Все авторефераты докторских диссертаций

Феномен маргинальности в литературе авангарда первой трети ХХ века

Автореферат докторской диссертации

 

 

На правах рукописи

 

 

 

Тернова Татьяна Анатольевна

 

Феномен маргинальности

в литературе авангарда первой трети хх в.

 

10.01.01 - русская литература

 

 

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

 

 

 

 

 

 

Воронеж - 2012

Работа выполнена на кафедре русской литературы ХХ и ХХI вв. Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования Воронежский государственный университет

Научный консультант:аа Никонова Тамара Александровна,

доктор филологических наук, профессор

Официальные оппоненты:а Богданова Ольга Владимировна,

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник

(ИФИ ФГОУ ВПО Санкт-Петербургский государственный университет)

Желтова Наталия Юрьевна,

доктор филологических наук, профессор

кафедры русской и зарубежной литературы

(ФГБОУ ВПО Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина)

Романова Ирина Викторовна,

доктор филологических наук, профессор

кафедры литературы и методики ее преподавания

(ФБГОУ ВПО Смоленский государственный университет)

Ведущая организация: ФБГОУ ВПО Саратовский государственный университет

Защита диссертации состоится 30 мая 2012 года в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.038.14 в Воронежском государственном университете по адресу: 394000, Воронеж, пл. Ленина, 10, ауд. 18.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФБГОУ ВПО Воронежский государственный университет.

Автореферат разослан л____ апреля 2012 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

д.ф.н. ааБердникова О.А.

Общая характеристика работы

Первая треть ХХ века была периодом радикального эстетического слома, спровоцированного системой кризисов в сфере социальных практик, мировоззрения, культуры. Разноаспектность процессов, определяющих суть этого явления, обозначена, в частности, в исследованиях М. Шабольски, Р. Нойхаузера, Ю. Хабермаса . В качестве признаков такого социокультурного слома, связанного с развитием авангарда, М. Шабольски называет лрост социальной напряженности, накапливающиеся противоречия в общественно-экономическом развитии, складывающуюся революционную ситуацию и лдвижение и развитие в рамках самой литературы и искусства, при котором возникает потребность в лобновлении поэтических средств (в области жанров, родов, тем и языка), осуществление которой невозможно без лдвижения и развитии внутри публики, ведущего к трансформации ее эстетических ожиданий.

Термин 'авангард' употребляется нами как обозначение знакового этапа в развитии искусства, характеризующегося не столько хронологическими рамками, сколько совокупностью мировоззренческих и эстетических критериев.

Несмотря на достаточно долгое бытование термина, базовые характеристики авангарда в исследовательской литературе определяются по-разному. Д.Н. Сарабьянов указывает на лобязательность художественного открытия, лпрограммность, проектный характер искусства, его манифестное сопровождение, ведущее к лутверждению новой концепции художественного творчества, лновой реальности . Идею преображения считает основной в авангардном мировидении Н.А. Гурьянова . В.Н. Терехина в качестве объединяющего начала для ряда авангардных группировок указывает ориентацию на экспрессионизм . Т.В. Казарина фиксирует значимость коммуникативной стратегии авангарда, говорит о специфическом соотношении в нем искусства и реальности: Авангард <Е> фиксирует преодоление фундаментального разрыва между материально-практической и знаковой областями действительности . Для Д.А. Пригова ведущим критерием авангардности стала идея эстетического строительства, завершенного и незавершенного . Такая точка зрения перекликается с подходом Р. Нойхаузера, использовавшего два термина - авангард и авангардизм - для обозначения этапности авангардного литературного процесса. Авангард определяется Р. Нойхаузером как эстетика разрушения, авангардизм же тяготеет к созданию новой, принципиально неклассической, но претендующей на целостность в своей противоречивости схемы. Его точка зрения представляется нам конструктивной, но требующей некоторого уточнения. Мы считаем значимым критерием авангардного художественного мышления маргинальность.

Маргинальность - мировоззренческий и художественный феномен переходных эпох, суть которого состоит в смене аксиологических и художественных приоритетов. Основанием для ее реализации становится плюрализм как универсальная характеристика мироовосприятия эпохи первой трети ХХ в. Маргинальность - безоценочный термин, фиксирующий процесс стирания границ между периферией и центром, высоким и низким, жизнью и искусством.

Маргинальность, реализованная в пределах художественного текста, может быть рассмотрена на разных уровнях: антропологическом, жанровом, общекультурном. Значимыми в описании антропологической маргинальности являются национальный компонент; поэтологический ракурс, реализуемый через систему автометаописаний; пафос текста. Исследование жанровой маргинальности предполагает выявление специфики и мировоззренческого обоснования авангардного жанростроения. Суть общекультурной маргинальности выявляется при изучении соотнесенности авангарда с элитарным и массовым искусством.

Суммируем смысловые позиции, определяющие базовые характеристики авангарда: специфическое соотношение искусства и реальности (искусство объявляется единственной реальностью), проективность, эстетический радикализм, маргинальность (в аксиологическом, жанрово-стилевом, общекультурном аспектах).

Оговорим значимое для нашей работы представление о составе авангардного движения первой волны. Точкой отсчета в его развитии, мы, вслед за Д.А. Приговым и Т.В. Казариной, считаем футуризм. Такая позиция продиктована тем значением, которое имел футуризм как умонастроение и литературное направление в первой трети ХХ века.

Мы рассматриваем футуризм как методологически и содержательно неоднородное явление, обнаруживая в его рамках эстетически возвратные, модернистские по мироотношению явления: эгофутуризм с его ценностной эстетической ориентацией и лгилейцев Е. Гуро и В. Каменского, литературная деятельность которых подчеркнуто аксиологически ориентирована. С нашей точки зрения, в качестве авангардных могут быть осмыслены течения и направления, восходящие к футуризму: имажинизм, экспрессионизм, люминизм, конструктивизм, ничевоки, фуисты, биокосмисты. За рамками нашего внимания остается ЛЕФ, сосредоточенность которого на решении идеологических проблем значительно сузила его эстетический поиск.

Таким образом, литературу русского авангарда первой трети ХХ в. мы связываем, главным образом, с футуристической интенцией, которая объединяет разные художественные школы и группы в известное единство, базирующееся на сходных эстетических основаниях. Именно это определяет взаимоперетекание авангардных групп, их художественные контакты, результатом которых является развитие литературы неклассического толка.

Актуальность исследования определяется необходимостью выявления специфических характеристик литературы переходных эпох, одной из которых является первая треть ХХ в. Необходимость детального изучения литературы этого периода провоцирует к созданию методологии исследования, адекватной специфике литературного материала, к осмыслению этапов развития авангарда, ключевых и второстепенных явлений в литературе данного периода. Творчество авторов-авангардистов первой трети ХХ века остается крайне малоизученным: литературной работе И. Игнатьева, Д. Бурлюка, Б. Земенкова, Б. Лапина, А. Туфанова, Ф. Платова и др., посвящены единичные исследования. Художественные произведения ряда авторов, в числе которых Б. Дерптский, Л. Чернов, Р. Рок, С. Спасский, А. Краевский, никогда не становились предметом изучения. Введение произведений авторов второго ряда в литературоведческий обиход необходимо для воссоздания единой картины развития литературы авангарда первой трети ХХ века, в которой фоновые литературные явления значимы для выявления тенденций эстетического развития.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые феномен литературной маргинальности осмыслен целостно: в мировоззренческом, антропологическом, жанровом ракурсах. В качестве знакового этапа развития авангарда футуристической линии развития осознан имажинизм. Литература авангарда первой трети ХХ в. впервые рассмотрена через призму маргинальности.

Объектом исследования является русский литературный авангард первой трети ХХ в.

Предмет исследования - феномен маргинальности в литературе русского авангарда в его антропологической, жанровой, общекультурной характеристиках.

Материалом исследования стали произведения представителей авангардных литературных объединений первой трети ХХ в., представляющих футуристическую линию литературного развития, в числе которых В. Хлебников, А. Крученых, Б. Пастернак, Е. Гуро, В. Каменский, И. Северянин, И. Игнатьев, В. Гнедов, А. Мариенгоф, В. Шершеневич, А. Туфанов, И. Зданевич, А. Краевский, Б. Земенков, И. Соколов, А. Святогор, Б. Лапин, Р. Рок, Б. Дерптский, Л. Чернов, Ф. Платов и др.

Источниками послужили прижизненные публикации представителей литературного авангарда первой трети ХХ в., а также републикации произведений авангардной поэзии и прозы первой трети ХХ в. (Поэзия русского футуризма (1999), Поэты-имажинисты (1997), Русский футуризм (2000, 2009), Русский экспрессионизм (2005), собрания сочинений В. Хлебникова, В. Маяковского, Б. Пастернака, С. Есенина. сборники избранных произведений И. Северянина, Б. Лившица, В. Каменского, С. Третьякова, К. Большакова, В. Гнедова, А. Крученых, Е. Гуро, И. Игнатьева, А. Мариенгофа, В. Шершеневича, Б. Земенкова, Б. Лапина и др., сборники теоретических выступлений (Русский футуризм: Теория. Практика. Критика. Воспоминания (1999), Литературные манифесты. От символизма до Октября (1929, 2001).

Цель диссертационной работы - рассмотрение маргинальности как характеристики мироотношения и эстетики авангарда - предполагает решение следующих задач:

• Выявить базовые характеристики авангардного сверхтекста.
• Исследовать сущностные мировоззренческие характеристики литературного авангарда.
• Изучить систему универсалий, реализуемых в авангардном тексте.
• Рассмотреть антропологический ракурс литературной маргинальности, специфику авангардной поэтологии.
• Исследовать способы реализации авангардного тексто- и жанростроения.
• Уточнить факторы эволюционной модели авангарда и определить этапность его развития.

Поставленные задачи обусловили выбор материала исследования и структуру работы.

В исследовании использованы сравнительно-исторический, историко-типологический, структурный, семиотический и интертекстуальный методы.

Теоретическую и методологическую основу диссертации составили труды отечественных и западных ученых: Н.И. Харджиева, Д.В. Сарабьянова, А.В. Крусанова, Р. Нойхаузера, А. Флакера, Х. Гюнтера, В.Н. Григорьева, Н.А. Гурьяновой, Г.А. Белой, Т.В. Казариной, М.Н. Эпштейна, И.П. Смирнова, Е.В. Тырышкиной, Н.С. Сироткина, А.А. Нененко по проблемам литературного и культурного авангарда, П. Бурдье, Л.Д. Гудкова, Б.В. Дубина и др. по социологии культуры, В.Ф. Маркова, И.И. Иванюшиной, В.Н. Терехиной, Е.А. Ивановой, Т.А. Богумил, Н. Нильсона, в которых проводится исследование развития конкретных течений и направлений авангарда первой трети ХХ в., Б. Лённквист, Х. Барана, Т. Хуттунена, Д. ван Баака, В.А. Сухова, Д.А. Суховей, И.В. Романовой, С. Бирюкова и др. (план литературных персоналий), М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Б.М. Гаспарова, Н.Л. Лейдермана, А.А. Боровской, А.В. Останковича, Л.Г. Анисимовой и др. по проблеме жанра, В.И. Хазана, Е. Фарыно, Р. Тименчика, В.Н. Топорова, Ю.Г. Цивьяна, Т.В. Цивьян, Е.Б. Рейна, Р.Г. Лейбова, Ю. Левинга по семиотике, К.Н. Исупова, А.А. Фаустова, Р. Мниха по теории универсалий, М.К. Поповой, Н.Ю. Желтовой, Т.Н. Бреевой по проблемам национальной идентичности, Ю.М. Лотмана, М. Майеновой, А. Поповича, Ю.Д. Левина, Д.М. Сегала, Р.Д. Тименчика, А.Н. Чернякова и др. по стилистике текста.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что оно систематизирует и обобщает художественный опыт авангарда первой трети ХХ в., создает представление об авангардном сверхтексте с присущими ему характеристиками. В качестве ведущей из них осмысливается маргинальность, тем самым существенно расширяется представление о маргинальности как термине гуманитарных наук. Предлагаются ракурсы рассмотрения художественной маргинальности, выявляемые на материале литературы авангарда первой трети ХХ в. и иллюстрируемые многочисленными текстовыми примерами произведений авторов футуристической линии развития литературного авангарда. Обосновывается гипотеза о значимом месте имажинизма в литературном процессе первой трети ХХ в.

Практическая значимость работы обусловлена тем, что ее положения и выводы могут стать основой дальнейшего изучения русского литературного авангарда. Предлагаемый автором анализ творчества рассмотренных писателей позволяет использовать результаты исследования в практике преподавания, при подготовке общих и специальных лекционных курсов и при создании учебных пособий по истории русской литературы.

Основные положения диссертационного исследования, выносимые на защиту:

1.аа Футуризм явился эстетическим и мировоззренческим основанием одной из ветвей русского авангарда, которая может быть рассмотрена как единое культурное пространство, охватывающее различные постфутуристские объединения (экпрессионисты, фуисты, ничевоки, биокосмисты и пр). В начале 1920-х гг. ведущее положение в этой авангардной ветви заняли имажинисты.

2.аа Единое художественное пространство литературы авангарда характеризуется следующими приемами авангардной поэтики:

сверхтекстовое начало, проявляющееся в наличии сквозных мотивов, общих для произведений авторов разных авангардных направлений;

поэтика повторов;

общегрупповой эстетический результат, определенный единством мировоззренческих (авторских) установок;

стирание границ между программными (документальными) и художественными текстами.

3.аа Фундаментальной идеей русского авангарда является идея неготовости мира, реализованная в плане поэтики как модель неготового текста. Ведущей характеристикой авангарда и следствием присущей ему установки на неготовость становится маргинальность. Текстовая форма состояния мира обнаруживает связь с поэтологией (антропологический ракурс литературной маргинальности) и текстостроением (реализация авторской стратегии творчества: жанровая, общекультурная маргинальность).

4.аа Мировоззренческий ракурс литературной маргинальности проявляется в переоценке центральных и периферийных смыслов, в их аксиологической рокировке, что ведет к замене статусного положения универсалий культуры на универсалии цивилизации в мировосприятии и эстетике искусства авангарда первой трети ХХ века. Доминантными среди обширного набора универсалий, востребованных литературой авангарда, становятся авто, телеграф, синема.

5.аа Антропологический ракурс литературной маргинальности проявляет себя поэтологическим актом демонстративного творческого поведения, сюжетом самоидентификации поэтического субъекта, элементами которого становятся:

негация как тип самоопределения поэта на фоне социума;

мотив безумия;

мотив шутовства;

мотив самоубийства

6. Важным антропологическим моментом литературы авангарда является активная автометаописательная интенция, смешивающая художественную реальность и действительность, массовую и элитарную культуры.

7. Жанровая маргинальность авангардного текста актуализируется в демонстративном профанировании жанрового канона (антижанр), в создании фрагментарных текстов, реанимации забытых, создании принципиально новых (иногда одноразовых) жанровых форм.

8.аа Развитие литературного авангарда не может быть представлено лишь как эволюционная или поступательная модели, в которых авангард необратимо сменяется авангардизмом. Русский литературный авангард первой трети ХХ века мировоззренчески и поэтически балансирует на грани авангарда и авангардизма, допуская возвратные художественные явления.

Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты исследования были представлены в виде научных докладов, прочитанных на научных конференциях, в числе которых: международные:Культура лпост: диалог культур и цивилизаций (Воронеж, 2004), Литература в диалоге эпохЦ4 (Ростов-на-Дону, 2006), Язык и культура (Киев, 2007), Поэтика заглавия (Москва, 2007, 2010, 2011), Универсалии русской культуры (Воронеж, 2009-2011), I Бриковские чтения (Москва, 2010), Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе (Гродно, 2010), НЭП в истории культуры: от центра к периферии (Саратов, 2010), Русский язык в диалоге культур (Воронеж, 2010), Жизнь провинции как духовный феномен (Нижний Новгород, 2010), Литературный текст ХХ века: проблемы поэтики (Челябинск, 2011), Национальный миф в литературе и культуре: литература и идеология (Казань, 2011), V Мiжнароднi Севастопольськi Кирило-Мефодiiвськи читання (Севастополь, 2011), всероссийские: Пуришевские чтения (Москва, 2002, 2007), Русская литература и философия: постижение человека (Липецк, 2003, 2009), Эйхенбаумовские чтения (Воронеж, 2006-2010), Осип Мандельштам и феноменологическая парадигма русского модернизма (Воронеж, 2007), Изменяющаяся Россия - изменяющаяся литература (Саратов, 2007, 2009), Художественный текст: варианты интерпретации (Бийск, 2007), Нижегородский текст (Нижний Новгород, 2007), Веселовские чтения (Ульяновск, 2007), А. Твардовский и русская поэма ХХ века (Воронеж, 2008), Проблема власти (Саратов, 2008), Память литературы и память культуры (Воронеж, 2009), Актуальные проблемы филологии (Рубцовск, 2010), Проблемы народной культуры (Воронеж, 2010), л1812 год в истории России и русской литературы (Смоленск, 2010), ХХ век как литературная эпоха (Воронеж, 2010), Русская поэзия: проблемы стиховедения и поэтики (Орел, 2010), Образ европейца в русской и американской литературах (Владимир, 2011), Воронежский текст русской культуры (Воронеж, 2011), Память разума и память сердца (Воронеж, 2011), Бренное и вечное (Великий Новгород, 2011), региональные: Учитель: радость творчества, радость труда (Воронеж, 2010), Язык и межкультурная коммуникация (Старый Оскол, 2010), Воронежское краеведение: традиции и современность (Воронеж, 2010) и др. По теме исследования опубликована 71 работа.

Структура диссертации: Диссертационное исследование состоит из Введения, четырех глав, Заключения и библиографического списка, включающего более 700 наименований.

Основное содержание диссертации

Во введении сформулированы цель и задачи исследования, отмечается его актуальность и научная новизна, определяются объект, материал и предмет, указывается методологическая база, терминологический аппарат исследования, обозначаютсяосновные подходы к исследуемым проблемам.

Глава 1. Мировоззренческий аспект маргинальности в литературе авангарда первой трети ХХ в..

аа В разделе 1.1. Поэтика неготовости в русском литературном авангарде футуристической линии развития выявляется значимая характеристика мироотношения и поэтики авангарда. Расширительно толкуя термин лпоэтика, мы идем вслед за рядом современных исследователей, в числе которых В. Руднев, предложивший понятие лпоэтика деперсонализации, А. Жолковский (лпоэтика выразительности), М. Андреев (лпоэтика прошлого), М. Селеменева (лпоэтика повседневности), И. Иванюшина (лпоэтика ошибки) и др.

Понятие лнеготовость востребовано нами из работы М. Бахтина Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса, где оно наделяется мировоззренческой и одновременно сюжетной (эстетической) коннотациями при описании лконцепции тела гротескного реализма: Вечная неготовость тела как бы утаивается, скрывается: зачатие, беременность, роды обычно не показываются .

Неготовость как категория мировоззрения и эстетики универсальна для авангарда. Она проистекает из нового представления о мире, который увиден предельно телесным. Вспомним в этой связи работу Н. Бурлюка Поэтические начала, в которой слово уподобляется живому организму и в этапности своего развития, и в структурной многосоставности . Название литературного течения лфутуризм (лбудетлянство) свидетельствует о положенной в его основание идее темпоральной незавершенности.

В качестве моментов, иллюстрирующих авангардную поэтику неготовости, назовем следующие:

• мотивы рождения и беременности;
• обостренное ощущение времени. Вспомним, что кубофутуристы провозглашали себя лновыми людьми новой жизни (Садок судей II), которые находятся лнакануне глобальных, в том числе и антропологических перемен (Будетляне - это люди, которые будут. Мы накануне );
• сюжет выхода из времени и начала нового времени,определяющий востребованность дихотомии СжизньТ - СсмертьТ;
• актлстроительства языка;
• внимание к процессу творчества,востребованная в модернистской и авангардной смысловой парадигме дихотомия СжизньТ - СискусствоТ;
• неготовость текста - субституция неготовости мира.

Констатация в авангарде неготовости мира очевидным образом выводит читателя к решению вопроса об источнике творения. Богоборчество групп футуристической линии литературного развития на поверку оказывается моментом миросозидания: основы лстарой веры отрицаются во имя утверждения нового вероисповедания. Практически во всех теоретических построениях представителей групп футуристической линии развития воссоздается миф о первотворении, звучит призыв к возврату в первозданное Ничто. Принципиально значимой оказывается неостановимость, процессуальность этого акта. Несмотря на такое единство позиций, разные группы футуристического толка делают акцент либо на разрушении прежней целостности (см. программные документы кубофутуристов), либо на созидании новой (см., например, Биокосмическую поэтику). В теоретических работах оказываются в равной мере востребованными прошлое, настоящее, будущее. Хронотопные представления становятся моментом различения футуристически ориентированных групп как принадлежащих к смысловой парадигме модернизма (эгофутуризм северянинского этапа), авангарда (эгофутуризм игнатьевского этапа), авангардизма (имажинизм).

В разделе 1.2. главы 1, озаглавленном Инверсионный характер универсалий в литературе русского авангарда исследуются базовые универсалии, позволяющие проследить мировооззренческие трансформации, зафиксированные литературой авангарда. В каждом из подразделов дан обзор литературы по изучаемой проблеме, оценена степень ее изученности.

Имея в виду содержательную широту понятия луниверсалия, восходящего к средневековой философии, мы, вслед за К.Г. Исуповым, сужаем его до понятия лкультурная универсалия, под которым понимаем лобщечеловеческие репрезентации культурного опыта и деятельности, символически отражённые в эйдетической памяти, образно-мировоззренческих конструкциях, этимологических ценностях языка . Устойчивость как фундаментальная характеристика отдельной универсалии определяется тем, что она является воплощением базовых смыслов эпохи, актуальных для всех и каждого.

Возникновение универсалий и их функционирование демонстрируют знаковые этапы самоосознания человечества. Диалектика этого процесса обусловливает наличие внутри системы универсалий двух типологических, смысловых и хронологических разновидностей: универсалии культуры и универсалии цивилизации. Последние живут врeменной жизнью, они исторически нестабильны. В них, в универсалиях цивилизации, нет того качества вечной ценности, каким обладают культурные универсалии, - утверждает К.Г. Исупов, фиксируя, по сути дела, такое качество универсалий цивилизации, как маргинальность.

Универсалии культуры и универсалии цивилизации различаются по ряду существенных признаков: вечное / временное, память / беспамятство, глубинное / поверхностное, единичность / частотность. В разных исторических ситуациях различных эпох они могут проявлять себя в отношениях инверсии.

Необходимость осмысления литературой и культурой начала ХХ века семиотического смысла достижений цивилизации вытекает из характерной для этого времени мировоззренческой ситуации, обозначенной, в частности, О. Шпенглером, наметившим границы цивилизации и культуры. Его мысль о цивилизации и культуре как сменяющих друг друга этапах единого процесса типологически соотносима с историко-культурной ситуацией начала ХХ века в целом и, в частности, с авангардными эстетическими практиками.

Авангардное мышление характеризуется мировоззренческим радикализмом, приводящим к снятию традиционных смысловых оппозиций. В их числе - оппозиция 'центральное' - 'периферийное', которая может быть уточнена рядом синонимических словесных пар: 'главное' - 'второстепенное', 'классическое' - 'массовое', 'рациональное' - 'подсознательное' и т.п. Выстраивающаяся по этой же схеме смысловая пара 'культура' - 'цивилизация' в авангардном контексте также оказывается инверсированной. Ведущие моменты нового мышления определяются уже не апробированным культурным опытом, а сиюминутными достижениями цивилизации. Знаки цивилизации (город, авто, телеграф и др.) приобретают в новых условиях не только универсальный смысл, но и иерархически замещают значимые в традиционалистскую эпоху универсалии культуры (дом, дорога, память и др.). Таким образом, авангардисты не выпадают из процесса художественного созидания, из области культуры переходя в сферу цивилизации и осознавая ее масштабность и внутреннюю целостность.

Для авангардных эстетических практик характерно балансирование на грани элитарной и массовой культуры. С одной стороны, отрицая прежние эстетические нормы, они оказываются в поле массовой культуры, тем более апеллируя к определенным, далеким от прежней эстетики социальным слоям. С другой стороны, представители авангарда нередко отрицают массовую культуру, испытывая давление сложившейся традиции, диктующей ее ироничную оценку. Поэтому представители авангарда не являются прямыми апологетами цивилизации, несмотря на отрицание ими устоявшейся традиции. Вспомним в этой связи литературные опыты футуристов Н. Бурлюка, Е. Гуро, В. Каменского, по-разному выстраивавших отношения с природой, но равно далеких от урбанизма. Восполняя возникающий эстетический вакуум, авангардная литература первой трети ХХ века создает универсалии эпохи цивилизации, в числе которых поезд, авто, синема, радио, телеграф и др.

В параграфе 1.2.1 Семиотика средств транспорта в литературе авангарда футуристической линии литературного развития на материале авангардных текстов выявляется семиотическое наполнение лексем, обозначающих цивилизационно переосмысленные пространственно-временные связи.

В числе свойственных времени обозначений средств транспорта универсалия авто рассмотрена нами как базовая, определяющая мировоззренческие и эстетические характеристики поэзии футуристической линии развития. Такой смысловой акцент вполне естествен, поскольку поэзия футуризма мыслилась ее создателями как лпоэзия города, современного города Обозначая тенденцию, выделим варианты смысловой нагруженности универсалии лавто. Часть из них была обозначена Ю. Левингом: автомобиль как кастовый признак, как обозначение самостоятельности движения, как символ движения по дорогам жизни . Им же устанавливалась связь автомобиля с сопутствующими реалиями: русские дороги, гараж, пейзаж. Ю. Левинг лишь фиксирует лавтомобильные ассоциации, но не ставит перед собой задачу их развернутой текстовой иллюстрации. Нас же интересует их лперсональная закрепленность, что позволяет говорить и об авторской индивидуальности, и о специфике переосмысления пространства и времени с помощью универсалии авто. Нами выявлено несколько показательных вариантов ее использования в поэзии футуристической линии развития:

1. Автомобиль как урбанистический знак - В. Маяковский (пространственная характеристика).

2. Автомобиль как антиурбанистический знак - Н. Бурлюк (пространственная характеристика).

3. Автомобиль как обозначение психологического состояния - В. Шкловский (временная характеристика).

4. Тип автомобиля как вариант сюжетного клише - К. Большаков, С. Алымов, А. Мариенгоф.

5. Автомобильный сюжет как текстостроительный прием - В. Шершеневич, Л. Чернов.

6. Лексема лавтомобиль как часть образа, структура которого мотивирована авангардными эстетическими установками - А. Мариенгоф.

Во всех обозначенных случаях авто выступает как универсалия, поскольку обладает сюжетогенностью, выражает суть нового мира, обнаруживает связь с фундаментальными характеристиками мира (образы пространства и времени), с актом коммуникации, обусловливая эмоциональное наполнение текста человеческим присутствием в нем, сочетает разные уровни поэтики и прагматики.

Универсалия цивилизации авто оказывается в центре изображения и осмысления нового мира и замещает, по авангардной логике, значимый прежде круг универсалий культуры. Ее использование мотивировано положениями манифестов и деклараций авангардных эстетических объединений.

Параграф 1.2.2. Семиотика средств связи в поэзии авангарда футуристической линии литературного развития посвящен исследованию универсалий телеграф и телефон.

Исследовательский интерес к семиотическому наполнению, которое получают в литературе и культуре средства связи, далеко не случаен, ибо они позволяют рассмотреть зафиксированный в тексте вариант коммуникативных отношений, проанализировать тип самоидентификации носителя речи.

Универсалию телеграф мы считаем наиболее значимой среди принадлежащих к одному смысловому полю универсалий радио, телефон. Литература авангарда убеждает в том, что телеграф, будучи изначально универсалией цивилизации (являясь подробностью нового в урбанистико-прагматическом смысле мира), в определенных эстетических условиях может быть осмыслен как универсалия культуры, становясь деталью новой в мировоззренческом смысле реальности.

Обозначим типологические случаи обращения к универсалии телеграф в литературной работе поэтов футуристической линии литературного развития:

1.аа Телеграф выступает как метафора, обозначающая сущностные свойства мира, но не квалифицирующаяся однозначно как универсалия культуры или цивилизации (напр., Тебя, Сегодняшний НавинЕ И. Игнатьева, Апокалиптическое чудовище И. Соколова и др.)

2.аа Телеграф включен не в параметры мироздания, но в хронотоп города, воспринят как одна из цивилизационных деталей, принадлежащих индивидуальному топосу поэта (см.: Город в телеграммах из Поэмы событий К. Большакова, Лунатизм вокзала А. Крученых и пр.). Отношения лавтор - текст усложняются за счет создания иронического дискурса (см.: А. Крученых Осень обывательская (сб. Календарь) и И. Соколова Монна Лиза).

3. Телеграф есть деталь абсурдного мира, случайная его подробность, однако актуализирующая смыслы лвечное, лсущностное (лглубинное) через беспамятство, вне категории лпамять. Универсальностью в данном случае наделяется случайный набор признаков, что характерно для авангардного видения мира (см. сб. Б. Земенкова Стеарин с проседью: Военные стихи экспрессиониста, рассказ Б. Лапина и Е. Габриловича Крокус Прим.).

Суммируя наши наблюдения, обозначим их значимые моменты:

1. Телеграф является футуристической и постфутуристической универсалией, так как, во-первых, в ряде случаев оказывается лавторским знаком, во-вторых, остается характерологической особенностью авангардной поэтики текста в целом.

2. Частотность обращения к универсалиям цивилизации продиктована авангардным мировидением, поскольку главная задача нового искусства - строительство мира заново индивидуальными усилиями творящего субъекта.

3. Результаты этого творения особенно отчетливы в текстах абсурдистского характера, в которых универсальные смыслы в их привычном наполнении утрачиваются и главной универсальной характеристикой мира в целом оказывается случайность и дискретность.

Далее в сопоставлении с универсалией телеграф рассматривается универсалия телефон, получающая дополнительную характеристику в силу предметного, лвещного смысла. В футуризме временная протяженность мира раздвигается в сторону творимого человеческими усилиями будущего. Вещи в акте футуристического творения играют не последнюю роль. Не будучи мифологизированными, как это было возможно в символистской эстетике, вещи трактуются как увиденные в сугубо прагматическом ключе приметы нового мира, созданные человеческим разумом и функционирующие по воле человека.

Выступающие в литературе авангарда футуристического вектора развития как приметы нового цивилизационного мира и в сумме составляющие его, вещи и механизмы могут быть осмыслены как универсалии цивилизации. Еще один ракурс выделенности телефона из ряда обозначенных в предыдущих фрагментах работы универсалий цивилизации составляет его непосредственная включенность в сферу существования человека, в поле прагматики. Будучи универсалией цивилизации, телефон не случайно практически не наделяется дополнительными смыслами, являясь не более чем средством коммуникации, как, например, в стихотворениях В. Шершеневича Городское, М. Кузмина Муза Орешина, эпиграфе к циклу Радиогранат А. Крученых.

Следующий фрагмент работы (параграф 1.2.3. Синема как универсалия цивилизации в поэзии русского авангарда) посвящен исследованию универсалии синема в поэзии русского авангарда. Интерес футуристов к феномену кино не был случайным и мотивирован временем, которое для них могло быть выражено именно средствами нового искусства: Скрижалью ХХ века будет не глиняная или восковая дощечка, не папирус, не пергамент и даже не книга, а экранЕ Кино - новое мироощущение .

Обращение к кино в футуристических и постфутуристических текстах разноаспектно: кино как тема текста (Три Эргон А. Крученых), кинотеатр как фабульный фон событий (К. Большаков Поэма событий, проза Е. Габриловича и Б. Лапина), аллюзия, спровоцированная кинофильмом (Письмо ликарки Э. Инк Игорю Терентьеву о драматурге и сценаристе NN... А. Крученых), отсылка к реалиям фильма, перенос приемов кино в литературу, монтаж, метафоризация мира образами кино (И. Северянин Июльский полдень), восприятие литературы как посредника кино (сценарные опыты А. Крученых) и др. Сделанные наблюдения демонстририруют свойственный авангарду механизм участия периферийного (маргинального) качества в создании нового эстетического явления:

1. Кино позиционируется как феномен, находящийся на стыке элитарной и массовой культуры, что важно для авангардной традиции в части реализации ее созидательной интенции;

2. Кино как техническое средство отвечает авангардному видению мира как дискретной субстанции (кадры, монтаж);

3. Кино обеспечивает дистанцию между изображением и жизнью, сохраняя необходимое зияние между жизнью и искусством, но заполняя его авторской иронией по отношению и к тексту, и к миру, и к творящему субъекту одновременно.

Глава 2. Антропологический аспект маргинальности в литературе русского авангарда первой трети ХХ в..

Выбор объекта исследования мотивирован антропологическим ракурсом системного мировоззренческого кризиса в искусстве первой трети ХХ века. Не случайно именно в это время в качестве самостоятельной отрасли философии развивается философская антропология, представленная именами М. Шелера, Х. Плеснера, А. Гелена. Антропологический кризис начала столетия был точно выражен М. Шелером, который писал: ХХ век - первая за последние десять тысяч лет истории эпоха, когда человек стал абсолютно проблематичен . Инфляцию общечеловеческих ценностей, пересмотр отношения к человеку и базовым координатам его существования можно назвать одними из основных его характеристик.

Выразителями традиционной поэтологической концепции в начале ХХ века следует считать представителей нового лклассицизма, позиция которых четко заявлена в декларации: Главным фактором художественного творчества утверждается вдохновение и художественная интуиция, регулируемые стихией разума, вкусом художника, инертностью слова как материала и законами словотворчества, словосочетания, образа, ритма и мелодии (Декларация неоклассиков). На этом смысловом фоне поэтологические идеи авангардистов прочитываются как маргинальные.

Значимые характеристики художественной антропологии неклассического искусства определяются ее поэтологической направленностью. Ее основные положения:

1) Смешение параметров жизни и искусства. Восприятие слова как живого организма (запах, цвет). Включение мотива игры и смены масок в словесную концепцию.

2) Пересмотр отношения к человеку, наделение его миросотворяющими способностями. Внимание к интуиции, инфляция рациональности, которая ведет к лэкономии слова в связи с творческим наблюдением (Декларация люминистов), понимание творческого акта как предельно субъективного.

3) Научный потенциал, наукообразие поэтологической концепции. Спор с эстетической мыслью эпохи как свидетельство замыкания поэтологической концепции в рамках эстетики: Нам ничуть не импонируют ни Потебня, ни Веселовский, ни Погодин и подобные им (Биокосмическая поэтика).

4) Пересмотр отношения к слову, нередко понимаемому как средство преобразования мира: Образы, если они не объединены, - только хаос. Обозначение в акте преобразования мира посредством слова значимости самого процесса преобразований. Реализация авангардной поэтики неготовости: Слово для нас не средство, а средство и цель вместе.

5) Включение мотива рождения (слова, поэта как творца и физического субъекта) в поэтологическую концепцию: Ритм - беременность, творчество - рождает звук (Декларация люминистов).

Специфика поэтологии футуризма, имажинизма и экспрессионизма рассматривается в разделе 2.1. Поэтология авангарда.

Параграф 2.1.1. озаглавлен Ab actu ad potentiam (От действительного к возможному): поэтология русского футуризма. В нем выявляются аспекты идентификации творящего субъекта на материале поэзии русского футуризма. Исследование поэтологической концепции футуризма важно уже потому, что на ее основании выстраиваются аналогичные концепции других авангардных объединений, наследующих футуризму.

О знаковости, этапности футуризма как явления в русской культуре свидетельствует, с нашей точки зрения, тот факт, что в его художественной практике можно выделить две различные мировоззренческие модели, не совпадающие не столько по сути, сколько в тенденции, и соотносимые с разными этапами в развитии литературы ХХ века. Одна, авангардная, с акцентом на разрушение предшествующих норм и традиций, прочитывается в общефутуристических манифестах и декларациях. Другая, авангардистская, с акцентом на созидание, соотносима с творчеством и миропредставлением В. Хлебникова.

В теоретической и литературной деятельности футуристов актуализируется поэтологическая модель Споэт-пророкТ. Она реализуется футуристами в рамках одной из апробированных поэтических тем - темы литературного памятника. Материалом исследования в данном фрагменте становятся стихотворения А. Крученых Памятник, В. Каменского Василий Каменский - живой памятник и др. Специфика футуристических словесных памятников состоит в том, что они обнажают момент творения, нередко становясь воплощением творческого миросозидательного акта. Это не просто разговор о мире, условиях возникновения и характеристиках новой поэзии = нового мира, а созидание его на наших глазах. Профетическая (пророческая) и проективная (обслуживающая моделирование будущего) функции футуристических самопрезентаций нередко совпадают, поскольку в футуристической жизнетворческой практике слово (пророчество) и деяние (устроение будущего) составляют единый миропреобразовательный акт.

Отсюда и специфика разработки образа поэта-пророка в футуризме: 1) поэт-футурист сам объявляет себя живым пророком; 2) он ретранслирует не божественные истины, а знание о будущем в его цивилизационных приметах (аэропланы); 3) стремится привести в соответствие мир культуры и мир цивилизации.

К проективной (профетической) функции футуристических самопрезентаций может быть сведена книгоиздательская деятельность футуристов. Многослойные футуристические тексты, сложно соотносимые с разными областями искусства (прежде всего, с живописью), являются не чем иным, как прямой демонстрацией творческого акта, демонстрируют, как из жизни рождается искусство. Пристрастие футуристов к нетипографским способам книгоиздания (литографированные книги А. Крученых, сборник автографов Самописьма, который упоминается в манифесте из сборника Садок судей II, примитивные графические иллюстрации Е. Гуро к собственным книгам, когда рисунок сливается с текстом) обнажает футуристическую поэтику неготовости. Таким образом футуристы демонстрируют и разрыв с настоящим, и переходность, незавершенность процесса миропреобразования посредством слова.

Принципиально в этой логике, что в футуристической практике жанровые границы между манифестами и поэтическими текстами нередко оказываются условными. Наиболее доказательно это замечание в случае с литературной работой В. Хлебникова. Мы полагаем, что именно такая взаимопроницаемость теории и эстетической практики напрямую демонстрирует, как буквально на глазах читающей аудитории реализуется проективная функция футуристических самопрезентаций.

Параграф 2.1.2. Феномен автометаописания в поэтологии имажинизма.

Сюжетообразующую роль автометаописаний проследим на примере литературной работы А. Мариенгофа имажинистского периода (поэмы Анатолеград, Развратничаю с вдохновением, Роман без вранья). Выбор текстов А. Мариенгофа в качестве своеобразного знака имажинистских позиций не случаен, поскольку А. Мариенгоф занимал как бы центристское положение в московской (собственно, основной) группе имажинистов, левое крыло которой представлял В. Шершневич, правое - С. Есенин.

Поскольку исследователями прием автометаописания возведен к акмеистической традиции при констатации того, что начало автореференции можно найти практически в любом художественном тексте, в работе проведено сопоставление имажинистской автометаописательной стратегии с акмеистической. Автометаописательная интенция неотделима от процесса создания произведения искусства, которое осознает себя сферой, так или иначе выстраивающей отношения с жизнью и ее крайним проявлением - бытом. Автометарефлексивность можно считать разграничивающим критерием, который позволяет различить эти два смысловых поля. Теория имажинизма построена на принципиальном неразличении координат реального и идеального, центрального и периферийного, лчистого и лнечистого, что отражается в стилистике и структуре имажинистского текста.

Обозначим критерии для сопоставления: 1) мотивация использования метатекста; 2) феноменологическая ориентированность автометаописаний; 3) место метатекста по отношению к тексту (импликация, экспликация); 4) коммуникативная направленность метатекста и ее реализованность, 5) характеристика субъекта высказывания.

Метатекст по определению маргинален по отношению к основному тексту и представляет собой вариант текстового диалога нескольких сознаний: автора, структурирующего повествование, автора, выстраивающего в тексте свой образ, и читателя. Тем не менее, в разные литературные эпохи метатекст имеет разный статус по отношению к основному тексту. Имажинизм позволяет пронаблюдать ситуацию, когда маргинальность, в данном случае реализованная на уровне приема, приобретает именно феноменальный характер: периферийное и центральное меняются местами, метатекст становится целью создания текста. Метаописательные фрагменты, маргинальные по своей природе, приобретают функции сюжетообразующих элементов, определяющих композицию, стилистику текста, характеристики субъекта высказывания.

Параграф 2.1.3. Поэтология экспрессионизма. Говоря о русских экспрессионистах, мы, вслед за В.Н. Терехиной, имеем в виду представителей группы экспрессионистов во главе с Ипполитом Соколовым, объединение Московский Парнас, фуистов, эмоционалистов.

Причина трансформации поэтологического сюжета в эстетике экспрессионистов заключается в пересмотре отношения к человеку и сфере эмоционального. Носителем активного миропреобразовательного начала оказывается в смысловой парадигме экспрессионизма эмоция, а не слово как таковое, как это было в футуристической программе. Форма оказывается менее значимым началом, нежели содержание. М. Кузмин пишет в работе Пафос экспрессионизма, радикально разводя экспрессионизм с ближайшими предшественниками: Экспрессионизм - протест против внешних летучих впечатлений импрессионизма, против исключительно формального отношения эпигонов футуризма, против духовного тупика и застоя довоенной и военной Европы, против тупика точных наук, против рационалистического фетишизма, против механизации жизни во имя человека. Содержание в данном случае понимается специфически: как содержание эмоциональное, а не идейное. Поэтология экспрессионизма, параметры которой обозначены (правда, в связи с проблемами эмоциональности поэтического текста и творящего субъекта) в его программных документах, находит выражение и в поэтических произведениях на традиционную для литературы тему поэта и поэзии (см., например, И. Соколова Поэт, Альфонсы красоты, О себе).

Традиционный для классической поэзии образ Музы не характерен для поэзии авангарда, где источником инспирации становится сам субъект.

В разделе 2 главы 2 Поэт на фоне социума рассматривается специфический признак самоосуществления эстетического проекта авангарда, состоящий в принципиальном совпадении эстетики и прагматики.

Авангардное мироотношение предполагает полную исключенность поэта из сферы социальных отношений вследствие особых отношений искусства и реальности. Однако на деле в ряде авангардных концепций поле жизни становится основанием жизнетворческих экспериментов, подчас приводящих к маргинальному смещению координат жизни и искусства. В соответствии с программными основаниями литературных групп такие взаимоотношения оказываются различными.

В футуризме наиболее актуальны взаимоотношения поэта и толпы. Самореализация поэта приобретает характер перфоманса. Война осмысляется в экспрессионистическом ключе. Революция воспринята как пролог к новой космогонии. В интерпретации имажинистов революция оказывается элементом осуществляемой ими игры с жизненной реальностью. У экспрессионистов основным социологическим сюжетом становится война, воспринятая в эмоциональном ключе. Роднит их одно - нестандартное, далекое от официального истолкование социальных событий. Все расхождения принадлежат эстетическому полю.

Глава 2, раздел 3. Ведущие мотивы поэтологии авангарда. В качестве таковых осмысляются мотивы шутовства, безумия, самоубийства.

Параграф 2.3.1. Мотив шутовства в самоидентификации поэтической личности.

Мотив шутовства используется в футуристической литературной работе и становится ракурсом реализации антитезы лпоэт / лтолпа. Наиболее характерен этот мотив для имажинистов, ибо предполагает неостановимую смену масок. Имажинистская арлекинада насквозь интертекстуальна, будучи вторичной по отношению к опытам футуристов, выпустивших балаган на улицы. Образом-маской лирического героя В. Шершеневича становятся шут, клоун, юродивый. Образ фиксирует размноженность лирического сознания, растворенного в текстах. Многочисленные маски лирического героя не предполагают единого ллика. Маска определяется прагматическим аспектом - необходимостью организации коммуникации игрового порядка: он оборачивается к разным лмногим разными же сторонами своего ля, сам определяя образ и характер отношений.

Принципиальный момент реализации мотива шутовства в имажинистском тексте - неразличение комического и трагического (см., в частности, пьесы А. Мариенгофа Заговор дураков, Двуногие), а также соотносимость мотивов шутовства и самоубийства.

Параграф 2.3.2. Семиотика безумия в литературе авангарда.

Мотив безумия является общеавангардным и характерен для переходных эпох вообще (см. об этом исследования В. Руднева, М. Эпштейна, И. Смирнова, М. Виролайнен, Н. Букс и др.).

а В творчестве футуристов мы имеем дело с двумя вариантами реализации мотива безумия:

1) безумие как вариант литературной маски, эпатажа, прием (см.: К. Чуковский, Образцы футурлитературы), результат поэтической рефлексии (лдоктринальное, по М. Эпштейну). Подобный прием характерен для творчества Д. Бурлюка и А. Крученых;

2) безумие как экстаз, приводящий к созданию заумного текста, который оказывается за пределами ума, охватывая потаенные стороны реальности (лпоэтическое, лэкстатическое). См. тексты В. Хлебникова. Стоит заметить, что в обоих случаях безумие сохраняет свою жизнетворческую направленность, демонстрируя взаимозависимость искусства и реальности.

В имажинистской (авангардистской) художественной практике безумие становится частью поэтического образа, контаминируя с приемом смены масок. Безумие позволяет сохранить принципиальное для имажинистов соприсутствие разных взглядов на мир, замыкающийся в рамках творящего сознания.

Параграф 2.3.3. Сюжетообразующая роль мотива самоубийства (И. Игнатьев, А. Мариенгоф, Б. Лапин).

Литературная танатология не случайно является одним из популярных направлений в современном литературоведении (см.: А. Демичев, Г. Чхартишвили, И. Паперно). Имея под собой аксиологические основания, тема смерти иллюстрирует решение сущностных вопросов бытия в рамках индивидуального художественного мировидения, литературного направления, целой эстетической эпохи.

Самоубийство в эстетике авангарда, отмечает И.П. Смирнов , есть реализация садистического комплекса, характерного для авангардного мироощущения. Самоубийство понимается не как путь в исполненное смыслами изначальное ничто, как это было в модернизме, а как игровой акт, ибо предметом авангардного искусства является хаотическая картина мира, иллюстрирующая выход за пределы любых ценностных рамок.

В футуристической линии развития литературы обозначаются варианты подходов к теме самоубийства. У эгофутуриста И. Игнатьева смерть осмыслена как вожделенный путь к иной реальности. У имажиниста А. Мариенгофа смерть не является, в большинстве случаев, основанием для психологического потрясения. Это именно мотив, текстовая единица, элемент текстостроительного эксперимента. У Б. Лапина акт творчества воспринимается как спасение от смерти: строить текст нужно, чтобы остаться в поле жизни.

Итак, антропологический ракурс литературной маргинальности проявляет себя в специфике авангардной поэтологии. В поэзии авангарда выстраивается своеобразный сюжет самоидентификации поэтического субъекта. Составляющими этого сюжета становятся: 1) негация как тип самоопределения поэта на фоне социума, 2) мотив безумия, 3) мотив шутовства, 4) мотив самоубийства (смерти). Принципиальная инакость поэта на фоне социума оказывается не его антропологическим свойством, но результатом освоения абсурдного мира. Испытывая интерес к амбивалентным смыслам и образам, объединенным по формальному признаку, представители авангарда уравнивают игру и жизнь. Маргинальность положения поэта в абсурдистской картине мира обозначается иронической (цинической) дистанцией с эпохой. Равными эстетическим проектами становятся и собственная жизнь, и революция.

Глава 3. Основания и источники авангардного текстостроения.

Раздел 3.1. Специфика эмоциональности в авангардном текстостроении.

Эмоциональность как характеристика авангардного текста может быть рассмотрена в разных аспектах: как результат коммуникации с читателем, как характеристика текста (пафос, наличие слов эмоционального ряда), личности лирического героя или персонажа текста.

Особым ракурсом эмоциональности становится феномен эстетических эмоций, иначе говоря, катарсическое воздействие текста. Катарсис классического и неклассического искусств принципиально различен пониманием эстетической эмоции и сферой ее лприменения. В качестве источника высокой силы искусства в классической культуре обозначается лвстреча с Высшим инобытием, лволшебная сила искусства, результатом которой становится лтрепет - знак потрясения, некоторого духовного сдвига . В авангардном искусстве источником творческого акта объявляется воля творящего субъекта. Оттого целостность и завершенность переживаний в рецепции авангардистского творчества принципиально невозможна, а расслоенность противоположно направленных эмоций запрограммирована самим текстом.

аа Параграф 3.1.1. Эмоциональность футуристического текста.

Футуристы в своих произведениях отказывались от чувств, определявших этику прошлого: жалости, гуманизма, толерантности. Воспевая технику, итальянские футуристы отрицали влияние и значимость и эстетических эмоций. В то же время, футуристические тексты отличаются собственной эмоциональностью. Обозначим несколько ракурсов рассмотрения эмоциональности в футуристических программных документах и художественных произведениях:

1. Эмоциональность как свойство нового мира и нового человека.

2. Источник эмоциональности:

а) сам творящий субъект, создающий новое мировосприятие и новые чувства (Нам известны чувства, не жившие до нас (Садок судей 2));

б) слово, равное миру, живое и самодостаточное (Поэтическое слово чувственно (Н. Бурлюк Поэтические начала)).

3. Заумный язык как способ выражения эмоциональности субъекта (звук, графика текста).

4. Лексическое выражение эмоции предполагает варианты:

а) использование эмотивов, в частности, упоминание смеха, создание неологизмов на основе эмотивов;

б) обозначение эмоции нового человека в противовес эмоции людей прошлого, эмоциональность становится дифференцирующим критерием, позволяющим выстроить субъектную организацию текста.

5. Эмоция как выражение отношения создателя к тексту.

6. Связь эмоции и интуиции (эстетизация ощущений), эмоционально-чувственное восприятие тела текста, фактуры.

Параграф 3.1.2. Конструирование эмоциональности в литературной работе имажинистов.

Важными составляющими имажинистской доктрины являются проблемы эмоциональности и памяти. Обе они в имажинистской смысловой парадигме приобретают специфическое развертывание, оказываясь в пределах не антропологической, а текстостроительной доктрины. Эмоциональность как проблема, заявленная в программных документах имажинистов, является факультативным ракурсом проблемы разведения искусства и реальности, а потому предметом дискуссий в литературной полемике.

Имажинисты провозгласили свободу в выражении рациональности и эмоциональности художника: Имажинизм борется за отмену крепостного права сознания и чувства (Восемь пунктов). Это во многом объясняет как возможность осмысления имажинизма в рамках экспрессионизма (в широком смысле), так и развитие на его базе группы русских экспрессионистов во главе с Ипполитом Соколовым.

В выражении эмоциональности имажинисты разводят внешнее и внутреннее, форму и содержание. Разомкнутость эмоциональной палитры предполагает абстрагирование от сферы эмоций. Эмоциональность объявляется свойством жизни, а конструирование эмоциональности - возможностью искусств.

В следующем параграфе (3.1.3. Два типа эмоциональности в русском поэтическом авангарде: имажинизм, экспрессионизм) специфика экспрессионистcкой эмоциональности выявляется в сопоставлении с решением проблемы эмоциональности в имажинизме на основании генетического родства данных литературных направлений. В связи с поставленной задачей исследуется заголовочно-финальный комплекс (ЗФК) сборника От мамы на пять минут. При формальном единстве мы отмечаем на его страницах соотносимые с имажинистской и экспрессионистской доктринами типы эмоциональности: катофатическую (утверждение через отрицание, соотнесение эмоции с новым объектом - текстом) и апофатическую.

Наши наблюдения подтверждают, что эмоциональность в пределах имажинистского текста становится элементом текстостроения.

Следующий раздел (3.2. Разработка проблемы памяти литературой русского авангарда) посвящен исследованию проблемы памяти в авангардном текстостроении.

В параграфе 3.2.1. Проблема памяти в структуралистском и постструктуралистском освещении определяется методологический подход, избранный нами для исследования феномена памяти культуры.

Далее исследуется реализация проблемы памяти в футуризме (параграф 3.2.2. Словесная жизнь в ситуации смены культурных кодов (кубофутуризм)) и имажинизме (параграф 3.2.3.  Беспамятство как традиция в эстетике русского имажинизма).

По аналогии со сделанными Ежи Фарыно наблюдениями о характере памяти у символистов (растяжимая, включает мифологические представления, лпамять о копии) и акмеистов (помнят о предмете, но находятся в собственном времени, не отождествляясь с ним), мы описываем суть работы памяти у футуристов и имажинистов.

В литературной работе футуристов представлен специфический вариант решения проблемы памяти. Представление о мире как неготовом, неостановимо-динамическом отменяет возможность функционирования механизма памяти, отдавая ее работу на откуп случайности. Девальвация рационального в программе футуристов отменяет, в свою очередь, возможность говорить об акте воспоминания как целенаправленном деянии, организуемом субъектом. Слово не становится у футуристов объектом воспоминания. Соотнесенное с мифом, оно является средством борьбы с традицией, воплощая в себе и разрывы, и диссонансы (заумное слово).

Для имажинизма значима память о предмете, взятом в его архаике, первозданной яркости, неизменной статичности, но не ради предмета, а ради его индивидуального видения, самоосуществления эстетического сознания.

В разделе 3 Главы 3 Интертекстуальность как прием авангардного текстостроения исследуется специфика интертекстуальности авангардного текста, выявляются источники текстовых заимствований. В параграфе 3.3.1. Интертекстуальность и имажинистская поэтика неразличений на материале литературной работы имажинистов зафиксированы отсылки к библейским текстам, к классической литературной традиции, к текстам литературных предшественников-футуристов, в первую очередь, В. Маяковского, автоцитаты и текстовые переклички с работой имажинистов, что позволяет осмыслить интертекстуальность как следствие имажинистской поэтики неразличений.

В следующем фрагменте работы (параграф 3.3.2. Доминирование имажинистской поэтики в постфутуристическом авангарде первой трети ХХ в.) мы ставим перед собой задачу через исследование отсылок в произведениях авангардистов к практике имажинизма обозначить роль этого направления в литературе первой трети ХХ в. Так, в контексте имажинизма рассматриваются вторичные по отношению к произведениям В. Шершеневича и А. Мариенгофа произведения Б. Дерптского (Воронеж) и Л. Чернова (Александрия), трактуемые нами как свидетельство широты распространения этого литературного явления. С этой же целью рассмотрена имажинистская доминанта творчества экспрессионистов И. Соколова и Б. Земенкова. Анализ работы авангардных направлений конца 1920-х гг. позволяет сделать вывод о ведущей роли имажинизма, его эстетической доктрины, поэтологии и поэтики в их развитии. В частности, на базе имажинизма, этапного явления в развитии авангарда футуристической линии развития, формируется русский экспрессионизм.

В разделе 3.4. Массовая культура как источник расширения эстетического поля авангарда исследуется одна из значимых особенностей авангардной литературной работы - балансирование на грани элитарной и массовой культуры. Раздел состоит из двух параграфов: 3.4.1. Образы рекламы в поэзии футуристической линии литературного развития и 3.4.2. Освоение реалий, приемов, образов массовой культуры поэтической практикой имажинистов.

Разноаспектное обращение к рекламе вытекает из базовых характеристик авангардного мироотношения: реклама оказывается новым, динамическим средством коммуникации с улицей, способом манипулирования ее лвкусами и вкусиками. Являясь своего рода художественным произведением, вывеска находится на грани элитарного и массового искусства: она апеллирует к сознанию обывателей, не подозревающих, что они становятся объектами игры. Реклама, используя приемы искусства (игра, коммуникативность, апелляция к лвкусам) становится на грань искусства и жизни, вовлекая в игру своего потребителя, превращая его из обывателя (быт) в зрителя (искусство), с одной стороны, но с другой - низводя искусство до уровня потребления толпы.

Обращение имажинизма к массовой культуре программно обусловлено. Вспомним в очередной раз о том, что имажинизм, особенно в варианте А. Мариенгофа, предполагал одновременное провозглашение / опознавание и снятие сущностных оппозиций (СвысокоеТ / СнизкоеТ, СсвоеТ / Счужое, СрациональноеТ / СинтуитивноеТ). В этом же ряду и соотношение СбытТ и СискусствоТ. Вводя в художественный текст лексику улицы, художник-имажинист размывает привычное представление о стилевых границах.

Раздел 3.5. Проблема национального и инонационального в модернизме и авангарде. Отношения национального и инонационального находятся на стыке двух исследовательских зон - антропологии и поэтологии, совмещение которых принципиально для литературы авангарда, в которой смешиваются ракурсы эстетики и прагматики.

В трех параграфах раздела (3.5.1. Специфика решения проблемы национального в литературной работе футуристов, 3.5.2. Национальный ракурс проблемы эстетического плюрализма. Имажинизм, 3.5.3. Национальное и фольклорное в восприятии заумников) исследуется решение проблемы национального в футуризме (А. Крученых, Е. Гуро, В. Хлебников и др.), имажинизме, творчестве представителей группы заумников А. Туфанова, И. Зданевича.

Позиция футуристов по вопросу национального не была лишена противоречий. Они мотивируются их отношением к прошлому: устремляясь в будущее, отрицая близкое прошлое и ассоциируя его, в отличие от итальянцев, только с полем культуры, русские футуристы были устремлены к давнопрошедшему, в котором искали энергию живого слова. Интерес к фольклору для них не являлся самоцелью. Фольклор давал им набор приемов, которые обеспечивали путь к подлинному восприятию мира (модернистский подход). Таково хлебниковское корнесловие. Можно утверждать, что слово в текстах футуристов стремится сохранить свою первозданную яркость и динамичность, а динамика вообще становится приметой национального.

Подход авангардистов к проблеме национального несколько иной. Они вовсе не пытаются вернуться к утраченной целостности мировосприятия при помощи национального, как это делают модернисты. Напротив, они настаивают на всемирности как следствии отказа от разного рода иерархий, ценностных ориентиров, в том числе и от ценности национального.

Принципиально разные подходы, обозначившиеся в группе имажинистов к проблеме национального и инонационального (отрицающий у В. Хлебникова, ценностный у С. Есенина и А. Кусикова), свидетельствуют не столько о недоработанности имажинистской концепции, сколько о сущностной характеристике авангардных эстетических объединений, построенных на основании принципа эстетического плюрализма.

Характерное для авангарда решение проблемы национальной идентичности можно найти в литературной работе Велимира II, Председателя Земного Шара Зауми Александра Туфанова. Очевидна связь его литературной работы не только с футуризмом, но и, хотя и не напрямую, с поэзией имажинистов, поскольку А. Туфанов обращался в поисках самоопределения к традиции английского имажизма: Я vortex, пространство и время, как качественную множественность, тормозящий воспринимательные процессы человека и ведущий человечество к ведению и деланию вещей в восприятии . Наблюдения над решением проблемы национального в литературной работе футуристов, имажинистов и заумников позволяют сделать следующие выводы:

1. Кубофутуризм реализует модернистские ценностные установки, одной из которых является восприятие национальной культуры как средоточия живой жизни слова, способа возвращения в детство человечества.

2. Имажинизм В. Шершеневича и А. Мариенгофа может быть рассмотрен как пример художественной реализации авангардных мировоззренческих позиций, предполагающих уравнивание всего со всем по игровому принципу. Принципиально иной, ценностно ориентированный подход А. Кусикова к проблеме национального свидетельствует не столько о недоработанности имажинистских теоретических установок, сколько о специфической роли этого направления в литературе первой трети ХХ века.

3. Заумное творчество А. Туфанова подтверждает нелинейность русского литературного процесса и индивидуального творческого пути автора.

Глава 4. Модели маргинального жанрообразования в русском авангарде футуристической линии литературного развития посвящена исследованию жанрового аспекта маргинальности в литературе авангарда футуристической линии развития. Методологической основой исследования стала работа Н.Л. Лейдермана Проблема жанра в модернизме и авангарде, в которой жанр понимается как лнекий тип модели мира.

В разделе 4.1., Антижанр, нами рассмотрены примеры пародийных жанровых моделей, травестирующих изначальные жанровые установки, обнаруживающих в их мировоззренческом обосновании скрытые противоречия.

Механизм формирования антижанра рассматривается в параграфе 4.1.1. Жанровые лвозможности басни в литературе авангарда. Его суть в том, что наиболее востребованными оказываются жанры, занимавшие маргинальное положение в традиционной иерархии жанров. Среди них - жанр басни, который, будучи обращенным к максимально широкой и подчас практически лишенной читательского опыта аудитории, воспринимается как находящийся на стыке элитарной и массовой литературы. Среди отдельных примеров работы авангардистов с жанром басни - Бех В. Хлебникова, Принцип басни В. Шершеневича, Собасня и Мышь родившая гору А. Крученых и др. Обращение к жанру становится способом вовлечь читателя в акт коммуникации и в процесс работы с жанром, в процессе чтения показать, что логика коммуникации невозможна, поскольку мир устроен предельно сложно.

Индивидуальная работа авторов, так или иначе связанных с литературными группировками авангардного толка, убеждает, что индивидуальный путь в литературе нередко выстраивается нелинейно. Своеобразный реверс, произошедший в индивидуальной писательской биографии В. Маяковского и Н. Эрдмана, может быть прослежен на примере трансформации отношения к жанру басни.

Параграф 4.1.2. озаглавлен Частушка как антижанр. В нем на примере стихотворения В. Шершеневича Сердце частушка молитв из сборника Лошадь как лошадь демонстрируется логика разрушения в рамках авангардного текстостроения жанра частушки. Молитва и частушка теряют присущее им содержательное наполнение, становятся в интерпретации В. Шершеневича примерами антижанров: псевдомолитвой и псевдочастушкой. Причина такой трансформации мировоззренческая. Поэт оказывается замкнут на себе, собственном творящем сознании, собственной идентификации и не нуждается в диалоге ни с Христом (молитва), ни с другим человеком (частушка).

аа В разделе 4.2. (Фрагмент) исследуется особая форма авангардного текста, призванная воплотить дискретную модель мира в художественной форме. Фрагментарность становится наиболее адекватным способом выражения присущей авангарду поэтики неготовости. Провокативность данной жанровой формы, апеллирующей к читателю, контаминирует не только с литературой, но и с искусством кино. Восприятие такого текста превращается в неостановимый процесс сотворчества автора и читателя.

В параграфе 4.2.1. Заумный язык кубофутуристов как лексическое выражение фрагментарного мира на конкретном литературном материале произведений В. Хлебникова, А. Крученых, Е. Гуро исследуется специфика фрагментарности футуристического текста. Заумный язык иллюстрирует основное телеологическое задание, которым наделяет текст автор-футурист. Темнотность стиля воплощает специфику видения мира. Например, фрагментарность текстов Е. Гуро является продолжением ее хронотопных поисков. Время она понимает как имеющее линейное развертывание, необратимое, неразрывно связанное с пространством. Каждое мгновение для импрессионистически воспринимающей мир Е. Гуро оказывается перетекающим, конечным, но одновременно соотносимым с сущностными законами бытия.

Параграф 4.2.2. Фрагментарность как способ организации текста в литературной работе А. Мариенгофа.

Фрагментарность как тип текстовой организации оказывается обусловленным направлением эстетического поиска имажинистов, восходящим к традиции итальянского футуризма (принцип создания каталога образов). Стоит заметить, что впоследствии, в ходе работы над журналом Гостиница для путешествующих в прекрасное, этот принцип был уточнен, зазвучал не столь категорично: возникла мысль об иерархической соподчиненности лмалого образа лобразу человека, лкомпозиции характеров и, в конечном итоге, лобразу эпохи.

Фрагментарность как способ организации текстового единства присуща всем без исключения текстам А. Мариенгофа. В поэме Руки галстуком, например, ощущение разорванности повествования закрепляется синтаксически неоформленной сменой адресата высказывания, переходом от обращения к повествованию, использованием разноударной рифмы.

Фрагментарность поэтического текста является способом воспроизведения картины мира, составные части которой могут быть представлены принципиально разными сюжетными линиями, организованных по разным художественным моделям. Фрагментарность обусловлена неиерархичностью творимого субъектом мира, самоценностью незавершаемого акта творения.

Раздел 4.3. Новые жанровые модели.

Принципиально новое представление о мире как тотально неготовом, характерное для авангардного мироотношения, провоцирует создание новых жанровых форм, в той или иной степени выражающих его. Изменение модели и принципов жанрообразования свидетельствует о попытке разрыва с классической традицией, нарушении линии преемственности и ином переживании времени. Но процесс жанрообразования не может осуществляться в нулевом культурном пространстве, которое заполняется новыми жанрами, так или иначе соотносимыми с уже существующими. В результате сложного преломления традиции и новаторства в авангарде футуристической линии развития возникает два типа новых жанров: первые достраивают существующие жанровые модели, другие нарочито демонстрируют радикализм эстетического поиска.

Примером создаваемой жанровой модели становится опус, рассматриваемый в параграфе 4.3.1. Опус как экспериментальное жанровое образование.

Использование опуса как новаторской жанровой формы характерно для футуризма. Русские футуристы не декларируют задачи реформирования жанров, сосредоточиваясь, по преимуществу, на лексике и фонетике, однако она логически вытекает из их установок на эстетический радикализм, результатом которого явилось появление поэз, опусов, эскизевов и пр. С нашей точки зрения, наиболее показательны в этом ряду жанровые модели опус и эскизев, которые реализуют образ дискретного времени и сущностные характеристики авангардной поэтики неготовости.

Опус как литературный жанр свидетельствует о мировоззренчески мотивированном синтезе искусств (музыки и литературы), актуализации приемов визуализации текста, его трансформациях и, как следствие, об изменении заголовочно-финального комплекса (ЗФК) неклассических произведений. Опус как элемент заголовочного комплекса фигурирует в произведениях Д. и Н. Бурлюков, В. Каменского, И. Игнатьева, Ф. Платова и др. Одной из его функций можно считать апеллятивную, поскольку он формирует читательские ожидания. Вынесенное в ЗК, слово лопус актуализирует установку на звучащую речь (музыкальность), множественность текстов, а также задает иронию по отношению к тексту. Так воспринимаемый, опус балансирует на грани элитарной и массовой культур.

Многочисленные примеры актуализации лексемы лопус в ЗК футуристических текстов убеждают в том, что в большинстве случаев опус может быть рассмотрен как пример маргинального жанра. Жанровыми доминантами содержательного и формального характера в данном случае будут являться следующие признаки: потенциальная серийность (но не цикличность); связь с временными представлениями; функционирование на стыке элитарной и массовой культур; музыкальное начало; ассоциативность построения.

Параграф 4.3.2. Новые жанровые модели в литературе имажинизма.

Позиционируя себя как новаторов, представители авангарда создают новые жанровые модели. Например, имажинист А. Мариенгоф, обозначая Роман без вранья, Циников и Бритого человека как романы, не столько строит, сколько разрушает устоявшуюся жанровую модель. Тексты крайне небольшого объема нарочито фрагментарны (отдельные главы состоят из двух строк), демонстративно сосредоточены вокруг судьбы одного героя. Последнее чрезвычайно важно, поскольку в результате такой трансформации текст лишается целого ряда эпических примет, в частности, объемной картины мира, свойственной романному жанру.

Характеристики новой жанровой модели у А. Мариенгофа описываются метаописательным заглавием Романа без вранья, построенном по оксюморонному принципу. В тексте используется мемуарный принцип подачи материала (припоминание, ассоциации-ретардации, стремление следовать реальной последовательности событий). Тем не менее, принцип отбора материала здесь определяется не хронологией, а авторским своеволием, организующим материал действительности вокруг судьбы творческой личности в ней. В традиционном жанре происходит усиление документального начала, что делает роман ориентированным на отражение реальности, а не на ее замещение.

В трагедии Заговор дураков А. Мариенгофа ведущие жанровые признаки реализованы формально: речь идет о глобальных исторических событиях (заговоре против Анны Иоанновны), но они подаются как заурядные; текст завершается развенчанием заговора и гибелью героев, однако смертей в тексте Мариенгофа так много, что они не воспринимаются как трагические события.

Примером экспериментального жанрообразования является литературная работа А. Кусикова, определяющего с жанровой точки зрения Коевангелиеран как лпоэму причащения, Аль-Кадр как лпоэму прозрения, Джульфикар как лнеизбежную поэму, Искандар-намэ как лпоэму меня. На основании общего принципа жанрообразования, а также по причине наличия сквозных мотивов и образов эти поэмы могут быть осознаны как части единого цикла.

Раздел 4.4. Актуализация традиционных жанров. Такой тип жанрообразования близок созданию антижанров, но не равен ему. Общим является семантический сдвиг, который зафиксировал Ю. Тынянов, исследуя проблему межтекстовых влияний (Промежуток). Существенной разницей в характеристике двух способов жанрового моделирования является их временная лпривязка: антижанр травестирует актуальные, современные жанры, новый старый жанр реанимирует прецедентные жанры, оставшиеся в культурной памяти.

Параграф 4.4.1. Память жанра и преодоление жанра: сонеты-послания. Сонет-послание по сути является маргинальным жанром, совмещая в себе признаки двух литературных констант: сонета и послания.

Сонет оказывается одним из основных объектов радикального переосмысления в литературе авангарда первой трети ХХ в. (см, напр., тексты Б. Лившица Николаю Бурлюку, Николаю Кульбину, Матери, В.А. Вертер-Жуковой, Г. Иванова Сонет-послание Игорю Северянину, Грааль-Арельскому, В. Шершеневича Сонет в альбом маркизе, А. Туфанова Месостих (Наташе на память) и др.).

Сонеты-послания авторов футуристического лагеря выявляют следующие модели работы с жанром: 1) трансформация формы (вариант Б. Лившица), 2) работа в поле смысла и пафоса при сохранении формы (Г. Иванов), 3) радикальный поэтический эксперимент, приводящий к трансформации формы и содержания (А. Туфанов).

Баллада как маргинальный жанр в поэзии авангарда рассматривается в параграфе 4.4.2.

Жанр баллады был чрезвычайно востребован в пред- и пореволюционную эпоху, что мотивировано его ведущими характеристиками. Наличие разработанной фабулы, подчас авантюрного характера, динамизм сюжетно-фабульного развертывания, лаконизм в форме высказывания, сочетающийся с определенным объемом текста, объясняют, почему именно баллада способна передать напряженные социальные и мировоззренческие искания.

В литературе авангарда жанр баллады также востребован (Баллада о яде Корморане А. Крученых, Баллада С. Спасского, баллады Виселица святого Вернера, Немецкая баллада, Дневник Пигафетты Б. Лапина и др.). Баллада воспринимается не как способ выражения мистического содержания, а как твердая форма, материал для поэтических экспериментов.

аа Анализ баллад, написанных авторами футуристического круга, позволяет проследить не только направление пересмотра балладного канона, но и выявить отличия эстетических установок футуристических групп. Мезонинский опыт В. Шершеневича демонстрирует игру с балладной формой, которая становится не более чем материалом в школе поэтического искусства; посткубофутуристический опыт А. Крученых показывает не только пустоту, которая кроется за клишированным содержанием баллады, но и позволяет увидеть ее с новых эстетических позиций; эгофутуристический опыт Г. Иванова разрушает балладный канон иными средствами: баллада дополнительно лэстетизируется, что приводит к размыванию необходимого в ней фабульного начала. На этом основании мы можем говорить о модернистской, а не авангардной ориентации эгофутуристической поэтики. Несмотря на индивидуальные эстетические решения, во всех трех примерах обращения к жанру баллады мы наблюдаем его маргинализацию и превращение в антижанр.

Представители авангарда футуристической линии литературного развития сознательно трансформируют различные жанровые модели, создавая маргинальные жанровые структуры разных типов (антижанр, новый жанр, лновый старый жанр), а также наполняют сложившиеся жанровые модели новым смыслом. Причина такой литературной стратегии - в глобальности претензий на создание новой литературной традиции и, шире, реформирование мировоззрения современников. Футуристическая работа в поле жанров приводит к обновлению жанровой палитры, подчас приводящей к созданию жанров, обслуживающих однократные эстетические задачи. Имажинистская работа с жанром не столь радикальна: эксперименты имажинистов демонстрируют смысловую исчерпанность жанровых канонов, замыкают мир на поэте, играющем смыслами и не испытывающем пиетета ни в религиозном, ни в культурном планах.

В Заключении работы подведены итоги исследования, обозначена направленность поставангардного литературного процесса.

Основные положения исследования отражены в следующих работах:

Монография, раздел в коллективной монографии

1.аа Тернова Т.А. Феномен маргинальности в литературе русского авангарда: имажинизм / Т.А. Тернова - Воронеж: Изд-во НАУКА-ЮНИПРЕСС, 2011. - 192 с. (12 п.л.).

2.аа Тернова Т.А. Национальная ментальность и национальные литературы в (пост)имперскую эпоху / П.А. Бороздина, М.К. Попова, Т.А. Тернова. - Воронеж, 2006. - 176 с. / С. 64-85, С. 120-133 (11,0 п.л. / 2,1 п.л.).

Научные статьи в изданиях, рецензируемых ВАК РФ

3.аа Тернова Т.А. Словесная жизнь в ситуации смены культурных кодов (Русский кубофотуризм) / Т.А. Тернова // Вестник ВГУ. Серия Гуманитарные науки. - 2005. - № 2. - С.143-158.аа

4.аа Тернова Т.А. Жанр как парадокс: модели маргинального жанрообразования в русском имажинизме / Т.А. Тернова // Вестник ВГУ: Серия Филология. Журналистика. - 2010. - № 1. - С. 103-110.

5.аа Тернова Т.А. Семиотика безумия в литературе русского авангарда / Т.А. Тернова // Вестник Челябинского ГУ. Серия Гуманитарные науки. № 21 (202). - Вып. 45. - 2010. - С. 134-139.а

6.аа Тернова Т.А. Ab actu ad potentiam (От действительного к возможному): поэтология русского футуризма / Т.А. Тернова // Вестник Тамбовского университета. Серия Гуманитарные науки. - Вып. 5 (85). - 2010. - С. 302-305.

7.аа Тернова Т.А. Поэтика неготовости в русском литературном авангарде футуристической линии развития / Т.А. Тернова // Известия Смоленского государственного университета. - 2011. - № 1 (13). - С. 14-24.

8.аа Тернова Т.А. Экспрессионизм с имажинистской доминантой И. Соколова / Т.А. Тернова //а Вестник Воронежского государственного университета. Серия Филология. Журналистика. - 2011. - № 1. - С. 80-84.

9.аа Тернова Т.А. Проблема национального и инонационального в модернизме и авангарде / Т.А. Тернова //аа Известия Саратовского ун-та. Новая серия. Серия Филология. Журналистика. - 2011. - Т. 11. - Вып. 2. - С.56-64.

10. Тернова Т.А. Художественная инновация в лмемориальной парадигме: лмаргинальное в осмыслении российского постмодернизма / А.А. Житенев, Т.А. Тернова // Вестник Пермского ун-та. Российская и зарубежная филология. - 2011. - Вып. 3 (15). - С. 139-145.

11.а Тернова Т.А. Телеграф как универсалия в литературе русского авангарда (футуристический вектор развития) / Т.А. Тернова // Известия Волгоградского гос. пед. ун-та. Серия Филол. науки. - 2011. - № 2 (56). - С. 109-112.

12. Тернова Т.А. От имажинизма к советской литературе: тема русскости в произведениях А. Мариенгофа периода Великой Отечественной войны / Т.А. Тернова // Вестник Татарского государственного гуманитарно-педагогического университета. - 2011. - № 2 (24). - С. 229-233.

13. Тернова Т.А. Цикл А. Мариенгофа Поэмы войны в контексте литературы 1941Ц1945 гг. / Т.А. Тернова // Вестник Тамбовского университета. - 2011. - Вып. 8 (100). - С. 193-198.

14. Тернова Т.А. Библейский сюжет в имажинистском текстостроении / Т.А. Тернова // European Social Science Gournal. - 2011. - № 10. - С. 226-235.

15. Тернова Т.А. Авангард футуристической линии развития как целостное эстетическое явление / Т.А. Тернова // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия Гуманитарные науки. - 2011. - № 4. - С. 200-206.

16. Тернова Т.А. В. Шершеневич как театральный и кинокритик / Т.А. Тернова // Вестник Татарского ГГПУ. - 2011. - № 3 (25). - С. 211-214.

17. Тернова Т.А. Заголовочно-финальный комплекс сборника Б. Земенкова Стеарин с проседью: Военные стихи экспрессиониста / Т.А. Тернова // Вестник Нижегородского ГУ. - 2012. - № 1 (1). - С. 316-321.

18. Тернова Т.А. Память жанра и преодоление жанра: сонеты-послания в поэзии авангарда футуристической линии развития / Т.А. Тернова // Вестник Челябинского ГУ. - Серия Гуманитарные науки. - № 2 (256). - Вып. 62. - 2012. - С. 113-117.

Публикации в других изданиях

19.аа Тернова Т.А. Пространство культуры в русском имажинизме (роман А. Мариенгофа Циники) / Т.А. Тернова // Проблема национальной идентичности в литературе и гуманитарных науках ХХ в. Лекции и материалы Зимней школы: В 2 т. - Т. 2. - Воронеж, 2000. - С. 189-193.

20. Тернова Т.А. Комическое в поэтике имажинизма / Т.А. Тернова // Труды молодых ученых ВГУ. - Воронеж, 2001. - Выпуск 1. - С. 389-395.

21. Тернова Т.А. Синтетическое начало книги стихов Б.Лившица Патмос / Т.А. Тернова // XIV Пуришевские чтения. Всемирная литература в контексте культуры: В 2 т. - Т. 2. - Москва, 2002. - С.365-367.

22. Тернова Т.А. Лик и лмаска в литературе русского постсимволизма / Т.А. Тернова // Русская литература и философия: постижение человека: Материалы Второй Всероссийской научной конференции (Липецк, 6-8 окт 2003 г.). - Липецк, 2004. - С.212-220.

23. Тернова Т.А. Вл. Нарбут последователен до конца... (Литературные манифесты и декларации на страницах воронежского журнала Сирена) / Т.А. Тернова // Материалы конференции к 60-летию ВГУ. - Воронеж, 2004. - С.138-146.

24. Тернова Т.А. Материалы к спецкурсу Русский футуризм / Т.А. Тернова - Воронеж, 2004. - 19 с. (1,2 п.л.).

25. Тернова Т.А. Поэтика фрагмента в литературе русского постмодернизма (на материале творчества Е. Гуро, М.Харитонова) / Т.А. Тернова // Культура лпост: диалог культур и цивилизаций. - Воронеж, 2005. - С. 254-270.

26. Тернова Т.А. История русской литературы ХХ века (1920-1930-е гг.): Учебное пособие и планы практических занятий / Т.А. Тернова. - Воронеж, 2005 - 16 с. (1 п.л.).

27. Тернова Т.А. Ремифологизация и демифологизация в русском имажинизме (поэма А.Мариенгофа Развратничаю с вдохновением) / Т.А. Тернова // Литература в диалоге эпох-4: материалы Международной конференции, 21-24 сент. 2006. - Ростов-на-Дону: РГУ, 2006. - С.348-352.

28. Тернова Т.А. Экспрессионизм по-имажинистски И. Соколова / Т.А. Тернова // XIX Пуришевские чтения: Переходные периоды в мировой литературе. - М.: МПГУ, 2007. - С. 235-236.

29. Тернова Т.А. Неклассическое восприятие города в цикле А. Мариенгофа Парижские стихи / Т.А. Тернова // Художественный текст: Варианты интерпретации: Материалы XII межвузовской научно-практической конференции (18-19 мая 2007 г.) - Бийск, 2007. - Часть 2. - С. 254-259.

30. Тернова Т.А. Демифологизация и ремифологизация как сюжетообразующие интенции в поэзии Анатолия Мариенгофа (поэмы Развратничаю с вдохновением и Поэма четырех глав) / Т.А. Тернова // Русская литература ХХ века: Теория и практика. Вып. 6. - Санкт-Петербург, 2007. - С.3-12.

31. Тернова Т.А. Нижний Новгород в автометаописаниях А.Мариенгофа (поэма Развратничаю с вдохновением, Роман без вранья) / Т.А. Тернова // Нижегородский текст русской словесности: Межвузовский сборник научных статей (18-20 октября 2007 г.). - Нижний Новгород: НГПУ, 2007. - С. 328-333.

32. Тернова Т.А. Автометаописательный смысл заглавия поэмы А. Мариенгофа Анатолеград / Т.А. Тернова // Slavica Gandensia (Бельгия). - 2007. - № 34. - С. 227-235.

33. Тернова Т.А. Диалог с массовой культурой в сборнике А. Мариенгофа Витрина сердца / Т.А. Тернова //аа Эйхенбаумовские чтения-6: Материалы юбилейной научной конференции. Вып. 6. - Воронеж: ВГПУ, 2007. - С. 163-167.

34. Тернова Т.А. Автометаописание в акмеизме и имажинизме / Т.А. Тернова // Осип Мандельштам и феноменологическая парадигма русского модернизма. - Воронеж, 2008. - С. 128-141.

35. Тернова Т.А. Пьесы Н. Эрдмана Мандат и Самоубийца и эстетика имажинизма / Т.А. Тернова // Образ реальности в русской литературе ХХ-ХХ1 вв.: Сб. ст. - Серия Литературные направления и течения: Вып. 13. - СПб.: СПбГУ, 2008. - С. 3-12.

36. Тернова Т.А. Прецедентность творчества В. Маяковского в поэзии А. Мариенгофа имажинистского период / Т.А. Тернова // Мова i культура: Научное издание. - Вып. 10. - Т. 3. - Киев (Украина): Видавничий дiм Дмитра Бураго, 2008. - С. 143-148.

37. Тернова Т.А. Очерк Артема Веселого Дорога дорогая: проблематика и эстетика перехода / Т.А. Тернова // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма: Седьмые Веселовские чтения: Межвузовский сборник научных трудов. - Ульяновск: УГПУ, 2008. - С. 5-11.

38. Тернова Т.А. Фрагментарность как способ создания текста в поэме А. Мариенгофа Руки галстуком / Т.А. Тернова // А. Твардовский и русская поэма ХХ века. - Воронеж: ВГУ, 2008. - С. 252-257.

39. Тернова Т.А. Клиштер идеологии как сюжетная ситуация в романе А. Мариенгофа Циники / Т.А. Тернова // Институты власти в языке, литературе и журналистике России. - Саратов: Изд. центр Наука, 2009. - С. 74-80.

40. Тернова Т.А. Беспамятство как традиция в эстетике русского имажинизма / Т.А. Тернова // Память литературы и память культуры: механизмы, функции, репрезентации. - Воронеж: ВГУ, 2009. - С. 27-38.

41. Тернова Т.А. Проблема памяти в структуралистском и постструктуралистском освещении / Т.А. Тернова // Память литературы и память культуры: механизмы, функции, репрезентации. - Воронеж: ВГУ, 2009. - С. 176-182.

42. Тернова Т.А. Шутовство как универсалия в эстетике русского имажинизма / Т.А. Тернова // Универсалии русской культуры. - Воронеж: ВГУ, 2009. - С. 496-507.

43. Тернова Т.А. Мотив самоубийства в лирике И. Игнатьева / Т.А. Тернова // Труды молодых ученых ВГУ. - 2009. - Вып. 1-2. - С. 289-292.

44. Тернова Т.А. Новый автобиографизм: к постановке проблемы / Т.А. Тернова // Изменяющаяся Россия - изменяющаяся литература: Художественный опыт XIX-XX веков. - Саратов: Изд. центр Наука, 2010. - С. 200-203.

45. Тернова Т.А. Финская тема в творчестве Е. Гуро / Т.А. Тернова // Инновации и традиции в современном образовании: Материалы интернет-конференции 20 февраля - 20 марта 2010 г. - Старый Оскол, 2010. - С. 320-326.

46. Тернова Т.А. Социология НЭПа в романе А. Мариенгофа Циники а / Т.А. Тернова // НЭП в истории культуры: от центра к периферии: сб. ст. участников международной научной конференции (Саратов, 23-25 сент. 2010 г.). - Саратов: Изд. центр Наука, 2010. - С. 140-147.

47. Тернова Т.А. Национальное и инонациональное в поэзии имажинистов / Т.А. Тернова // Русский язык в диалоге культур: материалы международной научной конференции. - В. 3 ч. - Ч. 2. - Воронеж: ВГАСУ, 2010. - С. 91-97.

48. Тернова Т.А. Синема как универсалия цивилизации в поэзии русского авангарда / Т.А. Тернова // Универсалии русской литературы. 2 - Воронеж: НАУКА-ЮНИПРЕСС, 2010. - С. 335-346.

49. Тернова Т.А. Тенденция жанровой маргинализации в повести А. Платонова Сокровенный человек / Т.А. Тернова // Андрей Платонов в идеологическом и художественном контекстах своего времени. - Воронеж: НАУКА-ЮНИПРЕСС, 2010. - С. 34-44.

50. Тернова Т.А. Басня как маргинальный жанр в литературе русского авангарда / Т.А. Тернова // Научный вестник ВГАСУ. Серия Лингвистика и межкультурная коммуникация. - 2010. - Вып. 6. - С. 57-66.

51. Тернова Т.А. Опус как элемент заголовочного комплекса в поэзии русских футуристов / Т.А. Тернова // Актуальные проблемы филологии: Материалы научной (заочной) конференции. - Вып. 4. - Барнаул-Рубцовск: АлтГУ, 2010. - С. 232-238.

52. Тернова Т.А. Социо-культурный аспект личностной маргинальности в трактовке О. Брика / Т.А. Тернова // Поэтика и фоностилистика: Бриковский сборник. Выпуск 1: Материалы международной научной конференции I-е Бриковские чтения: Поэтика и фоностилистика (Москва: МГУП, 10-12 февраля 2010 года) / отв. ред. Г.В. Векшин. - М.: МГУП, 2010. - С. 339-346.

53. Тернова Т.А. Национальное и фольклорное в восприятии А. Туфанова / Т.А. Тернова // Народная культура сегодня и проблемы ее изучения: Афанасьевский сборник. Материалы и исследования. - Вып. IХ. - Воронеж, 2010. - С. 127-134.

54. Тернова Т.А. Приемы героизации образа: Денис Давыдов в поэме А. Мариенгофа Денис Давыдов / Т.А. Тернова // 1812 год в истории России и русской литературы. - Смоленск: Издательство СмоГУ, 2010. - С. 173-182.

55. Тернова Т.А. Баллада как маргинальный жанр в поэзии авангарда / Т.А. Тернова // Русская поэзия: проблемы стиховедения и поэтики: Сб. ст. - Орел: ПФ Картуш, 2010. - С. 63-69.

56. Тернова Т.А. Неоромантизм в раннем творчестве В. Маяковского / Т.А. Тернова // Научный вестник ВГАСУ. Серия Лингвистика и межкультурная коммуникация. - 2010. - Вып. 7. - Воронеж: Воронежский ГАСУ. - С. 57-64.

57. Тернова Т.А. Имажинизм в литературной истории Воронежа / Т.А. Тернова // Жизнь провинции как феномен духовности: Сб. ст. по материалам Всероссийской научной конференции с международным участием. - Нижний Новгород: Изд-во Книги, 2011. - С. 88-94.

58. Тернова Т.А. История и практика русского футуризма / Т.А. Тернова // Труды молодых ученых ВГУ. - 2010. - № 1-2. - С. 193-201.

59. Тернова Т.А. История отечественной литературы ХХ века, 1920-1930-е гг. Рекомендуемая литература. Планы практических занятий / Т.А. Тернова. - Воронеж, 2011 - 14 c. (0,76 п.л.).

60. Тернова Т.А. Поезд как универсалия цивилизации в русском литературном авангарде (футуристический вектор развития) / Т.А. Тернова // Чтение: рецепция и интерпретация: Сб. науч. ст. - Гродно (Белоруссия): ГрГУ им. Я. Купалы, 2011. - С. 44-51.

61. Тернова Т.А. Два типа эмоциональности в поэтическом сборнике От мамы на пять минут / Т.А. Тернова // Память разума и память сердца: Материалы Всероссийской научной конференции (Воронеж, 22-23 апреля 2011 г.) - Воронеж: Наука-ЮНИПРЕСС, 2011. - С.227-234.

62. Тернова Т.А. Русский футуризм в школьном изучении / Т.А. Тернова // Филологические записки. - Воронеж, 2010-2011. - Вып. 30. - С. 342-348.

63. Тернова Т.А. Игра в смерть: сюжетообразующая роль мотива самоубийства в творчестве А. Мариенгофа / Т.А. Тернова //аа Русская литература и философия: постижение человека: Материалы Третьей Всероссийской научной конференции (Липецк, 8-10 октября 2009 г.): В 2 т. / Отв. ред. В.А. Сарычев, Я.В. Сарычев. - Липецк: РИ - ЛГПУ, 2011. - Т. 2. - С. 100-106.

64. Тернова Т.А. Богоборчество или веростроительство: мировоззренческие основания литературы авангарда футуристической линии развития / Т.А. Тернова // ХХ век как литературная эпоха: Сб. ст. - Воронеж: НАУКА-ЮНИПРЕСС, 2011. - С. 56-65.

65. Тернова Т.А. Оценка творчества В. Хлебникова как индикатор эстетической ситуации: любилейная анкета самиздатовского журнала Обводной канал (1986) / Т.А. Тернова // ХХ век как литературная эпоха: Сб. ст. - Воронеж: НАУКА-ЮНИПРЕСС, 2011. - С. 176-182.

66. Тернова Т.А. Инверсионный характер универсалий в литературе русского авангарда: универсалия цивилизации лавто в поэзии футуристической линии литературного развития / Т.А. Тернова // Универсалии русской литературы. 3. - Воронеж: ООО НП - Научная книга, 2011. - С. 55-69.

67. Тернова Т.А. Стихотворение Б. Дерптского Бегство в контексте имажинизма (Железный путь, 1923 г.) / Т.А. Тернова // Воронежское краеведение: традиции и современность: Материалы научно-практической конференции 28 ноября 2010 г. - Воронеж: Полиграф-Н, 2011. - С. 122-126.

68. Тернова Т.А. Дискуссия о лновых языках в искусстве на страницах самиздатовского журнала Часы (1988): к вопросу о способах моделирования литературной традиции / Т.А. Тернова // V мiжнароднi севастопольськi Кирило-мефодiiвськi читання: збрник наукових праць. - Севастополь (Украина): Гит пак, 2011. - С. 104-110.

69. Тернова Т.А. Мотив самоубийства в поэме А. Мариенгофа Руки галстуком аа / Т.А. Тернова // Эйхенбаумовские чтения-7. - Воронеж: ВГПУ, 2011. - С. 104-108.

70. Тернова Т.А. Поэтические публикации А. Мариенгофа на страницах воронежского журнала Сирена / Т.А. Тернова // Воронежский текст русской культуры: Сб. ст. - Воронеж: НАУКА-ЮНИПРЕСС, 2011. - С. 122-126.

71. Тернова Т.А. Журнал Сирена: эстетическая утопия В. Нарбута / Т.А. Тернова // Филологическая регионалистика. - 2011. - № 2. - С. 36-38.

аСмирнов И.П. Психодиахронологика. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М.: НЛО, 1994. 351 с.

аТырышкина Е.В. Авангард и постмодернизм в русской литературе (заметки к теме) // Постмодернизм: pro et contra. Тюмень: Изд-во Вектор Бук, 2002. С. 72-77.

Туфанов А. Ушкуйники // Modern Russian Literature and Culture. Studies and Texts. Vol. 27. Berkeley Slavic Specialities, 1991. С. 175, 177.

аа аSzabolsci M. К некоторым вопросам революционного авангарда // Umjetnost rijeci. Zagreb, 1981. С. 13-20; Neuhauser R. Авангард и авангардизм // Там же. С. 2-36; Хабермас Ю. Модерн - незавершенный проект // Вопросы философии. 1992. № 4. С. 40-52.

аСарабьянов Д.Н. К ограничения понятия лавангард // Поэзия и живопись: Сб. трудов памяти Н.И. Харджиева / под ред. М.Б. Мейлаха и Д.В. Сарабьянова. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 83-91.

аГурьянова Н.А. Эстетика анархии в теории раннего русского авангарда. Поэзия и живопись: Сб. трудов памяти Н.И. Харджиева. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 92-108.

аРусский экспрессионизм / сост. В.Н. Терехиной. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 35.

аКазарина Т.В. Три эпохи русского литературного авангарда (эволюция эстетических принципов). Автореф. Е д. филол. н. Самара, 2005. С. 6.

аПригов Д.А. Вторая сакро-куляризация // Wiener Slawistischer Almanach. 1994. Bd. 34. Р. 290.

аа аБахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Худ. лит., 1990. С. 25.

аа аБурлюк Н. Поэтические начала // Первый журнал русских футуристов. М., 1914. № 1-2.

• аМаяковский В.В. Будетляне // Маяковский В.В. Полное собр. соч.: В 13 т. Т. 1. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1955. С. 329.

а аИсупов К.Г. Универсалии культуры // Культурология ХХ века: Энциклопедия. СПб.: Унив. кн., 1998. С. 280.

а Маяковский В.В. Полное собр. соч.: В 13 т. Т. 1. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1955. С. 453.

а аЛевинг Ю. Вокзал-Гараж-Ангар: Владимир Набоков и поэтика русского урбанизма. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2004. 400 с.

а аСоколов И. Скрижаль века // Кино-форт. 1922. № 1. С. 3.

а аШелер М. Человек и история // THESIS. Теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1993. № 3. С. 132.

     Все авторефераты докторских диссертаций