталингвистической точки зрения в сознании языковой личности нет жесткого разделения лексикона на лексические и фразеологические единицы; б) единицы вторичной номинации (метафоры, метонимии и фразеологизмы) обладают общим свойством идиоматичности; в) как слово, так и фразеологизм репродуцируются в готовом виде; г) слово - цельнооформленная единица, а фразеологизм - раздельнооформленная, это единственное, что разделяет лексические и фразеологические единицы (Зинченко, 2007); д) между словом и фразеологической единицей больше сходства, чем различий, и общие свойства их существенны (Бурова, 1998); е) фразеологические единицы в лексикологии рассматриваются как слова, то есть как функционально самостоятельные, нечленимые коммуникативные единицы, функционально соотносящиеся со словами (Гвоздарев, 2010); ж) лексикон языка - синергетическая система, в которой цельнооформленные и раздельнооформленные единицы органично дополняют друг друга.

Научная новизна работы состоит в том, что она является первым диссертационным исследованием, выполненным в русле контенсивной менталингвистики на конкретном языковом материале немецкого языка. аНаучная новизна работы также определяется следующим:

1) Построением контенсивно-менталингвистической модели коннотации на материале знаменательного лексикона современного немецкого языка.

2) Выявлением и разработкой понятия лэйдос как менталингвистической основы значения знаменательных слов и фразеологизмов.

3) Выявлением и разработкой понятия лэйдосимвол как менталингвистической основы коннотации в знаменательной лексике и фразеологии.

4) Рассмотрением основных способов реализации коннотации в современном немецком языке.

5) Рассмотрением культурно-национальной специфики коннотации в знаменательной лексике и фразеологии современного немецкого языка.

6) Выявлением и разработкой эмотивно-оценочного, стратического и ситуативного модусов коннотации.

Гипотеза исследования состоит в следущем: коннотация как аспект ЛЗ обусловлена дуализмом, т.е. одновременной принадлежностью ЛЗ как языковой системе, так и человеческому сознанию.

Теоретическая значимость работы состоит в аразработке актуальной для современной лингвистики модели коннотации в контенсивно-менталингвистическом аспекте. Диссертация является первым исследованием, выполненным с позиций контенсивной менталингвистики на материале современного немецкого языка, что создает возможность нового способа научного описания коннотации как в общей лингвистике, так и в германистике и имеет важное значение дляа дальнейших исследований коннотированного лексикона не только немецкого, но и других естественных языков.

Практическая значимость исследования состоита в том, что материалы исследования могут найти применение в лексикографической практике при составлении словарей коннотативно маркированной лексики современного немецкого языка. Помимо этого, результаты, полученные в ходе работы, могут использоваться в теоретических курсах лексикологии немецкого языка, диалектологии, лингвокультурологии, стилистике, в практическом преподавании немецкого языка, а также в соответствующем спецкурсе.

На защиту выносятся следующие основные положения диссертационного исследования:

1) Коннотация языковой единицы есть соотнесенность значения или (реже) форматива языкового знака с определенным эйдосимволом и, по причине этого, способность знака вызывать в человеческом сознании определенные импликации эмотивно-оценочного, стратического и ситуативного характера, связанные с прошлым и настоящим этно- и социокультурным опытом данного языкового коллектива.

2) Коннотация - лингвоментальная сущность, базирующаяся на эйдосимволической системе человеческого сознания, отражающей актуальные реалии, явления и процессы универсума, а также фиксирующей эмотивно-оценочное отношение к ним. Коннотация способна также благодаря своей основной, символической функции индицировать принадлежность языковой единицы к определенному национально-языковому варианту, социуму либо к определенной типовой ситуации общения.

3) В качестве контенсивно-менталингвистической основы значения знаменательного слова или фразеологизма выступает эйдос, понимаемый как эпистемологически, социально и психологически значимая сущность реалии, отраженная в человеческом сознании в виде в той или иной мере абстрагированного субъективного отпечатка фрагмента универсума в обобщенном и типизированном виде, преобразуемого и воспроизводимого в человеческом сознании и способного находить вербальное воплощение в акте номинации.

4) Контенсивно-менталингвистической базой коннотации служит эйдосимвол, дефинируемый здесь как специфический тип эйдоса, как целостное многофункциональное обобщенное отражение в человеческом концептуальном сознании объекта, процесса или события реальности, носящее стохастический характер и возникающее в процессе квалификативно-оценочной ментальной деятельности из, как правило, уже имеющихся в сознании эйдосов. Ему или его признакам приписывается действительная или мнимая символическая значимость, в силу этого он вызывает заинтересованность и эмоциональную оценку со стороны субъекта.

5) Исходным пунктом при семантическом моделировании коннотации являются эйдосимволические параметры языковой единицы. Иначе говоря, вербализованный эйдосимвол (как правило, его импликационал) и есть значение коннотативно маркированной ЛЕ или ФЕ как факт языкового сознания.

При этом одни импликации, присущие тому или иному эйдосу, могут быть связаны с сугубо рационально-логическим мышлением, другие Ч са эмоционально-оценочной сферой человеческого восприятия, третьи могут обнаруживать связь с обоими аспектами сознания. Второй и третий типы импликаций могут быть выделены под названием коннотаций.

6) По формальному критерию, т.е. по способу выражения выделяются два типа коннотации: а) формально-содержательная (фонетико-семантическая в широком смысле, морфосемантическая) и б) деривационно-семантическая (метафорическая, метонимическая, фразеосемантическая) коннотация.

7) Одной из основ идиоэтнической картины мира является специфическая системаа коннотаций. Лишь входя в состав определенной языковой культуры, коннотация приобретает культурно-национальный характер, фиксируя существующие в данной культуре оценки, гетеро- и автостереотипы, прецедентные факты.

Коннотативно маркированная лексика и, в особенности, фразеология также хранят информацию о национальных верованиях, мифах, легендах, исторических событиях, приметах, ритуалах и обычаях.

8) Исторически сложившемуся лексикону с немецкими культурно-национальными коннотациями в известной мере противостоит лексика, возникающая под влиянием политкорректности, приводящая на практике к нивелированию аксиологических понятий добра и зла, хорошего и плохого и ведущая к искажению существующей картины мира, слому общепринятых моральных норм традиционной национальной культуры и, следовательно, к деформации человеческого сознания и его эйдосимволической системы.

9) Поскольку коннотация является сложным, многомерным целым, возможно ее исследование в трех модусах: эмотивно-оценочном, стратическом и ситуативном. В свою очередь, в рамках каждого из указанных модусов существует своя типология коннотаций.

Результаты диссертационного исследования прошли апробацию на следующих лингвистических мероприятиях:

1) Международной конференции Иностранные языки в научной деятельности специалиста. Ташкент (Узбекистан) 1991; 2) 2-й Российской университетско-ака-демической научно-практической конференции. Ижевск, 1995; 3) Международной на-учной конференции Филология на рубеже ХХ-ХХ1 веков. Пермь, 1996; 4) 3-й Российской университетско-академической научно-практической конференции. Ижевск, 1997; 5) 4-й Российской университетско-академической научно-практической конференции. Ижевск, 1999; 6) Республиканской научной конференции Актуальные проблемы сопоставительного языкознания и межкультурные коммуникации. Уфа, 1999; 7) Региональной научно-практической конференции Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики. Ульяновск, 2000; 8) 5-й Российской университетско-ака-демической научно-практической конференции. Ижевск, 2001; 9) Всероссийской научно-практической конференции Раннее языковое образование: состояние и перспективы. Ижевск, 2001; 10) Региональной научно-практической конференции Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики. Ульяновск, 2001; 11) Региональной научно-практической конференции Актуальные проблемы теории языка, лингводидактики и межкультурной коммуникации. Ульяновск, 2002; 12) ХХХIII Международной филологической конференции. СПб, 2004; 13) ХХХIV Международной филологической конференции. СПб, 2005; 14) ХХХIХ Международной филологической конференции. СПб, 2010.

По теме диссертационного исследования на протяжении ряда лет читается спецкурс для студентов Филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

В структурном плане работа состоит из Введения, в котором описаныа актуальность, цели и задачи исследования, сформулирована его гипотеза, определены методологические и теоретические основы исследования, сформулированы положения, выносимые на защиту; четырех глав, отражающих ход и результаты проведенного исследования; Заключения, в котором подведены научные итоги проделанной работы; Списка использованной литературы; Списка словарей и справочных пособий; Списка сокращений и Приложения, представляющего собой Краткий немецко-русский словарь коннотированной лексики и фразеологии, адресованный широкому кругу германистов, а также всем студентам-филологам, изучающим немецкий язык.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В первой главе Коннотация как лингвистическое явление рассматривается исторический этап исследований в области коннотации, прослеживается становление этого термина. В главе анализируются также точки зрения, с которых коннотация рассматривается в парадигмах традиционной лингвистики, в частности, в структурно-семантической (Л. Блумфильд, Б. Потье, Ю.Д. Апресян, С. Ульманн и др.), семиотической (Л. Ельмслев, Г. Ресслер, У. Эко и др.), социолингвистической (например, К. Мартенс, Й. Донат, Ф. Бок), коммуникативно-прагматической (А.А. Леонтьев, Е.Ф. Тарасов, Th. Schippan), лексико-семантической (В.Н. Телия, В. Флейшер, В.И. Говердовский) и лингвостилистической (Ш. Балли, И.В. Арнольд, Ю.М. Скребнев).

В названных парадигмах традиционной лингвистики отсутствует единство взглядов на лингвистический статус коннотации, на место коннотации в структуре значения языкового знака, а также на проблему разграничения денотации и коннотации, на объем и структуру последней. Отчасти указанные разногласия и нерешенные проблемы объясняются многогранностью и сложностью феномена коннотации, однако они не в меньшей степени обусловлены также и особенностями методологических предпосылок, характерных для значительной части лингвистических направлений ХХ века, а именно:

а) редукцией объекта исследования путем сведения его к сугубо логической схеме. В XIX веке лингвистический панлогизм привел к отождествлению понятия и лексического значения, что существенно замедлило исследования в области коннотации; б) рассмотрением языка как некой гипостазированной системы, существующей помимо сознания языковой личности; в) взглядом на лексическое значение как на некое жестко структурированное образование; г) сведением отношений лязык - сознание к более частным отношениям лязык - мышление.

В системно-структурных парадигмах наиболее дискуссионным по-прежнему остается вопрос о том, входит ли коннотация в структуру языкового значения или же является сугубо речевым феноменом.

Существенные лингвофилософские предпосылки к рассмотрению данной проблемы созданы работой В. Киршгесснера (Kirschgassner, 1971). При исследовании естественного языка делается справедливый вывод о том, что естественный язык обладает, по сравнению с другими знаковыми системами, более интенсивным влиянием в силу того, что в значении слов всегда содержится определенная эмотивность (Kirschgassner, 1971).аа

Таким образом, признается, что коннотация (по крайней мере, ее эмотивная конституента) закреплена в лексическом значении на уровне системы языка.

Значительный вклад в выявление лингвистического статуса коннотации внес К. Бохманн. Рассмотрев логические и лингвистические определения коннотации, он подчеркивает, что лисследование коннотации однозначно является лингвистической задачей (Bochmann, 1974). Коннотация рассматривается К. Бохманном как преимущественно речевой феномен, локказиональный, дополнительный семантический элемент (Bochmann, 1974).

Признавая тот факт, что коннотация языкового знака находит свою окончательную актуализацию лишь в акте коммуникации, отметим, однако, что любые социально существенные типы коннотации, в том числе и эмоционально-оценочного характера, все же, очевидно, входят в ЛЗ, поскольку, как метко заметила В. Н. Телия, все, что есть в речи, лоткладывается про запас в лексиконе (Телия, 1986).

Коннотированная лексика, применяясь на синтагматическом уровне, неизбежно создает экспрессивно-прагматический эффект высказывания. Разумеется, такого же эффекта можно добиться и при помощи речевого употребления языковых единиц, не обладающих коннотативным аспектом значения путем их необычной сочетаемости, однако здесь мы имеем дело с иным механизмом создания экспрессии.

Если в первом случае экспрессия создается за счет актуализации в речи коннотативных семантических признаков, то во втором случае экспрессивно-прагматический эффект возникает в результате создания новых ассоциативных связей между словами на синтагматическом уровне. Поэтому на уровне речи вряд ли следует вести речь о коннотации. В данном случае представляется более уместным говорить об экспрессии, понимая под ней способность любого языкового знака выражать в коммуникативном акте субъективное отношение языковой личности к объекту высказывания.

Продолжительная дискуссия велась и ведется до сих пор среди лингвистов также по столь важной проблеме, как место коннотации в значении языкового знака. Так, например, К.-Д. Людвиг по сути предлагает ограничить языковое значение чисто понятийно-рациональной сферой, подразделяя семантические признаки языковых единиц на (а) понятийные и (б) понятийно-оценочные (Ludwig, 1982), тем самым не оставляя места коннотации в семантической структуре слова.

Сходной точки зрения придерживался и ряд отечественных языковедов. Так, и в отечественной лингвистике существует мнение, что коннотация несет в себе лишь эстетическую информацию и, таким образом, не входит в семантическую структуру языкового знака (Звегинцев, 2007; Кобозева, 2000). Вопрос заключается в том, в какую же структуру сознания она в таком случае входит? Если она базируется в структуре человеческого сознания, то и понятийно-рациональные конституенты ЛЗ, очевидно, базируются там же.

Указанное противоречие реальным языковым фактам устранимо, если принять точку зрения, что язык соотносится не столько с абстрактно-логическим мышлением, сколько с человеческим сознанием вообще (Головин, 1977; Peine, Schonfeld, 1982). Мышление при этом интерпретируется лишь как часть сознания, включающего еще и фантазию, и память, и восприятие, т.е.а помимо сугубо рационально-логического компонента в отражении различных фрагментов окружающей человека реальности присутствуюта эмотивно окрашенные образность и оценочность.

Присоединяясь к данной точке зрения, добавим, что такой атрибут, как эмотивная оценочность часто ощущается носителями языка вне отчетливой связи с конкретным коммуникативным актом, что особенно характерно для социально-эстетически маркированных лексических страт и, следовательно, входят в состав словесного значения, создавая эмотивно-оценочную коннотацию.

Серьезную проблему представляет также разграничение денотативного и коннотативного аспектов значения. Вариации коннотации бесчисленны, не поддаются определению и, как целое, их трудно отграничить от прямых денотативных значений (Блумфилд, 1968).

Данное мнение отражает взгляд на ЛЗ как на жестко упорядоченное структурное образование с четко фиксированными компонентами, что типично для конструктивно-логического уровня исследования. В действительности же языковое значение, будучи абстрактно взятым семантическим объектом, обладает свойством континуальности, (подробно описанным еще в 1961 г. в широко известной работе Д. Болинджера Generality, Gradience and the All-or-None), понимаемой в данной работе как постепенность, плавность перетекания одной смежной категории в другую.

По причине изложенного выше вряд ли имеет смысл рассмотрение денотации и коннотации как жестко противопоставленных лингвистических сущностей с целью их четкого разграничения. Коннотативные семантические признаки чаще всего являются производными от денотации. При этом важно, какой из аспектов эпистемологической деятельности выступает на первый план: логико-рациональный или же квалификативно-оценочный.

Тем не менее, на индуктивно-эмпирическом уровне исследования возможно выделение четырех типов слов и ФЕ в зависимости от специфики соотношения денотации и коннотации в их значении.

При этом в качестве исходного пункта возьмем фразеологическую классификацию, согласно которой все устойчивые словесные комплексы языка подразделяются на номинативные и номинативно-экспрессивные фразеологизмы (Чернышева, 1970). Mutatis mutandis, перенесем эту классификацию на весь лексико-фразеологический фонд немецкого языка в наших целях.

Далеко не у всех слов в их семантической структуре наличествуют оба аспекта значения. Некоторая часть лексических единиц как средств прямой номинации на парадигматическом уровне не обладает коннотацией, выполняет исключительно номинативную функцию и может быть охарактеризована как номинативные языковые единицы. В качестве примера приведем некоторые слова в их прямых значениях: Wasser Ч вода (нейтр.), trinken Ч пить (нейтр.), Haus Ч дом (нейтр).

Другая часть слов и фразеологизмов, прежде всего междометного типа, не имеет понятийно-рационального аспекта в своем значении, неся лишь коннотативные признаки. Она может быть обозначена как коннотативные языковые единицы. Иллюстративными единицами здесь могут служить ach du grune Neune! Ч елки-палки! (разг.),а Prost Mahlzeit! Ч вот те на! (разг.).

Промежуточным типом являются слова и ФЕ, в значении которых наличествует как денотация, так и коннотация. В зависимости от того, какой из данных аспектов выступает в качестве основного, можно выделить номинативно-коннотативные и коннотативно-номинативные языковые единицы.

Примером номинативно-коннотативной лексики являются единицы типа Recke Ч богатырь (положит.), verbrecherisch Ч преступный (отрицат).

Коннотативно-номинативная лексика иллюстрируема языковыми единицами mein lieber Schwan! Ч дорогой мой! (фам.), Quatsch Ч чушь (разг. отрицат).

Все описанные лексико-фразеологические разряды, помимо первого, можно объединить в понятие лконнотированные языковые единицы.

Целый ряд исследователей (Ризель, 1980; Firle, 1982; Шаховский, 1987; Алефиренко, 1999) чрезмерно редуцируют понятие коннотация, преуменьшая тем самым важную роль этого лингвистического явления. Между тем, результаты проведенного нами анализа свидетельствуют об обратном.

На материале словарей БНРС, GWDS и DWW намиа было выявлено соотношение коннотированного и неа коннотированного языкового материала. БНРС насчитывает более 185000 словарных статей, GWDS - более 500000, а DWW - более 225000. Подсчет производился не по словарным статьям, а по словарным позициям, включающим отдельные лексико-семантические варианты заглавного слова, а также приведенные в словарных статьях фразеологизмы.

Выборкаа материала осуществлялась по стилистическим, специальным (то есть относящим слово или фразеологизм к отдельной предметной области), дискурсивным (относящим языковую единицу к тому или иному предмету дискурса: бран., жарг., мол. жарг., эвф. и т.п.), временным, территориально-региональным пометам (Добровольский, 2008).

По аналогичному принципу был проведен анализ трех фразеологических словарей. Был проанализирован БНРС, насчитывающий 14000 словарных статей. Также были подвергнуты анализу следующие фразеографические источники: MDI как фразеологический словарь синхронно-лингвистического характера, включающий в себя 8000 ключевых идиом, а также LSR, носящий историко-филологический характер и состоящий из 35000 словарных статей. Результаты, полученные в ходе анализа, приводятся в следующей таблице.

Нами применялся метод частичной выборки: анализу подвергались десять из каждых ста страниц. Результаты анализа приводятся в следующей таблице.

Таблица 1

Словарь

Общее количество проанализированных словарных позиций

Количество коннотированных словарных позиций

Процент коннотиро-ванных словарных позиций

БНРС

51525

18806

36,5%

GWDS

185247

78915

42,6%

DWW

83253

34382

41,3%

НРФС

2380

2156

90,6%

MDI

1286

1193

92,8%

LSR

6317

5773

91,4%

Итого были проанализированы 330008 словарных позиций. В среднем процент коннотированного языкового материала составляет, согласно данным анализа указанных словарей, 65,85%.

При этом следует иметь в виду, что к анализу не привлекалисьа словари разговорной и жаргонной лексики, а также словари национальных вариантов немецкого языка, практически на сто процентов состоящие из коннотированных языковых единиц, лишь в ограниченном количестве повторяющихся в проанализированных словарях. Учитывая этот фактор, процент коннотированной лексики и фразеологии в лексиконе немецкого языка должен быть около 70%, а языковые единицы с нулевой коннотацией составляют около 30%. Это является убедительным доводом в пользу распространенности явления коннотации на лексико-фразеологическом уровне, а также говорит о серьезной недооценке этого явления в предыдущих лингвистических работах.

Таким образом, в главе представляется возможным придти к выводу, что коннотация входит в языковое лексическое и фразеологическое значение в качестве полноправного и чрезвычайно важного аспекта. Доля коннотации в лексиконе немецкого языка составляет около 70%. Трудности в разграничении денотации и коннотации, вызванные континуальностью значения, не носят непреодолимого характера и не могут служить основанием для отрицания лингвистического статуса коннотации.

Во второй главе Эйдосимволические основы коннотации апроводится исследование коннотации знаменательной лексики и фразеологии современного немецкого языка в контенсивно-менталингвистическом аспекте. Большинством лингвистов в настоящее время делается вывод о необходимости последовательного соблюдения антропоцентрического принципа, т.е. необходимости наиболее полного учета отношений лязык Ч человек для полного понимания языковых явлений.

Отечественными и зарубежными исследователями понятие лобраз нередко включается в содержательную структуру слова в качестве ее составной части (Комлев, 2003; Стернин, 1978; Кацнельсон, 1986 и мн. др.). Исходя из описываемой концепции, рассматривающей ЛЗ не только как некую системно-знаковую категорию, но и как своего рода отпечаток реалии, целесообразно критически рассмотреть понимание термина лобраз, имея в виду ЛЗ кака факт человеческого сознания.

Понятие лобраз употребляется в целом ряде научных дисциплин, в каждой из которых оно истолковывается по-разному. Помимо этого, данное слово используется и в быту. Понятие это, по существу, не принадлежит ни одной конкретной науке. Вследствие этого и в лингвистике оно расплывчато и лишено терминологически ясного, непротиворечивого определения. По изложенным соображениям в данной работе представляется целесообразным отказаться от оперирования словом лобраз и далее пользоваться понятием эйдос (от греческого eidos Ч образ, сущность, форма). Заметим, что лэйдос как термин выгодно отличается от явно неудачного понятия лобраз (принятое в немецкоязычной лингвистике обозначение das Abbild имеет свою дефиницию и хотя бы поэтому не вызывает сомнений), производное от которого безoбразный, несмотря на постоянно ставящееся ударение, что само по себе не слишком удобно, постоянно ассоциируется со словом безобрaзный.

Проведенное исследование выявило следующие свойства эйдоса.

1) Именно на основе эйдоса возникает слово как его лингвистическая реализация. Эйдос как фрагмент чувственного отражения и познания мира носит при этом субъективный характер, что, в свою очередь, фиксируется и в семантике слова, возникающего в результате наименования данного эйдоса. При восприятии слова оно вызывает в сознании языковой личности не обозначенную этим словом реалию, а ее эйдос, причем, в зависимости от особенностей индивидуального и / или коллективного опыта языковой личности, этот эйдос может широко варьировать.

Так, например, при восприятии слова Tisch Ч стол в сознании говорящего или слушающего субъекта может возникнуть как вариант эйдос старинного резного письменного стола (Schreibtisch), маленького кухонного стола (Kuchentisch) или элегантного журнального столика (Clubtisch).

Из этого примера вытекает, что все эти варианты одного и того же эйдоса объединяет общий минимальный набор или интенсионал неотъемлемых инвариантных семантически значимых признаков (атрибутов) объекта, являющийся феноменом уже не индивидуального, а общественного (национального,а социокультурного или социально-группового) сознания, позволяющий соотнести данный объект с другими объектами этого же класса и, таким образом, обеспечивающий понимание между говорящим и слушающим.

Существуют также окружающие данное ядро импликации, понимаемые здесь как мыслительные операции и типы мыслительных связей, основанные на отражении сознанием реальных линейных связей, зависимостей, взаимодействий вещей и признаков; мыслительные аналоги связей действительности (Никитин, 2009). Совокупность импликаций обычно определяется как импликационал данного эйдоса.

2) Эйдос имеет множество измерений, соотносимых с его атрибутами, в которых отражаются различные свойства данного фрагмента реальности, их корреляции друг с другом и с другими эйдосами, а также отношение к ним субъекта познания.

3) Эйдос способен существовать в сознании независимо от непосредственного восприятия в данный момент обозначенной им реалии и репродуцироваться при необходимости. Он является не только воспринимаемой, но также и зависимой от человеческого этно- и социокультурного опыта и знаний ментальной сущностью. Нетрудно заметить, что различные эйдосы обладают разной степенью релевантности для формирования коннотации единиц лексико-фразеологического уровня языка.

В развитие этой мысли о влиянии субъективно воспринятых и преобразованных предметных признаков некоторых эйдосов на сферу чувств как первоначальной предпосылке возникновения коннотативного аспекта значения, отметим, что такую эмоциональную реакцию в человеческом сознании могут эвоцировать не только обозначения некоторых реалий, но часто и сами эти реалии или их отдельные атрибуты, взятые в их социокультурной интерпретации. Например, обладание такими реалиями, как бриллиантовые украшения, автомобиль марки роллс-ройс, собственная яхта символизируют высокий социально-экономический статус их владельцев.

Таким образом, в описанных случаях эйдос начинает выполнять символическую функцию; не теряя своей эйдетичности, он в то же время играет роль и социокультурного символа, репрезентируя либо свою принадлежность к эмотивно-оценочной сфере, либо к какому-либо регионально, социально, ситуативно или же темпорально маркированному фрагменту эйдетической системы сознания.

Оперируя понятием символ, его прежде всего необходимо дефинировать, тем более что ему зачастую приписывается различное содержание.

В рамках данной работы нам более импонирует широкое определение символа как понятия, фиксирующего способность материальных вещей и событий, чувственных образов выражать идеальное содержание, отличное от их непосредственного чувственно-телесного бытия (Новейший философский словарь, 1999). Для нас важным в этом определении является способность чувственных образов (эйдосов) репрезентировать, т.е. в данном случае символизировать эмоции и языковые явления.

Признанными свойствами символа являются его эйдетичность и мотивированность (де Соссюр, 1977; Маслова, 2004). аПоэтому и в рамках данной работы эйдос как бы сращивается с символом, являя единое целое (компликацию). Мотивированность же объединяет символ с языковыми единицами, в основе значения которых лежит эйдос: прежде всего мотивированными ФЕ, метафорами и метонимиями.

Механизм символизации эйдоса, на наш взгляд, действует следующим образом.

Отраженные в эйдосах реалии играют в жизни человека объективные или приписываемые им роли различной степени значимости. При этом некоторые из них способны индуцировать сильные положительные или отрицательные эмоции, символически репрезентируя нечто особо важное, престижное, приятное или неприятное для человека как субъекта, существующего одновременно в биологическом и социальном измерениях.

В то же время эйдос может символизировать и сферу своего функционирования (регион, социолект, ситуацию и т. п.). Эйдос способен нести многократное символическое отягощение, symbolic pregnancy, пользуясь термином Э. Кассирера. Такие символически отягощенные эйдосы мы обозначаем в данной работе как эйдосимволы (в дальнейшем - ЭС).

По нашему мнению, в контенсивно-менталингвистическом аспекте возможно выделить следующие типы эйдосимвола по способу их возникновения.

1) Прямые ЭС. Воздействие таких ЭС на эмоциональную сферу человеческого сознания зависит не столько от способа их реализации, сколько от их сути. Они могут быть реализованы как авербальными, так и вербальными средствами. В последнем случае ЭС вербализуется средствами прямой номинации, поскольку в качестве основного эмоциогенного фактора выступает сам ЭС через свои отдельные атрибуты. Таковы, в частности, ЭС, связанные с эмоциональной сферой, а на вербальном уровне Ч прямые наименования этих эмоций: Liebe - юбовь, Hass - ненависть и т.п.

Различная степень релевантности разных эйдосов для формирования коннотации объяснима тем, что эпистемологическое освоение человеком мира протекает в двух направлениях:

а) логико-понятийное, в котором решающую роль играет максимальная объективация субъективного эйдоса; б) квалификативно-оценочное, в котором эйдос служит объектом креативной интерпретации при усилении его субъективности.

В случае логико-понятийного абстрактного мышления включенный в это мышление эйдос, утрачивая эйдосимволичность, сводя свое содержание преимущественно к ограниченному набору предельно абстрагированных признаков интенсионала, стремится к строго однозначному логико-конструктивному понятию как к своему пределу, обогащая инвентарь номенклатурно-терминологических наименований.

Во втором случае эйдос становится объектом деятельности фантазии как категории сознания. С эпистемологической точки зрения фантазия есть мысленный механизм компенсации недостатка объективных знаний о мире на основе переноса по аналогии результатов предшествовавшего опыта.

В принципе, в фантазии производятся те же операции, что и в рационально-логическом мышлении, однако недостаток объективных знаний о реалии или подмена объективных знаний субъективными делает невозможным установление жестких логических связей, которые заменяются стохастическими связями.

Например, вместо каузальной логической операции лесли А, то Б с максимальной степенью вероятности, вводится операция лесли А, то, вероятно Б с неопределенной степенью вероятности, предел которой стремится к нулю. Так, конечный результат метафоризации слова Fuchs, в зависимости от признака, избираемого в качестве основы семантической деривации, может выражаться в дериватах со следующими значениями: аschlauer Mensch - хитрец; аrotkopfiger Mensch - рыжеволосый человек; rothautiges Pferd - гнедая лошадь.

Таким образом, в логику воображения вводится дополнительный элемент стохастичности. Зависимость меры эйдосимволичности от степени стохастичности эйдоса можно схематически изобразить следующим образом.

Схема 1

Зависимость меры эйдосимволичности от степени

стохастичности эйдоса

Понятиеаа ааЭйдос аЭйдосимвол

 


Минимум Максимум

аа Степень стохастичности

При такой интерпретации гипотетическим путем преодолевается недостаток объективных знаний и строится вероятностная модель мира или его фрагмента.

2) аПроизводные ЭС. Эйдос как продукт фантазии может подвергаться некоторым операциям эйдоментального характера, лостраняющим его. В результате подобных операций на основе исходного эйдоса возникают ЭС производного характера. Например, такими операциями могут быть следующие:

а) аглютинация Ч соединение несоединимых в реальности качеств, свойств, частей реалий: dummklug Ч умный, да неразумный; б) мультипликация Ч размножение объекта: toben wie zehn nackte Neger im Schnee Ч беситься, как десять голых негров в снегу; в) гиперболизация Ч подчеркнутое увеличение или уменьшение объекта либо его атрибутов. На уровне языкового сознания гиперболизация выступает как в виде собственно гиперболы Ч baumgro? (о высоком человеке), так и в виде литоты - haarklein (крошечный); д) изменение качества частей объекта (saure Miene Ч кислая мина); е) подчеркивание каких-либо признаков реалии (Rotkappchen Ч Красная Шапочка); ж) подмена одного объекта другим (mir geht ein Seifensieder auf вместо mir geht ein Licht auf Ч наконец-то я смекнул); з) помещение объекта в несвойственное ему окружение: ein Hecht im Karpfenteich Ч человек, вносящий оживление в инертный коллектив (дословно: щука в пруду с карпами).

Думается, что механизм возникновения коннотаций заключается в том, что, проходя через фильтр фантазии, становясь объектом квалификативно-оценочного мышления, содержание ЭС обогащается различного рода дополнительными вероятностными импликационными связями, приобретая особо яркую целостную эйдосимволичность за счет некоторой размытости, качественной и количественной неопределенности признаков. Это, увеличивая степень свободы толкования такого ЭС, создает широкие возможности для его субъективно-оценочной интерпретации.

Помимо своего вторичного, производного характера ЭС отличается от тривиального эйдоса целым рядом отличительных свойств, основные из которых, как представляется, заключаются в следующем.

1) В отличие от обычного эйдоса, ЭС обладает выраженным свойством антропоцентричности, т.е.а эйдосимволическая система сознания и, следовательно, вся совокупность коннотированной лексики и фразеологии, ориентирована на микрокосмос человека.

2) Следующее свойство ЭС как мыслительной базы коннотативного аспекта значения Ч это его ориентация на квалификативно-оценочную воображаемую интерпретацию отдельных свойств или же всего отражаемого объекта в его совокупности и, следовательно, его принадлежность к сфере человеческой деятельности в их квалификативно-оценочном осмыслении.

3) Производной от предыдущего свойства является остраненность, фиктивность ЭС, понимаемая здесь как свойство непредсказуемости знака в некоторой знаковой системе, воспринимаемой адресатом, и обусловливающая в силу своей неожиданности интенсивное воздействие на его воображение.

При этом здесь выдвигается точка зрения, что остраненность может быть реализована как внутри ЭС за счет необычного сочетания его признаков, так и внешне, в его связях с другими эйдосимволами (например, при переносе атрибута одного ЭС на другой, что типично для коннотированных ЛЕ и ФЕ).

Иллюстрацией внутренней остраненности может служить слово Fressalien Ч закусочка, жратва (фам.), где эмотивно-оценочная основа Fress- соединена с явно диссоциируемым с ней суффиксом греко-латинского происхождения -alie, функционирующим преимущественно для словопроизводства в области естественных наук: (ср. Materialien, Naturalien, Chemikalien).

4) Следующее, также производное от (2) свойство ЭС как основы коннотацииа есть стремление к замене констатирующего описания фрагмента реальности эмотивно-оценочной интерпретацией этой реальности, к подмене истинности правдоподобием. При этом ЭС наряду с истинными атрибутами может наделяться несвойственными ему признаками, представляемыми как истинные, т.е. псевдопризнаками. Например, в русском и немецком языках медведь (Bar) используется для квалификативной характеристики неуклюжего человека. Между тем с объективной точки зрения медведьаа вполне ловкое животное и проецируемый на него человеческий признак неуклюжесть является псевдопризнаком данного эйдосимвола.

5) Неотъемлемым и одним из фундаментальных свойств вербализованного ЭС является его способность служить символом лексических страт, вытекающие из его преимущественного использования как элемента одной из сфер эйдетической системы сознания или как элемента ситуации, в которой он преимущественно функционирует.

6) Наконец, к важнейшим свойствам ЭС относится его стремление к материальному воплощению в языке, т.е.а к его вербализации. Это свойство легко объяснимо тем, что ЭС как отражение ценностно-предметной сущности реалии вызывает к себе интерес и по этой причине включается в социально-языковой опыт говорящего коллектива.

Функциональные особенности эйдоса заключаются в следующем.

ЭС носит ярко выраженный полифункциональный характер. Вместе с тем можно выделить его две основные функции, вытекающие из его свойства накапливать импликации, выводимые из этно- и социокультурного опыта, связанного с его существованием в качестве элемента эйдетической системы сознания.

Во-первых, существует эмотивно-оценочная функция ЭС, которая основана на его способности символизировать и эвоцировать в сознании социально релевантные оценки.а

Во-вторых, ЭС, являясь своего рода лаккумулятором импликаций, связанных со сферами его преимущественного функционирования, выступает в качестве символа этих сфер и в силу этого обладает символической функцией. Так, например, вербализованный ЭС der Clan Ч семья символизирует молодежно-жаргонную сферу коммуникации, der Kiwara Ч полицейский репрезентирует одновременно как территориальную сферу функционирования данной единицы (Австрия), так и ее принадлежность к пласту арготизмов, а также символизирует ее употребление в неофициальных коммуникативных ситуациях.

Рассмотренная до сих пор специфика эйдоса затрагивала его социальный характер лишь косвенно. Между тем мышление (как понятийно-рациональное, так и квалификативно-оценочное), будучи свойством индивидуального сознания, всегда включенного, однако, в коллективное сознание социальной группы, языкового коллектива, человечества, протекает в преимущественно знаковой, вербальной форме. Помимо этого, одной из основных функций человека как социального существа является коммуникация. Именно из социального характера человеческого общения с необходимостью вытекает тот факт, что ЭС стремится к вербализации в языковом знаке как мыслительной единице и одновременно средстве обмена информацией между людьми. Как правило, ЭС реализуется в языковом знаке не как сущностное целое, а посредством одного или нескольких отобранных языковым коллективом истинных или мнимых стереотипных признаков, на основании которых осуществляется квалификативно-оценочное осмысление обозначаемой реалии.

Наборы признакова составляют в своей совокупности интенсионал лексического значения, являющийся, в конечном итоге, результатом логического и эмпирического членения отражаемого объекта по признакам. При этом в основу номинации часто закладывается один из периферийных признаков ЭС, представляемый в качестве основного, что вызывает соответствующие эмотивно-оценочные коннотации: der Pillendreher Ч аптекарь (фам.).

Слово и ФЕ традиционно принято интерпретировать как двусторонний языковой знак с единством формы и содержания. Однако говорить о материальной оболочке слова исключительно как о его форме, а о семантической стороне исключительно как о содержании было бы чрезмерно упрощенным.

Рассмотренные выше особенности ЭС как специфического эйдоса сводились к его содержательной стороне как феномена сознания. Между тем одно из значений слова лэйдос есть форма, т.е.а каждое содержание имеет какую-то форму своего проявления. Поэтому можно по праву считать, что звуковая оболочка слова, помимо формального аспекта, в силу определенных причин (например, в случае своей экзотичности) может иметь и свои содержательные импликации, пропущенные через квалификативно-оценочную призму сознания, обладая тем самым своего рода эйдосимволичностью.

В свою очередь,а вербализованный в результате лингвокреативного акта эйдос имеет и формальный аспект, проявляющийся, в частности, в связи эйдоса со звуковой формой, что выступает как внутренняя форма слова в ее понимании в духе А.А. Потебни (Потебня, 1989) .

По формальному критерию мы можем выделить формально-содержательную (фонетико-семантическую в широком смысле, морфосемантическую, фразеосемантическую) и деривационно-семантическую коннотацию.

Выражение коннотации формально-содержательными средствами

А) Фонетико-семантические средства выражения коннотации. Как уже было изложено выше, в ряде случаев звуковая оболочка (звуковой эйдос) слова может выступать в качестве объекта квалификативно-оценочной деятельности, эвоцировать определенные импликации различной степени стохастичности, воздействуя тем самым на эмоциональную сферу языковой личности и, следовательно, может обладать определенной эйдосимволической значимостью. Здесь мы можем говорить о фонетико-семантических способах выражения коннотации.

Вероятно, наиболее легко выявляемым является способ выражения коннотации звукоподражательными формами, в которых реализуются традиционно закрепленные подражания реальным звукам, издаваемым различного рода объектами. При этом, с одной стороны, вымышленное звуковое подражание проецируется на реальный звук, а, с другой стороны, часто в качестве периферийного признака проецируется и на издающий звук объект, являясь его репрезентантом. Коннотацией звукоподражательных форм обладают слова типа Wauwau Ч собачка, Tacktack Ч пулемет и т. д.

Заметим, что эвфонические средства присущи парным словосочетаниям и некоторым сложным словам, например: Multikulti - мультикультурность.

Осознание экзотичности звучания слова может быть основано на идиоэтническом характере эстетического восприятия звуков и их комбинаций. В основном именно в указанной форме выражается коннотация заимствований из других языков в той мере, в какой заимствованное слово не подверглось ассимиляции и не утратило остраненности своего звучания: das Kaleika Ч шум, шумиха (польск.) и т.п.

Иногда звуковая оболочка исконно немецкого слова с целью создания комического эффекта стилизуется под иноязычное звучание, вследствие чего возникают псевдоиностранные слова и выражения: schickobello - шикарный, красивый. Коннотацию таких слов можно обозначить как коннотацию псевдозаимствований.

Коннотация может выражаться также и паронимией. Явление паронимии имеет место в том случае, когда с опорой на звуковой комплекс одного слова создаются новые словообразовательные номинации (Девкин, 1980). Приведем пример такого фамильярно маркированного фонетического словообразования: Playboy > Blah-Boy (страдающий метеоризмом).

Б) аМорфосемантические средства выражения коннотации. При описании средств словообразования в качестве основы принимаются словообразовательные модели немецкого языка, выделенные М.Д. Степановой (1979).

Проведенный анализ фактического материала не установил корреляции между наличием коннотации и моделью корневых слов. Это легко объяснимо тем, что корневые слова сами по себе могут обладать тривиальной эйдетичностью. Эйдосимволичность и, следовательно, коннотацию такие слова получают по целому ряду причин, независимых от данной словообразовательной модели.

Не может быть средством выражения коннотации и модель имплицитного словопроизводства. Если имплицитные дериваты и могут выступать как коннотированные языковые единицы, то исключительно по описанным выше причинам.

Несколько иные результаты дает рассмотрение аффиксальных моделей как средства выражения коннотации. Хотя в целом немецкие аффиксы редко обладают выраженными коннотативными потенциями (Степанова 1979), все же можно говорить об их некоторой продуктивности в этом отношении.

Из соображений экономии места приведем далеко не полный перечень коннотированной лексики, образованной посредством аффиксации.

Так, например, выражают коннотацию суффиксы существительных -bold (Witzbold Ч шутник, проказник), -ian (Schmierian Ч грязнуля), служащие для обозначения лиц, обладающих отрицательными качествами характера и употребляющиеся в разговорной сфере коммуникации.

Как правило, придает слову коннотацию разговорности также усилительный префикс Erz- (Erzbetruger Ч архиплут).

Обладает отчетливо выраженной коннотацией также и заимствованный итальяно-испанский суффикс существительных и прилагательных Цo: Randalo - скандалист, Gitarrero - гитарист, rapido - быстро, живо.

Cимволизируют фамильярную сферу коммуникации и, следовательно, коннотативно значимы и полусуффиксы существительных, полученных от наименований профессий, например, а-klempner ( Zahnklempner аЧ зубодер).

Что касается атрибутивного словосложения, то оно зависит в первую очередь от семантических факторов, в частности, от наличия семантической трансформации компонентов сложного слова как способа экспликации эйдосимволичности и, следовательно, коннотации. Формальная экспликация коннотации играет в этом случае, как правило, лишь вторичную роль. Семантическое преобразование компонентного состава при композиции может зависеть от определяющего компонента. При этом имеет место атрибуция признака (и, следовательно, семантическое преобразование) ментального отражения реалии, служащей объектом номинации, в первом компоненте сложного слова: Abfutterungsbetrieb Ч столовая, столовка).

Композиты могут содержать и сравнения: honigsu? Ч сладкий как мед.

При экспликации коннотативного признака во втором компоненте сложного слова атрибуция признака происходит в определяемом компоненте: Bergfex Ч заядлый альпинист (разг.). Атрибутивный компонент в данном случае лишь относит реалию, отраженную в ЭС, к той или иной сфере антропогенной деятельности, коннотация же эксплицируется определяемым компонентом.

В копулятивных сложных словах коннотация эксплицируется за счет сочетания интенсионала одного компонента с импликационалом второго, в результате чего в одном слове (оксюмороне) выражаются внутренне противоречивые сущности (Никитин, 1988): Freundfeind Ч человек, к которому испытывается смешанное чувство дружбы и вражды. Заметим, что число таких слов незначительно.

Таким образом, наиболее продуктивными моделями образования коннотированной лексики являются атрибутивное словосложение и аффиксальное (прежде всего полуаффиксальное) словопроизводство. Продуктивность словообразовательных моделей при выражении коннотации зависит от того, насколько эйдетичны структурные компоненты этих моделей, т.е., насколько они обладают самостоятельным лексическим значением и, следовательно, от того, насколько они способны выступать в эйдосимволической функции. Итак, коннотация в словообразовании имеет не столько формальные, сколько семантические причины.

Коннотация ФЕ может находить свое выражение в фразеосинтаксических факторах. Поскольку основной структурный компонент ФЕ сопоставим со словом, то все перечисленные выше фонетико-семантические и морфосемантические факторы коннотации слова действительны и по отношению к фразеологическим компонентам. В силу данной причины ограничимся кратким замечанием, касающимся синтаксической структуры ФЕ. Поскольку общепризнанным фактом является, что фразеологический фонд любого языка организован по синтаксическим правилам, принятым в данном языке, то в этом отношении можно вести речь о весьма немногочисленных фразеологизмах, организованных не по стандартной синтаксической схеме, например: drei Kase hoch Ч от горшка два вершка (разг). Именно это несоответствие синтаксическим структурам вызывает остраненное восприятие подобных ФЕ и, следовательно, коннотативный эффект. Этим, в сущности, и исчерпывается коннотативная специфика формального аспекта ФЕ.

аДеривационно-семантический способ выражения коннотации

1) Выражение коннотации при помощи метафоризации. При реализации данного способа выражения коннотации решающая роль, по общему признанию, принадлежит метафоре, метонимии и ФЕ. Рассмотрим сначала первый, как представляется, основной, метафорический, способ.

В процессе метафоризации между двумя реалиями и, следовательно, также и между эйдосами этих реалий возникает симилятивная (т.е. основанная на каком-либо типе сходства) связь.

Примером некоторых языковых метафор с разговорной коннотацией могла бы послужить серия существительных с первым компонентом Arme-Leute: Arme-Leute-Bank Ч омбард, Arme-Leute-Butter Ч маргарин, Arme-Leute-Karpfen Ч селедка.

Совершенно очевидно, что среди рассмотренных семантико-деривационных средств выражения коннотации метафоре принадлежит наиболее важное место.

2) аВыражение коннотации средствами метонимизации. Метонимия также является разновидностью семантико-деривационной коннотации; различие состоит лишь в том, что, если при образовании метафоры связь между двумя ЭС осуществляется на симилятивной основе, то в основе образования метонимии находится логическая связь между первым и вторым ЭС. В качестве языкового явления метонимия далеко не столь распространена, и поэтому не привлекает к себе такого пристального внимания, как метафора, однако и здесь достаточно легко встретить коннотированные языковые единицы. В качестве примера приведем такие единицы с коннотацией фамильярности: Grunschnabel Ч молокосос, Faulwanst Ч ентяй, бездельник (как правило, толстый). Таким образом, наряду с метафорой, в рамках семантико-деривационных средств выражения коннотации мы можем выделить и метонимию.

Тем не менее, можно констатировать, что метонимия как средство выражения коннотации далеко не столь продуктивна и, в силу менее выраженной эйдосимволичности, по причине прежде всего логических (каузальных, локальных, темпоральных), а не квалификативно-оценочных связей между двумя эйдосами пополняет в основном рационально-логический аспект языка: Mokka Ч сорт кофе, Ohm Ч единица электрического сопротивления и т. п.

В образовании коннотации участвуют далеко не все разновидности метонимии, а прежде всего pars pro toto.

3) Способ выражения коннотации посредством фразеологизации устойчивых словесных комплексов. После метафоры ФЕ явно находятся на втором месте в реестре коннотированных средств номинации. Это и не удивительно: ведь лосновная функция фразеологии Ч живописать в языке,аа характеризовать выражаемую мысль, сопровождать ее оценкой, проявляя отношение говорящего к предмету речи (Федоров, 1973).

С коннотативной точки зрения мы можем выделить три наиболее продуктивные крупные группы ФЕ.

а) Зоосемические ФЕ, метафоризация которых основана на переносе свойств, приписываемых животному, на человека: armer Hund Ч бедняк (разг.), bloder Hund Ч паршивый пес (вульг.); б) Соматические ФЕ, являющиеся средствами вторичной номинации частей человеческого тела: Miss Brown (по названию известной фирмы по производству бюстгалтеров) Ч женский бюст (эвф.);а в) Компаративные ФЕ, в которых чем неожиданней эталон сравнения, тем большим коннотативным действием они обладают: dumm wie Bohnenstroh Ч глуп как пробка (фам.).

В целом же можно констатировать, что вряд ли имеет смысл говорить о каком-то особом виде коннотации ФЕ. Критерий разнооформленности, хотя и несколько осложняет значение ФЕ, сам по себе вряд ли может служить сколько-либо надежным основанием для этого. Скорее ФЕ следует рассматривать как распространенный способ выражения коннотации. В основе ФЕ лежат те же деривационно-семантические механизмы выражения коннотации, что и у обычных тропеических средств: метафор и метонимий.

Таким образом, мы можем утверждать, что основными средствами выражения коннотации являются единицы номинации, возникшие в результате определенного семантического сдвига: метафоризации, метонимизации, а также в результате сравнения. Значимый аспект может иметь и форматив языковой единицы в случае, например, звукосимволизма, однако формально-содержательные средства выражения коннотации занимают все же второстепенное положение.

В третьей главе Коннотация в лингвокультурологическим аспекте рассматриваются понятиеа культурно-национальной коннотации применительно к немецкому языку.

Установление и анализ идиоэтнических параметров слов и фразеологизмов возможно лишь в случае понимания этих языковых форм как компонентов определенной национальной культуры.

Национальная культура и язык. Прежде чем приступить к рассмотрению данного соотношения, необходимо пояснить истолкование понятия культура в данной работе.

Существуют множество определений этого понятия. Из всего обилия дефиниций для нас, применительно к целям и задачам данной работы, наиболее приемлемым представляется определение культуры, данное В.А. Масловой, понимающей под этом сложным явлением свод правил игры коллективного существования, набор способов социальной практики, хранимых в социальной памяти коллектива, которые выработаны людьми для социально значимых практических и интеллектуальных действий (Маслова, 2004).

Вероятно, не существует культуры, которая состояла бы из исключительно автохтонных символических элементов. Тем не менее, особый интерес дляа данного исследования представляет прежде всего культурно-этноспецифический элемент, поскольку именно он определяет картину мира, характерную для того или иного этноса.

В культуре особо подчеркивается ее стремление к элитарности, в то время как язык рассчитан на массового человека (Ольшанский, Гусева, 2005).

Однако между культурой и языком прослеживаются определенные взаимосвязи, основные из которых мы перечислим.

а) Язык в отношении к культуре имеет двоякую функцию. Он является составной частью духовной культуры и в то же время инструментом, творящим эту культуру. Поскольку национальный язык есть прочная составная часть национальной культуры, то в языке, особенно в его словарном составе, в частности, в семантике, аккумулируется этно- и социокультурный опыт данного народа; б) Как культуре, так и языку присуще свойство нормативности, регламентирующее и отчасти кодифицирующее правила (в том числе и языковые) поведения человека в различных ситуациях; в) Как культуре, так и языку свойственен полиморфизм, т.е. существование в различных формах. Это позволяет как культуре, так и языку обслуживать различные региональные и социальные группы, принадлежащие одному и тому же этносу; г) Категория историчности в равной мере присуща как культуре, так и языку. В качестве примера могут послужить язык и культура средневековой Германии. Ва частности, в процессе общественно-исторического развития социальная страта рыцарства исчезла вместе с обслуживающей ее культурой. В соответствии с этим, из активного языкового употребления вышли языковые единицы типа hohe Minne - высокая любовь, связанные с рыцарской культурой; д) Как культура, так и язык обладают символической функцией. Так, например, авербальным геральдическим символом Берлина служит изображение медведя, однако и словосочетание Berliner Bar - Берлинский медведь также символизирует столицу Германии. Итак, культура и язык образуют мир символов, объединяющих людей в группы (этносы, социумы). Это определяет как картину мира, так и способ существования данного этноса либо социума. Лингвокультурный опыт играет активнейшую роль в восприятии окружающей человека действительности.

Поскольку национальный язык есть прочная составная часть национальной культуры, то в языке, и, в частности, в семантике, аккумулируется социокультурный опыт данного этноса, региональной или социальной группы. Таким образом, определенная часть словарного состава маркирована коннотацией в ее культурно-национальном аспекте.

Именно культурно-национальная коннотация является связующим звеном между языком и культурой. Коннотация в ее культурно-национальном аспекте возникает при соотнесении эйдосимволических основ языковых единиц с категориями культуры. Обладая двойственным характером и являясь одновременно фактом как языка, так и сознания, ЭС может восприниматься не только как языковая, но и как национально-культурная единица, проявляя тем самым определенный дуализм. Именно ЭС обладает свойством накопления импликаций, полученных в результате коллективного социокультурного опыта и может выступать в качестве символа, в котором отражаются элементы национальной культуры, тем самым коннотируя эти элементы. Поясним это соображение на примере сложного существительного Gretchenfrage - основной, принципиальный вопрос. Полное понимание значения этого слова возможно лишь при достаточном знакомстве с таким национально-культурным явлением, как Фауст Гете, в котором влюбленная героиня трагедии Маргарита (Гретхен) задает Фаусту жизненно важный для нее вопрос: Wie hast Du's mit der Religion? - Как дело обстоит с религией твоей?.

В значении языковых единиц могут отражаться и народные приметы, легенды, мифы, обряды, поверья и т.п.

Этновариантная гетерогенность культурно-национальной коннотации в немецкоязычных странах обладает своей спецификой. Известно, что немецкий язык как полицентрическое образование обслуживает целый ряд немецкоязычных государств. В связи с этим возникает вопрос, а является ли немецкая культура неким образованием, единым во всех немецкоязычных странах? При рассмотрении этого вопроса мы остановимся лишь на наиболее крупных странах немецкого языка: Германии, Австрии и Швейцарии.

Если немцы, австрийцы и швейцарцы по праву признаются самостоятельными и суверенными народами, то мы приходим к выводу, что также должны существовать и коннотации, имманентные лишь соответствующему национальному варианту немецкого языка. К широко распространенному мнению о существовании единой, общей для всех немецкоязычных государств культуры можно присоединиться лишь с оговоркой, что эта единая культура, являясь своего рода инвариантом, реализуется в каждой стране немецкого языка в форме культурно-национальных вариантов.

Чисто австрийским культурным явлением считается современная австрийская поп-музыка, именуемая A-Musik или Austropop.

Народную культуру немецкоязычных кантонов Швейцарии символизирует, в частности, Basler Fasnacht - трехдневное народное гуляние в Базеле, начинающееся в Пепельную среду, а также традиционно подаваемый на этом гулянииа Zwiebelwahe - пирог с луком.

Тем не менее, можно констатировать, что лингвокультурная вариативность в немецкоязычной Швейцарии не сводится к данному гулянию и отличается пестротой (Christen, 1988).

Даже взятый как целое швейцарский вариант немецкого языка (Schwyzertutsch) есть лобобщенное диалектное образование, расценивающееся как символ национальной идентичности (Домашнев, Копчук, 2001).

Политическая корректность, укоренившаяся в немецкоязычных странах, мыслится как средство сглаживания конфликтов между различными группами общества. При этом она проявляется в основном в языке, в регламентации употребления определенных слов. Это связано с представлением о том, что путем коррекции языка можно повлиять на менталитет людей в сторону усиления толерантности, изменив таким способом в лучшую сторону отношения между членами гетерогенного общества. При этом прежние слова, укорененные в существующей лингвокультурной традиции, всегда принадлежавшие к нейтральной лексике, вдруг объявляются оскорбительными и подлежат немедленной замене.

В последнее время в число нежелательных слов попали Asylant - ицо, пользующееся правом политического убежища, Aussiedler - репатриант (обозначение российских немцев, репатриированных в ФРГ). Они все чаще заменяются словосочетанием unser auslandischer Mitburger - наш согражданин иностранного происхождения.

Явление политкорректности в Германии осложняется нацистским прошлым страны. Тенденцию к табуированию проявляет даже слово national, поскольку в некоторых стратах общества оно ассоциируется со словами nationalistisch и national-sozialistisch.

В последовательной практике политкорректности отчетливо прослеживается стремление избежать слов, обозначающих людей по какому-либо внутреннему или внешнему признаку, если эти слова, хотя бы с незначительной долей вероятности, могут быть восприняты как оскорбление. В соответствии с этим слова, ранее принадлежавшие к нейтральной лексике, проявляют тенденцию к переходу в разряд табу.

Так, в последние десятилетия некорректным считается называть пожилого человекаа Alter или Greis. Эти слова оттеснены лексической единицей Senior - старейшина и связанной с ней композитой Seniorenresidenz - резиденция старейшин.

Здесь следует, однако, заметить, что основной заявленной целью теории политкорректности является, в первую очередь, развитие общественной толерантности. На практике, однако, это требование соблюдается далеко не всегда. В первую очередь интолерантность проявляют именно те субпассионарные категории населения, которые чувствуют себя ущемленными в рамках традиционной культуры. Так, например, в этих группах человек, открыто не разделяющий их взгляды, отрицательно квалифицируется как menschenverachtend (человеконенавистнический).

Следует сказать и о другом, сравнительно редко упоминаемом, отрицательном аспекте политкорректности.

Мы считаем, что нивелирование существующей аксиологической системы, неразличение добра и зла неизбежно ведет к перерождению традиционной культуры в антикультуру, искажению существующей картины мира, слому традиционных моральных норм и, следовательно, к деформации человеческого сознания и его эйдосимволической системы.

Тем не менее, судя по ряду серьезных критических работ, нельзя говорить об окончательной победе политкорректности, далеко не все инновации приживаются в немецком языке. Зачастую громоздкие и неуклюжие новообразования противоречат закону языковой экономии, а иногда и фонетическим особенностям воспринимающего языка. В литературной и литературно-разговорной сферах по-прежнему продолжает употребляться лексика, считающаяся приверженцами политкорректности недопустимой. Поэтому нет достаточно веских оснований отнесения данной лексики к табуированной сфере. Логичней признать, что подобные слова и выражения обладают навязываемой большинству языкового сообщества коннотацией квазитабу. Что касается политкорректных языковых инноваций, то они выступают в немецкой лингвокультуре в качестве (удачных или неудачных) эвфемизмов.

Прецедентность в немецкой лексике и фразеологии. В лингвокультурологических исследованиях зачастую фигурирует понятие прецедентности, которое, однако, лишено отчетливой дефиниции; в него вкладываются разное понимание, объем и значение для лингвокультурологического осмысления коннотации.

Под прецедентностью в данной работе мы понимаем лингвокультурологическое явление, охватывающее закрепленные в человеческом сознании номинации фрагментов универсума, имеющие эпистемиологическое, аксиологическое и эмоциональное значение для языковой личности, хорошо известные также и языковой общности (или, по крайней мере, ее значительной части).

При этом, как справедливо заметила В.Н. Телия, культурная компетенция не совпадает с языковой: переключение языковой компетенции в культурную основано на интерпретации языковых знаков в категориях культурного кода. Владение такого рода интерпретацией и есть культурно-языковая компетенция (Телия, 1996).

Прецедентные номинации аккумулируют в себе этническую культурную память, способствуют сохранению накопленного данным народом культурного наследия и, таким образом, имеют ярко выраженную лингвокультурологическую ценность.

Получая изменения своего контенсионала в результате добавочных импликаций, прецедентные номинации, в свою очередь, эвоцируют прочную базу культурно-национальных коннотаций. Так, в частности, антропоним Pestalozzi является (прежде всего, в Швейцарии) прецедентным именем благодаря не только его широко известной просветительской деятельности, но и бескорыстию знаменитого педагога. Именно на базе этого признака возникла швейцарская ФЕ ich bin ja kein Pestalozzi - я не так уж бескорыстен; у меня в этом деле есть свой интерес. В данном случае антропоним символизирует свойство человеческого характера - бескорыстие.

Особое значение с точки зрения культурологического потеннциала имеют ФЕ. Являясь знаками вторичной номинации, т.е. обозначая мир с позиции полной или частичной трансформации значений слов - знаков прянмой номинации предметов, процессов и явлений универсума, ФЕ составнляют часть картины мира, описанной языковыми средствами. Эйдосимволическая система, укорененная в национальной фразеологии, служит своего рода нишей для кумуляции мировидения и так или иначе связана с материальной, социальной или духовной культурой данной языковой общности, а потому может свидетельствовать о ее культурно-национальном опыте и традициях (Телия, 1996).

Выявляя культурно-национальные особенности ФЕ, мы тем самым одновременно выявляем и культурно-национальный аспект ее коннотации.

Например, в культурно-национальном основании ФЕ der Wilde Jager kommt wohl angezogen - Вероятно, приближается Дикий охотник, т.е. царит ужасный шум - использовано мифическое представление о северном боге Вотане, мчащемся, согласно германским мифическим поверьям, по небу, разгоняя ударами молний нечисть, творящую зло. В приведенной ФЕ отражается более ранняя, мифологическая картина мира эпохи древних германцев, однако данная коннотированная языковая единица с прецедентным компонентом der Wilde Jager используется и в настоящее время.

Как явствует из приведенных выше примеров, прецедентные компоненты ФЕ могут иметь своими источниками религиозно-мифические и технические фоновые знания.

В ФЕ Eulenspiegel machen - безобразничать, проказничать в качестве прецедентного компонента выступает обозначение героя многих комических историй.

В качестве источника прецедентных компонентов могут выступать и литературные произведения. Так, ФЕ Hans im Gluck - счастливчик заимствована из известной сказки братьев Гримм о человеке, в любых обстоятельствах довольном своей жизнью.

Все сказанное позволяет считать фразеологию своего рода душой национального языка, в которой фиксируется своеобразие языковой картины мира нации, аккумулируется весь сложный комнплекс культуры и ментальности этноса, специфика его образного мышления.

Четвертая глава Модусы коннотации рассматривает специфику коннотации в рамках трех ее модусов: эмотивно-оценочного, стратического и ситуативного.

аЭмотивно-оценочная коннотация. Следующим этапом рассмотрения эйдосимволической модели коннотации является исследование эмотивно-оценочной специфики эйдосимвола, поскольку думается, что оценочный акт как особая разновидность субъектно-объектных отношений является опосредующим звеном между отражательно-перцептивным субъектно-объектным отношением в его онтологическом аспекте и актом языковой номинации. Если тривиальный эйдос может вообще не служить объектом оценочной деятельности (ср. Вольф 1985) или оцениваться с преимущественно рационально-логических позиций, то эйдосимвол всегда включен в систему эмотивных оценок.

Понятие лоценка основано на общепринятой аксиологической концепции, причем в данной работе под ним понимается вербализованный результат квалифицирующей деятельности сознания или деятельности сенсорной (чувственной, эмотивной) сферы человеческой психики" (Ляпон 1989). Понятие оценки, в свою очередь, тесно связано с понятием лценность как способностью удовлетворения утилитарных, интеллектуальных, эмоциональных, эстетических, этических, моральных [Арутюнова 1984, Вольф, 1985] и т.п. потребностей субъекта.

Из эйдосимволических свойств языковой единицы в дальнейшем выводится такая важная функция как эмотивная оценочность, т.е.а системно-языковая категория, эвоцирующая определенные эмотивные реакции в сознании языковой личности. В качестве примера здесь можно привести следующие ЛЕ: die Affenbutter Ч маргарин (фам.), der Hotelfloh Ч мальчик (бой) в гостинице (фам).

Принято считать, что подавляющее количество лексических единиц в эмоционально-оценочном отношении нейтрально (Шмелев, 1973; Телия, 1986), однако экспериментальные данные, проведенные на базе русского языка, убедительно показывают, что многие слова, традиционно исключаемые из группы так называемой лоценочной лексики, обладают мощным эмотивно-оценочным зарядом (Мягкова, 1986, Колодкина, 1986 и др.) и, таким образом, страта эмотивно-оценочной лексики оказывается значительно мощнее, чем это предполагалось.

Это ставит под сомнение общепринятую точку зрения на слова, называющие эмоции, как на нейтральные в коннотативном отношении. Слова типа die Liebe Ч юбовь не только обозначают соответствующие эмоции, но и явно несут мощный эмотивно-оценочный потенциал. Это, в частности, явствует из того, что слово die Liebe зачастую заменяется ЛЕ die Sympathie Ч симпатия, die Zuneigung Ч склонность, т.е.а словами с пониженным эмотивно-оценочным зарядом, что более соответствует целям обыденной коммуникации, в которой выражение высших положительных эмоций воспринимается как нечто чрезмерное, принадлежащее высшим сферам чувств.

В данной работе мы подходим к категориям эмотивности и оценочности как неразделимому целому, поскольку это более соответствует представлениям о континуальности коннотации, уже изложенным в первой главе. В высшей мере убедительным представляется мнение Е.М. Вольф, что выделение эмотивного компонента оценки часто оказывается условным, это результат препарирования семантики слова или высказывания в лингвистическом описании, так как в большинстве случаев эмотивность неотделима от обозначения свойств объекта (Вольф, 1985).

Мелиоративный и пейоративный типы коннотации. Выражаясь метафорически, ЭС является рисунком, который раскрашивается той или иной эмотивно-оценочной краской. При этом выбор тонов зависит от положительной или отрицательной интерпретации эйдоса, нейтрального с точки зрения рационально-логической оценки, в результате чего возникает своеобразная оценочная асимметрия. Так, например, нейтральное das Gesicht Ч ицо можно обозначить при завышении эмотивно-оценочных характеристик поэтизмом der Antlitz или книжным словом, а при их занижении Ч разговорно-неодобрительным die Visage. Исходя из критерия завышения / занижения эмотивной оценки, можем выделить мелиоративный и пейоративный типы коннотации.

Приведем несколько примеров мелиоративной коннотации: goldlockig Ч златокудрый; bildschon Ч красивый как на картинке.

Примерами пейоративной коннотации могут служить следующие: Affenfahrt - бешеная скорость; Anpisser - стукач.

В силу уже упомянутой оценочной асимметрии пейоративная коннотация встречается значительно чаще, нежели мелиоративная.

В качестве особой разновидности коннотации, средней между мелиоративной коннотацией и коннотацией табу, возникающей при завышении эмотивно-оценочных параметров эйдосов, связанных с табуированными сферами, выделяется эвфемистическая коннотация. Приведем некоторые примеры слов и выражений с эвфемистической коннотацией: аRaumpflegerin Ч уборщица; аSorgenbrecher Ч алкогольный напиток; Partnerschaft Ч сожительство; аGerstensaft Ч пиво.

Значения, обладающие эвфемистической коннотацией, следует принципиально отграничивать от псевдоэвфемистических образований, возникающих, как и эвфемизмы, при замене табуированного эйдоса, однако, поскольку субститут в этом случае также обладает повышенной степенью эмотивной оценочности за счет эйдетичности, то завышения аксиологических параметров не возникает. Если значения эвфемизмов призваны для описательной квалификации табуированных сфер, то у псевдоэвфемизмов сохраняется связь с табуированным эйдосом за счет выбора признака, на основе которого эта табуированность выступает в выраженном виде. В качестве примеров можно привести следующие единицы: die Radieschen von unten wachsen sehen Ч умереть; ruckwarts essen Ч тошнить, рвать.

Бессознательные предпосылки возникновения эмотивной оценки. Следующая проблема касается предпосылок возникновения эмотивной оценки и связана с вопросом, должна ли вербальность и осознанность эйдоса быть необходимыми условиями развития эмотивно-аксиологической деятельности сознания. Существует достаточно распространенное мнение, что чувственно-образная модель, лежащая в основе представления, синтезирующая чувственно-непосредственный и отвлеченно-всеобщий элементы индивидуального знания,Е есть феномен, который возник при уже сложившемся сознании и завершенном формировании второй сигнальной системы, иначе говоря Ч при достаточно развитых языковых средствах коммуникации (Гельгардт, 1974).

Думается, что, по крайней мере, эмоциональные реакции на некоторые объекты, а также определенная авербальная эмотивно-оценочная символика в генетическом плане значительно старше сложившегося человеческого сознания и второй сигнальной системы. Ментальные операции с эйдосами свойственны не только человеку, но и, в определенной мере, некоторым высшим животным (Иванов, 1978). Приведенные выше данные, в свою очередь, ставят вопрос о роли бессознательного в образовании эмотивных оценок, и, как следствие этого, о границах применимости логического анализа аксиологических объектов.

Данный факт позволяет аргументировать точку зрения, что даже конвенциально обусловленные аксиологические параметры эйдоса зачастую носят относительный, и, следовательно,а стохастический характер (Булдаков, 2001). То, что, во-первых, значительное количество эмотивных оценок базируются на деятельности коллективного бессознательного и, во-вторых, даже те оценки, которые выводимы из сознательного этно- и социокультурного опыта, носят неосознанный и часто относительный характер, позволяет придти к выводу, что логический анализ применительно к аксиологической деятельности носит ограниченный характер, поскольку он лявляется прерогативой сознания (Юнг, 1997) и, следовательно, способен учитывать лишь те процессы, которые лежат на поверхности, оставляя без внимания действия подсознания, направляемые соответствующими образными мыслями, т.е.а архетипами (Там же).

Бессознательный аспект эмотивных оценок выявляется, таким образом, не посредством логического анализа, а, скорее всего, путем психоанализа, примененного по отношению к коллективному бессознательному. Это объяснимо тем, что рациональный и эмотивный аспекты оценочности, несмотря на их неразрывность, являются категориями разного порядка: если эмотивная оценочность Ч сфера преимущественно психологии, то рациональные оценки принадлежат в основном логике.

Следующий модус, рассмотренный в работе - стратическая коннотация (от латинского strata Ч пласт). аВ нем отражаются разнообразные отношения коннотированной языковой единицы к другим элементам лексикона как совокупности лексических пластов и, следовательно, его дифференциация в виде различных функционально-коммуникативных субсистем.

При этом представляется возможным выделить региональные, социолектные и темпоральные страты. Приведем следующие примеры: die blaue Johanna Ч джинсы (молодежн. жарг.); durch alle Boden Ч юбой ценой (швейц.); die Apfelsine Ч ручная граната (солд. жарг.).

К данному модусу можно причислить коннотацию звукоподражательных форм и коннотацию заимствований. Помимо этого, в стратическом модусе коннотации можно выделить следующие ее типы.

Диахронная коннотация. Динамические процессы в жизни говорящего коллектива приводят к тому, что некоторые слова (часто вместе с обозначающими их реалиями) устаревают и выходят из употребления, в то время как в обиход входят новые единицы лексикона. В соответствии с этим мы может выделить три группы диахронной коннотации.

1) Коннотация архаизмов. Коннотативная маркировка этого типа присуща словам и ФЕ, выходящим или уже вышедшим из употребления. Отчасти это объяснимо тем, что эйдосы некоторых единиц лексикона утрачивают актуальность, а обозначенные ими реалии иногда исчезают с изменением условий жизни: Harnisch Ч панцирь.

В ряде случаев, однако, устаревают не сами реалии, а обозначающие их единицы: fluchen wie ein Fuhrmann Ч ругаться как извозчик.

Иногда старая фонетическая оболочка заменяется новой: Minne > Liebe.

Если слова и ФЕ, маркированные коннотацией архаизмов, обозначают исторические реалии, то мы говорим о коннотации историзмов. Следует иметь в виду, что этот тип коннотации может развиться в результате стремительных изменений в общественном строе и укладе жизни людей. Например, слова так называемого периода Wende, еще недавно обозначавшие новые понятия, уже однозначно классифицируются как историзмы. Приведем пример: Begru?ungsgeld Ч разовая сумма в 100 немецких марок, которую получал каждый житель ГДР при пересечении границы с ФРГ.

2) Коннотация поэтизмов. Поэтическая лексика и фразеология, как правило, характеризуется высокой степенью метафоричности и функционирует преимущественно в художественно обработанном языке: Lebensabend Ч старость.

3) Коннотация неологизмов. Коннотацией этого типа обладают слова, обозначающие новые реалии или же именующие эти реалии по-новому: Kompi-Jugend (Kompi-Кids) - молодежь компьютерной эры.

При этом значительную роль играют также слова и ФЕ, в последнее время заимствованные из других языков и, таким образом, одновременно обладающие коннотаций заимствований: iPod - аудиоплейер фирмы Эппл; Netbook - мини-ноутбук с беспроводным подключением к Интернету.

Можно выделить и семантические неологизмы, т.е. известные слова в их новых значениях: feuern - уволить, brennen - записать (компакт-диск).

Стратический модус коннотации рассмотрен и в региональном аспекте.а Региональный тип коннотации присущ диалектной и национально-вариантной лексике, составляющих специфику национальных вариантов немецкого языка. ексика, закрепленная за диалектами и национальными вариантами, альтернативна по отношению к общепринятой лексике и может не только восприниматься и быть понятой носителями языка, она также обозначается по определенным типам свойств, так что впоследствии такие обозначения могут служить характеристикой говорящего. Во многих случаях названия местностей закладываются в основу соответствующей манеры говорить (bairisch, berlinerisch, sachsisch, schweizerisch).

Разумеется, наиболее легко устанавливается связь говорящего с национальным вариантом одной из германоязычных стран: Германии, Австрии или Швейцарии. Так, например, гельвецизм Maitli (Madchen) - девушка достаточно понятен за пределами Швейцарии. Слово Billet известно также в Германии и Австрии, хотя и может быть причислено в этих странах к разряду архаизмов, а не гельвецизмов.

Аналогичным образом обстоит дело и с австрийскими диалектами. Даже живущий в Вене австриец может плохо знать австрийские диалекты, но хотя бы однажды побывавший в Вене немец обычно знает, что австрийским эквивалентом слова Tomate является Paradeiser, а блинчики с повидлом называются Palatschinken. Венский диалект занимает в Австрии особое положение, он играет роль национального полудиалекта (Домашнев, Копчук, 2001).

Таким образом, с определенной мерой условности мы можем в региональной коннотации выделить ее диалектный и национально-вариантный типы.

В целом же можно констатировать, что страта, объединяющая региональную коннотацию, вероятно, обладает наиболее ярко выраженной континуальной спецификой, высокой степенью диффузности, и принадлежность той или иной ЛЕ к определенному диалекту или же к определенному национальному варианту немецкого языка в значительной мере осложнена. Тем не менее, несмотря на указанные трудности, в рамках региональной коннотации необходимо различать диалектную коннотацию и коннотацию национальных вариантов.

аСледующий тип коннотации, выводимый из стратического модуса - социолектная коннотация. Эта разновидность коннотации выводима из того, что социальная деятельность людей во всех ее разновидностях имеет и свою языковую специфику.

Профессиональные лексиконы, в свою очередь, подразделяются на термины и полутермины (профессиональную лексику).

1) Профессиональная коннотация. То, что полутермины, как правило,а принадлежат к арсеналу коннотированной лексики, уже практически ни у кого не вызывает сомнений: многие из них возникли путем переноса признака одного эйдоса на другой и, следовательно, являются производными ЭС, например, Nase - нос как наименование части корабля. Поэтому выделение лексической страты полутерминов, объединяющим началом которых является не только тематическая принадлежность, но и наличие профессиональной коннотации, не связывается с какими-либо трудностями. Еще один пример полутермина:Faulenzer Ч грубый напильник, рашпиль.

2) Терминологическая коннотация. Практически единогласно и справедливо утверждение, что значение термина стремится к понятию как к своему пределу. Таким образом, термины как лексическая страта лишены всех типов коннотации, связанных с ее эмотивно-оценочным модусом. Тем не менее, можно с определенной осторожностью говорить о наличии у терминов другой разновидности коннотации, основанной на ее символической функции. Такую коннотацию можно назвать терминологической коннотацией. Во-первых, она позволяет членам языкового коллектива дифференцировать специализированную и общеупотребительную лексику. Так, например, любая компетентная языковая личность сможет безошибочно отнести слово Wasser к разряду единиц, функционирование которых неограниченно, а слово Blendenautomatik Ч автоматическая установка диафрагмы (фото) к единицам, ограниченным областью профессиональной коммуникации. Во-вторых, именно наличие терминологической коннотации позволяет распознавать термины и осознавать их как лексику, принадлежащую к своей или чужой сфере профессиональной коммуникации.

Значительно реже осознается принадлежность к определенной профессиональной сфере единиц, функционирующих одновременно в качестве как общеупотребительных, так и терминологических элементов лексикона (например: Herz - сердце, Niere - почка, Leber - печень). Однако и в этом случае дифференциация возможна при условии, если общеупотребительная единица в терминологическом употреблении развивает в себе новые семантические признаки, вступает в особые парадигматические и синтагматические связи (Лобанова, 1984). Таким образом, абсолютное большинство терминологических единиц, помимо понятийно-рационального аспекта значения, обладают терминологической коннотацией, сигнализирующей об их связи с определенной сферой профессиональной коммуникации. Заметим также, что у терминов, содержащих в своем морфемном составе элементы иноязычного (как правило, греко-латинского происхождения), терминологической коннотации сопутствует также и коннотация заимствований.

В исследовании выделяются следующие виды социолектной коннотации.

1) Коннотация арго. Данный вид коннотации служит своеобразным символом той социальной группы, в которой она постоянно функционирует.а В качестве примеров приведем несколько языковых единиц, обладающих такой коннотацией: Knasti - зек, in die Kiste hupfen Ч умереть, скопытиться, die Soss Ч кровь.

2) Коннотация жаргонов. Это вид коннотации, связывающий ту или иную лексическую единицу со стратой, используемой каким-либо социумом. Отдельные социумы ощущают себя находящимися на определенных ступенях социальной лестницы, причем тот или иной жаргон является своего рода статусным символом. Традиционно принято выделять солдатский, морской, студенческий жаргоны. Приведем несколько примеров языковых единиц, принадлежащих к этим лексическим стратам.

Некоторые иллюстрации морских жаргонизмов: Uncle Sam Ч американское судно; аAal - торпеда.

Некоторые примеры солдатского жаргона: Kanone - шишка, начальник; Sprutz, Fuchs - солдат первого года службы.

Приведем также несколько примеров студенческих жаргонизмов:Bibelhusar - студент теологического факультета; Viehbader Ч студент ветеринарного факультета.

Указанными жаргонами количество социолектов не исчерпывается, поскольку количество профессиональных и корпоративных групп значительно больше.

В последние десятилетия особо пристальное внимание уделяется социолекту молодежи (Портянникова, 1975; Muller-Thurgau, 1983;а Ehmann, 2001; Копчук, 2001; Ehmann, 2005; Александрова, Пригоникер, 2007).

Каждая из молодежных групнпировок обладает своими лексическими особенностями. Нанпример, глагол abfackeln - поджечь здание, в котором пронживают иностранцы, аиспользуется в среде правоэкстремистской молондежи. Существительные Composter, Blechнhirn - компьютер используются, как правило, фанатами Иннтернета.

Возможно, однако, выделить языковые единицы, употребляемые значительной частью молодежи в силу физионлого-психологических особенностей этой возрастной группы, которые образуют следующие тематические разряды.

1) Межполовые отношения: Typ - парень, молодой человек; Ken - клевый малый; abgelaufenes Madchen Ч девушка, брошенная на пронизвол судьбы.

2) Учеба: Leerer Ч учитель, слабо знающий свой предмет; Nervensage - училка.

3) Свойства внешности, характера: angeproled - неряшливый, небежный, не следящий за сонбой; Bonsai - 1) малявка; 2) недомерок (о низкорослом человеке).

4) аДосуг, увлечения: Tankstelle - пивная; Destillensaft - водка, шнапс.

Значительную страту образуют слова, связанные с употнреблением наркотических веществ: dealen Ч торговать наркотиками; fixen, schie?en Ч впрыскинвать себе наркотики.

5) Оценка умственного состояния: gaga - чокнутый.

6) Высшая степень качества: groovy, supergeil, intergeil, afнfengeil.

7) Выражение удивления: Ich denke, mich knutscht ein Elch!

8) Выражение отчаяния: Es ist, um auf die Palme zu klettern!

По причине постоянных динамических процессов в лексике отдельные ЛЕ легко переходят из одного жаргона в другой или даже в арго. В ряде случаев определить принадлежность слова к канкому-то конкретному жаргону вследствие континуального характера подобной лексики крайне затруднительно, поскольку границы между отдельными жаргонами часто расплывчаты.

В реферируемой работе рассмотрена также идеологическая коннотация. Как и при выделении уже описанных типов коннотации, идеонлогическая коннотация связана с определенными проблемами, которые отчасти снимаются благодаря стохастическому ханрактеру содержания языковых единиц. В частности, по историческому критерию можно выделить следующие группы лексики, связанные с господствующей в Германии идеологией на протяжении большей части ХХ века и вплоть до наших дней.

1) Лексика, выражающая идеологию периода нацистской Германии. Примерами такой лексики могут служить следующие слова: Verfallskunst - пейоративное наименованние авангардного искусства в гитлеровской Германии; Parteigenosse - член НСДАП.

2) Лексика, выражающая идеологию времен холодной войны. Существование двух немецких государств, принадлежавнших антагонистическим союзам (НАТО и Варшавский договор), неизбежно привело к дивергентному развитию немецкого языка ФРГ и ГДР. Приведем несколько принмеров идеологической лексики того периода: republikfluchtig - бежавший из ГДР в Западную Германию или Западный Берлин.

3) Лексика, выражающая идеологию времени объединения Германнии и последующего периода: Abwicklung - роспуск общественных организаций бывшей ГДР.

аСитуативная коннотация. Третий, ситуативный, модус коннотации, также производный от символической функции ЭС, однако сильно зависимый и от его эмотивно-оценочной функции, отражает коммуникативно-ситуационную стратификацию языка. В ситуативном модусе коннотации отражается символизация языкового поведения в типизированных социокультурных ситуациях, связанных с социальными ролями участников акта коммуникации. Например, в социолектеа молодежи обычны следующие обращения к молодому человеку: du Gesichtseimer, Chaote.

С другой стороны, к молодому человеку в рамках социолекта молодежи можно обратиться и следующим образом: du Kumpel, Alter (см. Heinemann, 1989).

Все приведенные обращения взяты из одной лексико-фразеологической страты, однако, если их первая группа функционирует лишь в ситуациях, характеризующихся отрицательной эмоциональной оценкой, то вторая группа употребима в ситуациях, оцениваемых позитивно с позиций социокультурного опыта.

Таким образом, можно утверждать, что некоторые коннотированные языковые единицы содержат в своем ЛЗ еще и своего рода символы типовых коммуникативных ситуаций, в которых они постоянно употребляются. Это легко объяснимо социокультурным опытом человека, благодаря которому транслируется знание языкового поведения в стандартных ситуациях.

Исходя из того факта, что интересующие нас ситуации сопровождаются положительной или отрицательной оценкой, а регулярно функционирующие в них слова символизируют эти ситуации, мы можем исключить из нашего исследования те слова и ФЕ, которым имманентна нулевая оценка ситуации, поскольку с точки зрения коннотации они не актуальны.

Мы можем выделить следующие типы коннотации, взятой в ее ситуативном модусе.

1) Коннотация высокого стиля, которая определенным образом перекликается с коннотацией эвфемизмов, хотя эмотивные оценки языковых средств и оценки типизированных языковых ситуаций, символизирующих социальные роли участников коммуникации Ч далеко не одно и то же. В качестве иллюстрации мог бы послужить следующий пример: Hingang, Hinschied вместо Tod.

Наконец, употребление лексикона, маркированного коннотацией высокого стиля обусловлено стремление к соблюдению правил хорошего тона: abservieren Ч убрать посуду со стола после приема пищи; auf Gedeih und Verderb Ч на произвол.

Последний пример указывает также на то, что некоторая часть лексикона, маркированного коннотацией высокого стиля, граничит с архаизмами.

2) Коннотация канцеляризмов. В лексиконе имеется определенное количество ЛЕ и устойчивых словосочетаний, стойко закрепленных исключительно за письменной сферой коммуникации. Так, в лексике деловой переписки обычные глаголы часто заменяются устойчивыми конструкциями типа существительное + глагол: Anzeige erstatten - anzeigen.

В ряде случаев, напротив, общепринятые словосочетания заменяются чисто канцелярскими словами: antwortlich Ч als Antwort.

Иногда употребляется лексика, морфемная структура которой осложнена по сравнению с общепринятой лексикой: Rucksichtnahme - Rucksicht.

3) Коллоквиальная коннотация. Коллоквиально маркированная лексика традиционно противопоставляется нейтральному словарному составу. Слова и ФЕ, обладающие коллоквиальной коннотацией, относятся к средствам разговорного языка и наделены повышенным эмотивно-оценочным потенциалом. В сознании носителя немецкого языка они символизируют обиходно-разговорный язык и, в силу этого, используются в ситуациях непринужденного бытового общения каждым членом данного языкового коллектива. В качестве иллюстративного материала приведем некоторые примеры: abkriegen - получать свою долю; eseln - работать, не разгибая спины, надрываться.

4) аСубколлоквиальная коннотация. Данный тип коннотации логрубляет лексические единицы и ФЕ и, как правило, содержит негативную (от фамильярной до грубой) оценку ситуации, в которой постоянно фигурирует ЭС: total breit Ч пьян до синевы; wie ein Auto gucken Ч смотреть с глупым видом. Мы можем констатировать, что субколлоквиальные лексические единицы и ФЕ постоянно функционируют в ситуациях, отрицательно оцениваемых с позиций социокультурных норм, и градуально варьирующих от так называемой непринужденности до вульгарности - этических категорий, хорошо известных в так называемом лцивилизованном обществе. В связи с этим мы выделяем следующие разновидности субколлоквиальной коннотации.

4а) Коннотация фамильярности. Языковые единицы такого рода символизируют типовые ситуации, расценивающиеся с точки зрения языково-поведенческих норм кака фамильярные, т.е. нарушающие определенный социокультурный стандарт отношений между говорящим и слушающим субъектами. В качестве иллюстраций фамильярной лексики и фразеологии приведем следующие: die Telefonmaus Ч секретарь-телефонистка; Lumpensammler - последний трамвай (автобус).

4б) ексика и фразеология, маркированные этим типом коннотации, символизируют ситуации, наиболее отдаленные от общепринятых норм поведения. Из этого следует, что вульгаризмы всегда фигурируют в поведенческо-языковых ситуациях, оцениваемых как грубые, и отличаются высокой степенью эмотивной оценочности. Приведем несколько примеров единиц, маркированных коннотацией вульгарности: die Kuhschei?e Ч шпинат; die Arschkneipe - фляжка.

В главе рассмотрены также модусы и типы коннотации и лексикографическом аспекте. Как выявил анализ, такие коннотативные разряды, как коннотация квазитабу, псевдоэвфемистическая коннотация, коннотация звукоподражательных форм, коннотация псевдозаимствований, а также коннотация неологизмов не нашли своего отражения в словарных пометах. Что касается последнего типа коннотации, то его отсутствие среди словарных помет, вероятно, объяснимо чисто практическими факторами: во-первых, продолжительностью работы над словарем (за это время ряд неологизмов может утратить свою новизну), и, во-вторых, тем, что словарь рассчитан на длительное время пользования им.

Однако в известных автору лексикографических источниках отсутствуют также и пометы, связанные с явлением политкорректности, с псевдоэвфемизмами, со звукоподражанием. Не представлены культурно-национальные параметры коннотации. Судя по проанализированным словарным пометам, в большинстве лексикографических источников отсутствует разграничение понятий жаргон и ларго. Например, арготическая лексика снабжена в БНРС пометой жарг..

Думается, что выделенный в данной работе каталог коннотаций могли бы способствать более адекватному представлению коннотированных языковых единиц в словарях.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования.

Как выявилось в процессе работы над данной диссертацией, работы в области коннотации ведутся уже достаточно продолжительное время. Основным недостатком исследований в области коннотации, проводимых в течение всего ХХ века в рамках различных лингвистических парадигм, на наш взгляд, явилось рассмотрение коннотации как некой семантической сущности с преимущественно панлогических позиций. Недооценивалась и чисто количественная сторона коннотации, охватывающей, по нашим подсчетам, около 70% словарного состава современного немецкого языка.

Проведенное исследование показало, что коннотация, в отличие от экспрессивности, однозначно является феноменом языка, а не речи; входя в семантическую структуру языковых единиц, онаа не только охватывает эмотивно-оценочные параметры ЛЕ и ФЕ, но и символизирует принадлежность последних к социально, регионально, диахронно или ситуативно-ограниченным лексико-фразеологическим стратам.

По причине континуального характера ЛЗ жесткое отграничение коннотации и денотации невозможно. Более того, один и тот же признак реалии, отраженный в ЛЗ, в разных обстоятельствах может выступать либо как денотативный, либо как коннотативный. Тем не менее, при индуктивно-эмпирическом подходе каждая языковая единица, в зависимости от соотношения денотации и коннотации в ее значении, может быть охарактеризована как номинативная, номинативно-коннотативная, коннотативно-номинативная илиа как коннотативная. Три последних категории и охватывают арсенал коннотированных лексических и фразеологических единиц.

Для комплексного, по возможности полного изучения сложного феномена коннотации потребовалось проведение исследования в русле контенсивной менталингвистики, в которой язык соотносится не столько с мышлением (особенно в его рациональном виде), сколько с человеческим концептуальным, языковым и координативным сознанием.

Исследование коннотации с менталингвистических позиций позволило сделать вывод о том, что концептуальной основой ЛЗ является эйдос. Совокупность эйдосов объединена в систему, организованную по полевому принципу.

Концептуальной основой коннотативного аспекта ЛЗ является эйдосимвол, возникающий в результате символической компликации эйдоса.

Степень стохастичности эйдоса влияет на его качественные характеристики. Минимум стохастичности дает понятие, максимум стохастичности приводит к ЭС как к квазиреальному эйдосу, способному в результате его квалификативно-оценочной интерпретации обогащаться новыми импликациями, на основе которых развиваются эмотивно-оценочная и символическая функции ЭС. Границы между понятием, эйдосом и ЭС обладают свойством континуальности, вероятностны и не носят абсолютного характера.

Наиболее перспективной представляется попытка рассмотрения коннотации как семантической сущности контенсионально-менталингвистического характера, взятой в лингвокультурологическом аспекте и представленной в ментальном плане как эмотивно-оценочными, так и символическими импликациями, описуемой в рамках эйдосимволической концепции, выводимой из описанных в третьей главе культурно-национальных функций коннотации, выступающей в трех модусах: эмотивно-оценочном, стратическом и ситуативном.

Эмотивно-оценочный модус коннотации базируется на эмотивно-оценочных параметрах ЭС, поскольку последний служит основой формирования аксиологических свойств. Эмотивная оценочность обусловлена культурно-историческим развитием говорящего коллектива и обладает сдвигом в стороны отрицательных эмотивных оценок. Многие эмотивные оценки реалий не поддаются рациональной экспликации, т. к. часто носят подсознательный характер.

Выделенные в работе стратический и ситуативный модусы коннотации обусловлены символической функцией ЭС. При этом если коннотация, взятая в ее стратическом модусе, охватывает лексико-фразеологические пласты, ограниченные в социальном, региональном или диахронном планах, то ситуативная коннотация в этом отношении лишена ограниченности; она базируется на словах и выражениях, содержащихся в активном или пассивном лексиконе каждой языковой личности, независимо от ее социального статуса, и употребляющих в типовых социокультурных ситуациях..

Следует, однако, все же оговориться, что возможные классификации коннотации как континуальной семантической сущности носят условно-стохастический характер; их количество и сложность построения зависят от критериев, избираемых в качестве основания для их структурно-типологического членения в методических и классификационных целях.

При вербализации ЭС языковым сознанием коннотация выражается как формально-содержательными, так и деривационно-семантическими средствами при преимущественном доминировании последних. Среди формально-содержательных средств выражения коннотации особо важную роль играют фонетико-семантические факторы, а также аффиксальное словопроизводство и словосложение. К наиболее существенным деривационно-семантическим средствам выражения коннотации принадлежит метафора, а также фразеология. Несколько реже в качестве средства выражения коннотации выступает метонимия, в частности, pars pro toto.

Разумеется, проведенное исследование не претендует на исчерпывающую полноту. Перспективой исследования могло бы быть более подробное исследование коннотации в лингвокультурологическом аспекте. Выделенная в работе типология коннотаций вполне может быть подвергнута дальнейшей детализации.

Требует своего дальнейшего развития концепция ЭС в рамках эйдосимволической модели коннотации. Помимо коннотации заимствований из внешних языков необходимо рассмотреть коннотацию заимствований из языков внутренних, т.е. языков этнических общностей, компактно проживающих в Германии. Однако основной перспективой будущих исследований, на наш взгляд, должно стать изучение реализации коннотации в речевой деятельности с целью создания экспрессивного эффекта высказывания.

Основные положения диссертации изложены в 29 публикациях:

Монография

  1. Булдаков В.А. Контенсивно-менталингвистические основы коннотации (на материале лексики и фразеологии современного немецкого языка) - СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2007. - 144 с. (Филологические исследования).

Научные статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ

  1. Эйдос как контенсивно-менталингвистическая основа лексического значения // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. Вып.2 (Ч.II), 2007. - С.87-92.
  2. Словообразовательные средства выражения коннотации в лексике немецкого языка // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. Вып.2 (Ч.II), 2008. - С.102-105.
  3. Эйдосимвол как контенсивно-менталингвистическая база коннотации (на материале лексики немецкого языка) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. Вып.3 (Ч.II), 2008. - С.167-174.
  4. Региональная коннотация в лексике современного немецкого языка // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. Вып.1 (Ч.II), 2009. - С.55-58.
  5. Семантико-деривационные способы выразжения коннотации (на материале современного немецкого языка) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. Вып.1 (Ч.II), 2009. - С.108-112.
  6. Ситуативная коннотация в лексике современного немецкого языка // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. Вып.3 (Ч.II), 2009. - С.154-158.
  7. ексика политкорректности в современном немецком языке // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. Вып.2, 2010. - С.76-80.
  8. О лексиконе молодежной субкультуры в Германии // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. Вып.3, 2010. - С.115-118.

Публикации в научных сборниках аи иных изданиях

    • О коннотативном статусе терминологических единиц// Научно-техническая терминология и перевод. Челябинск, Челябинский госпединститут,1986. С. 16.
    • Социально-коннотативная специфика лексических инноваций в социолекте молодежи ФРГ // Активные процессы в грамматическом строе и семантике романских и германских языков. Ижевск: Удмуртский ун-т, 1987. - С. 5-10.
    • Коннотативные потенции терминологической лексики // Коннотативные аспекты семантики в немецкой лексике и фразеологии. Калинин: Калининский гос. ун-т, 1987. - С.81-86.
    • Терминологическая лексика в неспециальных текстах // Современные методы обработки иноязычной информации. Челябинск: Челябинский госпединститут, 1988. - С.17.
    • Критерии отбора разговорных лексических элементов для формирования устной речи школьников // Языкознание и преподавание иностранных языков в школе. Ижевск: Удмуртский ун-т, 1989. - С.3-4.
    • Коннотативные потенции терминологических единиц и коммуникативная деятельность.а // Коммуникативный аспект единиц языка и речи. Ижевск: Удмуртский ун-т, 1989. - С.5-11.
    • Структурно-семантические параметры социально обусловленной коннотации лексических единиц // Семантика языковых единиц разных уровней. Ижевск: Удмуртский ун-т, 1990. - С.4-5.
    • Семантико-прагматические аспекты региональной коннотации в немецкой лексике // Прагматика и логика дискурса. Ижевск: Удмуртский ун-т, 1991. - С.99-102.
    • Коннотированная лексика в аспекте перевода // Международная конференция "Иностранные языки в научной деятельности специалиста". Ташкент: Ташкентский гос. ун-т, 1991. - С.52-53.
    • Идиоэтническая коннотация в лексике немецкого языка // Семантика языковых единиц разных уровней. Ижевск: Удмуртский ун-т, 1992. - С 27-28.
    • Этноконнотация в австрийском варианте современного немецкого языка // Тезисы докладов 2-й Российской университетско-академической научно-практической конференции. Ижевск: Удмуртский ун-т, 1995. - С.85.
    • ектный тип коннотации единиц лексико-семантического уровня: На материале современного немецкого языка // Филология на рубеже ХХ-ХХ1 веков: Тезисы Международной научной конференции, посвященной 80-летию Пермского университета. Пермь: Пермский гос. ун-т, 1996. - С. 143-145.
    • О семантическом статусе коннотации // Язык - дискурс - текст. Ижевск: Удмуртский ун-т, 1998.а - С.7-11.
    • Социально-коннотативная специфика немецкого языка Швейцарии // Женщины и общество: Вопросы теории, методологии и социальных исследований. Ижевск: Удмуртский ун-т, 1998. - С. 73-74.
    • Культурно-символическая коннотация как объект лингвистического сопоставления. // Актуальные проблемы сопоставительного языкознания и межкультурной коммуникации: материалы научной конференции. Часть 1. Уфа: Башкирский гос. ун-т, 1999. - С.86-87.
    • Коннотированная лексика национальных вариантов немецкого языка в Германии и в Австрии // Ученые записки Ульяновского государственного ун-та: Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики. Серия Лингвистика, Вып. 2(5). Под ред. проф. А.И. Фефилова. Ульяновск, 2000. - С.71-75.
    • Менталингвистический аспект коннотации // Тезисы докладов 2-й Российской университетско-академической научно-практической конференции. Ижевск: Удмуртский ун-т, 2001. - С. 4-5.
    • Аксиологическая деятельность и бессознательное // Ученые записки Ульяновского государственного ун-та: Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики. Серия Лингвистика, Вып. 1(6). Под ред. проф. А.И. Фефилова. Ульяновск, 2001. - С.8-11.
    • О лингвистическом статусе коннотации // Ученые записки Ульяновского государственного ун-та: Актуальные проблемы теории языка, лингводидактики и межкультурной коммуникации. Серия Лингвистика, Вып. 1(7). Под ред. проф. А.И. Фефилова. Ульяновск, 2002. - С.19-22.
    • Выражение коннотации фоносемантическими средствами: На материале немецкого языка // Материалы ХХХIV Международной филологической конференции. Секция фонетики. Вып. 10. СПб, 2005. - С.37-43.
         Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии