Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по истории

Исторический опыт социально-экономической модернизации национальных районов Восточной Сибири в 1920-е гг. (на материалах Республики Бурятия)

Автореферат докторской диссертации по истории

 

На правах рукописи

 

 

ПЛЕХАНОВА Анна Максимовна

 

Исторический опыт социально-экономической модернизации национальных районов Восточной Сибири в 1920-е гг.

(на материалах Республики Бурятия)

 

Специальность 07.00.02 - отечественная история

 

 

 

 

 

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Улан-Удэ - 2011

Диссертация выполнена в отделе истории, этнологии и социологии Учреждения Российской академии наук Института монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН

Научный консультант:а	член-корнреснпонндент РАН, доктор исторических наук, профессор Базаров Борис Ванданович
Офинцинальнные опнпонненнты:	член-корнреснпонндент РАН,аа адоктор исторических наук, профессор Ламин Владимир Александрович;
	доктор исторических наук, профессор Цыкунов Григорий Александрович;
	доктор исторических наук, профессор Петрушин Юрий Александрович
Вендунщая орнганнинзанция:	ФГБОУ ВПО Бурятская государственнаяа сельскохозяйственная академия им. В.Р. Филиппова

 

Защита состоитсяа л а февраля 2012 г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета Д 003.027.01 при Учреждении Российской академии наука Институте монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАНаа (670047, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, д. 6)

С диссертацией можно ознакомиться в Центральной научной библиотеке Бурятского научного центра СО РАН (г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, д. 6)

Автореферат разослан л января 2012 г.

Ученый секретарь

диссертационного советаа аЖамсуева Д.С.

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. 1920-е годы явились одним из самых динамичных и самых противоречивых периодов в истории России, который характеризуется быстрым переходом из одного экономического состояния в другое, трансформацией хозяйственных, политических и социальных сфер, ломкой устоявшихся в прежние годы традиционных представлений. В связи с этим актуальной задачей современной историографии является изучение социальной и экономической модернизации общества, характеризующейся переходом от традиционных укладов к современному в общемировом и региональном масштабе.

В новый этап исторического развития, стержнем которого стала набиравшая силу модернизация, Россия вступила после отмены крепостного права в 1861 г. Активная фаза модернизационных преобразований на рубеже ХIХ-ХХ вв. была прервана революционными событиями 1917 г. После завершения гражданской войны Россия продолжила модернизационный переход в условиях новой экономической политики, главным результатом которой стало не только восстановление разрушенной экономики, но и складывание в ее рамках предпосылок для модернизационного рывка, осуществленного в 1930-е гг. И хотя сам термин модернизация не встречался в официальных документах советской власти, но его смысл содержался во многих неологизмах советской эпохи: социалистические преобразования, социалистическое строительство, социалистическое обобществление, культурная революция и др. Модернизационные процессы облекались в политическую идеологическую формулу нового общественного строя.

Сибирь, несомненно, развивалась в контексте исторических процессов, происходивших в обществе и государстве. Вместе с тем развитие ее регионов, особенно таких традиционных и находившихся вдали от центров экономической и политической жизни, как национальные районы Восточной Сибири, характеризовалось большой спецификой - по масштабам, глубине, и темпам преобразований. Актуальность исследования обусловлена необходимостью выявления исторических процессов, происходивших в национальных районах в результате взаимодействия традиций и новаций.

Обобщение исторического опыта актуально для современного общества как никогда в плане правильного выбора путей социально-экономического развития новой России, направлений ее модернизации. Актуальность исследования повышается его значением для успешной реализации современных модернизационных проектов.

Степень разработанности проблемы показана в первой главе, где сделан вывод о сложившейся в современной историографии ситуации, настоятельно диктующей необходимость формирования целостной картины истории социально-экономической модернизации Бурятии с современных теоретико-методологических позиций.

Источниковая база исследования представлена корпусом опубликованных и неопубликованных документов, позволивших получить объективную информацию и сформулировать научные выводы. Основу исследования составили архивные материалы Российского Государственного архива социально-политической истории, Российского государственного архива экономики, Нанционнальнного арнхинва Реснпубнлинки Бунрянтия. Подробная характеристика источниковой базы представлена в первой главе.

аЦель и задачи исследования. В диссертации поставлена цель - обобщить исторический опыт социально-экономической модернизации Бурятии в 1920-е гг. как целостном, самобытном, полиэтничном национальном районе Восточной Сибири. Достижение этой цели предполагает решение следующих задач: 1) выработать научно обоснованную классификацию историографии проблемы с учетом новых исследований, выявить и проанализировать комплекс документальных источников,обосновать теоретико-методологические подходы; 2) определить особенности модернизационных процессов в Бурятии на рубеже XIX - XX вв., выявить причины и последствия их прерывания; 3) показать историческую обусловленность в условиях кризиса начала 1920-х гг. стратегии модернизации в форме нэповской экономической модели; 4) дать оценку историческому опыту экономического районированияа Бурятии в 1920-е гг.; 5) установить источники финансирования модернизационных преобразований в 1920-е гг.; 6) выявить особенности трансформации аграрного и торговопромышленногоа секторов экономики в условиях нэпа; 7) изучить динамику демографических и социальных процессов, показать процесс трансформации образа жизни населения, уклада, общественного сознания и менталитета.

Объектом исследованияа являются социально-экономические преобразования в национальных районах Восточной Сибири ва 1920-е гг., предметом - процесс социально-экономической модернизации Бурятии в 1920-е гг.

Территориальные рамки исследования ограничены территорией Бурятии в административных границах 1920-х гг., особенностью районирования которой в 1920-е гг. являлись постоянные административно-территориальные трансформации, осуществляемые государством: Иркутская губерния и Забайкальская область, Бурят-Монгольская автономная область РСФСР и Бурят-Монгольская автономная область ДВР, Бурят-Монгольская Автономная Советская Социалистическая Республика.

Хронологические рамки исследования охватывают 1920-е гг.,а являющиеся целостным и самостоятельным этапом в истории Советского государства.а Советская властьа в национальных районах Восточной Сибири, в том числе и в Бурятии, окончательно укрепилась в начале 1920-х гг. Этим и обусловлен выбора начальной даты. Верхней границей исследования принят 1928/29 г., когда произошел демонтаж рыночной экономики, завершившийся свертыванием нэпа и переходом к политике форсированной амодернизации в рамках осуществления индустриализации и коллективизации.

Методологическую основу исследования составили принципы исторического познания: научность, историзм, объективность, комплексность научного анализа, наряду с которыми использовались методы систематизации, периодизации, репрезентативности, массовости, а также проблемно-хронологический, сравнительно-сопоставительный, системно-структурный, конкретно-исторический и критический подходы к источникам и историографии по исследовательской тематике. Использование различных научных методов и принципов, позволяющих органично перейти от конкретных исторических фактов к концептуальным выводам и обобщениям, позволило выявить специфику и особенности модернизационных процессов в национальных районах Восточной Сибири.

Своеобразие модернизационных процессов в национальных автономиях продиктовало необходимость тщательно анализа основных методологических подходов, представленного в первой главе диссертационного исследования.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. На протяжении 1920-х гг. в национальных районах Восточной Сибири прослеживается государственный курс на выравнивание уровня социально-экономического развития ранее отсталых территорий, выразившийся в их социально-экономической модернизации. Механизмом плавного вхождения в модернизационные процессы стала новая экономическая политика.
2. Основным содержанием экономической модернизации были трансформации аграрного, торгового и промышленного производства, инициируемые властью в рамках осуществления советской кредитно-финансовой, налоговой, арендной, кооперативной, ценовой, заготовительной политики в формате нэпа.
3. Социально-экономические процессы 1920-х г. позволяют выявить региональные особенности и противоречия нэповской экономической модели, позволившей восстановить довоенный уровень развития экономики, но не имеющей в конце 1920-х гг. потенциала для осуществления форсированной индустриальной модернизации.
4. Экономическая модернизация сопровождалась социальной, проявившейся лурбанизационным переходом 1920-х гг., повышением социальной мобильности и началом изменений традиционного образа жизни населения, сочетавшихся с интеграцией народов Бурятии в советское общество.
5. Исторический опыт социально-экономической модернизации Бурятии позволяет охарактеризовать ее как парциальную (частичную), поскольку ее итогом стало одновременное сосуществование модернизированных экономических и социальных форм, менее модернизированных и традиционных структур.
6. Учет позитивных и негативных последствий социально-экономических преобразований 1920-х гг. позволит обеспечить движение страны в модернизационном направлении, где оптимальное соотношение собственности, свободы и справедливости выступает гарантом стабильности общества, а значит, необратимости и эффективности преобразований.а

Научная новизна исследования заключаетсяа в целостном подходе к изучению процесса социально-экономической модернизации Бурятии, основанном на выявлении основных противоречий и трудностей в проведении экономической и социальной политики в 1920-е годы.

В работе впервые дана оценка историческому опыту социально-экономической модернизации Бурятии, что позволило охарактеризовать ее как парциальную (частичную). Данная модель основана на представлении о модернизации как длительном переходе от немодернизированного к модернизированному обществу, который привел к институционализации модернизированных экономических и социальных форм, менее модернизированных и традиционных структур.

Новизну работы также определяет введение в научный оборот новых источников, архивных документов, материалов периодической печати, статистических данных, характеризующих основные направления социально-экономической модернизации Бурятии в 1920-е гг.

Теоретическая и практическая значимость работы определяется тем, что результаты исследования могут быть востребованы для подготовки обобщающих работ по истории Сибири и Бурятии, разработки учебных пособий, лекционных курсов, в краеведческой работе. Материалы исследования использовались автором при чтении спецкурса Проблемы и особенности социально-экономического развития Бурятии в период реализации нэпа студентам исторического факультета Бурятского государственного университета. Результаты и выводы диссертации могут быть востребованы при разработке и реализации социальных и экономических модернизационных проектов в современной Бурятии.

Апробация исследования. Результаты исследования отражены в 48 публикациях автора (общим объемом 60 п.л.), в том числе в трех монографиях. Положения и выводы исследования докладывались автором на конференциях разного уровня, в том числе международных: Внутренняя Азия в геополитической и цивилизационной динамике (Улан-Удэ, 2008), Кооперация: история и современность (Новосибирск, 2011), Монголия - Россия: новые парадигмы отношений (Улан-Батор, 2011); всероссийских: Российская история в образовательном дискурсе этнонациональных регионов Российской Федерации (Улан-Удэ, 2008), Сибирь в изменяющемся мире. История и современность (Иркутск, 2008), Россия между прошлым и будущим: исторический опыт национального развития (Екатеринбург, 2008), Сибирь и Россия: освоение, развитие и перспективы (Улан-Удэ, 2009), Исторические аспекты политической модернизации России (Екатеринбург, 2010), Россия в эпоху модернизации: опыт, проблемы, перспективы (Барнаул, 2011); региональных: Индустриальное развитие Сибири в контексте модернизационных процессов (Улан-Удэ, 2007), Роль предпринимательства в развитии г. Верхнеудинска - Улан-Удэ (Улан-Удэ, 2010), Монгольский мир: новый век - новые вызовы (Улан-Удэ, 2010)а и др.

Структура диссертации. Исследование состоит из введения, четырех глав, состоящих из тринадцати параграфов, заключения, списка использованной литературы и источников.

II. Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, формулируются цель и задачи работы, определяются объект и предмет исследования, его хронологические и территориальные рамки, дается характеристика методологической основы диссертации, раскрываются ее научная новизна и практическая значимость.

Первая глава Теоретические основы исследования состоит из трех параграфов. В первом параграфе Методологические подходы к научному освещению темы раскрыты особенности использования в диссертационной работе формационной, цивилизационной и модернизационной макротеорий.

В основу многих положений диссертации легла теория модернизации, которая оказалась наиболее адекватным познавательным инструментом для изучения социально-экономических преобразований в национальных районах Восточной Сибири, так как в ее концепции занложены синтез унинвернсализма и локальной специфики, учет мнонгонобразия путей развития и признание уникальности исторического опыта каждого региона.

При анализе модернизационных процессов в национальных районах Восточной Сибири в качестве теоретической основы были использованы фундаментальныеа положения, сформулированные в работах крупнейших российских исследователей А.С. Сенявского, В.В. Алексеева, А.Г. Вишневского, В.А. Красильщикова, Т.Ю. Красовицкой, И.В. Побережниковаа и др.а

Исследование опиралось на понимание модернизации как комплекса инновационных мероприятий при переходе от традиционного общества к современному и совокупности субпроцессов: структурной дифференциации общества, индустриализации, урбанизации, профессионализации, рационализации, коммерциализации, социальной мобильности, национальной идентификации, распространении средств массовой информации, грамотности и образования.

Используя модернизационную теорию при изучении социально-экономических процессов в национальных районах Восточной Сибири в 1920-е гг., мы исходили из следующих положений: 1) нет единственной, универсальной модели модернизации, существуют собственные оригинальные пути развития (национальные модели модернизации, имеющие местную социокультурную окраску); 2) наличие национальных традиций (своеобразия) в ходе модернизационного перехода не всегда является препятствием, но часто стимулом, дополнительным фактором развития; 3) модернизация детерминируется как внутренними, так и внешними факторами (это эндогенно-экзогенный процесс); 4) она в значительной степени определяется не анонимными законами эволюции, а действиями социальных факторов (индивидов и групп), имеющих возможность обеспечить рост или трансформацию ситуации посредством волевого вмешательства; 5) модернизация не всегда единый процесс - в условиях трансформации существует возможность различного поведения сегментов конкретного общества; 6) модернизация не всегда непрерывный процесс, она может переживать периоды падения и взлета, развиваться циклически.

Следует отметить, что при всей привлекательности концепции модернизации она не является единственным инструментом научного анализа социально-экономического развития Бурятии в 1920-е гг. Формационный подход обеспечивает познание объективного аспекта истории через поиски закономерностей развития общества. На его основе в диссертационной работе были проанализированы и выявлены региональные особенности осуществления новой экономической политики. Использование формационной концепции позволило выявить, что Советское государство в 1920-е гг. инициировало реализацию доктрины выравнивания уровней социально-экономического развития ранее отсталых национальных районов. В этих целях стали формироваться местные бюджеты, из централизованных государственных бюджетных источников выделялись средства на проведение капитального ремонта промышленных предприятий, на ликвидацию неграмотности и повышение уровня и качества медицинского обслуживания. Впервые началось изучение производительных сил национальных автономий, стали составляться генеральные планы развития промышленности и сельского хозяйства. Характерный для формационной теории учет классовой структуры общества использовался при анализе деятельности органов советской власти, исходивших из этого критерия в проведении налоговой, кредитной, землеустроительной, арендной политики.

Цивилизационный подход, ставящий в центр исторического анализа человека с его интересами и ментальностью,а нашел отражение в диссертации при анализе трансформации образа жизни сельского и городского населения, ментальных установок массового сознания, взаимоотношений общества и власти, мотивации труда и хозяйственной деятельности в процессе форсированного строительства социалистического общества.

Во втором параграфе Историография проблемы представлен историографический обзоритературы, определено место данной темы в современной исторической науке, отмечены достижения и недостатки. Периодизация историографии социально-экономических преобразований в Бурятии в целом совпадает с общероссийской: 1) 1920-е - сер. 1930-х гг., 2) сер. 1930-ха - сер. 1950-х гг., 3) сер. 1950-х - сер. 1980-х гг., 4) сер. 1980-х - нач. 1990-х гг., 5) постсоветский период. Характерным для историографии проблемы является то обстоятельство, что работы первых трех периодов основываются исключительно на формационном методологическом подходе, в соответствии с которым 1920-е годы определяются либо как период восстановления и реконструкции народного хозяйства, либо как период реализации новой экономической политики. Лишь с начала 1990-х гг. российской исторической наукой стала активно осваиваться модернизационная концепция, трактующая 1920-е гг. как начало советской социально-экономической модернизации.

Первый этап историографии отличался относительной самостоятельностью и свободой в выборе тематики исследования историков, заложивших основы новой советской науки. В этот период на основе работ В.И. Ленина, И.В. Сталина, Л.Д. Троцкого, А.И. Рыкова и др., решений партийных съездов, конференций разрабатывались методологические основы построения социалистического общества. В работах Н.И. Бухарина, Ф.Э. Дзержинского, Г.М. Кржижановского и др. отражались тенденции и альтернативы экономического развития страны. Аргументированностью выводов отличались труды выдающихся ученых-аграриев А.В. Чаянова, Н.Д. Кондратьева, Н.П. Макарова, выступавших за параллельное развитие и взаимодействие различных форм сельскохозяйственного производства, подчеркивая экономическое и социальное значение кооперации. В работах русских экономистов - эмигрантов 1920-х гг. С.Н. Прокоповича, С.С. Кона, Л.М. Пумпянского, А. Югова и др. рассматривались общеконцептуальные проблемы нэпа: политическая власть и экономическая свобода, развитие внутреннего рынка, эффективность системы управления. Критикуя политику советского государства, они указывали на провал экономических программаа 1920-х гг.

Как показывает историографический анализ, для литературы 1920-х гг. о нэпе были характерны такие черты, как большая широта исследуемых проблем,а альтернативность подходов, дискуссионность, что, к сожалению, постепенно утрачивалось по мере усиления тенденции к свертыванию нэпа.

Исследования социально-экономического развития в 1920-е гг. велись и на региональном уровне, в Бурят-Монгольской автономной республике. Авторами первых публикаций являлись государственные деятели, статистики, экономисты (М.Н. Ербанов, Н.Н. Козьмин, М. Ряхов, В. Думкин, Г.П. Плужников, Л.И. Воскобойников и др.). Литература своим содержанием отвечала в первую очередь практическим потребностям края, поэтому исследовательской целью стали сбор и обработка статистической информации, использование ееа в агитации. Ва работах в основном констатировались успехи тех или иных кампаний, и лишь в немногих из них содержится анализ трудностей, с которыми пришлось столкнуться в процессе социально-экономических преобразований. Несмотря на имеющиеся недостатки (описательность, отсутствие глубокого теоретического анализа, влияние большевистской идеологии), в литературе тех лет были поставлены вопросы, ставшие предметом исследования в последующие годы.

Второй период историографии характеризуется спадом интереса к проблемам нэпа, господством идеологии сталинизма, догм о предопределенности и однолинейности социальной эволюции. Нэп изображался как незначительный эпизод строительства бесклассового социализма, как вынужденное отступление революции. Можно указать лишь на единичные работы по отдельным проблемам нэпа, а также публикации конъюнктурно-идеологического характера о социалистическом перевоспитании трудящихся М.Я. Залесского, А.С. Яковлева, К.П. Абросенко.

Незначительное развитие историография проблемы в этот период получила и на региональном уровне. В числе немногих исследований можно авыделить работы М.П. Помуса и П. Самойловича, проследивших развитие народного хозяйства республики за годы Советской власти, и работы В.П. Тюшева, в которыха рассматривается процесс кооперирования крестьянских хозяйств в годы нэпа, хлебозаготовительные кампании 1928, 1929 гг.

XX съезд КПСС положил начало третьему этапу историографии нэпа. В связи с новой общественной атмосферой, попытками проведения экономических реформ, оживлением исторической науки происходит подъем интереса к изучению опыта нэпа. Значительно расширились источниковая база и тематика исследований, переосмысливались проблемы преемственности нэпа и социализма. В этот период выходят серьезные исследования Э.Б. Генкиной, И.Б. Берхина, И.А. Гладкова, В.П. Дмитренко, В.П. Данилова, Е.Г. Гимпельсона, В.П. Дмитренко, В.В. Кабанова, Ю.А. Полякова, В.М. Селунской и других авторов, заложившие основы современного уровня осмысления проблематики нэпа.

Определенные изменения происходили и в исторической науке Бурятии. Критически пересматривая отдельные положения, преодолевая схематизм и иллюстративность, историки Бурятии сделали большой шаг на пути дальнейшего, более углубленного анализа социально-экономических преобразований в республике. Обогащение источниковой базы, возросший уровень исследовательской работы, увеличение числа квалифицированных историков способствовали подготовке и изданиюа крупных обобщающих трудов (История Сибири с древнейших времен до наших дней, История Бурятской АССР). Стали публиковаться крупные исследования, посвященные различным аспектам социально-экономического развития Бурятии в 1920-е гг. В их числе надо отметить труды Б.М. Митупова и Е.Е. Тармаханова, рассматривающих вопросы восстановления промышленности, разрушенной в годы гражданской войны и интервенции, и начальный этап формирования рабочего класса Бурятии. Однако в этих исследованиях, охватывающих промышленное развитие Бурятии за длительный период, нэп не конкретизируется и сводится к восстановлению и началу реконструкции народного хозяйства, что, впрочем, характерно для большинства работ исследуемого периода историографии.

Особый интерес у исследователей вызывали вопросы аграрной истории 1920-х гг., что объясняетсяа определяющей ролью сельского хозяйства в экономике Бурятии. Однако в большей части работ эта проблема рассматривалась под углом зрения деятельности партийных организаций по подготовке коллективизации (исследования Ю.А. Гаркуши, В.П. Тюшева, Г.Л. Санжиева).

Различным аспектам аграрной истории Сибири, Восточной Сибири 1920-х гг. посвящены работы сибирских историков Л.М. Горюшкина, И.С. Степичева, Л.И. Боженко, Н.Я. Гущина, В.А. Ильиных и др. Объединяет эти работы стремление авторов рассмотреть историю Сибири в общем контексте развития страны, при одновременном показе особенностей сельского хозяйства Сибири.

Таким образом, третий этап историографии характеризуется оживлением в исследованиях, хотя многие важные источники по-прежнему оставались недоступными для научного анализа. Несмотря на успехи в целом, любые попытки нового осмысления теоретических проблем вызывали острую нетерпимость идеологического руководства. Отсюда однообразие выводов, односторонность аргументов, в основе которых лежала посылка о бесконфликтности развития советского общества. Много места уделялось идеологии, успехи объяснялись ролью партии, а трудности - стихийными бедствиями и происками кулачества. Ученые обходили острые моменты, не выявляли существовавших порой резко антагонистических противоречий в развитии производства, положении масс, сглаживали ситуацию. Кроме того в целом ряде работ еще не были изжиты определенный догматизм, пропагандистские стереотипы в толковании содержания и значения нэпа. Вместе с тем, в подспудной борьбе между сторонниками догм и реформ создавались предпосылки для современного переосмысления истории 1920-х гг.

Четвертый этап историографии начинается в условиях реформирования общества и отличается изменениема подходов к изучению нэпа. Большинство исследователей второй половины 1980-х гг., идеализируя нэп,а представляли его как золотой век, как экономический и социальный взлет по прямой линии вверх. Нэповская экономикаа с характерными для нее плюрализмом форм собственности, хозрасчетной госпромышленностью, сосуществованием планового регулирования и рынка стала изображаться идеальной моделью социалистической рыночной экономики, а нэп в целом - прообразом рыночного социализма. Исследователи стали оценивать нэп с позиций перехода к рыночным отношениям на современном этапе, выявлять его противоречия, кризисы. В работах М.М. Горинова, С.В. Цакунова был сформулирован тезис об обусловленности высоких темпов экономического роста в 1920-е гг. восстановительным эффектом и сделан вывод: сталинский поворот 1929 г. имел объективные корни.

После августовских (1991 г.) политических событий в стране, когда была приостановлена деятельность КПСС, не стало Союза ССР, усилился процесс переосмысления истории, что положило начало пятому периоду историографии проблемы, особенностью которого является коренное переосмысление ведущих научных концепций, сложившихся в предыдущие годы. Расширился круг изучения частных проблем: роль частного сектора; рынок в системе нэпа; роль государства; социально-экономические итоги развития деревни и города. В работах Г.А. Бордюгова, В.А. Козлова с новых позиций были рассмотрены общеметодологические проблемы, в том числе - проблема исторической неизбежности и альтернативности в историческом процессе.

Происходящие изменения поставили перед необходимостью нового осмысления прошлого и историков Бурятии. Открытие архивов дало возможность местным исследователям использовать неизвестные до этого времени документы для ликвидации белых пятен в освещении исторических событий. Сделаны первые попытки проанализировать в целом нэповские преобразования в Бурятии, и в частности в ее аграрном секторе. Так, Л.А. Зайцева вполне обоснованно считает, что лострый кризис крестьянского хозяйства, возникший накануне перехода к нэпу, затянулся в Бурятии на гораздо более длительное время, чем в европейской России. Важными факторами подъема сельского хозяйства в годы нэпа автор считает налоговую политику государства, что вызывает определенные сомнения.

Происходящая с начала 1990-х гг. интеграция теоретико-концептуальной и методологической практики, наработанной в мировой науке, открыла большие возможности для постановки и анализа модернизационной проблематики. В работах И.В. Поткиной, Н.Б. Селунской, О.Л. Лейбович, В.П. Зиновьева, С.А. Нефедова, Е.В. Алексеевой, Л.И. Шерстовой, Т.К. Щегловой, А.А. Николаева, В.И. Исаева анализируются специфические особенности российского и сибирского вариантов модернизации. В Бурятии активное освоение модернизационной теории началось лишь с начала 2000-х гг. В этом ключе проводят исследования М.Н. Балдано, Л.В. Кальмина, Т.Д. Скрынникова, Г.А. Дырхеева, С.Д. Батомункуев, П.К. Варнавский, В.В. Номогоева и др.

Таким образом, анализ состояния научной разработки темы исследования показал, что социально-экономические преобразования 1920-х гг., являющихся одним из концептуально важных и сложных периодов советской истории, стали предметом научных изысканий для многих исследователей. Однако поставленная в данной работе конкретная проблема изучения исторического опыта социально-экономической модернизации в Бурятии в рамках выбранного хронологического периода не стала предметом комплексного анализа. Историографический анализ позволил сделать вывод о том, что существует ряд проблем, практически не исследованных в полной мере. Не проанализирована проблема взаимосвязи модернизационных процессов ав Бурятии конца XIX - начала XX вв. и 1920-х гг.;а не выявлены особенности трансформации аграрного и торговопромышленногоа секторов экономики в условиях нэпа; недостаточно изучена динамика демографических и социальных процессов, связанных с повышением социальной мобильности населения; слабо исследован процесс начавшейся трансформации образа жизни населения; недостаточно проанализировано асоотношение этнического, номадного, религиозного и социально-политического компонентов, обусловивших особенности модернизационных процессов в национальных районах Восточной Сибири.

В третьем параграфе Источниковая база исследования в соответствии с современными подходами и уровнем источниковедческого анализа дана классификация использованных в работе документов. Анализ источниковых материалов проведен с акцентом на двух важных критериях научной критики: искренности и достоверности, что позволяет глубже понять особую природу советских источников, подвергшихся в 1920-е гг. идеологизации.

Основу исследования составили неопубликованные документы Национального архива Республики Бурятии (НАРБ). Богатством нормативных и делопроизводственных материалов отличаются фонды законодательных и исполнительных органов власти. Документы фонда Бурятского Центрального исполнительного комитета (Р-475) позволяют проанализировать финансовую, налоговую, кредитную, ценовую, землеустроительную, арендную и другие составляющие экономической политики в республике. Материалы фонда Совета народных комиссаров Бурят-Монгольнской АССР (Р-248) посвящены проблемам промышленного развития, сельского хозяйства, торговли, транспорта, планирования и финансирования народного хозяйства. В них отражаются происходящие в республике социально-экономические изменения, освещается деятельность народных комиссариатов БМАССР, направленная на восстановление и модернизацию экономики. Дополнили источниковую базу исследования сведения, извлеченные из фондов Революционного комитета Бурят-Монгольской АССР (Р-2), Эхирит-Булагатского аймачного исполкома (Р-35), Эхирит-Булагатского аймачного революционного комитета (Р-902), Исполнительного комитета Ангарского аймачного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Иркутской губернии (Р-654).

Богатством статистических данных отличаются материалы фонда Госстатуправления БМАССР (Р-196), внесшие определенный порядок и ясность в потоке разнообразной информации о развитии республики в 1920-е гг., что позволило выявить формирующиеся тенденции социально-экономического развития Бурятии, определить состояние той или иной сферы ее экономики. В фонде Р-195 содержатся документы Государственной плановой комиссии Бурят-Монгольской АССР, позволившие проанализировать итоги и перспективы развития основных отраслей народного хозяйства.

Огромный пласт делопроизводственных и статистических материалов содержит фонд Народного комиссариата промышленности и торговли Бурят-Монгольской АССР (Р-753), анализ которых способствовал определению основных методов государственного регулирования торгово-промышленного сектора экономики и подведению количественных итогов модернизационных преобразований. Дополнили источниковую базу исследования материалы фондов Наркоматаа труда БМАССР (Р-192) и Верхнеудинской биржи Наркомата труда БМАССР (Р-191), позволившие проанализировать причины, источники, характер и основные формы безработицы, условия труда на предприятиях.

Ценная информация, свидетельствующая об основных причинах кризиса аграрного сектора в начале 1920-х гг. и модернизационных мероприятиях, приведших к восстановлению количественных показателей сельскохозяйственного производства к концу 1920-х гг., содержится в фондах Земельного управления Бурят-Монгольской автономной области РСФСР (Р-185), Отдела земледелия Бурят-Монгольской области ДВР (Р-424), Наркомата земледелия Бурят-Монгольской АССР (Р-691).а

Информационной насыщенностью отличаются фонды финансовых органов - финансового отдела БМАО РСФСР (Р-1137), финансового отдела БМАО ДВР (Р-1104), Народного комиссариата финансов БМАССР (Р-198), демонстрирующие сложность и трудность составления, а особенно выполнения, местного и федерального бюджетов ввиду глубокого социально-экономического кризиса в начале 1920-х гг., острой нехватки средств, отсутствия опыта, кадрового дефицита.

Вариантом плавного вхождения в модернизационные процессы в 1920-е гг. была кооперация, поэтому большое значение для исследования имеют документы фондов кооперативных учреждений - Бурят-Монгольского союза сельскохозяйственных, кредитных и промысловых кооперативов (Р-235) и Бурятского республиканского союза потребительских обществ (Р-228), которые раскрывают состояние дел в сельскохозяйственных,а потребительских и промысловых кооперативах республики, показывают роль кооперации в восстановлении экономики, характеризуют противоречивость и неоднозначность государственной кооперативной политики, приведшей к концу 1920-х гг. к полному огосударствлению кооперации.

Важное значение для исследования имело определение уровня и качества жизни населения республики в 1920-е гг., выявление последствий социально-экономических преобразований. Это продиктовало необходимость изучения материалов фондов Наркомата здравоохранения БМАССР (Р-665), Комиссии по улучшению труда и бытаа женщин при ЦИК БМАССР (Р-251), Наркомата просвещения БМАССР (Р-60), Инспекции коммунального хозяйства при НКВД (Р-264) иа Верхнеудинского исполкома городского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (Р-661), позволивших проанализироватьа результативность мероприятий, направленных на борьбу с социальными болезнями, неграмотностью, жилищным кризисом.

Информационной насыщенностью отличаются документы фондов Рабоче-крестьянской инспекции Бурят-Монгольской автономной области РСФСР (Р-659), Рабоче-крестьянской инспекции Бурят-Монгольской автономной области ДВР (Р-658), Наркомата Рабоче-Крестьянской инспекции Бурят-Монгольской АССР (Р-285). Отчеты различных комиссий РКИ позволилиа определить качество и уровень жизни населения региона, а жалобы и заявления граждан на действия должностных лиц в инспектирующий орган - увидеть проблемы быта, негативные стороны повседневности, волокиту и бумаготворчество в местных органах власти, что дало возможность расставить личностные акценты в интерпретации действительности, усилив тем самым адекватность и достоверность её отражения.

Необходимо заметить, что в указанных фондах местного архива мы не обнаружили в достаточном количестве обобщающих и сравнительных сведений состояния экономики республики с другими регионами. Поэтому пришлось обратиться к фондам центральных российских архивов. Нормативные и протокольные документы, информационные сообщения, отчетные материалы фонда ВСНХ (Р-3429) и фонда Народного комиссариата земледелия РСФСР (Р-478) Российского государственного архива экономики отражают озабоченность местных властей тяжелым состоянием промышленности и сельского хозяйства в начале 1920-х гг., отсутствием финансовых возможностей и технических средств для модернизации экономики республики, для поиска эффективных методов её оздоровления.

Безусловно, большое влияние на осуществление социально-экономических преобразований в Бурят-Монголии оказывали партийные органы, поэтому нельзя было вести исследование без архивных материалов партийных фондов. Все основополагающие решения центральных органов власти содержатся в протоколах заседаний Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК РКП(б) - ВКП(б) и хранятся в фонде 17 (Центрального комитета ВКП(б)) Российского Государственного архива социально-политической истории. Они содержат сведения о механизме выработки, корректировки экономической политики, социально-психологических аспектах, коренящихся в новой правянщей элите. В стенограммах областных партийныха конференций, протоколаха заседанияа бюроа обкома РКП(б) - фонд 1-Па (Бурят-Монгольский обком РКП(б)) НАРБ раскрывается полемика между отдельными партийными руководителями по вопросам хозяйственной жизни, подчеркивается руководящая роль партии.

Таким образом, фактологическая основа исследования представлена разнообразным архивным материалом, позволяющим воссоздать довольно сложную картину действительности, в которой социально-экономические процессы выступают наиболее значимыми её аспектами.

Достоверность научных выводов и положений диссертации обеспечивалась за счет сопоставления, систематизации и обобщения сведений из корпуса опубликованных источников. Весь имеющийся в нашем распоряжении источниковый материал разделен на шесть групп.

Первую группу источников составляют законодательные и нормативные акты - документы центральных государственных органов (ВЦИК, Совнаркома, наркоматов земледелия, финансов, образования, здравоохранения, Госплана), являющиеся правовой основой функционирования социально-экономического механизма в 1920-е гг.; документы центральных партийных органов (ЦК РКП(б), Политбюро, Секретариата ЦК), определяющих стратегию развития Советского государства и общества и контролирующих фактическое выполнение текущих и планируемых задач государственной политики; документы местных органов власти (Ревкома БМАССР, ЦИК и СНК, наркоматов) и партийных органов (Бурят-Монгольского обкома РКП(б)), раскрывающие сложности реализации социально-экономической политики в автономии и дающие реальное представление об особенностях и трудностях выполнения директив центральных партийных органов на местах.

В диссертации широко использованы также статьи, речи, выступления, труды партийных и государственных деятелей (вторая группа источников), прежде всего В.И. Ленина, И.В. Сталина, Л.Д. Троцкого, Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова, в том числе местных - М.Н. Ербанова, Н.Н. Козьмина, позволяющие выявить основные тенденции и альтернативы экономического развития, политические настроения и личное отношение к проблемам социально-экономического развития страны и республики в 1920-е гг.

Третью группу источников представляют статистические материалы и исследования, отражающие общее направление экономических и социальных процессов в 1920-е гг. К данной группе источников относятся обобщающие материалы государственных органов статистики, полученные в результате переписей, опросов, обследований как по стране в целом,а так и в республике в частности. Среди них наиболее широко в исследовании использовались материалы как центральных сборников (Кооперация в 1923-1924 и 1924-1925 гг., Животноводство СССР. 1919Ц1938, Итоги Всесоюзной городской переписи. 1923 г., Всесоюзная перепись населения. 17 декабря 1926 г. и др.), так и местных: Материалы по статистике Бурятии, Перспективы и ближайшие задачи хозяйственного строительства БМАССР, Бурят-Монгольская АССР за десять лет, Социалистическое строительство в Бурятии за десять лет, Бурятия в цифрах: статистико-экономический справочник. 1927-1930 гг. и др.).

Статистика характеризует количественные закономерности жизни во всем её многообразии. Однако статистические сведения советского времени, служившие орудием пропаганды и подкреплявшие политические декларации, не всегда могут претендовать на объективность и достоверность и нуждаются в серьезной верификации. Тем не менее, признавая несовершенство статистических данных и методик, умышленное или непреднамеренное искажение показателей, мы утверждаем, что статистические сведения совершенно незаменимы в изучении динамических явлений, отражающих изменения в экономике, социальной жизни, взятых в комплексе, а не в виде выхваченных из контекста цифр. Этот вид источника позволил адекватно оценить состояние регионального рынка, крестьянского хозяйства и промышленности в 1920-е гг., качественные параметры уровня жизни населения, его демографические показатели, что помогло восстановить и изучить макро- и микропроцессы социально-экономической модернизации 1920-х гг.

Огромное значение в исследовании социально-экономической истории имеют опубликованные делопроизводственные документы, которые составляют обширную (четвертую) группу источников. Подгруппу делопроизводственной документации составляют разновидности организационно-распорядительных документов. К ним относятся положения, уставы, правила, приказы, инструкции, циркуляры, распоряжения, позволяющие определить порядок деятельности различных учреждений. Освещение истории социально-экономической модернизации нашло отражение в следующей подгруппе - документах протокольно-резолютивного характера: протоколах и стенографических отчетах аймачных, городских и республиканских партийных конференций, съездов, совещаний; протоколах заседаний бюро, пленумов, комиссий и т.д. На основе этих документов можно выявить отношение республиканского руководства к задачам, поставленным центральной властью, изучить механизм адаптации постановлений высших органов власти к местным условиям. Выступления в прениях, реплики, замечания участников собраний являются ценным источником информации, поскольку отражают аспекты преломления политики властей в сознании людей. Следующая подгруппа - отчетная документация, представленная информационно-аналитическими материалами, отчетами о работе, обзорами, докладами, сводками, донесениями информационного, агитационно-пропагандистского отделов областного комитета ВКП(б), органов исполнительной власти, НКВД, ОГПУ и др. Выявленная отчетная документация обобщает наиболее важные сведения и представляет собой анализ деятельности организаций и учреждений за определенный период времени.

Для исследования проблем социально-экономической модернизации Бурятии в 1920-е гг. мы использовали материалы периодической печати (пятая группа источников) - центральных газет и журналов (Жизнь национальностей, Революция и национальности, Изнвеснтия, Правнда, Труд), региональных (Советская Сибирь, Забайкальский крестьянин, Власть труда, Земельный работник Сибири), республиканских (Бурят-Монгольская правда, Жизнь Бурятии, Бурятиеведение).

Наконец, шестую группу источников представляют документы личного происхождения. Благодаря выходу в свет документальных сборников (Голос народа: Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918Ц1932 гг. и др.), содержащих различные формы апелляций граждан к государству: письма, заявления, жалобы, предложения, доносы и т.п., этот вид источника получил условный термин письма во власть. Данный источник является основой для изучения динамики изменения общественного сознания в постреволюционный период, выявления особенностей специфической формы диалога между властью и обществом, которая была суррогатным заменителем демократического механизма их взаимодействия.

Можно заключить, что представленные группы источников в большинстве своем соответствуют критериям искренности и достоверности. Анализ всего комплекса разнообразных и многочисленных источников, использованных в работе, позволяет сделать вывод о том, что информация, содержащаяся в них, является прочной основой для системного изучения всех поставленных проблем.

Таким образом, методологический, историографический и источниковедческий синтез позволяет глубже проникнуть в сущность явлений и в полной мере достичь поставленной цели.

Вторая глава Социально-экономическое развитие Бурятии в конце XIX в. - начале 1920-х гг. состоит из трех параграфов.а В первом параграфе Экономическое развитие и социальные процессы в Бурятии на рубеже XIXЦXX вв. в контексте российской модернизации анализируются особенности модернизационных процессов в Бурятии, территория которой до революции не была выделена в самостоятельную административную единицу, а входила в состав Забайкальской области (Западное Забайкалье) и Иркутской губернии (Предбайкалье).

Толчком модернизационных процессов на территории этнической Бурятии послужило проведение Транссибирской железной дороги, сооружение которой было обусловлено экспансионистской политикой России на Дальнем Востокеа и возрастанием в связи с этим стратегического значения региона, являющегося связующим звеном между Монголией, северо-восточным Китаем, Дальним Востоком и Центральной Россией. Сооружение магистрали, призванной стать импульсом модернизации, привело к частичной трансформации внутрирегиональногоа экономического пространства, но одновременно закрепило процесс развития региональной экономики не столько за счет местной промышленности, сколько в результате экономических связей с промышленностью европейской России. Все отрасли промышленного производства вместе взятые по объему производства уступали золотопромышленности, которая, наряду с торговлей, была сферой наибольшего вложения капиталова местной буржуазии.

Исследование показало, что особенностью промышленного производства начала XX в. являлось видовое многообразие: домашние крестьянские патриархальные маслобойные,а пимокатные, скорняжные, кожевенные, шубные и другие кустарные производства; ремесленные мастерские (кузнечные, портняжные, сапожные, шорные, столярные, парикмахерские); кожевенные, мыловаренные мануфактуры и кустарного типа золотодобывающие предприятия; винокуренные, цементные, угледобывающие, лесопильные заводы. Процесс модернизации в промышленном секторе проходил в условиях многоукладности, в сосуществовании разных форм промышленности: от крестьянских водяных до частных паровых мельниц, от кустарных кожевенных предприятий до сравнительно крупных производств. В этом проявлялась специфичность российского варианта модернизации как в центре, так и на национальных окраинах; как в городе, так и в селе; как в торговле (разнос, развоз, ярмарки, базары, магазины, лавки, склады), так и в промышленности. Таким образом, развитие модернизационных процессов привело к причудливому сочетанию традиционных и инновационных форм жизнедеятельности.   

Анализ опубликованных источников и литературы показал, что факторами модернизационных процессов в аграрном секторе с конца XIX в. стало проникновение торгового капитала в деревни и улусы и развитие сельского предпринимательства. Значительной глубины достигло социальное расслоение сельского населения. Зажиточные, наиболее предприимчивые хозяева образовывали крупные, ориентированные на производство товарной сельскохозяйственной продукции, хозяйства. Этот процесс одинаково быстро происходил как среди земледельцев, так и в среде скотоводов. Однако наряду с буржуазными элементами здесь сохранялись полуфеодальные элементы, а также пережитки патриархально-родового строя. В дореволюционном традиционном бурятском обществе причудливо переплетались элементы различных экономических укладов - патриархального, феодального, мелкотоварного и капиталистического. Вместе с тем, распространение капиталистических отношений в улусах Забайкальской области и Иркутской губернии постепенно подмывало традиционные способы ведения хозяйства.

Аспектом модернизации полиэтничного региона, коим являлось Прибайкалье, стало его включение в общеимперское пространство путем унификации норм землепользования и ликвидации специфики в системе сословного управления инородцев. Реформаторская деятельность царского правительства стала причиной борьбы традиционной структуры сибирского общества - сословия инородцев - за сохранение своих земельных и сословных прав.аа

Февральская революция 1917 г. одномоментно отменила деление на сословия вместе с сословными различиями, коренные народы Сибири юридически отождествились со всем населением России, слились с ними в правовом отношении. Однако буряты не только сохраняли, но и воспроизводили собственный этнокультурный облик, держались за этноспецифику, что ускорило процесс становления национальной автономии в недалеком будущем.

Таким образом, Предбайкалье и Забайкалье в конце XIX - начале XX вв. развивалось в русле общих модернизационных процессов, происходящих во всема государстве. Однако особенностями региональной модернизации были отставание по времени от аналогичных процессов не только в России, но и даже в Сибири; ее преимущественно экзогенный характер; неодинаковая степень вовлеченности в модернизационные процессы не только отдельных отраслей экономики, но и даже разных групп населения.

Во втором параграфе Общество и власть в начале 1920-х гг. аисследуются последствия революции иа гражданской войны, выразившиеся прежде всего в остром экономическом кризисе. Уровень промышленного производства упал до критического минимума. Не способствовала увеличению темпов развития промышленности и начавшаяся национализация промышленных предприятий. Анализ архивных документов показал, что не менее удручающую картину представлял аграрный сектор. Посевнаяа площадь на территории, входившей в состав БМАО РСФСР, сократилась с 1917 г. по 1921 г. на 36 %, обеспеченность скотом - на 49 %. В восточных аймаках, входивших в состав БМАО ДВР, количество скота сократилось на 57 %.

В исследовании анализируются основные причины упадка сельского хозяйства: во-первых, урон, нанесенный хозяйствам в годы гражданской войны и иностранной интервенции, во-вторых, продразверстка; в-третьих, дробность и чересполосность земельных угодий русского и бурятского населения, созданные землеустроительной и переселенческой политикой царского правительства; в-четвертых, отсутствие современных агротехнических приемов обработки земли и сельскохозяйственных машин.

Следствием экономического кризиса стало обострение взаимоотношений власти и общества, особенно крестьянства. Фактически в 1921 г. развернулась отчаянная борьба крестьян за физическое выживание в условиях надвигающейся продовольственной катастрофы, а власть в результате оказалась перед угрозой политической катастрофы. В Бурятии конфликтный фон взаимоотношений крестьянства и власти сохранялся на протяжении 1922Ц1923 гг., что было связано с более поздним переходом к продовольственному налогу. Таким образом, социально-политические катаклизмы начала XX в. привели к прерыванию модернизационных процессов и стали причиной обострения взаимоотношений власти и общества.

В третьем параграфе Выбор стратегии этнотерриториального и социально-экономического развития Бурят-Монгольской АССР показан сложный процесс обретения Бурятией статуса национальной автономии, юридическое признание которой отнюдь не означало автоматического решения всех проблем, связанных с готовностью бурятского народа к созданию собственной национальной государственности. Октябрьская революция произошла в стране, отличавшейся разнообразием национальных регионов, прошедших неодинаковые стадии исторического развития. В силу этого экономическое и политическое положение национальных окраин оказывало существенное влияние на дальнейшее их развитие. В исследовании показано стремление новой власти добиться единообразия и выравнивания различных ступеней развития регионов.

Так, в параграфе рассматривается, как в ходе открытых дискуссий шел поиск наиболее рациональной формы территориальной организации хозяйства. Провалом закончились попытки центральной власти вести новую сетку экономического районирования, разработанную Госпланом и Сибпланом, и предусматривавшую создание Ленско-Байкальской области в составе Иркутской и Забайкальской губерний, а также Бурят-Монгольской АССР на правах округа. В параграфе рассмотрен сложный процесс отстаивания лидерами автономной республики права сохранения своих границ, территории и статуса при экономическом районировании.

Анализ архивных источников показал, что не менее острым для политического руководства автономии являлся вопрос по определению вертикальной стратегии развития народного хозяйства республики. Экономический уклад, в котором преобладало экстенсивное скотоводство, обширность занимаемой территории и низкая плотность населения - все это требовало продолжительного времени для образования единого экономического рынка и на его основе - единого национального хозяйства и государственности.

Образование и развитие государственности связаны с рядом факторов. Одним из важнейших является экономический фактор, роль которого возрастает, если складывание основ происходит при значительном изменении политики правительства в сфере хозяйствования. Рождение и становление Бурят-Монгольской республики совпало с переходным экзаменом страны - новой экономической политикой, ставшей механизмом плавного вхождения в модернизационные процессы.

В параграфе сделан вывод о том, что серьезными препятствиями ва проведении преобразований стали: неразвитость местной промышленности, отдаленность от крупных промышленных центров, отсутствие развитой железнодорожной сети, нехватка опытных специалистов-хозяйственников, отсутствие объемных инвестиций со стороны частного капитала.

Третья глава Достижения, проблемы и противоречия экономической модернизации республики в период реализации новой экономической политики состоит из четырех параграфов. Материала первого параграфа Источники финансирования модернизационных преобразований построен на архивных источниках и отражает дискуссионный характер решения местными органами власти кредитно-финансовых проблем. В нем рассматриваются особенности проведения денежной реформы в республике и трудности складывания единой денежной системы, анализируются меры республиканских властей, направленные на восстановление кредитных функций, на преодоление бюджетного дефицита.

В исследовании показано, что быстрые темпы роста местного бюджета автономии (с 1923/24 г. по 1928/29 г. в 4,6 раза) объяснялись не только ее низкими стартовыми финансово-экономическими условиями, но и существенным ростом государственных дотаций при уменьшении налоговой нагрузки на бюджет. Высокий удельный вес государственных пособий и дотаций, составлявших в 1923/24 г. 9,8 % доходной части местного бюджета, в 1927/28 г. - 32,9 %, свидетельствовал о стремлении федеральной власти оказывать реальную помощь отсталым национальным образованиям в рамках реализации доктрины выравнивания уровня их социально-экономического развития.

С 1923 по 1929 г. расходная часть местного бюджета республики увеличилась почти в 5 раз. Самое значительное место в бюджетном финансировании занимали расходы на социально-культурные мероприятия, составлявшие почти половину расходной части местного бюджета. Высокими, несмотря на введение режима экономии, являлись расходы на содержание административно-управленческого аппарата, составляя в 1927/28 г. 19,1 % расходной части, в то время как производственно-хозяйственные расходы составляли 25,6 %.

Проведенный анализ показал, что без государственных пособий и дотаций не могло быть и речи о решении острых социально-экономических проблем и проведении широких модернизационных преобразований в республике.

Во втором параграфе Трансформация аграрного сектора экономики рассматривается влияние естественноисторических и климатических условий на развитие сельского хозяйства Бурятии, уделяется внимание вопросам землеустройства и землепользования, развития аренды и применения найма рабочей силы, инвентаря и скота.

Исследование показало, что арендные отношения были наиболее развиты в земледельческих районах и в районах со смешанным типом хозяйства; в скотоводческих районах они не получили заметного развития. В русских земледельческих обществах была более развита аренда пахотной земли, в бурятских - аренда покосов. Основными арендаторами выступали зажиточные хозяйства, а сдавали землю в аренду главным образом бедняцкие.

Аренда в сельском хозяйстве была тесно связана с наймом рабочей силы. Наемная рабочая сила использовалась в крестьянских районах во всех районах Бурятии. Наибольшее число хозяйств, нанимавших рабочих, падало на бурятские земледельческие аймаки - Аларский и Боханский: от 8 до 10 % всех хозяйств нанимали рабочих, наименьшее - на скотоводческие - Селенгинский, Закаменский и Кяхтинский - от 1 до 3,4 %. Во многом это объясняется сильно развитой в земледельческих аймаках дифференциацией крестьянства в землепользовании. Большие площади сельскохозяйственных земель аймаков, сосредоточенные в одних руках, требовали и значительной рабочей силы.

В диссертации уделяется внимание различным вариантам хозяйственного строительства в селах и улусах. Как показало исследование, сельскохозяйственная кооперация получила широкое распространение и имела широкие возможности для втягивания населения в модернизационные процессы. Наиболее распространенными видами сельскохозяйственной кооперации в Бурятии были животноводческие, рыболовные товарищества, маслодельно-сыроваренные артели, машинные и мелиоративные товарищества, кредитные кооперативы. Если в 1926 г. количество хозяйств, охваченных всеми видами кооперации, составляло 30,5 %, то к 1 октября 1929 г. оно достигло 62,1 % от общего числа дворов.

Колхозное строительство развивалось медленно. В 1929 г. в Бурятии процент коллективизации составлял по числу хозяйств - 5,5 %, по числу населения - 4,2 %. Несмотря, на льготы, поддержку и пропагандистские усилия, никакого перелома в настроениях крестьянства по отношению к коллективным формам хозяйствования не произошло. Преобладающим в многоукладной нэповской экономике был мелкотоварный уклад крестьянских хозяйств: в 1928 г. ему принадлежало 98,54 % посева и 99,5 % поголовья скота.

Анализ статистического материала показал, что к 1928 г. по основным количественным показателям аграрного производства был достигнут дореволюционный уровень. По мере восстановления сельского хозяйства уменьшалась дефицитность крестьянских дворов, возрастала их товарность, появлялась потребность в использовании улучшенного семенного материала, машин, в разведении племенного скота. Однако в целом крестьянские хозяйства оставались потребительскими. Так, в 1926 г. товарная продукция полеводства составляла 20,6 %, в 1928 г. - 23,5 %, животноводства соответственно - 29,8 % и 37,9 %. Анализ архивных источников показал, что сельское хозяйство Бурятии периода нэпа не стало динамичным, действительно товарным из-за нерешенности вопросов землеустройства (межселенное землеустройство охватило лишь 29,1 % сельскохозяйственной территории республики, а внутриселенное - 2,5 %); из-за низкой обеспеченности населения сельскохозяйственным инвентарем, минимальные потребности которого к 1928 г. были удовлетворены лишь наполовину; из-за экстенсивного развития земледелия и животноводства, когда задачей ставилось не качественное улучшение обработки почвы, поголовья скота, а рост вширь; из-за ошибок в ценовой политике. Ножницы цен особенно болезненно сказывались на аграрном секторе. Несмотря на неоднократно принимаемые директивные решения о снижении цен на промышленные товары, на всем протяжении осуществления новой экономической политики сохранялось несоответствие цен на сельскохозяйственную и промышленную продукцию. В исследовании делается вывод о том, что указанные причины сдерживали интенсификацию сельского хозяйства и аграрную рационализацию.

В третьем параграфе Торговля и рынок в системе нэповской экономики анализируются институциональные условия и особенности взаимодействия власти и рынка в Бурятии в годы нэпа; доказывается, что ва результате политики огосударствления товарооборота, административного вмешательства партийных и хозяйственных органов в деятельность как государственных, так и кооперативных, и частных торговых заведенийа созданная частным капиталом экономическаяа конъюнктураа смениласьа к концу 1920-х гг. конъектурой - плановымаа ведением торговли для ослабления конкуренции.

В исследовании констатируется, что показателем уровня модернизации в сфере торговли в изучаемый период являлась возрастающая степень плотности стационарной торговой сети. Так, в 1923 г. в республике насчитывалось 1008 торговых предприятий, в 1927 г. - 1553. Кроме того, определяющей характеристикой экономической модернизации в сфере торговли являлось наличие видового многообразия - от архаичных (развозно-расносные и периодические - ярмарки и базары) до развитых (стационарные - магазины, лавки, склады), поступательное развитие форм товарообмена - от меновых до виртуальных, в т.ч. биржевых, от розничных до оптовых.

Анализ архивных документов показал, что торговля ярмарок в Бурятии не имела существенного значения для государственного и местного бюджета, но являлась связующим звеном между товаропроизводителями и покупателями, отдаленными от крупных торговых центров. Государство, разрешив крестьянскую торговлю, не придавало ей важного значения, но именно на крестьянских рынках (базарах) цены были ниже по сравнению с другими секторами. В октябре 1923 г. в республике была учреждена Товарная биржа, участниками которой были кооперативные и частные, но в большей степени, государственные торговые организации, что объяснялось преимущественным ведением госторговлей оптовых операций. Так, в 1925/26 г. на долю государственно торговли приходилось 46 % всей оптовой торговли. В 1926/27 г. из 53 патентов высшего V разряда торговли 23 было выдано государственным предприятиям, а из 826 патентов низших (I и II) разрядов - только 5.

Руководство БМАССР создавало режим наибольшего благоприятствования для развития потребительской кооперации. Государственные преференции сказались на росте и укреплении Буркоопсоюза - центра потребительской кооперации в республике. Так, удельный вес кооперативной торговли в общем товарообороте республики составлял в 1924/25 гг. 53,9 %, в 1927/28 гг. - 71,2 %. Этому способствовало широкое вовлечение населения в систему потребительской кооперации (в 1928 г. - 26,5 % населения).

Частный торговый капитал играл доминирующую роль в первый год существования БМАССР. На протяжении 1924-1926 гг. частный капитал значительно уступил свои позиции государственной и кооперативной торговле, хотя продолжался его абсолютный рост как по количеству торговых предприятий, так и по объему товарооборота. Сравнительно незначительной оказалась роль частника на рынке Бурятии и к концу нэпа. Если удельный вес частной торговли в розничном товарообороте республики в 1925 г. составлял 17,4 %, то в 1928 г. - 8,4 %, в 1929 г. - 5,8 %. Анализ причин резкого сокращения частного предпринимательства показал, что уже с 1924 г. начинается переход от экономических методов государственного регулирования частной торговли к ее вытеснению и ликвидации к концу 1920-х годов административными мерами.

Исследование показало, что разрешительно-регулирующие меры государства, характеризующиеа институциональные условия реализации нэпа, выступали неэффективныма инструментом модернизации. Жесткий контроль всех составляющих торговли (опт, розница, биржи, ценообразование), преференции государственно-кооперативному и ущемление частного секторов - факторы, не только нарушавшие хрупкуюа систему хозяйственных связей (в 1925 г. потребности населения в хлопчатобумажных тканях были удовлетворены на 75 %, в металлоизделиях - на 60 %, в чае - на 40 %, в 1927 г. соответственно - на 50; 62,1; 39,5 %), но и сдерживающие модернизационные процессы в торговой сфере.

В четвертом параграфе Динамика и трансформация промышленного производства в условиях нэпа отмечается, что развитие нэпа в промышленности сопровождалось введением хозрасчета на государственных предприятиях. В связи с неразвитостью республики в промышленном отношении процессы трестирования и синдицирования предприятий не получили развития. Новая система хозяйствования предусматривала предоставление предприятиям самостоятельности в решении производственных, финансовых вопросов, однако свобода хозяйственной деятельности заводов была относительной. Невозможность распоряжаться собственной продукцией, развернувшаяся по инициативе партии кампания за снижение отпускных цен на товары и продукты местной промышленности подтверждают данное положение.

В 1920-е гг. в Бурятии практически не велось нового промышленного строительства, производилось только восстановление, переоборудование и расширение старых предприятий. Темпы восстановительных работ были низкими, так как производительные силы края были развиты очень слабо, промышленные предприятия имели изношенное оборудование и были плохо обеспечены сырьем, не хватало специалистов. Именно поэтому промышленность по-прежнему была представлена небольшими предприятиями добывающей и в основном пищевкусовой промышленности.

Исследование показало, что несмотря на ряд негативных моментов, к концу 1928 г. был достигнут довоенный уровень промышленного производства. Однако существенной трансформации внутрирегионального экономического пространства не произошло, отраслевая структура промышленного производства осталась прежней. Как и до революции, в 1928/29 г. в ней преобладающее место занимали кожевенная отрасль (32,4 % от общей стоимости произведенной продукции), лесообрабатывающая (24 %), пищевая (19,3а %), стекольная (17,9 %), в то время как на долю металлообрабатывающей приходилось лишь 0,8 %.

Преимущественное положение перед другими укладами в экономике занимала государственная промышленность. Уже в 1924/25 гг. государственный сектор ва промышленности республики по валовой продукции занимал 88,52 %, кооперативный - 11,12 %, частный - 0,36 %, в 1927/28 гг. соответственно - 92,29; 7,64; 0,07 %.

В исследовании доказано, что восстановлению добывающей промышленности в Бурятии способствовала аренда как наиболее распространенная форма привлечения частного капитала. Благодаря развитию арендных отношений были восстановлены прежние и введены в эксплуатацию новые золотоносные прииски, увеличились материальные ресурсы государства, была частично решена проблема безработицы. Однако через арендную политику частные предприниматели ставились в жесткие рамки государственного учета и контроля, что позволяло проводить политику использования, ограничения и вытеснения частного капитала из добывающей промышленности.

Анализ архивного материала показал, что нэп способствовал более быстрому восстановлению мелкотоварной кустарной промышленности Бурятии, нежели крупной, государственной. Мелкая кустарная промышленность работала на местном сырье и обслуживала в основном внутренний рынок республики. Модернизационные процессы слабо захватывали промысловую сферу, представленную разрозненными кустарями и ремесленниками (в 1929 г. мелкие собственники, кустари и ремесленники составляли 73,3 % всех лиц, занятых в кустарной промышленности), а процесс их кооперирования начался лишь под влиянием государственной поддержки в виде предоставления заказов на кустарную продукцию и некоторых льгот. В исследовании подчеркнуто, что кооперативное движение в 1920-е гг., призванное способствовать переходу на новую, более совершенную в цивилизационном отношении, ступень организации общественного производства, объективно выполняло функцию вытеснения рынка, частного капитала, частично нейтрализуя при этом негативные последствия перехода к административно-командной системе управления народным хозяйством.

Как показало исследование, при всех своих линдустриальных достижениях Бурятия оставалась районом с крайне низким уровнем развития промышленности: к концу 1928 г. валовая продукция промышленности составляла 14 %, а сельского хозяйства - 86 %. Остро проявлялась неспособность местной промышленности удовлетворитьа растущий спрос на товары,а причем по мере восстановления разрушенного хозяйства диспропорция росла. В 1927/28 г. потребности населения в хлопчатобумажных тканях были удовлетворены на 50 %, в металлоизделиях - на 62 %.

Полная загрузка имевшихся производственных мощностей, физический и моральный износ основного капитала требовали значительных инвестиций для обновления машинного парка, для создания новых промышленных отраслей. Для этого требовались значительные капиталы, которыми республика не располагала.

Конкретные модернизационные задачи в области промышленности были определены в Постановлении СНК РСФСР от 28 июня 1928 г., принятом после заслушивания отчетного доклада СНК БМАССР о его деятельности. В числе первоочередных были отмечены следующие: исследование и изучение территории республики с целью изыскания наилучших форм использования природных богатств; развитие производства по обработке продукции сельского хозяйства, в первую очередь, животноводческого сырья (кожевенного, овчинно-шубного); сооружение предприятий по разработке асбеста и графита, механизированной обработке стекла, лесопильной, лесобумажной и лесохимической промышленностиа др. Для решения поставленных задач планом первой пятилетки Бурят-Монгольской АССР были предусмотрены капитальные вложения в государственную цензовую промышленность в сумме 16,7 млн. руб., в том числе на новое строительство - 13,9 млн. руб.

Несомненно, достижение указанных задач было возможным и на базе продолжения нэпа. Но считаем, что темпы промышленного роста были бы явно недостаточными для уменьшения степени отставания советской экономики (тем более национальных окраин) от передовых стран, что в условиях нарастания угрозы новой мировой войны делало крайне проблематичным сохранение Советского Союза в качестве субъекта мировой политики.

В заключительной части параграфа сделан вывод об отсутствии в конце 1920-х гг. альтернативы большому сталинскому скачку. При любом политическом режиме, любом общественном устройстве основной вектор развития страны, и республики в частности, остался бы тем же: курс на ускоренную индустриальную модернизацию.

Четвертая глава Особенности социальной модернизации Бурятии в 1920-е гг. состоит из трех параграфов. В первом параграфе Социальные процессы в Бурятии в период лурбанизационного перехода 1920-х гг.а на основе данных переписей населения показана динамика численности населения республики, анализируется его национальный, половозрастной состав. Центральное место в данном параграфе занимает изучение социальных процессов в составе сельского населения. В исследовании делается вывод о решающем влиянии экономических преобразований на динамику этих процессов.

Во втором параграфе лИзменение образа жизни сельского населения Бурятии. анализируется процесс трансформации традиционных форм жизнедеятельности населения Бурятии, его приобщение к новым видам социальной и культурной жизни.

В исследовании показано, что основной чертой изучаемого периода стало начало социалистического преобразования деревни и улуса, которое затронуло не только производственную и социальную сферу, но и культурно-бытовые условия жизни земледельцев и скотоводов. Инициатором и идеологом перестройки сельской местности выступила государственная власть. Среди наиболее значимых направлений государственной политики, имевших урбанизационный эффект, следует отметить систему мероприятий, направленных на повышение уровня медицинского обслуживания, ликвидацию безграмотности и формирование клубно-библиотечной сети в сельской местности как основного канала политико-идеологического воспитания крестьянства.

Рассмотрено, что изменение образа жизни сельского населения было сложным, трудным и неоднозначным процессом, поскольку преобразования в быту происходили медленнее, чем экономические, ибо обычаи особенно устойчивы и живучи в связи с традиционностью общества, кочевым и полукочевым образом жизни коренного населения.

В параграфе сделан вывод, что за такой короткий период происходит значительное изменение образа жизни, приведшее к оздоровлению труда и быта населения.

В третьем параграфе Тенденции и противоречия развития городской жизннесферы рассматривается городская действительность 1920-х гг., отражающая переходное состояние общества от традиционности к новой социальности. На основе анализа статей семейного бюджета, структуры питания, потребления непродовольственных товаров и жилищных условий выявлены уровень и особенности материального обеспечения городского населения.

В центре внимания - жилищная проблема, уплотнительная политика властей.а В основе жилищного кризиса в городах Бурятииа лежала обеспеченность жильем как главный критерий оценки жилищной ситуации, а не количество проживающих в отдельных комнатах, качество строений или их комфортность. Особенно тяжелой была ситуация в Верхнеудинске. Согласно данным городской переписи населения, в 1923 г. в на одного жителя приходилось 5,86 кв.м, в целом по городам республики - 6,8 кв.м. Эти показатели были значительно ниже санитарных норм, составлявших 10 кв.м на взрослого человека.

Наряду с жилищными условиями, одной из основных характеристик уровня и качества жизни является питание населения. Представленный анализ выявляет определенные тенденции потребления, когда в первые годы нэпа горожане жили в условиях голода, к середине 1920-х гг. стали нормально питаться, а с 1928 г. вновь остро ощутили продовольственные трудности. Резкая смена показателей потребления и соответственно уровней качества жизни отражала нестабильность социально-экономического развития, которая была в свою очередь следствием противоречивой сущности складывающейся общественно-политической системы. Либерализация экономики в рамках нэпа вывела страну из военно-коммунистической катастрофы, и население региона, спустя два года после окончания голода, сумело быстро восстановить нормальный уровень потребления. Свертывание нэпа, усиление государственного вмешательства в хозяйственный механизм привели к такому же стремительному ухудшению продовольственной обстановки и соответственно системы потребления к концу 1920-х гг.а

Через призму культурологического анализа изучены разнообразные формы организации досуга. Он выступает как признак упорядочения жизни, в котором наряду с внешней стороной повседневности отражается её внутреннее содержание как психоментальное основание действительности.

Таким образом, в условиях переходного состояния экономики и общества и сопутствующих емуа безработицы, неприемлемых жилищных условий, продовольственной напряженности горожанам приходилось выстраивать индивидуальную жизненную стратегию.

В занклюнченнии поднвенденны итонги иснслендонванния.

Модернизационные процессы на территории этнической Бурятии в конце XIX - начале XX вв., особенностями которых было отставание по времени от аналогичных российских процессов, большая зависимость региона от экономической политики государства (т.е. преимущественно экзогенный характер), неодинаковая степень вовлеченности в модернизационные процессы не только различных отраслей экономики, но даже разных групп населения были прерваны революцией и гражданской войной.

Ва условиях экономического кризиса начала 1920-х гг. советским руководством была принята стратегия плавного вхождения в модернизационные процессы в форме нэповской экономической модели.

Концепция выравнивания уровня социально-экономического развития отсталых в дореволюционный период территорий, усиление федеральных программ финансирования, экономическое районирование способствовали проведению социально-экономических преобразований. Процесс их модернизации осложняли такие специфические особенности национальных районов Восточной Сибири, как сочетание различных хозяйственно-культурныха типов, неразвитость промышленной основы, отдаленность от крупных промышленных центров, отсутствие развитой железнодорожной сети, слабые коммуникативные связи в условиях разряженной дисперсной зоны.

Несомненно, в 1920-е гг. национальные районы Восточной Сибири развивались в контексте общих процессов, происходивших ва государстве. Вместе с тем их развитие характеризовалось большой спецификой - по темпам преобразований в разных отраслях хозяйства, по степени и характеру методов государственного регулирования социально-экономическими процессами, по глубине социальных изменений.

Социально-экономические преобразования в Бурятии в 1920-е гг. положили начало значительной трансформации не только ее экономики, но и образа жизни, быта населения. Это дает основание рассматривать произошедшие за этот период времени изменения как модернизационный процесс, в результате которого происходил постепенный переход от традиционного общества к современному.

К концу 1920-х гг. модернизационные возможности нэпа были исчерпаны, в результате чего начала реализовываться стратегияа форсированной модернизации в формате советской индустриализации и коллективизации.

III. СПИСОК ОПУБЛИКОВАННЫХ РАБОТ ПО ТЕМЕ ССЛЕДОВАНИЯ

Монографии:

1. Плеханова, А.М. Бурят-Монгольская АССР в условиях новой экономическойа политики / А.М. Плеханова, Д.К. Чимитова, В.В. Номогоева. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та,а 2004. - Кн. 1. - 214 с.
2. Чимитова, Д.К. Историография социально-экономического развития Бурят-Монгольской АССР в 1920Ц1930-х гг./ Д.К. Чимитова, В.В. Номогоева, А.М. Плеханова. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та,а 2005. - Кн. 2. Ца 210 с.
3. Плеханова, А.М. Бурятия в 1920-е гг.: опыт социально-экономической модернизации / А.М. Плеханова. - Улан-Удэ: Изд-во БН - СО РАН, 2011. - 400 с.

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных изданиях (в соответствии с перечнем ВАК):

1. Алексеева, А.М. Создание городского рабочего класса Бурятии в условиях НЭПа / А.М. Алексеева, К.Б.-М. Митупова // Вестник Бурятского университета. Сер. 4: История. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2002. - Вып. 5. - С. 89-96.
2. Плеханова, А.М. Социальная психология крестьянства Бурят-Монголии в условиях НЭПа / А.М. Плеханова // Вестник Бурятского университета. Сер. 4: История. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2002. - Вып. 5. - С. 97-100.
3. Плеханова, А.М. Трудности восстановления и развития кредитно-финансовой системы Бурят-Монголии в годы НЭПа / А.М. Плеханова // Вестник Бурятского университета. Сер. 4: История. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2003. Ца Вып. 6. - С. 15-21. а
4. Плеханова, А.М. Методы заготовок сельскохозяйственной продукции в Бурят-Монгольской АССР в условиях НЭПаа / А.М. Плеханова // Вестник Бурятского университета. Сер. 4: История и Востоковедение. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2004. Ца Вып. 9. - С. 221-227.
5. Плеханова, А.М. Государственное регулирование сельской экономики Бурят-Монгольской АССР в период нэпа: опыт и уроки / А.М. Плеханова // Власть: общенациональный науч.-полит. журн. - М., 2010. - № 2. - С. 101-105.
6. Плеханова, А.М. Власть и рынок Бурят-Монголии в годы нэпа: советская практика регулирования / А.М. Плеханова // Власть: общенациональный науч.-полит. журн. - М., 2010. - № 5. - С. 148-152.
7. Плеханова, А.М. Кустарная промышленность Бурят-Монголии в условиях реализации новой экономической политики / А.М. Плеханова // Вестник Бурятского университета. Сер. История. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2010. Ца Вып. 7. - С. 68-72.
8. Плеханова, А.М. Налогообложение сельского населения Бурят-Монгольской АССР в период нэпа / А.М. Плеханова // Власть: общенациональный науч.-полит. журн. - М., 2010. - № 8. - С. 131-133.
9. Плеханова, А.М. Социальная дифференциация крестьянства Бурят-Монголии в период нэпа / А.М. Плеханова // Власть: общенациональный науч.-полит. журн. - М., 2011. - № 2. - С. 148-151.
10. Плеханова, А.М. Региональные особенности осуществления новой экономической политики в Бурят-Монгольской АССРа / А.М. Плеханова // Федерализм. - М., 2011. - № 1 (61). - С. 199-206.
11. Плеханова, А.М. Частная торговля в Бурят-Монголии в условиях нэпа: от легализации к ликвидации / А.М. Плеханова // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: Вопросы теории и практики. - Тамбов: Грамота, 2011. - № 4 (10), ч. 3. - С. 131-134.
12. Плеханова, А.М. Крестьянство и власть Бурят-Монголии в начале 1920-х годов: на грани продовольственной и политической катастрофы / А.М. Плеханова // Вестник Челябинского государственного университета. Вып. 45: История. - 2011. - № 12 (227). Ц - С. 28-34.
13. Плеханова, А.М. Питание городского населения Бурятии в 1920-е годыа / А.М. Плеханова // В мире научных открытий. - Красноярск: НИЦ, 2011. - № 7.2 (19). - С. 787-799.
14. Плеханова, А.М. Государственная жилищная политика в городах Бурятии в 1920-е годы / А.М. Плеханова // Власть: общенациональный науч.-полит. журн. - М., 2011. - № 10. - С. 127-131.
15. Плеханова, А.М. Проект создания Ленско-Байкальской области: экономическая целесообразность, интересы национальной автономии или геополитический приоритет / А.М. Плеханова // Гуманитарный вектор. - Чита, 2011. - № 3 (27). - С. 145-149.

Статьи, опубликованные в сборниках научных трудов и материалах конференций:

1. Алексеева, А.М. Животноводство Бурятии в восстановительный период (1923 - 1928 гг.) / А.М. Алексееваа // Вестник Бурятского унверситета. Сер. 4: История. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 1998. - Вып. 2. - С. 162-170.
2. Алексеева, А.М. Развитие кооперации и колхозное строительство в Бурятии в годы НЭПа / А.М. Алексееваа // Из истории Бурятии XIXЦXX веков (социально-философские аспекты): сб. ст. - Улан-Удэ: РИО БГСХА, 1999. - С. 44-52.
3. Алексеева, А.М. Социальное расслоение крестьянства Бурят-Монголии в конце 1920-х годов / А.М. Алексеева // Исторические и политические науки. Литература: сб. трудов молодых ученых Байкальского региона. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 1999. - С. 36-42.
4. Алексеева, А.М. Роль кредитной политики в восстановлении сельского хозяйства в Бурятии в годы НЭПа / А.М. Алексеева // Историческая наука и историческое образование на пороге XXI века: материалы межрегион.а конф., посвящ. памяти проф. Н.П. Егунова. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 1999. - С.31-35.аа
5. Алексеева, А.М. Влияние налоговой политики на экономическое развитие Бурят-Монгольской АССР в период осуществления новой экономической политики (1923 - 1928/29 гг.) / А.М. Алексеева // Исследования молодых ученых: межвуз. сб. ст. Ца Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 2000. - Вып. 1. - С. 38-51.
6. Алексеева, А.М. Роль арендных отношений в восстановлении золотодобывающей промышленности Бурятии в годы нэпа / А.М. Алексеева // Вестник Бурятского университета. Сер. 4: История. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2000. - Вып. 3. - С. 128-130.
7. Алексеева, А.М. Социальные процессы в сельском населении Бурят-Монголии в период реализации новой экономической политики / А.М. Алексеева, К.Б.-М. Митупов // Бурятия: проблемы региональной истории и исторического образования: сб. науч. тр. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2001. - Ч. 2. - С. 8-17.
8. Плеханова, А.М. О новых подходах к изучению ленинской концепции нэпа / А.М. Плеханова, Д.К. Чимитова // Социализм и XXI век: актуальные проблемы: материалы науч.-практ. конф., посвящ. 137-й годовщине В.И. Ленина. - Улан-Удэ, 2007. - С. 36-43.
9. Плеханова, А.М. Особенности осуществления нэповских реформ в промышленности Бурят-Монголии / А.М. Плеханова // Индустриальное развитие Сибири в контексте модернизационных процессов: материалы науч. конф., посвящ. 85-летию проф. Е.Е. Тармаханова. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2007. - С. 76-87.а
10. Плеханова, А.М. Налоговая политика в Бурят-Монгольской АССР в годы нэпа как метод ликвидации частного капитала аа / А.М. Плеханова // Политические репрессии 1930-х гг. на территории Бурятии: материалы респ. науч.-практ. конф. Памяти жертв политических репрессий 30-х гг. XX века. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2008. - С. 51-57.а
11. Плеханова, А.М. Из опыта государственного регулирования сельской экономики Бурят-Монголии в период нэпа / А.М. Плеханова // Внутренняя Азия в геополитической и цивилизационной динамике: материалы IV междунар. науч.-практ. конф. Егуновские чтения. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2008. - С. 174-180.аа
12. Плеханова, А.М. Социальные процессы в сельском населении Бурят-Монголии в период реализацииа новой экономической политики (по материалам выборочных обследований 1920-х гг.) / А.М. Плеханова // Сибирь в изменяющемся мире. История и современность: материалы всерос. науч.-теор. конф., посвящ. памяти профессора В.И. Дулова. - Иркутск: Изд-во Иркут. гос. пед. ун-та, 2008. - Кн. 2. - С. 52-59.
13. Плеханова, А.М. Особенности осуществления новой экономической политики в Бурят-Монгольской АССР / А.М. Плеханова // Российская история в образовательном дискурсе этнонациональных регионов Российской Федерации: материалы всерос. науч.-практ. конф. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2008. - С. 94-99.
14. Плеханова, А.М. Нэповские реформы в промышленности Бурят-Монольской АССР в контексте подготовки условий для индустриальной модернизации / А.М. Плеханова // Россия между прошлым и будущим: исторический опыт национального развития: материалы всерос. науч. конф., посвящ. 20-летию Института истории и археологии УрО РАН. - Екатеринбург: УрО РАН, 2008. - С. 295-300.
15. Плеханова, А.М. Создание условий формирования городского рабочего класса в Бурят-Монголии в период нэпа / А.М. Плеханова // Вестник Бурятского университета. Сер. 4: История. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2009. - Вып. 7. - С. 63-68.
16. Номогоева, В.В. Санитарное просвещение и борьба за новый быт в Бурятии в 1920 - 30-е годы / В.В. Номогоева, А.М. Плеханова // Бюллетень Восточно-Сибирского научного центра Сибирского отделения Российской Академии медицинских наук. - Иркутск, 2009. - № 2 (66). - С. 162-165.
17. Плеханова, А.М. Кредитная политика в Бурят-Монгольской АССР в годы нэпа: экономическая целесообразность или социальная направленность / А.М. Плеханова // Сибирь и Россия: освоение, развитие и перспективы: материалы всерос. науч.-практ. конф., посвящ. 70-летию кафедры истории БГСХА. - Улан-Удэ: Изд-во БГСХА, 2009. - С. 41-43.а
18. Плеханова, А.М. Советская практика регулирования процесса заготовок сельскохозяйственной продукции в условиях нэпа (на примере Бурят-Монгольской АССР) / А.М. Плеханова // Иркутский историко-экономический ежегодник: 2010. - Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2010. - С. 352-356.аа
19. Плеханова, А.М. Власть и рынок Бурят-Монголии в годы нэпа: опыт взаимодействия и уроки / А.М. Плеханова // Роль предпринимательства в развитии г. Верхнеудинска - Улан-Удэ: материалы науч.-практ. конф., посвящ. 230-летию учреждения Верхнеудинской ярмарки и 15-летию Улан-Удэнской ярмарки. - Улан-Удэ: Зебра, 2010. - С. 84-92.а
20. Плеханова, А.М. Великий перелом 1929 г.: начало советской индустриальной модернизации (на примере Бурят-Монгольской АССР) / А.М. Плеханова // Идеи Ленина - живут и побеждают; Эпоха Сталина: наследие и современность: материалы регион. науч.-практ. конф., посвящ. 130-летию со дня рождения И.В. Сталина, 140-летию со дня рождения В.И. Ленина. - Улан-Удэ, 2010. - С. 107-112.
21. Плеханова, А.М. Налоговая политика в Бурят-Монголии: опыт ретроспективного анализа взаимодействия власти с сельским населением в период нэпа / А.М. Плеханова // История политических репрессий (из опыта преподавания в школах Республики Бурятии): сб. материалов метод. семинара по итогам регионального конкурса Лучший урок по теме: История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2010. - Вып. 2. - С. 40-58.аа
22. Плеханова, А.М. Государственное регулирование сельской экономики Бурят-Монголии в период нэпа / А.М. Плеханова // Исторические аспекты политической модернизации России: материалы всерос. заоч. науч.-практ. конф., 15 нояб. 2010 г. - Екатеринбург: Изд-во УМ - УПИ, 2010. - С. 30-36.а
23. Плеханова, А.М. Рынок и торговля в Бурят-Монголии в годы нэпа: от конъюнктуры к конъектуре / А.М. Плеханова // Индустриальная модернизация аграрных регионов России: сб. статей. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета,а 2010. - С. 150-165.
24. Плеханова, А.М. Роль геополитического фактора в экономическом районировании Сибири в 1920-е годы / А.М. Плеханова // Монголия и Россия: новые парадигмы отношений: материалы междунар. науч.-практ. конф., 21 апреля 2011. - Улан-Батор, 2011. - С. 167-172.
25. Плеханова, А.М. Влияние налоговой политики на частный капитал Бурят-Монголии в период НЭПа / А.М. Плеханова // Иркутский историко-экономический ежегодник: 2011. - Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2011. - С. 187-192.
26. а Номогоева, В.В. Автономная, советскаяЕ Первый опыт государственности / В.В. Номогоева, А.М. Плеханова, Д.К. Чимитова // От имени народа, во имя народа. Становление и деятельность органов представительной власти в Бурятии. - Улан-Удэ: ЭКОС, 2011. - С. 78-106. а
27. Плеханова, А.М. Восстановление и реконструкция народного хозяйства / А.М. Плеханова, А.М. Иминохоев // История Бурятии: В 3 т. - Улан-Удэ: Изд-во БН - СО РАН, 2011. - Т. 3: XX - XXI вв. - С. 67-83.
28. Плеханова, А.М. Потребительская кооперация Бурят-Монголии: достижения и проблемы развития в период нэпа / А.М. Плеханова // Кооперация: история и современность: материалы междунар. науч.-практ. конф., 12 апреля 2011 г. - Новосибирск, 2011. - С. 104-107. аа
29. Плеханова, А.М. Промышленное развитие Бурятии в первой трети ХХ века в контексте модернизационных процессов / А.М. Плеханова // Россия в эпоху модернизации: опыт, проблемы, перспективы: материалы всерос. науч.-практ. конф. с междунар. участием, 17 - 18 июня 2011 г. Ца Барнаул: Изд-во АлтГТУ, 2011. - С. 63-66.
30. Плеханова, А.М. Ленско-Байкальская область Госплана: из истории экономического районирования Сибири в 1920-е годы / А.М. Плеханова // Монгольский мир: новый век - новые вызовы (Улымжиевские чтения - IV): материалы Всерос. науч.-практ. конф., 24-25 июня 2010 г. - Улан-Удэ: Изд-во Бэлиг, 2011. - С. 293-299.

     Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по истории