Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по филологии

Характер и функции параллелизма в библейских текстах

Автореферат докторской диссертации по филологии

На правах рукописи

Десницкий Андрей Сергеевич

Специальность 10.01.03 -

Литература народов стран зарубежья

(литературы народов стран Азии)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва-2010

Работа выполнена в Отделе истории и культуры Древнего Востока Учреждения Российской академии наук Института востоковедения РАН.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Верещагин Евгений Михайлович,

доктор филологических наук, доцент Теперик Тамара Федоровна,

доктор исторических наук Брагинская Нина Владимировна.

Ведущая организация - Институт стран Азии и Африки Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова.

Защита состоится л____ ___________________________ 2010 г.

в____ часов на заседании диссертационного совета Д 002.042.01

по филологическим наукам (литературоведение) при Институте востоковедения РАН по адресу: 107031, г. Москва, ул. Рождественка, д. 12.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института востоковедения РАН.

Автореферат разосланаа л____ _______________________ 2010 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета, ^зЛлр<эии4'*

кандидат филологических наукаа Герасимова А. С.

I. Общая характеристика работы

Защищаемая диссертация предлагает целостное теоретическое оснмысление библейского параллелизма. В гуманитарных научных трудах бывает достаточно сложно выделить предмет и объект исследования, но можно предложить такую формулировку: предметом данного исследонвания является совокупность художественных приемов и условностей, применявшихся авторами библейских книг, в их целостности и взаимонсвязи. Во многих отношениях они отличаются от тех художественных методов, которые применяются современными авторами, но читатели и даже исследователи далеко не всегда учитывают эту особенность и в рензультате их понимание текста может оказаться не вполне адекватным. Однако описать абсолютно все художественные приемы в одной работе невозможно, а их простое перечисление едва ли окажется полезным.

Поэтому необходимо найти некоторую точку вхождения в матенриал, ключевой художественный прием, с которым непосредственно связаны все или по крайней мере многие остальные приемы. Им, по обнщему признанию, является параллелизм.

Таким образом, объект этого исследования в узком смысле слова - библейский параллелизм, взятый не изолированно, а как основа худонжественного метода библейских авторов. Отталкиваясь от поверхностнного определения лодно и то же говорится два раза, или же два высканзывания рассматриваются вместе, мы приходим к глубинному пониманнию многих особенностей библейских текстов, причем не только на уровне формальных приемов организации текста, но и в том, что касаетнся способа мышления и картины мира библейских авторов.

Степень изученности библейского параллелизма в мировой науке одновременно и огромна, и скромна. Впервые этот термин был введен еще в XVIII в. Р. Лаутом, изучавшим книгу пророка Исайи, и он уже давно употребляется исследователями множества устных и письменных

произведений из разных стран мира. Частные случаи параллелизма принводятся во множестве научных работ, он упоминается как основное понэтическое средство в библейской традиции, но самое это явление пракнтически не имеет четких научных дефиниций, а его исчерпывающая тинпология (о необходимости разработки которой говорил почти полвека назад P.O. Якобсон) так и не была создана. Именно этот пробел и принзвана восполнить данная работа.

Отсюда вытекает

Актуальность исследования: без цельной и связнной теоретической модели трудно понять это явление, а значит - адекнватно интерпретировать тексты, где оно играет ключевую роль. Вполне естественно, что параллелизм, изучение которого началось более двух веков назад с библейского материала, удобнее всего и рассматривать на этом материале, но полученные выводы могут иметь значение и для анализа других фольклорных и литературных традиций, где он играет заметную роль. В значительной степени исследования параллелизма понзволяют реконструировать особенности мышления и мировосприятия людей, создававших эти тексты.

Что касается методологической и теоретической основы исслендования, то диссертация, прежде всего, рассматривает текст каждой библейской книги в ее цельности и полноте. Она не занимается историней текста, не пытается реконструировать его источники, фольклорные или литературные, или определить, насколько фактически точен этот текст. Она исходит из того, что дошедшие до нас произведения были созданы не случайным образом, и филологу следует изучать их в полнном соответствии с той литературной традицией, которой они принаднлежат. Этим она отличается от таких направлений т.н. библейской кринтики, как критика источников, критика редакций, историческая критинка и т.д. Она принадлежит к такому направлению современной библеи-стики, как литературный анализ.

Диссертация использует различные методы анализа художественнных текстов, которые возникли в филологии в XX веке, во многом под влиянием работ по поэтике, написанных на русском языке - прежде всенго, речь идет о трудах P.O. Якобсона. Кроме того, диссертация опираетнся на труды современных западных библеистов, изучавших библейскую поэтику и параллелизм в частности - в первую очередь следует назвать труды А. Берлин, Дж. Кугела и Р. Олтера.

Для работ по библеистике вплоть до последних десятилетий XX венка было характерно восприятие параллелизма как сугубо формального приема, но изучать форму текста невозможно в отрыве от той функции, которую исполняет эта форма, и от того смысла, который с ее помощью передается. Поэтому изучение поэтики параллелизма не сводится в дан-

ном случае к анализу какого-то количества формальных приемов. Пренжде всего, диссертация определяет характер этого явления и его функнции в художественных текстах, следуя теоретическим положениям сонвременной филологии и применяя их к библейскому материалу.

Говоря о библейских текстах, мы имеем в виду, прежде всего, Ветнхий Завет (Танах), поскольку именно в нем мы встречаем цельную трандицию древнееврейской словесности. Но мы не придем к истинному понниманию этого явления, если будем рассматривать Ветхий Завет изолинрованно. Поэтому в данной работе приведены некоторые параллели из разных культур мира, прежде всего, из более древних литератур Ближннего Востока.

Новый Завет во многих отношениях - результат синтеза древнеевнрейской традиции с эллинистической литературой. Этот синтез также рассматривается в работе, поскольку ему было суждено сыграть значинтельную роль в дальнейшем становлении цивилизации, называемой сенгодня европейской или (пост)христианской.

Основная цель данного исследования - дать адекватное совренменному уровню филологии теоретическое описание такого явления, как библейский параллелизм, определить его функции и разновидности, предложить практические модели классификации и анализа паралленлизма на разных уровнях, от отдельных фонетических созвучий до комнпозиции целых книг.

Для достижения этой цели диссертация решает следующий ряд зандач:

Провести критический анализ основной научной литературы, посвянщенной библейскому параллелизму.
Определить, какие именно фундаментальные положения современнной филологии и других гуманитарных дисциплин в наибольшей степени применимы к анализу этого явления.
Предложить теоретическое описание параллелизма как принципа орнганизации библейских текстов на разных уровнях, которое может стать основой общей теории параллелизма.
Прояснить на конкретных практических примерах основные положенния такой теории.
Продемонстрировать, как эти теоретические положения работают при анализе конкретных текстов и как они способствуют более глунбокому и адекватному их пониманию.
Связать библейский параллелизм с особенностями мышления и минровосприятия людей ветхозаветной культуры, насколько мы можем о них судить.

Х Определить, в самых общих чертах, каковы отношения между бибнлейским параллелизмом и античной риторикой и как происходил синтез этих двух литературных традиций.

Решение этих задач определяет новизну и самостоятельность иснследования: оно предлагает целостный и вполне оригинальный анализ библейского параллелизма. В частности, работа содержит оригинальное и, как надеется автор, универсальное определение параллелизма и его классификацию, которая представляется наиболее полной и целостной из всех, предложенных до сих пор. Теоретические положения демонстнрируются на конкретном материале, от отдельных стихов до больших прозаических повествований. При этом автор уточняет значение неконторых сложных для понимания мест Библии, выбирая одно из предлангавшихся прежде толкований и уточняя его (например, Исход 4:24-26) или же излагая собственное понимание (например, диалогичное прочтенние соседних стихов в книге Притчей, таких, как 18:23 - 19:1).

Практическая ценность работы и ее применимость заключается в том, что предложенные методы могут оказаться полезными в разных областях филологического исследования. Речь может идти об анализе конкретных произведений, имеющих отношение к библейской традинции. Например, продемонстрированный в работе многуровневый подход к анализу библейских книг (на примере Притчей) может служить моденлью для исследования отдельных библейских книг или их частей. Кроме того, предложенные в данной работе методики и выводы могут иметь существенное значение и для анализа типологически сходных текстов из других культур, поскольку параллелизм можно считать универсальным приемом организации устных и письменных текстов во многих традинциях.

Сделанные в работе конкретные выводы и наблюдения имеют сунщественное прикладное значение и для преподавания, консультированния, написания комментариев на библейские книги.

Предварительные итоги работы были апробированы на различных докладах на семинарах и конференциях, а также опубликованы в виде научных статей (см. список в конце автореферата). Кроме того, по теме диссертации соискателем была опубликована монография и сборник статей.

П. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Структура диссертационного исследования такова: оно состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографии и трех приложений.

Во введении формулируется предмет изучения, указываются цели и задачи исследования, определяется актуальность и новизна диссертанционной работы (см. выше).

Как показывает первая глава под названием История вопроса, некогда библейский параллелизм понимался очень просто - как один из формальных приемов организации текста. Но в последние несколько денсятилетий библеистика пришла к значительно более глубокому и полнному пониманию библейского параллелизма. Прежде всего, это связано с тем, что исследователи стали применять принципиально новые метондики и подходы, ориентированные не столько на внешние черты тех или иных художественных приемов, сколько на функции, которые они иснполняют в тексте. При этом сами тексты рассматриваются не изолиронванно, а в широком историко-культурном контексте.

Исследования текста как единого целого заставляют библеистов прибегать к методикам многих гуманитарных наук, среди которых ненобходимо назвать филологию, историю, лингвистику и культурологию -но ими список не исчерпывается. В частности, изучение библейского параллелизма оказалось тесно связанным с самыми общими вопросами гуманитарного знания, как то: природа художественного текста и законномерности его естественного восприятия, характерные для той или иной культуры парадигмы и картины мира, перевод из одной культурнной традиции в другую и даже синтез двух традиций.

Надо отметить, что свою роль сыграло здесь и развитие других гунманитарных наук. Так, в конце XX века многие лингвисты обратились от исследования внутренней структуры языка к изучению живого челонвеческого общения. Упрощенно говоря, традиционные грамматики опинсывают, как устроен язык, а современные исследователи все чаще заданются вопросом, как он функционирует. То же самое касается и нашего подхода к параллелизму.

Научный подход, с которого началось изучение параллелизма, можно назвать традиционно-риторическим. Параллелизмом изначально было принято называть фигуру речи, объединяющую два высказывания (а иногда и больше), выстроенных по единому образцу. Р. Лаут, впервые введший этот термин, дал ему такое определение: своеобразное сочентание предложений ... при котором один и тот же предмет описывается разными путями, но с одним и тем же смыслом; когда одно и то же опинсывается разными словами или различное выражается в сходных по

форме словах; когда равное соотносится с равным, а противоположное -с противоположным. В широком смысле слова параллелизмом называнли также стиль, основанный по преимуществу на таких фигурах.

Сначала параллелизм изучали в рамках традиционных риторик, восходящих в своей основе еще к античности. Но со временем ученые всерьез задумались о том, каковы принципы параллелизма и как именно он проявляется на ином, небиблейском материале. Например, А.Н. Ве-селовский еще в конце XIX в. отмечал, что параллелизм присущ многим фольклорным традициям.

Одним из первооткрывателей в этой области стал в шестидесятые годы XX века P.O. Якобсон. С этого момента можно говорить о иннгвистическом направлении в изучении параллелизма. Параллелизм поннимается здесь как универсальное явление, охватывающее все слои язынка: фонетику, морфологию, лексику и синтаксис. Одним из интереснейнших явлений поэтического языка, по Якобсону, оказалось скольжение между соположенными грамматическими категориями... непрерывная смена ракурсов, которая отнюдь не снимает проблемы грамматического параллелизма, но ставит ее в новом, динамическом ракурсе.

Наконец, работа Дж. Кугела открыла третий этап в изучении панраллелизма, который можно назвать культурологическим. Его начало было связано с осознанием того обстоятельства, что современные ученные, как правило, применяют к библейскому тексту методики и понянтия, выработанные в рамках европейской риторической и литературонведческой традиции на совершенно ином материале, и что библейский текст далеко не всегда им соответствует, поэтому при изучении этого явления следует, прежде всего, задаться вопросом о мировоззрении авнторов и читателей изучаемых текстов.

Понятие параллелизма тесно связано с понятием поэтического текнста. Если попытаться определить самый общий принцип отличия поэзия от прозы, то это, безусловно, будет определенная упорядоченность понэтического текста, в котором регулярно воспроизводятся те или иные формальные черты. Достаточно даже беглого взгляда на ветхозаветный текст, чтобы убедиться: не существует таких формальных признаков, которые присутствовали бы во всех поэтических отрывках и отсутствонвали во всех прозаических. Тем не менее, в Ветхом Завете из общего контекста достаточно четко выделяются определенные отрывки и даже книги, обладающие большей, чем остальной текст, формальной упоряндоченностью.

Обобщая современное состояние дискуссии, можно сделать вывод, что мы вправе говорить о присутствии в Библии поэзии, но не о четком делении библейского текста на поэзию и прозу в том смысле, в каком

это деление применяется к классическим европейским литературам. Виндимо, размер древнееврейского стиха был не жестко нормированным, а в достаточной степени интуитивным, как, например, в русском фолькнлоре. Из всех предположений о характере этого размера наиболее убендительно выглядят теории о достаточно свободном тоническом стихонсложении. При этом ключевую роль в поэтических текстах играет мно-гуровневый параллелизм, присущий (в меньшей мере) и прозе. Собстнвенно, ритмическую упорядоченность текста также можно считать разнновидностью параллелизма.

Здесь будет уместно задать вопрос: а что тогда не есть паралленлизм? Может показаться, что любой поэтический прием можеть быть в конечном счете сведен к параллелизму. Параллелизмом в работе считанются те смысловые связи между словами и предложениями, которые не обусловлены синтаксической структурой, логикой, нашими представленниями о мире. Будь то поэтические образы в рамках одного стиха или сюжетные ходы в рамках нескольких глав - в любом случае перед нами один и тот же, вполне определенный принцип построения текста, при котором одноуровневые элементы раскрывают свой смысл только в сонпоставлении друг с другом. Сами по себе эпитет или метафора не являнются параллелизмом, но несколько эпитетов или метафор могут встунпать друг с другом в отношения параллелизма, которые и будут во мнонгом определять их значение.

Таким образом, параллелизм оказывается не просто риторическим приемом или формальной чертой, характерной для определенного типа текстов. Он связан с закономерностями строения человеческой речи, в частности, со способом подачи информации, ведь стремление строить свою речь по тем или иным повторяющимся моделям признается в каченстве общего свойства речевого поведения человека и даже находит экснпериментальное подтверждение в психолингвистике. Как формулирует Дж. Кугел, библейские строки параллельны не в том смысле, что утнверждение Б служит параллелью к утверждению А, а в том, что Б, как правило, поддерживает А, продолжает, дублирует, завершает или пренвосходит его. Можно добавить, что нередко параллельные элементы вступают друг с другом в антиномическое противоречие.

Поскольку параллелизм опирается на фундаментальные законы восприятия живой речи, нет ничего удивительного в том, что паралленлизм характерен не только для древнееврейской, но и для других традинций. Вся жизнь древнего общества была подчинена определенному цикнлическому распорядку, и соответственным образом были организованы тексты, порожденные этим обществом. Параллелизм - наиболее общее название для поэтических приемов, адекватно отражающих это свойство

архаического сознания и жизни архаического общества, он служит наинболее универсальным средством организации поэтического текста пракнтически для всех литературных традиций на их начальной стадии.

Кроме того, он становился естественным мнемотехническим приенмом, облегчающим запоминание и воспроизведение традиционных текнстов в те времена, когда письменность еще не существовала или применнялась в основном для хозяйственных нужд. Наконец, когда традиционнные тексты фиксировались в письменном виде, параллельные конструкнции разного рода помогали структурировать текст и выделять в нем главное.

Но, признавая универсальность параллелизма, нельзя не отметить и различия между разными культурами. Разные традиции, отталкиваясь от типологически общего начала - параллелизма - постепенно усложняют принципы организации художественного текста. Одни традиции заменняют фольклорный параллелизм более сложными схемами, другие, нанпротив, развивают его до высокого уровня организации и делают одним из основных поэтических приемов. Древнееврейская поэтика явно поншла вторым путем. Новоевропейские литературные традиции, в том числе и русская, наследуя античной поэтике, выбрали скорее первый путь, а библейская традиция пошла по второму, и поэтому сегодня мы склонны воспринимать параллелизм библейского текста крайне упронщенно. Как писал об этом С.С. Аверинцев, методы и категории Аринстотеля столь же органично связаны с художественной структурой "Илиады" или "Царя Эдипа", сколь лишены смысла в приложении к "Книге Исайи" или к "Повести об Ахикаре".

При этом сказанное о древнееврейской традиции применимо и ко многим другим культурах древнего Востока. Внутренние связи между вещами и понятиями этого мира описывались в те времена далеко не формальной научной логикой. Проведение параллелей между различнными вещами, понятиями и явлениями зачастую и было основным, если не единственным способом выражения тех логических отношений, конторые мы сегодня выражаем с помощью сравнений, метафор, определенний и т.д.

Обращаясь к текстам древнего Ближнего Востока, невозможно не заметить, что отношения между именем и предметом в них выглядят не совсем так, как видят их наши современники. Для всех культур древнего Ближнего Востока характерна твердая убежденность в том, что слово, то есть имя предмета и особенно личности, обладает самостоятельной синлой. Поэтому перемена имени человека означает некую сущностную пенремену в его судьбе. То, что мы назвали бы игрой слов, в архаическом

обществе понималось скорее как раскрытие внутренних связей между словами и явлениями, которые эти слова обозначают.

Итак, говоря о параллелизме, ученые затрагивают самые разные пласты языка и литературы и рассматривают их с совершенно различнных точек зрения, и здесь встает вопрос - можно ли разглядеть в этом какое-то внутреннее единство, какие-то общие закономерности?

Этот вопрос разбирает вторая глава работы, которая называется Теоретическая модель параллелизма. Библейский параллелизм поннимается нами как характерный прием организации текста, проявляюнщийся на всех уровнях, от фонетики до макрокомпозиции, при котором одноуровневые элементы текста сополагаются друг другу. В результате подчеркиваются парадигматические отношения между сопоставляемынми элементами текста, происходит частичное переструктурирование связи между обозначающим и обозначаемым, читательское восприятие деавтоматизируется, возникает система множественных и подчас неоченвидных смыслов, не сводимых к сумме значений отдельных элементов текста. С точки зрения носителей библейской традиции, речь здесь идет не просто о случайных внешних совпадениях и не просто о риториченском приеме, но о своеобразном отражении внутренней организации окнружающего мира. Такое определение было предложено в этой работе впервые.

Способность выразить одну и ту же мысль несколькими способами - одно из фундаментальных свойств любого естественного языка, денлающее возможным существование художественной словесности. Понэтому в любой литературной традиции умение автора пользоваться макнсимально широким набором языковых средств служит свидетельством его мастерства, а демонстрация этого умения нередко становится одной из основных целей создания художественного произведения. И для бибнлейского автора соположение двух высказываний, очень близких, но не идентичных друг другу, может быть самостоятельной целью. Такое сончетание высказываний порождает новое смысловое единство, в котором значение каждого слова и словосочетания в значительной степени опренделяется ближайшим контекстом.

В нехудожественном тексте мы привыкли различать несколько уровней: звук/буква - слово - предложение - абзац - текст. С точки зренния традиционной грамматики, каждый следующий уровень использует предыдущие как строительный материал: из звуков или букв составлянются слова, из слов фразы и т.д. Однако в художественном и особенно в поэтическом тексте автоматизм этой конструкции нарушается. Каждый из уровней обладает собственным значением, которое не поглощается уровнями более высокого порядка, а сочетается с ними. Контекст в этом

случае не просто уточняет значение слова, не просто помогает выбрать одно из указанных в словаре значений - он порождает смыслы, не всенгда однозначные, не всегда засвидетельствованные в других контекстах и в словарях.

На этом свойстве древнееврейского языка, присущем в той или иной мере всякому естественному языку, основан т.н. лянусов паралленлизм: одно и то же слово в двух или даже трех разных значениях встунпает в смысловые связи с разными отрезками текста. Например, в книге Иова (10:8) праведник обращает к Богу слова, которые можно перевести двояко: Твои руки создали меня/огорчили меня. Первое прочтение связывает это выражение с предшествующим текстом, второе - с послендующим.

Читатель прочитывает текст и понимает его в одном смысле, потом возвращается к тому же слову и понимает его уже в другом смысле, иногда - не по одному разу; и у нас есть все основания предполагать, что все эти смыслы так или иначе предусмотрены автором или, по крайнней мере, не противоречат его изначальному замыслу. В особенности характерны такие словоупотребления для пророческого языка.

Изучая дошедшие до нас письменные тексты древнего Ближнего Востока, не исключая и Библии, мы не должны забывать, что, по сути дела, говорим о верхушке айсберга - о произведениях, которые венчают собой многовековую устную традицию. Переход от устного исполнения к письменному тексту есть не просто автоматическая фиксация некоей последовательности звуков и слов на бумаге, папирусе или глиняной табличке. При этом присущая фольклору вариативность неизбежно ухондит, отныне при всяком воспроизведении текст остается неизменным.

Однако процесс чтения и понимания прочитанного происходит не автоматически, он требует от читателя определенных интеллектуальных усилий, и поэтому авторы или редакторы этого письменного текста могнли закладывать в него более одного варианта прочтения, чтобы хотя бы отчасти сберечь вариативность, присущую устному тексту. Текст, запинсанный консонантным письмом, может быть по-разному огласован, а значит - по-разному прочитан, и авторы иногда обыгрывают такое свойнство своего языка. Например, в начале книги Иеремии (1:10-11) связынваются слова миндаль и бодрствовать, которые звучат несколько по-разному, но пишутся без огласовок одинаково.

Ведь существующие огласовки древнееврейского текста представнляют собой по сути дела комментарий средневековых толкователей-масоретов к древнему консонантному тексту - в большинстве случаев, вероятно, самый традиционный и самый правильный (если вообще можно говорить в таких случаях о правильности), но далеко не единст-

венно возможный. Поэтому и описанное в книге Даниила (5:25) начернтание загадочных слов на Валтасаровом пиру становится смысловым скелетом: толкование просто невозможно без добавления смысловой плоти, выбор которой в значительной степени остается за толковатенлем.

Точно так же многие отрывки из Песни Песней могут быть поняты как загадки, на которые может быть больше одного правильного ответа. Речь при этом не идет о толкованиях символических (например, видянщих в этой песни историю любви Бога и Израиля), но о самом прямом и первом прочтении этой книги как образца любовной поэзии.

Параллелизмом можно назвать и те отношения, которые возникают между различными символами при их сопоставлении в рамках единого текста. Так, в 132/133-м псалме перечисляется несколько явлений и сонбытий, связь между которыми можно восстановить только по самому общему контексту, исходя из нашего понимания всей ветхозаветной культуры. Псалмопевец оставляет читателю самому догадываться, что общего между ступенями, Давидом, братьями, маслом, бородой Аарона, горами Хермон и Сион; также почему роса одной горы попадает на друнгую, отстоящую от нее на пару сотен километров, где и как Господь занповедал благословение жизни навеки и что вообще все это означает. Видимо, речь идет о единстве израильского народа, причем это единстнво может иметь несколько измерений.

Так, упоминание Сиона, культового центра, и Аарона, основателя первосвященнического рода, указывает на религиозное и культовое единство, а упоминание двух гор - галилейского Хермона и иерусалимнского Сиона - может указывать на призыв к политическому единству двух государств, Израильского и Иудейского царств. Это единство нанстолько приятно, что его можно сравнить с физическим ощущением от благовонного масла, которое наносится на тело. Оно влечет за собой нениссякаемые Божьи дары, в частности, плодородие, символом которого служит роса. Эти параллели не очевидны, но именно они и порождают смысл псалма, который без них выглядел бы набором несвязных выранжений.

Поэтический текст, в отличие от прозаического, нелинеен: он излангает те же самые события гораздо более избирательно и менее последонвательно. Например, Песнь о винограднике в 5-й главе Исайи начинаетнся как любовная поэма. Сам выбор слов наводит слушателей на мысль, что это прекрасная и юная девушка обращается к своему возлюбленнонму, ведь образы, связанные с виноградом и вином, были характерны для любовной лирики не только у библейских авторов (см. Песнь Песней), но и, пожалуй, во всех культурах Средиземноморья. Но только слуша-

тель настроится выслушать рассказ о влюбленной паре, как во втором стихе песнь переходит к описанию тяжкого труда, что для любовной лирики вовсе не характерно. Теперь перед нами - скорее трудовая песнь виноградарей. Слушатель вновь настраивается на новый лад, но в третьнем стихе он вдруг оказывается не в прекрасном ухоженном саду, а на суде, где ему предлагают вынести приговор этому саду. Вероятно, в этот момент какая-то часть изначальной аудитории начинала догадываться о том, что на самом деле они на этом суде не судьи, а подсудимые, и что под виноградником разумеется сам израильский народ.

Такое многообразие тоже следует назвать параллелизмом: здесь со-полагаются не только и не столько сами отрывки текста, сколько обранзы, лежащие в основе этих отрывков, и основной смысл тексту придает именно такое соположение.

Впрочем, нелинейность свойственна в библейской традиции даже таким, казалось бы, линейным текстам, как повествования. Например, в рассказах книги Бытия о патриархах от призвания Авраама до возвранщения Иакова в землю обетованную можно выделить четыре больших блока, каждый из которых организован по принципу хиазма. Более того, параллельны друг с другом сами эти блоки, а также отдельные эпизоды внутри них.

Ценность этого метода анализа - не только в том, что он позволяет нам видеть в библейских текстах нечто большее, нежели хаотическое собрание разнородных текстов, случайным образом связанных между собой (как это иногда выглядит в некоторых классических работах бибнлейской критики). Его практическое значение, прежде всего, в том, что он дает нам возможность лучше увидеть структуру текста, внутренние связи и те элементы, которые находятся в фокусе авторского внимания. В данном тексте, например, в центре хиастических конструкций оказынваются эпизоды, связанные с постепенным исполнением обетования о наследовании потомками Авраама Ханаана.

В последнее время заходит речь и о параллелизме как принципе сончетания нескольких книг. Так, все более популярной в последнее время становится точка зрения, согласно которой Пятикнижие в его нынешнем виде сложилось не в результате постепенного накопления материала, как полагала классическая теория источников, а под пером единого автора, который, безусловно, использовал существовавшие прежде мантериалы, но замышлял эту книгу единой и цельной.

Уже достаточно давно было замечено одно обстоятельство: в трехнлетнем цикле чтений Торы, который некогда практиковался в синагогах Палестины, многие отрывки расположены таким образом, что они соотнветствуют наиболее подходящим для них датам. Возможно, Пятикни-

жие и трехгодичный круг чтения складывались одновременно, причем традиция синагогального круга чтений повлияла на относительное раснположение материала в Пятикнижии, даже за счет нарушения хронолонгической последовательности. Кстати, в синагогальной практике это развитие пошло и дальше - к каждому отрывку из Пятикнижия, который читается по субботам, была добавлена гафтара, чтение из другой бибнлейской книги (обычно пророческой). Подобным образом и в христианнской традиции для определенных праздников были выбраны определеннные чтения из библейских книг.

Развивая теорию Б.А. Успенского, можно сказать, что параллелизм иногда выражается в соположении различных точек зрения на одну и ту же историю. На примере истории об изнасиловании Шехемом Дины, дочери Иакова, описанного в 34-й главе Бытия, мы видим, что повествонватель последовательно описывает одни и те же события глазами разнных персонажей, никак не оговаривая этого отдельно. Вообще, двойная или даже тройная мотивировка поступка вполне обычна для библейнских повествований. Особенно хорошо это заметно в истории Иакова, который, с одной стороны, обманывает окружающих, а с другой - сонхраняет и приумножает благословение, полученное от Бога.

Излагая историю странствий Иакова, автор ненавязчиво показывает читателям, что замысел Творца в конечном счете сбывается даже там, где люди преследуют собственные корыстные цели. Но эта идея не принводится в качестве некоей сентенции, она становится видна из всего понвествования и лишь для внимательного читателя.

Поэтому мы вправе задаться вопросом: не являются ли знаменитые повторы и несогласованности исторических книг Ветхого Завета сознантельной попыткой организовать повествование по принципу паралленлизма, представив различные взгляды на одно и то же явление в наинбольшей полноте? Обычно их объясняют так: в основание библейского повествования легли два (или больше) варианта устного предания, излангавших разные версии событий. Но библейские авторы, сводившие иснточники воедино, явно не были бездумными компиляторами, методом ножниц и клея сочетавшими несочетаемое. Основная причина, по конторой они соединяли в одном тексте столь разнородные, а порой и пронтиворечивые элементы, должна корениться в стратегии повествования.

Например, в рассказе о победе Давида над Голиафом (1 Царств 16-18) мы сначала видим Давида оруженосцем и любимым музыкантом цанря Саула, а затем он снова предстает перед нами как мальчишка-пастушок, которого отец посылает отнести провизию старшим братьям. Более того, своего ближайшего слугу не узнает не только сам Саул, но и царские приближенные. Можно предположить, что здесь соединены во-

едино два предания о Давиде: согласно первому, он уже был оруженоснцем Саула, согласно второму - появился при дворе только после победы над Голиафом. Но можно объяснить это явление и как смену точек зренния. Автору крайне важно нарисовать два портрета Давида: безвестного пастушка и верного царского оруженосца, - и каждый портрет прорисонван в деталях, со всеми сопутствующими эпизодами. А то, что они встунпают друг с другом в формальное противоречие, автора совершенно не смущает.

Так мы подошли к еще одной очень важной особенности библейнских повествований - интертекстуальности: тексты не просто пересканзывают друг друга, но вступают друг с другом в диалог; смысл не пронсто повторяется, но заново рождается именно в этом сопоставлении однного текста с другим. Хорошим примером служит здесь рассказ о том, как патриарх выдает свою жену за свою сестру, и чужестранцы чуть не уводят ее у законного мужа, но потом возвращают обратно. В книге Бынтия такую историю мы встречаем трижды: в 12:10-20 и в 20:1-18 это Ав-рам/Авраам и Сара/Сарра, а в 26:1-16 это уже их сын Исаак со своей женной Ревеккой. Зачем нужны три почти одинаковых истории? Классиченская библейская критика предполагала, что перед нами один и тот же рассказ, возможно, пришедший из разных традиций.

Однако прочитав эти рассказы внимательно, мы увидим, что они совпадают не только на уровне сюжета, но и во многих деталях. Разлинчаются они в основном способом представления материала. Видимо, более поздние рассказы в данном случае дополняют более ранний и уточняют, в каком смысле следует его понимать: скандальная история получает некое оправдание и даже своего рода богословское обоснованние.

Книга Руфь - еще один удивительный пример истории, которая, с одной стороны, кажется совершенно прозрачной, а с другой - раскрыванется только такому читателю, который хорошо знает Ветхий Завет. Руфь, прежде всего, моавитянка. В Пятикнижии невозможно найти ни одного доброго слова в адрес моавитян, но история Руфи последовантельно, шаг за шагом приводит контрпримеры к тем негативным представлениям, которые были у израильтян о моавитянах. Перед нами своего рода богословский спор, или, говоря иначе, эмансипация богонсловия от мифологии.

Итак, сопоставление разных эпизодов есть способ актуализации текста, и потому нет ничего удивительного в том, что тексты начинают звучать в довольно неожиданных смыслах. Параллелизм эпизодов понрождает новые смыслы в новых контекстах. В частности, это относится к интерпретации Ветхого Завета в Новом. Современный читатель скло-

нен задаваться вопросом: какое именно историческое событие имеется в виду в том или ином тексте, например, в пророчестве Исайи об Эмманнуиле (7:14-16)? Идет ли речь о грядущем девственном рождении Меснсии, как, вслед за евангелистом Матфеем (1:22-23), верят христиане, или же Исайя подразумевает рождение собственного сына, или царского нанследника, или, может быть, просто указывает на стоящую поодаль монлодую женщину, которая скоро должна родить ребенка?

Однако при подобной постановке вопроса мы упускаем из виду, что пророчество не есть метеорологический прогноз, который очевидным образом буквально сбывается или не сбывается в конкретный отрезок времени. Пророчество соединяет вместе различные пласты историченского бытия, как лянусов параллелизм сводит вместе два значения однного слова или даже два омонима, причем оба прекрасно вписываются в контекст. Так и пророчество может сбыться несколько раз.

Итак, предложенная во второй главе теоретическая модель паралнлелизма позволяет нам в подобных сложных случаях прочитывать текст в соответствии с авторским замыслом, насколько мы можем о нем сундить, истолковывая его в то же время на уровне современного филолонгического анализа.

Третья глава, Классификационные модели для библейского параллелизма, решает задачу, которую поставил еще в 1966 г. P.O. Якобсон: кажущееся бесконечным разнообразие дошедших до нас панраллелей необходимо свести в строгую и исчерпывающую типологию - и которая оставалась не решенной и по сей день.

Прежде всего, здесь обсуждается вопрос масштаба: какие именно единицы анализировать, связи какого уровня рассматривать для понстроения единой и удобной классификации параллельных конструкций? Значительная часть исследователей ограничивается элементарным уровнем словосочетаний, простых предложений, самое большее - конротких фраз. Разумеется, существуют примеры анализа и на другом уровне, но достаточно редкие и не слишком последовательные. Стренмясь не столько к широте панорамы, сколько к точности деталей, эта работа строит классификацию на параллелизме отдельных образов, не забывая при этом и о других уровнях параллелизма.

Первооткрывателю параллелизма Р. Лауту хватало трех категонрий: синонимический, антитетический и синтетический параллелизм. При синонимическом два высказывания выражают одну и ту же мысль, при антитетическом они противопоставляются, а при синтетическом -сопоставляются. Двумя столетиями позднее ему возразил Дж. Кугел: Библейский параллелизм - либо одна категория..., либо сотня, но только не три. Но одна категория - это отсутствие всякой классифика-

ции, а сотня - слишком большое число категорий, поэтому нужно преднложить нечто среднее, что отчасти уже делалось, в основном за счет разложения синтетического параллелизма на подвиды. Действительно, к этому разделу обычно относят всё, что не похоже на явный повтор или явное противопоставление, поэтому в нем оказываются явления самого разного характера.

Основанные на таком подходе классификации можно назвать форнмально-эмпирическими. В них смешаны и логические отношения между двумя идеями, и цель сопоставления этих идей, и авторский замысел. Одни классификации стремятся отразить содержание, другие основаны на форме, третьи пытаются сочетать одно с другим. Конечно, использонвать такое громоздкое построение в практической работе нецелесообнразно. Кроме того, в этой диссертации основной упор делается не на то, как выглядит параллелизм, а на то, как он устроен и как функционирунет. Поэтому наша классификация опирается на характер и функции панраллелизма, а не на его внешний вид.

Очевидно, если брать за единицу стих, как это традиционно делаетнся во многих работах, то классификации просто не получится, потому что в одном стихе или даже полустишии слова могут быть соединены самыми разными логическими связями. С другой стороны, такая попунлярная у исследователей библейской поэзии категория, как пара слов (синонимы, антонимы, слова одного семантического поля) - слишком мелкая единица. Если принять ее за основу, то от нас ускользает сама ткань художественного текста.

Например, в Притчах 10:5 противопоставляются два образа дейстнвий: Собирает летом (урожай) сын разумный, спит в жатву сын позорнный. Сами по себе слова разум и позор не антонимы, схему требунется дополнить: разум и почет - глупость и позор. Не все понятия бывают даны в тексте эксплицитно, некоторые лишь подразумеваются. Достаточно часто встречается ситуация, когда формально противопоснтавленные слова на самом деле описывают одну и ту же категорию, нанпример: Бесчестят жен на Сионе, дев - в городах Иудеи (Плач Иеренмии 5:11). Сион и Иудея здесь - единое место действия; жены и девы в равной степени жертвы насилия, так что это не две ситуации, а одна.

Стремясь взять за основу нечто центральное, диссертация строит классификацию параллелизма на понятии образа, что до сих пор не бынло никем предложено. Такое понятие, как образ, поддается определению с большим трудом, но на интуитивном уровне мы чувствуем его донвольно неплохо. В художественных текстах образы могут вступать друг с другом в достаточно сложные отношения (собственно, это и делает тексты художественными), поэтому речь идет не о какой-то однознач-

ной и четкой схеме, охватывающей текст определенной протяженности, а лишь о ряде конкретных элементов А и Б, связанных друг с другом отношениями параллелизма (разумеется, элементов может быть больше двух).

Далее разбирается вопрос: каковы могут быть основные параметры отношений между различными образами библейского текста? С одной стороны, можно обратиться к формальной логике (как это и происходит при классификации пар слов) и выстроить стандартную схему логиченских отношений между двумя понятиями. С другой стороны, не стоит забывать, что библейский параллелизм несводим к формальной логике, что за сухой синонимией или антонимией кроется живой замысел автонра, который стремится не просто напомнить нам о сходстве или разлинчии того-то и того-то, но выражает собственную мысль, не всегда оченвидную для беглого взгляда современного читателя.

Например, в Притчах 22:28 мы читаем: Не сдвигай старинной менжи, которую отцы установили. С одной стороны, можно понять второе полустишие как простое определение (какую именно межу нельзя сдвингать), либо как причину для требования, изложенного в первом полунстишии (почему именно нельзя ее сдвигать). Но с другой стороны, мы ясно видим два тесно связанных друг с другом образа: справедливые отцы, которые устанавливают на поле межу, и жадный потомок, котонрый передвигает ее, чтобы захватить побольше земли. С этой точки зренния перед нами - явный параллелизм. Поэтому наряду с чисто логиченскими отношениями между двумя образами необходимо бывает задунматься и о функции их сопоставления.

Предлагаемая классификация учитывает шесть параметров. Первый исходит из вопроса: как строятся парадигматические отношения между параллельными элементами? Два явления могут сравниваться потому, что они происходят в одном и том же месте, или происходят одновренменно, или затрагивают одних и тех же людей, или относятся к одной и той же сфере человеческой жизни {фрейму, как принято говорить в сонвременной лингвистике), или просто перечисляются в одном списке. Это не принципиально. Важно другое: сопоставляются они или протинвопоставляются, одно ставится в зависимость от другого или служит ему причиной?

Второй параметр - первичный эффект построения парадигматиченских отношений между параллельными элементами. Разумеется, в хундожественном тексте одно и то же высказывание может исполнять разнные функции на разных уровнях и служить разным целям, поэтому ненкоторые случаи могут относиться более, чем к одному разделу.

Эти два главных параметра учитывают самые основные стороны библейского параллелизма. Однако существует и немалое количество дополнительных деталей, которые часто незаслуженно ускользают от нашего внимания. Здесь можно выделить две основные группы: критенрии интенсивности и критерии валентности. К первой группе относятнся степень имплицитности/эксплицитности (третий параметр) и степень ожидаемости/неожиданности (четвертый).

Порой сопоставление двух явлений выглядит неожиданным и парандоксальным - так, в Притчах 26:9 колючка в руке пьяницы сравнивается с притчей в устах глупца, и читателю предстоит самому понять, каково здесь основание для сравнения. Можно предложить минимум два толнкования: глупец так же неразборчив в выборе аргументов, как пьяница -в выборе опоры; глупец так же легко ранит людей острым словом, как пьяница - палкой.

К критериям валентности относятся два относительно редких слунчая: присутствие многозначности, или т.н. лянусова параллелизма (пянтый параметр) и смена контекста, или возвратный параллелизм (шеснтой). В подавляющем большинстве случаев ни о том, ни о другом говонрить не приходится, но в тех случаях, когда они присутствуют, необхондимо это отметить.

Сводя воедино все обозначенные выше параметры, диссертация предлагает рабочую схему классификации, которая в дальнейшем принменяется для анализа конкретных текстов. Самому анализу посвящена четвертая глава, Примеры текстуального анализа. В ней рассматнривается ряд текстов из разных книг Ветхого Завета.

В каждом из примеров разбираются только отдельные грани этого сложного явления под названием параллелизм, поскольку невозможно в каждом случае рассмотреть все возможные его аспекты. С другой стонроны, размышления о параллелизме неизбежно приводят к разговору о самых разных особенностях рассматриваемых текстов, от грамматиченских до экзегетических. Предложенное в этой работе понимание паралнлелизма позволяет нам лучше увидеть и оценить изначальный замысел библейских авторов и обратить внимание на детали, которые обычно опускает не слишком внимательный читатель.

Первый отрывок - это первая речь Иова из одноименной книги, сравнительно небольшое, но очень яркое поэтическое произведение, конторое можно рассматривать вполне самостоятельно. Помимо очевиднонго параллелизма внутри строф, мы можем обнаружить неявные паралленли с рассказом о сотворении мира: невинный страдалец Иов не просто оплакивает свою судьбу, но отрицает, по сути, весь этот мир. Он, в чанстности, говорит о дне своего рождения: День тот да будет тьмой,

пусть Бог на небесах о нем не вспомнит, и свет на него не прольется. Это прямая отсылка к книге Бытия (1:3-5): И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью.

Этот вселенский масштаб плача Иова, это возвращение к самым иснтокам нашего мира сразу настраивает читателя на определенный лад: речь в этой книге пойдет не просто о страданиях одного человека, но скорее об осмыслении наполненного страданиями мира и об оправдании сотворившего его Бога.

В свою очередь, последние главы книги Иова, где Творец отвечает страдающему праведнику, служат ответом на этот вызов: мир прекрасен и разумен, даже если человек и не в состоянии понять смысла происхондящих событий. Если Иов в 3-й главе мечтал уничтожить разделение между ночью и днем, то Господь в 38-й главе, в частности, показывает, насколько оно прекрасно и благотворно для человека.

Далее анализируется большое повествование об Иосифе из книги Бытия. В нем мы обнаруживаем постоянно повторяющиеся мотивы и события; авторская позиция не высказывается в явном виде, но станонвится видна из сопоставления этих параллельных элементов. Все эпизонды здесь выстроены примерно по одному и тому же образцу: опасность и избавление от самого худшего сценария, которое, впрочем, не привондит и к идеальному развитию событий, так что в результате возникает новая опасность.

В конце этой истории, встретив после долгой разлуки братьев, ненкогда продавших его в рабство, Иосиф словно бы возвращает их в ту же самую ситуацию, в которой они предали его: он велит арестовать их за мнимую кражу чаши. Чтобы избавиться от опасности, им достаточно предать самого младшего брата, Вениамина - но они берут на себя отнветственность за его судьбу, а заодно признают, что терпят наказание за то, как обошлись в свое время с Иосифом. Убедившись, что братья тенперь ведут себя совсем по-иному, Иосиф открывается им, семья воссонединяется, а за интригой и неблаговидными поступками открывается замысел Божий: весь род был таким образом спасен от наступившего голода.

В качестве третьего примера приводится очень краткий, но исклюнчительно сложный для понимания эпизод из книги Исход (4:24-26): Моисей отправляется в Египет, чтобы вывести оттуда израильтян, но по дороге его без объяснения причин хочет убить Господь. Тогда жена Моисея неожиданно совершает обрезание одного из двоих сыновей, произносит непонятные слова о женихе крови и так устраняет угрозу. Загадочный текст толковался в разные времена по-разному, но наше

толкование обращает внимание на очевидные параллели этого эпизода с некоторыми другими эпизодами из жизни Моисея и истории Исхода.

Любой древнееврейский читатель книги Исход, знал, что событие Исхода состоялось. В этой книге его интересовало: как именно? И он видел, как на протяжении всего повествования возникают все новые и новые препятствия: не чувствует в себе сил Моисей, ему не верят изранильтяне, фараон не хочет отпускать народ. Но оказывается, что и Госнподь имел основания предать смерти Моисея, который вовремя не обрензал собственного сына. Так, продвигаясь шаг за шагом, читатель убежндается: Божественный замысел сбудется, несмотря на все препятствия.

Что касается обрезания, которое единственный раз во всей Библии совершает женщина, то этот эпизод находит много параллелей в истонрии Моисея: повивальные бабки отказались умертвить его при рожденнии; мать нарушила приказ фараона и пустила корзинку с младенцем по водам; царевна подобрала и усыновила ребенка; сестра проследила за его судьбой; спустя годы будущая жена дала ему приют в пустыне. И вот, наконец, она спасла Моисея в момент смертельной опасности. Оканзывается, сама жизнь величайшего пророка и всё его дальнейшее слунжение зависело от поступков окружавших его женщин. Едва ли можно после этого утверждать, что Библия относится к женщине пренебрежинтельно.

Затем анализ проводится на уровне целых книг. Первой рассматринвается небольшая и динамичная книга Ионы, жанр которой традиционно представляет предмет для дискуссий. Мы предлагаем рассматривать ее как классическую волшебную сказку, рассказ о путешествии пророка (или, точнее, ланти-пророка) в трех сферах. Сначала он бежит от Госнпода и спускается в преисподнюю, потом возвращается в мир людей и, наконец, уходит из города Ниневии в направлении солнца, чтобы дожндаться свершения божественной справедливости, но тут Бог преподнонсит ему урок милосердия.

В книге Ионы привычная шкала ценностей перевернута: Бога слуншаются все, кроме богоизбранного пророка из богоизбранного народа. Дикая природа (ветер, море, рыба, деревце) покорна Его воле; незнаконмые с Ионой моряки делают все возможное для спасения его жизни; данже образец нечестия, Ниневия, отвечает на Божий призыв и готова на все, чтобы только смягчить Его гнев. И лишь Иона упорно противится Богу.

Автор, однако, преподносит свою идею совсем не так, как сделал бы современный богослов или проповедник. Он оставляет выводы читантелю, а чтобы тот мог лучше ориентироваться в тексте - выстраивает ненавязчивые параллели между различными событиями и описаниями.

Последний пример - книга Притчей как большой сборник, полнонстью выстроенный на принципе параллелизма. Притчи рассматриваются нами на самых разных уровнях, от отдельных стихов до композиции всей книги, и оказывается, что общие принципы организации текста на всех этих уровнях примерно одинаковы. Сборник этот заметно отличанется от современных сборников пословиц и поговорок, но он далеко не хаотичен, в нем есть своя логика, отражающая определенный замысел составителя.

Если обратить внимание на подзаголовки, которые содержит сам текст книги, мы увидим, что она построена по принципу парных частей, причем первый элемент каждой пары по объему в несколько раз превоснходит второй. Хвала Премудрости и Гимн достойной жене обрамляют книгу (а достойная жена в ней понимается как персонификация самой Премудрости). Остальные части тоже идут парами: два сборника солонмоновых изречений с двумя отдельными группами изречений в конце первого сборника; два сборника наставлений языческих мудрецов, Агу-ра и Лемуэла.

Даже повторы одной и той же мысли в книге оказываются неслунчайными. Например, в 10:15 сказано: Для богатого достаток - мощная крепость, а для бедных нищета - пепелище. В 18:11 та же мысль полунчает иное продолжение: Для богатого достаток - мощная крепость, мнится он ему стеной неприступной. В первом случае ситуация вполне понятна: богатый видит в своем достатке гарантию могущества и безонпасности, тогда как бедного нищета оставляет без дома. Но во втором случае нам предлагается взглянуть на ситуацию с иной стороны: достанток выглядит столь надежной опорой только в расчетах богача, а из всей книги мы уже прекрасно знаем, насколько ненадежны человеческие планы. В этом свете и первое высказывание начинает звучать как излонжение несовершенной точки зрения, которая с высшей истиной не совнпадает. Второе высказывание не опровергает первое, но уточняет его, показывает его ограниченность. Подобные явления классифицируются в работе как случаи т.н. возвратного параллелизма.

Наконец, пятая глава под названием Сопоставление библейсконго параллелизма и античной риторики сравнивает ветхозаветную литературную традицию с эллинистической - ведь именно в точке их пересечения и появился Новый Завет, без упоминания которого невознможно говорить о библейских текстах. Каждая литературная традиция вырабатывает собственные способы обобщения действительности, как назвал это С.С. Аверинцев. Для древнееврейской поэзии главным из таких путей был параллелизм. Античная литература пользовалась ог-

ромным количеством самых разнообразных приемов, значительную часть которых мы сегодня объединяем под названием риторика.

Поэтому работа в самых общих чертах сравнивает библейский панраллелизм и античную (прежде всего, эллинистическую) риторику, пронслеживает, как протекал их синтез и к чему это привело. Делать широнкие обобщения, касающиеся целых цивилизаций, рискованно: слишком велик соблазн выбрать из всего многообразия фактов лишь те, которые соответствуют избранной теории. На всякое утверждение, построенное по модели для такой-то культуры характерно то-то и то-то, можно найти свои контрпримеры, но речь идет не о правилах, которые не знанют исключений, а скорее о доминантах, о тех основных ориентирах, конторые позволяют лучше понять культуру в целом.

Если говорить о форме, то поверхностные аналогии между библейнским паралллелизмом и античной риторикой вполне прозрачны. Среди риторических фигур, известных еще с доаристотелевских времен, мы знаем антитезу и исоколон (равенство колонов), которые как будто сонответствуют библейскому параллелизму: антитеза- противопоставленние двух высказываний, исоколон - их сопоставление. Однако на пракнтике все гораздо сложнее. Если антитеза действительно находит аналонгии в еврейском стихе, то исоколон, как правило, строится совершенно иначе, чем библейские параллельные стихи. Второй элемент исоколона практически никогда не повторяет того, что было сказано в предыдунщем, но продолжает и развивает тему.

Параллелизм помогает библейскому автору выстроить определеннную картину мира с некоторыми абсолютными ориентирами. Чтобы внести в эту картину новый элемент, нужно просто подобрать ему соотнветствующую положительную или отрицательную параллель. Весь мир описывается как сложная система, где все взаимосвязано, все привязано к единой системе ценностей. При этом параллелизм далеко не всегда прозрачен, нередко он заставляет читателя находить скрытые связи даже там, где они вовсе не очевидны, и так помогает ему войти в этот мир своим собственным путем.

Но для античной литературы подобной абсолютной системы нет (хотя, безусловно, есть некоторые общепризнанные ориентиры), поэтонму картину мира приходиться в некотором смысле рисовать каждый раз заново. В результате евангелист Матфей (5:22) властно провозглашает: гневающийся на брата своего подлежит суду, - а император Марк Авнрелий, при всем своем могуществе, вынужден уговаривать читателя: Противодействовать друг другу противно природе, но досадовать на людей и чуждаться их и значит им противодействовать (Размышления, 2.1).

Античному автору, чтобы звучать весомо, нужен был мощный лонгический аппарат. Ему недостаточно сказать, как библейскому пророку: то-то подобно тому-то, - он должен был выстроить тонкую и убединтельную систему доказательств. А для этого должны быть четко опреденлены и грамотно классифицированы явления окружающего мира, равно как и дозволенные способы доказательств. Когда Понтий Пилат допраншивал Иисуса (от Иоанна, 18:33-38), он задавал вопросы: ты - царь? и что есть истина?, - поскольку нуждался в точных дефинициях. Но для Иисуса говорить об истине можно лишь в контексте отношений с Богом, как и называть кого-то царем можно лишь тогда, когда ты готов слунжить этому царю. Говоря на одном языке, Иисус и Пилат пользовались разными понятиями.

Основная цель эллинистического писателя (а позднее - и новоевронпейского ученого) состоит в том, чтобы найти подходящую нишу для описываемого явления, по пунктам сравнить его с подобными и сделать соответствующий вывод. При такой установке античный автор любое действие делает предметом дефиниции, подлежащим классификации, но автор библейский не дает никаких дефиниций и даже подобие делает действием. В Песни Песней (4:1-7) красота возлюбленной сравнивается со множеством предметов и явлений, и все они даны в движении: волонсы-козы сбегают, а шея-башня возносится, и даже зубы-овцы возвранщаются с купанья и рожают двойню, а груди-газели бродят по полям. День веет, тени движутся - ничто не стоит на месте, все дышит, живет, меняется. В античных описаниях красавиц всё, напротив, предельно статично.

В описании действующих лиц для античного автора нужна маска, наделенная некоторым уникальным набором характеристик. В то же время для библейского автора не так важны индивидуальные черты ченловека, как место его поступков на шкале абсолютных ценностей. Можнно сказать обобщенно, что параллелизм тяготеет к динамике и диало-гичности, а риторика - к монологичной статике.

Казалось бы, должно быть наоборот: античная риторика основана на идее диалога, тогда как библейское Откровение монологично. Греченские трагедии - это созвучие голосов разных актеров и хора, но изранильский пророк как будто не дает слова ни своим оппонентам, ни толпе. Конечно, мы находим литературный диалог в античности, например, у Платона, и не находим его в Библии. Но при этом платоновские диалоги предельно моно логичны: новые мысли высказывает только Сократ, его собеседники задают вопросы, соглашаются, удивляются, но почти никонгда не предлагают альтернативную точку зрения. Интересно, что даже

греческая трагедия - казалось бы, самая диалогичная из всех литературнных форм! - полна таких монологичных диалогов.

Зато в Ветхом Завете мы легко найдем (Бытие 18:20-33) спор Авнраама с Богом о судьбе Содома, самую настоящую торговлю в духе воснточного базара: Авраам убеждает Бога пощадить город, если в нем найндется не 50, а хотя бы 10 праведников, и так сбивает цену в пять раз. Это вовсе не исключение, ведь можно вспомнить книгу Иова, которая вся - живой протест праведника против Бога, более того, протест, котонрый был в конце поставлен Богом выше, чем формально правильные ренчи друзей Иова.

Эпоха эллинизма привела к распространению греческого языка и греческой культуры по всему Ближнему Востоку, а следовательно - к межкультурному взаимодействию. Греки не испытывали практически никакого интереса ко всему, что сказано на ином языке, и значит, диалог культур должен был идти по-гречески. В результате на самой заре эллиннистической эры был начат перевод еврейской Библии на греческий язык - перевод, который получил название л Септу агинта.

Читатель, знакомый с древнегреческой литературой, увидит в Сеп-туагинте текст, состоящий из греческих слов, но противоречащий всем нормам греческой стилистики. Но это не подстрочник: то дело мы встретим в ней слова и выражения, которые переведены слишком вольнно, на взгляд современного переводчика. В результате создания Септуа-гинты возник своеобразный новый стиль, который носителями языка стал однозначно определяться как библейский (ли встал... и пошел... и сказал...). В дальнейшем именно ему отчасти подражали авторы Новонго Завета.

Хотя основным языком раннего христианства с самого начала был греческий, но память о первичности еврейского и арамейского языка и о переводном характере христианской культуры оставалась всегда. Арамейские корни новозаветного текста привлекали внимание ученых еще с начала XX века. Действительно, в арамейских реконструкциях нонвозаветных изречений параллелизм выглядит намного ярче. Вероятно, Иисус говорил по-арамейски и использовал традиционные семитские поэтические средства, прежде всего, многоуровневый параллелизм.

Яркими примерами служат евангельские притчи, например, о боганче и Лазаре (от Луки 16:19-31). Притча состоит из трех частей: земная жизнь; посмертное воздаяние; разговор богача с Авраамом. Каждый элемент находит себе пару, причем умолчание тут наиболее значимо: мы узнаем имя безвестного нищего, но знаменитый богач оказывается безымянным. После смерти о богаче говорится ли похоронили его (ви-

димо, очень пышно), зато Лазарь был лотнесен ангелами на лоно Ав-раамово (а что сталось с его телом, уже не важно).

Характерно, что в земной жизни две судьбы совершенно не пересенкаются, богач не обращает никакого внимания на Лазаря вплоть до того момента, когда они меняются местами, но отныне они уже разделены непереходимой пропастью. Все усилия богача теперь направлены на то, чтобы соединиться с Лазарем или хотя бы отправить его в свой дом прендупредить братьев - но это уже невозможно.

Впрочем, можно говорить здесь не только о Евангелиях. В последннее время исследователи все больше внимания обращают на тот факт, что новозаветные Послания зачитывались вслух и, соответственно, сунщественную роль в них играют созвучия и ритмические повторы. Такое их свойство заставляет некоторых исследователей говорить о том, что перед нами отрывки из неких раннехристианских гимнов. Мы не монжем судить, существовали ли такие гимны в действительности, но мы видим, что новозаветные послания следуют тому же принципу многонуровневого параллелизма.

Итак, в Новом Завете (а равно и в более поздних произведениях христианской грекоязычной литературы, которые не рассматриваются в данной работе) проявились характерные для ветхозаветной традиции поэтические приемы и способы организации текста. При этом они встунпили в своеобразный синтез с собственно греческой риторической трандицией, в результате чего и возникла новая литературная традиция, сыгнравшая столь значительную роль в истории нашей цивилизации.

В заключении обощаются наиболее существенные выводы, сденланные в пяти главах. Параллелизм - одна из основных особенностей библейского языка, хотя он характерен не только для Библии. Это не просто некий формальный прием, но способ описания окружающего мира. Адекватное понимание этого явления требует не только литератунроведческих, но и лингвистических, и культурологических методов. Тем не менее, вопрос о характере и функции параллелизма относится, главнным образом, к области филологии.

Многоуровневый параллелизм традиционно называют основным конституирующим признаком библейской поэзии, но наш анализ поканзывает, что он присутствует и в прозе. Следовательно, перед нами не некий формальный признак, отделяющий поэзию от прозы (да и само такое строго дихотомическое деление, по-видимому, чужно библейской традиции), а некий общий принцип организации художественных текнстов. Говоря шире, художественный текст, в отличие от нехудожественнного, нелинеен и отчасти непоследователен. Зачастую эти свойства понрождает именно параллелизм.

Диссертация предлагает понимать параллелизм как действующую на всех уровнях систему соположения одноуровневых элементов текста, в которой значение текста начинает в значительной мере определяться парадигматическими отношения между ними. На этих теоретических основаниях построена предложенная в работе классификация паралленлизма. Особое внимание при анализе библейских текстов следует обранщать на образный ряд, который в основном бывает организован именно по принципу параллелизма. Эти отношения несводимы к тем логиченским построениям, которые можно сделать, исходя из строго грамматинческого и словарного значения отдельных слов и выражений, а порой даже противоречат им.

Анализ конкретных текстов, от небольших отрывков до целых книг, показывает нам, что предложенное в этой работе понимание паралленлизма позволяет нам лучше увидеть и оценить изначальный замысел библейских авторов, оценить предлагаемые толкования или даже вындвинуть собственные, обращая внимание на то, что ускользает от понверхностного взгляда.

Говоря о параллелизме в Библии или, шире, на древнем Ближнем Востоке, диссертация сопоставляет его с античной риторикой, поскольнку эти две традиции не просто сосуществовали, но вступили в плодонтворное взаимодействие. Первым и весьма важным шагом к сближению стала Септуагинта, древнегреческий перевод Ветхого Завета, а первым (но не последним) значительным результатом этого сближения - Новый Завет.

Итак, эта работа дает теоретическое описание такого ключевого для библейской традции явления, как параллелизм, а также предлагает ряд конкретных методов для анализа текстов. Как представляется, ее основнные теоретические положения могут быть применены, с необходимыми изменениями, и к другим фольклорным и литературным традициям. Также они могут способствовать поиску наиболее адекватных способов понимания самых различных феноменов древних культур, столь непонхожих в своих внешних проявлениях на культуры современные, и оснонванных при этом на общих для всего человечества фундаментальных свойствах человеческого восприятия, мышления и общения.

К диссертации даны три приложения: принятая в работе система транскрипции и ссылок на библейский текст, а также две таблицы, отонбражающие структуру повествований большого объема из книги Бытия.

Публикации автора, излагающие основные положения диссертации

Отдельные книги:

Поэтика библейского параллелизма. Монография. М., 2007. 554 с.
Писание - Предание - современность. Сборник статей. Киев, 2007. 414 с.

Статьи в журналах, рекоммендованных ВАК:

Поэзия и проза в Ветхом Завете // Вестник Древней истории. 2002. № 1.С. 68-86.
Принципы классификации параллелизма (на материале Ветхого Завета) // Известия РАН. Серия литературы и языка. 2007. № 5. С. 1-8.
Сыны Божьи: люди или духи? История толкований на Бытие 6:2 // Вестник древней истории. 2007. № 3. С.а 184-199.
Интертекстуальность в библейских повествованиях // Вестник МГУ, серия Филология. 2008. № 1. С. 14-20.
Библейская филология в социальном контексте // Вестник МГУ, серия Филология. 2009. № 2. С. 94-100.
Библейские корни аллегорической и типологической экзегезы // Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность. 2010. №2. С. 18-27.
Толкование двух трудных мест из новозаветных Посланий // Вестнник МГУ, серия Филология. 2010. № 2. С. 25-30.
Образцовый crux interpretum Ветхого Завета: Малахия 2:15 // Вестнник древней истории. 2010. № 2. С. 165-172.

Опубликованные доклады на международных конференциях:

Поддается ли библейский параллелизм классификации? (текст доклада) // Материалы Шестой ежегодной международной межндисциплинарной конференции по иудаике. М., 1999. Ч. 1. С. 64-82.
Pax Saussuriana и современная библеистика (текст доклада) // Материалы Седьмой ежегодной международной междисциплинарнной конференции по иудаике. М., 2000. Ч. 2. С. 42-56.
Перевод Библии как экзегетический диалог (текст доклада) // Вера - диалог - общение: проблемы диалога в церкви: Материалы Межндународной научно-богословской конференции (Москва, 22 - 24 сентября 2003 г.). М., 2004. С. 222 - 232.

Статьи в прочих сборниках и журналах:

Параллелизм как композиционный принцип текстов библейской традиции // Древний Восток: общность и своеобразие культурных традиций. Под. ред. О.И. Павловой и А.А. Немировского. М., 2001. С. 178-199.
Bible Translation as Literary Translation // New Trends in Bible Transнlation. Ed. by Ph. Noss. New York, 2003. P. 61-72.
Экзегеза Святителя Григория Нисского (О жизни Моисея): занметки на полях. Альфа и Омега. 2003. № 2 (36). С. 78-90.
Ты жених крови у меня - как можно истолковать Исход 4:24-26 // Альфа и Омега. 2004. № 2 (40). С. 59-72.
Сила и смысл имени // Альфа и Омега. 2005. № 3(44). С. 23-42.
Книга пророка Ионы (Предисловие, перевод и комментарии) // Альфа и Омега. 2005. № 1 (42). С. 49 - 60.
The Vision of the Old Testament Canon in the Russian Orthodox Church // Canon and Modern Bible Translation in Interconfessional Perspective. Ed. by L.J. de Regt, Istanbul, 2006. P. 91-105.
Prose and Poetry in the Bible // The Bible Translator, 2006. Voi 57, No 2. P. 85-91.
Что и кому Христос возвещал в темнице? (интерпретации 1 Петра 3:19) // Альфа и омега. 2007. № 3(50). С. 72-78.

10. Типичные ошибки экзегетов // Альфа и омега, 2009. № 3 (56). С.

13-24.

Авторефераты по всем темам >> Авторефераты по филологии

Blog

Характер и функции параллелизма в библейских текстах