Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по истории

Становление древнерусской государственности: социально-политические и этнокультурные трансформации общества в контексте восприятия современников (VIII - начало XII в.)

Автореферат докторской диссертации по истории

На правах рукописи

Пузанов Виктор Владимирович

СТАНОВЛЕНИЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ:

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ

ТРАНСФОРМАЦИИ ОБЩЕСТВА В КОНТЕКСТЕ ВОСПРИЯТИЯ

СОВРЕМЕННИКОВ (VIH - НАЧАЛО XII В.)

07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Ижевск 2009

Работа выполнена в ГОУ ВПО Удмуртский государственный университет

Официальные оппоненты:а доктор исторических наук, профессор

Кирпичников Анатолий Николаевич доктор исторических наук, профессор Пушкарева Наталья Львовна доктор исторических наук, профессор Майоров Александр Вячеславович

Ведущая организация: ГОУ ВПО Казанский государственный

университет

Защита состоится 25 июня 2009 г. в_ часов на заседании совета ДМ 212.275.01

при ГОУ ВПО Удмуртский государственный университет по адресу: 426034, Ижевск, ул. Университетская, 1, корп. 2 .

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО Удмуртский государственный университет по адресу: 426034, Ижевск, ул. Университетская, 1, корп. 2.

Автореферат разосланаа л _________________ 2009 г.

Ученый секретарь

диссертационного советаа Г.Н. Журавлева

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Научная актуальность проблемы определяется рядом факторов. Прежде всего, это одна из наиболее наукоемких тем с точки зрения методологического наполнения, объектов и подходов рассмотрения, вариантов построения концептуальных схем, междисциплинарной составляющей. Процессы политогенеза воздействуют практически на все сферы общественной жизни. Они, с одной стороны, обусловливаются и сопровождаются глубинными социальными, экономическими, этнокультурными, идеологическими и ментальными трансформациями, а с другой - сами являются причиной таких трансформаций. Кроме того, гносеологическая значимость проблемы определяется ее первостепенной важностью в общеисторическом ракурсе: изучение процессов зарождения того или иного социального института или явления для историка всегда представляет особую ценность с точки зрения понимания механизмов и закономерностей исторического развития, выработки и апробации методологических и концептуальных схем. Вряд ли погрешим против истины, если скажем, что от того или иного решения проблемы генезиса древнерусской государственности во многом зависит понимание характера и природы общественного и государственного строя Древней Руси, особенностей и закономерностей отечественного исторического процесса.

Начиная с противостояния киевской и новгородской летописных традиций, вопрос становления древнерусской государственности остается одним из наиболее значимых в общественно-политическом плане. В истории России, в жизни нашего общества, государство играет огромную роль. Поэтому каждый новый этап в истории российской государственности сопровождается всплеском интереса к ее прошлому. Особую значимость эта проблема приобретает в настоящее время, когда в науке и обществе усиливается интерес к вопросам отечественного политогенеза, своеобразию российской политической традиции, вырабатываются новые методологические подходы к осмыслению прошлого. Поэтому научные разработки по истории древнерусской государственности, прямо или опосредованно ретранслируются в общество и оказывают воздействие на формирование коллективного исторического сознания, этнополитической идентичности и, как следствие, на процессы дальнейшего государственного строительства.

Объектом исследования является становление древнерусской государственности (политогенез). Предметом - процессы политогенеза и их восприятие современниками. Государственность рассматривается как сложное социокультурное явление, в исторической динамике и неразрывном единстве его трех основных элементов: власти, территории, народа. Такое понимание следует в русле классического подхода , наиболее соответствующего древнерусским реалиям. Правомочность такого подхода никем не отрицается, так как государство - это многоаспектное явление, которое выступает, с одной стороны, как особый аппарат управления обществом, а с другой - как ассоциация всех членов общества, распо-

1 См.: Кистяковский Б. А. Философия и социология права. СПб. 1999. С.аа 451-452; Влади-мирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. 4-е изд., доп. Киев, 1905.

оженных на государственной территории . Иными словами, государство не сводится к узкой группе лиц, монополизировавшей право на управление, и к институтам, обеспечивающим это право. К тому же в древности связь главы государства с населением и территорией не ограничивалась административными связями. Последние даже не являлись основными, обеспечивая лишь внешнюю сторону взаимоотношения между субъектами взаимодействия. Главной являлась сакральная связь правителя с народом и территорией, что обеспечивало и сакральную защиту территории и населения, и легитимность обладателя власти.

Государство - это не только юридические или социальные институты, но и система отношений. Государство лявляется выражением социальных, экономических и политических отношений, существующих в данном обществе, и идей, касающихся силы, власти, принуждения, правосудия и собственности .

Хронологические рамки исследования охватывают период VIII - начала XII столетия. Исходный пункт - оформление восточной ветви славянства, в ходе расселения которой в Восточной Европе закладывались предпосылки формирования особой модели восточнославянского социо- и политогенеза. Конечный этап - киевское правление Владимира Мономаха, когда завершается оформление городов-государств, что предопределило, несмотря на временное восстановление господствующих позиций Среднеднепровской Руси и Киева, переход к новой форме политического существования русских земель. В условиях скудости источниковой базы по истории восточных славян VIII-IX вв., для более глубокого осмысления особенностей их расселения в Восточной Европе, межэтнических контактов, закономерностей социо- и политогенеза использовался материал по истории скла-винов и антов VI-VII вв. Такой подход правомочен, учитывая высокую степень консервации общественных институтов у восточных славян VIII-IX столетий.

Степень изученности проблемы. Истоки научного изучения проблемы уходят корнями в XVIII столетие. За первые два века историография прошла сложную качественную эволюцию в понимании восточнославянского политогенеза: от признания основателем государства Рюрика (В.Н. Татищев, Г.З. Байер, Г. Ф. Миллер, М.В. Ломоносов и др.) до представления о государстве как результате длительного развития общества, обусловленного внутренней связью явлений (И.Ф.Г. Эверс, СМ. Соловьев, К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, М.Ф. Влади-мирский-Буданов, В.О. Ключевский и др.). Советские исследователи стали рассматривать государство как продукт классового общества. Наибольшее распространение получило мнение, согласно которому Древнерусское государство сформировалось в форме раннефеодальной монархии, а в XII в. распалось на независимые или полунезависимые княжества (Б.Д. Греков, СВ. Юшков, Б.А. Рыбаков, В.В. Мавродин и др.). Работы В.И. Довженка, В.Т. Пашуто, Л.В. Черепнина, И.Б. Грекова, П.П. Толочко, Н.Ф. Котляра внесли коррективы в эту схему, показав,

Головко О.Б. Корона Данила Галицького: Волинь i Галичина в державно-пол1тичному роз-витку Центрально-Сх1дно'1 Свропи раннього та класичного середньов1ччя. Кшв, 2006. С. 14.

Классен Х.Дж.М. Было ли неизбежным появление государства? // Раннее государство, его альтернативы и аналоги / Под ред. Л.Е. Гринина, Д.М. Бондаренко, Н.Н. Крадина, А.В. Коро-таева. Волгоград, 2006. С. 73.

что и в эпоху феодальной раздробленности продолжало сохраняться общерусское единство, только в другой форме.

Важное методологическое значение для изучения проблемы политогенеза имели работы ряда советских медиевистов, востоковедов и этнографов 1960-1970-х гг. Так, А.И. Неусыхин обосновал точку зрения о существовании особого дофеодального периода, предшествовавшего классовому обществу, и предположил, что варварские королевства в Европе представляли своеобразную форму доклассовой государственности (лварварское государство). М.А. Виткин пришел к выводу о возникновении государственнности на древнем Востоке в доклассовую эпоху. Большую роль в понимании процессов политогенеза сыграли наблюдения Ю.В. Бромлея, Л.Е. Кубеля и их последователей, выделивших потестарные институты, предшествовавшие государственным.

На древнерусском материале новые методологические подходы развивал И.Я. Фроянов, выступивший против устоявшихся взглядов о классовой природе древнерусского общества и государства. В Киевской Руси X в. он увидел грандиозный суперсоюз племен с центром в Киеве. Государственность на Руси XI - начала XIII в., по его мнению, имела доклассовый характер и была представлена городами-государствами, оформившимися на обломках племенных союзов.

В начале 1990-х гг. отход от признания классовой обусловленности образования Древнерусского государства в постсоветской историографии становится массовым. Изменяются подходы к пониманию характера ранней государственности, трактовке сущности и этапов политогенеза. Русь X в. все больше рассматривается как доклассовое образование, разновидность варварского государства (А.П. Новосельцев). Важным рубежом в изучении темы стали Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто (апрель 1992 г.), посвященные спорным проблемам образования Древнерусского государства, положившие начало прямому переносу на восточнославянскую почву достижений западной политантропологии (в частности - теории вождества).

Особую роль в плане методологических новаций и влияния на последующее изучение вопроса сыграли работы ЕА. Мельниковой. По ее мнению, переход от родового к классовому... обществу в Восточной и Северной Европе... осуществлялся через несколько... типов социально-политических систем: вождийство, являющееся еще догосударственным образованием, дружинное государство, в котором потестарные структуры представлены военной организацией, и раннефеодальное государство. Положения о дружинном государстве, как и вождестве получили развитие в работах Н.Ф. Котляра и, постепенно, завоевали прочные позиции в постсоветской историографии (Е.В. Пчелов, СМ. Никольский, К.А. Соловьев, В.М. Рычка, Л.В. Войтович, А.П. Моця). О вождестве, как универсальной форме социальной организации, непосредственно предшествующей государству ведут речь Я.В. Баран, Д.М. Котышев, А.Ю. Дворниченко.

Ряд исследователей видят в вождествах ишь один из возможных путей политогенеза. На восточнославянском материале такой подход характерен для Е.А. Шинакова. Другие историки вообще не включают этап вождества в выстраиваемую ими эволюционную схему. М.Б. Свердлов в начале 1990-х гг. стал использовать понятие варварское государство, а потом заменил его потестар-

ным государством. И.Н. Данилевский выделил две общие характерные черты раннего государства 1) использование силы, с целью добиться подчинения своим командам; 2) претензия на право командовать и право подчинять, т.е. на то, чтобы быть легитимным. По мнению Г. Сагановича, лопределенный тип государственности у восточных славян в виде неустойчивой конфедерации сложился уже в доваряжский период. Г. Семенчук, относя образования, предшествовавшие Киевской Руси к типу варварских королевств, для характеристики государства, образованного при Олеге, использовал терминологию А.П. Новосельцева (федерация княжеств) и Л.В. Черепнина (ассоциация светлых и великих князей).

Менее заметны новации в изучении последующих этапов развития государственности. По мнению Е.А. Мельниковой и Н.Ф. Котляра, на смену дружинному государству в конце X в. приходит раннефеодальная монархия. К кругу раннефеодальных монархий относит Русь (лсемейное владение Рюриковичей) и А.В. На-заренко. Напротив, В.Я. Петрухин считает Киевскую Русь генеалогической федерацией, которая после Любечского съезда превращается в политическую. Как политическую конфедерацию рассматривает Русь ?-?? вв. А.Б. Головко. Нередко в отношении Руси ?-?? и даже ХП-ХШ вв. применяется понятие лимперия (Г. Са-ганович, Г. Семенчук, А.Б. Головко, А.П. Мопя, В.П. Даркевич, Е.А. Мельникова, Я.Н. Щапов, В.Д. Перхавко, С.Д. Федака.), что вызвало возражения со стороны АА. Горского. По его мнению, Киевская Русь типологически... ближе... моноэт-ничным европейским государствам средневековья.

Важное значение для понимания раннего этапа восточнославянского поли-тогенеза имеют работы археологов, изучающих проблемы скандинавско-славянских отношений и истории раннегородских (протогородских) образований в Восточной Европе (ДА. Авдусин, А.Н. Кирпичников, Г.С. Лебедев, Е.Н. Носов, В.Л. Янин, СВ. Белецкий, В.А. Булкин и др.).

Ряд исследователей попытался рассмотреть вопросы государственного и общественного устройства домонгольской Руси в терминологии изучаемого времени (А.А. Горский) и в соответствии с представлениями эпохи (И.Н. Данилевский, А.П. Толочко, В.М. Рычка, В.В. Долгов).

Особо следует остановиться на специальных монографических исследованиях В.В. Мавродина, Н.Ф. Котляра и Е.А. Шинакова . Работа В.В. Мавродина, новаторская для своего времени, в значительной своей части устарела. Монография Н.Ф. Котляра написана с учетом современных историографических тенденций, охватывает весь домонгольский период (IX - начало XIII в.). Развивая идеи теории вождества и дружинного государства, Н.Ф. Котляр рассматривает последующую историю государственности в классическом ракурсе, в единстве развития социальных, политических, экономических, идеологических и этнических процессов. Е.А. Шинаков принял положение Е.А. Мельниковой о дружинном государстве, но лишь как одном из возможных путей политогенеза. Вождества, по его мнению, также не являлись единственным и универсальным потестарно-

4 Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945; Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998; Шинаков Е.А. Образование древнерусского государства: Сравнительно-исторический аспект. Брянск, 2002.

политическим организмом, предшествовавшим государству. Он выделяет в Восточной Европе ??-? вв. 5-6 зон потестарности, соответствующих если не форме, то этапу вождеств. Империя Рюриковичей представляется автору сложным образованием, в рамках которого реализовывались несколько потенциальных направлений и форм политогенеза. В то же время, попытки выделения археологических критериев вождеств, предпринятых исследователем, вряд ли можно считать убедительными. О том, насколько упрощенными могут являться наши представления о реалиях глубокой древности, свидетельствует история монументального строительства. Едва ли не аксиомой считалось положение, согласно которому возводить такие сооружения могли лишь сложные, иерархически устроенные цивилизации. Однако, открытие К. Шмидтом монументального комплекса Гобекли-Тепе на территории Турции (датируется приблизительно серединой X тыс. до н.э.) переворачивает устоявшиеся представления: эти сооружения возведены охотниками, не знавшими земледелия и ведшими полукочевой образ жизни.

В зарубежной историографии темы выделяется два больших блока: труды в той или иной степени касающиеся норманнской проблемы и сопутствующим ей вопросам (Т. Арне, А. Стендер-Петерсен, X. Арбман, X. Пашкевич, А. Стальсберг, Т.С. Нунан, А.-С. Греслунд, Г. Штокль, И. Янсон, К. Хеллер, X. Станг, Г. Шрамм, П. Сойер, И.П. Нильсен, А. Латвакангас и др. ) и работы, посвященные проблеме генезиса раннегосударственных образований, которые для современной историографии имеют методологическое значение (Э. Сервис, М. Фрид, X. Классен, Р. Кар-нейро и др.). Повышенный интерес к хазарской проблеме обусловил и внимание к хазарскому фактору в древнерусском политогенезе, в изучении которого тональность в последние десятилетия задают труды О. Прицака. Особо эмоциональную полемику вызывает трактовка известий еврейско-хазарских документов (О. При-цак, Н. Голб, К. Цукерман, П. Голден, С. Шварцфукс и др.), свидетельства которых существенно расходятся с показаниями древнерусских источников, на основе которых выстроено большинство современных концепций становления Древнерусского государства. Важное значение торговых путей в создании Хазарской даннической империи и Русского государства обосновывал Т.С. Нунан.

К числу вопросов, традиционно вызывающих значительный интерес зарубежных исследователей, следует отнести историю древнерусской литературы и христианизацию Руси (Л. Мюллер, Г. Подскальски, А. Поппе, Д.М. Шаховский, С. Франклин, Г.Д. Депман, Р. Пиккио), княжеской власти и межкняжеских отношений (М. Димник, Д. Шепард, С. Франклин, Ю. Корпела), веча (К. Расмуссен, К. Цернак, К. Герке, Ю. Гранберг и др.).

Отдельный интерес представляют труды русских историков-эмигрантов (Г.В. Вернадского, М.Т. Флоринского, Е.Ф. Шмурло и др.), продолжавших развивать традиции дореволюционной историографии и оказавших значительное влияние на изучение проблемы за рубежом.

Даже в обобщающих работах по истории Руси, ранний ее период, обычно, рассматривается сквозь призму деятельности норманнов (С. Франклин, Д. Шепард, К. Герке, Г. Шрамм и др).

Таким образом, проблема становления древнерусской государственности изучалась, в основном, в социально-политическом, социально-экономическом и, в определенной степени, этнокультурном аспектах. Усилиями поколений отечественных и зарубежных исследователей восстановлены и прочитаны многие страницы ранней истории Руси. Однако многие вопросы остаются остро дискуссионными: соотношение внутреннего и внешнего факторов в образовании Древнерусского государства, формы социально-политической организации на разных стадиях социальной эволюции восточнославянского общества, факторы и особенности формирования древнерусской правящей элиты, роль личности на переломных этапах развития государства и общества и др. По ряду вопросов традиционные подходы и методы практически исчерпаны, что требует выработки новых исследовательских дискурсов. Историко-антропологический аспект изучения проблемы едва намечается, но на этом пути уже получены интересные результаты. Дальнейшее развитие этого перспективного направления должно осуществляться как за счет расширения объектов изучения, так и ракурсов их рассмотрения.

Целью настоящего исследования является анализ процессов становления древнерусской государственности в социально-политическом, этнокультурном и историко-антропологическом ракурсах.

Поставленная цель определила необходимость решения следующих исследовательских задач :

выявление и анализ факторов политогенеза у восточных славян;
периодизация и характеристика основных этапов становления древнерусской государственности;

типологический анализ предгосударственных и раннегосударственных образований у восточных славян;
анализ места и роли межкультурного взаимодействия в процессах социо-и политогенеза;
исследование факторов и механизмов формирования древнерусской правящей элиты;
реконструкция, на основе письменных и фольклорных источников, восприятия современниками процессов расселения славян в Восточной Европе, социально-политических, этнокультурных и социокультурных трансформаций, связанных со становлением государственности и усложнением социальной стратификации;
изучение процессов идеологического оформления социально-политических трансформаций в обществе;
характеристика индивидуальных стратегий и способов мышления конкретных людей первого плана для выявления не замеченных ранее тенденций или явлений в жизни изучаемой эпохи.

Источниковая база работы, в основе своей традиционна для исследований по истории Древней Руси. Важнейшим источником по рассматриваемой проблеме являются летописи, в первую очередь Лаврентьевская, Ипатьевская (и их группы), Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (далее - HI Л). Большое значение для реконструкции социальных и политических процессов рассматриваемого времени и,а особенно, менталитета древнерусского населения,

формирующихся идеологических конструктов имеет учительная (Слово о законе и благодати Илариона [далее - Слово]), агиографическая (Сказание о Борисе и Глебе [далее - Сказание], Чтение о святых мучениках Борисе и Глебе [далее -Чтение], Сказание о чудесах святых мучеников Романа и Давида [далее - Сказание чудес], Память и похвала князю русскому Владимиру Иакова Мниха [далее -Память], Житие Феодосия Печерского [далее - Житие], Авраамия Смоленского, князя Владимира, Александра Невского, Киево-Печерский патерик [далее -КПП]), аскетическая (Послание митрополита Никифора Владимиру Мономаху о посте), каноническая (Ответы митрополита Киевского Георгия на вопросы игумена Германа, Вопрошание Кириково) литература, торжественные проповеди (Слово о князьях), молитвы (Молитва Илариона). Особое место занимает Поучение Владимира Мономаха - единственный древнерусский памятник подобного рода.

Ценная информация для реконструкции процессов социо- и политогенеза содержится в средневековых законодательных актах (Русская Правда краткой и пространной редакций, княжеские уставы и грамоты, ставленническая запись митрополита Илариона, документы международного права).

Наиболее демократическим видом древнерусских письменных источников являются берестяные грамоты (далее - БГ), написанные представителями различных социальных слоев и наиболее адекватно отражающие жизнь и настроения широких масс населения, общественное сознание того времени. Интересные сведения по рассматриваемым в работе вопросам дает ретроспективный анализ документов удельного и московского периодов (Повесть об убиении князя Михаила тверского в Орде царем Озбяком, Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским, Состояние Российской империи Ж. Маржерета), в том числе законодательных актов (Псковская судная грамота, Судебники 1497 и 1550 гг., Новгородские и псковские договорные грамоты).

В целях сравнительно-исторического анализа использовались сочинения византийских (Иордан, Прокопий Кесарийский, Псевдо-Кесарий, Иоанн Эфесский, Агафий Миринейский, Маврикий, Феофилакт Симокатта, Менандр Протектор, патриарх Никифор, Чудеса св. Дмитрия Солунского, Феофан Исповедник, Пасхальная хроника, Патриарх Фотий, Константин Багрянородный, Лев Диакон, Иоанн Скилица, Хроника Георгия Амартола и др.), западноевропейских (Григорий Турский, Беда Достопочтенный, Павел Диакон, Хроника Фредегара, Анналы королевства франков, Рихер Реймский, Видукинд, Адам Бременский, Гельмольд, Титмар Мерзербургский, Генрих из Ливонии, Гервазий Тильберийский и др.), западнославянских (чешские /Козьмы Пражского/ и польские /Галла Анонима, Ве-ликопольская/ хроники) авторов. Особое место среди источников европейского происхождения занимает Оррозий короля Альфреда, в котором сохранился доклад норвежского хевдинга Оттара о порядке сбора и составе дани, взимаемой им с лопарей. Эти известия, полученные Альфредом лиз первых рук, имеют огромное значение для реконструкции системы даннических отношений в Древней Руси. Из скандинавских источников были задействованы исландские саги, географические сочинения, рунические надписи.

Значительной информативной ценностью обладают известия мусульманских авторов, особенно Ибн-Фадлана и ал-Гарнати, как непосредственно контактировавших еру сами и восточными славянами.

Все большее значение в современной историографии приобретает интерпретация хазарско-еврейских документов (Письмо Хасдая ибн-Шафрута к хазарскому царю Иосифу, Ответное письмо хазарского царя Иосифа /Краткой и Пространной редакций/, текст Шехтера, Киевское письмо), ввод которых в научный оборот поставил под сомнение сообщения традиционных источников.

Важнейшим резервом для изучения древнерусской истории, являются цитирующиеся в древнерусской литературе тексты и переводы Священного Писания, богослужебной, святоотеческой и апокрифической литературы . При анализе древнерусских текстов в диссертации использовались тексты Ветхого и Нового заветов, экзегетическая литература (толковые Псалтири Афанасия, Василия Великого, Евфимия Зигабена, Чудовская).

При исторических реконструкциях задействовались также этнографические, археологические и лингвистические материалы.

Методологическая основа исследования формировалась на принципах синтеза различных систем исторического познания, поскольку каждая из них обеспечивает особый исследовательский ракурс, обладает родовыми эвристическими возможностями и открывает дополнительные возможности для научного поиска. Такое видение проблемы близко позиции исследователей, считающих, что современный методологический синтез, плюралистический по определению,

основывается на использовании различных исследовательских стратегии... .

Генетически настоящая работа связана с исследовательской традицией изучения Древней Руси, заложенной трудами И.Я. Фроянова.

В настоящее время невозможно заниматься проблемами политогенеза без учета достижений ламериканского неоэволюционизма (М. Салинз, Э.Р. Сервис, М.Х. Фрид, Р. Карнейро, Р.Н. Адаме и др.), оказавшего огромное влияние на развитие политантропологических исследований в мире (Х.Дж.М. Классен, Э.Ч.Л. ван дер Влит /Нидерланды/, Э. Саутхолл /Франция/, П. Скальник /Чехия/, Д.М. Бонда-ренко, А.В. Коротаев, Н.Н. Крадин, В.А. Попов /Россия/ и др.). Особое значение для изучения раннегосударственных образований имеет теория раннего государства, разработанная под руководством Х.Дж.М. Классена. О близости идей представителей неоэволюционизма и потестарно-политической этнографии неоднократно говорилось в историографии . Сейчас это два основных направления в осмыслении политогенеза.

Данилевский И.Н. На пути к антропологической истории России // Историческая антропология: место в системе социальных наук, источники и методы интерпретации: тез. докл. и сообщ. науч. конф. Москва, 4-6 февр. 1997 г. М., 1998. С. 48.

Могильницкий Б.Г. О марксистской традиции в отечественной историографии // Историки в поиске новых смыслов / Отв. ред. Г.П. Мягков, Е.А. Чиглинцев. Казань, 2003. С. 64-65 и др.

См.: Крадин Н.Н. Вождество: современное состояние и проблемы изучения // Ранние формы политической организации: от первобытности к государственности / Отв. ред. В.А. Попов. М., 1995. С. 12-13 и др.

Одним из наиболее значимых явлений в современной историографии стало широкое распространение историко-антропологических исследований, представленных лцелым спектром историографических течений: новая экономическая история, новая социальная история, историческая демография, история менталь-ностей, история повседневности, микроистория, историко-политическая антропология и др. Несмотря на то, что применение методов исторической антропологии к древнерусскому материалу сопряжено с серьезными трудностями, обусловленными скудостью источниковой базы, отечественными исследователями (Н.Л. Пуш-карева, И.Н. Данилевский, А.П. Толочко, В.Я. Петрухин, В.В. Долгов и др.) на этом пути уже достигнут значительный прогресс. В данной диссертационной работе предпринята попытка частичной реализации принципов историко-антропо-логического изучения Древней Руси, намеченных И.Н. Данилевским. Исследователь ведет речь о методиках выявления соответствующей информации, приемах ли правилах корректной ее интерпретации, изучении лотдельных событий или сторон исторического процесса с точки зрения их психологической подоплеки, с описанием значений и смыслов, которые вкладывали их участники в свои поступки или которыми наделяли их современники. Надежной опорой для таких семантических реконструкций он считает тексты, прямо или косвенно цитирую-

10аа 0

щиеся автором источника для передачи смысла происходящего . В то же время, учитывая степень сохранности источников, речь, видимо, следует вести об элементах антропологической истории Древней Руси.

Анализ представлений древнерусских книжников о расселении славян в Восточной Европе, этнокультурных контактах, стране, власти, обществе, неизбежно сталкивается с проблемой исторической памяти в средневековой Руси. По словам Дж. Сапелли, необходимость методологического разграничения "памяти"... и "истории" весьма актуальна при анализе средневековых хроник, сотканных из различных пластов памяти . Для решения этой задачи важное значение имеют исследования: Я. Ассмана, разработавшего теорию культурной памяти; П. Рикера, показавшего, что проблема репрезентации прошлого - это в первую очередь не проблема истории, а проблема памяти, с которой листория связана самым тесным образом; отечественных представителей новой культурно-интеллектуальной истории (Л.П. Репина); Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина, рассмотревших отдельные аспекты проблемы на древнерусском материале.

Историки, изучающие Древнюю Русь, испытывая острый дефицит источников, уделяют много внимания совершенствованию методики работы с текстами, с целью увеличения объема извлекаемой из них информации и более корректной ее интерпретации. В то же время вне сферы их внимания, вследствие сложившейся исследовательской традиции, нередко, остается значительный пласт информации, содержащейся в нетрадиционных источниках. Нетрадиционных в том плане,

История ментальностей, историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах / Сост. Е.М. Михина. М., 1996. С. 6, 10-11; Кром М.М. Историческая антропология. СПб., 2004. 10 Данилевский И.Н. Указ. соч. С. 47-48.

Сапелли Дж. Методология социальных наук: новые подходы // Европейский опыт и преподавание истории в постсоветской России. М., 1999. С. 102.

что они не привлекались, либо привлекались поверхностно, к изучению той или иной проблемы. Это, как правило, по терминологии М. Блока, свидетельства ненамеренные, либо та информация намеренных свидетельств, которая не является лосновной, существенной для автора, приводится им не умышленно - из-вестия наиболее ценные и заслуживающие доверия историка . Наряду с фоновой (лсопутствующей) информацией, представляют ценность описания событий или явлений (связанных, например, с иной этнокультурной средой) непонятных, странных для автора (информатора и т.п.). Ценно именно описание явления/события, а не его восприятие автором. Расширение ракурсов рассмотрения информации источника - один из важнейших резервов изучения истории русского средневековья.

Другой резерв - максимально широкий охват и анализ всех прямых или косвенных известий об изучаемом институте и явлении в отдельно взятом источнике, с последующим сопоставлением полученных реконструкций.

Наконец, широкие перспективы и огромное поле деятельности у исследований, учитывающих все упоминания изучаемых понятий и сопутствующих им явлений, с учетом общего контекста такого рода упоминанийаа .

Диссертация основывается на принципах историзма, объективности и системности. Реализация методологических подходов и принципов потребовала применения специальных методов исторического исследования: сравнительно-исторического, ретроспективного, диахронного, микроисторического, историко-психологического, историко-социологического, метода реконструкции.

Научная новизна исследования заключается в постановке проблемы, в подходах к рассмотрению отдельных ее сегментов и источников, в расширении круга изучаемых объектов, предлагаемых новых научных решениях. В исследовании особое внимание уделяется историко-антропологическому анализу проблемы -восприятию современниками сложных процессов общественных и культурных трансформаций, связанных со становлением древнерусской государственности. Это, в свою очередь, в сочетании с использованием новейших достижений историографии и источниковедения, позволило решить многие традиционные спорные и запутанные вопросы, по-новому посмотреть на социально-политическую и этнокультурную историю Руси рассматриваемого времени, факторы, механизмы и этапы политогенеза.

На защиту выносятся следующие основные положения:

- Высшей формой организации восточнославянского общества в догосудар-ственную эпоху являлись суперсоюзы племен, типологически различающиеся по степени интеграции составлявших их племенных союзов. Всего можно выделить три уровня интеграции. В образованиях, достигших третьего, высшего, уровня уже просматриваются основные контуры ранней государственности.

См.: Блок М. Апология истории или ремесло историка. 2-е изд., доп. М., 1986. С. 36-38.

1 о

См., например: Ведюшкина И.В. Русь и Русская земля в Повести временных лет и летописных статьях второй трети XII - первой трети XIII в. // Древнейшие государства Восточной Европы: Материалы и исследования. 1992-1993 годы / Отв. ред. А.П. Новосельцев. М., 1995. С.101-116 и др.

Ведущую интеграционную роль на начальном этапе становления древнерусской государственности играл внешний фактор, прежде всего - война.
Власть Рюрика и его преемников на восточноевропейские племенные объединения распространялась посредством завоевания, а не призвания.
Первые государствообразующие процессы в восточнославянском регионе прослеживаются на севере, в зоне скандинавской экспансии. Вокняжение Олега в Киеве привело к расширению северного раннегосударственного ядра на юг и переносу княжеской резиденции в Киев, положило начало последующему постепенному огосударствлению зон 1-й и 2-й стадий интеграции.

-а Киевская Русь X в. представляла собой сложный (включающий элементы,

связанные разным уровнем интеграции) суперсоюз племен. По мере оформления

городов-государств, это образование трансформировалось в федерацию земель

(городов-государств) с центром в Киеве. В середине XI в. окончательно оформ

ляется сложная федерация земель, состоявшая из Киевской, Черниговской и

Переяславской федераций, с разным уровнем интеграции входящих в них зе

мель по отношению к центру. Конец XI - первая половина XII в. - распад этой

сложной конструкции на независимые города-государства.

-а Смена исторических эпох сопровождалась и сменой правящих элит. Не

было генетической преемственности, за небольшими исключениями, между

племенной знатью и знатью древнерусской.

-а Анализ использования древнерусскими книжниками эпитетов для характе

ристики социальных и этнических групп позволяет реконструировать градацию

качеств и, соответственно, градацию этнополитических образований и социаль

ных групп в общественном сознании по степени престижности. Самые элитарные

социальные и этнические качества с точки зрения древнерусского населения, в

порядке возрастания - сила, храбрость, и мудрость.

В сочинениях Мономаха проводится идея нового принципа княжого первенства, основанного не на родовом старшинстве, а на Божьей воле, фактически же - на личных качествах, умении сформировать привлекательный образ князя в общественном сознании. Здесь имели место и дань новым общественно-политическим реалиям, связанным с усилением городских общин, и попытка практической реализации библейских принципов в княжой деятельности. Эти обстоятельства, в сочетании с особенностями исторической ситуации, и сформировали феномен Владимира Мономаха.
В литературе XI - начала XII вв. в качестве взаимозаменяемых использовались понятия Русская земля и Русская страна. Однако авторы отдельных произведений отдавали предпочтение либо Русская земля, ибо Русская страна. Понятия земля, города, люди, мы нередко употреблялись как синонимы. В то же время не отмечено взаимоналожения понятий страна и юди. Понятия Русская земля/страна применялись широком смысле слова.

-а В произведениях XI - начала XII в. город - важнейшее звено несущей кон

струкции Русская земля/страна - области, волости. В большинстве произведе

ний, город - средоточие власти. Сакрализация города, как социокультурного яв

ления, сильна в Слове Илариона, тогда как в Житии и Сказании сакральная

роль города определяется фактом расположения в нем захоронений святых.

Для литературы XI - начала XII в. (Слово, Житие, Чтения, Сказание) характерен высокий уровень русской самоидентификации, а любовь к родной земле - естественное чувство (Чтения, Сказание). Только у Иакова Мниха русская самоидентификация затушевана христианской.
Центральное место в политической и социальной картине мира древнерусских книжников занимал князь. Важным явлением этого времени стало формирование книжных представлений об идеальном князе, что нашло наиболее полное отражение в Слове, Сказании, Чтении и Поучении Мономаха.

Важную информацию об отношении древнерусских авторов к тому или иному Рюриковичу, их представлениях о сущности княжеской власти, элитарных княжеских качествах, можно извлечь из анализа эпитетов, прилагаемых к князьям. Не менее важная информация о своих героях закладывалась книжниками в проводимых параллелях с персонажами ветхозаветной и христианской истории.
Законным и естественными способами занятия княжого стола большинство книжников считали волю отца и родовое старшинство. Преимущество отдавалось отцовской воле. Ни один из авторов не являлся сторонником единодержавия.

-а Начиная с князя Владимира, церковная десятина являлась не только средст

вом содержания церкви, платой ей за выполняемые общественно-полезные функ

ции, но и материально обеспечивала должное исполнение этих функций, в том

числе социального обеспечения. В условиях развития социальной стратифика

ции и роста контингента обездоленных, церковная организация компенсировала

ограниченные возможности княжеской власти в деле обеспечения нуждающихся

за счет своей инфраструктуры. Часть средств на это закладывалась князем в деся

тину, часть - шла из других доходов церкви. Практика выделения церковными

учреждениями десятой части своих доходов на содержание социально необеспе

ченных слоев населения имела достаточно широкое распространение.

-а В Древней Руси пропасть между свободными и несвободными была ог

ромной, но легко преодолимой. Главными связующими мостиками, соединяющи

ми оба края этой социальной бездны, служили плен и долговое рабство.

В литературе XI - начала XII в. представления о социальной структуре древнерусского общества находились в стадии формирования. Для обозначения социальной структуры использовались, в основном, книжные термины. Исключение - князья, отроки, купцы, гражане, древодели. Отдельные книжные понятия накладывались на реальные социальные персонажи (сироты, вдовицы, убогие...), другие - постепенно становились социальной реальностью Древней Руси.
На Руси XI - начала XII в., как и в раннесредневековой Европе , общество рассматривало свою структуру в дуалистичных формах. Реконструируется и троичная схема: духовенство - знать - простые люди. Однако она имеет другую основу, чем знаменитая трехфункциональная схема западноевропейского высокого средневековья: молящиеся - воюющие - пашущие. Русская триада соответствует дофеодальному, варварскому обществу с его делением na знать и простых людей. Включение в эту бинарную схему третьего социального элемента - духовенство -

14 См.: IcTopm европейськсп менталыюсти / За ред. П. Дшцельбахера. Льв1в, 2004. С. 63.

выделенного по функциональному принципу, усложняло представления о структуре социума, но не меняло их существенно.

Практическая значимость диссертации. Материалы и выводы исследования могут быть использованы при создании обобщающих трудов по истории России, Украины и Белоруссии, при подготовке общих и специальных курсов для высших учебных заведений, при написании учебников, учебных пособий, научно-популярных и публицистических сочинений. Часть материалов диссертационного исследования нашла отражение в коллективном учебном пособии История России: Народ и власть (СПб., 1997; СПб., 2001), выдержавшем два издания, используется в учебном процессе на факультетах Удмуртского госуниверситета.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации отражены в монографиях, статьях и тезисах автора. Отдельные вопросы и сюжеты исследования излагались на международных, всероссийских, региональных и межвузовских конференциях, круглых столах: Междунар. теор. конф. Историческое познание: традиции и новации, Ижевск (1993); Междунар. науч. конф. Исторические истоки, опыт взаимодействия и толерантности народов При-уралья, Ижевск (2002); Междунар. науч. конф. Этнос - Культура - Человек, по-свящ. 60-летию В.Е. Владыкина, Ижевск (2003); Междунар. науч. симпозиум Великое переселение народов - один из важнейших факторов, определяющих новый этап взаимодействия и толерантности народов Евразии, Ижевск (2003); Междунар. науч. конф. Этноцентризм и толерантность: альтернативы социокультурной интеграции, Ижевск (2004); Междунар. науч. конф. Проблемы этносоциального и этнокультурного развития Киевской Руси и славянский мир, Киев (2005); Междунар. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения акад. Л.В. Черепнина Общество, государство, верховная власть в России в Средние века и раннее Новое время в контексте истории Европы и Азии (X-XVIII столетия), Москва (2005); Междунар. науч. конф. Осмысление наследия Древней Руси: Галицко-Волынское княжество в историографии, Львов (2007); Мавродинских чтениях, С.-Петербург (1994, 2004); Российских университетско-академических науч.-практ. конф., Ижевск (1995, 1997); Всерос. науч.-практ. конф. Государство и общество: проблемы федерализма и самоуправления, Ижевск (1999); Всерос. науч.-практ. конф. Российская государственность: уровни власти. Историческая динамика, Ижевск (2001); Всерос. науч. конф. Российская государственность: история и современность, С.-Петербург (2002); Всерос. науч. конф., посвящ. 85-летию со дня рождения проф. В.Е. Майера, Ижевск (2003); Всерос. науч. конф. Историки в поиске новых смыслов, посвящ. 90-летию со дня рождения проф. А.С. Шофмана и 60-летию со дня рождения проф. В.Д. Жигунина, Казань (2003); Всерос. науч. конф. Межкультурное взаимодействие и его интерпретации, Москва (2004); Всерос. науч. конф. Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики, Казань (2006); Всерос. науч.-практ. конф. Общественно-политическая мысль в России: традиции и новации, Ижевск (2006); Всерос. науч. конф. Россия и мир глазами друг друга: история взаимовосприятия, Москва (2008) и др.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, 6 глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, определяются объект и предмет, хронологические рамки исследования, анализируется степень изученности проблемы, формулируются цель и задачи исследования, характеризуются ис-точниковая база и методологическая основа диссертации, определяется новизна и практическая значимость работы.

Глава первая - Славяне в лэпоху расселения: межэтнические контакты и социальная организация (взгляд из Византии, Западной Европы и Древней Руси) - состоит из двух параграфов. В первом параграфе - Славяне глазами византийских и западноевропейских авторов VI-VIII вв.: стереотипы восприятия - реконструируются стереотипные образы славян в литературной традиции их соседей. Уделяется внимание представлениям о характере славянского расселения в Европе, этнокультурном взаимодействии с иноэтнич-ным миром, социальном строе и потестарных институтах.

В параграфе втором - Отражение славянского расселения в Восточной Европе и межэтнических противоречий в древнерусской фольклорной и книжной традиции - реконструируется восприятие древнерусским обществом процессов славянского расселения в Восточной Европе и связанных с ним межэтнических противоречий, происходившее на двух уровнях - низовом (лустная история) и высшем (лкнижном). Эти луровни, несмотря на особенности, не разделялись полосой стерильности, а имели множество точек взаимодействия и пересечения. Главное внимание уделяется известиям Повести временных лет (далее - ПВЛ), отражающим древнейший пласт народной памяти о межэтнических противоречиях: от эпохи праславянского единства до начального этапа формирования древнерусской государственности. Проводится сравнительный анализ репрезентаций этнической идентичности ПВЛ и единовременных, а также стадиально-близких ей памятников.

В древнейших преданиях, зафиксированных в ПВЛ, отсутствуют указания на насильственный характер славянского расселения. Ни малейших намеков на победоносные войны, покорение либо вытеснение автохтонов, ни других следов завоевания родины. Проблема заключается в системе отбора информации летописцем. В первую очередь, он отбирал те сюжеты народных преданий, которые укладывались в библейскую традицию, либо не противоречили ей. Во вторую -согласовывал их с имевшимися в его распоряжении другими письменными источниками. Проблема происхождения славян и их последующего расселения решалась им в русле библейской традиции, которая убеждала его в том, что славяне, как и другие народы, постепенно расселялись с мест первоначального обитания на Ближнем Востоке, осваивая пустующие ранее территории. Это убеждение, могло входить в противоречие с преданиями, которые, поэтому, отбрасывались как выдумка. Данное предположение подтверждается и сравнительно-историческими параллелями (чешская хроника Козьмы Пражского, болгарская Апокрифическая летопись XI в., Великопольская хроника и др.).

Важной особенностью ПВЛ был синдром пораженчества: под пером летописца славян длительное время преследуют сплошные неудачи. Такая позиция

етописца не являлась следствием особенностей древнерусского менталитета, о чем свидетельствует анализ Н1Л и других древнерусских произведений. Причину следует искать в той идеологической программе, которую реализовывал автор ПВЛ. Книжник пытался создать свою версию нового богоизбранного христианского народа, идеальные черты которого, вероятно, он отразил в характеристике полян: смысленностъ, мудрость, стыдение, братолюбие (столь важное для древнерусской книжной общественно-политической традиции). Поэтому, славяне, под пером летописца, даже будучи язычниками, ведут себя едва ли не по канонам Нового завета. Славяне становятся жертвой народов, обуянных гордыней, они гонимы, гонимы несправедливо. Они всей своей дохристианской предысторией как бы подготавливают себя к будущей жизни во Христе.

Конфессиональный патриотизм, игравший важную роль на высоком (книжном) идеологическом уровне, не являлся доминирующим в Древней Руси. Для основной массы населения важное значение имел этнический патриотизм (славяне/неславяне; русские/нерусские) и патриотизм местный (новгородцы/неновгородцы; кияне/некияне и т.п.).

В последнее время усиливается интерес к устной истории, народным преданиям. Параллельно нарастают и скептические настроения в отношении глубины народной памяти, ее возможностей для исторических реконструкций. Как показывает компаративный анализ, для прочности исторической памяти требовались особые условия, из которых главнейшие, вероятно, суть - свобода личности и собственности, колонизация. Данное обстоятельство требовало легитимации мигрантов на осваиваемых местах, своеобразного идеологического сопровождения процессов формирования там системы новых общественных связей.

Исследования Г.Н. Чагина на русском материале Среднего Урала середины XIX - начала XX в. показали, что глубина исторической памяти крестьян могла быть значительной - от 200 лет и больше. Поэтому даже в конце XI - начале XII в. на Руси должны были жить те, кому в детстве деды могли рассказать о событиях времен Святослава и даже Игоря.

Глава вторая - Образование Древнерусского государства - состоит из шести параграфов. В первом параграфе рассматриваются факторы и этапы по-итогенеза у восточных славян. Анализируется историография проблемы, новейшие методологические концепции социальной эволюции. Особое внимание уделяется вопросу соотношения внутренних и внешних факторов восточнославянского политогенеза. Марксистская историография проблему возникновения государственности трактовала с точки зрения становления классов, акцентируя внимание, прежде всего, на глубинных, внутренних процессах развития общества. Роль внешнего фактора занижалась, а порой и, практически, отрицалась. Работы X. Ловмяньского, А.П. Новосельцева, И.П. Шаскольского (вторая половина 1950-1960-е гг.), И.В. Дубова, А.Н. Кирпичникова, Г.С. Лебедева, Д.А. Мачинского, И.Я. Фроянова и др. (1970-1080-е гг.) положили начало отхода от этой тенденции. В настоящее время большинство исследователей учитывают всю совокупность внутренних (производящее хозяйство, ведущее к стратификации общества, определенный уровень плотности населения) и внешних (война, внешняя торговля) факторов политогенеза. Вместе с тем, во многих регионах планеты уровень плот-

ности населения в древности и средневековье оставался незначительным. Здесь недостаток связей внутренних должен был компенсироваться внешними импульсами. Можно предположить, что для таких регионов, Восточной Европы в частности, особо значимую роль играли внешние факторы, прежде всего война и, тесно связанная с ней, внешняя торговля.

Внешняя торговля в тех условиях не имела самостоятельного значения. Она могла существовать лишь благодаря войне и грабежу и не оказала определяющего влияния на стратификацию и имущественное расслоение в восточнославянском обществе. Более важная, самостоятельная и универсальная роль в интеграционных процессах в Восточной Европе, как, наверное, и везде, принадлежала войне, которая являлась средством интеграции в более крупные объединения, способом легитимации внешней эксплуатации, и эксплуатации человека человеком, средством достижения высокого социального статуса, причем более престижным, чем торговля. Потребности войны и внешней эксплуатации обусловливали необходимость формирования властных институтов, действие которых, первоначально, было направлено вовне. Важнейшие из них - институты военного вождя, народного ополчения и дружины. В любом случае, трансформация родоплеменного общества в дофеодальное (как и дофеодального в феодальное) не могла осуществляться сугубо на базе внутреннего развития. Требовался известный внешний импульс (завоевание, экономические, военные и культурные контакты и т.п.).

Изменения в обществе, происходящие под воздействием внутренних и внешних факторов закреплялись на уровне идеологии, выражавшейся в мифе, который не только легитимировал складывавшуюся систему социальных связей, но и, в известной степени, являлся ее первоисточником, хотя и был внешне направлен в прошлое, а не будущее.

К важнейшим факторам, действовавшим в эпоху раннего и развитого средневековья следует отнести процессы христианизации. Новая религия не только идеологически освящала формирующиеся политические и социальные институты, но и активно участвовала в их формировании, выводила на новый качественный уровень мифологическую составляющую процесса политогенеза, как в плане идеологического осмысления, так и в плане широты охвата всех сторон жизнедеятельности общества, глубины проникновения в общественное сознание.

Эволюция потестарно-политических институтов шла по линии интеграции родоплеменных образований различного уровня в более емкие и сложные системы. Высшей формой таких объединений на догосударственном уровне являлись суперсоюзы племен (объединения, состоявшие из двух и более племенных союзов) [далее - ССП]. На материале Восточной Европы выделяются три основных типа ССП (не считая переходных форм), соответствующих различным уровням (стадиям) интеграции составлявших их племенных союзов [далее - ПС]. Первичным объединением такого рода (1-я стадия интеграции) является военный союз ПС с целью противодействия общей внешней опасности. Такие объединения недолговечны и распадаются после исчезновения причин их породивших (либо вследствие раздоров), если только не выходят на более высокий уровень интеграции.

2-я стадия интеграции - объединение ПС под эгидой сильнейшего из них, который представлял по отношению к ним зародыш публичной власти. Зависимость устанавливалась, в основном, силовым путем, выражалась в уплате дани и совместных военных акциях. Порядок управления в подвластных ПС оставался прежним. 3-я стадия интеграции начинается с того момента, когда господствующий ПС от периодического наезда за данью переходит к прямому управлению подвластными ПС, посредством ликвидации (либо ограничения) местных органов власти и замены их наместниками с лцентра. Достижение этого уровня интеграции предполагает далеко зашедший процесс распада родоплеменных отношений, известную степень деструкции родоплеменной обособленности и начальную стадию формирования системы территориальной организации общества. Кроме того, оно предусматривает, по крайней мере, для подчиненных территорий, известный отлет публичной власти от основной массы населения и наличие аппарата принуждения, представленного княжескими дружинами и ополчением господствующего ПС. Поэтому в образованиях данного типа уже просматриваются основные контуры ранней государственности.

Следующий этап политогенеза у восточных славян - формирование городов-государств. Особенностью этого процесса было то, что он происходил не автономно, а в рамках Киевской Руси, способствуя ее трансформации из сложного суперсоюза племен (включающего в себя элементы, связанные разным уровнем интеграции) в сложную федерацию земель.

Второй параграф посвящен анализу хазарской проблемы, которой уделяется все большее внимание в современной историографии. Показательно в этом плане усиление интереса к трудам О. Прицака, преувеличивающего роль хазар в истории восточных славян. В частности он ведет речь о хазарском происхождении полян, основании хазарами Киева, господстве хазар в Киеве вплоть до 30-х гг. X в. и т.п. Эти идеи, в той или иной степени, получившие развитие у ряда зарубежных и отечественных историков, основываются на интерпретации т.н. еврейско-хазарских документов X в., которым многие исследователи склонны доверять больше, чем ПВЛ.

В параграфе анализируется полемика вокруг еврейско-хазарских документов, их содержание и обстоятельства возникновения. Особое внимание уделяется Кембриджскому документу (текст Шехтера) и Киевскому письму, на которых базируется основная система доказательств О. Прицака и его последователей. Проведенный анализ не дает основания для кардинального пересмотра той схемы славяно-русо-хазарских отношений, которая представлена в ПВЛ. В то же время, текст Шехтера может пролить свет на некоторые темные страницы древнерусской истории, свидетельствуя о том, что Хазарский каганат оказывал ожесточенное сопротивление русской экспансии в его сферу влияния. Вопреки идиллической картине ПВЛ, на этом пути у русов были не только победы, но и тяжелые поражения. Отголоски этого противостояния и нашли отражение в тексте Шехтера, только в панегирическом для хазар тоне.

Киевское письмо не содержит известий, подтверждающих мнение о принадлежности Киева, на момент составления документа, Хазарскому каганату и о господствующем положении в городе иудейской общины. Не дают оснований для

кардинального пересмотра традиционной схемы славяно-русо-хазарских отношений и новейшие археологические данные.

Параграф третий - Призвание или завоевание: о природе варяжской дани - посвящен анализу полемики вокруг летописного Сказания о призвании варягов, определению характера скандинавского присутствия в Восточной Европе ??-? вв.

Важное значение для понимания характера деятельности варягов в Восточной Европе имеет реконструкция системы даннических взаимоотношений между пришельцами и туземными племенами. С этой целью были привлечены восточнославянские письменные и этнографические источники, сравнительно-исторический материал (прежде всего - данные о скандинавах и западных славянах). Особо следует выделить Орозий короля Альфреда, содержащий рассказ норвежца Оттара о том, как он взимал дань с лопарей (конец IX в.). По словам Оттара, дань распределялась по принципу знатности: чем знатнее плательщик - тем больше плата. Порядок раскладки общественных расходов в зависимости от социального статуса существовал практически повсеместно, в том числе и у славян. На Руси он продержался до установления ордынского выхода, основанного на иных принципах раскладки. При характеристике системы даннических взаимоотношений первых русских князей со славянскими и финно-угорскими племенами необходимо учитывать и другие особенности, характерные для скандинавов. Согласно сагам, размер и качество дани зависели от личности сборщика и количества сопровождавших его воинов. Данное обстоятельство проливает свет на историю гибели князя Игоря. Нет также оснований считать, что варяжская дань была легче хазарской.

Даннические отношения Киева с подвластными племенами конца IX -X в. - это отношения между завоевателями-варягами и подчиненными восточнославянскими и финно-угорскими ПС. Для варяго-русов, а потом и для русо-полян, и простое население, и знать подданных племен - данники. Союз отдельных представителей местной знати с предводителями варяжских дружин был возможен, но только в плане организации совместной эксплуатации других племен и народов.

Комплексный анализ отечественных и зарубежных источников, особенности геополитической ситуации в Европе лэпохи викингов, не подтверждают летописную версию о призвании Рюрика, а свидетельствует в пользу непопулярной в отечественной историографии концепции варяжского завоевания. Призвание на княжение, скорее всего, вымысел летописца второй половины XI - начала XII в., отразившего более реалии своего времени, чем IX столетия.

В четвертом параграфе - Объединение племенных союзов под властью Киева. Политическая природа Киевской Руси Xв. - раскрывается процесс формирования Киевской Руси, выделяются этапы огосударствления племенных территорий, анализируется интеграционная роль скандинавского фактора. Реконструируется следующая картина. В IX в. скандинавы активизируются в Восточной Европе. Для противодействия им объединяются словене, кривичи, чудь, меря и, возможно, весь. Видимо, это был первичный ССП, который со временем мог перерасти в более высокую форму интеграции. Однако произошло вмеша-

тельство третьей силы. Приблизительно, в середине IX в. варяжскому конунгу Рюрику удалось утвердиться в Ладоге и объединить под своей властью ряд славянских и финно-угорских ПС. Подвластная Рюрику территория реконструируется наложением на карту известий ПВЛ, сведений скандинавских географических сочинений и археологических данных. Основу ее составили земли племен, фигурирующих в Сказании о призвании. Летописные известия о раздаче Рюриком городов своим мужам отразили процесс перехода сформировавшегося под эгидой варягов Северного ССП в третью, заключительную стадию интеграции. Это обстоятельство позволило преемникам Рюрика начать новую волну экспансии. Взятие Смоленска и Киева привело к расширению Северного суперсоюза на юг и перенесению резиденции русов в Киев. Поскольку Северный ССП находился уже на высшей стадии интеграции, можно вести речь о первоначальном раннегосударст-венном ядре, его расширении, последующем огосударствлении зон 1-й и 2-й стадий интеграции.

В середине X в. ядром развивающегося ССП была территория, очерченная городами Киев, Вышгород, Чернигов, Любеч (Полянская земля включая, возможно, западно-северянское пограничье), Смоленск (смоленские кривичи), земли Северного ССП. Она охвачена 3-й стадией интеграции. Лишь Полоцк на каком-то этапе выпал из этой лобоймы, до взятия его Владимиром Святославичем. Все славинии (лендзяне /волыняне?/, северяне, дреговичи, древляне, часть кривичей) Константина Багрянородного, платившие дань Руси, находились на 2-й стадии интеграции по отношению к Киеву. Наконец, некоторые ПС вступали в военный союз с Киевом (вятичи, хорваты, дулебы, тиверцы). В середине X в., после погрома, устроенного Ольгой, 3-я стадия интеграции распространяется на древлян.

Завершается формирование Киевской Руси при Владимире Святославиче, когда окончательно покоряются под дань восточнославянские племена, а в важнейшие городские центры назначаются княжеские наместники. Повторные завоевания ПС были обусловлены не только попытками освободиться из-под опеки Киева, но и стремлением киевских князей охватить их 3-й стадией интеграции.

Распад родоплеменных связей, далеко зашедший ко второй половине X в., ускорил трансформацию ПС в города-государства, по мере оформления которых сложный (включающий в себя элементы, связанные разным уровнем интеграции) ССП эволюционировал в федерацию земель (городов-государств) с центром в Киеве. Асинхронность политогенеза в разных частях восточнославянского мира придавала Руси конца X - начала XI в. сложный и неоднородный характер - она сочетала в себе элементы и суперсоюза племен, и федерации земель (то есть, являлась образованием переходным от суперсоюза племен к союзу /федерации/ земель). Окончательно федерация оформляется в середине XI в. Ядром ее станет бывшая Полянская земля, включая и районы наиболее сильного русо-полянского влияния - так называемая Русская земля в лузком смысле слова.

Пятый параграф - Русь, Руская земля: борьба новгородской и киевской книжных традиций. В древнерусских летописях, как давно установлено наукой, названия Русь, Русская земля использовались в двух значениях: широком (применительно к территории всей Руси) и в узком (к территории Среднего Поднепровья). Первичным, как показали изыскания Д.С. Лихачева и И.В. Ведюш-

киной, было широкое значение, тогда как более узкое получает распространение в XII и XIII вв. О начале формирования Русской земли в Среднем Поднепровье можно говорить с момента появления здесь Аскольда и Дира. Их поход на Константинополь стал для автора ПВЛ исходным хронологическим рубежом датировки событий русской истории, когда собственно и стала прозывати Руская земля. Особый статус среднеднепровской Руси и ее главных городов определялся тем, что они сформировались на основе Полянской земли - в территориальном, и норманно-полянского синтеза - в этнополитическом плане, что обеспечило господствующее положение региона в восточнославянском мире. Этим же обстоятельством (зона русо-полянского синтеза) объясняется и использование в летописях названия Русская земля в лузком смысле. Эксплуатация подвластных племен осуществлялась коллективными усилиями всех русо-полянских центров, что обусловливало особый характер отношений между этими центрами, и сохранение за крупнейшими из них ведущей роли в восточнославянском мире на протяжении XI столетия.

Обстоятельства утверждения династии Рюриковичей у восточных славян, особенности исторического развития, способствовали становлению на Руси своеобразного двоевластия Киева и Новгорода, боровшихся за право называться старейшим градом. Противостояние велось не только в политической, но и в идеологической плоскости. Учитывая особенность менталитета эпохи, борьба новгородских и киевских книжников за первенство вращалась вокруг права преемственности с варяжской русью. Так, HI Л, касаясь вопроса ло начале Русьския земля исходила из примата Новгорода. Преимущество новгородцев подчеркивалось и тем, что киевляне ведут свое происхождение от полян, а новгородцы, якобы, от варягов, от которых прозвашася Русь. Тем самым новгородские книжники проводили мысль, что Русская земля прозвашася от их предков.

Полностью отбросить эти аргументы киевские книжники не могли. Поэтому проблему начала Руси они перевели в иное русло, акцентировав внимание на вопросе, кто въ Киеве нача первее княжити. Не отрицая того, что людье Ноо-угородьци от рода Варяжьска, южный летописец попытался генетически связать с варяго-русами полян.

По-разному решали киевский и новгородский книжники вопрос о соотношении руси и варягов.

Перед нами борьба двух традиций - киевской и новгородской, полянской и словенской, которые, при всем собственном этноцентризме, основываясь на сложившейся иерархии этнических общностей, не могли не признать высокую, по сравнению с другими восточнославянскими группами, престижность друг друга. Эта традиция диалектического единства борьбы и признания выросла из исторических реалий, определивших особую сакральную и политическую роль двух старейших городов на Руси и двух основавших их племен.

Шестой параграф - Место и роль скандинавских элементов в военно-политической системе формирующегося Древнерусского государства (Х- первая половина XIв.). Ведущую роль в политических процессах X - начала XI в. на Руси играли те регионы и центры, где зафиксировано наиболее активное присутствие скандинавов. Такое значение сравнительно малочисленных варяжских эле-

ментов определялось рядом факторов: больший культурно-исторический опыт по сравнению с восточнославянскими и финно-угорскими объединениями; военно-техническое превосходство и др. По мере деструкции родоплеменных связей, роста славянских городов и консолидации местных общин, приобретения славянами военного опыта, а так же в связи с затуханием лэпохи викингов эти преимущества постепенно сходят на нет. Варяжские князья для укрепления своей власти над подвластными ПС, достижения победы в междоусобной борьбе, организации дальних грабительских походов должны были не только пополнять дружину славянскими элементами, но все больше опираться на народное ополчение, повышать его боеспособность. И хотя окончательно норманнская эпоха завершилась при Владимире, уже применительно к правлению Игоря и Святослава уместно вести речь о норманно-полянском периоде. С князя Владимира начинается собственно славянский (Полянский) этап в истории восточных славян. Варяжский ренессанс при Ярославе протекал под контролем русской администрации. А главное, роль варягов была иной, чем в норманнский период, как в плане участия в аппарате управления, так и в плане удельного веса в системе военной организации Древней Руси. Тем не менее, в междоусобных войнах еще побеждал тот, кто опирался на варягов. Ни Владимир, ни Ярослав Мудрый, будучи новгородскими князьями, не могли противостоять Киеву без привлечения варягов. Однако, военное превосходство скандинавов таяло на глазах. Битва на Листвине 1024 г. - первый известный случай, когда их участие на стороне одного из претендентов на власть не принесло ему дивидендов. Подходила к концу лэпоха викингов, да и в военных услугах варягов Русь нуждалась все меньше. Процесс формирования городов-государств вступал в завершающую стадию. Повышалась тактико-техническая оснащенность народного ополчения, что обусловливалось как приобретавшимся опытом и заимствованиями у варягов и южных соседей, так и развитием ремесленного производства, сделавшего во второй половине X в., как показал А.Н. Кирпичников, значительные успехи в производстве вооружения. Следствием всех этих процессов стала трансформация племенных ополчений в ополчения земель, ядром которых, постепенно, становилась тяжеловооруженная пехота горожан. Вскоре от былого превосходства скандинавов не осталось и следа.

Варяги на территории Восточной Европы преследовали собственные интересы. Но, для наиболее полного и оптимального их удовлетворения, они вынуждены были заключать союзы с отдельными местными ПС, что видно на примере ел овен и полян. Норманны не создавали восточным славянам государственности, однако на протяжении достаточно длительного времени выступали в качестве организующей военно-политической силы. Тем самым, они содействовали формированию институтов публичной власти и налоговой системы, возвышению ряда местных племенных объединений, что привело, в итоге, к доминированию полян-ской общины, а потом и Киевской земли над остальными восточнославянскими землями. Варяжский фактор не только подтолкнул государствообразующие процессы у восточных славян, но и придал им масштабность, катализировав интеграционные явления на огромных пространствах Восточной Европы. Эта масштабность стала результатом взаимодействия многих факторов, важнейшим из которых является наложение двух колонизационных потоков - славянского и

скандинавского. Будучи различными по силе и по конечным целям, они, несмотря на временную гегемонию в отдельных регионах скандинавов, привели в итоге к господству восточнославянского элемента.

Третья глава - Формирование политических элит в эпоху становления Древнерусского государства (межэтнический симбиоз и социальная стратификация) - состоит из четырех параграфов. В первом - Вождъ-харизматик древних славян: представления о сакральной сущности правителя в традиционном обществе - предпринимается попытка реконструкции сакральных функций вождя у древних славян, выявления элитных качеств и факторов, способствовавших достижению высокого социального статуса. Особое внимание уделяется происхождению такого распространенного в древности явления, как признание власти иноэтничного правителя. Существование феномена добровольного признания власти иноплеменников, передача им статуса правящей элиты объясняется, в первую очередь, двумя факторами: 1) особенностями традиционного мышления, склонного к сакрализации власти вождя, вере в особую удачу избранных богами личностей; 2) иерархией этнических общностей, с точки зрения престижности принадлежности к ним.

Во втором параграфе - Пути формирования древнерусской правящей элиты и судьба родоплеменной знати - анализируются пути и факторы формирования высшей правящей элиты в эпоху образования Древнерусского государства. Особое внимание уделяется проблеме преемственности племенной и древнерусской правящих элит.

Наблюдения над восточнославянским материалом, сравнительно-исторический анализ, показывают, что смена исторических эпох сопровождалась и сменой элит. Не было генетической преемственности, за небольшими исключениями, между племенной знатью и знатью древнерусской, равно и как между нобилитетом киевской и московской эпох (на последнее обстоятельство обращал внимание В.Б. Кобрин). Масштабная трансформация системы социальных связей вела не только к смене форм, но и содержания, перемещению различных социальных сегментов по вертикали и горизонтали, замене одних элементов социальной конструкции другими, в том числе и на личностном уровне.

Особое значение в процессах социальных трансформаций периода становления древнерусской государственности играл этнокультурный фактор, компенсировавший, в известной степени, недостаток социально-экономических и политических связей. В тех исторических условиях это вело к существенным сдвигам в иерархии элит, вытеснению отдельных туземных сегментов линородными. Вследствие варяжского завоевания сформировался высший, надплеменной, элитарный правящий слой, представленный варяго-русами. Завершение формирования Киевской Руси и выход ее на 3-й уровень интеграции вели к ликвидации, в основной своей массе, племенного нобилитета. Таким образом, и на уровне земель высший элитный слой оказался представлен наместниками киевского князя и его дружинами. Туземные элиты теперь преобладали, в основном, на низовых общинных уровнях. Дальнейший процесс формирования древнерусской правящей элиты шел по пути кооптации в высшую, первоначально варяжскую в основе своей элиту, иноэтничных, прежде всего славянских, элементов.

Третий параграф - Этнополитическая иерархия и качественные характеристики правящей элиты в Повести временных лет. У каждого этноса имеется определенная градация других этносов по уровню престижности и, в той или иной степени, разработанная система представлений о собственном месте в этой иерархии. Сказанное справедливо и к этносам в целом, и к правящим в них элитам. Собственная шкала этнических ценностей сложилась и в Древней Руси. На высшей ступени этнической иерархии ПВЛ стояла Русь, пришедшая с Рюриком, и собственно славяне. Среди восточных славян имелась своя градация, которая, в несколько упрощенной троичной конструкции, может быть представлена так: поляне-словене-осталъные. Особый статус полян и словен обосновывался и их особым отношением к Руси. Из иноэтничного окружения особое место занимали представители тюркского и германского миров, во многом определявших политические процессы в Восточной Европе VIII - начала XI в. Но если авары и хазары воспринимались однозначно как враги, то восприятие варягов было двояким: среди них были и свои и чужие. Отношение к варягам, во многом, как к своим объясняется не только соответствующим происхождением значительной части древнерусской правящей элиты, но и большей этнокультурной близостью, более высокой позицией, занимаемой ими в выстроенной общественным сознанием иерархии этносов. Свои варяги, судя по элитным качествам {смысленые, храбрые), которыми характеризуются их представители в ПВЛ, стоят выше основной массы восточнославянских племен, но уступают полянам {смысленым и мудрым). Показательно, что эпитеты высшего качества {смысленый и мудрый) прилагаются еще к византийцам, и не прилагаются к представителям тюрских (аварам, хазарам, печенегам) и восточнославянских (кроме полян) этнообразований.

Смысленый и мудрый - это и социальные качества, позволяющие выполнять соответствующие функции. Показательно, что летописец использует их для характеристики представителей древнерусской правящей элиты, тогда как в отношении племенной знати употребляет понятия лучыпие и нарочитые мужи. Лучыпие, судя по всему, добились высокого статуса личными достоинствами, а нарочитые приобрели его по рождению.

Такая качественная градация, проводимая в ПВЛ на социальном и этническом уровнях, достаточно прозрачна. Понятия мудры и смыслены обладают не только выраженной позитивной семантикой, но и лабсолютным, безотносительным качеством. Тогда как лучшие и нарочитые - качества лотносительные. Даже у заведомо непрестижных этнополитических общностей (печенегов и пр.) могли быть свои лучшие и нарочитые. Но среди них не могло быть добрых, смысленых и, тем более, мудрых.

Представления о мудрости, смысленности как элитарных качествах были достаточно широко распространены не только в Древней Руси (Слово о законе и благодати, Житие Феодосия, Сказание о Борисе и Глебе и др.), но и в Античном мире (Аристотель), и средневековой Европе (Регинон Прюмский и др.).

В четвертом параграфе - Бояре/боляре Повести временных лет: особенности книжного образа - предпринята попытка реконструировать летописный портрет древнейшего боярства, определить его место в отображаемой книж-

ником общественной иерархии, посредством анализа выполняемых функций и занимаемого места по отношению к другим социальным группам.

В ПВЛ упоминаются русские, болгарские, византийские, венгерские, польские и даже египетские бояре/боляре. Бояр из племенных союзов ПВЛ не знает. Практически все русские бояре, так или иначе, связаны с Рюриковичами и упоминаются в контексте с ними, за исключением сообщений под 1015 и 1018 гг. о новгородских боярах и вышгородских боляръцах. В тех случаях, когда наряду с князьями и боярами фигурируют другие слои населения, бояре, по значимости, следуют сразу же за князем. Характерна триада: князь - бояре -люди. Здесь налицо бинарная оппозиция бояре - люди = знать - простые люди, которая сохраняется и тогда, когда перечень социальных групп расширяется. К качественным характеристикам боярина, относится богатство, но, в отличие от знатности, оно не является его главной отличительной чертой. Среди бояр существует градация. Наряду с боярами/болярами, по одному разу упоминаются великие бояре (договор 911 г.) и боляръце. В первом случае речь может идти об этикетной, возвеличивающей форме обращения в договоре, а во втором - о мелких боярах из младшего города. Как младший город не вполне город, а пригород, так и его бояре, не вполне бояре, а боляръце.

В ПВЛ содержится лишь одно (под 1093 г.) ясное указание на то, что бояре входят в состав дружины. Оно же является единственным свидетельством участия бояр в сражении. В остальных сообщениях ПВЛ русские бояре никак не связаны с войной или войском. В битве место мужам. Поэтому, когда отрок-кожемяка победил печенежина, Владимир великимъ мужемъ створи того и отца его, а не боярином. Показательно, что когда речь идет о вопросах войны и мира, строи земленем и оуставе земленем, то князья советуются с дружиною; выборе веры - с боярами и старцами; суде над младшим князем - с боярами и юдьми.

Характерно, что в эпизодах, в которых присутствуют бояре и мужи, мужи играют активную, а бояре пассивную роль. Мужи - действуют, бояре, как правило, - сопутствуют князю. Функции бояр в ПВЛ четко не определены. Дважды они выступают в роли советчиков князя, но ни разу самостоятельно (в выборе веры Владимир советуется с боярами и старцами градскими; Святополк в 1097 г. советуется с боярами и киянами по делу Василька Теребовльского). Обычно же на долю бояр в ПВЛ достается участие в княжеских пирах и обедах, оплакивание умерших/погибших князей и участие в их похоронах. Напротив, мужи вполне самостоятельны и самодостаточны.

На страницах ПВЛ, бояре не играют сколько-нибудь важной роли при князьях. По-крайней мере, она менее значительна, чем роль бояр при византийском императоре. Складывается впечатление, что бояре выполняли, если так можно выразиться, представительские функции. И по своему статусу, и по поведению, бояре ПВЛ ближе к былинным боярам, чем к старшим дружинникам.

Глава четвертая - Эволюция древнерусской государственности в XI -начале XII столетия - состоит из трех параграфов. Параграф первый - Государственный строй Руси первой половины XIв. Ряд Ярослава. Киевская Русь конца X - начала XI в. являлась образованием переходным от суперсоюза племен к союзу (федерации) земель. Ядром ее была Русская земля в узком смысле сло-

ва, главные города которой, Киев, Чернигов, и Переяславль осуществляли совместное управление и эксплуатацию ПС, а потом и формирующихся на их основе земель. Сфера влияний разделялась Днепром: Правобережье и Новгородская земля находились в сфере лответственности Киева, Левобережье - Чернигова и Пе-реяславля. Черниговская и Переяславская земли формировались в зоне поляно-северянского синтеза. На первых порах здесь главную роль играл Чернигов, а потом, не без влияния Киева, происходит раздел сфер влияния на черниговскую и переяславскую, окончательно закрепленную завещанием Ярослава Мудрого.

Вследствие ряда Ярослава Киевская Русь окончательно приобретает черты сложного союза (федерации) земель, состоящего из союзов (федераций) земель: Киевской (Киевская, Туровская, Волынская и будущая Галицкая земли), Черниговской (Чернигово-Северская, Муромо-Рязанская земли, Тьмутаракань с волостью), Переяславской (Переяславская, Ростово-Суздальская земли и тянувшие к последней территории). Новгородская и Полоцкая земли обладали особым статусом, при этом первая входила в сферу влияния Киевской федерации. Что касается Полоцкой земли, то Киев претендовал, с разной степенью успешности, на ее включение в орбиту своего влияния, хотя, судя по сообщению Лаврентьевской летописи под 1128 г., мало был уверен в положительном результате и историческом праве на нее. Смоленская земля, вероятно, находилась в лобщерусском владении. Сложная федерация держалась на триединстве главных Полянских центров при сохраняющемся старшинстве Киева.

Вместе с тем, ряд Ярослава создавал прецедент для легитимации сепаратистских устремлений как Чернигова и Переяславля по отношению к Киеву, так и Владимира-Волынского и Смоленска по отношению к старшим городам. Сам факт передачи Ярославом городов в княжение сыновьям играл роль внешней санкции и для их потомков, и для самих городов. Вторая половина XI в. стала временем выхода на политическую сцену нового сильного лигрока - городских общин, позиция которых начинала все более определять политический расклад.

Второй параграф - На пути к новой политической системе: от восстания в Киеве 1068 г. до Любечского съезда. Важной гранью для межкняжеских отношений и последующего развития политической ситуации на Руси стало восстание в Киеве 1068 гг., завершившееся бегством Изяслава Ярославича и посажением на киевском столе Всеслава Брячиславича. Это был первый случай изгнания и избрания киевлянами князя. С помощью поляков Изяслав вернулся в Киев, однако его второе княжение было менее прочным, чем первое. Новгородская и Волынская земли оказались под властью его братьев, вследствие чего он стал слабее и Святослава, и Всеволода. Да и с киевской общиной отношения были безвозвратно испорчены. Попытки Изяслава пойти на союз с Всеславом, принадлежавшим к другой ветви Рюриковичей, дали основания Святославу и Всеволоду на изгнание старшего брата из Киева. В свою очередь, нарушение принципа родового старшинства при вокняжении Святослава в Киеве Всеволод попытался потом использовать для исключения прав Святославичей на Киев. Интересную картину в этой связи дает анализ мест захоронения Ярославичей и их сыновей. У гроба Ярослава, дом которого (за исключением Полоцкой земли) княжил на Руси, были положены только Всеволод и его сыновья. Это подчеркивало особую связь рода Всево-

одова с родоначальником на сакрально-генеалогическом уровне, легитимировало его особые права на Киев. Сходным образом захоронение Святослава в Чернигове (в церкви св. Спаса, где лежал Мстислав Владимирович - первый черниговский князь-Рюрикович) должно было символизировать исключение прав Святославичей на Киев.

Смерть Святослава в 1077 г. и возвращение Изяслава в Киев привели к перераспределению столов и восстановлению раздела сфер влияния по Днепру. В условиях жесткого дуумвирата Ярославичей на положении изгоев оказались их родные племянники, двоюродный брат Давыд Игоревич, внучатые племянники (Ростиславичи). Занявший в 1078 г. великокняжеский стол Всеволод меняет отношение к подразросшейся родне. Однако главной его заботой было укрепление позиций собственного семейства: 1) волости сыновцам он дает на Правобережье, в лотчине Изяслава; 2) пытается нейтрализовать старших в родовой иерархии племянников, наиболее опасных для его сыновей (Роман Святославич и Ярополк Изяславич погибают при загадочных обстоятельствах, а Олег Святославич оказывается в заточении в Византии); 3) делает сына Владимира Мономаха соправителем. Решил для своей семьи Всеволод и новгородскую проблему, посадив там внука - Мстислава Мономашича. Поэтому Святополк, сев на великое княжение по смерти Всеволода, оказался намного слабее своего отца. Он не контролировал не только Новгород, но и Юго-западную Русь, где дальновидный Всеволод посадил Игоревича и Ростиславичей. Вряд ли Святополк готов был смириться с такой ситуацией, равно как и Святославичи, лишенные черниговской отчины. Разгоревшаяся междоусобная война показала, что никто не мог быть уверен в победе. На все это наложилось усиление половецкой экспансии. В этих-то условиях и собрались князья на съезд в Любече.

В третьем параграфе - юбечский съезд и его последствия - анализируются причины и обстоятельства созыва Любечского съезда, последствия принятых на нем решений для социально-политического развития Руси. Анализ Поучения Владимира Мономаха (особенно реконструкция гадания), КПП, Н1Л, Сказания о Борисе и Глебе и ряда других источников позволили по новому взглянуть на сведения ПВЛ и реконструировать сложную картину межкняжеских и межволостных отношений рассматриваемого времени. Рассмотренный материал позволяет сделать вывод, что на Любечском съезде 1097 г. конституируется новый союз Киева, Чернигова и Переяславля (лтриумвират), предусматривавший фактическое равенство сторон и направленный как против половецкой угрозы, так и против сепаратизма оформлявшихся городов-государств, стремившихся выйти из единого политического пространства. Триумвират являлся непрочным образованием, раздираемым как междукняжескими, так и межволостными противоречиями. Тем не менее, он позволил ослабить внешнюю опасность, замедлить процесс распада Киевской Руси, смягчить его негативные последствия. Когда внешняя угроза уменьшилась, ослабли скрепы, поддерживавшие единство Руси. Завершение процесса формирования городов-государств привело к окончательному распаду и самой сложной федерации, и федераций, ее составлявших. Со второй трети XII в. центробежные тенденции переходят в решающую, необратимую стадию. Заканчивалась эпоха зыбкого политического единства, начинался новый этап

развития древнерусской государственности - этап независимого существования городов-государств.

Сложная федерация распадается. Но сохраняется генеалогическая федерация (выражавшаяся в единстве княжеского рода и праве его на корм в Русской земле), которая накладывается на систему самостоятельных городов-государств и сохраняющиеся элементы былой иерархии городов. Продолжало сохраняться, следовательно, не только единое культурное, идеологическое, социально-экономическое, но и, в известной степени, политическое пространство. Продолжалась история народа, ощущавшего себя не только киянами, смольнянами, новгородцами и т.п., или православными, но и русскими.

В пятой главе - ичность на переломном этапе развития государства и общества: феномен Владимира Мономаха - предпринята попытка проникнуть во внутренний мир Владимира Мономаха, реконструировать его взгляды на социум, современников, судьбоносные политические события, место князя в обществе и его предназначение, способы репрезентации княжеской власти в условиях трансформирующейся социально-политической системы и социокультурной среды. Это позволило по-новому взглянуть на ментальные установки древнерусского общества, распутать сложные клубки политических коллизий рубежа ??-??? вв. Выбор Владимира Мономаха в качестве объекта исследования обусловлен не только его выдающейся ролью в общественно-политической жизни Руси того времени, но и особенностями источниковой базы - Владимир единственный из князей, от кого сохранилось литературное наследие.

Параграф первый - Гадание Владимира Мономаха как источник по истории межкняжеских отношений конца XI- начала XIIв.: проблема политического и нравственного выбора князя. Использование нетрадиционных источников имеет особое значение для изучения Древней Руси, учитывая скудость источниковой базы и ограниченные перспективы ее расширения. В этой связи представляет интерес запись гадания Владимира Мономаха и составленная им по этому поводу подборка стихов из Псалтири, сохранившиеся в его Поучении. Записи были сделаны князем зимой-весной 1101 г., по горячим следам встречи на Волге с послами от Святополка и Святославичей, которые в ультимативной форме предложили ему принять участие в изгнании Ростиславичей. Оказавшись перед судьбоносным выбором и для него, и для его потомков, и для Руси в целом, Владимир отказался преступить крест, который целовал Ростиславичам. Последствия этого решения могли быть для него трагическими. В этих условиях он и решил лузнать волю Божью, обратившись к Псалтири. Полученное предзнаменование оказалось в высшей степени благоприятным для Владимира и его семени, почему он не преминул его записать в назидание потомкам, как необычайную милость, проявленную Господом.

В параграфе предпринята попытка реконструкции процедуры гадания Владимира Мономаха, содержания заданного им Господу вопроса и полученного на него ответа. С этой целью проведен детальный анализ не только соответствующего текста Поучения, но и наиболее репрезентативных русских, западноевропейских и византийских средневековых известий о гаданиях по священным книгам, рассмотрены все наиболее вероятные способы гадания.

Первый выпавший стих (результат гадания) повторяется в Псалтири трижды (Пс. 41: 6, 12; 42: 5). Следующие за ним выписки сознательно подбирались князем, о чем свидетельствует порядок расположения псалмов и анализ их по надписям. Интерпретация содержания гадания и подборки из псалмов осуществлялась как методом буквального толкования, так и с использованием методов экзегетической традиции. Эффективность такого подхода была проверена на гадании Михаила Тверского и псалмах, которые пел перед смертью Борис (Чтение и Сказание о Борисе и Глебе).

В пс. 41 и 42, по мнению Феодорита, Феодора Антиохийского и Иоанна Златоуста, Давид пророчествует о предстоящем вавилонском пленении евреев, а выпавший стих (Пс. 41: 6, 12; 42: 5) свидетельствует о будущем возвращении в Иерусалим, о чем Давид получил лудостоверение от Бога. С пророчеством о вавилонском пленении иудеев и последующим счастливым возвращением в Иерусалим связаны также пс. 123 и 55, из которых сделал выписки Владимир. Учитывая актуальность темы вавилонского пленения и возвращения в Иерусалим, можно предположить, что вопрос, на который искал ответ Мономах, был связан с Киевским столом: Стану ли я великим князем киевским?; Займу ли я киевский стол? и т. п. Не будем забывать, что Киев ассоциировался с Иерусалимом.

В таком случае ответ был получен прямой и исчерпывающий, поскольку выпавший стих пророчествовал о благополучном возвращении иудейского народа в Иерусалим; причем, трижды.

И в псалтирных выписках, и в Поучении в целом, и в Письме Олегу Святославичу Владимир ассоциирует себя с Давидом. Под врагами, прежде всего Саулом, видимо, подразумеваются Святополк и его сообщники. О том, что Владимиру угрожала смертельная опасность могут свидетельствовать выписки из пс. 55, 57, 58, 62, 33 (связаны с чудесным избавлением Давида от врагов). Однако будущее, благодаря открывшейся Божьей воле, видится князю в радужном свете, о чем говорят выписки из пс. 29 (содержит пророчество об обновлении дома, причем к лучшему), 57 и 62 (об истреблении гонителей), 63 (об лосвобождении Давида), 62 (о воцарении Давида) и др.

В сочинениях Мономаха и ряде других древнерусских произведений, проводивших его взгляд, прослеживается еще одна оппозиция, органически связанная с вышеотмеченной: св. Борис=Владимир Мономах - Святополк Ока-янный=Святополк Изяславич.

Предсказания Псалтири сбылись. Род Владимира оказался и самым многочисленным, и самым удачливым на Руси. Потомки Мономаха сидели и на Московском столе вплоть до пресечения династии Калитовичей.

Второй параграф - Конфессиональная составляющая политического успеха Владимира Мономаха. укавил ли Владимир, выставляя себя в Поучении и в Письме Олегу примерным христианином? Думается, нет. Князь собственным примером являл миру преимущества и добродетели христианина, выделяясь на полу языческом фоне своих современников. Набожность Владимира объясняется не только воспитанием матери-гречанки. В бурной, наполненной опасностями жизни князя имели место особо знаковые события, которые должны были укрепить его в вере. Так, по сообщению Киево-Печерского патерика, в период черни-

говского княжения Владимир Мономах тяжело заболел и находился при смерти. Только зелье Агапита-лечца поставило его на ноги. Попытки князя материально отблагодарить спасителя не увенчались успехом. Мних отверг дары, но передал для Мономаха наставление, суть которого сводится к следующему: материальные богатства князя ему не принадлежат, так как их не взять в иной мир; князь должен раздать все свое имение нуждающимся, поскольку ради этого его Бог избавил от смерти; если князь ослушается - подвергнется, по воле Божьей, новой смертельной опасности. Владимир, действительно, воспринял спасение как милость Господа, избавившего его от смерти для того, чтобы он защищал и набдил нуждающихся, что следует из его наставлений детям, содержащих параллели с наставлениями Агапита.

Другой судьбоносный эпизод в жизни Мономаха - обстоятельства гибели в 1093 г. единственного родного брата - Ростислава. Когда русские у Треполя побежали от половцев и стали переправляться через Стугну, Ростислав, совершивший страшный грех (убийство инока), начал тонуть на глазах Владимира, как и было ему предсказано. Пытаясь помочь согрешившему брату (вернее - помешать свершиться Божьему правосудию), Мономах сам едва не тонет. Господь в очередной раз спасает Владимира, но и предупреждает...

В Поучении Мономаха имеются косвенные указания на болезнь и исцеление, и на спасение в водах Стугны.

Была в жизни князя и уже рассматривавшаяся встреча на Волге с послами от братьев со всеми ее последствиями.

Можно привести еще пример из жизни князя - избиение Итларевой чади, несмотря на то, что роте с ними ходивъ. Только христианская мораль, отрицающая языческую роту, могла оправдать его перед лицом своей совести. Не в этом ли отношении христианина к язычникам заключался секрет особого успеха Мономаха в борьбе с половцами? В отличие от других князей, в той или иной степени скованных лязыческими условностями, он поступал в отношении врагов рода русского, христианского, как библейские герои в отношении врагов иудейского народа. В то же время, Мономах был терпим к лязыческим слабостям своих подданных.

Параграф третий - Идеальные образы князя-христианина e Поучении Владимира Мономаха и древнерусские реалии. Поучение Владимира Мономаха - один из наиболее ценных источников по истории Древней Руси, предоставляющий исследователю возможность получить информацию из первых рук. Мономах, поучая детей, рисует идеальный образ князя в жанре лавтопортрета. Но портрет этот пишет не просто с себя, а с библейского образа правителя, которому придает свои индивидуальные черты.

Главное для Владимира - достичь царствия небесного и наставить на тот же путь спасения своих детей. Тем не менее, создается впечатление, что у Владимира Мономаха в повседневной жизни руки не доходили до воспитания детей в духе христианского благочестия. И необходимость учиться, о которой он неоднократно упоминает, рассматривалась им, скорее, как средство повышения престижа, чем возможность, скажем, изучать Св. Писание. И если сам Мономах Священные тексты знал не плохо по меркам того времени, то его сыновья, судя по всему, не зна-

и другой молитвы, кроме Господи помилуй. Но и этого, по мнению Владимира, достаточно, чтобы в период вынужденного безделья не пускать в голову пустые мысли и использовать время с пользой для души.

Дорога князю и земная безопасность его чад. Умудренный опытом, он дает им вполне практические советы, которые должны были помочь победам на рати и сохранить жизнь. Особо заботится князь о престиже своих сыновей, как хозяев и правителей, о том, чтобы их деятельность воспринималась обществом в выгодном ракурсе. Для этого они должны, помимо надлежащего исполнения своих функций, быть близки людям, буквально каждому, и в повседневной будничности, и в печали. Ну и конечно, высокому социальному статусу князя должен соответствовать его моральный облик.

Ведя речь о живучести языческих представлений в домонгольской Руси, не стоит забывать, что в эпоху Мономаха христианство пустило достаточно глубокие корни в сознании высших слоев общества и населения крупных городов. Конечно, по формальным меркам даже князья оставались во многом язычниками... Но сами то эти язычники считали себя христианами^. И Владимир оперировал к этому христианскому самосознанию язычников, наглядно показывая, что он тверже других в вере, а следовательно и выше. Эти своеобразные проповеди ложились на благодатную почву, особенно в условиях обострения противостояния с половцами. Говоря об определенной исключительности Владимира, о том, что его мать была гречанкой, носительницей богатых христианских традиций, не будем забывать, что и по отцовской линии князь являлся христианином в 4-м поколении. И если мы внимательнее присмотримся к княжой и боярской среде, то христианский феномен Мономаха, конечно, не померкнет, но и не покажется таким уж исключительным явлением.

Глава шестая - Государство и общество Древней Руси X - начала XII в. глазами современников - состоит из двух разделов. В первом разделе - Представления древнерусских книжников XI- начала XIIв. о земле/стране, власти, социуме - анализируются наиболее информативные и ранние древнерусские источники (укладывающиеся хронологически в изучаемую эпоху - до начала XII в.). В разделе 6 параграфов, посвященных отдельным древнерусским произведениям: з 1 - Слово о законе и благодати митрополита Илариона; з 2 - Память и похвала князю русскому Владимиру; з 3 -Житие Феодосия Пе-черского; з 4 - Чтение о святых мучениках Борисе и Глебе, з 5 - Сказание о Борисе и Глебе, з 6 Сказание о чудесах святых мучеников Романа и Давыда. В заключении раздела осуществлен синтез результатов полученных по итогам анализа отдельных документов. Для синтезного анализа были взяты пересекающиеся представления о Русской земле/стране, власти, социуме. Уникальные известия проанализированы в тексте соответствующих параграфов.

В сочинении Илариона страна, область, земля выступают синонимами. Однако, к Руси понятие страна не применяется: в основном - земля, один раз -область. Понятия Руская земля, наша земля и т.п., с одной стороны, ируский язык (русский народ), или все (в смысле - люди Русской земли) могут выступать синонимами. Показательно смысловое взаимоналожение понятий град и земля, Киев и Русская земля.

Квинтэссенцией земли у Илариона являются грады. Он знает формулу земя-грады-веси-люди, но применительно к Греческой земле, а в отношении Русской применяет вся земля = все грады=вселюди.

Иаков Мних использует понятие Русская земля, употребляемое в территориальном смысле (чаще всего) и в значении русские люди (один раз отождествляется с домом князя. Состоит Русская земля из городов и сел. В тоже время вся Русская земля = все грады.

Нестор (Чтение и Житие) применительно к Руси в основном использует понятие страна: Руская страна, вся страна, сея страна, его [князя Владимира. -В.П.] страна. Русь, как страна, состоит из множества стран. При этом страной могла называться как отдельная земля, так и (в Житии) составляющие ее городовые волости. Упоминаются иные и чужие страны. В Чтении по одному разу используется вся Руская земля и земля сея. Областью может называться как княжеское владение, так и земля с главным городом. В Житии в качестве синонимов могут выступать град, область, княжеский стол, а в Чтении - земля -страна - область.

В Сказании используются понятия Русская земля (чаще всего), Русская страна (сторона), Русь, Русская волость. Русская волость может пониматься и как Русская земля, и как власть над Русской землей. Вся Русская земля состоит из отдельных земель, городов и весей. Синонимом понятия Русская земля могут выступать мы, наш язык (народ), противопоставляемые, соответственно, всей земе/всему миру и населяемым ее/его народам.

В Сказании чудес также встречается Русская земля, вся Русская земля. Однако, в отличие от Сказания, вся Русская земля состоит из областей (синоним волость), во главе с городами. Понятием область могла обозначаться и совокупность населения области.

Тема города присутствует во всех рассматриваемых произведениях, однако представлена в них неравномерно. Наиболее значима она в Слове, Житии, Чтении и Сказании чудес. Город - главная составляющая несущей конструкции Русская земля/страна - область/волость и средоточие власти. Зачастую понятия город, земля и волость взаимозаменяемы.

Центральное место в политической и социальной картине мира древнерусских книжников XI - начала XII вв. занимал князь. Его социальный образ многогранен и дифференцирован, в зависимости от характера и сюжетной линии произведения. Важным достижением рассматриваемого времени стало начало выработки представлений об идеальном князе, что нашло наиболее полное отражение в Слове, Сказании и Чтении.

Важная информация об отношении древнерусских книжников к тому или иному Рюриковичу, их представлениях о сущности княжеской власти, элитарных княжеских качествах, можно извлечь из анализа эпитетов, прилагаемых к князьям. Эпитеты подчинены определенной системе, как в рамках отдельного произведения, так и применительно к рассматриваемому корпусу источников в целом. Типологически их можно разделить на три основных группы: социальные (характеризующие качества, присущие князю-правителю); политические (характеризующие пределы княжеской власти); христианские (характеризующие князя как хри-

стианина). Показательно, что по отношению к князьям языческой эпохи применялись эпитеты, связанные непосредственно с княжой деятельностью, а в отношении князей-христиан (исключение - Владимир и Борис, для характеристики которых применяются все виды эпитетов) - христианские. Данное обстоятельство может свидетельствовать о сакральном значении княжеской власти: от того, насколько князь являлся добродетельным христианином, зависел успех его правления и сакральная защита вверенной ему Господом земли. Социальные добродетели были подчинены христианским и вытекали из них.

Важную информацию о своих героях древнерусские авторы могли закладывать в параллели с персонажами ветхозаветной и христианской истории. Такие параллели не только говорили о многом читателю, сведущему в Св. Писании и Святоотеческой литературе, но и формировали в его сознании сакральную иерархию русских князей. В конструировании такой иерархии не последнюю роль играл генеалогический фактор.

Законным и естественными способами занятия княжого стола в Житии, Чтении, Сказании и Сказании чудес считались воля отца (либо старшего в роду князя) и родовое старшинство. При этом правило старшинства не ограничивало волю отца, которой отдавалось предпочтение (Житие, Чтение, Сказание и Сказание чудес). Сыновья рассматривались как наследники отца и преемники престола (Сказание чудес). Все эти произведения пытались обосновать принцип замещения столов, провозглашенный Рядом Ярослава, внешней санкцией для которого и служил подвиг Бориса и Глеба. В то же время, ни один из авторов не являлся сторонником единодержавия. Более того, попытка Святополка сконцентрировать власть в одних руках, устранив братьев, и в Чтении, и в Сказании рассматривалась как преступление, как акт, противный Господу. Идеал книжников - наследственная власть всех сыновей по отцу. Власть над Русью одна, но делится она между князьями - наследниками своего отца. Особенно последовательно эта мысль проводится в Сказании. В то же время, в Житии, как о само собой разумеющемся, говорится о призвании князя жителями Тмутаракани при посредничестве Великого Никона. Сказание чудес сообщает о призвании киевлянами Мономаха. Инициатива в его приглашении отводится большим и нарочитым мужам, хотя не отрицается и участие всех людей.

Принцип наследования власти, видимо, наиболее близок и Илариону, который акцентировано указывает на генеалогическую преемственность Владимира со Святославом и Игорем, Ярослава - с Владимиром. Иаков Мних также подчеркивает, что Владимир сел в Киеве на место своего отца и деда. В то же время, Ила-рион больше делает упор на сакральную составляющую передачи власти: Господь вверяет князю власть и людей. Представления о сакральном способе приобретения власти, покоящиеся на фундаменте провиденциализма, естественны и для других авторов.

Среди княжеских функций особо выделяются сакральная, социальная и военная. Правда, авторы, как правило, не акцентируют на этом внимание и общая картина их представлений на этот счет реконструируется из сопутствующей, по большей части, информации.

Глубина отражения сакральной роли князя в жизни общества зависела не только от личных убеждений книжников (вряд ли здесь были существенные различия), их литературного таланта, но и от характера произведения.

От характера произведения зависела и трактовка материальной стороны бытия князей. Особо ярко она выражена в Житии и Сказании. Для Нестора важно было, путем противопоставления, показать, что князья и бояре, в отличие от Феодосия, приверженцы, прежде всего, ценностей сего мира. Автор Сказания стремился продемонстрировать читателю, от каких благ княжения сего мира отказался Борис в пользу лцарства небесного. Прием контрастного противопоставления не только усиливал мотивацию и значимость духовного подвига Бориса, но и, лот обратного, гиперболизировал истинные, вечные, ценности по сравнению с преходящими - земными, материальными.

Анализ Жития и Сказания не оставляет сомнений в том, что и книжники, и население Древней Руси главную отличительную черту княжого быта видели в необычайном материальном богатстве.

Мотив злоупотребления властью силен в древнерусской литературе. Вряд ли это был литературный топос. И иностранные источники, и берестяные грамоты (источник достаточно объективный) свидетельствуют о том же. Но в обществе было не только понимание проблемы, но и попытка решать ее на разных уровнях.

В литературе XI - начала XII в. представления о социальной структуре древнерусского общества находились в стадии формирования. У древнерусского книжника превалировало не целостное, а дискретное восприятие социума, представлявшее собою набор бинарных оппозиций по самым разным признакам: духовенство-миряне, свободный-несвободный, богатый-нищий, знатный простой и т.д. Однако имелось и лцельное, системное видение социума. Реконструкция социальной структуры по рассматриваемым произведениям дает четырехчастную модель: духовенство - знать - простое свободное население - рабы. Однако в цельном, системном виде у книжников фигурирует троичная модель (духовенство - знать - простое свободное население), в которой места для несвободных не находилось. Это могло быть следствием того, что несвободные, в отличие даже от нищих и убогих, не являлись субъектом социальных отношений, поэтому не попадали в конструируемые книжником социальные иерархии. Несвободные, обычно, упоминались в казуальном плане, оттеняли социальный фон знати, либо упоминались в оппозициях свободный-несвободный.

Второй раздел - Взгляд со стороны: древнерусское общество глазами представителей иной этнокультурной традиции - состоит из двух параграфов. Иностранные свидетельства отбирались по двум критериям: 1) хронологическое соответствие изучаемому периоду; 2) непосредственный контакт автора с объектом описания. Им соответсвуют известия Ибн-Фадлан и ал-Гарнати. Первый не был на Руси, однако непосредственно общался с русами. Второй - лединственный мусульманский автор, побывавший на Руси и сообщивший нам такие сведения, которые мы не найдем даже в русских источникахаа . Правда, это путешест-

15 Большаков О.Г. Ал-Гарнати и его сочинения // Путешествие Абу Хамила ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131-1153 гг.) /Публ. О.Г. Большакова, А.Л. Монгайта. М, 1971. С. 10-11.

вие произошло в 1150 и 1153 гг., что несколько выходит за рамки изучаемого периода. Наконец, был отобран источник, составители которого принадлежали к иной этнокультурной традиции, но жили на Руси, в русской социокультурной среде. Это так называемое Киевское письмо - послание киевской еврейской общины к единоверцам, разбросанным по всему миру, о помощи, содержащее уникальную информацию о социальной и правовой жизни древнего Киева. Специфика документа, уникальность содержащейся в нем информации обусловила и особые приемы его анализа, направленные не только на реконструкцию социальных и правовых институтов времени написания письма, но и корреляции его сведений с древнерусскими источниками.

В параграфе первом рассматриваются известия Ибн-Фадлана и Ал-Гарнати о древнерусском социуме. Русы ибн Фадлана - воины и купцы. Между ними имеется социальное неравенство по принципу свободные, несвободные. Свободные обладают разным социальным статусом, важнейшим средством повышения которого являлось богатство. Отношение к неимущим, на взгляд стороннего наблюдателя, мало отличалось от отношения к невольникам. Но разница имелась, и существенная. Неимущий считался человеком и подлежал соответствующему погребению, только не такому пышному как знатные русы. Невольник приравнивался к скотине, поэтому после смерти его не хоронили, а выбрасывали (подобно падали) на съедение зверям и птицам.

Рабы, согласно Ибн Фадлану, составляли основной предмет русского экспорта. Невольницы выступали в качестве наложниц и прислуги, а невольники - в роли отроков (оруженосцев?) главарей русов. То, что именно девушки в первую очередь следовали за господином в иной мир, несмотря на страх перед мучительной смертью, можно объяснить большим социальным статусом женской жертвы перед мужской.

Абу Хамид ал-Гарнати (середина XII в.) сообщает о двух разновидностях долгового рабства на Руси, к которым вели: 1) несостоятельность преступника; 2) банкротство. Из текста вытекает, что раб-должник не становился полным рабом, поскольку имел право выкупа, причем, независимо от воли господина. Не исключено, что речь идет об определенном виде закупничества - долговом.

Восточные авторы свидетельствуют о большом удельном весе различных форм рабской зависимости. Они дополняют сведения русских источников, но не противоречат им.

Параграф второй - Киевское письмо как источник по социальной и правовой истории Древней Руси. Киевское письмо, введенное в научный оборот в 1960-е гг. Н. Голбом и О. Прицаком, представляет собой рекомендательное письмо, выданное Map Яакову Бен Р. иудейской общиной Киева, для предъявления в других единоверческих общинах. Из документа явствует, что Яаков выступил поручителем за брата, взявшего деньги у иноверцев. Брата ограбили и убили разбойники. Тогда пришли кредиторы (и в)зяли поручителя, наложив железные цепи на его шею и кандалы на его ноги. В таком состоянии Яаков провел лцелый год, пока киевские единоверцы не поручились за него и не заплатили 60 монет. Оставшиеся 40 монет они его отправили собирать по святым общинам,

снабдив указанным сопроводительным письмом . Если датировка издателей верна (первая треть X в.), то это древнейший аутентичный документ, вышедший с территории Древней Руси. В историографии за ним закрепилась слава источника малоинформативного. Однако информативные возможности источника рассматривались однобоко, под углом зрения русо-хазаро-славянских отношений X в., тогда как письмо содержит уникальную информацию, углубляющую наши представления о социально-экономическом и правовом развитии Древней Руси. Уникальность Киевского письма не только в его древности, но и в содержащейся в нем информации, единственной такого рода для Древней Руси: в письме дано не частичное, а практически полное описание юридического казуса, связанного с порукой и ответственностью поручителя. Более того - описан случай двойного поручительства (Яакова за брата, иудейской общины за Яакова) и выкупа поручителя новыми поручителями со своеобразным залогом. В нем содержатся первые упоминания о долговом рабстве на Руси, поручительстве, процедуре ареста должников, освобождении под поручительство с залогом. При этом залог, как способ имущественного обеспечения обязательства, и поручительство, обеспечивавшее выполнение обязательства личностью и имуществом поручителя, фактически, совпадали (о чем свидетельствует и БГ № 235 XII в.). Сопоставление данных Киевского письма с данными других источников (БГ, Русской Правдой, международными договорами Смоленска, Новгорода и Пскова, Двинской уставной грамотой, Псковской Судной грамотой) позволяет приблизиться и к пониманию особенностей средневекового письменного законодательства, отдельные нормы которого существенно (порой на столетия) отставали от сложившейся юридической практики. Свидетельства Киевского письма, Чтений, Сказания чудес, БГ № 725 позволяют подойти к решению и еще одной проблемы правовой практики Древней Руси - заковывания преступников в железо и времени возникновения дополнительной ст. ПП. О ковании мужем. О широких масштабах данного явления, свидетельствует, если верить Житию Феодосия Печерского, использование оков в быту, для усмирения непокорных домочадцев.

В заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные положения и выводы, определяются направления дальнейшего изучения проблемы.

Методологический синтез, основанный на использовании различных научных стратегий, позволил всесторонне изучить процессы восточнославянского по-литогенеза и их отражение в общественном сознании. Одним из резервов получения новой информации стало широкое использование учительной и житийной литературы, ряда иноязычных источников, не применявшихся ранее при рассмотрении заявленной темы. Использование экзегетической литературы для декодирования информации, содержащейся в цитатах, записях молитв и гаданий на священных текстах, позволило выявить систему жизненных представлений и ценностей их автора, реконструировать отдельные звенья социально-политических и межличностных отношений рассматриваемой эпохи.

16 Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы X века. Москва; Иерусалим, 1997. С. 18-29, 30-31.

Дальнейшая перспектива исследования видится в увеличении количества объектов исследования, поисков новых ракурсов их рассмотрения. Для более глубокого понимания особенностей и закономерностей отечественного политогенеза, необходимо расширение хронологических рамок исследования, охват всей домонгольской эпохи, выход в последующие столетия. Перспективным представляется метод системного анализа источников на предмет реконструкции целостных представлений книжников о стране, власти, социуме, максимально учитывающий содержащуюся в источниках информацию, с последующим синтезом полученных результатов. В сочетание с традиционными методами, это позволит корректно вписать реконструированные социальные и политические явления в региональные, общеевропейские и, шире, мировые процессы, сделать еще один шаг на пути к достижению баланса между микро- и макро исследованиями.

Основные положения и выводы диссертации нашли отражение в следующих публикациях

Монографии, учебные пособия, разделы в коллективных трудах

Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты: монография. Ижевск: Издательский дом Удмуртский университет, 2007. 624 с. (39, 7 п.л.).
Древние славяне и линии языни: Традиционное сознание и нормы поведения // Долгов В.В., Котляров ДА., Кривошеев Ю.В., Пузанов В.В. Формирование российской государственности: разнообразие взаимодействий лцентр - периферия (этнокультурный и социально-политический аспекты): монография. Екатеринбург: Изд-во Урал, унта, 2003. С. 9-98 (5,2 п.л.).
Образование Древнерусского государства: межэтнический симбиоз и иерархия территорий // Долгов В.В., Котляров Д.А., Кривошеев Ю.В., Пузанов В.В. Формирование российской государственности: разнообразие взаимодействий лцентр - периферия (этнокультурный и социально-политический аспекты): монография. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2003. С. 99-194 (5,5 п.л.).
Княжеское и государственное хозяйство на Руси ?-??? вв. в отечественной историографии XVIII - начала XX в.: учебное пособие. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1995. 194 с. (12,2 пл.).
У истоков восточнославянской государственности // История России: народ и власть: учебное пособие / Сост. Ю. А. Сандулов. СПб.: Изд-во Лань, 1997. С. 5-48 (2,5 п.л.) (Изд. 2-е / Под ред. В.П. Сальникова. СПб.: Изд-во Лексикон, 2001).
Народ и власть в городах-государствах Древней Руси // История России: народ и власть: учебное пособие / Сост. Ю.А. Сандулов. СПб.: Изд-во Лань, 1997. С. 49-94 (2,5 п.л.) (Изд. 2-е / Под ред. В.П. Сальникова. СПб.: Изд-во Лексикон, 2001). Статьи, опубликованные в ведущих научных рецензируемых журналах, определенных ВАК
К вопросу о верховной собственности на землю в Древней Руси в дореволюционной историографии // Вестн. Ленингр. ун-та. 1988. Сер. 2. Вып. 4. С. 7-14 (0,7 п.л.).
Проблема верховной княжеской собственности на землю в Древней Руси в русской историографии второй половины XIX - начала XX в. // Вестн. Ленингр. ун-та. 1989. Сер.2. Вып. 3. С. 20-25 (0,5 п.л.).
Рец. на: Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки отечественной историографии. Л., 1990. 328 с. // Вопр. истории. 1991. № 7-8. С. 248-249 (0,35 п.л.).

К вопросу о формировании Русской земли в Среднем Поднепровье // Известия Самарского научного центра РАН. 2006. Спец. вып. Новые гуманитарные исследования. С. 183-189 (0,6 п.л.).
Киевское письмо как источник по социальной и правовой истории Древней Руси // Вестн. Тюмен. ун-та. 2006. № 2. С. 154-160 (0,8 п.л.)
К вопросу о политической природе древнерусской государственности в постсоветской историографии // Вестн. С.-Петерб. ун-та. 2006. Вып. 3. Сер. 2. История. С. 3-17 (1, 25. п.л.).
Вождь-харизматик древних славян: сакральный и этнический факторы // Ученые записки Казан, ун-та. Сер. Гуманитарные науки. 2008. Т. 150, кн. 1. С. 7- 13 (0,5 п.л.).
Владимир Мономах и христианство // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 24. М.: Книжный дом ЛИБРОКОМ, 2008. С. 365-379 (0,9 п.л.).
Пути формирования высшей правящей элиты в эпоху образования Древнерусского государства//Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. История. 2008. Вып. 2. С. 3-10 (0,65 п.л.).
Отражение иерархии этнических статусов эпохи образования Древнерусского государства в Повести временных лет // Вестн. Тюмен. ун-та. Сер. История и филология. 2009. № 1. С. 25-28 (0,25 п.л.).

Публикации в других изданиях:

Княжеская власть и государственное устройство в Древней Руси в русской историографии XVIII-XIX вв. // Актуальные проблемы истории дореволюционной России / Отв. ред. И.Я. Фроянов, С.Г. Кащенко. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1992. С. 34-41 (0,5 п.л.).
Введение // Актуальные проблемы историографии дореволюционной России: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1992. С. 3-6. (0,25 п.л.).
Проблема верховной земельной собственности в Древней Руси в отечественной историографии // Актуальные проблемы историографии дореволюционной России: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1992. С. 7-27 (1,3 п.л.).
О содержании понятия феодализм // Историческое познание: традиции и новации: Тезисы Междунар. теор. конф. Ижевск, 26-28 октября 1993 г. / Сост. и общ. ред. В.В. Иванова и В.В. Пузанова. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1993. Ч. 1. С. 150-154 (0, 5 п.л.)(В соавт. с В.В. Ивановым).
К вопросу о генезисе восточнославянской государственности // Актуальные проблемы дореволюционной отечественной истории: материалы науч. конф., посвящ. 20-летнему юбилею УдГУ, 23 окт. 1992 г., Ижевск / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск, Изд-во Удм. ун-та, 1993. С. 21-44 (1,4 п.л.).
етописное сказание о призвании варягов и норманнский вопрос // Актуальные проблемы дореволюционной отечественной истории: материалы науч. конф., посвящ. 20-летнему юбилею УдГУ, 23 окт. 1992 г., Ижевск / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1993. С. 102-110 (0,6 п.л.) (В соавт. с С.А. Михайловым).
К вопросу об этапах становления древнерусской государственности // Исторический опыт русского народа и современность. Мавродинские чтения: материалы к докладам. С.-Петербург, 10-12 октября 1994 г. СПб.: Изд-во СПб.-го ун-та, 1994. С. 6-11 (0,45 п.л.).
К вопросу о княжеской власти и государственном устройстве в Древней Руси в отечественной историографии // Древняя Русь: новые исследования (Славяно-русские древности. Вып.2). 1995 / Под ред. И.В. Дубова, И.Я. Фроянова. СПб.: Изд-во СПб.-го ун-та, 1995. С. 204-211 (0,6 п.л.).

О природе налога с черных земель в XIV-XVII вв. // Тез. докладов 2-й Российской университетско-академической науч.-практ. конф. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1995. Ч. 1. С. 29-30.
К вопросу об особенностях и тенденциях развития феодализма в России // Исторический факультет: история, современное состояние и перспективы. Тез. докл. Республиканской науч.-практ. конф., посвящ. 65-летию исторического факультета УГПИ-УдГУ. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1996. С. 22-24 (0,25 п.л.).
О спорных вопросах изучения генезиса восточнославянской государственности в новейшей отечественной историографии // Средневековая и новая Россия: сб. научных статей. К 60-летию И.Я. Фроянова / Отв. ред. В.М. Воробьев, А.Ю. Дворниченко. СПб.: Изд-во СПб.-го ун-та, 1996. С. 148-167 (1,5 п.л.).
О содержании понятия феодализм // Историческое познание: традиции и новации: Материалы Междунар. теор. конф. Ижевск, 26-28 октября 1993 г. / Сост. и общ. ред. В.В. Иванова и В.В. Пузанова. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1996. Ч. 1. С. 242-249 (0,5 п.л..) (В соавт. с В.В. Ивановым).
Историко-правовое изучение Древней Руси в отечественной науке // Тез. докладов 3-й Российской университетско-академической науч.-практ. конф. / Отв. ред. В.А. Журавлев, С.С. Савинский. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1997. Ч. 1. С. 27-28.
Послесловие // Эммаусский А.В. Мстислав Удалой. Из истории Древнерусского государства накануне монголо-татарского завоевания. Киров: КОГУП Кировская областная типография, 1998. С. 129-140 (0,8 п.л.).
Комментарии // Эммаусский А.В. Мстислав Удалой. Из истории Древнерусского государства накануне монголо-татарского завоевания. Киров: КОГУП Кировская областная типография, 1998. С. 141-165 (1,6 п.л.).
О вечевых собраниях в X веке // Государство и общество. История. Экономика. Политика. Право. Ижевск, 1999. № 1. С. 13-20 (0,5 п.л.).
О феодализме в России // Государство и общество. История. Экономика. Политика. Право. Ижевск, 1999. № 3-4. С. 187-219 (2,2 п.л.).
Этапы становления и развития древнерусской государственности // Государство и общество: проблемы федерализма и самоуправления: материалы Всерос. науч.-практ. конф. Ижевск, 14-15 января 1999 г. / Отв. ред. М.Ю. Малышев, В.В. Пузанов. Ижевск: Изд-во Ин-та Экономики и Управления УдГУ, 1999. С. 8-14 (0,5 п.л.).
Главные черты политического строя Киевской Руси ?-?? вв. // Исследования по русской истории: сб. статей к 65-летию профессора И.Я. Фроянова / Отв. ред. В.В. Пузанов. СПб.; Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 2001. С. 19-47 (1,65 п.л).
Война и внешняя торговля как факторы образования древнерусской государственности // Российская государственность: уровни власти. Историческая динамика: материалы Всерос. науч.-практ. конф. Ижевск, 24-26 апреля 2001 г. / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск: Издательский дом Удмуртский университет, 2001. С. 3-16 (1 п.л.).
Особенности формирования городов-государств в Среднем Поднепровье X-XI вв. // Российская государственность: уровни власти. Историческая динамика: материалы Всерос. науч.-практ. конф. Ижевск, 24-26 апреля 2001 г. / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск: Издательский дом Удмуртский университет, 2001. С. 24-30 (0,5 п.л.).
Норманнское военное присутствие на Руси в правление Владимира Святославича и Ярослава Мудрого // В кругу учеников, коллег, друзей: К 70-летию И.П. Ермолаева / Отв. ред. М.А. Усманов. Казань: Изд-во Казан, ун-та, 2002. С. 120-136 (1 п.л.).
Славяно-норманнский симбиоз и становление русской государственности // Этнотолерантность: философские, психологические и культурологические аспекты / Гл.

ред. А.А. Грызлов. Ижевск: Издательский дом Удмуртский университет, 2002. С. 232-291 (3,3 п.л.).

Институт гостеприимства у древних славян // Исторические истоки, опыт взаимодействия и толерантности народов Приуралья: Материалы междунар. науч. конф. / Гл. ред. Р.Д. Голдина. Ижевск, 2002. С. 391-399 (0,7 п.л.).
Феномен И.Я. Фроянова и отечественная историческая наука // Фроянов И.Я. Начало христианства на Руси / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск: Издательский дом Удмуртский университет, 2003. С. 5-30 (1,34 п.л.)
Византийские и западноевропейские свидетельства VI-VIH веков о язычестве древних славян // Фроянов И.Я. Начало христианства на Руси / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск: Издательский дом Удмуртский университет, 2003. С. 237-274 (2 п.л.)
Институт рабства у антов, склавинов и восточных славян: традиции и новации // Вестн. Удм. ун-та. 2003. Сер. История. С. 17-42 (1,5 п.л.).

44. Рец. на: Майоров А.В. Галипко-Волынская Русь: Очерки социально-

политических отношений в домонгольский период: князь, бояре и городская община.

СПб.: Унив. книга, 2001. 640 с. // Вестн. Удм. ун-та. 2003. Сер. История. С. 205-206

(0,13 п.л.)

Киевское письмо как источник эпохи становления древнерусской государственности // Российская государственность: История и современность / Отв. ред. М.В. Хо-дяков. СПб.: Изд-во СПб.-го ун-та, 2003. С. 6-14 (0, 65 п.л.).
Особенности даннических отношений на Руси X в. и последний поход Игоря Рюриковича // Историк и его дело: Сб. науч. статей, посвящ. 85-летию со дня рождения проф. В.Е. Майера: Материалы Всерос. науч. конф. Ижевск, 9 декабря 2003 г. / Отв. ред. Д.А. Черниенко. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 2003. С. 273-284 (0,76 п.л.).
Некоторые методологические аспекты изучения проблемы генезиса восточнославянской государственности в постсоветской историографии // Историки в поиске новых смыслов: Сб. науч. ст. и сообщ. участников Всерос. науч. конф., посвящ. 90-летию со дня рожд. проф. А.С. Шофмана и 60-летию со дня рожд. проф. В.Д. Жигунина. Казань, 1-9 октября 2003 г. Казань: ЗАО Новое знание, 2003. С. 193-200 (0, 6 п.л.).
Хроника Ливонии: военная организация на Руси первой четверти XIII века глазами крестоносца // Вестн. Удм. ун-та. 2004. № 3. Серия История. С. 92-106.
Рец. на: И.Б. Михайлова. Служилые люди Северо-Восточной Руси в XIV-первой половине XVI века: Очерки социальной истории. СПб.: Изд-во С.-Петерб. унта, 2003. 640 с. // Вестн. Удм. ун-та. 2004. № 3. Серия История. С. 237-239 (В соавт. с Д.А. Котляровым).
Рец. на: А.В. Петров. От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2003. 352 с. // Вестн. Удм. ун-та. 2004. № 3. Серия История. С. 245-248 (В соавт. с Д.А. Котляровым).
Рец. на: Е.Б. Заболотный, В.Д. Камынин, И.Г. Шишкин. Очерки современной историографии истории России с древнейших времен до начала XX века. Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2003. 388 с. // Вестн. Удм. ун-та. 2004. № 3. Серия История. С. 249-250.
Историческая память народа. Особенности восприятия межэтнических и межплеменных противоречий в древнерусской фольклорной и литературной традиции // Межкультурное взаимодействие и его интерпретации: Материалы науч. конф. 22-23 апреля 2004. М.: ИВИ РАН, 2004. С. 21-24 (0,3 п.л.).

Генезис древнерусской государственности в современной отечественной историографии: традиции и новации // Мавродинские чтения. 2004. Актуальные проблемы историографии и исторической науки: матер, юбилейной конф., посвящ. 70-летию исторического факультета СПбГУ / Под ред. А.Ю. Дворниченко. СПб.: Изд-во С.-Петерб. унта, 2004. С. 16-17 (0,2 п.л.).
Образование древнерусской государственности и особенности политического строя на Руси ??-???? вв. в трактовке Н.П. Загоскина // Казанский университет как исследовательское и социокультурное пространство: сб. науч. статей и сообщ. / Сост. и отв. ред. Г.П. Мягков и Е.А. Чиглинцев. Казань: Казанский ун-т, 2005. С. 180-189 (0, 55 п.л.).
К вопросу о политической природе древнерусской государственности X - начала XIII в. в постсоветской историографии // Общество, государство, верховная власть в России в Средние века и раннее Новое время в контексте истории Европы и Азии (X-XVni столетия): Междунар. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения акад. Л.В. Че-репнина. Москва, 30 ноября - 2 декабря 2005 г.: тез. докл. и сообщ. / Отв. ред. В.Д. Назаров. М.: ИВИ РАН, 2005. С. 122-124 (0, 2 п.л.).
Гадание Владимира Мономаха: опыт реконструкции // Исследования по Русской истории и культуре: сб. статей к 70-летию профессора Игоря Яковлевича Фроя-нова / Отв. ред. Ю.Г. Алексеев, А.Я. Дегтярев, В.В. Пузанов. М.: Издательский дом Парад, 2006. С. 186-225 (2,6 п.л.).
Проблемы истории средневековой Руси в трудах И.Я. Фроянова // Исследования по Русской истории и культуре: сб. статей к 70-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова / Отв. ред. Ю.Г. Алексеев, А.Я. Дегтярев, В.В. Пузанов. М.: Издательский дом Парад, 2006. С. 3-23 (1,5 п.л.) (В соавт. с Ю.Г. Алексеевым)
Межэтнические контакты эпохи великого переселения народов: славяне и авары (вторая половина VI - первая треть VII в.) // Взаимодействие народов Евразии в эпоху великого переселения народов / Гл. ред. Р.Д. Голдина. Ижевск, 2006. С. 151-156 (0,58 п.л.).
К вопросу о дофеодальном периоде // Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики: материалы науч. конф. / Отв. ред. Л.П. Репина. М.: ИВИ РАН, 2006. С. 437-439 (0, 21 п.л.).
Восприятие межэтнических противоречий в Повести временных лет: к вопросу об особенностях фольклорной и книжной традиции // ROS SICA ANTIQUA: Исследования и материалы. СПб.: Изд-во СПб.-го ун-та, 2006. С. 83-92 (0, 8 п.л.).
Киевское письмо как источник по истории древнерусского права (К вопросу о корреляции с русскими источниками и особенностях средневекового законодательства) // Слов'янсьш обрп. Кшв, 2006. Вип. 1. С. 370-381 (1 п.л.).
Религиозные представления древних славян: взгляд из Византии и Западной Европы (VI-VIH вв.) // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. Вып. 3. М.: ИРИ РАН, 2006. С. 9-29.
Норманны на Руси в конце X - первой половине XI в. // Ученые записки Мурман. пед. ун-та. Исторические науки / Отв. ред. С.А. Никонов. Мурманск: МГПУ, 2007. Вып. 7. С. 3-17 (1,2 п.л.).
Социокультурные конструкты и образы повседневности в Житии Феодосия // Вестн. Удм. ун-та. 2007. № 7. Сер. История. С. 3-28 (1,75 п.л.).
Феномен И.Я. Фроянова и отечественная историческая наука // Фроянов И.Я. Загадка крещения Руси. М.: Алгоритм, 2007. С. 5-36 (1,34 п.л.).
Византийские и западноевропейские свидетельства VI-VHI веков о язычестве древних славян // Фроянов И.Я. Загадка крещения Руси. М.: Алгоритм, 2007. С. 287-332 (2 п.л.).

Качественные характеристики великокняжеской и племенной элиты IX-X вв. в Повести временных лет: социальные образы и этнический фактор // Общественно-политическая мысль в России: традиции и новации. Сб. материалов Всерос. на-уч.-практ. конф. Ижевск, 24-25 октября 2006 г. Т. 1. Средневековая Русь: проблемы идентичности / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск: Издательский дом Удмуртский университет, 2007. С. 91-107 (1 п.л.).
юбечский съезд и его последствия: К вопросу о формировании Галипкой земли // Осмислення спадщини Давньо1 Pyci: Галипько-Волинське кюшвство в шторюграфи: М1жнарод. наук, конф., 26-27 жовтня 2007. Льв1в: 1нститут украшознавства мm. I. Крип'якевича НАН Украши, 2007. С. 16 (0,05 п.л.).
Социокультурные образы Слова о законе и благодати Илариона // ROS-SICA ANTIQUA: Исследования и материалы. 2007-2008 / Отв. ред. А.Ю. Дворниченко, А.В. Майоров. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. С. 133-155 (1, 8 п.л.).
Рец. на: Н.Н. Юсова. Генезис концепцп давньорусько!' народности в юторичшй наущ СРСР (1930-TМ - перша половина 1940-х pp.): монограф1я. Вшниця: ТОВ Консоль, 2005. 545 с. + П. // Белоруссия и Украина: История и культура. Ежегодник 2005/2006 / Гл. ред. Б.Н. Флоря. М.: Индрик, 2008. С. 343-351.
Бе же тогда нужда велика от иноплеменникъ...: образ врага в Житии Александра Невского // Россия и мир глазами друг друга: история взаимовосприятия: Тезисы докладов Всерос. науч. конф., Москва, 25-26 ноября 2008 г. / Отв. ред. А.В. Голубев. М.: ИРИ РАН, 2008. С. 24-28 (0, 25 п.л.).

Авторефераты по всем темам

Авторефераты по истории

Blog