Все авторефераты докторских диссертаций

Законодательная и исполнительная власть в России в 1906-1914 гг.: механизмы взаимодействия

Автореферат докторской диссертации

 

На правах рукописи

а

СОЛОВЬЕВ КИРИЛЛ АНДРЕЕВИЧ

ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ И ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ В РОССИИ

аа аВ 1906 - 1914 ГГ.: МЕХАНИЗМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

 

а а07.00.02 - Отечественная история

а АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

а Москва - 2012

Работа выполнена на кафедре истории России нового времени Федерального государственного бюджетного образовательного учрежденияа высшего профессионального образования Российский государственный гуманитарный университет

Научный консультант:а адоктор исторических наук,а профессор

ШЕЛОХАЕВ ВАЛЕНТИН ВАЛЕНТИНОВИЧ

Официальные оппоненты:

БЕРЕЗОВАЯ ЛИДИЯ ГРИГОРЬЕВНА - доктор исторических наук, профессор, Российский государственный гуманитарный университет, профессор кафедры социальных коммуникаций и технологий

РОЗЕНТАЛЬ ИСААК СОЛОМОНОВИЧ -а доктор исторических наук, профессор, Российский государственный архив социально-политической истории, главный специалист Отдела документальных публикаций

ТУМАНОВА АНАСТАСИЯ СЕРГЕЕВНА -а доктор исторических наук, доктор юридических наук, профессор, Научно-исследовательский университет Высшая школа экономики, профессор кафедры теории права и сравнительного правоведения

Ведущая организация: Институт подготовки и повышения квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова

Защита состоится 31 мая 2012 года в 14 часов на заседании совета по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук, на соискание ученой степени доктора наук Д. 212.198.03 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: 125993, ГСП-3, Москва, Миусская пл., д. 6.

С диссертацией можно ознакомится в библиотеке РГГУ.

Автореферат разослан л__ _____________ 2012 г.

Ученый секретарь канд. ист. наук, доцентаа ааЕ.В. Барышева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

аа Актуальность темы исследования.а На современном этапе развития исторической науки исследователи все чаще сталкиваются с необходимостью обновления своего категориального аппарата. аа Традиционные понятия получают новое осмысление, возникают новые направления исследований, которые замещают собой привычные области приложения усилий историков. К настоящему моменту все большим влиянием пользуютсяа новая социальная, новая экономическая, новая культурная история и, наконец, новая политическая история, которая позволяет заметно расширить проблемное поле исследований. Так, в рамках подходов новой политической истории объектами изучения становятся не только отдельные решения высших государственных учреждений и реакция общественности на них, но и политическая культура, представления о власти, сценарии власти, политические практики, анализ которых дает возможность охарактеризовать и политическую систему прошлого как совокупность институтов, формулировавших и воплощавших в жизнь коллективные цели общества или же существовавших в нем групп.

Разработка данной проблематики предполагает выявление механизмов взаимодействия участников законотворческого процесса, ответственных за принятие решений государственной важности. Речь идет об устойчивых алгоритмах подготовки, экспертизы и согласования законопроектов. Эти процедуры характерны для любого политического режима, однако в конституционном государстве они приобретают особое значение, будучи регламентированными писанным законом и устоявшейся традицией. Собственно этим правилам и посвящена любая конституционная хартия, которая так или иначе устанавливает механизмы взаимодействия между законодательной и исполнительной властью. В России проблема сотрудничества ветвей власти встала в 1906 г. - т. е. с издания Основных государственных законов 23 апреля 1906 г. и созыва I Государственной думы.

Изучение механизмов взаимодействия законодательной и исполнительной власти в 1906 - 1914 гг. позволяет принципиально иначе характеризовать функционировавшую политическую систему. Во-первых, это дает возможность оценить ее не только с привычной формально-юридической точки зрения, так как многие процедуры разработки и принятия законодательных решений основывались на прецедентах, в сущности на обычном праве, а не на нормативных актах. Во-вторых, при изучении законотворческого процесса можно выявить особенности конструктивного взаимодействия представителей администрации и общественности, в то время как в историографии наиболее пристальное внимание уделено нараставшему напряжениюа между ними. Наконец, изучение взаимодействия законодательной и исполнительной власти позволит определить лядро политической системы - технологию принятия ключевых решений государственной важности.

Подоплека решений человека - один из узловых вопросов современных общественных наук. Какова его мотивация, обоснование, насколько оно должно соответствовать сложившимся системам отношений в обществе и способно ли оно их изменить - эти сюжеты рассматриваются юристами, политологами, социологами.а Данные апроблемы представляют большой интерес и для политической истории. Ставя перед собой эти вопросы, исследователь неизбежно переходит от изучения конкретных решений участников политического процесса к проблематике механизмов их принятия, что в итоге позволяет ему сделать вывод о способности (или же неспособности) политической системы отвечать на вызовы времени.а

Объект исследования - механизмы взаимодействия законодательной и исполнительной власти в России в 1906 - 1914 гг., их оценка различными кругами русской общественности.аа

Предмет исследования - устойчивые тенденции развития взаимоотношений представительных учреждений и правительства в России в 1906 - 1914 гг. Ее анализ позволил выявить характерные особенности политической модели, формировавшейся в России с 1906 г.

Хронологические рамки исследования: 1906 - 1914 гг., т. е. с начала работы I Думы и до начала I Мировой войны, когда политическая система России претерпела существенные изменения. В 1914 - 1917 гг. представительные учрежденияа собирались реже. Верховная власть все чаще прибегала к чрезвычайно-указному праву. Возник новый центр принятия решений - Ставка, что внесло сумятицу в сложившуюся систему управления. Общественные организации (ВЗС, ВСГ, Земгор) обрели возможность прямого участия в выработке решений государственной важности. В итогеа менялся и характер законотворчества. В силу этого механизмы взаимодействия законодательной и исполнительной власти в России в период Iа Мировой войны требуют особых подходов и не могут быть исследованы в рамках данной работы.а

Цель работы - определить характер взаимоотношенийаа представительных учреждений и Совета министров в Российской империи в 1906 - 1914 гг.

Достижение поставленной цели предполагало решение следующих задач:

- анализ взглядов представителей правительства и общественности на складывавшуюся политическую систему;

- ааизучение степени готовности Совета министров и представительных учреждений к диалогу друг с другом;

- определение сферы компетенции представительных учреждений и их способности влиять на законотворческийа процесс;

- исследование установленных законом процедур согласования законопроектов;

- выявление неформальных практик взаимодействия законодательной и исполнительной власти; анализ их значения при принятии политических решений.

Методология исследования. Работаа написана в рамках подходов новой политической истории. Еще в 1971 г. Ж. Ле Гофф провозгласил необходимостьа поворота в изучении политической истории. По его мнению, следовало изучать не политику, а политическое, то есть не акты государственной власти, а ее структурные особенности . Иначе говоря, периоды большой длительности, правда, в рамках коротких политических циклов.а Под этим можно подразумевать весьма широкий круг проблем: политическую мифологию, антропологию, символику, механизмы репрезентации власти, сценарии власти, политическую культуру. При всем разнообразии концепций, которых придерживаются сторонники новой политической истории, в центре иха внимания - политический процесс, а не единичные политические акции, традиционно вызывающие устойчивый интерес в историографии. В рамкаха данного исследования наибольший интерес представляет как раз политическая повседневность, т. е. совокупность регулярно осуществлявшихся политических практик.а Причем ключевое значение имеют неформальные отношения между элитами (или же внутри господствующей элиты), которые и определяют правила политической игры.

По мнению основателя неоинституционального подхода Д. Норта, институты и есть, прежде всего, правила игры , формальные и неформальные. Причем последние имеют наибольшее значение. Так, в некоторых лиграх безусловным правилом считается нарушение всех правил. Такой же неформальный характер имеет конвенция соблюдать установленные предписания.

В силу этого выбор человека может быть верно интерпретирован лишь в соответствии с той системой координат, в которой он существует. Иными словами, институты формируют побудительные мотивы того или иного решения. Характерно, что именно в рамках неоинституционального подхода сформировались столь популярные в общественных науках теории зависимости от пройденного пути (path dependence) и дерева решений (decision trees), согласно которым исторически сформировавшиеся институты ограничивают выбор человека жесткими пределами коридора возможностей. Они представляют всепобеждающую силу инерции, благодаря которой сохраняется status quo в обществе.

За изучением неформальных практик в экономической сфере стоит уже значимая традиция, в соответствии с которой неформальная экономика - неотъемлемая ачасть системы национального хозяйства, придающая ей адаптивные способности и предполагающая самоорганизацию общества при помощи неизбежно возникающих сетевых связей. В исторической науке подобный подход при исследовании политических систем прошлого лишь в последнее время утверждает себя.

При этом следует иметь в виду, что новые политические институты в 1906 - 1914 гг. лишь складывались. Следовательно, набор обусловленных ими правил поведения постоянно менялся. Кроме того, новые институты часто сосуществовали с прежними, во многом им противоречившими. Отношения между ними далеко не всегда фиксировались в законодательстве. Все это предполагало наличие альтернативных правил игры, что заметно усложняло политическое пространство России.а

Неоинституциональный подход в данном случае тем более оправдан, что нельзя описать политическую систему России 1906 - 1917 гг., строя свои выводы исключительно на букве закона. Это было очевидным и для юристов начала XX в. Причем данное умозаключение применимо не только к Российской империи, но и к стране, хранящей весьма давние традиции конституционализма, - Великобритании. Более того, к началу XX столетия английская политическаяа практика существенно отличалась дажеа от того, что устанавливалось немногими писанными нормами.аа

Научная новизна диссертации, прежде всего, аобусловливается постановкой проблемыа о содержании, характере и своеобразии взаимодействия законодательной и исполнительной власти в России в 1906 - 1914 гг.

В силу этого в диссертации исследованы амеханизмы принятия законодательных решений, а не история отдельных государственных учреждений или же наиболее яркие события политической жизни России начала XX в. Это позволило выявить наиболее сущностные, характерные чертыа представительного строя в России, формировавшегося с 1906 г.

В диссертации было обосновано, что нормативно-правовая база, регулировавшая взаимодействие законодательной и исполнительной ветвей власти в 1906 - 1914 гг., была внутренне противоречивой и заключала в себе множество пробелов права. Диссертант доказал, что подобное стало следствием концептуальных разногласий в среде высшей бюрократии, разрабатывавшейа Основные государственные законы 23 апреля 1906 г. По этой причине возникалиа благоприятные условия для правового творчества участников законодательного процесса, а также интерпретации действовавших правовых норм в рамкаха идеологических построений. Представители различных партий и движений выстраивали собственное понимание складывавшейся политической системы, основываясь исключительно на анализе правовых актов 1905 - 1906 гг. (прежде всего, Основных государственных законов) и априорных суждениях, характерных для той или иной идеологии. При этом законотворческая практика чаще всего ими в расчет не принималась.а Таким образом, возникали альтернативные политические реальности, мало соотносившиеся с каждодневной законодательной работой и конфликтные по отношению друг к другу.

Взаимодействие между законодательными учреждениями и правительственной администрациейа было затруднено и непроясненностью вопроса, кто должен был представлять ветви власти.а Это обусловливалось как реальным уровнем развития права, так и практическими обстоятельствами. Отсутствие дисциплины имело место и среди министров, и среди депутатов. Действия руководителей ведомств нередко вступали в противоречие с позицией Совета министров и его председателя. В то же время и народные избранники далеко не всегда подчинялись решениям фракций. В Думе возникали альтернативные депутатские объединения (крестьян, духовенства, земцев, деятелей городского самоуправления, региональные, конфессиональные союзы), претендовавшие на активное участие в законотворческом процессе.аа В итоге диалог между представительными учреждениями и правительством становился многосторонним и многоуровневым.

В диссертации получил обоснование вывод о том, что активное вмешательство администрации в ход избирательных кампаний не гарантировало стабильного проправительственного большинства в Государственной думе, которое так и не было сформировано. Установленные законом процедуры взаимодействия представительных учреждений и министерств оказывались чрезвычайно трудоемкими для правительства.а В итоге оно было вынуждено искать иные пути согласования законодательных инициатив.

В аотличие от устоявшихся традиционных подходов, в данном исследовании впервые в историографии при анализе государственного строя России в 1906 - 1914 гг. учитывались ане только нормативные акты, но и возникавшие неписанные правила, основывавшиеся на негласных конвенциях; было определено место неформальных контактов членов правительства, Государственного совета и депутатова Думы при подготовке и утверждении законопроектов.а

Правительство поддерживало отношения с фракциями, группами интересов, стоявшими за народными избранниками, непосредственно с депутатским корпусом. В свою очередь члены законодательных палат вели диалог с главой правительства, министрами, их ближайшими сотрудниками, чиновниками среднего звена. В результате формировались сетевые связи, благодаря которым существенно менялись установленные законом процедуры законотворчества. Неформальное согласование того или иного проекта обеспечивало его прохождение официальным порядком. Кроме того, это способствовало расширению сферы компетенции представительных учреждений, вмешивавшихся даже в те области законодательства, которые с формальной точки зрения зависели исключительно от решения императора.

Также в диссертации было проанализировано функционирование групп интересов, их способность влиять на работу представительныха учреждений. Был поставлен вопрос о степениа инокорпорированности различных кругов общественности в законотворческий процесс.

Все это позволило впервые в историографии выявить характерные черты политической повседневности России начала XX в. - тоа есть совокупности устойчивых алгоритмов принятия политических решений. Причем они исследованы в контексте мировоззренческих установок участников законотворческого процесса: правительственных чиновников, представителей различных партий.

Выводы данного исследования основаны на широком круге источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот.

Теоретическое и научно-практическое значение диссертации заключается в возможности использования ее выводов при изучении политической истории России начала XX в. Это обусловливается тем, что данная работа позволила авыявить особенности политической системы Российской империи начала XX в., функционирования государственных органов власти, партийной жизни этого периода. Результаты исследования могут быть использованы при подготовке учебных пособий и учебных курсов по истории России XX столетия.

Апробация исследования. Основные положения диссертацииа отражены в монографии, статьях, документальных публикациях (общим объемом 228,8 п. л.). Результаты исследования были изложены в докладах на международных (Москва, 2009, 2010, 2011; Иркутск, 2008;а Кедайняй (Литва), 2008, 2011) и всероссийских (Москва, 2006, 2011; Зеленоградск, 2007; Санкт-Петербург, 2011) конференциях. Многие положения диссертации были использованы при подготовке курсов по истории России.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

Во введении обоснована актуальность, научная новизна работы, определены предмет, объект, хронологические рамки, цели и задачи, методологические подходы исследования.

Первая глава диссертация посвящена историографическим и источниковедческим проблемам. В ней рассмотрена степень изученности исследуемых вопросов, а также характеризована источниковая база работы.а

Диссертация посвящена диалогу бюрократии и представительных учреждений в 1906 - 1914 гг. Исходная позиция для их взаимодействия - мировоззренческие установки представителей обеих сторон, предопределявшие и тактику участников политического процесса. Политическим доктринам, адаптированным к новому государственному порядку, и попыткам их практического воплощения посвящена вторая глава исследования.

Диалог правительственной администрации и законодателей во многом зависел от структурных особенностей учреждений, его осуществлявших. Кто в Совете министров, Думе, Государственном совете был правомочен и брал на себя смелость говорить от имени исполнительной и законодательной власти? Насколько эти государственные органы были способны выработать собственную консолидированную позицию и твердо ее отстаивать? Иными словами, проблема субъектности взаимодействующих сторон рассмотрена в третьей главе диссертации.а

Определившись с участниками диалога, важно обозначить предмет их договоренностей. Нередко в историографии высказывается точка зрения, что представительные учреждения обладали столь незначительными полномочиями, что их можно не учитывать при анализе государственной жизни России начала XX в. Принимая эту позицию, следовало бы признать несущественным вопрос взаимодействия законодательной и исполнительной власти. В силу этого необходимо выяснить, какова была роль представительных учреждений в процессе законодательства, формирования государственного бюджета, осуществления контроля за администрацией. Это было рассмотрено в четвертой главе.

Действовавшее законодательство предусматривало процедуры законотворчества, фактически устанавливавшие правовые рамки диалога депутатов и администрации. К этому следует присовокупить избирательный процесс, в который правительство активно вмешивалось, рассчитываяа повлиять на состав законодательного представительства. При этом любой самый продуманный регламент в действительности работает несколько иначе, нежели задумал его составитель.а Как раз практическому воплощению предусмотренных законодательством процедур посвящена пятая глава.

И наконец, закон не может запретить частные контактыа между депутатами и министрами. Благодаря такого рода неформальным отношениям часто снимаются острые противоречия и достигается столь необходимый консенсус. Эти контакты становятся важной составляющей законотворческого процесса и встраиваются в алгоритм принятия политических решений. Однажды став прецедентом, спустя некоторое время они обретают значение нормы, неписанной, но всеми соблюдаемой. Этой проблематики была посвящена ашестая глава диссертации.

В заключении сформулированы выводы по ключевым проблемам диссертации.

аа а

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность диссертации, научная новизна работы, определены предмет, объект, хронологические рамки, цели и задачи, методологические подходы исследования.

В первой главеа Историографические и источниковедческие основы исследования характеризована степень изученности рассматриваемых вопросов, а также источниковая база работы.а

Традицииа изучения государственного строя 1906 - 1917 гг. асформировались еще в начале XX в., когда делались лишь первые шаги к осмыслениюа только складывавшейся политической реальности. Тогда и сформировалось проблемное поле исследований представительных учреждений Российской империи. Оно задает рамки и современным работам, навязывая им особый язык историописания, категориальный аппарат, композиционное построение.

Можно выделить три узловые проблемы, неизменно поднимавшиеся юристами и публицистами начала XX столетия.

1. Первая и основная их них - особенность государственного строя, установившегося после 1905 г. Этот вопрос, обсуждавшийся еще до созыва I Думы, так или иначе разрешается в любом исследовании, посвященном политической истории России этого периода.а Правоведческие и публицистические работы начала XX в. предлагали альтернативные подходы к анализу лобновленного государственного строя. Если юристы лотталкивались от нормативной базы Российской империи, то авторы журнальных и газетных статей преимущественно основывали свои выводы на априорных суждениях, характерных для сторонников той или иной партии.аа

Большинство юристов начала XX столетия не сомневалось, что в России хотя бы с формальной точки зрения установился конституционный порядок. Так, например, полагали Б.А. Кистяковский, В.М. Нечаев, Л.А. Шалланд. Н.И. Лазаревский был уверен, что Основные государственные законы 23 апреля 1906 г. подпадали под определение конституционной хартии. В.М. Гессен доказывал, что уже Манифест 17 октября 1905 г. провозглашал конституционную форму правления. В итоге феврале - апреле 1906 г. в России установилась куцая конституция, как в немецких государствах в начале XIX в.а Схожую мысль высказывал С.А. Котляревский: Основные государственные законыа напоминали опыты раннего немецкого конституционализма, основывавшего свои построения на безусловном признании монархического суверенитета. И все же сама логика вещей ставила представительное учреждение в особое положение, независимое от администрации, которое с течением времени должно было стать лишь прочнее.

Принципиально иную точку зрения отстаивали юристы правомонархических взглядов. Они считали, что самодержавие оставалось незыблемым и после 1906 г. Царь продолжал быть единственным носителем суверенной и, соответственно, неограниченной власти. Остальные государственные учреждения пользовались теми или иными полномочиями лишь с санкции государя.а

Традиции, заложенные ведущими правоведами начала XX столетия, не нашли своего развития в советской историографии 1920 - 1950 гг. Однако ониа в известной мере возродились в 1960-х гг. благодаря школе Н.П. Ерошкина, разрабатывавшей проблематику истории государственных учреждений. Формально-юридический подход на новом этапе развития историографии позволяла анализировать функционирование правовых механизмов без учета (а иногда и вопреки) идеологических клише, часто с ними ассоциировавшихся. В рамках такого подхода были написаны работы самого Н.П. Ерошкина и А.Д. Степанского. Уже в постсоветской историографии данный метод стал едва ли не доминирующим. Его отличительные черты присутствуют в работах В.А. Демина, В.Г. Кошкидько, О.Г. Малышевой, О.Ю. Рыбки.

Большинство исследований так или иначе отвечало на вопроса о характере политического режима в России в начале XX в. Так, Н.П. Ерошкин относил Думу к законосовещательным учреждениям. В ней лишь поддерживались внешние формы парламентской деятельности. По мнению С.М. Сидельникова, Основные государственные законы до такой степени ограничивали полномочия Думы, что можно говорить о тождественности политического режима до 1906 г. и после. Р.Ш. Ганелин, признавая значимые изменение в государственном строе России после 1906 г., относил новый политический порядок к жеконституционализму. По словам А.Н. Медушевского, даже в идеалеЕ представительные учреждения России не могут рассматриваться как подлинное конституционное ограничение самодержавия, а, скорее, представляют собой законосовещательный орган при монархеЕ. Е.А. Юртаева, анализируя деятельность Государственного совета в 1906-1917 гг., пришла к выводу, что после 1905-1906 гг. политический режима существенно не изменился, что в итоге и привело Россию к революции. Характеризуя значение Манифеста 17 октября 1905 г., О.Г. Малышева, полностью соглашаясь с А.Н. Медушевским, усматривала в думской монархии лишь зачатки конституционализма. По ее мнению, Основные государственные законы гарантировали всесилие царя и бюрократии, сохраняя за императором право принятия решений по всем основным вопросам государственной жизни.а И.А. Христофоров, ставя под сомнение конституционный характер нового режима,а не считал возможным оценивать его в формально-юридической плоскости. Отвергая крайности, он определял установившийся государственный порядок как пример дуалистической монархии, что, правда, должно было свидетельствовать о конституционном характере правления.аа Схожей логики придерживался и И.В. Лукоянов, считавший, что в России в 1906 - 1917 агг. была не конституционная, а дуалистическая или думская монархия. По его словам, в пользу этого соображения свидетельствовал тот факт, что в этот период исполнительная власть не была подотчетна законодательной.а

Как раз к этому склонялись многие исследователи, с оговорками относившие Россию 1906 - 1917 агг. к числу конституционных государств. Так, С.С. Ольденбург считал, что политический режим, установившийся в 1905-1907 гг., был типологически близок конституционному строю Пруссии второй половины XIX в. По мнению А.М. Давидовича, при всей ограниченности полномочий представительных учреждений в России, Дума и реформированный Государственный совет отвечали формальным требованиям, предъявляемым парламентам конституционного государства. Конституционный характер политического режима в 1906-1917 гг. признавал и Е.Д. Черменский. С его точки зрения, российская буржуазия в лице октябристов была виновата в том, что не использовала имевшиеся в ее распоряжении рычаги давления на правительство. В.С. Дякин аттестовывала Думу как лцензовый парламент, лишенный широкой социальной поддержки в стране. В.А. Демин, признавая Думу законодательным учреждением, тем не менее отмечал, что правовые и политические рамки ее функционирования не позволили реализоваться потенциалу представительной власти в России в начале XX в. Дума не представляла общественное мнение, не внесла существенных изменений в законодательство страны и, наконец, не способствовала выпуску пара народного недовольства. Эта мысль получила развитие в монографии В.А. Демина, посвященной Государственному совету, который, по мнению автора, и после 1906 г. оставался бюрократическим учреждением, послушным воле правительства и, соответственно, препятствовавшим реализации конституционных принципов в России.а По мнению А.Ф. Смирнова,а в стране с апреля 1906 г. действовал конституционный акт, который обозначал коренное преобразование всего государственного строя. Схожую мысль защищала О.Ю. Рыбка. С ее точки зрения, Дума - законодательное учреждение, обладавшее значительными возможностями влиять на позицию исполнительной власти. В.Г. Кошкидько солидаризировался с правоведами начала XX в., утверждавшими конституционный характер обновленного политического режима. Д.М. Усманова определила Думу как парламент, а депутатов - как парламентариев, так как сами себя они воспринимали именно в этом качестве. И.К. Кирьянов, ссылаясь на работы юристов начала XX в., утверждал наличие в России 1906-1917 гг. всех признаков дуалистической монархии, сочетавшей элементы конституционализма и абсолютизма. О дуалистической монархии писал и С.В. Куликов. По его мнению, существование нового политического строя, прежде всего, обеспечивалось приверженностью императора идеалам конституционализма.а В интерпретации С.В. Куликова царь не исключал возможности и парламентарной формы правления.

Н.Б. Селунская и Р. Тоштендаль поставили вопрос в иной плоскости, рассматривая становление институтов демократической культуры в России начала XX в. С их точки зрения, конституционный режим, установившийсяа после 1905 г.,а был весьма далек от идеалов демократии. И все же, в целом, он был скроен как раз по западноевропейским лекалам. Его же отличия часто преувеличивались и современниками, и потомками. Однако, по мнению исследователей, алдемократический эксперимент, начатый в 1905 г., был пресечен уже в июне 1907 г., когда царское правительство пошло на ограничение избирательного права в то время, когда в странах Западной Европы стоял вопрос о его дальнейшей демократизации.аа

Исследователи, обращавшие наибольшее внимание на противостояние исполнительной и законодательной власти, чаще всего не принимали в расчет, чтоа конституционный уклад - это, прежде всего, устоявшаяся (а в случае с Российской империей - складывавшаяся) практика взаимодействия органов власти. Это сложная система взаимоотношений, а, следовательно, и взаимозависимости, где стороны нередко меняются местами. Характерно, что еще в 1906 г. М. Вебер, анализируя складывавшуюся в России политическую систему, отказывался дать ей однозначную оценку. Он признавал чрезвычайную ограниченность полномочий Думы. И все же Вебер считал, что у депутатов были серьезные аргументы в споре с правительством (прежде всего, бюджетное право). По его мнению, недостаток такой конституции заключался в том, что она не способствовала урегулированию конфликтов, а лишь провоцировала новые, которые с неизбежностью привели бы к расширению полномочий нижней палаты. Почти 70 лет спустя Дж. Хоскинг, подобно Веберу, не рискнул дать однозначную оценку политической системе, сложившейся в 1905 - 1907 гг. Она ему представлялась внутренне противоречивой, так как верховная власть все время колебалась в своем желании соединить несоединимое - самодержавие и конституцию - причем амплитуда колебаний постоянно увеличивалась. По мнению Хоскинга, предметом исследования должно быть сотрудничество бюрократии и общественности, ради чего собственно и возник представительный строй.аа

Разрабатывая такого рода сюжеты, исследователь всякий раз сталкивается с проблемой, когда от статики больших обобщений необходимо перейти к динамике традиционного повествования. Иными словами, нужно так или иначе связать воедино разрозненные события прошлого. Чаще всего такой связующей нитью служат перипетии фракционной борьбы.

2. Соответственно, важнейшая проблема, занимавшая исследователей, - периодизация и характер партийной жизни в России в годы конституционного эксперимента в России.а Этот вопрос приобретал свое лузловое значение в значительной мере в силу своеобразия источниковой базы, прежде всего,а периодических изданий, одновременно формировавших и воспроизводивших общественное мнение начала XX в. Газеты обращалиа внимание читателей на основные вехи политической жизни, которыми чаще всего становились конфликты между партиями и правительством.а И для общественности 1900-х гг., и для исследователей позднейшего времени именно из этих мелких стычек и больших сражений складывалась канва политического (а, следовательно, и исторического)а процесса. Будучи воспроизведенной множество раз в юридических, публицистических, исторических текстах, она стала каноничной дляа большинства исследователей этого периода.

Газеты приучили обывателя начала XX в., что противостояние партий - главное, что происходило за время работы Думы. Именно этому посвящены и первые книги о народном представительстве - публицистика аи воспоминания.а Немалую роль в складывании историографической традиции сыграл один из лидеров партии кадетов, депутат II, III, IV Государственной думы В.А. Маклаков. Для него история I и II Думы - это, прежде всего, конфликт правительства и оппозиции. Причем в этом противостоянии не было правых: все были виноваты, в том числе (а, может быть, и прежде всего) кадеты, которые отказывались от диалога с властью и самоуверенно надеялись занять ее место. Таким образом, русскими либералами и, что еще важнее, страной был упущен историческийаа шансаа изменить аавсю политическую жизнь России. И для советской историографии деятельность I и II Думы была, прежде всего, связана с противостоянием бюрократии и либеральной общественности. В целом, эта точка зрения вполне оправдана, учитывая эмоциональный накал считанных дней работы народного представительства, не успевшего включиться в рутинную законотворческую деятельность. Однако для многих исследователей партийная борьба заслоняла все и в жизни III и IV Думы.

Пример такого подхода представлен в исследованиях А.Я. Авреха.а В своих работах он следовал канве газетных публикаций начала XX в. Своеобразие этого источника невольно отражалось в текстах его статей и монографий. Яркие выступления оппозиции оставляли в тени деловой ход дискуссии. Примечательно, что А.Я. Аврех обращал непропорционально малое вниманиеа на думский центр, который нес на себе основную тяжесть законотворческого процесса и, согласно его же точке зрения, играл ключевую роль в функционировании локтябристского маятника, созданного целенаправленными усилиями правительства.

Дж. Хоскинг, во многом оспаривая выводы А.Я. Авреха, выстраивал иную модель взаимодействия фракций в III Думе.а По мнению исследователя, в основе третьеиюньской политической системы, прежде всего, лежала лояльность октябристов правительству П.А. Столыпина. Нараставшие расхождения Союза 17 октября с премьером неизбежно подталкивали правительство вправо и способствовали дезинтеграции самой партии, что в итоге и дестабилизировало политическую систему. Монография Б. Пинчука была непосредственно посвящена октябристам в III Думе. По мнению исследователя, безуспешные попытки СоюзаЕ повлиять на формирование правовых и политических институтов в России свидетельствовали об лизолированности режима, его неспособности вести диалог с наиболее влиятельными социальными группами, адекватно отвечать на вызовы времени.а Схожий круг вопросов рассматривал Р. Эдельман.а Изучая политический кризис 1909 г., он исследовал процесс замещения националистами октябристов как проправительственной партии. Эдельман отмечал, что коренные отличия между этими партиями заключались не столько в программе, сколько в биографии их членов. Всероссийский Национальный союз преимущественно формировался из политиков поневоле, которых объединяло, прежде всего, то, что они были выходцами с западных окраин Империи.

В работах В.С. Дякина авторское внимание также сфокусировано на фракционной борьбе в Думе и Государственном совете в 1907-1914 гг.а Именно здесь, в представительных учреждениях, решалась судьба столыпинских реформ в столкновении правительства и правых, поддерживавшихся Постоянным советом Объединенного дворянства. Результатом их натиска стала беспощадная ревизия намеченных преобразований. При этом В.С. Дякин не сводил политическую борьбу к антагонизму столыпинского кабинета и правых. И думские фракции, и группы Государственного совета, и само правительство представляли собой самостоятельные политические силы, которые вели свою игру в соответствии с собственными интересами и программными установками.аа

В монографии В.И. Старцева Русская буржуазия и самодержавие в 1905-1917 гг. рассматриваются переговоры между депутатамиа I Думы иа высшими сферами.аа Этот диалог представлялся автору безнадежным, что практически исключало возможность эволюции политического режима в России.а Уверенно следовал маклаковской традиции А.Ф. Смирнов. Он оценивал думскую монархию как последний акт в истории противостояния исторической власти и общественности.а Непримиримость сторон вела Россию к катастрофе, а бюрократию и большинство ее оппонентов - к неминуемой гибели.а

В монографии А.П. Бородина Государственный совет России (1906 - 1917) наибольшее внимание уделяется правым верхней палаты, которыми стали и бывшие чиновники, и представители Постоянного совета Объединенного дворянства, и активисты правомонархических организаций. А.П. Бородин рассматривал процесса упрочения их положения в Государственном совете благодаряа позиции верховной власти и менявшимся общественным настроениям.

Многие работы непосредственно посвящены изучению групп, фракций Думы, Государственного совета, их участию в обсуждении того или иного законопроекта . При этом сами исследователи, обращавшиеся к этой проблематике, нередко отмечали ограниченность такого подхода. А.С. Коррос подчеркивала, что группы верхней палаты формировались в ходе законотворческой деятельности и их состав во многом был обусловлен случайными обстоятельствами. При голосовании фракционная группировка значила существенно меньше, чем жизненный, социальный опыт, привычки членов верхней палаты. По ее мнению, в сложном раскладе сил в Государственном совете правительство П.А. Столыпина не могло обрести устойчивого большинства. Именно это вынудило премьер-министра искать поддержки националистов Ч иными словами, заметно расширять правительственную коалицию, которая могла бы стать надежным партнером как в верхней, так и в нижней палатах. По мнению А.С. Коррос, Государственный совет - сложноорганизованная система, которую нельзя свести к совокупности партийных групп, так или иначе противодействовавших любым преобразованиям.аа А.А. Иванов доказывал, что деятельность думских фракций не может быть самодостаточным объектом исследования. Она должна быть изучена лишь в контексте того широкого политического движения, которое депутатское объединение представляло. В.А. Демин, исследуя фракционную группировку II Думы,а приходил к выводу о крайне фрагментированном составе нижней палаты, который чрезвычайно затруднял функционирование депутатских групп, законотворческий процесс и, следовательно, предрешал скорый роспуск народного представительства.

3. Наконец, сословный, социальный, классовый характер действовавших государственных учреждений - вопрос, поднимавшийся публицистамиа еще в 1906 г. Эта проблема в полной мере укладывалась в рамки марксистского подхода, популярного и в советской, и в зарубежной историографии. Разрабатывая этот сюжет, авторы с неизбежностью отмечали вторичность политических институтов по сравнению с теми силами, которые за ними стояли.а

В частности, В.И. Ленин писал о несамостоятельности думских объединений и самого Столыпина, которые послушно выражали и всячески защищали интересы Постоянного совета Объединенного дворянства и, следовательно, не были сами по себе значимыми политическимиа силами. Эта точка зрения находила своих сторонников в историографии. Так, по мнению Р.Т. Мэннинг, 3 июня 1907 г. окончательно утвердилась гегемония Постоянного совета, который диктовал свою волю и правительству и представительным учреждениям. Это вызывало нараставшее раздражение среди промышленников, городской цензовой интеллигенции, не позволяло провести необходимые преобразования и в итоге с неизбежностью вело Россию к катастрофе.а Данная точка зрения, пожалуй, одна из наиболее радикальных. В большинстве случаев исследователи кудаа более сдержаны в оценке влияния дворянских организаций. Для Ю.Б. Соловьева Постоянный совет - лишь один (хотя и весьма могущественный) из игроков на политической сцене Российской империи. Он во многом оппонировал правительству и с переменным успехом оказывал на него давление.а Схожую картину политической жизни России начала XX в. предложил Ф.В. Вчисло.а При обсуждении законопроектов сталкивались различные группы интересов, далеко не всегда напрямую связанные с партийными объединениями (но нередко близкие к дворянским организациям). Правительству приходилось договариваться, лавировать, не рассчитывая на широкий общественный консенсус.аа

Ситуация еще более усложнялась, если принять во внимание весьма критичное отношение землевладельцев (очень часто земцев) к столичной бюрократии.а Ф.В. Вчисло подчеркивала существование особой земской субкультуры, у представителей которой были собственные интересы и собственное видение будущего России. В свою очередь Д. Ливен исследовал особый бюрократический стиль мышления, отражавшийся на политическом поведении высшего чиновничества. При этом и в его среде не было единства, о чем писал В. Мосс на примере работы реформированного Государственного совета.

Все эти накапливаемые наукой сведения позволяют поставить под сомнение традиционные подходы, стереотипные суждения. В частности, этому способствует и огромный объем фактического и аналитического материала о депутатском корпусе, комиссионной работе, направлениях законотворчества, который был собран в энциклопедиях Государственной думы и Государственного совета, изданных под редакцией В.В. Шелохаева. Предметом исследований нередко оказывается история прохождения отдельно взятой законодательной инициативы. аПри доскональном изучении судьбы правительственных законопроектов в Думе и Государственном совете становится очевидным, что процесс их утверждения зачастую не был столь простым, как это порой казалось исследователям. Все это вынуждает поставить вопрос о конструктивном сотрудничестве депутатов и министров, которые в большинстве своем не были врагами народного представительства.

Иными словами, возникает необходимость изучения механизмов взаимодействия правительства и представительных учреждений. В историографии делаются первые шаги в этом направлении. В.А. Демин рассматривал юридические аспекты сотрудничества Думы и Совета министров. Дж. Моррисон предложил взглянуть на Думу не глазамиа левого радикала начала XX в., требовавшего скорейшего созыва Учредительного собрания, а законодателя, рассчитывавшего, что формировавшиеся политические институты все-таки будут эффективно работать. По мнению Моррисона, задача исследователя политической истории России начала XX в. как раз и заключается в анализе механизмов функционирования думской монархии. В монографии О.Ю. Рыбки заходит речь о неформальных контактах депутатов и членов правительства. О.Г. Малышева поставила вопрос об особенностях совместной работыа исполнительной и законодательной власти, отмечая крупицы позитивного опыта взаимодействия. М.Ф. Флоринский поднял проблему контрольных функций депутатов в области исполнения государственного бюджета.

Причем сотрудничество депутатов и министров тем более значимо, что оно явно выходило за рамки действовавших правовых норм. Характерно, что нередко чиновники шли навстречу депутатскому корпусу вопреки Основным государственным законам. Формировалась новая политическая реальность, требующая особого языка историописания. В его поиске и находится современная историография.а Так, Р.А. Циунчук подошел к проблеме формирования национальных дискурсов в условияха думских избирательных кампаний: именно тогда перед многими впервые встал вопрос о национальной самоидентификации.аа Д.В. Аронов писал об эволюции понимания публичной политики думскими либералами. И.К. Кирьянов поднял вопрос о формировании публичной политики как таковой, о становлении homo politicus, для которого характерна особая логика поведения.а П. Уолдрон доказывал необходимость изучать деятельность представительных учреждений в рамках политической культуры, сложившейся в России к началу XX в.

Таким образом, в современной историографии все чаще ставится вопрос о необходимости сменить акценты в изучении российской политической системы начала XX в. Во-первых, будоражившие общество конфликты депутатов и министров - лишь одна из сторон жизни представительного учреждения. Конечно, сложнее изучать их каждодневное, будничное взаимодействие, незаметное для обывателя и порой неизвестное даже для рядового члена Думы.аа Однако именно такого рода исследование позволит охарактеризовать российскую политическую системуа того времени.аа Во-вторых, при ее анализе нельзя ограничиваться перечислением тех или иных правовых норм, к чему она явно не сводилась. По меньшей мере, столь же важно обратиться к практике, которая могла осуществляться и помимо, и вопреки действующему законодательству.

Иными словами, предметом изучения должен стать политический быт, т. е. устоявшийся (а в условиях России - складывавшийся) алгоритм принятия политических решений.аа Это предполагает иную логику исследования: традиционная хронологическая поступь в изложении событий должна смениться структурно-функциональным анализом институтов и практик.а

Попытка выйти за рамки формально-юридического подхода предполагает заметное расширение источниковой базы. В данном исследовании были использованы законодательные акты, делопроизводственные материалы: астенографические отчеты заседаний Думы и Государственного совета, приложения к ним, материалы бюджетной комиссии,аа журналы Совещания Государственной думы (РГИА. Ф. 1278. Оп. 3), особые журналы Совета министров, протоколы Царскосельских совещаний 1906 г., прочие документы, связанные с разработкой Основных государственных законов 23 апреля 1906 г., материалы, отложившиеся в фондах Совета министров (РГИА. Ф. 1276),а Государственной канцелярии (РГИА. Ф. 1162), Министерства иностранных дел (АВП РИ. Ф. 133), Военного министерства (РГВИА. Ф. 1), Санкт-Петербургского телеграфного агентства (РГИА. Ф. 1358), библиотеки Царского Села (ГА РФ. Ф. 543), документы политических партий (в том числе партии кадетов (ГА РФ. Ф. 579), Трудовой группы (ГА РФ. Ф. 522; Ф. 1807. Оп. 1. Д. 259), Союза 17 октября (ГА РФ. Ф. 115)), думских фракций, группы Центра Государственного совета (ГАРФ. Ф. 1178; РГИА. Ф. 727. Оп. 2. Д. 141), Постоянного совета Объединенного дворянства (ГА РФ. Ф. 434), съездов представителей торговли и промышленности (ОР РГБ. Ф. 260), стенограммы выборгского совещания бывших депутатов I Думы, материалы делопроизводства о выборах в Государственную думу (РГИА. Ф. 1327), архив Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (ГА РФ. Ф. 1467). Работая с этими безусловно значимыми источниками, важно иметь в виду, что они в большинстве случаев не смогут дать исследователю информацию о политической кухне начала XX в. Общее собрание Думы чаще всего утверждало решение, принятое в кулуарах Таврического дворца. Помимо этого, стенограммы существенно редактировались выступавшими и председателем палаты. В Совете же министров ключевые политические вопросы и вовсе обсуждались без канцелярии.

По этой причине среди прочих материалов делопроизводства особенно выделяются донесения заведующего Министерским павильоном Таврического дворца Л.К. Куманина, который информировал правительство о настроениях в Думе, разговорах в кулуарах нижней палаты, ходе комиссионных и фракционных совещаний. Куманин аккуратно собирал слухи и сплетни, ходившие среди депутатов.а

Тем более значимы для данного исследования источники личного происхождения: прежде всего, в письма и дневники. В работе были использованы письма из архивных фондов Бобринских (РГАДА. Ф. 1412), П.А. Бурышкина (ОПИ ГИМ. Ф. 10), В.И. Вернадского (Архив РАН. Ф. 518),а В.В. Водовозова (ГА РФ. Ф. 539), П.А. Гейдена (ГА РФ. Ф. 887), М.О. Гершензона (ОР РГБ. Ф. 746), А.А. Гирса (АВП РИ. Ф. 340. Оп. 597), И.В. и В.И. Гурко (РГВИА. Ф. 232), И.Я. Гурлянда (РГИА. Ф. 1629), А.И. Гучкова (Ф. 555), А.И. Звегинцева (ГА РФ. Ф. 932), А.П. Извольского (АВП РИ. Ф. 340. Оп. 835), П.П. Извольского (РГИА. Ф. 1569), А.А. Кауфмана (ГА РФ. Ф. 5101), Квашниных-Самариных (ОР РГБ. Ф. 123), В.Н. Коковцова (РГИА. Ф. 966), А.Ф. Кони (ГА РФ. Ф. 564), А.А. Корнилова (ГА РФ. Ф. 5102), А.В. Кривошеина (РГИА. Ф. 1571), С.Е. Крыжановского (Bakhmeteff archive (BAR).аа Kryzhanovskii coll. Box. 2.), В.А. Маклакова (ОПИ ГИМ. Ф. 31), Мансуровых (ГА РФ. Ф. 990), П.Н. Милюкова (ГА РФ. Ф. 579; Bakhmeteffа archive (BAR).аа Miliukov coll.), Милютиных (РГИА. Ф. 869), Б.В. Никольского (ГА РФ. Ф. 588), Олсуфьевых (ОПИ ГИМ. Ф. 164), С.В. Паниной (Bakhmeteff archive (BAR).аа Panina coll.), Самариных (ОР РГБ. Ф. 265), П.Б. Струве (РГАСПИ. Ф. 279), Д.Ф. Трепова (ГА РФ. Ф. 595), М.В. Челнокова (ГА РФ. Ф. 810), А.Н. Шварца (ОР РГБ. Ф. 338). Значительный интерес представляет опубликованная переписка П.А. Столыпина, Д.И. Пихно,а Николая II, М.В. Челнокова. В письмах обсуждались дискуссии во фракциях, переговоры между депутатскими объединениями, слухи, распространявшиеся в Петербурге, встречи министров и народными избранниками - иными словами, то, что по тем или иным причинама не находило отражения в официальном делопроизводстве.

Огромное информативное значение имеют материалы перлюстрации Департамента полиции (ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265), где отложилась значительная по объему коллекция писем депутатов, членов Государственного совета, министров, сотрудников канцелярии Думы за 1906 - 1917 гг. Причем в большинстве случаев речь идет о лидерах фракций, наиболееа влиятельных участниках законотворческого процесса: это письма А.И. Гучкова, И.Н. Ефремова, И.С. Клюжева, П.Н. Милюкова, В.Д. Набокова, И.И. Петрункевича, М.В. Родзянко, А.И. Савенко,а Н.В. Савича, Д.И. Шаховского, А.Н. Шварца, В.В. Шульгина и др.аа

С этим уникальным источником могут быть сопоставимы лишь дневниковые записи, в которых встречается нигде не повторяющаяся информация о работе групп депутатов и членов Государственного совета, заседаниях правительства, переговорах между представителями законодательных учреждений и Совета министров. В данной работе были использованы как опубликованные (А.В. Богданович, Я.В. Глинки, Е.Я. Кизеветтер за 1905-1907 гг., А.А. Киреева, Николая II, А.А. Поливанова,а А.С. Суворина, И.И. Толстого), так и неопубликованные дневники (Е.Я. Кизеветтер за 1907-1914 гг. (ОР РГБ. Ф. 566), А.А. Половцова (ГА РФ. Ф. 583), С.Д. Протопопова (РГАЛИ. Ф. 389), А.В. Тырковой (ГА РФ. Ф. 629), Л.А. Тихомирова (ГАРФ. Ф. 634), М.Н. Хомяковой (РГИА. Ф.а 1102. Оп. 3. Д. 976)). Особое значение имеют дневники И.С. Клюжева (РГИА. Ф. 669). аВ них содержится подробная информация о ходе пленарных, комиссионных, фракционных заседаний, о беседах в кулуарах Думы, о переговорах с правительством, членами Государственного совета, депутатскими объединениями, о нравах народных избранников, ритме их жизни, мотивах поведения, отношениях внутри фракции.

Также была использована обширная мемуарная литература: воспоминания министров и прочих представителей бюрократии (А.В. Бельгарда, С.Ю. Витте, И.К. Григоровича, В.И. Гурко, В.Ф. Джунковского, К.Д. Кафафова, В.Н. Коковцова, С.Е. Крыжановского, П.Г. Курлова, В.Б. Лопухина, П..П. Менделеева (ГА РФ. Ф. Р-5971), Н.П. Муратова (РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Д. 26), С.Н. Палеолога, Н.Н. Покровского (РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Д. 40), А.Ф. Редигера, Г.Е. Рейна,а В.А. Сухомлинова, С.И. Тимашева, И.И. Толстого, И.И. Тхоржевского, П.Х. Шванебаха), членов Государственного совета (В.М. Андреевского (ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 225), М.М. Ковалевского, А.Н. Куломзина (ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 727; РГИА. Ф. 1642), А.Н. Наумова, И.Х. Озерова (ОР РНБ. Ф. 541), Н.С. Таганцева, Д.Н. Шипова), депутатов Думы (С.И. Бондарева, Н.А. Бородина, Л.М. Брамсона, М.М. Винавера, И.В. Гессена, А.И. Гучкова, А.Д. Голицына, Ф.А. Головина (РГИА. Ф. 1625), митр. Евлогия, Н.Ф. Езерского, А.В. Еропкина (ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 335), Н.М. Иорданского (РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 1. Д. 84 б),а А.А. Кизеветтера, С.П. Мансырева, Н.А. Мельникова, П.Н. Милюкова, В.Д. Набокова, М.М. Новикова, В.А. Оболенского,а Н.А. Огородникова, А.А. Ознобишина, И.И. Рамишвили, Ф.И. Родичева, Н.В. Савича, З.Г. Френкеля, А.Г. Хрущова, С.И. Шидловского, В.В. Шульгина, Б.А. Энгельгардта (ОР РГБ. Ф. 218. К. 305. Д. 3)), представителей общественности (В.В. Бартенева, М.В. Голицына, Л.М. Клячко, И.И. Колышко, А.Ф. Родичевой (Bakhmeteff archive (BAR).аа Rodichev coll.), А.В. Тырковой), в т. ч. и иностранной (М. Бэринга).

Весьма информативныа газетные сообщения, в которых можно найти подробные сведения о заседаниях фракций и их бюро, переговорах между ними, настроениях в кулуарах Думы и Государственного совета. В данном исследовании были использованы материалы газет Голос Москвы, Новая жизнь, Новая Русь, Новое время, Право, Речь, Русские ведомости, Русское дело, Русь, Слово, Старая почта, Утро России; журналов Вестник Европы, Вестник партии народной свободы (Вестник народной свободы),а Журнал Министерства юстиции,а Мирный труд, Московский еженедельник, Новый экономист, Русская мысль, Юридический вестник. а

аа Во второй главе Государственный строй России в 1906 - 1914 гг. в оценках русской общественности проанализированы мировоззренческие и вытекавшие из них тактические аустановки представителей высшей бюрократии и различных кругов общественности, характерные для этого периода (1906 - 1914).

Отправная точка для дискуссии о реформированном государственном строе - законодательство 1905 - 1906 гг. и, прежде всего, Основные агосударственные законы 23 апреля 1906 г. Они не отличались концептуальной целостностью. В них отразились все этапы разработки документа, в подготовке которого так или иначе принимали участие представители либеральной общественности, с одной стороны, и высшей бюрократии, с другой.а Внутренние противоречия лобновленного строя усугублялись разноголосицей среди высшей бюрократии, по-разному интерпретировавшей складывавшейся государственный порядок. Многими угадывавшееся, но публично не высказанное желание императора вернуться к дореформенным временам лишь осложняло ситуацию. Все это создавало благоприятную почву для трактовок и толкований. Там, где одни видели конституцию, другие усматривали старый земский строй.

Непроясненность вопроса о сущности нового государственного порядка создавала и в обществе пространство для дискуссии. Противоречивость законодательства позволяла многим рассчитывать обернуть ситуацию в свою пользу. Оставалось лишь попытаться навязать другим свое понимание политического момента, свой язык и, соответственно, свою интерпретацию Основных государственных законов.а

Русские консерваторы отказывались признавать конституционный характер складывавшейся политической системы. В соответствии с их мировоззренческими установками исторически укоренившиеся начала русскойа государственности нельзя было упразднить одним волевым актом монарха. Даже самодержец не был вправе решать, каковы пределы его власти, если в народном сознании она оставалась неограниченной. Исходя из этих посылок, консерваторы могли интерпретировать политические преобразования 1905-1906 гг. двояко. Либо в октябре 1905 г. правительство совершило большую ошибку, которую пока не поздно исправить. Либо оно пошло на необходимое, хотя, может быть, не во всем удачное усовершенствование традиционного для России самодержавного порядка.а В любом случае в основе этих оценок лежало представление о неизменности основных начал русской цивилизации, принципиально отличавшейся от западноевропейской. Консерваторы были убеждены, что никакие политические институты нельзя было механически перенести в Россию. И представительные учреждения могли функционировать лишь с учетом коренных начал государственного уклада страны: самодержавия, официального положения православия и сословного строя. Это было бы так, даже если бы Основные законы о них совершенно умалчивали. Иными словами, консерваторы в большинстве своем сторонились правового (по крайней мере, формально-юридического) подхода при анализе политических реалий и видели подлинную конституцию в непреложном завете предковОктябристы верили или, по крайней мере, хотели надеяться, что в 1905-1906 гг. в России установился конституционный режим, основанный на взаимном доверии исторической власти и конструктивно мыслящих элементова общества. Им казалось, что в октябре 1905 г. император милостиво пригласил местных деятелей к совместной работе над совершенствованием законодательства, в полной мере осознав всю необходимость такого решения.а Этот акт предопределил характер складывавшейся политико-правовой системы.а В России установилась дуалистическая монархия, позволявшая сочетать верность политическим традициям с коренными государственными преобразованиями.а По мнению октябристов, в стране, не имевшей привычки к партийной жизни,а не могло быть и речи о парламентаризме с ответственным перед Думой правительством. Но в то же время нельзя было и подумать о возвращении к авторитарной модели управления, подразумевавшей всевластие бюрократии.а Октябристы были сторонниками безусловного следования Основным государственным законам 23 апреля 1906 г. В этом отношении Союз 17 октября кардинально отличался от своих соседей справа и слева, предпочитавших читать правовые акты между строк. При этом в основе построений партии лежала посылка об искренности власти, провозгласивший новый порядок.а Эта вера не устояла в столкновении с политической реальностью. В итоге была поколеблена основа, на которой зиждился октябризм,а и крайне неоднородное объединение распалось на части.

Для кадетов законодательные акты 1905-1906 гг. - первые бреши в бастионах старого порядка, которые рано или поздно должны были и вовсе пасть. Воспользовавшись уступками слабеющей власти, народным представителям следовало развить успех и сформировать принципиально новую правовую базу России. В этом было коренное расхождение октябристов и кадетов. Последние не испытывали никакого пиетета по отношению к действующему законодательству. В этом смысле кадеты были даже ближе к своим непримиримым противникам - правым консерваторам. И те, и другие утверждали, что правосознание народа неизмеримо важнее всех существующих правовых норм.а Конечно, современное им правосознание общества они интерпретировали по-разному. Консерваторы апеллировали к народным представлениям, не знавшим иного источника власти, кроме царя. Кадеты - к общественному мнению, которое они по мере сил формировали и выражали. Их убежденность в праве говорить от имени общества подкреплялась верой, что именно конституционные демократы защищали исторический прогресс в России.

Левые радикалы, рассчитывавшие на скорые революционные потрясения, не придавали большого значения законодательному представительству. Они были убеждены, что социально-политическая система доживала последние дни. Никакие частные улучшения не могли предотвратить крушение старого мира. В этом смысле представительные учрежденияа были полезны лишь в той мере, в какой они способствовали уничтожению прежнего порядка.

аВ каждом конкретном случае это интеллектуальное конструирование исходило из особого понимания логики исторического процесса. Любая из этих моделей практически исключала существование альтернативной точки зрения, что заметно затрудняло межпартийный диалог. Причем образ новой политической реальности конструировался не на основе анализа складывавшейся законотворческой практики, а из априорных суждений, следовавших из теоретических и программных установок партий. Позиции, заявленные в годы Первой русской революции, не подвергались существенной ревизии. Правые и после 1907 г. искали приметы подлинного самодержавия в окружавшей их политической действительности. Среди кадетов любой тактический поворот встречал серьезное сопротивление. В итоге к 1914 г. представители Партии народной свободы вернулись к тональности восьмилетней давности. Ревизия октябристской тактики привела к крушению и фракцию, и партию.а

В безусловно идеологизированном политическом пространстве законотворческая практика, пока еще не осмысленная на языке партийных программ, была обречена на деидеологизацию.а В итоге партии вступали в конфликт со своими более умеренными думскими фракциями. В комиссиях нижней палаты, депутаты, занятые конкретным делом разработки того или иного проекта, часто легко приходили к соглашению со своими непримиримыми оппонентами. Депутаты от оппозиции в тайне от своих коллег, встречались с представителями власти. Политическая же практика все более расходилась с политической мыслью.

аа В третьей главе Совет министров и представительные учреждения как участники взаимодействия ветвей власти исследованаа субъектность взаимодействующих сторон: Совета министров, Государственной думы и Государственного совета. Иными словами, выявляется кто был правомочен вести диалог от имени исполнительной и законодательной власти в выше названных учреждениях, в какой мере эти государственные органы были способны внутри себя выработать консолидированную позицию и твердо ее отстаивать.

Положение Совета министров отличалось правовой неопределенностью. Ни статус этого учреждения, ни тем более полномочия его председателя не были подробно прописаны в законодательстве. Не был разрешен и ключевой вопрос: каковы были пределы вмешательства императора в дела оперативного управления страной. В итоге даже в годы премьерства П.А. Столыпина Совета министров был далек от идеала объединенного правительства. В нем существовали альтернативные центры принятия решения, которые порой находились в антагонистических отношениях друг к другу. После же 1911 г. премьер стремительно утрачивал способность координировать деятельность министров, которые в меру своих амбиций проводили собственную политику, прежде всего ориентируясь на позицию императора.

Также не было очевидно, кто должен был вести диалог от имени Государственной думы. Нижняя палата - своего рода сколок русского общества, в котором архаика соседствовала с проявлениями стремительной модернизации. И в Думе заседали депутаты, принадлежавшие к разным мирам. Были защитники интересов отдельных местностей или сословий, более характерные для сословно-представительных учреждений.а Были же народные избранники, говорившие языком партийных программ.а По крайней мере, по этой причине нельзя свести группировку депутатов к фракционному делению. Возникали альтернативные формы объединения народных избранников: группы крестьян, священников, земцев, городских деятелей и т. д.а Кроме того, недавно образованные, не слишком авторитетные в обществе партии не могли организовать устойчивые фракции. Чаще всего последним грозил распад с момента их основания. Проблема усугублялась низкой дисциплиной депутатов, нередко голосовавших вразрез с решением фракционного руководстваа и регулярно пропускавших думские заседания.а В этих условиях большую рольа должно было играть руководство нижней палаты, которое лучше других представляло все подводные течения и могло подыскивать необходимую комбинацию для разрешения того или иного вопроса. Таким образом, в Государственной думе не было единого центра принятия решений. Существовало множество разноуровневых участников диалога с правительством: это руководство Думы и ее комиссий, организационно рыхлые и неустойчивые фракции, региональные, сословные, корпоративные объединения народных избранников и, наконец, отдельные депутаты.

При всех отличиях верхней и нижней палаты их объединяли общие проблемы. И депутаты Думы, и члены Государственного совета не отличались высокой дисциплиной. Они часто не ходили на заседания и порой отказывались подчиняться решению фракции. Это даже в большей степени относилось к объединениям Государственного совета, чем к фракциям Думы.а Группировка членов верхней палаты была весьма условной. По этой причине в Государственном совете не было сформировано устойчивое предсказуемое большинство.

В силу этого не всегда было ясно, акто и с кем должен вести переговоры по поводу прохождения того или иного законопроекта. Кто должен был представлять исполнительную власть: министр, премьер или кабинет в целом? Кто имел право говорить от имени законодателей: депутат, фракция, землячество, президиум, председатель Думы? На эти вопросы не было ответа, что по умолчанию подразумевало, что все выше названные силы в той или иной мере могли участвовать в законотворческом процессе. Диалог становился многоуровневым: причем на разных лэтажах он имел свои задачи и логику.аа

аа В четвертой главе Сфера компетенции представительных учреждений Российской империи проанализирована роль представительных учреждений в процессе законодательства, формирования государственного бюджета, осуществления контроля за администрацией, что позволило определить значение взаимодействия законодательной и исполнительной власти.

Законопроект до того, как быть подписанным императором, проходил необходимые этапы подготовки и обсуждения, со свойственными им приемами работы, подходами, критериями оценки. Его ждала общественная экспертиза в думских комиссиях, политическая дискуссия на пленарных заседаниях нижней палаты, наконец, оценка с точки зрения управленческой практики и интересов различных групп влияния в Государственном совете. На любой стадии обсуждения законопроекта он мог быть существенно отредактирован. В случае с наиболее значимыми законодательными инициативами речь шла о принципиальных изменениях, качественно менявших документы,а вносившиеся на обсуждение депутатов.а Неизбежно возникали конфликты на стыке между этими этапами, так как каждый из них предполагал свой ритм, стиль работы. Возникавшие разногласия часто затягивали принятие жизненно важных решений, побуждали участников законотворческого процессаа к лигре на противоречиях, требовали от правительства известной тактической гибкости.

аПредставительные учреждения, осуществляя экспертизу законопроектов, были поставлены перед необходимостью консультироваться со специалистами, заинтересованными сторонами, проводить опросы на местах, привлекать к разработке того или иного документа партийные, общественные структуры. В итоге Дума и Государственный совет становились центрами притяжения различных элит (интеллектуальных, региональных, финансовых и др.), которые так или иначе интегрировались в формировавшуюся политическую систему. Правительство, в свою очередь, было вынуждено приноравливаться к ритму и стилю работы представительной власти. Под влиянием этого менялась сама исполнительная власть. Она подготавливала законопроекты, принимая во внимание позицию депутатского корпуса. Более того, порой сами министры вносилиа на обсуждение Думы депутатские инициативы. Впрочем, иногда случалась и обратная ситуация.

аа Бюджетные полномочия законодательного представительства, приа всей их ограниченности, позволяли оказывать существенное давление на министерства. Депутаты способствовали значительному перераспределению средств между статьями государственной росписи, тем самым меняя акценты в правительственной политике. Памятуя об этом, ведомства шли на серьезные уступки народным избранникам, корректируя направление своей деятельности. Однако, более важным представляется то, что в ходе бюджетных прений постепенно исполнительная власть приучалась к диалогу с различными кругами общественности, понимая, что лишь в тесном партнерстве с ними она может обеспечить свои жизненные интересы. С другой стороны, и депутаты невольно корректировали свои подходы, стремясь договориться с правительством о конкретных бюджетных показателях.

В ряду всех прочих полномочий представительных учрежденийа их контрольные функции кажутся наименее значимыми. Очевидно, что при создании Думы и реформировании Государственного совета верховная власть отнюдь не стремилась к установлению эффективного депутатского надзора за правительственной администрацией. Тем более важно, чтоа скромныйа линструментарий, имевшийся в распоряжении представительных учреждений, заставлял считаться с собой и высшую бюрократию. Это объяснялось не столько продуктивностью работы депутатов, сколько природой их власти. Вольно или невольно народные избранники обращались к общественному мнению, которое были вынуждены учитывать и в правительственных кругах. Иными словами, сколь не были малоэффективны представительные учреждения, они существенно меняли политический ландшафт России.а

аа В пятой главе Процедуры и практика совместной работы законодательной и исполнительной власти исследованы формы практического воплощения предусмотренных законодательством процедур взаимодействия Совета министров и представительных учреждений. а

Правительство, пытаясь добиться желательного для себя расклада сил в Государственной думе, активно вмешивалось в ход выборов депутатов нижней палаты. Ради этого она прибегала к самым разным средствам: меняла избирательное законодательство, отстраняла от голосования неудобных лиц, поддерживала наиболее благонадежных кандидатов, соответствующим образом инструктировала чиновников всех уровней, организовывала кампании в прессе. И все же было бы неверным преувеличивать степень влияния правительства на исход выборов. Запутанность избирательного законодательства, разнородность России, неочевидный расклад сил в каждой отдельной губернии, особенности социальной психологии местного населения, его заведомая аполитичность, слабость партий, влияние региональных элит и этноконфессиональных групп и, наконец, противоречия внутри самой исполнительной власти - все это часто сводило на нет огромные усилия центральной и местной администрации. В итоге состав Думы оставался непредсказуемым для исполнительной власти, которой приходилась взаимодействовать с депутатами, которые в значительной своей части не были готовы во всем соглашаться с правительством.

Наиболее существенной правке законопроекты подвергались в комиссиях нижней палаты. Комиссионная работа в Думах всех четырех созывов находилась в состоянии становления. Процедуры лишь складывались. Депутатов, способных высказать компетентное мнение об обсуждавшихся законопроектах,а было мало. В этих условиях огромное значение приобретала фигура председателя комиссии, его товарищей (т. е. заместителей), докладчиков по законопроектам. В отсутствии отлаженного механизма законотворчества именно они определяли направленность и динамику работы представительного учреждения. Их решения становились прецедентами, на основе которых должна была лишь сформироваться особая традиция российского парламентаризма.

Тем не менее, силою обстоятельств комиссии обретали значительные полномочия. В камерной обстановке комиссионных заседаний устанавливались личные контакты между чиновниками и народными избранниками. Эти отношения были тем более значимы, что на этом этапе законотворческого процесса представители правительства сталкивались с большими трудностями. Депутаты не были дисциплинированными участниками комиссионных заседаний. Даже самые деятельные народные избранники нередко их пропускали. аОбсуждение правительственных и фракционных инициатив часто затягивалось. Исход же голосования по тому или иному вопросу нередко оказывался случайным. В силу этого решение комиссии поддержать законопроект отнюдь не всегда гарантировало его успешное прохождение в общем собрании Думы. И уже на пленарном заседании министрам опять приходилось убеждать депутатов в своей правоте.

Действительно, на общем собрании Думы комиссионные проекты могли быть существенно отредактированы.а Иногда столь важные решения принимались в большие думские дни при стечении публики и журналистов. Тогда депутаты, упражняясь в искусстве красноречия, апеллировалиа к общественному мнению в надежде понравиться будущему избирателю. И министры были вынуждены к этому приноравливаться, овладевая ораторскими навыками.а И все же чаще существенные изменения в законопроекты вносились в конце сессии, когда приходилось принимать более 100 проектов в день и лишь немногие депутаты вникали в суть дискуссии. В этом случае утверждение законодательной инициативы зависело от многих привходящих обстоятельств.

В надежде повлиять на ход работы нижней палаты правительство и сам император поддерживали тесные контакты с ее руководством: прежде всего, председателем Думы, а также президиумом и Советом старейшин. С их помощью министры рассчитывали направить деятельность депутатов в нужное им русло, упреждая возможные неожиданности в первую очередь на пленарных заседаниях. Впрочем, и думское руководство пыталось извлечь выгоду из этих контактов. Будучи готовым к уступкам, оно ожидало ответных шагов со стороны исполнительной власти.а И министры, и руководители нижней палаты пытались найти modus vivendi - отладить механизмы взаимовлияния.а

И в Государственном совете правительство не встречало однозначной поддержки. Члены верхней палаты в большей степени ориентировались на позицию императора, нежели Совета министров. Нередко значимые правительственные инициативы блокировались и задерживались Государственным советом. Попытки прямого давления министров на верхнюю палату далеко не всегда имели успеха. Причем решения Государственного совета, как и их думских коллег, зачастую аоказывались неожиданными для исполнительной власти.

Таким образом, законотворческий процесс оказывался чрезвычайно трудоемким для правительственных чиновников. Им приходилось учитывать затяжной характер комиссионного обсуждения при неосведомленности многих депутатов о предмете дискуссии, своеобразный ритм работы общего собрания Думы, оттягивавшего голосование по абсолютному большинству законопроектов до конца сессии, нередкую недоброжелательность к правительственным инициативам членов верхней палаты. Дабы упредить неприятности, правительство было вынуждено завязывать неформальные отношения с фракциями и отдельными депутатами, иногда выходя за рамки действовавшего законодательства

аа В шестой главе Неформальные механизмы взаимодействия Совета министров, Государственной думы и Государственного совета проанализированы неформализованные отношения представителей исполнительной и законодательной власти: а именно попытки правительства повлиять на фракционную группировку в Думе и в Государственном совете, роль групп интересов, стоявших за депутатами и членами верхней палаты, механизмы использования общественного мнения для продвижения собственных законодательных инициатив, значение межличностных связей при принятии политических решений.

аа Думские фракции, группы Государственного совета поддерживали тесные контакты с правительством, пытались оказывать влияние на его политику и кадровый состав. При этом большего внимания заслуживает то, что исполнительная власть не без успеха вмешивалась в работу фракций и групп верхней палаты, иногда определяла их состав, а в некоторых случаях и активно содействовала их формированию.а Благодаря правительству, возникали парламентские коалиции, достигались договоренности по частным вопросам.а Однако все эти успехи, преимущественно датируемые годами премьерства П.А. Столыпина, отнюдь не гарантировали исполнительной власти безусловной поддержки думского большинства. А в последующие годы правительство, утратившее даже былую видимость единства, лишь тщетно пыталось влиять на расклад сил в Думе и Государственном совете.

Благодаря представительным учреждениям, различные общественные группы так или иначе вовлекались в законотворческий процесс. Объединенное дворянство, биржевые комитеты, съезды промышленников, земские собрания, городские думы, университетские корпорации получали возможность существенно влиять на принятие решений государственной важности. С ними были связаны интересы и народных избранников, и высокопоставленных бюрократов. Кроме того, и депутаты, и министры апеллировали к мнению столь влиятельных избирателей в расчете оказать давление на позицию друг друга.

Контроль над информационными потоками - один из важнейших властных ресурсов. И депутаты, и министры внимательно следили друг за другом, желая знать больше, нежели читатели столичных изданий. И все же с особенным вниманием они относились к сведениям, получавшим широкую огласку на страницах газет. Народные избранники и правительство не жалели усилий ради формирования выгодного для себя общественного мнения. Они открывали новые органы печати, финансировали уже существующие, договаривались с журналистами, готовили кампании в прессе, тщательно редактировали стенографические отчеты о заседаниях представительных учреждений. Так они отвечали на вызов времени. Ведь теперь общество представало в виде массового читателя, который вместе с тем был и избирателем. Ему и следовало навязать тот или иной политический язык,а надо было заставить говорить на нем и своих оппонентов.а

Между министрами, их товарищами, депутатами, членами Государственного совета устанавливались разнообразные многоуровневые связи, благодаря которым заметно облегчалось разрешение многих вопросов.а Руководители ведомств вели диалог с фракциями, с прочими депутатскими объединениями, с отдельными народными избранниками. В свою очередь законодатели поддерживали контакты с премьером, с министрами, их ближайшими сотрудниками, рядовыми чиновниками ведомств. Постепенно складывались личные отношения, симпатии и антипатии, возникали взаимные обязательства, а законодательные учреждения вместе с тем все более интегрировались в политическую систему Российской империи, вовлекая в нее и группы интересов, непосредственно связанные с депутатским корпусом. Депутаты охотно участвовали в межведомственной борьбе, принимая сторону того или другого министра. В свою очередь правительственным чиновником приходилось терпеть вмешательство народных избранников в дела министерства. Более того, члены Думы, Государственного совета приглашались премьером или министрами на неформальные совещания, где предрешалась судьба многих важных законопроектов. Иными словами, формировалась принципиально новая процедура принятия законов, явно выпадавшая из действовавших правовых норм.

В рамках этой политической системы не всегда было ясно, кто инициатор того или иного решения: правительство, отдельный министр, депутат или фракция. Многочисленные нити связывали представительную власть с бюрократическими сферами.а

аа В заключении диссертации сформулированы выводы по ключевым проблемам исследования.

В начале XX в. апредставительные учреждения постепенно встраивались в новую политическую систему империи. Условия для этого не были слишком благоприятными. Внутренне противоречивое законодательство консервировало многие дореформенные порядки и порой ставило Думу и Государственный совет в двусмысленное положение. Продолжали существовать политические институты, генетически связанные с прежним режимом. Более того, лобновленный строй, как и прежде, строился на традиционном для России принципе монархического суверенитета. Основные государственные законы 23 апреля 1906 г. тщательно оберегали императорскую инициативу от возможных покушений со стороны депутатов. В итоге, как и до 1906 г., в России существовало множество альтернативных законотворческих процедур, восходящих к традициям русского самодержавия. Всепоглощающая забота о неприкосновенности царской прерогативы имела своим следствием многочисленные пробелы права. Один из наиболее очевидных из них - непроясненностьа статуса Совета министров, который так и не стал в полной мере самостоятельной политической силой.

Кроме того, диалог правительства с представительными учреждениями был затруднен хотя бы в силу разнородности их состава,а организационной рыхлости фракций их составлявших, наконец, неподготовленности значительной части депутатского корпуса к законотворческой работе - иначе говоря, по причине своеобразия политической культуры России того времени. Впрочем, и Совет министров, с не вполне ясными полномочиями, сферой ответственности, составом, с непреодолимыми противоречиями между главами ведомств, был объединенным правительством во многом лишь по имени. Иными словами, как со стороны законодательной, так и исполнительной власти не было очевидного субъекта диалога. На эту роль могли претендовать многие: руководство представительных учреждений, фракции, депутатские группы, отдельные народные избранники и премьер, министры, кабинет в целом.а

К тому же на каждом этапе обсуждения законопроекта имели место свои правила игры, зачастую противоречившие тем, которых придерживались на других стадиях его утверждения. Один и тот же текст редактировался с принципиально разных позиций в комиссиях Думы, на ее пленарных заседаниях, в верхней палате, в согласительных комиссиях. Законопроекты зачастую выходили из горнила представительных учреждений, неузнаваемыми для их авторов. Кроме того, на любом этапе обсуждения документ мог быть положен в долгий ящик. Наиболее существенные законодательные инициативы на годы задерживались в Думе и Государственном совете. И зачастую исход голосования по ним был совершенно непредсказуем для правительства. В этих условиях рассчитывать на установленную законом процедуру - значит обречь законопроект на медленное, но верное умирание. Депутаты, члены Государственного совета, с одной стороны, и чиновники самого разного уровня, с другой, были вынуждены выстраивать неформальные механизмы поиска консенсуса.

Сформировалась сложная система, в которой не было единого центра разработки и принятия решений. Это был круговорот мнений и не всегда было ясно, кто первый высказал ту или иную идею. Министры устанавливали контакты с руководством Думы и ее комиссий, с фракционными бюро и наиболее влиятельными депутатами и членами Государственного совета. В свою очередь, народные избранники поддерживали отношения с премьером, министрами, их товарищами, ближайшими сотрудниками, чиновниками среднего звена. Это были сетевые связи, объединявшие политический класс, так или иначеа участвовавший в законотворческом процессе. Члены представительных учреждений, министры, их сотрудники на частных совещаниях, за чашкой чая приходили к соглашению, которое предрешало судьбу законопроекта. При этом подобные собрания могли заседать одновременно и приходить к прямо противоположным выводам, так как разномыслие имело место и среди депутатов, и среди чиновников.

Эти связи были горизонтальными, что было нехарактерно для традиционной российской иерархической вертикали. Премьер-министр мог не знать о сотрудничестве своих коллег по правительству с депутатским корпусом. Точно также руководители ведомств часто не были осведомлены, что их сотрудники поддерживали тесные контакты с депутатами Думы и членами Государственного совета.а Благодаря такого рода отношениям, народные избранники получили дополнительную возможность оказывать влияние на принятие решений государственной важности. Они договаривались с чиновниками о прохождении того или иного законопроекта, согласовывали их детали, получали секретную информацию о работе правительственных учреждений.

Депутаты включались в политическую жизнь, поддерживая одного министра в его противостоянии с другим, согласовывая свою оппозиционную тактику с представителем правительства. За членами Думы и Государственного совета стояли различные группы интересов: земцы, предприниматели, представители региональных элит и др. Они вместе со своими народными избранниками оказались заметно ближе к кормилу власти, обретая реальные возможности влиять на утверждение законов и распределение государственных средств.

За годы работы представительные учреждения обрели права, в которых отказывали им Основные государственные законы. В частности, депутаты активно вмешивались в разрешение вопросов, связанных с обороноспособностью страны или внешнеполитическим курсом России.а Формировалась принципиально новая политическая система, лишь отчасти описанная в Основных законах и потому неожиданная для ее создателей. Она стала результатом политической самоорганизации общества, последовавшей за большим взрывом Первой русской революции. Элементы системы - представительные органы власти и правительственные учреждения - изначально противопоставленные друг другу, вольно или, чаще всего,а невольно искали пути сближения, преодолевая все возведенные в 1906 г. препятствия. В ходе совместной законотворческой работы, в результатах которой были заинтересованы и чиновники, и депутаты, возникали принципиально новые процедуры согласования решений. Это, в свою очередь, с неизбежностью влекло за собой становление и новой политической культуры.

аОбщественная мысль как будто бы этого не замечала, ограничивая свой анализ в лучшем случае правовыми актами 1905-1906 гг. Дискуссия о реформированном государственном строе следовала лекалам, установленным еще до созыва I Думы. Одни с радостью или же с огорчениема констатировали, что Манифест 17 октября 1905 г. ничего не изменил в политической жизни страны, сохранившей у себя исторически укорененное самодержавие. Другие отмечали начало конституционной эры, провозглашенной самим императором. Третьи полагали, что в 1905 г. было лишь положено начало преображению России, чем следовало воспользоваться, чтобы развить успех и довершить падение старого порядка. Четвертые не верили в способность самодержавия к эволюции и надеялись на прямое столкновение с действовавшей властью, в чем могли быть полезны и новообразованные представительные учреждения.а

Между этими диаметрально противоположными точками зрения было много общего. Их сторонники не учитывали, что складывавшиеся политические реалии требовали принципиально иного категориального аппарата. Чтобы изучить возникавшие на практике формы взаимодействия исполнительной и законодательной власти, следовало отказаться от дуалистического видения мира, признававшего лишь друзей и врагов, победу и поражение, конфликт и полное замирение. В рамках конструктивного диалога столь контрастные цвета обычно сменяются полутонами.

В России же политические доктрины развивались в соответствии с особыми характерными для них законами. Любая из них формировала свой категориальный язык, описывавший альтернативную политическую реальность. В ее рамках существовали строго заданные алгоритмы поведения, ясное размежевание на своих и чужих и жесткие правила игры, чаще всего не предполагавшие компромиссов между противниками.аа Партийный язык подчинял себе политика, отвращая его от всего того, что не соответствовало непоколебимым идеологическим установкам.а Он заметно сужал коридор возможностей, задавал лугол зрения, заведомо искажавший представление о доминировавших политических практиках.

В этом противоречии крылась уязвимость представительного строя. И министры, и депутаты видели в сложившемся положении вещей временное недоразумение, ожидая, что маятник решительно качнется в ту или другую стороны. Многие из них рассчитывали на окончательную победу над противоположной стороной, стыдились конструктивного сотрудничества и ждали, когда судьба, наконец,а призовет вступить в последний бой.а В случае же обострения кризиса во взаимоотношениях правительства и представительных учреждений эти настроения неминуемо набирали силу. И тогда становилась неизбежной эскалация политической напряженности в стране, где к прежним неразрешенным противоречиям лишь присовокуплялись новые.аа

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:

а Монография:

1. Соловьев К.А. Законодательная и исполнительная власть в России: механизмы взаимодействия (1906Ц1914) / К.А. Соловьев; отв. ред. В.В. Шелохаев. М.: РОССПЭН, 2011.а 512 с. - 32а п. л.

Публикации в ведущих периодических научных изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:

1. Соловьев К.А. Думская монархия: Общественный диалог на фоне реформы / К.А. Соловьев // Родина. 2006. № 11. С. 10 - 14. - 0,5 п. л.

2. Соловьев К.А. Взаимодействие представительной и исполнительной властей в 1906-1917 гг. и Основные государственные законы 23 апреля 1906 г. / К.А. Соловьев // История государства и права. 2006. № 11. С. 36 - 38. - 0,3 п. л.

3. Соловьев К.А. Административные реформы в России: история и современность: Рецензия / К.А. Соловьев // Вопросы истории. 2007. № 5. С. 166-168. - 0,5 п. л.а

4. О характере государственного строя в России (из записок С.Е. Крыжановского 1926 г.) / Сост., автор вводн. ст., коммент. К.И. Могилевский, К.А. Соловьева // Вопросы истории. 2008. № 3. С. 3-32.; Вопросы истории. 2008. № 4. С. 3-32; Вопросы истории. № 5. С. 3-29; Вопросы истории. № 6. С. 3-25. - 10а п. л.

5. Соловьев К.А. Дневник Л.А. Тихомирова. 1915-1917 гг.: Рецензия / К.А. Соловьев // Исторический архив. 2008. № 6. С. 212 - 214. - 0,4 п. л.а

6. Могилевский К.И., Соловьев К.А. Саратовский губернатор П.А. Столыпин в зеркале документов: Рецензия / К.И. Могилевский, К.А. Соловьев // Исторический архив. 2009. № 2. С. 215 - 217. - 0,4 п. л.

7. Могилевский К.И., Соловьев К.А. Столыпинский проект преобразования России / К.И. Могилевский, К.А. Соловьев // Полития. 2009. № 1. С. 151 - 166. - 1,3 п. л.

8. Соловьев К.А. Бюджетное право в период думской монархии / К.А. Соловьев // Вопросы истории. 2009. № 6. С. С. 27 - 38. - 1а п.л.аа

9. Соловьев К.А. Механизмы взаимодействия исполнительной и представительной ветвей власти. 1906-1914 гг. / К.А. Соловьев // Российская история. 2009. № 4. С. 60-76 - 2 п. л.

10. Соловьев К.А. Тактическая философия кадетов в эпоху Первой Думы / К.А. Соловьев // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2009. № 4. С. 20 - 28. - 0,5 п.л.

11. Соловьев К.А. Конституционная революция партии кадетов: от теории к практике (апрель - июль 1906 г.) / К.А. Соловьев // Новый исторический вестник. 2011. № 1 (27). С. 14 - 25 - 0,8 п. л.

12. Репников А.В., Соловьев К.А. Общественный человек Сигма / А.В. Репников, К.А. Соловьев // Родина. 2011. № 10. С. 115 - 120. - 1а п. л.

13. Мы должны озаботиться сохранением престижа русского имени: Письма П.А. Столыпина к П.В. Веревкину. 1900 - 1905 гг. / Сост., автор коммент. К.И. Могилевский, К.А. Соловьев // Исторический архив. 2011. № 5. С. 144 - 154. - 1 п. л.а

14. Соловьева К.А. Государственная дума Российской империи: проблема депутатской дисциплины и законотворчество / К.А. Соловьев // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. 2011. № 4.а С. 15 - 26. - 0,5 п.л.

16. Соловьев К.А. И.Л. Горемыкин во главе правительства / К.А. Соловьев // Вестник Череповецкого государственного университета. 2011. № 4 (33). Т. 1. С. 155 - 159. - 0,5 п.л.

аа Документальные публикации:

17. Сергей Андреевич Котляревский. Избранные труды / Сост., автор вступ. ст., коммент. К.А. Соловьев. М.: РОССПЭН, 2010. 704 с. - 44а п.л.

18. Павел Иванович Новгородцев. Избранные труды / Сост., автор вступ. ст., коммент. К.А. Соловьев. М.: РОССПЭН, 2010. 960 с. - 60 п. л.

19. Киреев А.А. Дневник, 1905-1910 / Сост., автор предисл. и коммент. К.А. Соловьев. М.: РОССПЭН, 2010. 471 с. - 29 ,5 п.л.

а Статьи:

20. Соловьев К.А. Высшая бюрократия и общественное мнение в первую русскую революцию / К.А. Соловьев // Революционаризм в России: символы и цвета революции: 100-летию первой русской революции посвящается. М., 2005. С. 62 - 75. - 0,8 п. л.

21. Соловьев К.А. Столыпинская модель модернизации России: Выступление / К.А. Соловьев // Труды Вольного экономического общества. Т. 80. М., 2007. С. 99 - 112. - 1а п.л.

22. Соловьев К.А. Концепция государственной политики в области печати: законотворчество фракций государственной Думы, 1906-1914 гг. / К.А. Соловьев // Книга в пространстве культуры. Вып. 1 (3). 2007. С. 148 - 151. - 0,5 п.л.

23. Соловьев К.А. Традиции представительной власти в России / К.А. Соловьев // Новая Россия: проблема доверия в современном российском политическом сообществе. М., 2007. Ч. 2. С. 89 - 97. - 0,5 п. л.

24. Могилевский К.И., Соловьев К.А. Николай Алексеевич Хомяков: Выполнить тяжелую государственную работу на почве законодательного строительстваЕ / К.И. Могилевский, К.А. Соловьев // Российский либерализм: Идеи и люди. М.: Новое издательство, 2007. С. 369 - 389. - 1,6 п. л.

25. Соловьев К.А. Николай Иванович Кареев: Основать новую Россию, которая будет существовать для своих граждан / К.А. Соловьев // Российский либерализм: Идеи и люди. М.: Новое издательство, 2007. С. 395 - 400 . - 0,4 п.л.

26. Соловьев К.А. Михаил Мартынович Алексеенко: Мы не так богаты, чтобы исполнять фантазии каждого министраЕ / К.А. Соловьев // Российский либерализм: Идеи и люди. М.: Новое издательство, 2007. С. 561 - 565. - 0,5 п.л.

27. Соловьев К.А. Василий Михайлович Петрово-Соловово: Нет специальной русской политической свободы, как нет специального русского электричестваЕ / К.А. Соловьев // Российский либерализм: Идеи и люди. М.: Новое издательство, 2007. С. 566 - 570. - 0,4 п. л.

28. Соловьев К.А. Сергей Илиодорович Шидловский: Патриархальный быт прошел, пора сменить его бытом правовымЕа / К.А. Соловьев // Российский либерализм: Идеи и люди. М.: Новое издательство, 2007. С. 571 - 575. - 0,5 п. л

47. Соловьев К.А. Лев Иосифович Петражицкий: Я юрист не только по званию, но и по убеждениюЕ / К.А. Соловьев // Российский либерализм: Идеи и люди. М.: Новое издательство, 2007. С. 683 - 689. - 0,6 п.л.

48. Соловьев К.А. Владимир Дмитриевич Набоков: Исполнительная власть да покорится власти законодательной! / К.А. Соловьев // Российский либерализм: Идеи и люди. М.: Новое издательство, 2007. С. 690 - 698. - 0,8 п.л.

49. Соловьев К.А. Политический портрет А.В. Еропкина / К.А. Соловьев // Государство и общество. Проблемы социально-политической и экономической истории России. Пенза, 2007. С. 72 - 81. - 0,7 п.л.

50. Соловьев К.А. Мифология и технология избирательной кампании в IV Государственную думу в 1912 г. / К.А. Соловьев // К 80 летию Роальда Федоровича Матвеева. М., 2008. С. 295 - 301. - 0,5 п. л.а

51. Соловьев К.А. Политическая концепция неославянофилов: политика без политиков / К.А. Соловьев // Российская политика XXI века: Неполитический потенциал политического. М., 2009. С. 271 - 286. - 1а п. л.

52. Соловьев К.А. Политическая концепция И.Л. Горемыкина и Первая Государственная дума / К.А. Соловьев // Государство и общество. Проблемы социально-политической и экономической истории России. Вып.5. Пенза: ИИЦ ПГУ,2009. C.218 - 226. - 0,6 п.л.

53. Соловьев К.А. Концепция партнерства: Октябристы о взаимодействии законодательной и исполнительной власти в России в 1906-1914 гг. / К.А. Соловьев // Российский либерализм: теория, программатика, практика, персоналии: Сб. ст. Орел: ОреГТУ, 2009. С. 170 - 178. - 0,5 п.л.

54. Соловьев К.А. Алексеенко Михаил Мартынович / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 20 - 21. - 0,4 п.л.

55. Соловьев К.А. Гучков Александр Иванович / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 242 - 244. - 0,5 п.л.

56. Соловьев К.А. Избирательные кампании / К.А. Соловьев //а Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 360 - 362. - 0,5 п.л.

57. Соловьев К.А. Камаровский Леонид Алексеевич/ К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 387 - 389. - 0,4 п.л.

58. Соловьев К.А. Лазаревский Николай Иванович / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 514 - 515 - 0,4 п.л.

59. Соловьев К.А. Маклаков Василий Алексеевич / К.А. Соловьев //а Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 550 - 554. - 0,6 п.л.

60. Соловьев К.А. Основные государственные законы / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 680 - 682.а - 0,5 п.л.

61. Соловьев К.А. Переговоры либералов с С.Ю. Витте и П.А. Столыпиным / К.А. Соловьев //а Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 712 - 715. - 0,5 п.л.

62. Соловьев К.А. Петрово-Соловово Василий Михайлович / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. - С. 721 - 723.а - 0,4 п.л.

63. Соловьев К.А. Политический конфликт / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 738 - 739. - 0,4 п.л.

64. Соловьев К.А. Право / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 752 - 754. - 0,5 п.л.

65. Соловьев К.А. Реформа / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 795 - 797. - 0,4 п.л.

66. Соловьев К.А. Союз 17 октября / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 873 - 876.а - 0,5 п.л.

67. Соловьев К.А. Трубецкой Евгений Николаевич / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 951 - 953. - 0,5 п.л.

68. Соловьев К.А. Хомяков Николай Алексеевич / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 1001 - 1003.а - 0,4 п.л.

69. Соловьев К.А. Шидловский Сергей Илиодорович / К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 1034 - 1036.а - 0,5 п.л.

70. Соловьев К.А. Шингарев Андрей Иванович/ К.А. Соловьев // Российский либерализм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 1036 - 1038. - 0,5 п.л.

71. Соловьев К.А. Председатель Государственной думы в политической системеа Российской империи / К.А. Соловьев // Сергей Андреевич Муромцев - председатель Первой Государственной думы: политик, ученый, педагог. Орел, 2010.а С.а 58 - 69. - 0.6 п.л.

72. Соловьев К.А. Гурко Владимир Иосифович / К.А. Соловьев // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 137 - 139. - 0,5 п.л.

73. Соловьев К.А. Гурлянд Илья Яковлевич / К.А. Соловьев // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 139 - 140. - 0,4 п.л.

74. Соловьев К.А. Олсуфьев Дмитрий Адамович / К.А. Соловьев // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 328 - 330. - 0,4 п.л.

75. Соловьев К.А. Самарин Федор Дмитриевич / К.А. Соловьев //а Русский консерватизм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 448 - 451. - 0,5 п.л.

76. Репников А.В, Соловьев К.А.а Сыромятников Сергей Николаевич / А.В. Репников, К.А. Соловьев // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 502 - 506. - 0,7 п.л.

77. Соловьев К.А. Хомяков Дмитрий Алексеевич / К.А. Соловьев // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 557 - 559. - 0,5 п.л.

78. аа Репников А.В., Соловьев К.А. Шарапов Сергей Федорович / А.В. Репников, К.А. Соловьев // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX вв.: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 572 - 577. - 0,8 п.л.

79. Соловьев К.А. Либерализм в России / К.А. Соловьев // Большая российская энциклопедия. М.: Большая российская энциклопедия, 2010. С. 376 - 377. - 0,5 п.л.

80. Соловьев К.А. Проблематика гражданского общества в программных документах российских политических партий начала XX в. / К.А. Соловьев // Гражданогенез в России. Брянск, 2010. Вып. 2. С. 42 - 66. - 1,5 п.л.

81. Atstovaujamosos istigos ir P.A. Stolypino vyriausybe, 1906-1914 m. / K.A. Solovjovasа // Konferencijos medziaga УNeismoktos P. Slolypino pamokos. аKedainiai, 2010. P. 27 - 80. - 2а п. л.

82. Соловьев К.А. Бюджет / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. - С. 60 - 62. Ца 0,5 п.л.

83. Демин В.А., Соловьев К.А. Государственная дума / В.А. Демин, К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 125 - 134. - 1,5 п. л.

84. Соловьев К.А. Гражданское общество / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 143 - 144.аа - 0,4 п.л.

85. Соловьев К.А. Группа центра / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 151 - 152.аа - 0,4 п.л.

86. Соловьев К.А. Гурко Владимир Иосифович / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 152 - 155. - 0,5 п.л.

87. Соловьев К.А. Гучков Александр Иванович / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 156 - 158. - 0,5 п.л.

88. Соловьев К.А. Избирательные кампании / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 209 - 212.аа - 0,5 п.л.

89. Соловьев К.А. Коковцов Владимир Николаевич / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 240 - 242.аа - 0,5 п.л.

90. Соловьев К.А. Конституционный кризис 1911 г. / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 254 - 257.аа - 0,5 п.л.

91. Соловьев К.А. Маклаков Василий Алексеевич / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 298 - 301.аа - 0,6 п.л.

92. Соловьев К.А. Мейендорф Александр Феликсович / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 308 - 309.аа - 0,4 п.л.

93. Соловьев К.А. Олсуфьев Дмитрий Адамович / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 405 - 407. - 0,4 п.л.

94. Соловьев К.А. Парламентаризм / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 417 - 418. - 0,3 п.л.

95. Соловьев К.А. Переговоры с оппозицией / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 431 - 433.аа - 0,5 п.л.

96. Соловьев К.А. Союз 17 октября / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 609 - 613.аа - 0,6 п.л.

97. Соловьев К.А. Струве Петр Бернгардович / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 636 - 638. - 0,5 п.л.

98. Соловьев К.А. Хомяков Николай Алексеевич / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 689 - 691. - 0,5 п.л.

99. Соловьев К.А. Шингарев Сергей Иванович / К.А. Соловьев // П.А. Столыпин: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2011. С. 709 - 710. - 0,4 п.л.

100. Соловьев К.А. Что такое политическая повседневность / К.А. Соловьев // Историк и его время: Сб. ст. К 70-летию профессора В.В. Шелохаева. М., 2011. С. 192 - 203. - 0,5 п. л.

101. Соловьев К.А. Дума в ожидании революции / К.А. Соловьев // Государство и общество. Проблемы социально-политической и экономической истории России: Сб. науч. ст. Вып. 6. Пенза, 2011. С. 141 - 146. - 0,5 п. л.

102. Соловьев К.А. Политическая культура / К.А. Соловьев // Очерки русской культуры. Конец XIX - начало XX вв. Т. 2: Власть. Общество. Культура.а М.: Издательство Московского университета, 2011.а С. 74 - 160. - 5а п.л.

Ле Гофф Ж. Является ли политическая история по-прежнему становым хребтом истории // Средневековый мир воображаемого. М., 2001. С. 404, 416 - 417.

Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. С.а 17-18; Он же, Уоллис Дж., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки: Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. М., 2011. С. 59.

Могилевский К.И., Циунчук Р.А., Шелохаев В.В. Государственная дума России как историографическая проблема // Вопросы истории. 2007. № 11. С. 12.

     Все авторефераты докторских диссертаций