Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии

Образ России во французской прозе XIX века

Автореферат докторской диссертации по филологии

 

На правах рукописи

 

ОЩЕПКОВ Алексей Романович

 

 

 

ОБРАЗ РОССИИ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ПРОЗЕ XIX ВЕКА

 

 

 

Специальность 10.01.03 - литература

народов стран зарубежья

(западноевропейская литература)

 

 

 

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

 

 

 

 

 

Москва - 2011

Работа выполнена на кафедре всемирной литературы филологического факультета Московского педагогического государственного университета

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор

ТРЫКОВ Валерий Павлович

 

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор

БОНДАРЕВ Александр Петрович

 

доктор филологических наук, профессор

ТАГАНОВ Александр Николаевич

 

доктор филологических наук, доцент

ШЕВЯКОВА Эвелина Николаевна

 

Ведущая организация - Нижегородский государственный лингвистический университет имени Н.А. Добролюбова

 

Защита состоится л16 января 2012 года в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.10 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119991, г. Москва,а Малая Пироговская улица, д. 1, ауд. 304.аа

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119991, г. Москва, Малая Пироговская улица, д. 1.

Автореферат разослан л__ _______________ 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совет А.И. Кузнецова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена стремительно растущим как в отечественном, так и в западном гуманитарном знании аинтересом к проблеме другого, исследованию диалога культур, формирования национальной идентичности. Подтверждением тому является тот факт, что в западной науке сложилась особая сфера исследований, занимающаяся изучением образа другого (чужой страны, народа и т.д.) в общественном, культурном и литературном сознании той или иной страны, эпохи - имагология . Об актуальности избранной темы свидетельствуют многочисленные работы - монографии, статьи, сборники, изданные как в нашей стране, так и за рубежом, в которых исследуются те или иные аспекты проблемы восприятия России на Западе . Вместе с тем нельзя не согласиться с норвежским специалистом по международным отношениям, автором книги Использование Другого. Образы Востока в формировании европейских идентичностей (1998) Ивэром Нойманном, утверждавшим, что в современной науке существует лотносительный дефицит исследований европейских представлений о России .

Второй фактор, обусловливающий актуальность работы, не собственно научный, а скорее социокультурный: вопрос об имидже России в мировом общественном сознании cегодня стоит очень остро. Понять хотя бы некоторые механизмы формирования имиджа, роль литературы в этом процессе, факторы, влияющие на него, ? важнейшая задача современного гуманитарного знания.

Отметим также, что этой проблематике гораздо больше внимания уделяют историки, культурологи, политологи, а не литературоведы, а следовательно, рецепция России на Западе изучается прежде всего сквозь призму исторических реалий, политико-дипломатических отношений, реже культурных связей и стереотипов, но очень редко в фокусе оказываются те литературные модели и эстетические принципы, которые влияли на восприятие России на Западе. По сути, это историко-культурологические, а не литературоведческие исследования. В них произведения литературы, литературный материал - лишь источник информации для ученого-историка, воссоздающего панораму русско-французских культурных связей. К такому типу работ можно отнести обстоятельные, богатые фактическим материалом монографии авторитетных западных ученых Д. Гро, аЛ. Вульфа, М. Кадо, Ш. Корбе, А. Лортолари, работы отечественных исследователей Е.Ю. Артемовой, И.В. Карацубы, С.Я. Карпа, С.А. Мезина, В.А. Мильчиной и др .

Настоящее исследование посвящено изучению того, как складывался образ России в одном из сегментов литературного сознания Франции, что в дальнейшем позволит лучше понять сложный, противоречивый процесс взаимодействия литературного и общественного сознания, и, в частности, выявить, как, с одной стороны, образ России, создаваемый в литературе, становился составной частью расхожих представлений о России в общественном сознании Запада, а, с другой стороны, как русские стереотипы общественного сознания проецировались в литературу.

Таким образом, несмотря на то, что в отечественном и западном литературоведении собран богатейший и интереснейший материал, он лишь в незначительной степени затрагивает интересующую нас проблему и скорее дает важные ориентиры для разработки нашей темы, нежели раскрывает ее.

Теоретико-методологической основой работы и основными ориентирами в изучении интересующей нас темы стали работы отечественных литературоведов М.П. Алексеева, Е.П. Гречаной, В.Б. Земскова, З.И. Кирнозе, Вл.А. Лукова, ааН.П. Михальской, Е.А. Мустафиной, Н.Т. Пахсарьян, А.Ф. Строева, В.П. Трыкова, М.Б. Феклина, С.Л. Фокина , в которых имагологическая тематика вписывается в литературно-эстетический контекст, формирование образа России в творчестве отдельных писателей или целых литератур рассматривается как производная процессов, происходивших в художественном сознании и эстетике соответствующей эпохи.

Методы исследования, применявшиеся для решения исследовательских задач, - культурно-исторический, сравнительно-исторический, типологический и тезаурусный. Учитывая теоретические принципы, выдвинутые герменевтикой и рецептивной эстетикой,а диссертация продолжает прежде всего традицию русской филологической школы (исторической поэтики А.Н. Веселовского, советского сравнительного литературоведения в лице таких его видных представителей, как В.М. Жирмунский, М.П. Алексеев, Н.И. Конрад, В.Ф. Шишмарев), а также опирается на концепцию диалогизма М.М. Бахтина. аВажными для понимания специфики документально-художественной, мемуарной прозы стали идеи ааЛ.Я. Гинзбург.

Объектом исследования являются произведения французских прозаиков XIX столетия, в которых так или иначе представлена русская тема (произведения Ж. де Сталь, В. Гюго, Ф. Стендаля, О. де Бальзака, Т. Готье, А. де Кюстина, аШ. Массона, К. Рюльера, С. Коттен, А. Шемен, Л. д?Абрантес, К. де Местра, ааП. де Жюльвекура, А. Лестрелена и др.).

Предмет исследования ? литературное конструирование образа России во французской прозе XIX века.

Цель настоящего исследования - выявить важнейшие закономерности конструирования образа России во французской прозе XIX века в контексте социокультурной и литературной ситуации во Франции этого периода, а также специфику образа России в творчестве каждого из рассматриваемых авторов. Представлялось важным показать, как формирование образа России в литературном сознании Франции и его объективирование в произведениях французской прозы XIX столетия обусловлено не только политическими, религиозными, эстетическими взглядами авторов, но и теми процессами, которые происходили в европейской культуре XIX вв.

Задачи исследования:

? определить вклад французской прозы XIX века в создание образа России;

? показать значение романтического фактора (тем, мотивов, литературных моделей, принципов и приемов создания образа, свойственных романтической литературе) для конструирования образа России во французской прозе XIX столетия;

? выделить и описать основные модели конструирования образа России во французской прозе XIX века;

? изучить систему опосредований (литературных, мировоззренческих, биографических), сквозь призму которых каждый из рассматриваемых в настоящей работе писателей оценивал Россию;

? исследовать специфику образа России в прозе каждого из изучаемых авторов.

Хронологические рамки исследования охватывают период с начала XIX в. до рубежа XIX - XX вв. Литература о России во Франции XIX века огромна . Ее систематическое и исчерпывающее описание не было целью настоящего исследования. В работе осуществлена лишь серия зондажей, которые нащупывают особо чувствительные точки историко-культурного ландшафта. Для анализа отобраны, с одной стороны, прозаические произведения о России в художественных и художественно-документальных жанрах крупных французских писателей XIX века, чей голос был слышен во Франции, чьи мнения и оценки оказывали влияние на общественное мнение (Ж. де Сталь, В. Гюго, А. Дюма, Ф. Стендаль, О. де Бальзак, Т. Готье), а с другой стороны, резонансные произведения писателей второго ряда, сыгравшие особую роль в формировании образа России во французском (и шире ? западноевропейском) сознании а(К. де Рюльер, Ш. Массон, К. де Местр, А. де Кюстин).

Научная новизна исследования заключается в том, что 1) на широком литературном материале выявлены некоторые важнейшие закономерности конструирования образа России во французской прозе XIX века (лоптика превосходства, особая роль романтической поэтики в создании образа России, влияние законов жанра на моделирование образа России в различных прозаических жанрах французской литературы XIX века, значение мировоззрения писателя для трактовки русской темы); 2) доказано, что смена культурных парадигм на рубеже XVIII?XIX вв. (переход от просветительского универсализма к романтическому культурному релятивизму) была важнейшим фактором, определившим динамику образа России во французской прозе изучаемого периода, изменение его функции: образ России в произведениях некоторых французских писателей XIX в. перестал функционировать как средство иллюстрирования и универсализации просветительских идеалов и стал способом ведения диалога культур; а3) доказано, что особую роль в эволюции образа России сыграл романтический фактор, оказавший существенное влияние на принципы и приемы его создания;аа 4) выделены и описаны основные модели конструирования образа России; 5) дан обстоятельный литературоведческий анализ в интересующем нас аспекте произведений Ж. де Сталь Двадцать лет в изгнании, О. де Бальзака Письмо о Киеве, А. де Кюстина Россия в 1839 году,а Ш. Массона Секретные мемуары о России, путевых записок о России . Дюма и Т. Готье; 6) в диссертации предметом анализа становятся также малоизвестные, давно не издававшиеся на русском языке произведения ааС.-Р. Коттен Елизавета, или сосланные в Сибирь, К. де Местра Молодая сибирячка и Пленники Кавказа, А. Шемен Русский курьер, или Корнели Жюсталь, не переведенные на русский язык романы А. Лестрелена Московиты, или Олеся, Л. дТАбрантес Екатерина II, П. Жюльвекура Настасья, или Сен-Жерменское предместье Москвы и Русские в Париже, книга путевых записок Рейн В. Гюго, лишь отдельные фрагменты которой были переведены на русский язык.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Генезис образа России во французской литературе относится к рубежу XVIII?XIX вв. Россия в силу ряда политических, культурно-исторических и собственно литературных причин в этот период превратилась для французского литературного сознания в самостоятельную проблему, для решения которой было выработано несколько литературных стратегий или моделей конструирования образа России.

2. Важным культурным фактором лоткрытия России XIX веком была смена культурных парадигм. На рубеже XVIII?XIX вв. классическая парадигма с характерным для нее антропологическим универсализмом уступает место романтической с ее историзмом и культурным релятивизмом. Некоторые крупные французские писатели-романтики (прежде всего Ж. де Сталь) восприняли и оценили Россию в ее инаковости, непохожести на Запад и отнеслись к этой специфичности в целом заинтересованно и благожелательно. Кроме того, с нашей точки зрения, именно в XIX веке начинается диалог России и Запада в бахтинском понимании этого слова. Россия становится не просто объектом пристального внимания, художественного осмысления, но своеобразным, если можно так выразиться, контрагентом Запада, позволяющим ему лучше осознать собственную идентичность. Французское литературное сознание этой эпохи воспринимает Россию сквозь призму тех вопросов, которые стояли перед Францией и Европой этого периода (отношение к Наполеону, судьбы монархической идеи в Европе, кризис французской идентичности в результате Великой французской революции, выбор политических моделей и культурно-исторического пути и т.д.).

3. Особую роль в создании образа России во французской литературе аXIX столетия сыграла проза и прежде всего романтическая прозаа а(Ж. де Сталь, А. Дюма-отец, Л. дТАбрантес, А. де Кюстин, Т. Готье и др.). Наиболее развернутое, подробное повествование о России было создано романтической литературой факта, в документально-художественных жанрах - путевых записках, дневниках и мемуарах.

4. Романтическая оптика в значительной степени определяла взгляд на Россию, принципы и приемы создания ее образа в литературе рассматриваемого периода (историзм, субъективизм, романтическое двоемирие, местный колорит, контраст, культурно-географические и национальные оппозиции, демонизация и т.д.). Эпоха романтизма создала свой русскийа мираж: Россия в произведениях многих французских писателей той эпохи - страна рабов, а русские - народ-исполин, закованный в цепи деспотизма, самодержавия и рабства. Возникновение этого очередного миража вполне объяснимо, если вспомнить о культе свободы, созидаемом романтической культурой. Романтизмом были навеяны и некоторые темы, образы французского дискурса о России XIX века (тема свободы и рабства, тема страсти, образ пожара, образы кукол-марионеток, двойников и т.д.). Вместе с тем французские писатели по-разному и разное черпают из этого, казалось бы, общего резервуара романтической топики. Здесь многое определялось их политическими взглядами, эстетическими пристрастиями, а иногда и биографическими фактами и жизненными обстоятельствами, несомненно, оказывавшими воздействие на восприятие нашей страны тем или иным писателем. Так, Стендаль видел Россию сквозь призму своего военного опыта и культа Италии, Ж. де Сталь - сквозь призму руссоистских воззрений, концепции страсти и антинаполеонизма, Бальзак - легитимизма, титанизма, идеала порядка и единства и любви к Ганской, Готье - эстетизма, Кюстин ? панкатолицизма и неудачной попытки походатайствовать перед российскими властями за своего протеже и близкого друга, Гюго ? своей концепции Европы и цивилизации и т.д.

5. На конструирование образа России французскими писателями XIX в. оказали влияние традиции классической историографии и французской моралистики XVIIЦXVIII вв., литература путешествий XVIII столетия, литература анекдотов, французская периодика, политические взгляды, эстетические пристрастия, биографические факты и жизненные обстоятельства того или иного автора.

6. Немалую роль в создании образа России сыграл жанр, в котором тот или иной французский автор писал о России.а Память жанра (М.М. Бахтин) определяла избранный ракурс изображения России, приемы создания образа чужой страны в произведениях французской прозы XIX столетия. Так, во французской художественной прозе XIX века о России (романах С. Коттен, А. Шемен,а П. де Жюльвекура, графини д'Абрантес, А. Дюма, новеллах К. де Местра, повести А. Лестрелена) создан наиболее условный, фоновый, а подчас и просто фантастический образ России. Российская действительность предстает как экзотический фон, на котором разворачиваются универсальные психологические и этические конфликты, в контексте романтического культа женщины выписываются преимущественно идеализированные (Елизавета - у Коттен, Корнели Жюсталь - у Шемен, Луиза Дюпюи - у Дюма) или напротив демонизированные (Екатерина II - у д'Абрантес) женские образы.

Значительный вклад в создание более развернутой, подробной, конкретизированной картины российской жизни внесли путевые записки XIX в. Основываясь на личных впечатлениях, авторы путевых записок (Ж. де Сталь, О. де Бальзак, Т. Готье, А. Дюма, А. де Кюстин и др.), создают более объемный образ России. В путевых записках Россия выступает уже не фоном, условной декорацией, но объектом специального наблюдения и изучения. Путевые записки существенно расширили горизонт описания чужой страны (география и топография, быт и нравы различных слоев российского общества, религия, архитектура, музыка, народный танец, а у А. Дюма - даже литературная жизнь России).

Вместе с тем жанр путевых записок диктовал определенный угол зрения на объект, обусловливая некоторую поверхностность наблюдений, сделанных зачастую лиз окна экипажа, абсолютизацию частностей, поспешность выводов, акцентирование непохожего, странного, экзотического и субъективность, а подчас и пристрастность взгляда.

7. В диссертации выделены и описаны три модели, в соответствии с которыми конструировался образ России во французской прозе XIX века. Первая модель представлена литературой анекдотов (К.-К. Рюльер, Ш. Массон, С. Марешаль). Эта модель формируется под воздействием просветительской традиции и листории королей, жанра исторического анекдота и предлагает рассматривать и изображать Россию как забавный курьез, достойный насмешки, удивления, осуждения, но никоим образом не серьезного изучения и анализа. Эта модель акцентирует внимание на жизни и нравах российских императоров и двора, подчеркивает разного рода преступления, пороки, болезни российской политической элиты. аВторая - эмпатическая модель Ж. де Сталь, где Россия показана как объект заинтересованного и благожелательного наблюдения и изучения, а в некоторых отношениях и как образец для подражания. Эмпатический дискурс Ж. де Сталь о России пронизан романтическими мотивами, находящими свое преломление в акцентировании писательницей русской страстности, витальности, естественности, противопоставленной духовному и политическому бессилию европейцев перед лицом наполеоновской унификации. Эмпатический дискурс Ж. де Сталь рождается из романтического культурного релятивизма, признающего равнозначность различных культур, провоцирующего интерес к Другому. На десталевскую модель в различной степени ориентировались Ф. Стендаль, О. де Бальзак, французские легитимисты, Т. Готье. Третья - негативистская модель А. де Кюстина, предполагающая развернутую и тотальную критику России, ее демонизацию, задающая образ России-монстра, угрозы для Запада и делающая Россию объектом беспощадной и часто безоглядной критики, граничащей с русофобством. Этой модели придерживались В. Гюго, Ф. Лакруа, Ш.-Ф. Эннингсен, Ж. де Ланьи, Галлет де Кюльтюр, а также многие западные почитатели и последователи Кюстина, писавшие о России в XX веке.

8. Особый случай представляет А. Дюма, чьи путевые заметки о России ориентированы одновременно на несколько моделей и синтезируют традицию литературы анекдотов и эмпатического дискурса Ж. де Сталь. Дюма, в целом благожелательно описывающий российскую действительность, часто прибегает к историческим анекдотам в духе Рюльера, Массона и Сегюра, но не столько с обличительной, сколько с познавательной целью. Те нарративные формулы и приемы беллетристического повествования, которые были разработаны Дюма в его авантюрно-исторических романах, чтобы увлечь читателя, захватить его воображение, оказали существенное влияние на конструирование образа России в путевых записках писателя о нашей стране.

9. В целом французский дискурс XIX века о России сохраняет доминантный характер, свойственный ему на протяжении нескольких предшествующих столетий, который проявился, в частности, в лоптике превосходства. В XIX в. литературное сознание Франции окончательно признало Россию частью Европы, хотя и специфической ее частью. Политически Россия была включена в Европу, но культурно-цивилизационно по-прежнему оставалась вне европейского пространства, поэтому конституирующим элементом образа России во французской прозе XIX столетия остается концепт русского варварства. Если русский мираж XVIII века, созданный французскими просветителями, предполагал, что Россия, преодолевая московитское варварство, становится частью европейской цивилизации, движется в результате петровских реформ и под мудрым правлением просвещенных монархов по пути прогресса и приобщения к европейским ценностям, то XIX век акцентировал и развивал в основном руссоистский взгляд на Россию как варварскую страну.

Этот комплекс превосходства был невротической реакцией постнаполеоновской Франции, утратившей в XIX веке свое былое привилегированное, доминирующее положение на европейском континенте, на усиление роли и влияния России. Миф о варварской России выполнял в XIX столетии компенсаторную функцию, утверждая ослабевшую Францию как центр, если не политической силы, то цивилизации и культурного влияния. Доминантный характер французского дискурса XIX века о России проявился, в частности, в том, что пространство России локализуется в основном в трех географических точках - Петербурге, Москве и Сибири. Причем зачастую происходит синекдотическое отождествление Сибири со всей Российской империей, что должно было метафорически реализовать идею тотального рабства, насилия и несвободы как определяющих черт российской действительности. Российская топика включала в себя, помимо мотивов варварства и деспотизма, образ России-тюрьмы, России-лколосса на глиняных ногах, страны снега и холода, в которой доминировал образ Сибири. Показательно также, что культурная составляющая в образе России, создаваемом французской литературой XIX века, занимает периферию, уступая центр политической.

В целом образ России, созданный французской прозой XIX века, оказался амбивалентным, сочетающим в себе представление об огромных территориях, природных богатствах, таланте, стойкости и терпеливости народа, способного, вместе с тем, на сильные чувства и героические деяния, с критикой развращенной элиты и неприемлемого государственного устройства, обрекающих этот народ на рабство, невежество, унижение человеческого достоинства, но одновременно, ас точки зрения некоторых писателей, и обеспечивающих сплоченность и мощь Российской империи, ее преимущества в конкурентной борьбе с Западом.

Практическая ценность работы заключается в том, что в ней содержится материал, который может быть использован при создании учебников по истории французской литературы XIX века и учебных пособий по спецкурсам и спецсеминарам, в лекциях, посвященных проблемам поэтики литературы, диалога культур и литературной критики. В материалах диссертации содержатся важные сведения по теме Россия в мире, предлагаемой сегодня в качестве учебной дисциплины в российских школах.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры всемирной литературы Московского педагогического государственного университета. По проблемам диссертации автор выступал с докладами на ежегодных Пуришевских чтениях (Москва, МПГУ - 2005, 2008, 2010, 2011), XII Международной научно-методической конференции Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка (Варшава, 2005), международных научных конференциях: Высшее образование для XXI века (Москва, МосГУ, 2010), Русский акцент в мировой культуре. Литература, искусство, перевод (Нижний Новгород, НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, 2010), Векторы развития литературного процесса ХХ века и методы его изучения (Одесса, ОНУ, 2011), V Кирилло-Мефодиевские чтения (Севастополь, 2011), всероссийской научно-практической конференции Екатерина Великая - писатель, историк, филолог (Москва, ГИРЯ им А.С. Пушкина, 2010 г.), Пушкинских чтениях (Москва, ГИРЯ им А.С. Пушкина, 2011 г.).

Основное содержание адиссертации отражено в монографии Образ России во французских путевых записках XIX века (М., 2010; 14,5 п.л.) и статьях, посвященных проблеме восприятия России во Франции, общим объемом болееаа 13 п.л., в том числе в 14 статьях, опубликованных в журналах, входящих в перечень рецензируемых научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы, включающего 349 наименований. Объем - а410 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность темы, ее новизна, определены объект и предмет исследования, сформулированы цель и задачи, представлен обзор существующих в западноевропейской и отечественной науке работ, связанных с проблематикой диссертационного исследования, описаны теоретико-методологическая основа, научно-практическое значение, а также основные положения, выносимые на защиту.

В главе I аОбраз России в литературе анекдотов и французской художественной прозе XIX века рассматривается вопрос о том, как в конце XVIII - начале XIX вв. русская тема трактовалась в мемуарной прозе, положившей начало такой литературной модели, как литература анекдотов, а затем в подхватившей эту тему художественной прозе начала и первой половины XIX столетия.

В з 1.1. Просветительская традиция и литература анекдотов о России показано влияние традиции классической историографии и жанра исторического анекдота, получившего широкое распространение в просветительской литературе (например, Анекдоты о царе Петре Великом Вольтера) на литературу анекдотов рубежа XVIII?XIX вв., к наиболее ярким образцам которой относятся История и анекдоты о революции в России 1762 года (1797) К.-К. Рюльера, Секретные мемуары о России (1800) Ш. Массона аи История России (1802) С. Марешаля. Влияние классической историографии проявилось в стремлении указанных авторов описать российскую действительность с позицийа просветительского универсализма, в понимании историографии как разновидности литературного творчества, цель которой - дать моральный урок правителям, исследовать нравственные последствия деспотизма, в отсутствии интереса к России в ее специфической инаковости, характерное для эпохи Просвещения, аа также в трактовке истории страны и народа как листории королей, что приводит к фокусированию на фигурах российских самодержцев и представителей политической элиты, причем в их портретах акцентируются физические и нравственные недостатки, смешные или отталкивающие черты характера, интриги, преступления, подробности интимной жизни, человеческие слабости.

В центреа произведений Рюльера и Массона - образ Екатерины II и ее фаворитов (а у Массона еще и Павла I). аПисатели пытаются развенчать вольтеровский миф о Екатерине II как образце просвещенного абсолютизма. Для них Екатерина II не столько императрица, правившая обширной империей, но прежде всего взбалмошная, одержимая страстями женщина. В параграфе анализируются приемы создания образа Екатерины в книге Массона (затушевывание ее заслуг как государственного деятеля, акцентирование ее преступлений, фокусировка на последних годах жизни стареющей и больной императрицы и физиологических подробностях, использование мифологических реминисценций с отрицательными коннотациямиа и т.д.).

Констатируется, что ухудшение российско-французских отношений после смерти Павла I стало причиной усиления критического пафоса во втором издании (1804 г.) массоновской книги. Другим обстоятельством, вызвавшим усиление антироссийских мотивов во втором издании, стал выход в свет в 1801 г. панегирической по отношению к России и российскому императору книги немецкого писателя Августа фон Коцебу Достопамятный год моей жизни.аа

Образы некоторых представителей российской элиты екатерининской эпохи (Суворова) и императора Павла I даны в гротесковой манере. Под влиянием зарождающихся романтических веяний Массон обращается к проблеме русского национального характера и рассматривает ее сквозь призму руссоистской оппозиции природа/цивилизация, что приводит к противопоставлению народа как воплощения природного начала и правящей элиты, являющейся носительницей пороков цивилизации. Мотивы просветительского дискурса о России (мотивы рабства, варварства и подражательности русских, но также и гостеприимства русских крестьян)а содержатся в книге Массона. Автор использует прием ложного панегирика, суть которого в том, что хвала оборачивается хулой, а все достоинства другого объясняются его недостатками или изъянами политического режима в России (храбрость русских солдат, их преданность командирам, выносливость трактуются как следствия страха перед начальством, бесправия, отсутствия представлений о человеческом достоинстве).

Литература анекдотов создала свою модель конструирования образа России, важнейшими составляющими которой стали поверхностность взгляда, основывающегося на принципах просветительского универсализма и убежденность в том, что Россия - курьез, не заслуживающий глубокого изучения в ее специфической инаковости и самобытности, достойный лишь насмешки и осуждения, лоптика превосходства с характерными для нее мотивами варварства, рабства и недоцивилизованности русских. ааХарактерной чертой этой модели является использование приема исторического анекдота, функционирующего как иллюстрация русского варварства, произвола и беззакония.

Вместе с тем, в Секретных мемуарах Массона можно увидеть влияние новых, только зарождавшихся романтических тенденций в развитии европейской культуры рубежа XVIIIЦXIX вв., что проявилось и в выходе за рамки традиционной листории королей, интересе к проблеме национального характера, к сфере духовной жизни народа (религия, образование и т. д.)

Литература анекдотов внесла существенный вклад в разрушение того русского миража, который был создан Вольтером и его единомышленниками, в формирование негативного образа России в литературном и общественном сознании Франции начала XIX века, способствовала росту русофобских настроений. Вместе с тем, именно она в значительной мере удовлетворяла растущий на рубеже XVIIIЦXIX вв. интерес к России, позволяла французам лиз первых рук ознакомиться с некоторыми фактами русской истории и реалиями российской действительности, хотя и подаваемыми часто в тенденциозном освещении.

В з 1.2. лРоссия во французской художественной прозе XIX века на материале произведений, относящихся к разным жанрам французской художественной прозы, романов С.-Р. Коттен Елизавета, или сосланные в Сибирь (1806), А. Шемен Русский курьер, или Корнели Жюсталь (1806), ааФ. Стендаля Арманс (1827), Л. дТАбрантес Екатерина II (1834), А. Лестрелена Московиты, или Олеся (1836), А. Дюма-отца Записки учителя фехтования (1840), П. Жюльвекура Настасья, или Сен-Жерменское предместье Москвы (1842), Русские в Париже (1843) и др., повестей и новелл К. де Местра Молодая сибирячка (1815) и Пленники Кавказа (1815)а показано, что значительное место в русских повестях, романах и новеллах заняли женские персонажи, что было обусловлено, по меньшей мере, двумя факторами: влиянием моделей сентименталистской литературы, где культивировалась женская чувствительность, добродетель, естественность и складывающимся романтическим культом женщины, носительницы мистического чувства и страсти. Некий синтез этих качеств можно увидеть в образах русских героинь, создаваемых французскими прозаиками XIX в. Вместе с тем, вышеперечисленных французских писателей (за исключением, пожалуй, Ф. Стендаля и К. де Местра) почти не интересует своеобразие русского женского характера. Так, например, романы Елизавета, или сосланные в Сибирь (1806) С. Коттен и Русский курьер, или Корнели де Жюсталь (1806) аА. Шемен - сентименталистские романы в русских декорациях, продолжающие традицию воспитательного романа XVIII в., повествующие о становлении героя в столкновении с жизненными невзгодами и препятствиями. Их сюжеты не раскрывали специфики русской жизни, но позволяли воспеть добродетель, преодолевающую невероятные преграды. Показательно, что описание русского быта и нравов не занимает у французских писательниц сколько-нибудь заметного места. Сибирь предстает в ниха как пространство и символ произвола и насилия, царящего в Российской империи.

Шагом вперед в разработке русской темы во французской прозе XIX в. стали русские повести К. де Местра Молодая сибирячка (1815) и Пленники Кавказа (1815), в которых созданы психологически достоверные образы простых русских людей Параши Лупаловой и русского солдата Ивана, безыскусных, открытых, в чем-то наивных и целомудренных, в чем-то хитроватых, но одновременно преданных, целеустремленных, обладающих незаурядным мужеством и упорством, а главное - верой в Бога. В повестях К. де Местраа заметно расширяется диапазон изображения российской действительности рубежа XVIII?XIX вв., отражены многие ее стороны (нравы светского общества, монастырские порядки, суеверия, обычаи и обряды, русская экзотика). Особая заслуга писателя - осознание сложности и противоречивости русского характера, воплощенного в образе солдата Ивана, сочетающего преданность, самоотверженность, религиозность, любовь к ближнему с непредсказуемостью, жестокостью, таящейся под покровом простодушия.

Русские новеллы К. де Местра были очень популярны во Франции. Особенности русского национального характера, описанные им, помогали французам лучше понять некоторые причины провала Наполеона в России.

Ф. Стендаль, знакомый с русскими повестями К. де Местра, делает главной героиней своего романа Арманс (1827) русскую по происхождению, родственницу декабриста Арманс Зоилову. Русскость героини проявляется в ее непохожести на пустых и тщеславных светских красавиц-парижанок, в ее естественности, способности на глубокое чувство к Октаву де Маливеру, в широте ее духовных запросов.

В параграфе отмечается, что французская литература XIX в. вообще проявляла больший интерес к проблеме русского национального характера, чем, например, английская, сосредоточившаяся, как показала в своей монографии Н.П. Михальская, на изображении прежде всего политических аспектов российской действительности (критика самодержавия в поэмах Дж. Байрона Дон Жуан, Бронзовый век, Мазепа, прославление Александра I в оде Р. Саути Ода в честь Александра I, поражение наполеоновской армии в войне 1812 г. в стихотворении У. Вордсворта Французская армия в России, польская тема в сонете А. Теннисона Польша, проблема русского нигилизма в драмеаа О. Уайльда Вера, или нигилисты) .а Сильная во французской прозе традиция моралистики и психологизма побуждала французских прозаиков (прежде всего Ф. Стендаля иа К. де Местра) внимательнее присмотреться к загадкам русской души, почувствовать ее сложность и противоречивость.

Между тем на трактовку русской темы во французской художественной прозе XIX столетия не могло не повлиять зарождение русофобии в Западной Европе, которое исследователи относят к первым десятилетиям после окончания наполеоновских войн, но ее пик пришелся на 1830Ц40-е гг. Отражением подобных общественных настроений стал роман графини д'Абрантес Екатерина II (1834), представляющий собой, по выражению Ш. Корбе, произведение совершенно фантастическое, изобилующее многочисленными неточностями и являющееся образцом массовой беллетристики на исторические темы (в духе мадам де Жанлис). В центре романа ? фигура Екатерины II, которую писательница хочет, по ее собственному признанию, лописать не только как государыню, но и как женщину. Установка, уже знакомая по литературе анекдотов. Однако, если аК. Рюльер и Ш. Массон описывали в своих произведениях о России то, что они видели, свидетелями чего они были, то д'Абрантес, никогда не посещавшая Россию, не скрывает, что источниками сведений для нее были рассказы знакомых, русских эмигрантов, слухи. Писательница показывает, как склонная к уединению, любящая детей, добродетельная женщина постепенно под влиянием нравов, царящих при дворе, превращается в вакханку в горячке (Уune menade en delireФ), меняющую любовников, хладнокровную и жестокую императрицу. Все повествование концентрируется вокруг бесконечных бунтов, интриг, заговоров, переворотов, измен. Д'Абрантес любит яркие, даже аляповатые краски, драматические эффекты, интригующие подробности. Нагромождение мелодраматических эффектов сопровождается морализаторством в духе Жанлис. Для французской писательницы вся Россия - дикая империя, а русские жестокий и дикий народ.

О другой отрицательной стороне российской действительности ? крепостничестве ? писал Ашиль Лестрелен в повести Московиты, или Олеся (1836).

На этом мрачном литературном фоне, изображавшем Россию страной бесправия, насилия, рабства, резко выделяется фигура французского литератора П. де Жюльвекура, ставшего настоящим апологетом России. Заметим, что Жюльвекур был не одинок в своей апологии самодержавной России. Он выражал взгляды французских легитимистов, полагавших, что в Европе, охваченной революциями и хаосом, Россия остается островком стабильности, порядка и цивилизации. Россия не только не варварская страна, но, напротив, пример для Франции и всей Европы. В двух своих русских романах - Настасья, или Сен-Жерменское предместье Москвы (1842) и Русские в Париже (1843) Жюльвекур, вопреки установившейся традиции, отнюдь не описывает русских варварами. Он показывает, что представители петербургского света прекрасно вписались в Сен-Жерменское предместье, стали его органичной частью. Между Францией и Россией нет непроходимых границ. Сохранились границы государственные, но не культурные.

аВ конце 1830?начале 1840-х гг. к русской теме обратился и такой популярный писатель, как Александр Дюма-отец, всегда хорошо чувствовавший запросы читательской аудитории. В его романе Записки учителя фехтования (1840), написанном до визита знаменитого писателя в нашу страну и созданном на основе тех сведений, которые автор черпал из литературных источников (книгиаа К. Рюльера, Ш. Массона, Л.-Ф. де Сегюра), сконструирован условный образ России, становящийся фоном, на котором разворачиваются нравственно-психологические коллизии романа. Далее показано, как особенности жанра авантюрно-моралистического романа на историческом материале, мастером которого был Дюма, определили принципы и приемы конструирования образа России в романе.а Как и в других романах на историческом материале, в Учителе фехтования Дюма не ставил перед собой цели глубоко исследовать другую эпоху и чужую страну, дать художественный анализ причин и следствий декабристского восстания, постичь культурно-национальное своеобразие России и русского народа. Писатель стремился, с одной стороны, заинтересовать публику страной, в которой произошли события, получившие широкий европейский резонанс, расширить представления читателей о далекой и по-прежнему для большей части французских читателей экзотической России, с другой - воплотить в художественной форме собственные эстетические и этические принципы.

Строго говоря, Учитель фехтования ? это роман не о николаевской России (как и Три мушкетера ? не о Франции эпохи Людовика XIII), а о долге, благородстве, свободе. Это история любви и преданности русского офицера-декабриста и француженки, последовавшей за ним в Сибирь, которая позволяет писателю поставить вопрос об ответственности человека за нарушение законов Высшей справедливости, за тот выбор между истинными и ложными ценностями, который он совершает. Дюма интересует не история, явленная в человеческих судьбах, а человек, проявляющий себя в исторической ситуации.

Правда, Дюма, обогащенный открытиями романтического романа, знакомый с эстетикой местного колорита, значительно подробнее, чем его предшественники (С. Коттен, А. Шемен, Л. д'Абрантес и даже К. де Местр) выписывает русский фон в романе. Дюма интересно всё и вся, он успевает рассказать о петербургских жителях, об одежде и внешности простолюдинов - мужчин и женщин, об организации движения в Петербурге, видах транспорта, памятниках, каналах, русской бане, некоторых памятниках и т. д. Большая конкретность и живописность русского фона в Учителе фехтования достигается, в частности, топографической и топонимической конкретностью повествования. Вместе с тем Дюма не свойственна описательность, лэкфрастичность Т. Готье. Он создает своего рода географический каталог, то есть только перечисляет места, посещаемые рассказчиком, архитектурные сооружения, памятники, не вдаваясь в детали. Динамизм сюжета, занимательность - главный закон романов Дюма. Для достижения этой цели он широко использует приемы каталога, исторического анекдота, исторического экскурса, содержащего занимательные или шокирующие эпизоды российской истории, пикантные детали быта и нравов.

Сравнивая образ России в Учителе фехтования с образом России, созданным в Записках Л-Ф. де Сегюра, которые были важным источником сведений о России для Дюма, приходим к выводу, что описания русской жизни, нравов и быта у Дюма не имеют того мрачного колорита, который был свойственен произведениям многих предшественников и современников Дюма. Что-то в российской жизни удивляет рассказчика, что-то забавляет, что-то вызывает сожаление и несогласие, но не гнев, не возмущение и ненависть. То, что в Записках Сегюра подмечено как негативное, типичное явление российских нравов, российской ментальности, как свидетельство деспотии и вопиющего произвола вельмож, под пером Дюма превращается в увлекательную новеллу, забавный анекдот и разрастается до вставной главки (см., напр., рассказ о наказании повара-француза).

Модель конструирования образа России, созданная литературой анекдотов, оказала определенное воздействие на некоторые образцы французской беллетристики XIX века (романы С. Коттен, А. Шемен,аа Л. дТАбрантес, А. Дюма).

Вместе с тем в художественной прозе происходит некоторое расширение диапазона изображения российской действительности по сравнению с литературой анекдотов. В центре внимания писателей оказываются не двор и фигуры российских императоров, а представители других социальных групп и слоев российского общества: помещики, крестьяне, ямщики, сибирские узники, солдаты, представители петербургского света и т. д.

И в литературе анекдотов, и в художественной прозе нашла продолжение начатая литературой XVIII века сибирская тема. Сибирь, как правило, синекдотически олицетворяет всю Россию как пространство самодержавного произвола и символ российской нецивилизованности. Однако в романе А. Дюма Учитель фехтования Сибирь - прежде всего пространство экзотики и авантюр.

В целом российская действительность изображается во французской художественной прозе еще достаточно условно, являясь в большинстве произведений скорее фоном, на котором разворачивается действие, нежели объектом глубокого художественного исследования, что объясняет многочисленные неточности и ошибки в ее описании.

Глава 2. Эмпатическая модель конструирования образа России во французской прозе XIX века включает четыре параграфа: з 2.1. Жермена де Сталь - создательница эмпатической модели конструирования образа России, з 2.2. Россия в письмах и дневниках Стендаля, з 2.3. Письмо о Киеве О. де Бальзака и з 2.4. Образ России в книге Т. Готье Путешествие в Россию, в которых реконструируется образ России, созданный вышеперечисленными писателями в апутевых записках, дневниках, письмах, мемуарной и автобиографической прозе. а

На основе анализа книги Ж. де Сталь Десять лет в изгнании (опубл. 1821) сделан вывод, что французская писательница создала новую модель конструирования образа России во французской прозе XIX века, которая условно в диссертации названа лэмпатической. Появление этой модели стало естественным результатом смены культурных парадигм на рубеже XVIII?XIX вв., вследствие чего произошел переход от просветительского антропологического универсализма к романтическому культурному релятивизму. Это повлекло за собой усиление интереса к другому, признание равноценности чужой культуры, что применительно к России означало более заинтересованное, непредвзятое и благожелательное отношение к нашей стране.

Следствием этих процессов, происходивших в культуре рубежа XVIII?XIX вв., стала выработка Ж. де Сталь новых принципов и приемов создания образа России (историзм, местный колорит, контраст, оппозиция русской витальности, страстности и европейской слабости, унифицированности под властью Наполеона и т. д.), оригинальная трактовка писательницей традиционных тем просветительского дискурса о России. Так, варварство русских интерпретируется как проявление их витальности, их рабство как необходимое условие сплоченности перед лицом наполеоновской угрозы, грубость и необузданностьа как следствие страстности, лазиатскость как знак культурного и национального своеобразия русских. Показательной представляется полемика Ж. де Сталь с литературой анекдотов о России.а В диссертации отмечается важная роль антинаполеонизма писательницы как фактора, побуждавшего ее быть более снисходительной в своей оценке России.а Вместе с тем показано, что не менее значительное влияние на формирование образа России у Ж. де Сталь оказали ее эстетические взгляды и художественные пристрастия: романтический культ страсти, интерес к экзотике и национальной специфике, вкус к сложности и разнообразию. Последний побуждал писательницу осуждать подражательность русских. Неприятие подражательного и высокая оценка всего по-настоящему оригинального объясняют ту относительно невысокую оценку, которой удостоилась русская литература и культура у ааЖ. де Сталь. Заметим, однако, что писательница демонстрирует в записках, мягко говоря, не слишком большую осведомленность в этой области. Конкретный разговор о русской литературе и искусстве подменяется общими сентенциями о необразованности русских. а

Примечательно, что подобная оценка русской литературы не сопровождается конкретными примерами, не названо имени ни одного русского писателя, ни одного подражательного произведения русской литературы, что позволяет предположить, что Ж. де Сталь воспроизводит скорее расхожее мнение, стереотип, нежели опирается на собственный опыт знакомства с русской словесностью.

Однако показательно, что Ж. де Сталь не просто с оттенком легкого сожаления констатирует недостаточную, по европейским меркам, образованность русских и отсутствие у них литературы, но и излагает русскую лальтернативу, другую русскую систему ценностей, в которой на первом месте - роскошь, могущество и отвага. Это признание того, что может существовать иная, нежели та, что принята на Западе, система ценностей и представлений, - следствие гердеровского влияния. Тезис о подражательности русских уравновешен мыслью о природной поэтической одаренности русских, а главная причина неоригинальности русской литературы - ее ориентация на французские образцы.

Эмпатическая модель конструирования образа России, созданная Ж. де Сталь, оказалась продуктивной для таких крупных французских писателей XIX в., как Ф. Стендаль, О. де Бальзак, Т. Готье. Разумеется, каждый из них создал свой оригинальный образ России, ориентируясь на десталевскую модель, привносил в нее новые элементы. Так, Россия в письмах и дневниках Ф. Стендаля предстает в неизменном соотношении с Италией, которой она проигрывает в культурном отношении, но с которой ее сближает страстность национального характера русских, роскошь и изысканность московских дворцов, красота Москвы, этого храма наслаждения. С другой стороны, Стендаль создает образ воюющей страны, увиденной лиз окопа, глазами уставшего и раздраженного тяготами военного времени французского офицера. В стендалевском описании России появляются конкретные бытовые детали, отталкивающие подробности (локеан варварства, грязь, зловоние, оледенелые трупы), которые отсутствуют в повествовании Ж. де Сталь.

Вместе с тем важнейшим элементом стендалевского образа России становится картина пожара Москвы, к которой писатель неоднократно возвращается в своих письмах и дневниках. Пожар становится у Стендаля, как вообще огонь у романтиков, ? метафорой страсти, энергии, силы. Образ московского пожара символизирует страсть, непредвиденное действие, героический акт. Это то, что будит воображение, пробуждает энергию, дает ощущение жизни, без чего для Стендаля нет счастья.

Далее в диссертации прослеживается эволюция стендалевского отношения к пожару Москвы и к фигуре Ростопчина. Если в начале пожар Москвы, этого храма наслаждения ? варварство, а предполагаемый его инициатор градоначальник Ростопчин - негодяй, то впоследствии сожжение столицы трактуется Стендалем как лакт героический, проявление воли и патриотизма русских, позволившее спасти Россию от наполеоновского нашествия. В диссертации делается вывод о том, что Стендаль, по мере становления и утверждения реалистических принципов в его творчестве, переходит от абстрактной нравственно-эстетической оценки событий к исторической.

Дневники, письма, автобиографическая проза Стендаля свидетельствуют оба устойчивом интересе писателя к России, постепенном преодолении стереотипных представлений о варварской стране, навеянных чтением литературы анекдотов и т.п., до признания самобытности русской культуры, мощи русской армии, динамики развития и возрастающего авторитета России на международной арене, идеализации русского национального характера, предстающего антиподом представителей французского высшего света. Хотя писатель воспроизводит некоторые стереотипы французского дискурса о России (лварварство, Сибирь, фаворитизм, деспотизм и т. д.), в целом восприятие Стендалем нашей страны лишено той предубежденности, которая была характерна для некоторых других его соотечественников, посетивших Россию. Стендаль трактует российское варварство скорее как явление, порожденное войной, и возлагает на своих соотечественников долю ответственности за него.

Бальзак-легитимист, в отличие от республиканцев Сталь и Стендаля, открыто выражает свои симпатии российскому самодержавию, которое отвечало не только политическим пристрастиям великого писателя, соответствовало его мечте об лидеальной монархии, но и трактовалось в известном смысле как частичное воплощение его эстетического идеала порядка и единства, а также титанизма (бальзаковского культа страсти, энергии, воли и силы). Художественный роялизм (П. Барберис) Бальзака вырастал из его позиции художника, восстающего против беспорядка, пытающегося преодолеть хаос не только в искусстве, но и в общественной жизни.

Отношение Бальзака к России неоднозначно, двойственно. С одной стороны, Россия вызывает у него восхищение, с другой - опаску. Он с одобрением относится к сильной императорской власти, обеспечивающей стабильность и порядок, очарован энергией и страстностью русских, проявляющейся, в частности, в бешеной скорости русской езды, ано одновременно видит в России угрозу Европе. Подробно, как никто из крупных французских писателей до него, Бальзак описал условия жизни русского крестьянина, дал реалистическую картину крестьянского быта, затронул экономические аспекты отношений крестьянина с помещиком. Бальзак увидел в России два разных мира: мир образованных, европеизированных русских (брат русского консула в Кракове, начальник таможни Гаккель) и мир крестьян, в котором царит пьянство и варварское невежество.

Под внешней шутливостью, непосредственностью интонации, имитирующей стиль дружеского письма, в Письме о Киеве (опубл. 1927) скрывается глубина мысли и масштабность обобщений крупного писателя-реалиста, внимательного наблюдателя нравов, тонкого аналитика, секретаря общества. Письмо о Киевеа ? плод араздумий писателя не только и не столько о России, сколько о современной Франции и Европе. Бальзаковское предостережение, обращенное к французскому читателю, может быть прочитано не только как констатация угрозы, исходящей от самодержавной, мощной, сплоченной духом послушания Российской империи, но и как диагноз, поставленный великим писателем французскому обществу, подточенному индивидуализмом, одержимому жаждой наслаждений и страстей, разобщенному, суетному, нетерпеливому.

Т. Готье в своем Путешествии в Россию (1867) создал поэтический путеводитель по России, запечатлев со свойственной его словесной живописи пластической выразительностью образа разнообразные живописные, колористические эффекты русской природы и городского пейзажа. Готье-эстета мало интересовали политические и социальные аспекты русской жизни. аВ созданном им образе России доминируют вещи, предметы, произведения искусства, пейзажи. Умный, доброжелательный, наблюдающий со стороны путешественник, которого Россия интересует как нечто новое, диковинное, экзотическое и дающее пищу для новых эстетических впечатлений и ощущений, этакий вояжер-дилетант, в том смысле, который это слово приобретет в конце XIX века, - человек с тонким художественным вкусом и эстетической восприимчивостью, живо откликающийся на новые впечатления и готовый находить красоту и наслаждаться ею в самых разных ее проявлениях, - таким предстает рассказчик в Путешествии в Россию.

Почти все французские писатели, о которых идет речь в этой главе, видят Россию и русских сквозь призму романтического культа страсти, энергии, силы, с симпатией отмечая эти качества в русском народе (страстность русского народного танца у Сталь, пожар Москвы у Стендаля, быстрота езды русских кучеров у Бальзака). Однако почти все они не свободны от стереотипов о России, проявляющихся в мотивах российского деспотизма, придворного фаворитизма, Сибири, России-медведя и т.д. Между тем это не помешало им создать повествование о России, проникнутое искренним интересом и симпатией к другому.

В главе 3. Негативистская модель конструирования образа России описана третья модель конструирования образа России во французской прозеаа XIX в. В з 3.1. Феномен Кюстина и литературная стратегия автора России в 1839 году дан обзор различных точек зрения (М.Кадо, Ш. Корбе, П. Нора, А. Мюльштайн, Ф.-Д. Лиштенан, И. Нойманн, В.А. Мильчина) на причины феноменального успеха кюстиновской книги на Западе. Констатируется, что феномен Кюстина до сих пор не получил сколько-нибудь убедительного объяснения. Выдвигается и обосновывается гипотеза, что важнейшей причиной успеха книги была разработанная и реализованная Кюстином литературная стратегия, позволившая ему добиться эффекта достоверности, правдоподобия в описании России, создать у читателя иллюзию авторской непредвзятости.а В параграфе проанализированы приемы этой стратегии:

? создание образа рассказчика, незаинтересованного путешественника-созерцателя, непринужденно рассказывающего о себе, доверительно делящегося с читателями своими сокровенными мыслями и чувствами, непредвзятого философа-лметафизика, правоверного католика, озабоченного нравственным состоянием современного общества и оценивающего Россию с позиций универсальных законов разума, морали и религии, но ни в коем случае не идеолога и памфлетиста;

? сильный автобиографический, мемуарный элемент в структуре книге, эпистолярная форма повествования, призванные создать у читателя иллюзию лискренности и правдивости рассказчика;

? разрыв между позитивными по отношению к России декларациями рассказчика и тем негативным образом страны, который конструируетсяа в ходе повествования;а

? введение в повествование мнимых двойников рассказчика, с которыми тот якобы спорит, но на самом деле соглашается;

? репрезентация лэволюции представлений рассказчика о России по мере знакомства со страной;

? прием лопережения, когда автор, заранее предвидя возможную отрицательную реакцию в России на его книгу, предупреждает читателя, что русские, конечно, будут недовольны, дабы само это недовольство превратить в доказательство алправдивости своей книги;а

? лциклотимизм (Ж.-Ф. Тарн), т.е. непрестанное варьирование одних и тех же тем, повторы, система лейтмотивов, выстраиваемая автором, как прием имплицитного воздействия на читателя, внушения ему определенных идей (мотивы России-тюрьмы, лимперии страха, фасадной империи, тема рабства русских и т. д.).аа

В диссертации доказано, что, вопреки декларациям рассказчика, книга Кюстина была выражением определенной религиозной, политической и идеологической позиции, а ее автор ? идеологом и мифотоворцем, создающим свой миф о России.а

Ва з 3.2. Россия Кюстина аречь идет о том, что Кюстин в книге путевых заметок Россия в 1839 году (1843) создал модель описания России, основанную на демонизации другого. Кюстину удалось не просто положить конец той фудаментальной двойственности (М. Кадо), которой было отмечено восприятие России в докюстиновский период, не просто демифологизировать Россию, разрушить тот миф о России-оплоте порядка и священных принципов монархизма, который создавали и культивировали французские легитимисты, но демонизировать образ нашей страны в сознании Запада. Кюстин смотрел на Россию прежде всего сквозь призму своей религиозной доктрины - панкатолицизма и религиозного мессианства.а В этом отношении его можно сопоставить с Ж. де Местром, однако Кюстин оказался резче в своей критике России и радикальнее в выводах.а

Вместе с тем в диссертации показано, какую роль в конструировании образа России у Кюстина-романтика играли не только его религиозные и политические взгляды, но и его принадлежность к романтическому направлению, романтическаяа топика и поэтика): романтическое двоемирие, творческая субъективность (принцип преображения, трансформации реальности при помощи воображения),а контраст, готические элементы, образы двойников и марионеток, романтический культ свободы, обусловивший не только острую критику Кюстином российского самодержавия, но и его видение России как лимперии страха, а русских как рабов.

Особенно опасным и угрожающим представлялось Кюстину в России сочетание военно-политической, государственной мощи России с духовной сплоченностью российского общества на основе религиозного единства нации и ее преданности монархической идее, что, по мнению Кюстина, имело следствием унижение личности, попрание ее достоинства и прав, превращение ее в марионетку, что, в свою очередь, еще более усиливало мощь российского самодержавия и его возможности в противостоянии и военно-политическом соперничестве с Западом на Европейском континенте. Кюстин создает мрачный, гротесковый, демонизированный образ России, являющейся абсолютным антиподом Европы. Демонизация России - следствие абсолютизации свободы в романтическом дискурсе. Новое качество критики России в книге Кюстина проявилось в ее тотальном характере. Тотальное рабство, тотальный страх, грубый деспотизм, отсутствие какой бы то ни было свободы и т.д. - главные характеристики российской действительности в кюстиновских путевых заметках.

Принципиально важным для обретения Кюстином особого статуса в западном дискурсе о России оказалось не столько то, что он сказал о России, но то, когда и как это было сказано. Кюстиновский текст - перепевы и синтез уже известных западному читателю мотивов, восходящих отчасти к Ж.-Ж. Руссо (незрелость варварского народа, подражательность русских, возможность революции в России, опасность завоевания Европы Россией, противоестественность петровских реформ), отчасти к Шаппу дТОтрошу (мотивы рабства, унижения, тирании, несправедливости социальной системы в России, сибирская тема), отчасти к Ш. Массону (нравственная развращенность русской элиты, униженность и забитость народа, преступления российской власти).а Кюстин, несомненно, был наследником просветительского универсализма, испытал влияние классической историографии. Однако Кюстин не просто синтезировал, но и амплифицировал эти топосы французского просветительского дискурса о России, развернул и проиллюстрировал его устойчивые темы, мотивы, образы и сделал это в особой исторической и социокультурной ситуации, отмеченной религиозным кризисом на Западе, всплеском русофобских настроений в Западной Европе после подавления польского восстания и Варшавской речи Николая I,а все более широким распространением (отчасти под влиянием романтизма) идеологии свободы и прав личности, формированием новой, либерально-демократической европейской идентичности, происходящим в отталкивании от варварской, деспотической самодержавной и православной России.

Кюстиновская традиция была продолжена в таких книгах о России, как Тайны России (1844) Фредерика Лакруа, Разоблачения России (1845) Шарля-Фредерика Эннингсена, Кнут и русские (1853) Жермена де Ланьи, Царь Николай и Святая Русь (1855) Галлет де Кюльтюр.

В з 3.3. Русская тема в Рейне В. Гюго констатируется, что Россия интересовала великого писателя в контексте его размышлений о судьбах Европы и Франции. Концепция Европы Гюго предполагала, что стержнем европейского единства является союз Франции и Германии, в котором Франции принадлежит лидирующая роль. Идеализированному в романтическом духе союзу Германии и Франции Гюго противопоставлял Россию и Англию. Гюго-романтик мыслил противостояние Франции и Германии, с одной стороны, и России и Англии, с другой, как вечное противоборство сил Добра и Зла. Если Германия и Франция мыслятся Гюго наследницами империи Карла Великого, хранительницами рыцарского духа и центром цивилизации, то Россия и Англия заняли в современной Европе место, ранее в XVIЦXVII вв., принадлежавшее двум центрам силы - Турции и Испании. Англия, унаследовавшая могущество Испании, пронизана духом коммерции и утилитаризма, полуазиатская Россия ныне, как прежде Турция, одержима духом завоевания и экспансии. Преградой ее экспансионистским устремлениям может стать только союз двух цивилизованных, европейских стран Франции и Германии, который обеспечит процветание Европы и мир во всем мире. В этом контексте становится понятным, почему Россия у Гюго есть антитеза Европе.

Для обоснования своего тезиса о близости России и Турции Гюго, опираясь на теорию климата Монтескьё, создал свою концепцию северного человека. Для Гюго турки, и русские - люди Севера, а северный человек (УlТhomme du nordФ), в сущности, всегда один и тот же: варвар, кочевник без роду и племени, без отчизны, не способный к мирному труду, коварный и жестокий воин-завоеватель.

Показательна эта двойная оптика Гюго. Историзм, проявившийся в нарисованной Гюго в Рейне (1842) широкой картине культурной и политической ситуации в Европе, тех изменений, которые произошли в расстановке основных политических игроков на европейском континенте за два века (с начала XVII по XIX), изменяет великому поэту, как только он обращает свой взор на потенциального соперника, противника или конкурента. На смену историческому анализу приходит мифологизация. Место исторического экскурса о судьбах Европы, призванного выявить генезис явления, его истоки и эволюцию, занимает жесткая и аисторичная констатация, построенная на антитезе люжный человек?лсеверный человек: Южный человек (УlТhomme du midiФ) меняется, трансформируется, развивается, расцветает и плодоносит, умирает и возрождается как все живое. Северный человек вечен как снег.

Конечно, Гюго не отождествлял русский народ с самодержавием, но русский народ вообще мало его интересовал. Все ограничилось сближением русских с татарами. Для Гюго Россия - это российское государство, подавляющее личность и вынашивающее экспансионистские замыслы.

Смысл и функция образа России у Гюго становятся понятными в контексте той полемики о возможных союзниках униженной и ослабленной постнаполеоновской Франции, которая велась в эпоху Июльской монархии. Россия некоторыми политическими силами рассматривалась как возможный союзник. Для Гюго русская тема в Рейне, в других его публицистических произведениях (Дневник юного якобита 1819 года, Речь при вступлении во Французскую академию, Двадцать третья годовщина Польской революции,аа К русской армии) служит одной цели - показать чуждость России европейской цивилизации, подчеркнуть культурную, духовно-цивилизационную близость Франции и Германии, обосновав тем самым закономерность, естественность и необходимость франко-германского альянса.

Очевидно, что в случае с Россией Гюго-публицист одерживает верх над Гюго-художником. Злоба дня, политическая пристрастность побуждают писателя в книге Рейн при описании России отказаться от историзма, свойственного многим другим его произведениям. Отказ от историзма в российском дискурсе Гюго неизбежно приводил к мифологизации и демонизации России и ее аправителей (Великий князь Московский, Петр Великий, Екатерина II, Александр I, Николай I), особенно заметной на фоне пронизанного историзмом портрета Наполеона I, нарисованного великим писателем в Речи при вступлении во Французскую академию. Лишаясь исторического фона, образ России у Гюго превращается в эмблему деспотизма и варварства.

Мифологизация и демонизация России была обусловлена не только политическими взглядами писателя и публицистическим запалом его статей, но и его романтической историософией, базировавшейся на понимании истории как извечной борьбы сил Добраа и Зла, особенностями поэтики, тяготевшей к контрасту, антитезе, гротеску, гиперболизации, метафорике (Россия пожрала Турцию, российский император - всемогущее чудовище, Агамемнон новой троянской войны, являющий собой дикую угрозу мрака свету, полночи полдню; вся русская нация ассоциируется с холодом и снегом; русские - северный народ и почти такой же дикий, как гунны), а значит к неизбежному упрощению, утрированию некоторых сторон российской действительности, главным образом тех, которые писатель считал негативными, не соответствующими его идеалу республиканской и единой Европы.

Четвертая глава Россия в путевых записках А. Дюма апосвящена путевым заметкам Путевые впечатления. В России (1865?1866) А. Дюма, в которых синтезируются элементы разных моделей конструирования образа России. Записки Дюма о нашей стране появились во французской печати спустя двадцать лет после публикации кюстиновской России в 1839 году. По обстоятельности и развернутости описания российской действительности многотомные путевые записки А. Дюма вполне сопоставимы с книгой Кюстина. Однако литературная известность Дюма на тот момент, когда он писал свои записки о России, была несравнимо более широкой, чем Кюстина, когда он принимался за свою Россию в 1839 году. Ко времени приезда в Россию А. Дюма был популярен не только как создатель многочисленных, полюбившихся публике романов и пьес, но и как публицист, автор обширного очерка Галлия и Франция (1833), путевых впечатлений от поездок по Швейцарии, югу Франции, Италии, Испании, Алжиру.

Путевые записки Дюма, хотя писатель и не упоминает имени маркиза де Кюстина, ? это и диалог с автором России в 1839 году, во многом скрытая полемика с ним. По благожелательности тона Дюма ближе к традиции Ж. де Сталь, хотя у него нет той глубины, проницательности, которые были свойственны автору Десяти лет изгнания. Как и Ж. де Сталь, он демонстрирует, скорее, снисходительность в оценках российской действительности. Ему важнее не осудить, а попытаться понять Россию, отметить ее национальный колорит, увидеть в ней нечто любопытное, экзотическое, что отличает ее от Франции и других европейских стран, и одновременно заинтересовать французскую аудиторию рассказом о русской экзотике.

Далее отмечается, что в своих путевых записках Дюма воспроизводит, иногда дополняя и расширяя их, некоторые сюжеты из российской действительности, встречавшиеся в его романе Учитель фехтования.

Разумеется, в заметках Дюма писал не историю России, а всего лишь делился с читателями своими впечатлениями от поездки, однако в образе России, созданном им, весьма значителен исторический компонент. В путевых записках рассказывается не только и, может быть, не столько о той России, которую увидел французский путешественник, сколько об исторической, легендарной России, не столько о ее настоящем, сколько о прошлом.

Дюма черпал информацию о России из разных источников (История Российской империи при Петре Великом и Философский словарь Вольтера, История Государства Российского Н.М. Карамзина,а История русской кампании Д.П. Бутурлина, путевые записки Рюльера, Сегюра, Массона, Раверджи и др., многочисленные письма, указы, отчеты и т. п.). Однако определяющей для него стала традиция романтической историографии (О. Тьерри, С. де Сисмонди, Ж. Мишле), он постоянно обращался к книгам ааВ. Гюго, А. Ламартина, А. Тьера. Вслед за романтиками он считал, что историческое повествование должно включать в себя рассказ о разных исторических персонажах, мелких фактах, случайностях, бытовых, а зачастую и интимных подробностях жизни, при этом не ограничиваться рассказом о событиях, но попытаться понять их причины и закономерности. В результате в записках о России писатель дал портреты не только российских царей и императоров (от Ивана Грозного до Александра II), но и других исторических персонажей (Меньшикова, Бирона, Аракчеева, Потемкина, А.В. Суворова, М.М. Сперанского, И. Сусанина, Е. Пугачева и др.).

В то же время Дюма-романтик проповедует верность не исторической, а поэтической правде и далеко не всегда следует точному изложению исторических событий. Верный принципу историографии Мишле, Дюма считал, что история может быть увлекательной. Она не должна ограничиваться констатацией фактов и событий. Художник вправе домысливать, что и как происходило в определенный исторический момент с персонажами, а читатель вправе знать, какими человеческими достоинствами и недостатками они были наделены, вне зависимости от их статуса.

Дюма вводит в записки исторические пассажи, прибегая к приему исторического экскурса, ставшему традиционным в его романном творчестве. Упоминаемые в записках географические и топографические названия, культурные памятники, встречаемые лица, разные предметы и детали становятся поводом для очередного исторического рассказа. Легко заметить, что эти исторические пассажи зачастую раскрывают, акцентируют теневые стороны российской истории, реализуя ту задачу, которую ставил перед собой Дюма - дать правдивую, то есть не приукрашенную картину российской истории.

Специфика записок Дюма о России заключается прежде всего в том, что в отличие от предшественников (Сегюра, Рюльера, Массона, Ж. де Сталь, Кюстина и др.), их автор не ограничиваясь каким-то одним периодом из российской истории, пересказывает преимущественно наиболее драматичные и занимательные анекдоты из прошлого России, начиная со Средних веков и до современности. Его влекут сюжеты российской истории, насыщенные трагическими коллизиями, способные заинтересовать широкую аудиторию французских читателей, воспитанных на романах-фельетонах. Дюма представляет русскую историю как бесконечную череду смутных времен, государственных переворотов, борьбы за трон. В таком подходе к русской истории обнаруживается традиция литературы анекдотов, между тем Дюма ставит перед собой совсем другие задачи. Заимствуя из литературы анекдотов сюжеты о персонажах российской истории, Дюма, в отличие, например, от Массона или Кюстина, выступает не как памфлетист, обличитель самодержавия, борец за права человека, но как писатель, наделенный неистощимым любопытством к другому, а потому и терпимостью, снисходительностью к его ошибкам, слабостям и порокам. Его цель - не судить власть предержащих, но лишь показывать их деяния.

Дюма хотел увидеть человека в правителе. Поэтому он помещает персонажей в бытовую обстановку, рассказывает об их человеческих слабостях, гастрономических пристрастиях, физиологических особенностях и т.д. Однако он ровествует не только о физических и нравственных недостатках российских политических деятелей, как это делали представители литературы анекдотов, но и об их заслугах перед Российским государством.

Очевидно, что Дюма-республиканец в трактовке того или иного исторического персонажа так же несвободен от политических пристрастий, как не были свободны его предшественники, писавшие о России. аПетр I, Екатерина II и Александр II получают весьма позитивную высокую оценку у Дюма. Очерк о Николае I отличается чрезвычайной критической направленностью. Резкость суждений, обычно не свойственная романисту, объясняется и личными и политическими причинами, и теми оценками личности Николая, которые Дюма почерпнул из сочинений Ж. Ансело и А. де Кюстина.

Дюма касается разных тем, связанных с русскими реалиями, рассказывает о русской культуре и литературе, государственных институтах, религии, национальных особенностях россиян, народных приметах и суеверии, быте, нравах, стремится запечатлеть местный колорит, повторяя в том числе многие темы и мотивы, о которых раньше упоминал в Учителе фехтования его герой-повествователь О. Гризье (об особенностях национальной охоты, кухни, гостеприимстве, средствах передвижения, о пренебрежении к естественным в цивилизованном обществе удобствам, об особенностях местного чаепития с самоваром, о таинственной русской коже, подражательности и т. д.), и при этом постоянно комментирует разные темы соответствующими забавными или душещипательными историями. В этих наблюдениях Дюма подхватывает традиционный для западного дискурса о России мотив недоцивилизованности русских, но, в отличие от Кюстина, умозаключения автора Путевых впечатлений незлобивы, окрашены добродушным юмором, полны остроумных замечаний и симпатии к русским традициям и порядкам.

Французскому путешественнику Россия представляется по своему географическому расположению лодновременно американской, европейской и азиатской страной, не похожей ни на какую другую. В путевых записках Дюма архитектурный облик крупнейших российских городов (прежде всего Санкт-Петербурга и Москвы) дан контурно с использованием приема каталогизации. Между Петербургом и Москвой нет той явной оппозиции, которая постоянно встречалась в сочинениях предшественников, как между европейским и азиатским городами. У французского романтика появляется образ русской и одновременно европейской Москвы, провинции Европы, ее деревни, и в то же время города, обладающего своим национальным колоритом. Экфрастичность Готье Дюма не свойственна. Зато его заметки, пусть не такие поэтически восторженные, насыщенные колористическими метафорами, как у автора Эмалей и камей, открывали европейцам новые грани российских столиц, их занимательную историю, топографию.

Православию, русской церкви, религиозным обрядам россиян в записках Дюма уделено мало внимания. О православной вере, церкви и русских священниках у Дюма сложилось негативное представление, вообще характерное для западного дискурса о России и проявившееся уже в путевых записках XVI?XVII вв. (С. фон Герберштейн, Р. Ченслор, Ж. Маржерет и др.). Между тем в религиозной жизни русских особое внимание Дюма привлекли сектанты, о которых он рассказал в очерке Скопцы. Здесь вновь проявился интерес Дюма ко всему необычному, экзотическому, что встречалось на его пути.

В отличие от Кюстина, Дюма не сфокусирован на политических аспектах российской действительности, однако было бы преувеличением утверждать, что он их полностью игнорировал. Дюма писал о многих негативных сторонах российской жизни: крепостном праве, самодержавии, коррупции, мздоимстве, произволе помещиков и чиновничества, фаворитизме, расточительности и т. д. Однако в его описаниях русских пороков нет того обличительного пафоса, того гнева и почти неприкрытого раздражения и неприязни, которые отличали путевые записки маркиза де Кюстина.

Дюма был одним из первых французских писателей, авторов путевых записок, кто привнес литературную составляющую в образ России. Конечно, большую роль в популяризации русской литературы во Франции сыгралаа П. Мериме. По выражению французского исследователя Монго, с 1849 г. Мериме стал chevalier servant de Pouchkine ? верным вассалом Пушкина . Вклад Мериме в ознакомление французов с русской литературой уже достаточно изучен и оценен , чего нельзя сказать о Дюма.

Внимание, проявленное Дюма к русской литературе и литераторам, было весьма специфическим. Прежде всего, в поле зрения Дюма оказываются те русские писатели, чья судьба представлялась ему в той или иной степени трагичной (Пушкин, Лермонтов, Пестель, Рылеев, Муравьев-Апостол, Бестужев-Марлинский и др.).

Другой принцип, которым Дюма руководствовался в своем выборе литературных имен России, о которых он считал необходимым рассказать своим соотечественникам, ? оппозиционность того или иного писателя самодержавию (К. Рылеев, И. Муравьев-Апостол, А.И. Полежаев и др.).

Как и в российских правителях, Дюма в литераторах России привлекает не столько их творчество, сколько человеческая ипостась. Характерные особенности таланта Дюма-романиста проявились в небольшом очерке о Пушкине: мастерство диалога, концентрация на наиболее драматических событиях, акцентирование мотива преждевременной гибели, использование интересных, будоражащих любопытство и воображение читателя деталей. Литературный элемент в записках Дюма зачастую выполняет вспомогательную функцию. Упоминания и цитирования произведений русской литературы берутся писателем не как объект рефлексии об их художественных качествах, а всего лишь как иллюстративный материал, подтверждающий те или иные выводы об отмеченных проблемах России.

Безусловной заслугой Дюма в ознакомлении французской публики с русской литературой стали его рассказы о литературных знакомствах в Санкт-Петербурге (с Д.В. Григоровичем, И.И. Панаевым, Н.А. Некрасовым и др.) и характеристика крупнейших периодических изданий (Современник, Отечественные записки, Библиотека для чтения, Сын Отечества, Русский Вестник и др.).

Таким образом, Дюма дал более широкую картину литературной жизни в России, чем та, которую рисовали его предшественники, выступил ее блестящим популяризатором во Франции. Было бы большим преувеличением утверждать, что А. Дюма был глубоким знатоком русской культуры и литературы, и что в путевых записках о России он сказал что-то принципиально важное и существенно новое о русской литературе, ее специфике, месте среди европейских литератур. Между тем он привлек внимание французского читателя ко многим русским писателям, и не только первого ряда, рассказал об их непростых отношениях с властью, познакомил с некоторыми произведениями русской литературы (или фрагментами из них), дал более широкую картину литературной жизни в России, чем та, что рисовали его предшественники в жанре путевых записок. Кроме того, особенности писательского дарования Дюма, проявившиеся и в путевых записках, - его мастерство рассказчика, умение выстроить динамичный диалог, найти интересную деталь, склонность к мелодраматизму - все это позволило писателю выступить блестящим популяризатором литературной России. Если к этому добавить еще и огромную популярность писателя, то слова французской исследовательницы Жанин Небуа-Момбе, что во Франции Урусскую модуФ ввел Александр Дюма, опубликовавший в 1859 г. свои путевые записки - В России и На КавказеЕ , не покажутся преувеличением.

Образ курьезной или угрюмой России, страны тиранов, лицемерия и страха, созданный представителями литературы анекдотов и А. де Кюстином, с выходом в свет Путевых впечатлений Дюма претерпел существенные изменения. Дюма, не жалея трагических и юмористических красок, создал в целом романтический образ страны - страны фантастических коллизий, необычных судеб, сильных, смелых и страстных характеров, экзотических нравов, страны с занимательной и драматической историей, многочисленными проблемами в настоящем, но тем не менее заслуживающей пристального интереса и искренней симпатии.

В заключении подводятся итоги и формулируются выводы исследования. а

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Монографии:

1. Ощепков А.Р. Образ России во французских путевых записках XIX века:а Научная монография. - М.: Изд-во Государственного ин-та русского языка им. А.С. Пушкина, а2010. - 238 с. а(14,5 п.л.).

Научные статьи и материалы докладов:

1. Ощепков A.Р. Ксавье де Местр о русском национальном характере аа// Знание. Понимание. Умение. - 2008. ? № 1. - С. 190Ц193 (0,3 п.л.).
2. Ощепков А.Р. Восприятие творчества И.С. Тургенева во Франции и Англии XIXа века // Знание. Понимание. Умение. - 2008. - № 3. - С.41Ц46 (0, 4 п.л.).
3. Ощепков А.Р. Россия в книге Т. Готье Путешествие в Россиюа а// Знание. Понимание. Умение. - 2009. - № 2. - С. 154Ц157 (0, 9 п.л.).
4. Ощепков А. Р. Имагология // Знание. Понимание. Умение. - 2010. - № 1. - С. 251?253 (0, 4 п.л.).
5. Ощепков А.Р. Россия в письмах и дневниках Стендаля // Русский язык за рубежом. - 2010. № 2. - С. 96 - 104 (0, 5 п.л.).
6. Ощепков А.Р. (в соавт. с Трыковым В.П.)а Русский концентр во французском литературном сознании XIX века // Знание. Понимание. Умение. - 2010. - № 2. - С. 146?151 (0,3 п.л./ 0,5 п.л.).
7. Ощепков А.Р. Россия в литературном сознании наполеоновской Франции // Преподаватель XXI век. - 2010. - № 4. ? Ч. 2. а - С. 334Ц338 аа(0,3 п.л.).
8. Ощепков А.Р. Русская литература в путевых записках А. Дюма Путевые впечатления. В России //а Наука и школа. - 2010. - № 6. - аС. 128?134 (1 п.л.).
9. аОщепков А.Р. Занимательная история России в Путевых впечатленияха А. Дюма //а Русский язык за рубежом. ? 2011. ? № 1. а? аС. 79?85 (0,3 п.л.).
10. аОщепков А.Р. Секретные мемуары Ш. Массона как образец литературы анекдотов о России // Знание. Понимание. Умение. - 2011. ? № 1. - С. 160?167 (0,8 п.л.).
11. аОщепков А.Р. Бальзаковская Россия // Знание. Понимание. Умение. аа - 2011. - № 2. - С. 180?186 (0,8 п.л.).
12. аОщепков А.Р. Романтическая топика в книге Астольфа де Кюстина Россия в 1839 году //а Филологические науки. - 2011. ? № 3. - С. 46?57 (0,5 п.л.).
13. аОщепков А.Р. Панкатолицизм А. де Кюстина и образ России в его книге Россия в 1839 году // Религиоведение. - 2011. - № 2. - С. 19?26 аа(0, 5 п.л.).
14. аОщепков А.Р. Тема фаворитизма в Секретных мемуарах о России Ш. Массона // Известия Самарского научного центра РАН. - 2011. - Т. 13. - № 2(3). - С. 698Ц701 (0, 4 п.л.).
15. аОщепков А.Р. Правда и вымысел о России в книге Ж. де Сталь "Десять лет в изгнании" // Вестник МАПРЯЛ. Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы. Ежеквартальный дайджест. - М., 2006. - № 48Ц49. - С. 31Ц35а (0,5 п.л.).
16. аОщепков А.Р. Польша и Россия в путевых очерках Ж. де Сталь аа// Материалы сборника XII Международной научно-методической конференции из цикла "Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка". - Варшава, 2005. - С. 105Ц111 (0,4 п.л.).
17. аОщепков А.Р. Проблема русского национального характера в новелле Ксавье де Местра Пленники Кавказа // Тезаурусный анализ мировой культуры. Сб. научн. трудов. - Вып. 12 / Под общ. ред. Вл.А. Лукова. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та,а 2007. - С. 19?25 (0,3 п.л.).
18. аОщепков А.Р. (в соавт. с. Трыковым В. П.). Западная литературоведческая Россика XXЦXXI веков: основные фигуры, тенденции и подходы аа// Вестник Международной академии наук (русская секция). - 2008. - № 2.а а - С. 64Ц69 (0,4 п.л. /0,8 п.л.).
19. аОщепков А.Р. аПетербург и Москва в романе А. Дюма-отца Учитель фехтования // Идейно-художественное многообразие зарубежной литературы Нового и Новейшего времени. - Часть 11. Межвузовский сб-к научных трудов. - М.: Звезда и крест, 2010. - С. 89?100 (0,4 п.л.).
20. Ощепков А.Р. Имагология в курсе теория культуры // Высшее образование для XXI века: VII международная научная конференция. Московский гуманитарный университет. Доклады и материалы. Секция 6. Высшее образование и мировая культура. - Выпуск 2 / Отв. ред. Вл.А. Луков, Н.В. Захаров. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2010. - С. 53?59 (0, 4 п.л.). аа
21. Ощепков А.Р. Русский роман С. Коттен Елизавета, или сосланные в Сибирь // Русский акцент в мировой культуре: литература, искусство, перевод. Сб-ка материалов международн. науч. конференции. - Нижний Новгород: Нижегородский гос. лингвистический ун-т им.а Н.А. Добролюбова, 2010. - С. 201?206а (0,2 п.л.).
22. Ощепков А. Р. Оппозиция "сила-слово" в книге А. де Кюстина "Россия в 1839 году" // Тезаурусный анализ мировой культуры: сб. науч. трудов. - Вып. 21 / Под общ. ред. Вл.А. Лукова. ? М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2011. ? С. 45?52 (0,5 п.л.).
23. Ощепков А.Р. Образ Екатерины Великой в Секретных мемуарах Ш. Массона // Екатерина Великая: писатель, историк, филолог: Сборник научных работ, подготовленный по материалам Четвертых научных чтений, посвященных творчеству Екатерины II. - М.: ГИРЯ, 2011. - С. 58Ц67 (0,5 п.л.).
24. Ощепков А.Р. Пушкинская тема в Путевых впечатлениях о России А. Дюма // Пушкинские чтения - 2011. 19 октября 2011 г.: Сборник научных докладов: К 200-летию открытия Царскосельского лицея и 45-летию Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина. - М., 2011. - С. 65Ц75 (0,7 п.л.).
25. Ощепков А.Р. Образ России в книге Ж. де Сталь "Десять лет в изгнании" аа// XVII Пуришевские чтения: "Путешествовать - значит жить" (Х.К.Андерсен). Концепт странствия в мировой литературе: Сборник материалов международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Х.К. Андерсена. - М.: МПГУ, 2005. - С. 162Ц164 (0,2 п.л.).
26. аОщепков А.Р. Россия в повести Ксавье де Местра Молодая сибирячка а// XXа Пуришевские чтения: Россия в культурном сознании Запада: СбЦк статей и материалов. - М.: МПГУ, 2008. - С. 103Ц104 (0,1 п.л.).
27. аОщепков А.Р. Стендаль в России // Электронная энциклопедия Французская литература: от истоков до начала Новейшего периода аа? //
28. аОщепков А.Р. Сталь Жермена де // Электронная энциклопедия Французская литература: от истоков до начала Новейшего периода аа? //
29. аОщепков А. Р. Русская тема в романах Стендаля // XXII Пуришевские чтения: История идей в жанровой истории / Отв. ред. Е.Н. Черноземова. - М.: МПГУ,а 2010 г. - С. 57?59. (0,2 п.л.).
30. аОщепков А.Р. Традиция классической историографии и романтические элементы в Секретных мемуарах о России Ш. Массона //а XXIII Пуришевские чтения. Зарубежная литература XIX века / Отв. ред. Е.Н. Черноземова. - М.: МПГУ,а 2011. - С. 160?161а (0,2 п.л.).

а

Mongault H. Introduction // Merimee P. Oeuvres completes / Sous la direction de P. Trahard et ааE. Champion. Etudes de litterature russe. - T. I. - P., 1931. - Р. XXXIII.

См., например: Boutchik V. La litterature russe en France. - P.: Champion, 1947; Cahen G. Prosper Merimeeet la Russie // Revue dТHistoire litteraire de la France. - 1921, juillet?sept. - P. 125?140; Copple A.L. Merimee the Russophile: a reevoluation of his contribution to the publicity of Russia in France . - s.l., 1957; Jousserandot L. Pouchkine en France // Le Monde Slave. - 1918. а - № 7, Janvier. - Р. 32Ц56; Winogradoff A. Merimee et la langue russe // Revue de litterature comparee. - 1927. - P. 747Ч751; Mongault H. Merimee, Beyle et quelques Russes // Mercure de France. - 1928. - 1 маrs; Mongault H. Merimee et Pouchkine // Le Monde Slave. - 1930. а - T. IV. - P. 25Ц45 et 201Ц226; Mongault H. Etudes de litterature russe de Merimee: En 2 vol. - P.: Champion, 1931; аMongault H. Merimee et l'histoire russe // Mercure de France. - 1932. - № 2; БогинскаяА.Д. Русская тема в творчестве Мериме // Учен. зап. Московского обл. пед. ин-та. н Т. 34. Труды каф. зарубежной лит. - Вып. 2. - М., 1955. - С. 131?155; Воронович Т.М. Славянская тематика Проспера Мериме в период 1850?1870 годов / Дис. Еканд. филол. н. - М., 1954; Кирнозе З. Друг другу чужды по судьбе, Они родня по вдохновеньюЕ // Мериме - Пушкин: Сборник / Сост. З.И. Кирнозе. - М.: Радуга, 1987. - С. 5Ц26; уков Вл.А. Мериме: Исследование персональной модели литературного творчества. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2006; Пихтова А.В. Русские переводы в контексте творчества Проспера Мериме / Дис. Еканд. филол. н. - М., 2007.

Небуа-Момбе Ж. Русское гостеприимство во французском популярном романе конца XIX века // Традиционные и современные модели гостеприимства: сборник / Сост.: А. Монтандон, С.Н. Зенкин. - М.: РГГУ, 2004. - C. 243Ц244.

См. подробнее: Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе IX?XIX вв. - М.: МПГУ, 1995.

См. подробнее: Миры образовЦобразы мира: Справочник по имагологии / Пер. с нем. - Волгоград: Перемена, 2003; Ощепков А.Р. Имагология // Знание. Понимание. Умение. - 2010. - № 1. - С. 251Ц253; Guyard M.-F. La litterature comparee. - P.: PUF, 1951; Imagology. The cultural construction and literary representation of national characters: A critical survey / Ed. By M. Beller and J. Leerssen. - Amsterdam?NY, 2007.

См., напр., Артемова Е.Ю. Культура России глазами посетивших ее французов (последняя треть XVIII века). - М.: Ин-т российск. истории РАН, 2000; Вощинская Н.Ю. Социокультурная проблематика французской Россики последней четверти XVIII в. / ДисЕ канд. культурологии. - М., 2005; Карацуба И.В. Россия последней трети XVIII  - начала XIX века в восприятии английских современников. - М., 1985; Карп С. Русский мираж в XVIII веке // Пинакотека. - 2001. - № 13/14 - С. 42 - 45; Константинова С.С. Русские реформаторы и Россия в восприятии британских авторов второй половины XVIII века / Дис. Еканд. ист. н.). - Саратов, 2006; етчфорд С.Е. Французская революция XVIII в. и формирование образа России в общественном мнении Франции // Европейское Просвещение и цивилизация России. - М., 2004. - С. 77 - 84; Мезин С.А. Стереотипы России в европейской общественной мысли XVIII века // Вопросы истории. - 2002. - № 10. - С. 148Ц157; Мезин С.А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I. - Саратов, 2003; Нойманн И. Использование Другого. Образы Востока в формировании европейских идентичностей. - М.: Новое издательство, 2004; Россия и Европа в XIX - XX вв. Проблема взаимного восприятия народов, социумов, культур. Сб. научн. трудов. - М.: Ин-т российск. истории РАН, 1996; Образ России. Россия и русские в восприятии Запада и Востока. - СПб., 1998; Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. - М., 2000. - Вып. 1; Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. - М., 2002. - Вып. 2; Европейское Просвещение и цивилизация России. - М.: Наука, 2004; Россия и Запад в начале нового тысячелетия / Отв. ред. А.Ю. Большакова / ИМЛИ им. А.М. Горького. - М.: Наука, 2007; Groh D. Ru?land im Blick Europas. 300 Jahre historische perspektiven. - Frankfurt am main, 1988; Trois siecle de relations franco-russes. LТours et le coq. Essais en lТhonneur de Michel Cadot, reunis par F.-D. Liechtenhan. - P.: Presses de la Sorbonne nouvele, 2000; Neboit-Mombet J. LТimage de la Russie dans le roman francais (1859 - 1900). - Press univ. de Blaise Pascal, 2005; Mohrenschildt D.S. Russia in the intellectual life of eighteenth-century France. - NY, 1936; Ratchinski A. Les contacts ideologiques et culturels entre la France et la Russie (1800Ц1820) / These de doctorat nouveau regime. - P., 1996.

Нойманн И. Использование Другого. Образы Востока в формировании европейских идентичностей. - М.: Новое издательство, 2004. - С. 101.

Гро Д. Россия глазами Европы // Дружба народов. - 1994. - № 2. - С. 171?185; - № 3. - С. 160?172;а Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. - М.: Новое литературное обозрение, 2003; CadotM. La Russie dans la vie intellectuelle francaise; 1839Ц1856. - P.: Fayard, 1967; CorbetCh. A lТere des nationalismes. LТOpinion francaise face a lТinconnue russe (1799Ц1894). - P.: Didier, 1967; Lortholary A. Les УPhilosophesФ du XVIII siecle et la Russie. Le Mirage russe en France au XVIII siecle. - P.: Boivin, 1951; Артемова Е.Ю. Культура России глазами посетивших ее французов (последняя треть XVIII века). - М.: Ин-т российск. истории РАН, 2000; Карацуба И.В. Россия последней трети XVIII - начала XIX века в восприятии английских современников. - М., 1985; Карп С.Я. аФранцузские просветители и Россия. - М., 1998; Мезин С.А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I. - Саратов, 2003; Мильчина В.Я. Россия и Франция. Дипломаты. Литераторы. Шпионы. - СПб.: Гиперион, 2004.

Алексеев М.П. Русская культура и романский мир: Избранные труды. - Л.: Наука, 1985; Гинзбург Л.Я. аО психологической прозе. - Л.: Советский писатель, 1971; Гречаная Е.П. итературное взаимовосприятие России и Франции в религиозном контексте эпохи. (1797Ц1825) - М.: ИМЛИ РАН, 2002; Земсков В.Б. Образ России на переломе времен (Теоретический аспект: рецепция и репрезентация другой культуры) а// Зинченко В.Г., Зусман В.Г., Кирнозе З.И. Литература и методы ее изучения. Системно-синергетический подход: учеб. пособие. - М.: Флинта: Наука, 2001; Кирнозе З.И.Друг другу чужды по судьбе, Они родня по вдохновеньюЕ // Мериме - Пушкин: Сборник / Сост. З.И. Кирнозе. - М.: Радуга, 1987. - С. 5Ц26; уков Вл.А. Русская литература: генезис диалога с европейской культурой: Научная монография. - М.: МосГУ, 2006; уков Вл.А. Европейская культура Нового времени: Тезаурусный анализ: Научная монография. - М.: МосГУ, 2006; уков Вал.А., Луков Вл.А. Тезаурусы: Субъектная организация гуманитарного знания. - М.: Изд-во Национального института бизнеса, 2008; Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе IXЦXIX вв. - М.: МПГУ, 1995; Мустафина Е.А. Образ Европы в литературном сознании России и США в XIX веке / ДисЕ д-ра филол. н. - М.: РГГУ, 2007; Пахсарьян Н.Т. Образ России в Мемуарах А. Дюма, или развесистая клюква литературной репутации // Новые российские гуманитарные исследования. - Вып.1. (№ 2) / Тезисы материалов круглого стола Россия и русские в художественном творчестве зарубежных писателей XVII - начала ХХ веков, прошедшего 5 декабря 2006 в ИМЛИ им. А.М. Горького РАН //

См аналитический обзор того, что было написано о России во Франции в разных жанрах на протяжении XIX столетия в кн.: Corbet Ch. LТOpinion francaise face a lТ inconnue russe (1799Ц1894). - P.: Didier, 1967.

     Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии