Авторефераты по всем темам >>
Авторефераты по истории
Принципы культурогенеза в режимных сообществах. Социально-антропологический анализ российской армии второй половины XX века
Автореферат докторской диссертации по истории
На правах рукописи
Банников Константин Леонардович
Принципы культурогенеза в режимных сообществах.
Социально-антропологический анализ российской армии
второй половины XX века.
Специальность 07.00.07 - этнография, этнология и антропология
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Москва, 2009
Работа выполнена в Центре азиатских и тихоокеанских исследований Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН
Научный консультант:
член-корреспондент Российской Академии наук, профессор
С.А. Арутюнов
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук Б.Х.Бгажноков (Кабардино-Балкарский Институт гуманитарных исследований Правительства КБР и КБН - РАН)
доктор исторических наук М.Л.Бутовская (Институт этнологии и антропологии РАН)
доктор исторических наук М.Ю.Парамонова (Институт всеобщей истории РАН)
Ведущая организация:
Государственный университет Высшая Школа Экономики (социологический факультет, кафедра социальных институтов)
Защита состоится 17 ноября 2009 г. в л__ часов на заседании диссертационного совета Д 002.117.01 Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН по адресу: 119991, Ленинский проспект, д.32-А, корп. В. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института этнологии и антропологии им.Н.Н.Миклухо-Маклая РАН.
Автореферат разослан л__ ннннн_________ 2009 г.
Ученый секретарь Диссертационного совета
доктор исторических наука А.Е.Тер-Саркисянц
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Общества, которые принято называть цивилизованными, отличаются от традиционных не только наличием храмов и библиотек, но также тюрем и казарм, обитатели которых выстраивают систему социальных отношений, представляющую культурно-антропологическую проблему.
Люди в казармах представляют собой концентрированную в пространстве на продолжительное время человеческую массу, собранную и локализованную механически, т.е. насильственно и без учета их личностных особенностей, культурных принадлежностей и желания быть вместе.
Круг этих людей замкнут и постоянен. Они одеты в одинанковую униформу. Перемещение их тел в пространстве, перемена функций и даже поз регламентированы общим распорядком, регулярными построениями и прочими средствами тотального контроля. Эта человеческая масса изолирована от основного культурного и гражданского сообщества, но внутри нее ни один из индивидов не имеет возможность уединения. Они вынуждены вместе не только работать, но также есть, спать, строем передвигаться по территории, по команде справлять лестественные надобности, вместе и по команде мыться, читать, писать письма, чинить одежду, - одним словом, вместе быть.
Что происходит внутри этой массы человеческого концентрата? Как взаимодействуют между собой ее отдельные человеческие латомы? В какие структуры они выстраиваются и как в них функционируют? Что движет их самоорганизацией? Какую социальную роль играют и какой смысл несут те причудливые знаки и символы, которые они вырабатывают и которыми руководствуются как основным законом? Ответы на эти вопросы представляют собой предмет особого культурно-антропологического, социологического, философского интереса, а также интереса этнографического потому, что в режимных сообществах социальные коммуникации спонтанно проявляются в формах, аналогичных многим традиционным сообществам. Это сходство, как внешнее, так и функциональное уже попадало в поле зрения этнографов, и стало предметом дискуссии на страницах ведущего этнографического журнала России , в ходе которой было предложено попытаться применить для исследования феномена актуализации архаического в современном теорию архетипов сознания . Исследованию этого феномена были посвящены несколько междисциплинарных конференций и семинаров, один из которых, прошедший при ИСАА МГУ, сформулировал понятие лархаический синдром, характеризующее актуализацию в современных обществах, (как правило, в периоды общественно-исторических кризисов), тех черт культуры, которые с точки зрения традиционной этнографии, характеризуют архаические сообщества, и выработал одноименную программу по его преодолению . К сожалению, все эти дискуссии остались без продолжения.
Актуальность темы исследования
История Нового времени изобилует различными вариантами социальных образований, в которых люди существуют в концентрированном состоянии. Собственно говоря, для обозначения этого феноменаа и возник термин концентрационный лагерь, а сам XX век получил в антропологической литературе название Век лагерей . В западной антропологии вокруг этого феномена regimented societies сложилась определенная исследовательская традиция , вызванная во многом прикладными задачами, стоящими перед европейской общественностью - преодоления не только социальных последствий тоталитарных режимов, но и изучения культурно-антропологических условий, при которых тоталитарные режимы возможны. Что касается России, страны не просто пострадавшей от тоталитарного режима, но страны, культура которой претерпевает воздействие со стороны субкультур, сформировавшихся в режимных сообществах, и в которой государство традиционно сохраняет тюрьмы и казармы в качестве средства социального, политического и экономического управления, социально-антропологической исследовательской школы режимных сообществ не сложилось, и вся библиография насчитывает незначительное количество книг и статей. Осмысление природы человека заключенного в России исторически осуществлялось не в области науки, а в области литературы, что всегда вызывает тонкие индивидуальные рефлексии, но не способствует формированию системы знаний и пониманию причин явления. Между тем, общекультурная ситуация в России на сегодняшний день по-прежнему такова, что не столько гражданское общество влияет на принципы специфической социальной организации и мировоззрения, формирующегося в тюрьмах и казармах, сколько специфическое режимное сознание сообществ, сформировавшихся в тюрьмах и казармах, влияет на гражданское общество. Отсутствием в России комплексных фундаментальных исследований данной проблемы при их острой необходимости обусловлена научная актуальность настоящей работы.
Предмет исследования
Предметом исследования являются коллективы военнослужащих срочной службы со сложившейся системой их неформальныха доминантно-иерархических отношений.а Особенный интерес представляют принципы самоорганизации и их символический аспект. Особое внимание направлено на исследованиеа системы организованного насилия, ее функционирования на формальном и неформальном уровнях. Рассматриваются также и каналы влияния альтернативной культуры режимных сообществ на гражданское общество, и этнический аспект внутриармейских конфликтов.
Хронологические рамки
Хронологические рамки основного предмета исследования - (системы неформальных доминантных отношений в режимных сообществах военнослужащих) определяются началом его фиксации по данным информаторов (конец 1950-х годов) и до конца XX века. Хронология сравнительных данных (формирование неформальных социальных структур в режимных сообществах заключенных) представлена обзором источников начиная со второй половины XIX-го века, и кончая современными наблюдениями.
Цели и задачи
Целью настоящего исследования является социально-антропологический анализ системы неуставных отношений в советской/российской армии, и выявление фундаментальных социо- и культурообразующих процессов, скрывающихся за причудливыми отношениями индивидов, вовлеченных в систему дедовщины.
В связи с этим, очерчен круг задач, важных для рассмотрения феноменологии режимных сообществ с точки зрения этнологии и социальной антропологии:
- выявление механизмов трансформации идентичности личности, использующей системно организованное насилие как средство социального взаимодействия;
- определение степени зависимости личности от собственной социальной роли;
- выявление социообразующих функций когнитивных структур, относящихся к сфере символического мышления.
Отдельного внимания заслуживает трансформация установок, мотиваций, апология действий индивида по мере перехода из генерального социокультурного контекста в маргинальный и обратно. В этом следует искать главные ответы на вопросы, необходимые для понимания дедовщины как явления: как образованный и воспитанный человек может допускать колоссальное насилие над собой и быть впоследствии его источником? Какая система психологических защит и апологии образа жизни складывается в его сознании? Каким образом, при каких условиях и с какинми потерями ему удается вернуться к общекультурным нормам? Как коррелируют индивидуальные установки и ценности с коллективными при переходе из поля общекультурных норм в альтернативные? Какова доля бессознательных когнитивных структур и процессов задействована в формировании социально значимых знаков и символов? Какова роль знаков и символов в конфигурации новых альтернативных типов культуры и социальности?
Решение конкретных задач, поставленных в рамках настоящего исследования исходя из интерпретации конкретного полевого этнографического материала, выводит подводит исследование к постановке сверхзадачи, заключающейся в вопросах: как соотносятся социально-значимые знаки и символы с фундаментальными когнитивными структурами человеческого сознания? Как соотносятся фундаментальные когнитивные структуры человеческого сознания с фундаментальными принципами социо- и культурогенеза? Что могут сказать принципы формирования социальных и культурных подсистем в режимных сообществах об общих законах культуры?
Источники и эмпирическая база
В основу настоящего исследования легли наблюдения автора за жизнью воинских подразделений изнутри во время прохождения им срочной службы в рядах Советской Армии в конце 1980-х годов, а также материалы специального социально-антропологического исследования, проведенного в 1999 - 2000 годах, в ходе которого был проведен анализ доминантных отношений военнослужащих срочной службы в постсоветской Российской Армии на протяжении последнего десятилетия XX столетия. География исследования по проблемам армии покрывает практически всю территорию бывшего СССР и охватывает все основные рода войск, за исключением всякого рода спецподразделений. Важными источниками послужили письма военнослужащих, их воспоминания в интервью, образцы солдатского фольклора и художественного творчества, собранные в так называемых дембельских альбомах, уникальных источниках по исследованию армейской неформальной субкультуры. Сравнительный материал для анализа изобразительного творчества солдат Российской Армииа представлен аналогичными образцами творчества солдат армий других государств. В качестве дополнительных источников используются отдельные комментарии экспертов - лиц, профессионально связанных с анализом армейских гуманитарных проблем, а именно, представителей комитетов солдатских матерей, правозащитных организаций, командиров воинских подразделений, военных журналистов.
Методы
Поскольку любое режимное сообщество является социумом в высшей степени закрытым, вследствие чего их очень сложно изучать и контролировать извне,а постольку единственно возможным методами приникнуть в суть солдатских взаимоотношений являются методыа традиционной этнографии - включенное наблюдение и насыщенное описание, с последующими семиотическими интерпретациями, включающими методы кросс-культурного сравнительного анализа.
Теоретические положения и понятийный аппарат
Режимные сообщества в силу своей замкнутости представляют собой среду высокого внутреннего информационного, знакового, семиотического и психологического давления. Здесь межличностные отношения отличаются повышенной агрессивностью, а насилие легитимизируется в качестве института социальной коммуникации. Это оказывает существенное влияние на личность каждого из участников коммуникации и приводит к трансформации индивидуального и общественного сознания.
В современной российской армии насилие представлено в двух уровнях одной системы социального контроля, для обозначения которых мы заимствуем понятия, введенные Э. Дюркгеймом: 1) механический фактор консолидации (насильственный призыв и жизнь в режимном формате казармы); 2) лорганически сформировавшаяся в условиях механической консолидации система статусных отношений (лдедовщина). Обе направлены на подавление свободы личности, поэтому бытовое насилие и агрессия актуализируются как способ конкуренции, и конкуренции не столько за ресурсы жизнеобеспечения (необходимый минимум которых здесь положен каждому), но за способы их символического переосмысления и иерархического перераспределения, то есть за средства статусного самовыражения, в числе которых - право на переоформление всех единообразных элементов уставного жизнеобеспечения в разнообразных знаках и символах социальной иерархии.
В результате в группах механической консолидации естественным образом складывается упорядоченная система доминантных отношений. В ходе этого процесса происходит идеологическое переосмысление и институализация бытового насилия.
Осмысленное в системе ценностей насилие составляет принцип социального взаимодействия в армии, и, по закону апологии образа жизни социума, превращается в его идеологию, чем, наконец, определяет идентичность его членов. Насилие, как физическое, так и психологическое, и способы его преодоления посредством символизации и выстраивания иерархических отношений, здесь является социообразующим принципом. Поскольку прямое физическое насилие преодолевается путем его переосмысления в знаках и символах, институализируется в иерархии, и закрепляется в системе ценностей, охватывающих все области специфически человеческого способа существования, - от восприятия времени и пространства до художественного творчества, постольку системно организованное насилие и его символизация как в его трансляции, так и в способах адаптации к нему, постольку насилие в режимных сообществах является культурогенным фактором.
В настоящей работе феномен насилия, во всех его причудливых формах, имеющих место в режимных сообществах, рассматривается не в качестве признака моральной деградации , и не в качестве лизвращения , или поведенческой аномалии , но в качестве одного из специфически человеческих способов жизнедеятельности, т.е. рассматривается как феномен, не выходящий за рамки культуры .
Настоящее исследование, в постановке проблемы и сбора материалов характеризуется классическим этнографическим подходом. Социально-антропологический анализ полученных результатов осуществляется на теоретической и методологической основе семиотических интерпретаций. Данный подход не пользуется популярностью в отечественной этнографии, хотя именно российские семиотические школы заложили фундаментальные основы для исследований закономерностей развития культуры во многих областях гуманитарного знания, оформившиеся в самостоятельное направление семиотической антропологии .
Своеобразие материала, полученного в ходе насыщенного описания режимных сообществ, и попытки интерпретировать его с точки зрения общих законов культурогенеза, оказывается продуктивным при рассмотрении полевых материалов в свете уже существующих и признанных теорий. Так например, применение известной информационной теории культуры С.А. Арутюнова, рассматривающей культурные сообщества в точках пересечений синхронной и диахронной культурно-значимой информации , дает возможность увидеть, что режимные сообщества пребывают в постоянной фазе тотально синхронизированных коммуникаций, и практически полностью лишены диахронных связей. Этим обстоятельством и характеризуется сам феномен режимности, при котором синхронизация межличностных коммуникаций осуществляется в прямом смысле слова на всех уровнях - от синхронизации перемещения их тел в пространстве (шагать в ногу, засыпать по команде) до синхронизации их мыслей и мотиваций (ответственность коллектива за отклонения в поведении индивида и т.п.).а
Описывая схожесть многих элементов и институтов социальной коммуникации в современных режимных сообществах многие исследователи указывали на их сходство с аналогичными явлениями в древнем мире, среди сообществ традиционной культуры, полагая за этим проявление неких архаических пережитков. В настоящем исследовании не используется понятие пережиток, а понятие лархаизация используется не в эволюционистской, а в информационно-аналитической исследовательской традиции, как антоним понятию модернизация. Оба понятия, употребляемые в контексте друг-друга, отражают попытку осмысления факторов, определяющих феноменологию культуры как динамической системы. Именно природой информационного поля культуры, а не линейной последовательностью исторических фактов объясняется феномен лархаизации, как архетипической реактуализации, характеризующийся спонтанными проявлениями черт архаических и традиционных культур в современных, модернизирующихся сообществах. К примеру, если социокультурная специфика племенных бесписьменных сообществ объясняется высокой плотностью синхронных связей при низком уровне диахронных, то, следовательно, в племя можно превратить любое сообщество, вплоть до нации, при условии мифопоэтической (идеологической) синхронизации его культурогенных информационных потоков и блокировании диахронных каналов исторической памяти, как это более чем убедительно показывает XX век, породивший режимные сообщества в масштабах целого ряда государств.
Макроисторические причины тенденций архаизации коренятся в самой модернизации. Этот парадокс, при рассмотрении его составляющих в свете информационной теории культуры перестает быть парадоксом: резкая модернизация общества чревата разрывом диахронных связей исторической традиции, и зависанием социума в культурно-историческом вакууме, а его членов - в состоянии лиминальных субъектов, в котором институты нормативной культуры теряют легитимность, следовательно, регламент общественной жизни оказывается целиком подчинен принципам синхронных культурогенных потоков, со всеми вытекающими последствиями для сообщества и для его конкретных членов, а именно:
- отсутствие социально-исторического контекста для оценки себя и собственных действий, особенно в условиях изоляции, которыми отличаются режимные сообщества как макроуровня (изолированное от мира государство) так и микроуровня (изолированная от обществаа колония заключенных или воинская часть) лишает членов этих сообществ критериев для относительного осмысления себя, т.е. относительно другого;
- блокирование относительных самовосприятий актуализирует самовосприятия абсолютные;
- самовосприятие, лишенное условий для критической самооценки, которую обеспечивает возможность исторической рефлексии, осуществляется на фоне тотальной апологии своего и тотального подозрения к чужому;
- механизмы абсолютизации и апологетики своего при блокированных механизмах исторической рефлексии, делают невостребованным и невозможным чувство ответственности как на уровне индивидуального, так и на уровне общественного сознания.
Архаизация как следствие модернизации также является очевидной закономерностью с точки зрения теории динамических систем . Динамическая система - это нелинейная система, для которой определяющее значение имеют не столько причины и следствия, сколько петли обратной связи. В физической природе наглядный пример динамической системы являет собой волна, определяющее значение которой имеет не столько ее поступательное движение, сколько петля гребня и энергия отката. Информационные волны из той же природы динамических систем. Обратная связь реально влияет на процесс линейных коммуникаций и определяет вариации их энергий и изменений. Цель исследователя динамических систем - увидеть какого рода петли обратной связи формируются элементами внутри системы и как они связаны между собой.а Исследование такой динамической системы как общества требует проследить внутренние связи в системе таких компонентов, как синхронного и диахронного, исторического и внеисторического, архаизации и модернизации, развития и деградации. Полевой материал настоящего исследования дает редкую возможность проследить все эти связи в единой социально-антропологической системе, феномен которой был введен в научный оборот под определением лэкстремальные группы . Экстремальные группы не следует отождествлять с понятием группы экстремалов, под которым могут подразумеваться группы специалистов определенных профессий или спортсменов, связанных с риском, т.к., во-первых, внешняя среда не может быть критерием типологизации социума; во-втонрых, в данном случае прослеживается обратная закономерность: экстремальность внешних условий может быть фактором внутреннего сплочения членов группы, следовательно, формулируя определение экстремальных групп, фактор экстремальности рассматривается не в качестве состояния отношения человека и внешней среды, но в качестве комплекса специфических и экстремальных факторов социальной консолидации и мобилизации, а также, внутреннего социально- психологического состояния, мировоззрения и ценностей.
Выведение физического насилия в символической проекции не обязательно означает его полное преодоление и гуманизацию межличностных отношений. Но это всегда - переход от манипуляции с телами к манипуляциям с их смысловыми значениями, и этим выражает динамику культурогенеза. И мы видим в режимных сообществах зарождение и развитие самобытной традиции, ее репрезентации в сложных художественных формах изобразительного искусства и фольклора, которые составили целый пласт национальной культуры России второй половины XX века. В солдатских сообществах в силу массовости, спонтанностиа их формирования иа колоссальной ротации личного состава, его высокой поликультурности, и социальной адаптации личности через ее десоциализацию, процессы культурогенеза не получают последовательного развития, но зациклены на ранних фазах. Таким образом, на примере режимных сообществ, мы имеем своего рода лабораторию культурогенеза, в которой можно эмпирически изучать общие универсальные закономерности развития культуры в динамике соотношений синхронных и диахронных информационных потоков.
Тотальная синхронизация смысловых интеракций не создает условий для исторической рефлексии. Этим объясняется высокая социообразующая роль мифопоэтических когнитивных структур сознания, - эффективных инструментов апологии образа жизни, и ланестезии от негативных смыслов (имеющих в данном случае и психотерапевтический эффект). Отсутствием диахронно-исторических рефлексий объясняется и тот низкий уровень полисемантики, которым отличаются социальные интеракции в режимных сообществах, ярким признаком которой является использование физиологического таксона в качестве непосредственного инструмента социального моделирования: например, использование полового акта в качестве социального являет собой предельно низкий уровень полисемантики и максиму социокультурной синхронии. Предельнойа фазой распада полисемантических значений социального взаимодействия характеризуется и предельная степень десоциализации, индикатором которой служит стадиальное упрощение смысловых значений социальной символики. Физиологический акт, исполненный в качестве символического акта социальной стратификации, являет собой максиму упрощения социально-актуальной семиотики, который прослеживаетсяа еще на уровне высших животных, согласно данным современной этологии. Как доказано в настоящем исследовании, синхронизация общесоциальных интеракций, десемиотизация их смысловых значений и десоциализация личности связаны между собой.
Новизна исследования
В настоящей работе впервые дан комплексный социально-антропологический анализ всей системы неуставных отношений в советской и постсоветской российской армии. Впервые в гуманитарных исследованиях система доминантных отношений среди военнослужащих срочной службы (лдедовщина) была рассмотрена как феномен культуры, подлежащий изучению методами этнологии и антропологии. Впервые в отечественной этнологии и антропологии была предпринята попытка рассмотреть принципы культурогенеза на конкретном примере режимных сообществ.
Практическая значимость работы
Настоящее исследование, начиная с момента первых публикаций его результатов, стало, в некоторой степени, пособием для многих организаций, непосредственно связанных с работой с коллективами военнослужащих. Его изучали и руководство Главного управления воспитательной работы Вооруженных Сил Российской Федерации и Военной прокуратуры, и представители Комитетов солдатских матерей и других правозащитных организаций. И, главный критерий практической значимости: монографию Антропология экстремальных групп, опубликованную по результатам исследования, самостоятельно и по собственной инициативе изучаюта солдаты в некоторых воинских частях, и обмениваются комментариями на интернет-ресурсах.
Научная апробация
Данная работа была выполнена в Центре азиатских и тихоокеанских исследований ИЭА РАН, обсуждена и рекомендована к защите в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук на его расширенном заседании 17.03.2009г.
Основные положения диссертационной работы были изложены в тридцати научных публикаций, включая монографию Антропология экстремальных групп. Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии М.: ИЭА РАН, 2002.
Результаты исследования были неоднократно представлены научной общественности, как в России, так и за рубежома в форме выступлений на конгрессах, конференциях, симпозиумах и коллоквиумах, а так же в качестве отдельных лекций, в том числе доклады наа V Конгрессе этнографов и антропологов России (Москва, 2003), Симпозиуме по проблемам культуры и миграций (Рим, 2001, 2004), на семинаре Одиссей по проблемам культурно-исторической антропологии (Москва, 2005), Междисциплинарной конференции посвященной режимным сообществам советского периода (Париж, 2007).
Основные положения исследования приняты в качестве экспертной аналитической основы исследования гуманитарного состояния российской армии международной организацией Human Rights Watch , были использованы в международном проекте Power Institutions in Post-Soviet Societies (Франция) .
По результатам исследования был разработан спецкурс, который в период с 2002 по 2005 год читался студентам Учебно-научного центра социальной антропологии РГГУ. Лекционный курс, разработанный по материалам данного исследования, с 2009 году включен в учебную программу социологического факультета ГУ Высшая Школа Экономики.
Структура исследования
Диссертационное исследование состоит из Введения, трех глав, подразделяющихся на разделы и параграфы, Заключения, Списка литературы по данной тематике и Приложения, включающего в себя полевые материалы, конкретизирующие основные положения диссертации и позволяющие оценить глубину проблемы вне зависимости от авторских выводов, а так же иллюстрации, имеющие самостоятельное значение визуальных источников.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ
Во Введении обосновывается актуальность темы, рассматривается направление и степень ее изученности, предмет и эмпирическая база исследования, определяются цели и задачи диссертации, ее методологическая и теоретическая основа, источниковая база, научная новизна и практическая значимость работы, подчеркивается необходимость сравнительного кросс-культурного анализа. Библиографический обзор представлен двумя разделами - обзором научных публикаций и обзором русской литературы, начиная от Мертвого дома Достоевского, заканчивая Перевернутым миром Льва Самойлова. Обзор художественной и публицистической литературы по теме режимных (лагерных) сообществ обусловлен тем, что именно литература, а не наука послужила основным и традиционным для российской общественной мысли интеллектуальным полем для осмысления данного явления, одновременно представляя источниковый материал. На материале литературных и исторических источников рассматривается генезис режимных сообществ и эволюция лагерной социальной системы и криминальной субкультуры в России со второй половины XIX по конец XX-го века. Генезис и развитие системы неформального правопорядка происходит на базе правового дуализма как специфического свойства традиционного сознания, коренящегося в мировоззрении русской крестьянской общины , представленном разницей полюсов сферы традиционного обычного и формального государственного права. Нестабильность переходных исторических периодов первой четверти XX века и массовость репрессий последующего периода послужили одной из причин институализации лагерно-криминальной субкультуры в качестве альтернативной правовой модели в общенациональном масштабе. Процесс этой институализации отрефлексирован в русской литературе и публицистике, и мы видим в описаниях каторги Ф.М.Достоевского, Сахалина А.П.Чехова, ГУЛАГа А. Солженицина, В. Шаламова, Е. Гинзбург, лагерей эпохи развитого социализма С. Довлатова, И.Губермана, Л.Самойлова этнографические, по своей сути, и антропологические, по цели, повествования, фокус которых - познание природы человека заключенного, данной в тех странныха культурных трансформациях, которые удивляют стороннего наблюдателя режимных сообществ. Обзор эволюции режимного лагерного сообщества за полуторавековой период наблюдений завершается анализом процессов трансформации лагерной социально-антропологической системы в постсоветский период, вызванной общими социальными, экономическими, политическими и информационно-технологическими преобразованиями в стране. Одним из наиболее значимых результатов данного обзора является выявление адаптирующей и социально-стабилизирующей роли символического мышления, проявляющейся в семиотических реактуализациях универсалий традиционной культуры, восполняющих культурный вакуум, образующийся в периоды радикальных и всеобъемлющих модернизаций.
Глава I. Социально-антропологическая характеристика внеуставных отношений в советской / российской армии основана на применении классического этнографического исследовательского подхода к описанию и анализу быта, культуры, нормам групповых и межличностных взаимодействий в сообществах военнослужащих срочной службы советской и российской армии в период с конца 1950 по конец 1990-х годов в аспекте неуставной социальной доминантно-иерархической системы.
В 1-м разделе I-ой главы Неформальная социальная структура солдатских сообществ основное внимание уделено описанию неформальной социальной структуры воинских подразделений на всем советском и постсоветском пространстве, и механизмов ее формирования. В з1 Лиминальный статус новобранца характерные особенности поведения призывников в последние дни гражданской жизни и в первые дни призыва на службу описываются и анализируются в свете концепции лиминального субъекта А. Ван Геннепа и В.Тэрнера. На конкретных примерах из полевых материалов автора показываются алгоритмы репрезентации лиминального статуса личности - личности, оказавшейся в пустыне бесстатусности,а в промежутке между своей родной гражданской культуры и будущей военной субкультуры, которую ей предстоит принять. Среди алгоритмов репрезентации лиминального статуса наиболее ярко представлено карнавальное поведение - новобранцы воспринимают собственное положение как выход за пределы норм и предписаний повседневной культуры, сопровождающийся этическими, эстетическими, социальными, эмоциональнымиа инверсиями, характерными для карнавала.а В рамках этих инверсий, в знак репрезентации собственного лиминального статуса, новобранцами практикуется раблезианское и территориальное поведение, что позволяет сделать вывод о том, что мы наблюдаем процесс десоциализации гражданской личности.
В з2 Социальные страты неуставной иерархии приводится описание неформальной иерархической структуры, естественным образом сформировавшейся в условиях армейского режимного сообщества. Дается описание положения человека, занимающего то или иное место в иерархии, анализируется ей обусловленная система соотношений прав и обязанностей, как система неуставных доминантных отношений военнослужащих срочной службы. Приводится оригинальная система номинаций, воспроизводящей полный спектр статусных состояний. Термины иерархии, от низшей номинации к высшей, образно воспроизводят тенденцию социального лосуществления во времени. Критерий социальной сущности - соотношение прав и обязанностей, автоматически изменяемое во времени, прошедшем от момента начала службы до ее конца, при условии соблюдения всех норм и предписаний дедовщины.
Неформальная социальная структура представлена следующими стратами:
Духи (также птурсы, зеленые, салаги, солобоны, слоны, чижи и пр.) - это новобранцы, низшая каста, те, кто только что призван и не имеет никаких прав. Их называют духи, видя в них нечто эфемерное. Статус духа сохраняется за солдатом первые 6 месяцев службы.
Молодые (лфазаны, стажеры и пр.) - от 6-го до 12-го месяца службы - следующая ступень социальной лестницы. Спектр их обязанностей предельно широк. Представители этой группы уже имеют некоторые незначительные права (в основном это право оказывать психологическое давление на духов). Молодые отвечают за социализацию духов в правильной директории. По завершению года молодых переводят на следуюнщую ступень, в результате чего они переходят в разряд элиты.
Черепа (лчерпаки) - первый привилегированный слой в системе экстремальных групп. Их главная функция - контроль за исполнением обязанностей молодыми и духами. Черепа пользуются всей полнотой прав: ведут счет своего времени, т. е. считают дни до дембеля, обсуждают связанные с демобилизацией вопросы. Отличия от вышестоящей касты наблюдаются в основном в области символов иерархии и в более активной, исполнительной, доминации.
Деды - полноценные субъекты экстремальных групп. Это военнослужащие четвертого периода (от 18-го до 24-го месяца, т. е. последнего полугодия службы), которые пользуются всеми правами. Их основная обязанность - блюсти себя, поддерживать реноме элиты и готовиться к дембелю. Это в прямом смысле слова обязанность, поскольку в конечном итоге сводится к противостоянию официальному командованию, офицерскому составу. Их доминация носит уже не столько исполнительный, сколько законодательный характер. Они выступают своего рода гарантами неписаного права дедовщины, осуществляя контроль над всеми уровнями доминантных отношений и их знаково-символическим выражением. Кроме того, они являют собой образец социального осуществления, столь желанного для бесправных духов и молодых.
Дембеля.а Дембелями становятся те, на кого распространяется действие очередного приказа об увольнении в запас с момента его опубликования. Реальная практика прохождения воинской службы предполагает, что между приказом об увольнении (20-ые числа сентября и марта) и самим увольнением может пройти неопределенное время, обычно не далее даты окончания текущего призыва (1 января и 1 июля). Как правило, дата увольнения определяется непосредственным начальником, в особых случаях - командиром части. Разумеется, можно уволиться и в срок - в день призыва, отмеченный в военном билете. Но, как правило, командиры не спешат расставаться с дембелями и выискивают причины, чтобы их задержать. Распространена порочная практика дембельских аккордов - когда командир привлекает дембелей на ударные хозяйственные работы, играя на их желании поскорее уволиться. К примеру, командир собирает всех дембелей и приказывает построить из подручных материалов новый военный объект. Это может быть все что угодно - забор, свинарник, гараж, казарма. Демобилизация - по окончании работы.
Дембель - лицо особого статуса. Он уже вне социума, но в центре его внимания. Для характеристики такого состояния лучше всего подходит термин трансцендентность - переход за некий предел. В религиозной философии этот термин предполагает отстраненность безусловного авторитета, и это полностью соответствует психологическому состоянию дембеля. Он в своем роде трансцендентный армии субъект, на полном основании соотносящий себя с гражданским обществом. Его обязанности в системе экстремальных групп относятся исключительно к сфере символов. Он мог бы пользоваться всеми правами, но блага казарменного мира - уже не его блага. Дембель демонстративно выходит из сферы внутренних статусных отношений и подчеркивает этот переход символами своего аутсайдного, лиминального состояния.
Чмо - так в армии называют париев, людей, опущенных на нижний порог аутсайдности. На них социальная динамика, выраженная статусным переходом, не распространяется. Статус чмо лишает индивида возможности самоосуществления во времени. Феномен изгоя возникает не случайно, но там, где группа испытывает в нем потребность. Наличие чмо в арнмейнском коллективе показательно тем, что с ним социальная структура приобретает двойной стандарт: на специнфическую нпятичленную модель (духи - молодые - черепа - деды - дембеля) накладывается универсальная трехчленная (парии - масса - элита).
В з3 Взаимное соглашение субъектов и объектов доминантных отношений дается интерпретация социальной динамики внутри неуставной иерархии, и делается ряд заключений относительно причин самовоспроизводства дедовщины, необходимых для понимания ее феномена. Один из основополагающих выводов анализа социальной структуры и социальной мобильность в режимных сообществах армейского типа, заключается в том, что система неуставного организованного насилия в армии является не просто вспомогательным ресурсом системы уставного принуждения, но в подавляющем большинстве случаев неуставная система, в социально-антропологическом смысле доминирует над уставной за счет того, что являет собой не просто систему организованного насилия, но систему насилия статусного компенсаторного, в которой переход объектов насилияа в статус субъектов сопряжен с процессом десоциализации/ресоциализации личности. Стремление к соответствию странным, но принятым в качестве нормы, общим правилам, стимулировано угрозой превращения не соответствующего им индивида не просто в объект насилия, но в антипода. Другим важным стимулом являются гарантии компенсации, в которых общая система гарантирует бесстатусным объектам насилия во вполне обозримом будущем высокий статус и право быть его субъектом. Эта идентичность с фактором силы, гарантирующим неизбежное социальное осуществление в переходе из подавляемых в подавляющие и есть главный стимул принятия младшими беспредельного насилия со стороны старших. Этот принцип социальных гарантий - есть принцип гарантирования вовлечения личности в процессы социальной динамики, и он, таким образом является одним из основным принципом самовоспроизводства дедовщины.
2-й раздел Социальная мобильность и переходная обрядность посвящен описанию и комментариям переходной обрядности в армии, анализу символических средств перевода из одной страты в другую, и связанной с обрядовым образом зафиксированной и ритуально санкционированной системой социальной динамики, приобретающей в режимных сообществах значений системы ценностей, альтернативной общекультурной. Семиотический аспект ритуала инициации в армейских сообществах рассмотрен в з1 Ритуал инициации, ценностный аспекты аккультурации, связанный с психологией межстатусного перехода в з2 Аккультурация и система ценностей.
3-й раздел Неформальная этика неформального социума, в з1 Статус и поведенческий комплекс посвящен рассмотрению формирования своеобразного этического поведенческого комплекса, сформировавшегося на основе статусной системы ценностей, принятой в каждой страте режимных сообществах в качестве доминирующей. В з2 Метаморфозы общечеловеческих ценностей поднимается проблема трансформации традиционных ценностных установок и моральных эмоций личности в системе дедовщины. В числе их причин называются факторы блокады моральных эмоций - совести, ответственности, стыда, справедливости и других. Блокада моральных эмоций наступает в условиях внешних механических запретов, тотально ограничивающих личность, - от свободы ее волеизъявления до естественных физиологических потребностей организма. В ситуации автоматизации деятельности личности, возникающей вследствие жизни по распорядку, приказу, и прочим факторам тотального контроля, происходит переоформление и самого феномена ответственности. В режимных иерархических сообществах, где социальный контроль основан на системно организованнома насилии, где вся система социальных отношений строится на переадресации ответственности от низших к высшим, формальные запреты не становятся моральным содержанием внутреннего мира личности, каковыми являются нормы обычного права в традиционном обществе и пункты закона - в гражданском. Это и вызывает метаморфизацию общечеловеческих ценностей в режимных сообществах, взамен которых возникают альтернативные, являющиеся причиной атмосферы взаимного унижениям, а, зачастую, и тяжких преступлений против личности, совершаемых, порой,а полуосознанно, в качестве демонстрации соответствия ценностям дедовщины.
В 4-м разделе Формальная система армейского жизнеобеспечения и ее неформальная статусно-знаковая трансформация представлено описание и анализ того, как неформальная социальная структура кодифицирует себя в неформальной символической трансформации элементов формальной системы жизнеобеспечения, конкретные подсистемы которой представлены в соответствующих параграфах раздела. Система жизнеобеспечения в классической этнографической триаде (лпища, одежда, жилище), ее специфические армейские структурные компоненты (столовая, баня, санчасть и госпиталь, гауптвахта и дисциплинарные батальоны), организация выполнения боевых задач и повседневного бытового труда, - все это рассмотрено в свете знакового переоформления и перераспределения, кодифицирующей неуставные доминантно-иерархические отношения как семиотическую систему. Как это известно по классическим исследованиям традиционных культур, культурно-смысловой объем явления определяется его семиотикой . Таким образом неуставная семиотическая трансформация преобразует элементы уставного бессмысленного быта в структуры культурного исполненного смыслом бытия. В процессе символических трансформаций быта происходит семантическая реактуализация архетипических представлений, наделяющих одежду, пространство, пищу субстанциональным статусом. Примечательно, что это явление наблюдается не только в наиболее очевидных режимных сообществах - в сообществах солдат и заключенных, но и на уровне элит. Статусное распределение пищи в первом эшелоне элит, как это показано в исследовании Т.С.Кондратьевой в России, рассмотревшей архетипы пищевых коммуникаций в сравнительном анализе царской подачи и кремлевского распределителя , основано на тех же семиотических принципах культурогенеза, что и статусная знаковость в системе питания дедовщины. В соподчиненности системы питания и информационных коммуникаций в зависимости от степени изоляции сообщества, прослеживаются общие закономерности культурной динамики. На примере полевых исследований изолированных этнических сообществ традиционной культуры, но испытывающей на себе в воздействие глобальных трансформаций, удалось проследить зависимость изменений рациона питания от степени вовлеченности конкретных семей в системы телекоммуникационных связей, преодолевающих изоляцию, обусловленную естественными циклами традиционного природопользования .
Это теоретическое положение на практикеа выглядит как вовлечение рационализированного гражданского сознания в среду тотального абсурда, которым характеризуется труда и специфического к нему отношенияа шений, что рассмотрено В трех параграфах 5-го раздела Труд в армии - з1 Организация труда, з2 Деньги, з3 Нецелевая эксплуатация рабочей силы, дается описание специфической системы организации труда в армии, основанной на контрасте:а a) репрессивного труда, имеющего целью подавление рационального сознания человеческой личности и вовлечения в среду абсурда и автоматизированной деятельности и b) рационального, но нецелевого и невсегда легального труда рядового личного состава,а направленного на организацию элементарного жизнеобеспечения своих подразделений и повышения материального благополучия командного состава - от низшего до высшего. Но это абсурд - только для внешнего наблюдателя, поскольку с точки зрения принявшего его законы, он имеет собственную логику. Абсурд в армии - действенный инструмент десоциализации гражданской личности, социализированной в парадигмах культуры - логики, здравого смысла, личной ответственности и свободы выбора. Соответственно, процесс десоциализация гражданской личности в армии сопровождается через вовлечение его в среду алогизма мотиваций, бессмысленности действий, личной безответственности и несвободы. Десоциализация гражданской личности, с ее последующей ресоциализацией в качестве идеального солдата - подчиняющегося на уровне рефлексов, не размышляя о целях, образах и смыслах собственного действия, осуществляется посредством тотального вовлечения его в автоматизированную деятельность. Достигается это путем чередования нейтральных автоматических механических (лмуштра), и активно-репрессивных действий. Репрессивные механические действия отличаются от нейтральных тем, что они, организованные по формальным признакам действия разумного и рационального, предлагаются репрессируемому для осмысления, но при этом всем известно, что они не имеют другой цели, кроме как подавления его воли и сознания.
Целью труда в этом случае является не достижение рационального эффекта, а подавление личности деятеля самой абсурдностью его действий, которые ему неизбежно предписаны. И работы по его поддержанию ведутся, во-первых, бессмысленно непрерывно, во-вторых, их цель подчеркнуто репрессивна. В советско-российской армии лишенный смысла труд переосмыслен из рациональной деятельности в иррациональную, в качестве средства репрессивного управления. В то же время подчеркивается, что вовлечение солдата в систему нелегальных, но рациональных трудовых отношений, направленных, как правило, на решение материально-бытовых проблем его командиров, часто воспринимается самими солдатами позитивно, именно благодаря рациональной основе труда такого рода, с одной стороны, и мелким материальныма и/или моральным компенсациям, с другой.
В результате описания, интерпретаций и анализа полевых материалов, осуществленного в первой главе делаются выводы относительно принципов социогенеза в режимных армейских сообществах, специфика которых обусловлена образованием лорганического сообщества в условиях его механической консолидации. Важным концептуальным решением является применение теории лиминальности А. ван Геннепа и В.Тэрнера к анализу процессов десоциализации/ресоциализации военнослужащих. Фактор механической консолидации сообществ военнослужащих представлен сферой официальных формализованных отношений в армии, комплектующейся принудительно, и формирует в сообществе призывников атмосферу культурного вакуума, которую В.Тэрнер определил как пустыню бесстатусности. Задаче ее преодоления подчинен механизм органической самоорганизации социума, в котором открываются общие адаптационные закономерности культурогенеза, включающие социальное структурирование, социальную мобильность, формирование системы ценностей, идентичностей и норм взаимодействия.
Десоциализация личности осуществляется через десемиотизацию гражданского информационного поля, и осуществляется с целью ресоциализации в новой сфере специфических армейских отношений и в новом качестве. Официальная система, лишая людей свободы, не предлагает никаких стимулов и компенсаций, и поскольку сфера устава, как официального регламента в мерах воздействия на тело и психику солдата ограничена своей собственной природой - законом, постольку ее дополняета дедовщина - неограниченная в средствах воздействия на личность неуставная система доминантных отношений. Механизм тотального социального контроля реализуется во взаимодействии обеих систем, формальной и неформальной - луставщины и дедовщины, являющихся друг для друга ресурсами влияния. В этом взаимодействии цель тотального контроля достигается в совершенном виде - приведение человеческого сознания к средней норме идеальной строевой единицы, подчиняющейся сигналам-командам на уровне рефлексов. Он осуществляется через процесс десоциализации гражданских личностей, который сопровождается процессом десемиотизации информационного поля коммуникаций: с одной стороны, десоциализация запускает процессы редуцирования семиотической многомерности культуры, с другой, система десемиотизации смыслов человеческой деятельности (реализуемая через ее автоматизацию) сама по себе является мощным механизмом десоциализации.
Многие из, выявленных в системе неформальной самоорганизацииа военнослужащих, базисных культурных алгоритмов, такие как ритуал инициации, аналогичны наблюдаемым в архаических и традиционных культурах, свидетельствуют о глубине социально-антропологических процессов, скрывающихся за трансформацией общественного сознания в режимных сообществах. В результате проведенного анализа делается вывод о том, что именно эти базисные социо- и культурогенные механизмы лежат в основе устойчивости дедовщины к применяемым контрмерам со стороны закона и гражданской общественности.
Глава II. лСимволы иерархии в социогенезе режимных сообществ. Семиотика экстремальных коммуникаций представляет собой семиотический анализ знаков и символов социальной иерархии и доминантных отношений. Здесь предпринимается попытка исследования семиотики насилия в динамике его социального функционирования.
В 1-м разделе Знаки и символы иерархии в системе жизнеобеспечения рассматривается система жизнеобеспечения, (взятая к рассмотрению в ее классической этнографической триаде пища, жилище, одежда) и ее знаково-символической трансформации с целью статусно-иерархической репрезентации неформальных социальных страт, а именно: з1 Социально-знаковая трансформация военной формы, з2 Знаковая организация пространства, з3 Статусная знаковость в системе питания. Доминантные отношения оформляются в детально разработанной системе статусных символов, охватывающей символическую трансформациюа одежды, жилого пространства, прочих систем жизнеобеспечения, включая правила приема и распределения пищи согласно статусам неформальной иерархии.
Во 2-м разделе К проблеме социокультурной функции когнитивных структур посредством семиотических интерпретаций с использованием этологического подхода исследуется спектр бессознательных структур в их социальной продуктивности и символических проявлениях. В з1 Феномен бессознательного и архетипические образы. Сравнительный анализ теоретических подходов осуществляется методологическийа анализ основных концепций и научных направлений, в рамках которых сформировались исследовательские традиции, работающие с феноменом бессознательного, и социо-культурным значением связанных с ним когнитивных структур,а вырабатывается оперативноеа понятие архетипа, путем анализа и сопоставления методологического синтеза концепций коллективного бессознательного аналитической психологии школы К.Юнга, надсознательных явлений культурно-исторической психологии школы Л.С.Выготского и его последователей, интерпретации типов бессознательного А.Г.Асмолова, семиотических универсалий школы Ю.М.Лотмана, и разнообразных подходов семиотической антропологииа к социогенной роли символа, представленных в работах К. Гирца , М. Сингера , Р. Парментьера ,а П. Флинна и других. Дается подробный анализ проблемы лархаического синдрома и связанной с ним дискуссии в отечественной этнологии, в свете современных подходов семиотической антропологии и на основе информационных теорий социо- и культурогенеза .
Относительно феноменологии архетипических символов исследователи не пришли к единому мнению ни по поводу архетипического, ни по поводу символического. Однако, вне зависимости от степени лархетипизации символа в разных социальных и психологических концепциях, понимание влияния надличностных факторов на ход процессов культуро- и социогенеза, так или иначе находит отражение во всех социологических теориях, в которых исследуется символ как важный фактор социальных процессов - в бихевиоризме Г. Мида , в феноменологической социологии А.Шютца , в онтологии символа Т. Парсонса , в символическом интеракционизме Г. Блумера , в структурной социологии С.Эйзенштадта , в теории символа Н.Элиаса. В сравнительном анализе классических социологических теорий символа О.А.Кармадонов показывает, что практически у всех теорий, школ и направлений социологии в области понимания феноменологии символа больше общего, чем различного . Это вполне иллюстрируется эвристикой Толкотта Парсонса, примирившего символ и со структурой и с действием, в результате чего лабсолютная несовместимость теории социальных систем, идей бихевиоризма и символического интеракционизма оказалась не такой уж абсолютной. Не зависимо от того, чем являются символы - продуктами спонтанной деятельности архетипической психики , образной проекцией глубинных психологических структур, или результатом осмысления историко-культурного наследия своего народа в процессе социализации личности, большинство исследователей сходится на том, что символические системы выражают историко-культурную обусловленность социального мира и коммуникативных принципов . Данный аспект исторического развития традиционных сообществ, вовлеченных в процессы модернизации, является одной из центральных тем международных научных дискуссий еще и потому, что способствует понимаю механизмов дестабилизации, маргинализации и экстремализации локальных культур, и, соответственно, возможных путей их преодоления .На основе интерпретаций различных научных подходов к социальной и культурогенной функции символа, в рамках настоящего исследования вырабатывается особый взгляд на его системообразующий феномен. Системообразование как базовый инстинкт проявляется во всем процессе развития человеческой мысли на пути от космогонических интерпретаций мироздания к научному знанию . И если выживание животного зависит от инстинктов, то выживание человека как существа, живущего за счет специфического способа деятельности, основанного на лабстрагированной системе внебиологических средств, благодаря которой направляются в социально значимых руслах биологические потенции человеческих индивидов и осуществляются процессы индивидуальной и коллективной деятельности людей зависит, соответственно, от другого специфически человеческого внебиологического инстинкта. Этот внебиологический инстинкт самосохранения условно назовем линстинктом гармонии смыслов. Способность человека жертвовать своей конкретной жизнью ради неких абстрактных убеждений убедительно доказывает, что инстинкт гармонии смыслов доминирует над биологическими инстинктами, относя к области смыслообразования саму феноменологию жизни человека, как существа одновременно биологического и надбиологического. В свете передовых культурно-антропологических теорий этот тезис выглядит чем-то большим, чем просто метафорой. Одной из глубочайших, едва ли не инстинктивных потребностей человека является стремление к гармонии, выражающееся в постоянном упорядочении, структурализации и классификации мира феноменального и мира умопостигаемого. Человек как будто всегда подсознательно ощущал чужеродность всего окружающего, собственную заброшенность и уязвимость, но, сознательно протестуя против этого, всегда стремился приблизить к себе мир, убеждая себя в родственности своей всему сущему (тотемизм), в разумности этого сущего (анимизм), в возможности взаимодействия с ним (магия), в изначальной положительной его направленности и лопекающей сущности (религия), и, наконец, в познаваемости (философия, наука). Очевидно, что стремление к гармонииа есть, по сути, стремление к сохранению человеческого рода в витальной и ментальной плоскостях . Очевидно и то, что инстинкт самосохранения человека, - животного, висящего в паутине смыслов, сотканной им самим, спроецированный на выше названные плоскости, реализуется в исключительно информационной парадигме, что порой означает то, что в некоторых ситуациях, детерминированных этнической культурой, продолжение физического существования оказывается не совместимо с существованием человеческим . И наоборот, гибель человеческого тела является условием продолжения жизни человеческой личности. Такими дилеммами, к примеру, полна социальная история Японии с ее культурой самоубийств, позволяющей сохранить лицо. Этим же отличается подавляющее большинство из случаев суицида в армии, когда человеку оказывается более предпочтительным расстаться с жизнью, чем жить с поглощающей ее смысл системой лценностей дедовщины. Эта печальная закономерность становится понятной, если учесть тот, уже доказанный факт, что символ был активным фактором антропогенеза, то есть не просто создавался человеком, но и создавал человека. О семиотических принципах антропогенеза Клиффорд Гирц писал следующее: Что произошло с нами (людьми - К.Б.) в ледниковый период - это то, что мы были вынуждены отказаться от систематичности и точности детального генетического контроля над нашим поведением <Е>. Чтобы восполнить недостаток информации, требующийся для того, чтобы мы были в состоянии действовать, мы были вынуждены, в свою очередь, все в большей и большей степени полагаться на культурные источники - аккумулируемый фонд значимых символов. Таким образом, данные символы - не просто выражения, инструменты или абстрактные корреляты нашего биологического, психологического и социального бытия; они - его необходимые условия. Без людей нет культуры, это несомненно, но в равной степени - что более примечательно - без культуры нет людей .
В поисках витальной и ментальной феноменологии символа исследователи семиотических систем идут еще дальше, за пределы социокультурной обусловленности, за которую выносит и область происхождения архетипов коллективного бессознательного, относя ее, согласно предположению Ю.М.Лотмана, к объективным законам мироздания . Но проблема социально-антропологического понимания архетипа состоит не в существовании объективных законов, а в способности человеческого сознания, его фундаментальных когнитивных структур, их обнаруживать и интерпретировать. Эта способность предполагает наличие неких констант сознания, точнее, когнитивных принципов, обеспечивающих возможность познавательной активности человека, качестве которых, в рамках настоящего исследования, рассматривается феномен архетипа, являющихся выражением фундаментальных когнитивных процессов, обеспечивающих мышление такими качествами как системность, образность, смысловая многомерность и т. д.. Конкретизация архетипов в круге базовых когнитивных структур осуществляется на основе предшествующих настоящей работе исследований древнейших функционирующих мифоритуальных систем. Так например, мифоритуальные системы древней Японии, наполнив в свое время метафизическим смыслом идеологические оболочки политогенеза, и продолжающие сохранять социо-культурную актуальность по сей день, позволяют выявить их связь с базовыми когнитивными принципами человеческого сознания как такового. Например, класс богов мусуби-но ками, представленных в космогоническом мифе в качестве неперсонифицированной креативной силы, есть не что иное как интерпретация когнитивной категории системного порядка, выраженной в сакральном коде, но не утратившей своей этимологии. Мусуби-но ками дословно - божества связи, в широком смысле слова, системного порядка, который в языке многих народов мира есть синоним осуществления, зачатия (лзавязь плода, вязать собак), креации - космогонии. С тех пор и по сей день для японца сакрально обозначить предмет - это повесить на него веревку, священный шнур симэнава. Аналогичное семиотическое значение субститутов жизненной силы имеют в мировой культуре пояса; их семиотическое значение универсально, и дембельские ремни современных солдат не являются исключением, напротив, их семиотический статус максимально высок, и эти сакрализованные ремни являются основными инструментами в ритуалах солдатских инициаций, спонтанно сложившихся практически во всех воинских коллективах. Другой пример методологической обоснованности сравнительной мифологии для анализа культурных процессов современных обществ дает еще один эпизод древнейшей мифологии японцев, имеющий этологический характер. Речь идет о маркировании структуры космоса богом-демиургом посредством собственных физиологических отправлений. Принцип аналогичного переосмысления физиологии в системе актуальных социообразующих символов, который мы наблюдаем на примере физиологического символизма армейских доминантных отношений, говорит об архетипизации сознания, вовлеченного в специфическую ментальную среду режимных сообществ.
На основе методологически интегрированного разнообразия теоретических подходов ва з2 Символическое и физиологическое: образ тела и образ мира второго раздела второй главы, анализируются конкретные проявления архетипического символизма в организации социального взаимодействия среди военнослужащих и его ритуальной институализации. Анализ осуществляется с учетом новейших достижений в области этологии и структурной мифологии , позволяющих сопоставить и интерпретировать актуализацию частей тела и физиологических актов в качестве символических инструментов социального структурирования.
Иерархические отношения оформленные в системе символов, охватывают не только предметный мир личности и подсистемы жизнеобеспечения, но подвергают символической трансформации и ее психофизиологические состояния - сон, физиологические функции, санкционируют знаковую трансформацию самого человеческого тела посредством татуировок, шрамов и генитальных операций, направленных на статусное лулучшение половых органов всевозможными надрезами и имплантантами. Эти статусные демонстрации тела, специфические для современных экстремальных групп, некоторых архаических сообществ, а также и некоторых видов высших животных являют собой свидетельства символического переосмысления физиологии , и свидетельствуют о глубине распада смысловых информационных объемов культуры - а именно, до первичного уровня моносемантики, на котором единственным средством воспроизводства и ретрансляции социально-значимых смыслов оказывается тело.
В символическом осмыслении/восприятии собственного тела состоит начальная фаза социогенеза сознания, которая, судя по данным структурной мифологии, отражает ранние стадии культурогенеза. В частности антропоморфный принцип космогонии представляет человеческий организм и продукты его жизнедеятельности в качестве аллегории структурных компонент мира и законов их функционирования, а в некоторых архаических мифах физиологические акты богов и героев акцентированы в качестве архетипа территориальной деятельности по обустройству вселенной. Судя по совпадению этих данных с материалами этологов по знаковым коммуникациям животных, семиотическое моделирование социального поведения не является прерогативой человека. Как и информационная активность в широком смысле слова.
Физиологический акт, переосмысленный и символически реализованный как акт социальный, и, более того, социогенный, высвечивает те глубины социогенеза, на которых происходит перезагрузка социальных отношений в современной армии. Актуализация физиологии в системе социального смыслообразования в сообществе современных военнослужащих, и его структурно-семиотическое сходство с ранними культурными и протокультурными формами, позволяет сделать вывод о том, что следствием десоциализации гражданских личностей в армейских режимных сообществах является десемиотизация их информационно-коммуникативного поля взаимодействия, в которой роль блокированных институтов культуры выполняют бессознательные когнитивные структуры и их динамические алгоритмы. На их основе осуществляется последующая ресоциализация в качестве членов солдатского сообщества, с преодолением пустыни бесстатусности, сопровождающимся мерами ритуального унижения хейзинга, присущего мужским союзам . Процесс ресоциализации сопровождается полисемантической прогрессией во всех областях системы жизнеобеспечения солдата по мере его продвижения к вершине иерархическойа пирамиды - демобилизации. Этот путь отмечен актуальными для армейской субкультуры социокультурных символов, становящихся по мере повышения социального статуса солдата маркерами его социально-антропологической идентичности. Это - оружие, татуировки, прически, алгоритмы речевых и пищевых коммуникаций, предметно-символических ряд, оформляющих так называемые сто дней до приказа, и другие. Семантическое значение символических маркеров идентичностиа рассматривается в з3 Семиотический статус актуальных социо-культурных символов.
Критерием и негативной точкой отсчета, относительно которой осуществляется идентичность социума от обратного, выступает образ антипода, сконструированный с целью репрезентации небытия - экзистенциального абсурда, в состояние которого приводит человека его социальное не соответствие, отдельно рассмотренное С точки зрения семиотики рассматривается социально-символическая роль париев режимного сообщества, тех, на которых не распространяются принципы социального осуществления, в которые воплощается идея семантического уничтожения человеческого существа воплощается в низших и наиболее бесправных кастах иерархии дедовщины - так называемых чмо. В качестве феномен парии дедовщины исследуются в 3-м разделе Образ антипода в мобилизации социальных систем.
По своему положению с чмом сопоставимы духи. И тем, и другим не положены права и блага, а положены только обязанности и страдания. И дух и чмо обязаны страдать, т.к. их страдания признаются социально ценными. Но, если социально униженное (а, семиотически - уничтоженное)а состояние духа временно, и всей компенсаторной системой дедовщины им гарантировано неизбежное социальное воплощение, и предписано наслаждение благами, то положение чмо не меняется на протяжении всего срока службы, до самого момента демобилизации и в их подавлении и гонении объединяются все страты армейского социума - как неформальные, так и формальные. Известно гораздо больше случаев, когда в гонении чмо офицеры солидаризировались с дедами, чем когда офицеры вставали бы на сторону чмо и отстаивали бы их права. Социальная функция чмо - это: a) персонификация границ бытия (социума, мира вообще) и небытия, предела, за которым простирается враждебный мир внешних и внутренних антиподов - шакалов (плохих офицеров) и чмырей (всеми презираемых изгоев и париев); b) персонификация границы самой человеческой сущности, и что характерно, весь комплекс обращений со чмом со стороны большинства призван подчеркивать в нем не только социльного, но и биологического антипода; c) как антипод, чмо персонифицирует собой антогонистические принципы - всеуравнивающий, растворяющий, энтропийный принцип уставщины, которому противопоставлен принцип реализации личности ва социальной системе статусных воплощений дедовщины. Стать чмырем или чмом - значит пройти путем семантических этико-эстетических несоответствий и сорваться в пропасть экзистенциального абсурда. Как заметил Л.Гудков, если в доминантных отношениях социальной системы дедовщины, здесь жертва и насильник различаются только фазой цикла насилия, а не существом, не антропологически, то чмо - не только являются исключением из правил, но персонифицируют собой сам принцип антропологического исключения вообще - то есть исключения себя из числа полноценных человеческих существ. Социальная мобильность, правило перехода из фазы жертвы в фазу насильника на них не распространяется, переходная обрядность для них не действует. Социальное осуществление этих недосуществ невозможно.
Примечательно, что в этико-эстетических канонах дедовщины дембель ритуально изоморфен чмо. Существует правило - дембель должен быть чмошным. То есть своей грязной военной формой и отстраненныма поведением дембель - лицо собирающее покинуть армию, - символически демонстрирует свою социальную смерть, и в этом смысле он изоморфена прочим изгоям, с той лишь разницей, что он покидает лэтот мир с вершины пирамиды, а чмо едва дотягивает и до уровня дна. В культурно-символической значимости данной бинарной оппозиции, воплощенной в социально востребованных ролях аутсайдеров верха и низа проявляет себя архетип трансцендентного .
Феномен чмо состоит в социо-культурной миссии антипода, которую он несет в режимных сообществах, и в которой эти сообщества нуждаются, будучи лишенными, в силу тотальной синхронии их актуального информационного поля, других критериев собственной социально-антропологической идентичности. Всевозможные абсурдные типы, социальные антиподы являют собой воплощение идеи небытия или скверны мира, выполняюта важную социальную миссию - обозначают самим фактом своего парадоксального существования границы бытия, утверждая принципы социальности от обратного. Благодаря антиподам любой член социума, испытывающий дефицит позитивных факторов идентичности, и будучи не в состоянии внятно самому себе сказать кто есть я, может указать на антипода и сказать примерно следующее ля могу не знать, кто есть я, но я точно знаю, что я - не есть он. Мы не антиподы, антиподы - не мы. Такое положение вещей с экстремализацией идентичности требует соответствующей процедуры репрезентации. Семиотически состояние армейских чмо, лагерных лопущенных, или палево дисциплинарных батальонов воспроизводит архетип жертвоприношения, притом это не просто метафора или внешнее сходство, но активная социообразующая функция, аналогичная той, которую описал Мишель Фуко на примере фармака - того же архетипического персонификата идеи человеческих жертвоприношений из древнегреческого полиса, который в армейских казармах персонифицирует чмо.
В некоторых сообществах общественный интерес к функции антипода - к символической функции негативной социальной мобилизации, оформлялся в областях религиозного сознания, и составлял семиотический фокус идеи жертвоприношения. Важно заметить, что, как и древнегреческий полис, солдатский коллектив при глумлении над изгоем, которое позволено каждому не зависимо от его места в иерархии, переживает общее единение. И дух и дед, чьи положения совершенно полярны, могут совершать в отношение чмо одинаковые насильственные действия, и это признается социально ценным, поскольку семантически закрепляет принадлежность и духа, и деда к некому социальному единству. Таким образом, антиподы выполняют важную социализаторскую миссию - они демонстрируют своим примером всем новобранцев, как жить не нужно. Так что принципы социальной мобильности дедовщины парадоксальныа лишь на первый взгляд. Они примитивны, и тем эффективны, абсурдны, но логичны: первый год ты - никто, второй год ты - все. Этот путь наверх связан с физическими страданиями и моральным унижением личности, которое воспринимается в качестве средства посвящения, требующего от человека, в логике инициации, преодоления самого себя.
В 4-м разделе Инфантильность и насилие дается интерпретация инфантильности и характерного для него неосознаваемого насилия, как одного из последствий десоциализации.
В 5-ом разделе Трансформация социальных смыслов в семиотической деградации культуры. Армейские маразмы: от диктатуры абсурда к культуре абсурда на конкретном материале солдатского фольклора рассматривается динамика смысловых инверсий в самих принципах построения информационного поля культуры. В з1 Социальных этологический, семитический аспекты смеха на примере фольклорного жанра, получившего в солдатской среде название лармейских маразмов, проводится анализ социально-психологических функций юмора в армии. В з2а Ритуальное смехотворчество рассматривается аспект формализации смеховой культуры, в котором обнаруживаются ритуальные аспекты юмора и его формул, ориентированных на их циклическое повторение. В этих формулах в юмористической форме обыгрываются нормы и практики доминантных отношений дедовщины, и, таким образом, в ритуальном смехотворчестве подчинено задаче снятия психологической напряженности, посредством перевода смысла насилия и доминантных отношений в игровой формат.
В з3 Юмор, пафос и абсурд как фазы семиотической трансформацииа в социальном смыслообразовании. Проводится интерпретация семиотики специфического армейского юмора, и делается вывод о том, что в трансформации смыслов, в их причудливых комбинациях и сюрреалистических превращениях как это высказывание - лот забораа до обеда, в котором происходит абсурдное превращение пространства/времени.а В специфическом армейском юморе происходит трансформация семиотического поля культуры, в которым абсурд выступает в качестве адаптивного средства информационной трансформации, защищающего сознание личности от механических репрессивных и намеренно бессмысленных действий со стороны системы. Делается вывод относительно того, что в семиотической инверсии абсурда, превращающегося из инструмента подавления личности в средство воссоздания ее психологической свободы, проявляет себя общая адаптивная функция культуры.
6-й раздел Искусство и социальная идентичность в армейском контексте посвящен рассмотрению формирования искусства и его канонов в рамках солдатской субкультуры, в поле которого происходит окончательное изживание, преодоление персонального унижения личности,аа в проекции его мифологизации и героизации. В з1 Атрибуты и индустрия демобилизации как художественного акта описывается проблема формирования предметного комплекса, составляющих атрибуты полноценного (с точки зрения эстетических норм дедовщины) солдата, готового достойно уйти на дембель. В з2 Дембельский альбом и визуализация социально-психологических энергий анализируется роль изобразительного искусства, канонизированного в институте дембельского альбома, как средства репрезентации армейской идентичности, ценностей,а и их апологизации. В з3 Неформальное солдатское творчество в армиях других стран проводится сопоставление изобразительного искусства у солдат российской армии и армий других стран. Рассматривается проблема легитимности неформального творчества с точки зрения официального распорядка. При принципиальном сходстве сюжетов неуставного творчества военнослужащих России и европейских стран принципиально различаются реакция командования на комплекс неформальных солдатских практик - в российской армии неформальные практики запрещены и преследуются как проявление неуставных отношений, в других армиях, напротив, неформальные практики легализованы и инкорпорированы в состав формальных. Легализация естественных потребностей военнослужащих в самовыражении позволяет избежать лишнего напряжения между областями формального и неформального. Но, в то же время, в исследованииа демонстрируется культурогенный характер этого напряжения.а Дедовщина, в своем противостоянии уставщине, рождает целую систему альтернативной культуры со своим фольклором, поэзией, эстетическими канонами, социальной памятью, символическими системами коммуникации и т.п. В фольклоризации реальности происходит преодоление агрессии и насилия путем их символизации, и, в итоге,а преобразование деструктивного экзистенциального абсурда в семантический конструктивный.
7-й раздел Метаморфозы культуры в режимном сообществе посвящен анализу факторов психологической устойчивости личности процессам десоциализации, позволяющим солдату сохранить идентичность общему гражданскому, культурному, человеческому состоянию. В качестве таких средств выделяются информационно-коммуникативные системы и стратегии, направленные на поддержание диахронных связей с той культурной средой, в которой прошла основная социализация личности до того, как положение солдата потребовало ее ресоциализации. Описаниям конкретных средств, способствующих самосохранению личности в экстремальных сообществах, посвящены соответствующие параграфы: з1 Культурно-психологическая роль солдатского письма, з2 Рационализация повседневной деятельности, з3 Образование и культурный бэкграунд личности солдата, з4 Позиция аутсайдера в режимном сообществе.
В качестве вывода данного раздела и главы в целом следует отметить, что диахронные связи в условиях армейской десоциализации-ресоциализации - это связи между Я-сегодня и Я-вчера, достигающиеся путем синхронных связей солдата со своей родной социо-культурной средой посредством переписки, рационализации деятельности, образования и сознательно аутсайдного положения себя по отношению к нормам и ценностям дедовщины, обеспечивая его личности своего рода иммунитет против участия в системно организованном и общественно санкционированном насилии.
Глава III Режимные сообщества и гражданское общество. Факторы социальной экстремализации. В третьей главе рассматривается эффект влияния доминантных принципов организации взаимоотношений в режимных сообществах на гражданское общество. Это влияние обеспечивается объективно-историческими обстоятельствами, наиболее важное из которых рассматривается в 1-м разделе Военная история как фактор национальной идентичности. Среди факторов общенациональной интеграции на протяжении всего XX века доминируют мобилизационные милитаристские факторы, которые на протяжении второй половины XX века выводятся в проекции сверхценностей так, что образ армии участвует в формировании национальной идентичности. В логике социализации мужского населения, с позиций которого армейский опыт в российском общественном сознании понимается в качестве школы жизни, армия приобретает архаическое значение инициации и апологизируется с позиций экзистенциального опыта, сливающимся с историческим опытом народа и государства.
Военная история всегда оставалась областью мобилизации общественного сознания в России. Мифологема славы русского оружияа на протяжении XX-го века остается одним из факторов мобилизации исторической памяти народа, обеспечивая связь советского народа с русским-досоветским и русским-постсоветским.
После Великой Отечественной войны сложился алгоритм этнической идентичности - русские - это те, кто побеждают в справедливых войнах, который выкристаллизовался в предельно краткую формулу: Народ-победитель. Армия становится одним из главных институтов мобилизации этнического и национального самосознания.
Этот мощный идеологический потенциал оставался неисчерпаемым на протяжении всех последующих десятилетий вплоть до распада Советского Союза. И, более того, образ победоносной Советской Армии остается одним из немногих безусловно консолидирующих общественное сознание факторов и сегодня. Тем не менее, в исторических и социальных науках представлены не все аспекты влияния идеологического культивирования военных ценностей на общество мирного времени, тогда как очевидно, что социум в мирное время требует иных интеграционных механизмов, чем в военное. Военизированная идеология в миром социуме нагнетает повышенное психологическое давление и производит избыток энергии, которая ищет и находит выход в деструктивном и самодеструктивном поведении бывших военных, не сумевших адаптироваться к гражданской жизни. О том, что эта проблема является не просто социальной или государственной, но является проблемой российской культуры второй половиныа XX века, умалчивают труды историков и социологов, но красноречиво свидетельствует тот факт, что проблема десоциализации и ресоциализации военного поколения нашла отражение в национальной поэзии .
Тот мощный социокультурный мобилизирующий потенциал, который имел Советская армия во второй половине XX века, обеспечивал общий исторический фон для трансляции принципов внутриармейских отношений в гражданское общество. Этот потенциал продолжал действовать и тогда, когда вооруженные конфликты постсоветского периода потребовали их легитимации в общественном сознании, и реализовались через каналы общественно актуального смыслообразования . Теми же каналами, и с той же санкцией осуществляется ретрансляцияа экстремальных принципов культурогенеза режимных сообществ в гражданское общество.
Во 2-м разделе Фактор этничности в режимных сообществах советского и постсоветского периодаа рассматривается восприятие иноэтничности в армии. В з1 Бытовая ксенофобияа рассматривается факты проявления бытовой межэтнической розни в армейских сообществах позднего советского периода, на уровне как этнических стереотипов, так и реальных спонтанных конфликтов на почве межнациональной розни. В з2 Землячества рассматриваются альтернативные дедовщине, и, в то же время, являющиеся ее разновидностью, системные доминантные отношения, организованные по национальному признаку. В з3 Конструирование иллюзий и упадок лидеологической работы рассматриваются причины недееспособности советской идеологии в армейских подразделениях. В заключение раздела делается вывод о том, что бытовая ксенофобия в поздней советской армии была своего рода как индикатором общих процессов советской дезинтеграции.
а3-й раздел Каналы трансляции принципов экстремального культурогенеза режимных сообщества в гражданское общество рассматривает аспекты влияния культуры режимных сообществ и их культурогенные принципы на гражданское общество от его рядовых слоев до элиты.
В з1 Кастовая изоляция и десоциализация элит рассматривается проявление принципов семиотической трансформации смыслового поля культуры в условиях социальной изоляции на примере деятельности элит, формирующих социально-политические смыслы. Некоторые символические принципы самоорганизации социума в условиях режимной кастовой изоляции, свидетельствующие о семиотической редукции коммуникаций, прослеживаются на разных уровнях, вплоть до высших чиновников. Десемиотизация социальных интеракций на уровне элит также прослеживается в ряде случаев до первичного уровняа моносемантики, и проявляется в социальной, и более того, политической актуализации физиологического таксона. Депутат Парламента, реагирующий на внешнеполитические проблемы продюссированием порнофильма, или высоранговый чиновник общающийся с оппонентами на языке физиологических образов, или вещающий на том же языке авторитетный журналист - все это примеры семиотической редукции политического поля культуры, проявляющийся в символических инверсиях информационного и физиологического таксонов. Причина тому - десоциализация элит, наступающая вследствие их кастовой самоизоляции, утраты обратной связи с обществом, - в целом, синхронизации культурно-значимой информации в рамках одной социальной страты, с культурно-антропологическими последствиями, аналогичными тем, который мы наблюдаем в режимных экстремальных группах. В результате десоциализации элит гражданское общество, после периода своей открытости, переходит на новый виток режимности, с характерными принципами негативной мобилизации , реализующимися посредством всевозможных фобий, и нуждающимися в компенсации посредством нового героического мифотворчества. Современные телекоммуникацииа обеспечивают беспрецедентный уровень синхронной трансляции данного вида культурно-значимой информации.
В з2 Образ армии в социальной мобилизации общества рассматриваются социальные, гендерные, возрастные и профессиональныеа факторы восприятия армии гражданским обществом. Рассматриваются пути перенесения доминантных принципов иерархических режимных сообществ в различныеа социальные и профессиональные страты гражданского общества, характерные для различных исторических периодов - советского и постсоветского.
Принципы дедовщины успешно распространяются, посредством своего мощного адаптивного аппарата, в гражданском обществе не только в пространстве, но и во времени, охнватывая систему социализации подростков. Шлюз этого канала открывают многие гражданские институты, специально ориентированные на молодых людей, отслуживших в армии. Так, например, в 1980-е годы это были педагогические вузы, при поступлении в которые те пользовались льготами нвнеконкурсного зачисления, и где в результате на определенных факультетах установились порядки дедовщины: будущие учителя труда и физкультуры воссоздавали привычную иерархию. Другой пример - милиция, в ряды которой набор кадров осуществляется преимущественно из лиц, прошедших армию. В результате, мы видим как традиционная для российской культуры инверсия силы закона в закон силы находит конкретное социальное воплощение. В постсоветский период легитимизация насилия в массовом сознании приобрела законченный и злокачественный характер, когда закон силы уравнял в едином образе восприятия и правоохранительные органы, и криминальные структуры, и подразделения спецслужб. В процессе трансформации тоталитарных принципов правопорядка в экстремально-демократические, насилие перестает быть прерогативой государства, но остается социально-значимым фактором, и поэтому лица, имеющие армейский опыт насилия, остаются востребованными в специфических нишах гражданского общества.
Система легитимизации принципов организации режимных сообществ в гражданской системе культурных смыслов отражена в романтизации армии с точки зрения экзистенциального опыта личности. Романтизация армии - один из механизмов преодоления психологических травм в результате приобретенного опыта объекта и субъекта системно организованного насилия. Но, в то же время, апология данного опыта в качестве экзистенциального приводит к его дальнейшей репродукции на разных уровнях социальной жизни бывших военнослужащих в гражданском обществе - от реализации доминантной модели в собственной семье, до принятия репрессивных факторов социально-политическогоа управления в качестве естественных и безальтернативных.
В Заключении подводятся итоги и резюмируются общие для диссертационого исследования выводы.
Кризис и трансформация культуры в армейском социуме является выражением распада информационного поля, то есть проблема системно организованного насилия есть проблема семиотическая.
Лиминальное состояние человеческой массы, хаотично набранной из индивидов, сонциализированных и сформировавшихся в разных культурных, социальных, этнических, религиозных, образовательных и прочих традициях, приводит к эффекту культурного вакуума - состоянию, при котором ни одна из инфорнмационно-коммуникативных и ценностных систем не является общественно значимой. В состоянии культурного вакуума общечеловеческие ценности также не имеют никакого значения для группы в целом.
Культурные, мировоззренческие модели и поведенческие программы, которыми люди до армии руководствовались в своей культурной среде, перестают работать, то есть становятся непонятными и предельно упрощаются.
Снятие или переадресация ответственности и тотальная автоматизация деятельности переводит моральные эмоции и интеллектуальные качества личности в разряд неосновных факторов социальной адаптации. А посколькуа именно моральные эмоции и интеллект являются принципами саморегуляции социума, постольку их блокада приводит к самоорганизации сообщества на других, экстремальных принципах. Социообразующая роль блокированных институтов нормативной культуры - права, закона, традиций, морали, и т.п. в социуме культурного вакуума переходит ка базисным когнитивным структурам, в результате, самоорганизация режимных сообществ осуществляется благодаря реактуализации архетипических алгоритмов культуры, на основе которых выстраивается система иерархии и доминантных отношений. Она проявляются в комплексе статусных символов и поведенческих стереотипах. Архаизация общественного сознания непосредственно связана с процессами десоциализации и ресоциализации личности. Лиминальность представляется следствием десоциализации .
Десоциализирующие факторы полностью соответствуют признакам, характеризующим положение человека в армии:
- изоляция от внешнего мира;
- постоянное общение с одними и темиа же людьми, с которыми индивид работает, отдыхает, спит;
- утрата прежней идентификации, которая происходит через ритуал переодевания в спецформу;
- переименование, дополнение имени номером и получение статуса в режимном сообществе;
- замена прежней индивидуальной обстановки на новую, обезличенную;
- отвыкание от прежних индивидуальных привычек, ценностей, обычаев и привыкание к новым общим;
- утрата свободы действий.
То воспитание и тот культурный опыт, которые человек получал с детства, определяется противоположными факторами социализации: отсутствие изоляции от внешнего мира, общение с разными людьми, укрепление прежней индентификации, широкая свобода действий, - не могли подготовить его к социализации в подобных условиях.
Межличностные отношения в лиминальных и десоциализированных сообществах протекают за пределами как общечеловеческих, так и присущих основному гражданскому (нережимному) обществу этических и нравственных понятий, так как здесь, в процессе ресоциализации, формируется своя альтернативная этика и нравственность, кодифицированная альтернативными системами статусных символов.
Процессы десоциализации и семиотической деградации соотносятся с архетипической стереотипизацией общественного сознания в режимных сообществах, отличающихся предельной степенью синхронизации потоков культурно-значимой информации. В ходе десоциализации/десемиотизации происходит переход от полисемантике к моносемантике: возврат социо- и культурообразующих механизмов к первичному уровню знаковых систем, на котором происходит знаковое переосмысление и переоформление не только элементов системы жизнеобеспечения, но самого тела и физиологии.
На основе анализа системообразующих функций фундаментальных когнитивных структур делаются следующие выводы относительно нелинейного развития культуры и обратимости принципов культурогенеза:
- редукция символического коммуникативного поля в режимных сообществах говорит об обратимости процессов культурного развития, возвращающей человека к нулевой семиотической фазе его специфически человеческой, внебиологической информационной эволюции;
- за социально-статусным кодированием тела и физиологии в режимных сообществах прослеживается тенденция десемиотизации социальных отношений, в которой бессознательные когнитивные структуры актуализируются в системообразующем культурогенном качестве, принимая на себя функции блокированных институтов нормативно-правовой культуры. Важно то, что в этом алгоритме архетипических реактуализацийа открываются не только и не столько культурная деградация, сколько фундаментальный принцип культурогенеза, он же - принцип самосохранения культуры. Архетипы коллективного бессознательного (в их числе нормативно-символическая реактуализацияа физиологии) предстают в своем фундаментальном качестве - в качестве ключевого и стартового фактора системной организации человеческой и, как показывают достижения современной этологии, дочеловеческой информационной активности.
Сравнительный кросс-культурный материал по реактуализации архетипических черт культуры в периоды социально-исторических кризисов, наблюдаемый у многих народов мира в период стремительной модернизации, убеждает в том, что структуры коллективного бессознательного актуализируется тогда, когда обширный социальный кризис не оставляет обществу оснований для конструктивной консолидации и позитивной идентичности.
Фундаментальные когнитивные структуры оказываются последней системообразующей инстанцией, способной на основе базисных алгоритмов системообразования, (в которых, собственно, и состоит феноменология когнитивных структур), остановить процессы дезинтеграции социального сознания, предотвращая тем самым его окончательный распад.
Факты актуализацииа физиологических актов в качестве социально-нормативных, показывают что человеческие сообщества в векторе упрощения систем взаимодействия способныа в своей адаптивности переходить на семиотические интерактивные стадии, характерные для высших животных.
В то же время и на тех же примерах, мы наблюдаем, как в своей культурогенной функции срабатывают архетипические структуры человеческого сознания. Как стремительно, и с какого уровня происходит перезагрузка социальных отношений и культурных норм. Как стремительно на этой основе формируются формы высокой культуры - поэзия, музыка, изобразительное искусство.
Итак, человеческое сознание от крайних и необратимых фаз деградации в условиях жесткой и последовательной десоциализации и культурного вакуума спасают его внутренние алгоритмы самосохранения, выступающие в качестве механизмов самосохранения культуры, под важнейшим из которых понимаются и такие фундаментальные принципы когнитивной активности как принцип системного порядка, обеспечивающий саму возможность познания, и принцип информационной асимметрии, реализующийся в феноменологии символа, - такого состояния информационного поля, благодаря которому возможна концентрация многоуровневых информационных объемов. То есть символ - это возможность преобразования информации о вещи в бесконечной проекции ее смысловых значений. Асимметрия предполагает неравенство предмета и его значения, чем обусловлена феноменология таких категорий, как смысл и системность, а также и феноменология самой информации, которая заключается в асимметричном состоянии реальностей и самой познавательной деятельности.
На выявленной архетипической основе в армии начинается регенерация культурных норм, которая, тем не менее, не может принять совершенный вид потому, что армейские традиции остаются культурным субстратом: образуя среду, в которой происходит десоциализация и ресоциализацияа индивидов, они не являются средой первичной социализации личностей. В формировании неуставного права представлена не столько реставрация традиционных правовых систем, сколько кристаллизация новых, однако на основе базовых принципов когнитивной активности, обеспечивающих саму возможность генерирования новых смыслов.
Видимо, в силу своего семиотического постоянства, а также коммуникативного и системообразующего потенциала, элементарные когнитивные процессы сохраняют резерв возможностей для регенерации культурных связей, даже в ситуации распада культурной традиции. И мы видим результаты этого процесса, протекающего параллельно с процессами ресоциализации. В дедовщине мы видим системно организованное насилие и ритуально канализированную агрессию. Но, мы также видимаа рождение новых правил, новых традиций, новых обычаев, нового фольклора, изобразительных канонов. И мы видим, как в этих новых формах мировосприятия проявляются черты, хорошо знакомые этнографам по материалам архаических и традиционных культур - те, которые в процессах модернизации представлены в рудиментарных формах. Полевой материал данного исследования позволяет поставить вопрос о роли культурных и социальных рудиментов. В экстремальные, кризисные моменты социокультурных трансформаций второстепенные элементы культуры могут принимать на себя стабилизирующие функции первостепенных, и это обстоятельство делает востребованным в исторических науках новые социально-антропологические подходы.
Основные проблемы, рассмотренные в диссертации, нашли отражение в следующих работах автора:
Монографии, брошюры
1. Антропология экстремальных групп. Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии. М.: ИЭА РАН, 2002. C.400
2. The Anthropology of Outlying Groups. Moscow: IEA RAS, 2000. C.62
3. Антропология экстремальных групп. Программа курса для специальности Усоциальная антропологияФ. М.:РГГУ, 2000. C.24
Статьи в журналах по списку ВАК
4. Потому что абсурдноЕа Семиотика насилия в метаморфозах социогенеза // Одиссей, 2005. C.261-278
5. Антропология экстремальных групп. Доминатные отношения среди военослужащих срочной службы Российской Армии // Этнографическое обозрение. 2001, №1. C.112-141
6. Армия глазами антрополога. К исследованию экстремальных групп //а Мир России. 2000, №4. С.125-134
7. Международный конгресс История Арктики и субарктических регионов (В соавторстве с Н.А.Месштыб) // Этнографическое обозрение. 1999, №1. C.145-147
8. VIII Международный конгресс Общества охотников и собирателей CHAGS-8. (В соавторстве с Н.А.Месштыб) // Этнографическое обозрение. 1998, №6. C.130-134
9. Представления о жизненной силе в традиционных японских верованиях // Этнографическое обозрение. 1997, №3. C.86-94
10. Наука и шаманство: диалог мировоззрений // Восток. 1997, №5. С.72-80
Публикации в других изданиях
11. Cэкай кюсэй-кё; Фусо-кё // Народы и религии мира. (Главный редактор В.А.Тишков) М.: БРЭ, 1998. С.836-837, 848
12. Some Ideas on the Principles of Sacral Shaped Areas of the Mohe: Tpward the Reconstruction of Cosmography in Ethnological Methodology // Human-Nature Relations and the Historical Backgrounds of Hunter-Gatherer Cultures in Northeast Asian Forests. (Ed.by Shiro Sasaki). Senri Ethnological Studies. Issue 72.а Osaka: National Museum of Ethnology, 2009. С.153-160
13. Социальная фотосессия. Как фотографировать людей, если ты не фотограф, аа исследователь? // Социальная реальность. 2008, №10. С.10-25
14. Спиритуальные представления чабанов плато Укок // Социальная реальность. 2008, №5. С.22-35
15. Традиционная культура в эпоху глобальных трансформаций // Расы и народы. 2007, вып.33. М.: Наука. С.90-110
16. Стойкие солдатики с оловянными глазами. Механизмы культуры в механическом социуме // Социальная реальность. 2006, №7-8. С.24-37
17. Regimented Communities in a Civil Society // УDedovschinaФ in the Post-Soviet Military. Hazing of Russian Army Conscripts in a Comparative Perspective. (Ed. By F. Dauce and E. Sieca-Kozlowski). Stuttgart: Ibidem-Verlag, 2006. С.29-46
18. Люди плато Укок. Из Полевого дневника этнографической экспедиции 2004-2006 гг. // Полевые исследования института этнологии и антропологии. 2005 год. (Ответственный редактор З.П.Соколова) М.: Наука, 2007. С.278-292
19. Зачем кочевнику недвижимость? Пространственное восприятие номадов в ситуациях перехода к оседлости // Полевые исследования института этнологии и антропологии. 2004 год. (Ответственный редактор З.П.Соколова) М.: Наука, 2006. С.3-13
20. Жизнь в эпицентре. Социокультурный резонанс сейсмических процессов Горного Алтая 2003-2004 гг. // Полевые исследования института этнологии и антропологии. 2003 год. (Ответственный редактор З.П.Соколова) М.: Наука, 2005. С.13-20.
21. Формат казармы. Метаморфозы культуры в режимных сообществах // Отечественные записки. 2005, №5 (26). С.228-243
22. Режимный социум. Антропология деструктивности // Археолог: детектив и мыслитель. (Сборник статей, посвященный 77-летию Л.С.Клейна. Отв.ред. Вишняцкий Л.Б., Ковалев А.А., Щеглова О.А.). СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2004. С.490-499
23. В бесконечности невоплощенных смыслов. (В соавторстве с Е.А.Кузнецовой) // Наука из первых рук. 2004, №2. С.136-149
24. Il Terapeuta Sciamano: per Una Contaminazione Possibile // Idee in Psichiatria. Vol. 4, N.1. Gennaio-Aprile 2004. С.9-14
25. Люди в казармах. Антропологический парадокс // Индекс. 2003, №19. С.207-217
26. Смех и юмора в экстремальныха группах (на примере некоторых аспектов доминантных отношений в современой Российской Армии) // Смех: истоки и функции. (Ред. А.Г.Козинцев)а СПб.: Наука, 2002. С.174Ц186
27. Nuclear Power and the Ecology of Indigenous Culture in the Russian Far East // Aspects of Arctic and Sub-Arctic History (Ed.by I.Sigurdsson and J.Skaptason) Reykjavik, 2000. С.251-262
28. Образы трансцендентного в ритуальном искусстве // Шаманизм и иные верования и практики. М.: ИЭА РАН, 1999. С.150-172.
39. Антропологическая проблематика в поэзии бардов России второй половины - конца XX века // Этнические стереотипы в меняющемся мире. М.: ИЭА РАН, 1998. С.111-131
30. Культ предков. Социальный, политический, мировоззренческий аспекты // Этнос и религия. М.: ИЭА РАН, 1998. С.78-84
31. Отношение мифопоэтического и правового сознания в традиционной картине мира // Обычное право и правовой плюрализм. М., 1997. С. 35-39
Банников К.Л. Наука и шаманство: диалог мировоззрений // Восток. 1997, №5
Маркарян Э.С., Арутюнов С.А. и др. Культура жизнеобеспечения и этнос. Ереван, 1983.а В данном предложении цитируется одно из определений культуры, приведенное в вышеупомянутой монографии, и отвечающее основным теоретическим положениям настоящего исследования.
Кармадонов О.А. Социология символа. М., 2004, с.5
Банников К.Л. Представления о жизненной силе в традиционных японских верованиях // Этнографическое обозрение. 1997, №3
Гирц К. Интерпретация культур. М.: РОССПЭЕН, 2004
Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000. С.258
Бутовская М.Л. Этология человека: история возникновения и современные проблемы исследования // Этология человека на пороге XXI века. М., 1999
Lincoln B. Theorizing Myth. Chicago - London: The University of Chicago Press, 1999
Бутовская М.Л. Мы и они: эволюция социальности в отряде приматов и проблема происхождения человеческого общества // Биоархеология. Вып.1, М.: 2003
Бутовская М.Л. Этология человека: история возникновения и современные проблемы исследования // Этология человека на пороге XXI века. М., 1999; Бутовская М.Л. Язык тела: природа и культура. М.: Научный мир, 2004.
Кон И.С. Челябинская трагедия. Социально-антропологический комментарий// Персональный сайт Игоря Кона.
Банников К.Л. Образы трансцендентного в ритуальном искусстве // Шаманизм и иные верования и практики. М., 1999
Фуко М. Рождение тюрьмы. М.: 1999
Банников К.Л. Антропологическая проблематика в поэзии бардов России второй половины - конца XX века // Этнические стереотипы в меняющемся мире. М.: ИЭА РАН, 1998
Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. М.: Наука, 2001
Образ врага. (Составитель Л.Д.Гудков, ред. Н. Конрадова). М.: ОГИ, 2005а
Асмолов А.Г. Культурно-историческая психология и конструирование миров. Москва - Воронеж, 1996
Turner V.W. The Ritual Process: Structure and Anti-Structure. Ithaca - New York: Cornell University Press, 1977; аGennep A. Van The Rites of Passage. Chicago: Chicago University Press, 1960.
Goffman E. Interaction Ritual Face-to-Face Behavior. Chicago: Aldine, 1967; Goffman E. Relations in Public Microstudies of the Public Order. London: Methuen, 1971
Frank S. Popular Justice, Community and Culture Among the Russian Peasentry 1870 - 1890 // The Worldof the Russian Peasent: Post-Emancipation Culture and Society. Boston: Boston University Press, 1990
Жуковская Н.Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М., 1988; Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983
Кондратьева Т.С. От царской подачи к кремлевскому распределителю // Одиссей. 1999, М.:Наука
Банников К.Л. Люди плато Укок. Из Полевого дневника этнографической экспедиции 2004-2006 гг. // Полевые исследования института этнологии и антропологии. 2005 год. (Ответственный редактор З.П.Соколова) М.: Наука, 2007
Ван Геннеп А. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. М.: Восточная литература,1999
Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983; Turner V. The Ritual Process: Structure and Anti-Structure. Ithaca - New York: Cornell University Press, 1977
Гирц К. Интерпретация культур. М.: РОССПЭЕН, 2004
Singer M. Man's Glassy Essence. Explorations in Semiotic Anthropology. Bloomington: Indiana University Press, 1984; Singer M. Semiotics of Cities, Selves and Cultures. Exploration in Semiotic Anthropology. Berlin - New York: Mouton de Gruyter, 1991
Parmentier R.J. Signs in Society. Studias in Semiotic Anthropology. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 1999
Flynn P.J. The Ethnomethodological Movement. Sociosemiotic Interpretations. Berlin - New York: Mouton de Gruyter, 1991
Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М.: 1989; Geertz C. The Interpretation of Culture. N.Y.: Basic Books, 1973
Mead G.H. Mind, Self, and Society. From the Standpoint of a Social Behaviorist. Chicago: The University of Chicago Press, 1934
Шюц А. Избранное: мир, светящийся смыслом. М.: РОССПЭН, 2004.
Parsons T. The Social System. N.Y.: Free Press, 1951
Blumer H. Symbolic Interactionism. Perspective and Method. Berkley: University of California Press, 1969
Eisenstadt S. Symbolic Structures and Social Dynamics // Structural Sociology. (Ed. by I. Rossi) N.Y.: Columbia University Press, 1982
Elias N. The Symbol Theory. London: Sage, 1991
Кармадонов О.А. Социология символа. М., 2004
Эдингер Э.Ф. Эго и архетип. Индивидуализация и религиозная функция психологического. М., 2000, с. 104
Банников К.Л., Месштыб Н.А. VIII Международный конгресс Общества охотников и собирателей CHAGS-8 // Этнографическое обозрение. 1998, №6
Банников К.Л., Месштыб Н.А. Международный конгресс История Арктики и субарктических регионов // Этнографическое обозрение. 1999, №1
Самойлов Л. Этнография лагеря // Советская этнография. №1990, №1. С.96-108
Кабо В.Р. Структура лагеря и архетипы сознания // Советская этнография. 1990, №1. С.108-113
Концепция программы Архаический синдром в бывшем Советском Союзе. Проблемы возрождения архаического сознания в экстремальных жизненных ситуациях и в закрытых культурных средах // Пространство и время в архаических культурах (материалы коллоквиума). Отв. ред. Следзевский И.В. М., 1992
Котек Ж., Ригуло П. Век лагерей. М., 2003
Beyond Goffman. Studies on Communication, Instutution, and Social Interaction. Ed.by Stephen Harold Riggins. Berlin - New York: Mouton de Gruyter, 1990
Дюркгейм Э. Социология: ее предмет, метод, предназначение. М.: КАНОН+ - РООИ Реабилитация, 2006. С. 311
Артемова О.Ю. Охотники/собиратели и теория первобытности. М.: ИЭА РАН, 2004. С.210
Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994.
Curtis L.A. Violence, race, and culture. Lexington: Lexington Books, 1975; Barker F. The culture of violence tragedy and history. Publikationstyp: Book Utgivning - Manchester: Manchester University Press, 1993; Першиц А.И., Семенов Ю.И., Шнирельман В.А. Война и мир в ранней истории человечества. В 2 т. М., 1994; Violence, Culture and Censure (Ed. by Sumner C.) London: Taylor & Francis, 1996; Hatty S.E. Masculinities, violence and culture. California: Thousand Oaks - London: Sage Publications, 2000; Антропология насилия / Отв. ред. В. В. Бочаров, В.А.Тишков. СПб., 2001; Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. (Глава XI. Культура насилия). М.: Наука, 2003.
Почепцов Г.Г. Русская семиотика. Рефл-бук - Ваклер, 2001
Singer M. Man's Glassy Essence. Explorations in Semiotic Anthropology. Bloomington: Indiana University Press, 1984; Hodge R., Kress G. Social Semiotics. Oxford: Polity Press, 1988; From Sign to Text. A Semiotic View of Communication (Ed. by Tobin Y.) Amsterdam - Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1989; Parmentier R.J. Signs in Society. Studias in Semiotic Anthropology. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 1999; Singer M. Semiotics of Cities, Selves and Cultures. Exploration in Semiotic Anthropology. Berlin - New York: Mouton de Gruyter, 1991; Flynn P.J. The Ethnomethodological Movement. Sociosemiotic Interpretations. Berlin - New York: Mouton de Gruyter, 1991; Reis C. Toward a Semiotics of Ideology. Berlin-New York: Mouton de Gruyter, 1993; Daddesio T.C. On Mins and Symbols. The Relevance of Cognitive Science for Semiotics. Berlin - New York: Mouton de Gruyter, 1995.
Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М., 1989; Арутюнов С.А. Рыжакова С.И. Культурная антропология. М.: Весь мир, 2004. С.55
Уиллок Д.Э. Реальность как предмет переговоров. Хаотические аттракторы нашего понимания. // Массовая культура: современные западные исследования. М.: Фонд научных исследований Прагматика культуры, 2005. С. 21-41
Банников К.Л. Антропология экстремальных групп. Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии // Этнографическое обозрение. 2001, №1
The Wrong of Passage: Inhuman and Degradin Treatment in New Recruits in the Russian Armed Forces. Human Right Watch. October 2004 Vol.16 No.8 (D)
Авторефераты по всем темам >>
Авторефераты по истории