Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии

Этноментальные основы литературы черкесского зарубежья

Автореферат докторской диссертации по филологии

 

На правах рукописи

 

Абдокова Марина Борисовна

 

ЭТНОМЕНТАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ЛИТЕРАТУРЫ

ЧЕРКЕССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ

10.01.02 - Литература народов Российской Федерации

(кабардино-балкарская и карачаево-черкесская литература)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

 

Нальчик - 2009

Работа выполнена в Карачаево-Черкесском Институте гуманитарных исследований

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Бекизова Лейла Абубекировна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Бигуаа Вячеслав Акакиевич

доктор филологических наук, профессор

Гутов Адам Мухамедович

доктор филологических наук, профессор

Хачемизова Мира Нуховна

Ведущая организация - Северо-Осетинский институт

гуманитарных и социальных

исследований им. Абаева ВН - РАН

и Правительства РСО-Алания

Защита состоится л02 июля 2009 года в 10.00 часов на заседании Диссертационного совета ДМ 212. 076. 04 в Кабардино-Балкарском государственном университете им. Х.М. Бербекова (360004, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова (360004, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173).

Автореферат разослан л__ _______________2009 г.

а Ученый секретарь

диссертационного совет А.Р. Борова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Научное освоение литературных памятников адыгского зарубежья в течение двух последних десятилетий стало неотъемлемой частью роста национального самосознания народа, волею истории разделенного и разбросанного по всему миру. Проблемы духовно-нравственного возрождения адыгского этноса на исторической родине невозможно разрешить в отрыве от постижения философско-исторической, художественно-эстетической многомерности культурной жизни адыгов зарубежья. Научный анализ процессов формирования, развития и современного состояния зарубежной адыгской художественной словесности не опережает процессы творческого и этического освоения рядовыми читателями и исследователями ее лучших достижений, а сопутствуют их развитию. Литературный багаж черкесского зарубежья - важный компонент духовной истории всего этноса.

Актуальность исследования - определяется необходимостью воссоздания целостной картины зарождения и развития литературы диаспоры как неотъемлемой части общеадыгской литературы. Понять пути развития единого культурно-этнического бытия народа невозможно без точного определения историко-культурной генеалогии и этноментальных основ богатейшей литературы диаспоры. Возвращение на историческую родину многих забытых и даже неизвестных ранее имен, произведений, относящихся к литературе черкесского зарубежья, значительно изменяют наши представления о путях развития адыгской литературы, делают их более объемными. Возникает возможность сопоставления, соединения в наших суждениях опыта литературно-художественного развития культуры разделенного этноса.

Несмотря на то, что в последние десятилетия адыгское литературоведение значительно продвинулось в изучении художественно-эстетического своеобразия произведений адыгских писателей, многие проблемы до сих пор остаются малоисследованными. Это вполне объяснимо, если учесть, что процесс возвращения на историческую родину имен авторов, художественных текстов, документально-исторических материалов литературы черкесского зарубежья сложен и сопряжен с целым рядом проблем, которые еще недавно казались неразрешимыми.

Историческая обусловленность разделения литературы адыгского этноса по территориальному принципу сегодня не подвергается сомнению. Духовное общение между адыгами-эмигрантами и материковыми адыгами было затруднено вопреки чаяниям и нуждам большей части всего разделенного народа. Исторически обусловленное размежевание адыгских литератур - это не причина, а следствие разъединенности самого этноса. За последние годы преодолены многие идеологические барьеры в осмыслении жизни адыгского этноса и его литератур. Кроме личностных контактов гуманитариев зарубежья и общности исторической родины, фактором духовного сближения во многом является и литературно-художественный опыт нескольких поколений писателей и поэтов (этнических адыгов), проживающих как на родине, так и за рубежом.

Исследование локализованных потоков адыгских литератур в ракурсе эстетической, исторической, духовно-нравственной эволюции представляет несомненный научный интерес. Из всей многомерности постижения проблем, связанных с возникновением и развитием литературы адыгской зарубежной диаспоры, мы выделяем фактор корневых истоков этой литературы. По нашему убеждению, различные потоки адыгской художественной словесности, даже при антиномическом соотношении в отдельных своих проявлениях, близки этнически и ментально.

Анализируя разнящиеся по содержанию, художественным свойствам, стилю произведения литераторов черкесского зарубежья, осмысливая процессы ассимиляции адыгов в культуру стран проживания, сопоставляя художественный опыт писателей зарубежья и исторической родины, мы стремимся осмыслить духовные, национальные корни литературного творчества зарубежных черкесских писателей.

В связи с этим возникает необходимость исследования проблем этнической идентификации писателей-эмигрантов и особенностей проявления ментальности в их творчестве. Решения не могут быть даны вне анализа конкретного художественного метода того или иного художника, без учета факторов этнической и ментальной самоидентификации писателей, творящих в иноязычной среде, без исследования позитивных и негативных влияний окружающей культурной среды на их самосознание. В анализе отдельных ярких художественных явлений, в сопоставлении весьма различных по образному строю и стилевым параметрам произведений возможно обрести и некое типологически универсальное представление об основополагающих эстетических, нравственно-философских принципах литературы черкесского зарубежья.

Этноментальный генезис зарубежной черкесской литературы осмысливается в работе с учетом того, что язык и литературное творчество являются отражением сущностной потребности этноса определить своё место в сложном многообразии окружающего мира.

Объектом исследования в реферируемой диссертации является художественная проза и поэзия писателей черкесской зарубежной диаспоры. География и хронос адыгского литературного рассеяния не ограничиваются рамками отдельной страны или отдельного исторического отрезка времени. Анализируются художественные тексты авторов, этнических адыгов разных исторических эпох, творчество которых реализовано в Турции, Сирии, Иордании, Египте, странах Европы и Америки. Наряду с этим исследуется феноменология этноментальных связей материковой адыгской литературы и литературы черкесского зарубежья. Вскрываются не только очевидные параллели в ментальном сложении адыгских литератур, но и антиномии, не разрушающие единства общеадыгской литературной культуры, а отражающие ее сложное становление и бытие.

Цель исследования заключается в системном изучении, анализе и описании этноментальных основ литературы черкесского зарубежья и историко-культурного генезиса профессиональной литературной культуры адыгов зарубежья. В соответствии с поставленной целью в работе намечено решение следующих конкретных задач:

- раскрытие механизмов духовно-эстетического постижения черкесской трагедии зарубежными адыгскими литераторами разных исторических эпох;

- осмысление материала, который позволяет воспринимать не только формальную структуру и эстетическое своеобразие художественных текстов, но и духовный язык предков как высший символ исторической памяти народа и своеобразный залог этноментального здоровья литературы и общества в целом;

- выявление характерных (специфически адыгских) черт, свойственных мышлению писателей зарубежной черкесской диаспоры разных поколений;

- сопоставление опыта художественного освоения мифоэпических традиций зарубежными и материковыми черкесскими литераторами;

- исследование процессов культурной ассимиляции адыгов зарубежья в ракурсе художественного творчества литераторов различных эпох и творческих направлений.

Степень разработанности темы. Проблемы истории и практики зарубежной адыгской литературной диаспоры в последнее время стали предметом изучения многих исследователей, в частности - это фундаментальный труд Х.Т. Тимижева Историческая поэтика и стилевые особенности литературы адыгского зарубежья (Нальчик, 2006), а также монографии, аналитические этюды, очерки, статьи Л.А. Бекизовой, Х.И. Бакова, А.М. Гутова, Ю.М. Тхагазитова, М.М. Хафицэ и др. При этом вопросы этноментальных основ черкесской зарубежной литературы прежде не рассматривались как объект научного осмысления, литературоведческого анализа.

Филологическое исследование литературы адыгской диаспоры стало возможным благодаря тому, что в последние два десятилетия на исторической родине публикуются произведения многих писателей адыгского зарубежья. Этому способствовали усилия материковых писателей, журналистов, ученых, а также представителей гуманитарной элиты современной зарубежной диаспоры. Систематизация и научный анализ объемного исторического и литературно-художественного материала требуют нового подхода к освоению обретенных богатств зарубежной черкесской художественной словесности. Мухаджирский и материковый потоки адыгских литератур осмысливаются нами как двуединство адыгского этноментального гуманитарного, культурно-исторического пространства.

Научная новизна исследования состоит в самой постановке проблемы. Этноментальные основы адыгской зарубежной литературы рассматриваются в широком контексте художественных, исторических, философско-этических явлений и факторов. Научному анализу предшествовал многолетний труд автора по выявлению и научному освоению большого объема поэтической и прозаической литературы черкесского зарубежья. Многие из исследуемых художественных текстов никогда прежде не были доступны материковым читателям и, следовательно, не подвергались научному анализу.

Раскрывая этноментальную сущность адыгской зарубежной литературы, мы рассматриваем структурно-филологические, эстетические, нравственно-этические особенности творчества наиболее ярких и самобытных литераторов диаспоры, в частности, О. Сейфеддина, Ш. Кубова, Я. Бага, К. Самих, Ю. Барута, Э. Гунджера, М. Инамуко, А. Чурея, М. Чурея, Ф. Тхазепля, Дж. Авжды, И. Хана, А. Афашижа (Турция); К. Натхо, М. Кандура, Б. Калмыка (США); И. Уджуху, Н. Кушха (Сирия); З. Кандур, И. Жанбека, Н. Хунагу (Иордания); К. Шурдума (Германия), М. Меретуко (Голландия) и других зарубежных и материковых адыгских писателей.

Методологической основой исследования являются труды таких ученых прошлого и современности, как М.М. Бахтина, В.Г. Белинского, А.Н. Веселовского, Г.Д. Гачева, В.М. Жирмунского, И.Ю. Крачковского, В.В. Кожинова, А.Б. Куделина, Е.М. Мелетинского, Н.С. Надъярных, аА.А. Потебни, В.Я. Проппа, Н.С. Трубецкого, Б.Н. Эйхенбаума и др.

Концепция диссертации включает в себя анализ и разработку проблем, затрагиваемых ведущими лингвистами, литературоведами, исследователями северокавказской литературы: А.Ч. Абазовым, А.И. Абдоковым, А.И. Алиевой, Х.И. Баковым, Л.А. Бекизовой, В.А. Бигуаа, А.М. Гутовым, Г.Г. Гамзатовым, Х.Х. Кауфовым, М.Ш. Кунижевым, М.И. Мижаевым, А.М. Муртазалиевым, З.М. Налоевым, Р.С. Сакиевой, Х.И. Теуновым, К.К. Султановым, А.А. Схаляхо, Ю.М. Тхагазитовым, А.Х. Хакуашевым, М.М. Хафицэ, М.М. Хацуковой, М.Н. Хачемизовой, Т.А. Чурей, К.Г. Шаззо, А.Т. Шортановым и др.

При рассмотрении историко-этнографических аспектов исследуемых проблем мы обращались к разработкам отечественных и зарубежных историков, этнографов, документалистов, в частности, А. Абрамова, И. Айдемира, А. Бенкендорфа, Н. Берзега, И. Бларамберга, Г. Дзагурова, Н. Дубровина, В. Потто, Н. Смирнова, А. Фонвиля, С. Эсадзе и др.

В качестве анализируемых прозаических и поэтических первоисточников использовались проверенные аутентичные отечественные и зарубежные издания.

Теоретическая значимость работы заключается в расширении границ той области адыгской филологии, которая тесно связана с осмыслением широкого спектра проблем черкесской художественной культуры, историософии, морали, этики, этнографии. В научный оборот вводится большой объем ранее неизвестных художественных текстов и исторических фактов, сведений и материалов, которые могут стать аналитическим подспорьем в дальнейшем изучении национального своеобразия и феномена ментальной идентичности адыгских литератур.

Научно-практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы при составлении целостной картины общеадыгской литературной жизни в контексте российской и мировой культуры. На основе реферируемой диссертации может быть создан учебно-лекционный курс, посвященный изучению ментальных истоков литературы адыгского зарубежья.

Анализируемые в работе тексты поэтических и прозаических произведений, прежде не издававшиеся на исторической родине, позволяют другим исследователям продолжить изучение зарубежной черкесской литературы.

Основные положения, выносимые на защиту диссертации:

• исторические предпосылки возникновения этнокультурной диаспоры черкесов зарубежья. Обоснование этноментальной проблемы изгнанничества как первоосновы литературного творчества адыгов зарубежья;
• формы культурной адаптации адыгов в странах рассеяния. Создание литературных произведений на языках стран проживания;
• образно-тематический диапазон творчества писателей черкесского зарубежья. Ментальность и традиционный адыгский этикет как философско-этическая основа зарубежного литературного пространства черкесов;
• мифоэпические традиции в формировании художественного мировидения литераторов черкесского зарубежья. Нартский эпос в литературной традиции адыгов зарубежья;
• сравнительное исследование этноментальных истоков творчества зарубежных и материковых адыгских литераторов;
• проблемы языка, поэтики и стиля в поэзии и прозе писателей черкесского зарубежья;
• исследование целостного контекста общеадыгской литературной культуры как проявления этноментального, духовно-этического единства адыгов исторической родины и зарубежья.

Апробация и внедрение результатов. Диссертационная работа обсуждена на заседании сектора фольклора и литератур народов Карачаево-Черкесии Карачаево-Черкесского Института гуманитарных исследований (март 2008 г.), на заседании научного семинара Актуальные проблемы литератур народов Российской Федерации (январь 2009 г.) Института филологии Кабардино-Балкарского государственного университета. По теме диссертации опубликовано 25 работ, в том числе монографии Проблемы национальных истоков в творчестве поэтов черкесского зарубежья (Нальчик-Краснодар, 2005), Этноментальные основы литературы черкесского зарубежья (Нальчик, 2008). Основные положения диссертации обсуждались на международных, всероссийских, региональных и республиканских конференциях (Черкесск - 2003, 2008, Пятигорск - 2003, Майкоп - 2006, Ставрополь - 2006, Карачаевск - 2007), были опубликованы в статьях, в издании Черкесской (Адыгской) Международной Академии наук ОбразованиеЦНаукаЦТворчество (2005, 2006, 2007), в вестниках Санкт-Петербургского (2007, 2008), Воронежского (2006), Челябинского (2008) государственных университетов, Костромского Государственного Университета им. Н.А. Некрасова (2006), Известиях высших учебных заведений (Ростов-на-Дону, 2006) и др.

Структура работы отвечает задачам реферируемого исследования и состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность, формулируется цель, определяются основные задачи, излагаются методологические основы исследования, раскрывается теоретическая значимость и обосновывается практическая ценность работы, перечисляются основные положения, выносимые на защиту.

Первая глава диссертации Тема Кавказской войны и изгнанничества в художественной традиции черкесских мухаджиров. Принципы осмысления посвящена исследованию этноментальных, архетипных форм мышления писателей черкесского зарубежья. Исследуются памятники народного творчества (песни-плачи, героические песни, сказки, притчи, колыбельные), зафиксированные О. Батыраем, Дж. Нихадом, Д. Кушха, Е. Нихаем, М. Наждетом, И. Уджуху, Ф. Дугужем, Ф. Дыгу, А.М. Гутовым, В.Х. Кажаровым, Н.Г. Шериевой.

Тема изгнанничествавозникла как отражение сложнейших историко-культурных процессов, происходивших в жизни адыгского этноса в период Кавказской войны и после нее.

Кавказская война оставила неизгладимый след в духовной и исторической памяти адыгского этноса. Мы разделяем мнение исследователей, считающих, что до настоящего времени еще не создана концепция, соответствующая трагической истории адыгов. Это во многом обусловлено длительным идеологическим запретом на сбор и анализ исторических фактов и документов, так или иначе проливающих свет на события Кавказской войны, и последовавшим за нейа исхода адыгов с исторической родины. Сегодня в условиях возрастающегоа интереса адыгского народа к собственной национальной истории нельзя считать ее адекватно изученной без осмысления той ее части, которая отражает судьбу тысяч соплеменников, сравнительно недавно оказавшихсяа по ту сторону Черного моря.

Возрождение адыгского этноса, начавшееся в середине ХХ столетия, обусловило попытки исследователей, мастеров художественного слова не переосмыслить, а восстановить подлинную историю своего народа. Мухаджирство, как нравственно-философское, историко-культурное содержание адыгского исхода, стало смысловым стержнем самоидентификации народа, значительная часть которого оказалась за пределами своих исторических земель. Именно интерес к истории мухаджирства приоткрыл многим исследователям тайны народной истории.

Неоспорима генетическая связь литературы северокавказской диаспоры с этнокультурным контекстом национальной традиции. Тема мухаджирства дает художнику в изгнании необъятный материал для художественно-исторического осмысления истории своего народа, способствует сохранению и преумножению его культурно-этического, духовного опыта.

Свобода, как фактор национальной совести народа, не только этический, но и ментальный фундамент мухаджирства. Свободолюбие и нежелание смириться с принуждением в любом его проявлении понимались мухаджирами как важнейший ценностный ориентир черкесского народа. Это не спонтанно возникшее чувство униженного трагическими обстоятельствами этноса.

Свобода, как ясно осознаваемая нравственная категория, издревле считалась едва ли не главным атрибутом кодекса чести горца-адыга. За родину и свободу он был готов умереть. Свободолюбие черкесов, не раз отмеченное многими отечественными и зарубежными исследователями, лучшими представителями российской литературы от Пушкина до Толстого, - фундирующий элемент этноментальной самоидентификации народа.

Вместе с возвращением на историческую родину многих имен и художественных текстов литературы черкесского зарубежья читательской аудитории и научному сообществу открываются новые свидетельства культурно-исторической жизни адыгов в изгнании. Из всегоа многообразия документально-исторического, художественного материала, поступающего на родовую территорию, особенно ценными представляются документы, публицистические и художественные тексты, в которых отражены не только вехи трудной жизни народа вне родины, но и стремление этого народа сохранить свое этнокультурное своеобразие.

Ментальная самоидентификация адыгов зарубежья посредством сохранения языка, обычаев, традиций, адыгского уклада жизни вдали от родины запечатлена в разных по жанру, объему и назначению трудах многих литераторов, журналистов, этнографов, историков на исторической родине и за рубежом. Ценным вкладом в изучение этнокультурной жизни черкесов за рубежом являются очерки и в особенности этнографические материалы, посвященные памятникам народной устной культуры.

При анализе этих материалов становится очевидным, что этноментальная идентификация черкесов сопряжена с осмыслением значения в их духовном мире не только корневых традиций, родовой этики, но и специфических художественных форм, посредством которых эти традиции ретранслируются в жизнь зарубежной адыгской диаспоры. В главе анализируются произведения народно-поэтической культуры черкесских мухаджиров разной жанровой направленности: от гъыбзэ (плача) до колыбельной. В настоящем изложении первой главы реферируемого исследования представлен фрагмент анализа песни-плача, зафиксированного О. Батыраем.

Среди памятников этнографической и литературной культуры адыгов, опубликованных на страницах издающегося в ФРГ черкесского журнала Молния, выделяются образцы традиционного гъыбзэ (плача). Один из них Переправа - горе нам (1986) несет в себе немалые исторические и художественные достоинства, а главное - в поэтической форме отражает важные ментальные и этнические особенности адыгского взгляда на историю своего народа. В публикации не указано имя этнографа, зафиксировавшегоа плач, но мы относим ее к творчеству Озбека (Едиджа) Батырая, активно сотрудничавшего с журналом. Исторический контекст плача - время после Кавказской войны. Весьма показательна уже первая строфа плача, определяющая и исторический, и этический смысл переживаемых сказителем чувств:

Урысым и пщышхуэхэр Кавказым къыхуолIэ,

Iыгъэр зэтрахыу жаIэурэ, зауэр къыдащIылIэЕа

[Батырай Озбек. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.). Сост. Х.Т. Тимижев. - Нальчик, 2004. С.10]

России великие князья жаждут Кавказа

Под видом состязания в мужестве, войну нам навязываютЕ

(Подстрочный перевод. - М. А.)а

В адыгском фольклореа борьба с завоевателями и колонизаторами переросла в тему непреходящего, вневременного характера. Память об исходе черкесов и явлениях, его породивших, - звено в исторической цепи событий, изменивших судьбу этноса. В этом смысле нам не представляются исторически запоздалыми художественные открытия Озбека Батырая - летописца истории своего народа.

Фольклор в восприятии Батырая - книга памяти, сохранить и исследовать которую дело чести для владеющего словом адыга. Батырай едва ли не первым в современном черкесском литературном зарубежье стал художественно-исторически исследовать последствия Кавказской войны и положение своих соплеменников.

Для приводимого нами плача характерна торжественность и даже своеобразная гимничность. Эмоциональная насыщенность не приводит к торжественности и искусственности. Образный строй плача представляется пронзительно действенным и живым:

ПсыикIыж мы махуэхэр сыту лажьэшхуэ,

Лажьэу къыттехьа мыгъуэхэм ди гур кърашхыкIЕ

[Батырай Озбек. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.). Сост. Х.Т. Тимижев. - Нальчик, 2004. С.11]

Переправа в эти дни огромной бедой для нас стала,

Беда, обрушившаяся на нас, выедает нам сердцаЕ

а(Подстрочный перевод. - М. А.)

Поэтика гъыбзэ (плача) отличается особой подвижностью формы. Импровизаторы свободно пользуются словесными, образно-ассоциативными формулами смежных жанров фольклора. Выбор тем и героев обусловлен участием масс в социальных столкновениях и борьбе с внешним врагом. Центральными персонажами историко-героического эпоса становятся предводители народа, бросающие вызов поработителям. Одной из ведущих тем адыгского фольклора, как уже отмечалось, можно считать многовековую борьбу за свободу и независимость черкесов. Гипертрофия образной сферы, связанной с воплощением этой темы, могла бы казаться навязчивой, если бы не то обстоятельство, что в смысловом, художественно-эмоциональном раскрытии темы свободы заложен именно ментальный образ адыга, а свобода, как независимость духа, своеобразный этнический символ.

Озбек Батырай смело использует поэтические антитезы, антонимы, извлекая из идеи образной контрастности максимальную художественную пользу. В адыгском эпосе, как правило, действия героев не отвлеченно-описательны, а имеют вполне определенную социально-историческую и нравственную мотивацию. Активность героев выражается в их конкретных действиях. Даже если объектом повествования становится некий локальный эпизод обширного сюжета, то этот фрагмента большого повествования детально и полно разработан.

Народное поэтическое сознание гиперболизирует исторические события и идеализирует героев этих событий. Речь идет, безусловно, о художественных, поэтических формах преодоления и укрупнения исторического материала. Внешне описательное никогда не главенствует над исторически достоверным и художественно осмысленным. Эпическая идеализация героев свойственна многим значительным национальным культурам. Адыгская традиция в этом смысле не является исключением. Индивидуальные и типические особенности этнических культур Кавказа в адыгском эпосе проявляются в полном взаимодействии. У Батырая содержится обширный материал для научного и эстетического осмысления нартского эпоса как общекавказского явления.

В тексте, представленном Батыраем, весьма показателен эпизод, изображающий предательство, с которым сталкиваются и отдельный человек, и любая общность людей, ведущие борьбу не на жизнь, а на смерть. Тема (концепция) невозможности оправдания предательства звучит во многих этнографических и профессионально-художественных памятниках литературы черкесского зарубежья. Кодекс чести адыгов приравнивает измену интересам своего народа, своей родины к преступлениям не только плоти, но и духа. Этнокультурный образ адыга-воина вбирает в себя все, что связано с идеей преданности отчему крову. Личная преданность, которой славились многие черкесы, ментальное следствие преданности родной земле и ее обычаям.

Риторические, аллегорические, сложноассоциативные формы поэтического повествования Батырая ориентированы на передачу скрытых смыслов посредством косвенных описаний. Это свойство весьма характерно для этнолитературных проявлений адыгской литературной традиции. Когда нарушается паритет между идейно-идеологическим и образно-художественным началами, аллегория и иносказание выступают важнейшим фактором сложения поэтики.

Проблема аллегорического художественного мироощущения в адыгских литературах очевидна. Для нас важно выделить два важных свойства аллегорического миропонимания, с которыми мы сталкиваемся в приводимом плаче, как и во множестве других. Во-первых, аллегорический смысл ретранслируется на художественном уровне строго, лапидарно, что, безусловно, отражает ментальные свойства художественного мышления адыгов. Во-вторых, аллегория не используется как декоративный, в смысловом отношении описательный элемент художественного сознания - она почти всегда есть стремление к раскрытию глубинного смысла повествования, к четкому и недвусмысленному обозначению той или иной моральной константы.

Мораль финала плача Переправа оперирует всем богатством художественного иносказания:

Морские волны ледяные нас окружаютЕ

Здесь только рыба мертвая, и мы - в пучинеЕ

А с берега - земля родная с надеждой ласково взираетЕ

а(Подстрочный перевод. - М. А.)

Из большого по объему художественно-этнографического материала, с которым приходится сталкиваться современному читателю и исследователю зарубежной адыгской словесности, выделяются произведения устного народного творчества, в которых самым непосредственным образом отражены исторические события, связанные с черкесским исходом с родных земель. По вполне объяснимым причинам значительная часть таких произведений приходит к нам с противоположного берега Черного моря. Это не значит, что на исторической родине разделение народа не было отражено в устном творчестве и тем более малозначимо в его этнокультурной жизни.

В ракурсе избранной темы важно отметить, что для уцелевших в изгнании адыгов память о родине часто концентрировалась не только на конкретных исторических событиях, но и в особенности на то, что непосредственно отражает расставание с отчим кровом. Память о прощании с родиной - феномен, отразившийся в народном самосознании и народной культуре и выражающий глубинные этноментальные чувства черкесов в изгнании. Понятно, что обозначенное явление нельзя считать единственным в истории. Тысячи и тысячиа людей разных национальностей вынужденно покидали свои земли. Но в новейшей истории не много примеров, когда подавляющая часть этноса вынужденно оставляла свою исконную родовую территорию. Именно это обстоятельство и то, что в сознании адыгов запечатлено в образах прощания с землей предков, дает нам основания говорить об уникальности обозначенного феномена.

Когда исследуются художественные особенности претворения темы мухаджирства в адыгской литературе, весьма действенным оказывается ее анализ с позиций литературной герменевтики. Рассматриваемый нами плач, как и значительную часть литературного наследия адыгов, трудно, почти невозможно осмыслить кака нечто обособленное и исключительное. Это не единичные проявления творческого вдохновения народа. Перед нами непрерывная культурная традиция, в которой произведения художественного творчества заключают в себе материальную объективацию культурного опыта.

Определить гуманитарно-эстетическую константу черкесского мухаджирства можно как стремление изгнанников не только сохранить устную мифоэпическую традицию своего народа, но и не позволить ей иссякнуть. Фольклорные традиции, не развивающиеся в естественном соотношении традиционного и современного, будучи музейными экспонатами, теряют свою значимость и постепенно утрачиваются. Мухаджиры не только ревностно защищали и отстаивали право народа на историческую память и духовную самодостаточность, но и обогатили народную, а позже и профессиональную культуру своего этноса. Традиции мухаджирства, претворенные в современной художественной практике -свидетельство того, что времен связующая нить не прервана.

Ввиду особых реалий жизни творческое проявление адыгского духа на протяжении значительного периода времени было преимущественно коллективным. А потому особо значимо, что в системе образных и смысловых координат историко-героического эпоса, мифоэпической традиции адыгов постепенно созревало народное лирическое, личностно окрашенное поэтическое чувство. Даже в живописании глобальных с точки зрения истории событий народные сказители умели находить черты индивидуализации, персонализации своего взгляда на окружающее. Именно из народного лирического мировидения, наиболее ярко проявившегося в песнях-плачах, возникли первые ростки личностно-самостоятельного профессионального искусства. Мы не случайно отметили индивидуально-авторский подтекст большей части лирических страниц народной поэтической культуры. Для адыгов зарубежья, как и для материковых соплеменников, жанры устной поэтической культуры, в которых образный строй максимально субъективизирован, как бы сведен к осмыслению чувств и мыслей одного человека, выражает интимное лирическое переживание, тесно смыкаются с авторской традицией.

Анализируя весьма разнящиеся по образно-тематическому, эмоциональному, нравственно-этическому строю произведения, отметим, что устная народная традиция черкесских мухаджиров не ограничивалась фиксацией взлетов и паденийа народного духа. Запечетлевая исторические события, она выработала уникальный художественно-исторический линструментарий познания народной жизни. К тому времени, когда возникло мухаджирское движение, устное народное творчество адыгов достигло вершин кристаллизации своих жанров и форм.

Кавказская война и черкесский исход с родных земель, безусловно, представляли собой огромную угрозу не только для выживания этноса, но и его богатейшему культурно-этнографическому наследию. Одним из знаменательных феноменов современной цивилизации является не только факт выживания адыгского этноса, но и непрерывность его мифопоэтической традиции. Черкесские мухаджиры могли увезти с собой только память о Родине и, что самое существенное, сохранить ее духовность. Мухаджирское народное творчество - важное звено в непрерывной цепи развития общеадыгской культуры.

Основной корпус позднейшей профессиональной литературы адыгского зарубежья в своих главных ценностных проявлениях восходит к традициям мухаджирской народной поэтической культуры. Песня-плач, как явление жанра и стиля и как утвердившаяся форма народного художественно-исторического творчества, - это и свидетельство неиссякаемых творческих возможностей этноса, и прообраз будущей профессиональной литературы адыгов зарубежья. В народной, а позже и в профессиональной литературно-художественной практике главенствуют единые этноментально осмысленные темы, образы, мотивы и настроения. Стержневой становится тема воссоединения с родиной. Осмысление существования на чужбине как ожидания, как своеобразного преддверия перед подлинной жизнью на родной земле характерно для большинства литераторов адыгского зарубежья.

Патриотическая направленность тематики мухаджирского творчества, как указывалось, многомерна. Предметом освоения становятся не только проблемы, символизирующие свободу и независимость Кавказа, но и повседневные мотивы: быт, семейные ценности и т. д. Жизнеутверждающее начало преобладает в эстетическом осмыслении прошлого, настоящего и будущего народа.

То, с какой бережностью и ревностью охраняли черкесские мухаджиры предания старины, народные обычаи и этический уклад ладыгэ хабзэ, - свидетельство их неразрывной духовной связанности с покинутой и оплакиваемой родиной. Источник народной памяти стимулировал творческое сознание мухаджиров, многие из которых обладали незаурядными художественными талантами. Именно из среды мухаджиров и их потомков вышло в будущем подавляющее большинство литераторов, художников, музыкантов черкесского зарубежья. Даже беглый анализ историко-биографического состава зарубежного адыгского искусства подтверждает этот вывод.

Не ставя перед собой цели аналитическиа исчерпать все жанровое, композиционно-структурное сложение народных истоков литературы адыгского зарубежья, мы отметили существенные и типологические формы устной поэтики черкесского мухаджирства, наиболее рельефно запечатленных в многомерном художественном воплощении событий и последствий Кавказской войны. Идентифицируя этническую и ментальную характерность художественной культуры черкесских мухаджиров, культуры, лежащей в основе гуманитарной жизни адыгов зарубежья, мы указываем на триединство (синкрезис) самых важных и внутренне сложно структурированных лизмерений: 1) преданность отчей земле, 2) религиозную сферу, 3) национальный этический кодекс.

Каждое обозначенное нами краеугольное этноментальное лизмерение, как было отмечено, включает в себя целый свод не менее важных, но исходящиха из него понятий. Так, любовь к родному языку восходит к первому лизмерению, личная совесть человека - ко второму, нормы поведения - к третьему. Приведенные нами образцы устного народного творчества адыгов-мухаджиров подтверждают, что все проявления этноментальности обособленно не функционируют и действенны только в единстве.

И, наконец, итература черкесского зарубежья уже на протяжении большого исторического периода питается от корней мухаджирства, его своеобразной идеологии, осмысленной народома не как историко-политический феномен локального временного периода, а как квинтэссенция нравственно-этических, философско-исторических, художественно-эстетических исканий адыгского этноса. Принципы художественного осмысления, эстетического преобразования трагической истории мухаджирства в образы народной и профессиональной литературы - процесс вневременной.

Во второй главе Ностальгия по исторической родине в творчестве писателей черкесского зарубежья. Текст и литературно-исторический контекст дается текстологический анализ литературы адыгской диаспоры в многомерном соотношении лексико-лингвистических, эстетических, этико-философских проблем. Анализируются тексты: Ш. Кубова, К. Натхо, И. Уджуху, З. Кандур, К. Шурдума, Д. Кардан, Я. Бага, Ж. Апазао, И. Кипа, Э. Цурмита, К. Самих, Ю. Барута, Э. Гунджера, М. Инамуко, М. Меретуко, И. Жанбека, А Чурей, М. Чурей, Н. Хунагу, Ф. Тхазепль, Дж. Авжды, И. Хана, М. Кандура, Ф. Бирмамыта, Я.Казана, А. Афашижа, Н. Кушха, Б. Калмыка - поэтов черкесского зарубежья.

Текстологический анализ литературы черкесского зарубежья предполагает классическую для филологии процедуру выявления истории текста и отношений между его различными вариантами; осмысление воспринимающим сознанием стилистических, содержательных, эстетических, этико-психологических и иных особенностей текста, а также сопоставление с другими текстами.

Из большого объема рассмотренных в реферируемой диссертации художественных текстов выделяется творчество Зейн Кандур (р. 1983). Автор апринадлежит к числу наиболее молодых адыгских литераторов зарубежья, весьма успешно заявивших о себе на поэтическом поприще. Многие стихи Кандур изначально созданы на английском языке и лишь после этого переведены на черкесский язык кабардинским поэтом Уэрэзэй Афлик. Английские оригиналы написаны преимущественно верлибром, белым стихом, но черкесские переложения ориентированы на специфику адыгской рифмовой поэтики.

Энциклопедией ностальгических переживаний можно считать тематически и образно богатую поэзию Кандур. Философичность мировидения Кандур расширяет палитру тем и настроений, наиболее распространенных в черкесской поэзии зарубежья. Почти все стихи поэтессы отличаются духовно-философской тематикой.

Адыги, их мир воспринимаются автором частью вечного цивилизационного потока, где каждый этнос подчеркивает своеобразную всеобщность иа взаимосвязанность очень разных народов и культур. Тоскуя по родине предков, Кандур пытается философски осмыслить положение ее народа в общекультурном измерении. Может ли быть понятым адыг в своих ментальных проявлениях вдали от родины? Должны ли ее соплеменники-эмигранты пожертвовать своими характерными национальными свойствами, чтобы облегчить свое существование на чужбине? Где границы своеобразной внутренней деформации национального начала, преодолев которые человек неизбежно теряет свою корневую связь с родиной? Кандур ставит эти вопросы и, казалось бы, не всегда прямо на них отвечает. Но действенной оказывается сама постановка этих важных для самосознания читателя проблем. Автор не только проповедует ментальные ценности адыгов, но пытается пробудить в воспринимающем сознании соплеменников интерес к духовной, ментальной самоидентификации.

Лирика Зейн Кандур по своему складу медитативна. Философско-поэтические раздумья автора вплетены в сложные аллегорические, сродни сновидениям, повествования. Нескрываемые мистицизм и духовность поэтессы сообщают ее стихам исповедально-молитвенный характер.

Поэзия Кандур оперирует большим арсеналом художественных средств. Автор виртуозно владеет чередованием рифм в стихах строфического строения. В адыгских переложениях сохранена специфика авторского альтернанса. В своей поэтической композиции поэтесса органично использует композиционный параллелизм на основе расширенной анафоры, заключающийся в повторении синтаксических рядов в отдельных частях поэтического произведения. Амебейная композиция - одно из архитектонических достоинств рассматриваемых стихов.

Образный строй поэзии Кандур зиждется на осмыслении поэтики красоты в среде, отвергнувшей красоту в ее духовных проявлениях. Лирический герой не верит в ценностные ориентиры современного мира. Автор призывает читателя к труду духовного, национального самопознания.

Стихосложение Зейн Кандур преимущественно квантитативно. Долгота и краткость слогов, закономерность в их чередовании в строфе носят печать индивидуального, вполне самостоятельного фонетико-мелодического мышления. Литотический принцип - важное звено в стилистическом своеобразии этой поэзии.

Весьма самостоятельны и интересны формы движения стиха. Излюбленный автором размер - монометрия. Ритмическая сущность стиха находится в полном гармоническом соединении с его фонетической фактурой, что способствует особой его выразительности.

Поэтесса смело использует прием олицетворения, наделяя неодушевленные предметы человеческими чувствами, мыслями и даже речью:

Щхьэгъубжэм къыпхедзыр нэху

Махуэ къэс, имыщIэу псэху.

Къыпхедзри, гъуэбжэгъуэщу

Хошыпсыхьыж псэм и жэщымЕ

[Из стихотворения Добро пожаловать. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард.яз.). - Нальчик, 2006. - С. 287]

Стекло дневное, твой свет,

Хранящий солнца луч и звучанье слов,

Приходит ночью,

И говорит со мноюЕ

(Подстрочный перевод. - М. А.)

В своих поэтических циклах Зейн Кандур часто соблюдает одинаковую структуру предложений в смежных стихах, добиваясь совершенного синтаксического параллелизма.

Зейн Кандур - потомок семьи, пострадавшей от Русско-Кавказской войны. Ей хорошо известна история мухаджирства. Ностальгические мотивы характерны даже для самых интимных, по складу дневниковых стихов поэтессы.

Стройность поэтической метрики стиха Кандур достигается равнодольностью, подчеркивающей главный структурный признак правильного метрического стиха. Очевидна намеренная ретардация с замедлением прямого фабульного повествования путем введения живописного начала, как правило, описаний природы. Риторические фигуры усиливают выразительность поэтической речи Кандур. Метафорическая палитра поэтессы весьма богата. Часто применяется высшая форма метафорического выражения симфора, когда опускается звено сравнения и дается характерный для предмета признак.

Специфически адыгское (ментальное) свойство поэтики Кандур проявляется в пристрастии к прорицательному, мистическому началу, столь распространенному в народной среде. Это не имеет ничего общего с всем известным понятием гадания и т. п. Речь идет о молитвенном вопрошании высших сил, указующих путь страждущей душе:

Псэр зыгъэхуабэ бзийр

ТекIуэну нэхум и бийм?

Е уафэм трищIэ бжьыгъэм

ИгъэункIыфIыну дыгъэр?..

АдэкIэ сыт - ажал?

АдэкIэ сыт Iэмал?..

[Из стихотворения Добро пожаловать. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард.яз.). - Нальчик, 2006. - С. 287]

Душу согревает огонь,

Победит свет или тьма?

Тучи на небе

Не погасят солнца

Дальше - смерть?

Или дальше - жизнь?..

(Подстрочный перевод. - М. А.)

Суггестивная лирика Зейн Кандур основывается не столько на доводах разума (логических предметно-понятийных связях), сколько на чувственном мировосприятии (ассоциативном сочетании дополнительных смысловых и интонационных оттенков). Благодаря этому поэтессе удается передавать смутные, потаенные, неуловимые душевные состояния, которые почти невозможно художественно тонко выразить в стихе реалистическими средствами. Суггестивное лирическое стихотворение содержит в себе элементы медитации, но к тому же обладает свойством завораживать пленительной неясностью.

В большом объеме поэтесса применяет тактометрический период, объективизируя меру правильного ритмического процесса в стихе, в пределах которой синтезируются структура ритма и фразостроение.

Общий тонус стихов Кандур монологический. Важным текстологическим средством подчеркивания монологичности выступает прием, схожий с одной из разновидностей дисметрического верлибра (свободного стиха). Фразовик, трансформированный Кандур с ориентиром на адыгскую речь, предполагает произвольное членение поэтической речи на стихотворные строки. Полюсы (границы) интонационной волны фиксируются концевой конструктивной цезурой. Причем цезура не всегда совпадает с логическим членением стихотворной фразы. Поэтическая речь не модифицируется в ритмически стройную прозу.

Эвритмия - излюбленный прием поэтики Кандур и признак зрелого мастерства поэтессы. Плавное течение ритма стиха как результат архитектонически соразмерного расположения ритмико-фонетических элементов речи.

Версификационный аспект поэтики Кандур включает в себя фонетический резонанс на основе адыгской и английской поэтической лексики, что, безусловно, делает ее поэтическую речь более рельефной и яркой.

Частое аппликативное вмонтирование в текст адыгских пословиц, поговорок в качестве прямых цитат придает стихам автора ярко национальный колорит, а иногда и свойства дидактики. В этом отчетливо проявляется стремление поэтессы ментально идентифицировать свое творчество как часть адыгской культурной традиции.

Зейн Кандур верно угадывает мысли тех адыгов, смыслом жизни которых является долгожданное через века возвращение на родину. Подобные чувства свойственны ментальной традиции черкесов, а возвращение к своим истокам даже ценою смерти - для них счастливый удел.

В стихотворении Это правда? (2002) ностальгическая, мухаджирская проблематика зашифрована в философско-этическом осмыслении жизни и смерти. Но это не абстрактные философские размышления, а попытка национально-корневого, ментально обусловленного, поэтического претворения сущностных проблем жизни.

Поэтесса не ограничивается привычным для ностальгической поэзии набором тем и настроений. Внутренний мир страждущего изгнанника волнует ее едва ли не больше, чем внешние перипетии жизни героя.

Многозначность символических образов воплощает то, что многие современные философы называют бытийным страхом. Человек, утрачивающий веру в себя и окружающих, оказывается на грани жизни и смерти. Пустота окружающего мира проникает в душу и разрушает ее. Поэтесса исследует сложнейшие психологические процессы духовного кризиса отдельной личности в современном обществе.

Подчеркнутый лирико-философский тонус стихов гармонично сочетается со стилистикой амплификации. Ораторское начало, изобилие нагнетаний образов, синонимов, сравнений для усиления действия речи - часть образно-эмоциональной палитры поэтессы.

Кризисный тип сознания, эстетизация угасания и душевной усталости, поэтизация воли к смерти - все это черты своеобразного поэтического декаданса, которым отмечена поэтика Кандур. В этом смысле близкой по идейно-содержательному складу для поэтессы становится русская поэзия серебряного века, ставшая едва ли не самой яркой в истории мировой литературы поэтической школой ностальгии и странничества.

Наряду с ассоциативностью мышления Кандур отметим и приоритет семантического ассонанса в исследуемой поэзии. Приблизительное созвучие в ассонансных рифмах рождается здесь как отражение метафорических сочетаний слов, основанных на предельно далеких ассоциациях, выявляя при этом зыбкость, акварельную размытость поэтического смысла.

Убедительны и глубоко нравственны сказочные образы, создаваемые Зейн Кандур. Сюжетно-событийная канва для поэтессы лишь повод к созданию своеобразных поэтических притч с богатым художественным и моральным подтекстом. Элементы сказочного и волшебного в поэтическом повествовании Кандур по характерности тем и сюжетов связаны с мифоэпическими традициями ее народа.

В своей нравственно-этической подоплеке, безусловно, сказочная поэтика основывается на древних принципах ладыгэ хабзэ и отчетливо выявляет адыгскую ментальность автора. Подчеркнем, что волшебная поэтика Кандур изобилует не только внешними атрибутами черкесского эпоса. В отличие от многих своих соплеменников-литераторов Кандур вводит персонажи древних сказаний в событийно-философский интерьер современности, а не стилизует мифологию в ее историко-временном интерьере.

Многие стихи Зейн Кандур сродни научной поэзии. Французский критик и теоретик Рене Гиль ва Трактате о слове утверждает, что значимость современной поэтической культуры часто подчеркивается тем, что ее темы, образы и лексика определяются во многом современным научным мировоззрением. Поэтесса редко прибегает к использованию наукоемких терминов и понятий, но содержательно и лексически свободно использует научное знание и символику.

Мифоэпическаяа адыгская традиция явственно проступает в поэзии Кандур там, где поэтически осмысливается духовное возвращение живых и канувших в лету поколений адыгов к родным истокам. Но автор пытается философски осмыслить еще одну важную духовную константу адыгской ментальности: божье присутствие в жизни полноценно ощущается и согревает жизнь лишь в родной среде. Изгнание трансформируется в образы божьего проклятия.

Интересен с позиции ментальной идентификации один из наиболее сложных по образной поэтике разделов поэзии Кандур - ее любовная лирика. Она весьма разнится с общеизвестными примерами женской исповедальной лирики. Этически основываясь на нравственно-духовных постулатах ладыгэ хабзэ, интимно-задушевная интонация Кандур никогда не переходит грани, за которой целомудренная откровенность может быть понята двусмысленно. Как и герои многих стихов Кандур, лирический персонаж любовной лирики поэтессы - адыг.

Жанровое разнообразие лирики Кандур отмечено свободным владением композиционного строительства форм оды, баллады, элегии, песни, послания. Драматургическое мастерство поэтессы обозначено четким разграничением экспозиционных, развивающих и обобщающих элементов поэтической композиции. Как правило, Кандур очень четко фиксирует начало фабульного развития. Образный конфликт уже заключен в завязке. Разрешение же конфликтных положений дается по классической схеме на исходе композиции.

Мы уже говорили о ритмометрическом богатстве поэтики Кандур, которое во многом и определяет индивидуальные черты ее поэзии. В целом, она сторонница ритмической инверсии. Осознанно спровоцированная неустойчивость ритма достигается несовпадением в метрическом стихе ударного слога с метрическим акцентом стопы или краты. Инверсированная ритмика отчетливо отражает ее стремление к музыкально-ритмическому воплощению в стихах ритмических особенностей адыгской речи.

Адыгские переложения стихов по большей части эквилинеарны, что дало нам основание весьма подробно рассматривать их текстологическую характерность.

По богатству образного, лексического и философско-этического содержания поэзия Кандур может претендовать на особое место в современной адыгской поэзии зарубежья. Творчество поэтессы - это не признак феминизации женщин адыгского пространства, а следствие свободы духа, которой живут многие современные черкесы зарубежья.

Ностальгия по отчему крову находит в творчестве Зейн Кандур принципиально новое звучание. Характерность этой новизны обусловлена гармоничным сочетанием философического (экзистенциального) мышления автора и важности ментальных основ его поэтического мировидения. Поэзию З. Кандур можно классифицировать как женскую. При этом следует учитывать, что поэтический взгляд на мир Зейн Кандур - это взгляд адыгской женщины, для которой свобода и границы поэтических устремлений определяются традиционными для адыгского этноса пределами допустимого и табуированного в индивидуальном творческом проявлении женщины.

Кандур - и это подтверждается ею неоднократно - не формально и безропотно подчиняется гнету родовых традиций своего этноса, а видит в следовании этическим принципам своего народа главный источник вдохновения.

Осмысление национального своеобразия и шире - ментальной этимологии литературного творчества зарубежных адыгских писателей требует раскрытия всех элементов, составляющих сложный процесс исторического и духовного бытия народа. Будучи стержневым этико-психологическим мотивом литературы диаспоры в осознании национального своеобразия ностальгия по отчему крову - это еще и своеобразный механизм исследования того, что, по словам К.К. Султанова называется вещью в себе. Образы поэтического мышления изгнанников и отраженные в их литературе чувственные переживания помогают осмыслить всю многомерность адыгского этноментального миропонимания.

Исследованные нами тексты не исчерпывают всего многообразия художественного воплощения ностальгии по исторической родине в творчестве литераторов адыгского зарубежья. Но нами представлены наиболее яркие и весьма различные художественные позиции.

Мы старались показать, что сам по себе фактор этнической общности не является фундирующим в осмыслении адыгами-эмигрантами своей судьбы. Гораздо более ценным представляется то, что объединяет людей на уровне их сакраментальных помыслов, на уровне духовно-нравственной рефлексии. Таким идентификационным и объединяющим фактором является ментальность этноса. Само понятие ментальности не мыслится нам чем-то ограниченным во времени и пространстве. Ментальность народа - это и незыблемость этико-духовных постулатов, на основе которых и выкристаллизовывались характернейшие отличительные свойства этноса, и в то же время - взгляд в будущее.

Ментальность народа и каждого человека меняется в зависимости от того, что с ним происходит во времени и пространстве. Но это не означает, что всякая деформация ментального кода есть добро. Было бы не вполне оправданным ограничить содержательный смысл понятия ментальности исключительно сферой традиционализма. Однако применительно к адыгской истории факторы традиционализма, своеобразной духовной ортодоксии имеют непреходящее значение. Мы показали, что авторы разных поколений по-разному осмысливают прошлое, настоящее и будущее своих соплеменников и исторической родины. Единство (при всем многообразии) взглядов возникает на уровне понимания основополагающих критериев оценок: добра и зла, правды и жи, чести и бесчестья - словом, того, что основывается на фундирующих народное и личностное самосознание проявлениях ментальности.

Черкесская зарубежная поэзия при всем своем лексическом, стилевом и художественном богатстве и разнообразии, как было отмечено, не рассматривается нами с позиции систематизации школ, направлений в их классическом понимании. Безусловно, существуют некие границы в разделении поэтических сообществ адыгов в разных странах по языковому признаку и другим особенностям. Важно обозначить стремление достаточно разных художников слова к единому, ментально близкому для всех пространству, в центре которого святые для каждого адыга образы родины и отчего крова. Таким образом, столь непохожих друг на друга литераторов разъединяет гораздо меньше, нежели то, что их связывает.

Исследование претворения темы ностальгии в творчестве литераторов адыгского зарубежья свидетельствует, что черкесским поэтам зарубежья удалось реализовать вековую мечту мухаджиров о воссоединении с исторической родиной. Этноментально единое пространство художественного поэтического слова стало духовным прообразом единой отчизны.

В третьей главе Роль мифоэпической традиции, нартского эпоса как первоосновы образного осмысления эпического времени и эпических характеров. Сравнительный анализ литературного творчества адыгских писателей на исторической родине и за рубежом предпринято сравнительное исследование трактовки мифоэпических традиций в творчестве писателей адыгского зарубежья и исторической родины. Наш анализ нацелен на выявление семантических прерогатив, одинаково ценных для обоих потоков адыгских литератур. Рассматривается воплощение мифоэпических традиций в творчестве писателей разных поколений, среди них: Р. Рушди и Т. Керашева, М. Кандура и И. Машбаша, Г. Чемсо и А. Нажжара, М. Эльберда и К. Натхо. В настоящем изложении главы представлены фрагменты исследования мифоэпической этимологии в творчестве Р. Рушди, Т. Керашева, М. Кандура и И. Машбаша.

Художественное осмысление адыгского исхода началось не с формального народного летописания, а тогда, когда реальные события современности стали органично вплетаться народным гением в его многовековую мифоэпическую традицию. Ирреальность героев нартского эпоса отступила на второй план, когда духовные стремления адыгов были направлены на героизацию и поэтизацию защитников родной земли. Богатыри нартского эпоса из сказочно-мифологических образов выросли в народном сознании в нечто реальное живое и действенное, выражающее героический идеал и нравственный облик народа.

Наш сравнительный анализ литературного творчества адыгских писателей, проживающих на исторической родине и за рубежом ориентирован на компаративный метод. Встречные течения рассматриваются с учетом того, что воспринимающая сторона (литература исторической родины) обращается к литературному наследию адыгской диаспоры, стремясь восполнить объем современного адыгского литературного пространства. Определить такой интерес к встречным течениям можно как активный отбор.

Единое историко-литературное, культурное поле адыгов - это соотношение самых разнообразных тем, образов и исторических взглядов. Наиболее четко прослеживаемое мировоззренческое единство кроется в мифоэпическом осмыслении исторического и современного бытия адыгов.

Египетский писатель адыгского происхождения Расим Рушди (1898Ц1976) и адыгейский прозаик Тембот Керашев (1902Ц1988) рассматривают батальное и мирное бытие адыгов в разных жанровых и событийно-сюжетных плоскостях. Повесть Жан (1949) Расима Рушди посвящена событиям Кавказской войны. Роман Тембота Керашева Одинокий всадник (1977) не затрагивает военных событий. Писатель исследует социальную подоплеку трагического исхода адыгов, а именно - внутриклановые распри между уорками (князьями) и тфокотлями (крестьянами). Жанровое сближение происходит на образно-символическом уровне. Образная символика и повести, и романа базируется на разработке мифоэпических традиций адыгов. И в романе, и в повести главным действующим лицом является адыгская девушка. Первоосновы женских образов (Жан - у Рушди и Суанд - у Керашева) идентичны. Источник, из которого черпают оба художника, - этическая традиция ладыгэ хабзэ. Обе героини, согласно этическим нормативам своего народа, вынуждены мстить за разрушенное счастье своего дома. Жан теряет отца - он погибает на войне, Суанд близких, истребленных владетельными князьями. Примечательно, что образно-художественно оба писателя исследуют явление кровной мести не в мужских, а в женских образах, что, безусловно, дает им возможность более глубокого проникновения в этико-философские основы понятий чести, достоинства, горской морали.

Эпическое своеобразие прозы писателей - это не только масштабное изложение фабулы повествования, но и вкрапление в конструкцию произведения в качестве эпических отступлений поэтических форм, напрямую восходящих к жанрам героической песни или песни-плача. Такого рода отступления нисколько не задерживают движение повествования, а напротив, сообщают ему своеобразный музыкально-размеренный ритм. Ведь этимологический смысл эпического предполагает (с точки зрения движения) осмысленную неторопливость и размеренность. Рушди смело пользуется фольклорными традициями, когда его героине необходимо зафиксировать некое важное душевно-эмоциональное состояние. Палитра этих состояний богата: от тихой скорби и нежной любви до героического порыва и жажды мести.

Роман Тембота Керашева изобилует описаниями, нацеленными на пробуждение в читателе легендарного духа нартских преданий. Дух старинной сказки, мистического волшебства соседствуют с подробнейшими живописными зарисовками быта и одеяний. Описанный романистом образ жизни одного из главных героев повествованияа Ерстэма - подробнейшее художественное изложение типичной для адыга-воина походно-наезднической жизни. Древний адыгский этикет наездничества зекIуэ - первооснова создания типического по своей сущности образа Ерстэма. Неуемная воля к беспокойной жизни, путешествиям и подвигам среди черкесских джигитов сродни легендарной рыцарской традиции в культуре Европы. Размышления Ерстэма об образе жизни, который он ведет, раскрывают этико-психологическую характерность традиции зекIуэ. Образы героев адыгейского романиста осмыслены с позиций исторической памяти народа. Автор не пытается скрыть фольклорное происхождение многих изображенных им персонажей, картин и явлений адыгской жизни. Напротив, идейно-эстетический идеал писателя зиждется на соотношении народной правды и художественного историзма. Мы не разделяем мнения некоторых аналитиков, считающих, что идеализация архетипического образа черкеса в произведениях Керашева иррациональна и не поддается объяснению. Исторический адыг в понимании писателя это образ, аккумулирующий в себе всю совокупность народных представлений о достоинстве и чести, героизме и патриотизме.

Литератор адыгского зарубежья Мухадин Кандур (р. 1940) - автор эпической трилогии Кавказ (1994). Писатель заявляет о своем видении литературного труда: Я твердо вознамерился найти свои корни. Мне очень хотелось написать о своем народе. Мне очень хотелось понять самого себяЕ Откуда это не дающее покоя стремление осознать свою черкесскую индивидуальность?.. [М. Кандур. Чеченские сабли. - М., 1994 - С. 13].

Аналогичные проблемы ставит перед собой и известный адыгейский писатель Исхак Машбаш (р. 1931) - автор масштабной эпопеи Жернова (1993). Среди образов, созданных Машбашем, выделяется князь Сафербий Зан, мысли которого изложены таким образом, чтобы у читателя возникло весьма определенное ощущение того, что это не только голос литературного персонажа, пусть и имеющего исторические прототипы, но более всего голос и размышления самого автора. Сафербий Зан, как истинный адыг, видит свой долг в служении Родине. Судьба бросает его в разные страны, он оказывается в сложных ситуациях. Будучи дипломатическим посланником в Турции или ратным защитником Родины, он остается верен древним представлениям адыгов о смысле и назначении жизни. Мир в его понимании столь огромен, что немудрено в нем потеряться, но столь же мал, чтобы вновь обрести себя. Афористичность языка Машбаша во многом исходит из народно-эпического источника. Даже там, где автор не цитирует напрямую адыгские пословицы, явно прослеживается праоснова его афористического мышления, а именно - кладезь народных мудростей, устно передававшихся многими поколениями адыгов.

Пиетет М. Кандура перед традиционными идеалами адыгов проявляется в обращении к мифоэпической традиции этноса. Большая часть трилогии автобиографична. Фактор личной сопричастности усиливает образно-смысловой строй той части повествования, где даются документально-исторические свидетельства адыгской летописи. Масштабная композиция Кандура начинается с описания смерти его бабушки. Это не только сильная эмоционально-образная завязка сюжетной линии, но и своеобразный логико-тектонический рефрен всей композиции, несущий явный назидательно-этический подтекст. Именно предки, поколение отцов и их родителей, в сознании адыгов - источник жизни не только физической, но и нравственно-духовной жизни. Этическое самоосуществление настоящего адыга начинается в этом мире с первых его шагов к осознанному и необходимому почитанию стариков.

Усердное следование традициям в общении с предками всемерно акцентируется обоими писателями, подчеркивающими таким образом неразрывную связь с многовековой традицией своего народа.

Мифологические сюжеты пронизывают повествование Кандура. Из уст матери своего отца он узнает о великом в сознании каждого адыга нарте Сосруко. Писатель подтверждает известное сходство Сосруко с образом древнегреческого мифологического героя Прометея. Стихия огня и жертвы во имя света - мифоэпический стержень преданий о нартском герое.

В изложении Кандура образ Сосруко, как и полагается в мифоэпической традиции горцев, максимально гиперболизирован, а широко известное народное предание обретает своеобразный оттенок личностной близости или явно прочитываемого родства сказочного героя и рассказчика. Кандур дает один из тысяч вариантов сказания о Сосруко, эмоциональная достоверность которого подчеркивается этой родовой, почти кровной близостью в восприятии нартского героя рассказчиком.

Мифоэпический компонент повествования И. Машбаша подчеркнут в обращении к образам великанов-нартов. Богатырь Шебатына и его легендарная история для Машбаша - это не только героическое сказание, но и возможность мифоэпическими средствами раскрыть духовную генеалогию адыгского патриотизма.

Погружение в героическое прошлое своего народа в трилогии Кавказ М. Кандура так же, как и в произведениях И. Машбаша - это стремление к фиксации изустной легендарной традиции, имеющей свою самостоятельную историко-событийную и художественно-лингвистическую ценность, а также эффективное средство морализации и дидактического обогащения текста.

Характерные черты документальной хроники известных исторических событий тесно переплетены в повествованиях Кандура и Машбаша с экскурсами в мифологическое прошлое адыгов. Лексика таких документально-исторических сцен заметно отличается от лексики с мифоэпическими реминисценсиями. Как правило, это сжатый, сухой язык очерка или документально-исторического отчета. Художественное мастерство писателя проявляется в умелом сопоставлении образно и мифологически насыщенного материала с документалистикой и, что важно, в создании эффекта личного присутствия в обоих случаях.

В каждом этносе, в том числе и у адыгов, наблюдается схожесть психологических типов людей разных сословий и поколений. Речь идет не об однообразии характеров, а о выработанном веками типе различных людских формаций внутри одного этноса. Близость мировидческих ориентиров прочитывается в характеристике внешне очень разнящихся героев книг Кандура и Машбаша.

Оба писателя создавали свою историческую прозу на основе документов и архивов, отражающих многомерную историю адыгов. В книге И. Машбаша предстают реальные исторические персонажи адыгской общественно-культурной традиции прошлого. Эта книга воскресила интерес к жизни и деятельности выдающихся представителей адыгской культурной и ратной истории. В первую очередь, это образы Шоры Ногмова, Хан-Гирея, Сафербия Зана. Реальные факты их биографии художественно осмыслены и органично вплетены в эпическое повествование.

Мифологический подтекст, как философско-художественный принцип, прочная духовная опора для писателей, избравших летописание народа главной целью.

Литература адыгской диаспоры содержит в себе механизм синтеза полярных культурных смыслов. Речь не идет о произвольно-механическом слиянии многообразных художественных миров. Соединение разнополярных начал - эстетически оправданная работа национального духа, пытающегося подняться над деструктивными реалиями почти двухвековой трагедии черкесского рассеяния.

Мы уже отмечали не только этико-духовные причины важности и неизбежности обращения адыгских литераторов к источникам народной мифологии, но и причины социально-исторического характера, а именно - фактор не только физического, но и этнокультурного рассеяния адыгов. Изгнанники, обреченные на полное растворение и культурно-историческую ассимиляцию в странах рассеяния, имели только одну возможность - сохранить главные свои этнокультурные свойства. Речь идет в первую очередь о языке адыгов. Живой рельеф и объем языка, неминуемо резонирующий на любые изменения в жизни народа, ограниченный условностями утилитарно-бытового использования, был бы обречен на сужение и постепенное вымирание. Этого не случилось именно потому, что не умерла древняя поэтическая традиция адыгов, оберегавшаяся ими на чужбине как самый драгоценный образ покинутой родины. Поэтическая традиция адыгов - это их мифоэпическое наследие. Таким образом, само функционирование языка, его сохранение и обогащение стали возможными благодаря духовному подвигу многих тысяч безвестных носителей мифоэпических традиций этноса и тех, кто в известных литературных памятниках зафиксировал это стремление народа к самосохранению через язык и культуру.

Онтология исторического времени и пространственного самоощущения адыгов в потоке времен - это неразорванность их цивилизационного движения из прошлого в будущее. Поэтика героического нартского эпоса - источник самоидентификации адыгских литератур диаспоры и исторической родины. Единое мифоэпическое пространство адыгов - духовный прообраз единой родины рассеянного по миру народа.

В четвертой главе Литераторы черкесского зарубежья и процесс ассимиляции в культуру стран проживания рассмотрен комплекс художественно-исторических проблем, связанных с ассимиляцией адыгских литераторов-эмигрантов в культуру стран рассеяния. Прежде проблема этнической ассимиляции адыгов не рассматривалась в ракурсе этнохудожественных, гуманитарно-эстетических, литературных проблем.

Черкесское рассеяние по миру, как уже отмечалось, процесс, исторически простирающийся в далекое прошлое. Прежде мы касались, главным образом, исследования корневого, почвенно-национального начала в определении специфического своеобразия литературы диаспоры. Но было бы неверным игнорировать фактор культурной интеграции адыгов в странах рассеяния. Вынужденная ассимиляция не привела к утрате антропоэтнических и духовно-исторических ценностей адыгами. Исторические реалии призывали переселенцев трезво осмысливать происходящее вокруг, участвовать в общественно-социальной и гуманитарно-культурной жизни стран пребывания, а отсюда неизбежность взаимодействия с новой общественно-культурной средой. Многие потомки черкесских мамлюков и мухаджиров внесли неоценимый вклад в сокровищницу мировой культуры, творчески влившись в профессиональное искусство стран Европы, Америки и Ближнего Востока.

Мы не ставим перед собой цели энциклопедически полно отразить все авторское многообразие литературы черкесской диаспоры и руководствуемся в выборе литературных источников следующими критериями:

- безусловная общественно-культурная ценность творчества представленного писателя в национальном искусстве его второй родины и в общемировом контексте;

- образно-поэтические, лингвистические достоинства текстов;

- недостаточная степень изученности или неизвестность в отечественной литературной практике рассматриваемых художественных текстов.

Рассмотрены произведения Ш.-А.-Аиссе, М. Теймура, Х.Эдип (Адывар), О. Сейфеддина, Ю. Ас-Сибаи, М. Аль-Баруди, А. Аль-Хамиси, Н. Хост, М. Уйсала, О. Четина. В настоящем изложении содержания четвертой главы реферируемого исследования представлен фрагмент анализа прозы М. Уйсала и О. Четина.

Муса Уйсал (р. 1927), занимающий сегодня высокие позиции в турецкой литературе, - одна из самых самобытных и интересных фигур зарубежной адыгской литературы. Творческий и биографический феномен писателя в его достаточно позднем обращении к писательскому ремеслу. Автору было более шестидесяти лет, когда свет увидела его первая повесть Откуда я иду и чего достиг? (1992). Фактор прихода в литературу серьезного художника определяется не возрастом, а художественными достоинствами его литературного дебюта. Книга Уйсала сделала в короткий срок ее автора не просто знаменитым, а в своем роде неповторимым в турецкой литературной традиции.

Родословная Уйсала восходит к абадзехскому роду Чинтов. Предки писателя в конце XIX века с берегов Кубани эмигрировали в Турцию. До того как стать писателем, Муса Уйсал в основном учительствовал, принимал участие в общественных движениях прогрессивных сил Турции. После сенсационной публикации первой книги М. Уйсал был признан едва ли не самым авторитетным экспертом по этико-психологическим и общественно-социальным проблемам жизни турецкого общества. Свет увидели сборник новелл и заметок Встретились в пути (1994), роман Три всадника (1998), повести Одинокое светлое дерево и Мое перо притупилось (1999), а также многочисленные очерки, эссе, статьи.

Не умаляя значимости произведений позднего периода художника, полагаем, что первая повесть писателя Откуда я иду и чего достиг?, остается одной из его главных творческих побед. Переведенные нами с черкесского на русский язык фрагменты повести - красноречивое свидетельство самобытности и художественной значимости стиля автора.

Глава повести, названная Увечье, - образно-эмоциональная и смысловая вершина всего повествования. Трагическая судьба адыгской семьи, подвергшейся насилию репрессивной машины буржуазного государства, является предметом рассмотрения писателя. Хроникально-документальный тон изложения призван подчеркнуть историческую реальность описываемых событий и явлений турецкой действительности 70-х годов прошлого века: ЕСытхэну къалэмыр къэсщтэху, Кенан пэщэр сигу къокIыж. Абы къэрал унафэр щыIэщIэлъа 70 гъэхэр фIыкIэ зигу къэзыгъэкIыж зы цIыхуи ибгъуэтэну къыщIэкIынкъым ТыркумЕ [Уйсал Муса. Увечье. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.). Сост. Х.Т. Тимижев. - Нальчик, 2004. - С. 114]. Е Всякий раз, когда я мысленно возвращаюсь в недавнее прошлое, пытаясь зафиксировать на бумаге свои мысли, я с содроганием вспоминаю времена паши Кенана. Да есть ли в Турции человек, который добром помянет этого жестокосердого правителя? В 70-е годы власть перешла в его нечистые рукиЕ (Подстрочный перевод. - М. А.)

Повествование Уйсала нарочито сдержанно в том, что касается эпитетов и художественного интерьера в целом. Суровый тон языка лучше любых гиперболизированных описаний создает атмосферу гнетущего состояния героев.

Самый пронзительный образ новеллы - рождающийся в тюремных застенках младенец Мурат. Сам ребенок никак не участвует в событийно-сюжетном развитии повествования. Но его образ - символическая сердцевина Увечья. Символика этого образа сложна: это антиномическое сплетение с одной стороны эмоций отчаяния и боли - с другой - надежды на доброе будущее и справедливость. Неслучайно лишь Мурат и его мать избегают участи попасть в скорбный мартиролог семейных несчастий. Здесь же следует оговориться: летописание жизни скромной адыгской семьи не превращается у Уйсала в обыденное бытописание. Параллель семья- общество весьма существенна для его критического мировидения.

Философско-этическая подоплека анализируемого произведения в рассмотрении тех явлений, которые зримо уничтожают сопротивляющихся насилию людей, но в еще большей степени это генеалогия увечий духовно-нравственного порядка, наносимых бездушной властью народной душе. Именно эти незримые увечья, по мнению писателя, способны нанести наибольший вред здоровью общества.

Сочетание социальной критики, проповеди гуманистических идей и документально-исторической достоверности образуют в творчестве писателя новый для турецкой литературы тип критического реализма. Муса Уйсал принадлежит к числу тех современных писателей адыгского зарубежья, которые пристально следят за происходящим на исторической родине. Его очерки последних лет - красноречивое свидетельство стремления писателя к полноценному художественно-эстетическому взаимодействию с народом и литературой отчего края.

Фактором действенного участия этнических адыгов в литературно-художественной жизни стран рассеяния является творчество современных нам и достаточно молодых художников - далеких потомков некогда эмигрировавших адыгов. К наиболее талантливым представителям новой адыгской волны в гуманитарном пространстве стран рассеяния относится турецкий писатель, драматург и актер Онер Четин (р. 1943).

Предки Четина - кабардинцы, покинувшие историческую родину и поселившиеся в турецкой Анатолии в конце XIX века. Писатель родился в горной турецкой деревушке Бинбогалар. Окончив в 1961 г. Академию экономики в Анкаре, Четин связал свою жизнь не с деятельностью на поприще экономики и права, а весьма неожиданно с театром. В Анкарском художественном театре он прошел путь от актера до художественного руководителя. Театральную деятельность Четин успешно совмещал с публицистической работой в периодических изданиях Гумхуриет, Миллиет и других газетах и журналах. Европейская известность пришла к Онеру Четину после того, как он снялся в турецко-германском художественном кинофильме Любовь в Стамбуле. Примечательно, что он был не только одним из главных актеров - героев фильма, но и автором сценария. Рано проявившийся писательский дар отчетливее всего отразился именно в сценарных его работах. Но даже те его произведения, которые непосредственно не связаны с театром и кино, немного, безусловно, сценографичны и ориентированы на широкий спектр ассоциативного кино-драматического восприятия. В настоящее время наибольшей известностью пользуются такие книги писателя, как Гюлибик (1978), Кто видел синюю птицу? (1979), Апельсин (1980), Вороны не были черными (1981), Мальчик из Бинбонга (1982). Роман Это написано на скалах - самое масштабное произведение Четина, представляет собой серьезное художественно-историческое исследование геноцида адыгов в XIX столетии. Переведенный нами с черкесского на русский язык рассказ Четина Онера Весна, принесенная Билиз (1983) содержит в себе основные образные и художественно-эстетические черты литературного стиля писателя.

Художественные, эстетические позиции писателя высоки. Небольшой рассказ, живописующий простую жизнь адыгской семьи, воспринимается как поэтическая зарисовка духовной атмосферы чистоты и надежд. Образ юродивой Билиз, возвещающей своим приходом на горное подворье окончание долгих зимних месяцев, только внешне определяет содержательную фабулу произведения. В основе повествования созерцательный и восторженный мир молодости. Душевные томления и грезы двух подростков-адыгов даны в тонком и чрезвычайно поэтическом обрамлении древнего адыгского бытописания. Весьма ярки и образно-эмоциональны сцены детских игр и забав, специфически пропущенные через ментально-этнические представления адыгов о счастье и радости молодых лет: ЕАбы щыгъуэ шы емылыджым сыхуэдэт. ЩIылъэм си лъэр нэсыртэкъым, къуакIэри тафэри си зэхуэдэт - сыщызелъатэртЕ [Четин Онер. Весна принесенная Билиз. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.). Сост. Х.Т. Тимижев. - Нальчик, 2004. - С. 108]. ЕВ ту пору я был похож на необузданного жеребца. Ноги моиа словно не касались земли. Не разбирая равнин и горных лощин, я парил повсюду, словно у меня были крыльяЕ Остругав тонкий побег хмеля, я приспособил его в качестве плети и, оседлав жердь, скакал на сказочном скакуне, недосягаемый для сверстников и родныхЕ (Подстрочный перевод. - М.А.)

Писатель находит весьма яркие метафорические образы, чтобы живописать внутренний мир юного существа и характеризовать его ассоциативно-символическое мышление. Этноментальная адыгская константа определяется в повествовании не только в образно-символической сфере, но и живописном бытописании домашнего уюта и красоты в восприятии ребенка. Этимология детского счастья, исследуемая писателем, прослеживается в параллелизме двух как бы параллельно развивающихся линий повествования: с одной стороны - живописание прихода весны в природе, с другой - весна жизни маленьких героев. Особенности переплетения этих линий - основная философская подоплека повествования.

Реалии ассимиляционных процессов на протяжении многих десятилетий вынужденно уводили просвещенных этнических адыгов в сторону теснейшего сближения с литературными традициями стран пребывания. Историческая родина, как социально-исторический фактор, редко исключалась ими из своей творческой самоидентификации, но главенствующим становилось завоевание нового национально-исторического культурного пространства. Фактор культурно-исторического сближения отдельных частей разбросанного по миру народа начинает приносить свои первые благотворные плоды. Писатели, составляющие и сегодня ядро национальных культур стран рассеяния, возвращаются к осмыслению своего опыта в неразрывной связи с культурно-историческим прошлым и настоящим своей исторической Родины.

В конце XX века ввиду изменившихся социополитических реалий в нашей стране стал возможен более тесный контакт с адыгами-соплеменниками, проживающими за границей. Именно эти реалии пробудили у адыгов зарубежья критическое осмысление их современного владения родным языком и степень вовлеченности в культурное бытие всех адыгов. Но проблемы сохранения и развития языка затрагивают и современное состояние культурной жизни исторической родины. В отдельные исторические периоды именно смещение языковой практики в сферу семейного бытового общения позволило разрозненному народу сохранить многие памятники сокровищницы народного фольклора и не исказить их идеологическими прививками современности. Подобно тому как мощный поток литературы русской эмиграции, хлынувший в культурное пространство России, расширил наши знания и представления о русском языке и его возможностях, адыгская зарубежная литература во всех ее языковых и прочих проявлениях должна стать неотъемлемой частью адыгского культурного пространства. Процессы сужения и расширения языка в своем сокровенном смысле лежат не на поверхности общественного бытия. Мы исходим из того убеждения, что ряд выдающихся представителей адыгского рассеяния разных времен и эпох, овладев в совершенстве языком страны проживания и создав памятники литературного творчества на языках разных народов, расширили пространство гуманитарного, культурного и духовного присутствия адыгского этноса. В.Набоков и в лучших англоязычных своих произведениях остается узнаваемым русским художником слова. Подобно ему, Омер Сейфеддин и другие выдающиеся писатели не утратили своей ментально-этнической адыгской идентичности, раздвинув границы культурных горизонтов своей исторической родины.

Практика нравоучительного, оценочного и любого другого внелитературного сопоставления адыгских литератур представляется непродуктивной. Следует признать ассимиляционные процессы фактором состоявшейся истории в жизни разбросанного по миру адыгского этноса. Освоение этническими адыгами литературного пространства стран проживания в процессе неизбежной ассимиляции в иные этноязыковые культуры воспринимается нами как одно из свидетельств стремительного цивилизационного роста и жизнестойкости народа, не раз подвергавшегося угрозе полного уничтожения. Безусловно, проблема единого языкового и культурного пространства - одна из насущных в настоящее время. Адыгская литература, открытая сегодня к взаимовлияниям ее разных течений, начинает понимать свое единство как целостность всех ее проявлений.

Прозаики и поэты адыгской диаспоры, этноязычные и иноязычные, сформировали в течение последних двух столетий не только самобытную литературную культуру, но и своеобразное гуманитарное пространство. Способность к этнодуховному самосохранению не помешала адыгам-эмигрантам участвовать в строительстве разных национальных культур. Многим адыгским литераторам удалось не только обогатить ряд национальных литератур, но и участвовать в их профессиональном становлении. Служа народам и культурам стран рассеяния, они вольно или невольно способствовали расширению культурного пространства адыгов.

Сегодня мы являемся свидетелями своеобразной лобратной ассимиляции литературы черкесской диаспоры в литературно-художественное пространство исторической Родины. Стремление адыгов к единству отчетливо проявляется в этом процессе.

В заключении работы подведены итоги исследования этноментальных основ литературы черкесского зарубежья, сформулированы основные выводы реферируемой диссертации.

Анализ ментальных свойств зарубежной черкесской литературы помог осмыслить не только этническую характерность этой литературы, но и ее многомерный гносеологический подтекст. Вцентре внимания литераторов черкесского зарубежья находится национальный космос как выражение национального мировосприятия. Для них ментальные координаты - это способ национального видения, логического осмысления миропорядка. Таким образом, ментальность трактуется, а главное, ретранслируется многими представленными нами авторами как объективная национально-историческая ценностная система взглядов и понятий.

Писатели адыгского зарубежья воспринимают духовную целостность этноса как проявление жизнестойкости его своеобразной национальной физиогномики. Проявляется это в устойчивости и даже вневременности этнических представлений адыгов о всех значимых для человека явлениях. Все люди, казалось бы, ходят под одним солнцем, вовлечены в единый круговорот мировой истории. Понятие семьи, родины, дома, отчизны, веры и языка, столь значимые для всех народов, объединяют разные этносы гораздо больше, чем их разделяют. Но сам фактор культурно-исторической общности разных национальных культур изначально предполагает не унификацию этих культур, а самостоятельное развитие во времени-пространстве. Черкесские писатели зарубежья ретранслировали в своем творчестве специфику адыгского взгляда на общечеловеческие понятия дома, семьи, быта, природы, религии, языка, истории. Именно этот взгляд не толькоа отражает, но и продуцирует национальные образы, органично вливающиеся в общий поток мировой культуры.

В рассмотренных нами художественных текстах в качестве общей для всех авторов idйefixe выступает рассмотрение, философско-художественное осмысление врожденных свойств народа, его культуры. Основой здесь является раскрытие адыгской специфики в понимании происхождения мира и его развития. Идеи божественного промысла в судьбе этноса и человеческого сотворчества (труда) в строительстве национального здания предстают не в отдельности, а в органичном взаимном резонансе. Творение здесь не противоречит генезису, а дополняет его.

Мы не ставили перед собой цели энциклопедически полно отразить все проявления ментальности адыгского этноса. Это тема для другого, более локального по исследовательским задачам труда. Но наши наблюдения над проявлениями национальной ментальности в творчестве наиболее ярких представителей зарубежной черкесской литературы позволяют выделить самые важные ментальные свойства этноса, своеобразную национальную физиогномическую иконографию, запечатленную в художественных образах.

Мы можем позволить себе сравнительное описание ментальных воззрений большинства авторов, произведения которых рассмотрены в работе.

Образный, смыслосодержательный арсенал произведений зарубежных черкесских литераторов сложен и неодномерен. Различающиеся по стилистике, языку и философско-исторической мотивации, авторы едины в осмыслении некоторых важнейших для национального самосознания проблем. Первостепенное значение имеет многомерность понятия природы отчего края. Именно природа, как фактор вневременной и постоянно действующий, аккумулирует в себе национальную физиогномику этноса, ибо это та природа, из которой этнос духовно рождается и совершает свое историческое движение. Писатели черкесского зарубежья едины в осмыслении природы как своеобразных национальных и шире - мировых координат.

Свободолюбие черкесов духовно продуцировано природой отчего края, а отсутствие государственного аппарата и государственная раздробленность не должны восприниматься исключительно как проявление какой-то социально-общественной отсталости и даже варварства.

Здесь не место углубляться в социоисторические темы, но мы вправе поставить гипотетический вопрос: каким был бы национальный образ черкесов, если на ранних ступенях развития этноса природной вертикали бытия была бы противопоставлена государственная? Мы не оцениваем это с позиций лучше или хуже. Важно другое: национальный образ черкесов был бы совершенно иной. Познание ментальных ценностей этноса позволяет, таким образом, по-новому осмыслить уже привычные исторические представления о жизни народа или предложить вариантность взглядов в оценке тех или иных событий и явлений.

Для писателей адыгского зарубежья природа исторической родины - многомерное духовное послание, язык которого ими должен быть расшифрован и ретранслирован в читательское сознание. Адыгский язык, будучи естественным производным от природы исторической родины, воспринимается писателями черкесского зарубежья как голос этой природы в человеке. Это голос, который в фонетическом измерении отражает, например, пространственную акустику гор, а в грамматическом измерении - все, что связано с огикой национального мышления.

Еще одной важнейшей константой ментального единства адыгских литераторов зарубежья является их общее стремление исследовать национальную лархаику, доисторические пласты народной жизни и истории. Интерес к мифоэпическому творчеству народа, прослеживающийся у большинства исследованных нами авторов, свидетельствует о том, что осмыслить национальные корни можно лишь при погружении в древность своего народа, осознавая ее как своеобразный духовный завет предков своим потомкам.

Современные литераторы черкесского зарубежья не осмысливают мифоэпическое наследие адыгов как своеобразный национально-исторический лантиквариат. Идеи национальной консервативности и традиционализма художниками органично сочетаются с необходимостью исторического сближения различных культур. Писатели продуцируют в сознании читателей-соплеменников требовательность в оценке процессов линтернационализации современного гуманитарного пространства. Как было отмечено, многие писатели стремятся не замедлить таким способом историю для формальной консервации национально значимых ценностей, а создать условия, при которых национальное обезличивание не подготовило бы почву для развития вредоносных националистических идей.

Многие адыгские писатели зарубежья едины в восприятии национального как своеобразного исторического резюме в жизни этноса. Речь идет о том, что национальное является не фактором проявления неких произвольных сил, а итогом определенного исторического развития этноса. Историчность мировидения характерна даже для тех авторов адыгской зарубежной литературы, которые внешне далеки от разработки историософских проблем и сконцентрированы на лирико-поэтическом осмыслении бытия.

Наши оценки в проявлении национального (ментального) чувства в творчестве адыгских зарубежных литераторов основываются на убеждении в том, что адыгская история и культура, единственность и неповторимость адыгского мировидения не исключают, а подтверждают необходимость других национальных взглядов на общие для всех людей понятия и явления.

Целостность адыгской литературы включает в себя родство двух путей литературного развития (на исторической родине и за рубежом), а также всю противоречивость их сложного взаимодействия.

Проведенное нами исследование этноментальных основ адыгской зарубежной литературы в контексте общеадыгского литературно-гуманитарного пространства позволяет констатировать:

• вынужденная эмиграция, будучи катализатором нового цивилизационного положения этноса в культурном пространстве мира, была, остается и будет (в духовно-этическом смысле) неотъемлемой историко-духовной частью адыгского бытия - тема адыгского исхода- важнейшая константа творческой жизни современного адыгского общества и адыгской литературы;
• потребность этноса в определении своего места в мировой культуре ставит перед писателями диаспоры и исторической родины задачу духовно-этического единения - язык предков становится символом исторической памяти и залогом этноментального здоровья литературной культуры и общества в цело;
• пути развития культурно-этнического единения адыгских литератур определяют гуманитарное, а стало быть, и духовное состояние разбросанного по миру этноса, история и судьба которого - неисчерпаемый источник развития национальной литературы.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

Монографии:

1. Абдокова М.Б. Проблемы национальных истоков в творчестве поэтов черкесского зарубежья. - НальчикЦКраснодар, 2005. - 10 п. л.

2. Абдокова М.Б. Этноментальные основы литературы черкесского зарубежья. - Нальчик, 2008. - 25 п. л.

Ведущие рецензируемые научные журналы, рекомендуемые ВАК

1. Абдокова М.Б. Тема трагической женской судьбы в творческом наследии поэтов черкесского зарубежья. // Вестник Костромского Государственного Университета им. Н.А. Некрасова. - Кострома, 2006. - № 4. - 0,5 п. л.

2. Абдокова М.Б. Путевые заметки поэта черкесского зарубежья Исама Уджихова. // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2006. - № 3. - 0,5 п. л.

3. Абдокова М.Б. Тема отчего дома, мир природных музыкальных образов в творчестве Кадыра Натхо. // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. - Ростов-на-Дону, 2006. - № 3. - 0,5 п. л.

4. Абдокова М.Б. Ностальгия по отчему крову в творческой исповеди поэтов черкесского зарубежья. // Научная мысль Кавказа. - Ростов-на-Дону, 2006. - № 1. - 0,5 п. л.

5. Абдокова М.Б. Микеланджело новеллистики, или созидательная функция Омера Сейфеддина как писателя. // Вестник ЧГУ. Филология ЦИскусствоведение. - Челябинск, 2007. - № 15. - 0,5 п. л.

6. Абдокова М.Б. Тема мухаджирства в художественной традиции адыгов. // Вестник С-Петербургского Государственного Университета. ФилологияЦВостоковедениеЦЖурналистика. Серия 9, выпуск 4, ч.2. - Санкт-Петербург, 2007. - 0,5 п. л.

7. Абдокова М.Б. Художественная концепция исторической судьбы адыгов в творчестве Исхака Машбаша, в контексте общеадыгской литературы. // Вестник ЧГУ. ФилологияЦИскусствоведение (вып 22.). - Челябинск, 2008. - № 20. - 0,5 п. л.

8. Абдокова М.Б. Литераторы черкесского зарубежья и процесс ассимиляции в культуру стран адыгского рассеяния. // Вестник С-Петербургского Государственного Университета. ФилологияЦВостоковедениеЦЖурналистика. Серия 9, выпуск 2, ч. 2. - Санкт-Петербург, 2008. - 0,5 п.л.

Учебно-методические и учебные пособия

9. Абдокова М.Б. Литература черкесского зарубежья: проблемы генезиса и влияния на формирование мировоззрения студентов-филологов. - МоскваЦКраснодар, 2007. - 8 п. л.

Статьи

10. Абдокова М.Б. Нравственно-эстетические истоки поэзии черкесского зарубежья и процесс гуманитарного развития студентов-филологов. // Материалы региональной научно-практической конференции, посвященной 60-летию РАО (к 200-летию Кавминвод). - Пятигорск: ПГПУ, 2003. - 0,5 п. л.

11. Абдокова М.Б. Роль изучения поэзии черкесского зарубежья в повышении гуманитарных познаний студентов-филологов. // Материалы региональной научно-практической конференции Проблемы высшего образования в Российской Федерации. - Черкесск, 2003. - 0,5 п. л.

12. Абдокова М.Б. Национально-эпическая символика поэзии М. Инамуко в процессе мировоззренческого воспитания студентов-филологов. // Вестник КЧФ МОСУ. - Черкесск, 2004. - 0,5 п. л.

13. Абдокова М.Б. Лирическая исповедь поэта черкесского зарубежья Муалида Инамуко. // Адыгская (Черкесская) Международная Академия наук. ОбразованиеЦНаукаЦТворчество. - НальчикЦАрмавир, 2005. - № 4. - 0,5 п. л.

14. Абдокова М.Б. Духовные идеалы в творчестве поэта-мамлюка Бабуко Эргуна. // Адыгская (Черкесская) Международная Академия наук. ОбразованиеЦНаукаЦТворчество. - Армавир, 2006. - № 5. - 0,5 п. л.

15. Абдокова М.Б. Новое осмысление темы мухаджирства в творчестве поэта черкесского зарубежья Берзега Гирандика. // Синергетика образования. - МоскваЦРостов-на-Дону, 2006. - № 2. - 0,5 п. л.

16. Абдокова М.Б. Мелодия родного наречья в творчестве американской поэтессы Хавжоко Мажды. // Социальные и гуманитарные науки. - Москва, 2006. - № 12. - 0,5 п.л.

17. Абдокова М.Б. Гимн свободе в творчестве египетских поэтов Махмуда Сами Аль-Баруди и Абдурахмана Аль-Хамиси. Литература народов Северного Кавказа в контексте отечественной и мировой культуры. // Материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Майкоп, 2006. - 0,5 п. л.

18. Абдокова М.Б. Образы адыгов-переселенцев в творчестве поэта черкесского зарубежья Лу Джихана. Язык, образование и культура в современном обществе. // Материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Ставрополь, 2006. - 0,5 п. л.

19. Абдокова М.Б. В глубине моих глаз прочти свое завтраЕ - лирико-философские откровения Зейн Кандур. // Вестник Воронежского Государственного Университета. ФилологияЦЖурналистика. - Воронеж, 2006. - № 2. - 0,5 п. л.

20. Абдокова М.Б. Исторические реалии и героико-эпические традиции в романах зарубежных адыгских писателей. // Адыгская Международная Академия наук. ОбразованиеЦНаукаЦТворчество. - Армавир, 2007. - №1. - 0,5 п. л.

21. Абдокова М.Б. Песни-плачи периода Кавказской войны в поэзии черкесского зарубежья. // Алиевские чтения. Материалы научной сессии. - Карачаевск, 2007. - 0,5 п. л.

22. Абдокова М.Б. Поэзия адыгского зарубежья в переводах на русский язык. // Материалы межвузовской научной конференции Межкультурная коммуникация и проблемы литературного перевода в мультикультурном пространстве Северного Кавказа. - Черкесск, 2008. - 0,5 п.л.

23. Абдокова М.Б. Песенный жанр в творчестве поэтов черкесского зарубежья.// Вестник КЧФ МОСУ. - Черкесск. - № 3. - 0,5 п.л.

Общее количество опубликованных работ по теме диссертации 25 (54 п. л.).

     Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии