Проблемы идентичности исторического субъекта

1. раскрыть природу идентичности исторического субъекта
2. найти наиболее характерные ошибки в попытках научной идентификации исторических субъектов
3. рассмотреть научную инструментальность функционального и каузального подхода при анализе идентичности исторических субъектов

Хаа определить темпоральные критерии идентичности историче

ских субъектов

1. выявить взаимосвязи между телеологической направленностью и самоидентификацией исторических субъектов
2. установить феноменологические проявления идентификации исторических субъектов (на уровне феноменов, эпифеноменов, эффектов)
3. провести типологизацию феноменологической идентичности исторических субъектов.

10 Объект исследования: Объект исследования представляет собой

совокупность исторических субъектов в процессе социального развития.

Предмет исследования: Предметом исследования является идентичность, представляющее собой одно из важнейших свойств, предопределяющее социогенетическое развитие исторического субъекта и характер его взаимодействия с другими историческими субъектами.

Научная новизна исследования: В работе показываются возможности изучения исторического субъекта с помощью ряда предложенных автором методов анализа (социального хронотопа, социального пространства, социального окна), впервые проводятся комплексные исследования телеологической составляющей идентичности исторических субъектов и типологизация идентификационных феноменов по наиболее значимым параметрам, определяется динамика идентификационных изменений исторических субъектов, связанных с процессами, переживаемыми современным обществом (глобализация, информатизация и т.п.).

Методологическая и теоретическая основа диссертации базируется на совокупности аксиологических принципов, разработанных в рамках баденской школы неокантианства и её круга. Мы имеем в виду тот комплекс представлений о социальном значении ценностей, о которых говорится в трудах В.Дильтея, В.Виндельбанда, Г.Риккерта, Г.Зиммеля, М.Вебера . В этих работах кантовская трасцендентальность истолковывается в социально-философском духе. Согласно такой интерпретации, эмпирически несуществующие ценности действительно значат, определяя тот или иной идентификационный статус исторического

Дильтей В. Описательная психология - СПб., 1996; Виндельбанд В. Прелюдии -СПб., 1904; Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре - М., 1998; Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования // Зиммель Г. Избранное. В 2 тт. Том 2. Созерцание жизни - М., 1996; Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения - М., 1990.

11 субъекта. Такой способ рассмотрения феномена идентичности даёт возможность посредством аксиологического анализа телеологии и феноменологии исторического субъекта добиться убедительных научных результатов, наглядно показывающих суть природы идентичности исторического субъекта, как в целом, так и каждого в отдельности.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что оно создаёт основу для дальнейшего развития научных изысканий в области изучения целого ряда социальных явлений и процессов, связанных с идентификационными особенностями и социальными субъектами. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в теоретико-методологическом отношении, как в научно-исследовательской работе, так и в преподавании ряда курсов по социальной философии.

Положения, выносимые на защиту: 1. Всякий исторический субъект существует в создаваемом им социальном времени-пространстве (социальном хронотопе), что является его существеннейшей идентификационной характеристикой. 2. В силу этого идентичность исторического субъекта во многом предопределяется избираемым им социальным окном, посредством которого он переходит из одного социального хронотопа в другой. 3. Помимо социально-пространственных характеристик, являющихся важнейшими, идентичность исторических субъектов можно маркировать и посредством темпоральных компонент. 4. Идентичность исторического субъекта тесно связана с телеологической составляющей его развития. 5. Идентичность исторических субъектов проявляет себя в социальном пространстве в виде феноменов, эпифеноменов и эффектов. 6. Основные проблемы идентичности у исторических субъектов возникают в результате социального поведения, вызванного

12 несовпадениямиаа самоидентификационныхаа иаа иноидентификационных

представлений. 7. Научные проблемы, связанные с исследованием идентичности исторических субъектов, порождаются методологической или методической несостоятельностью (подмена универсальных оснований частными, использование функционального подхода вместо каузального и т.п.).

Апробация диссертации. Основные положения диссертации были опубликованы в статьях и монографиях, изложены в качестве докладов и выступлений на международных и российских научных конгрессах и конференциях: II Всероссийский философский конгресс (1999), Международные философские симпозиумы Диалог цивилизаций: Запад - Восток (1997, 2000), Всероссийские научные конференции Сорокинские чтения (2004, 2005), Международная научная конференция ООН: история и вызовы современности (2005) и др. а также прошли апробацию в ряде курсов, прочитанных в РУДН и Бременском университете.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, оценивается степень разработанности темы в научной литературе, определяются объект и предмет исследования, указывается цель и задачи исследования, определяются методологические основания диссертационной работы.

В I главе посредством сравнительного анализа рассматриваются методологические и методические проблемы исследования идентичности исторического субъекта. После критического рассмотрения целого

13 ряда теорий автором было установлено, что попытки некоторых учёных

заменить в ходе исследования социальных явлений в целом и идентичности в частности причинно-следственные отношения различного рода закономерностями, охватывающими законами, функциями оказалась несостоятельной8. Ибо, в отличие от математики, оперирующей идеализированными числовыми объектами (свойства которых сплошь и рядом расходятся со свойствами тех объектов, которые они замещают) и потому позволяющей посредством цифр увязывать всё в многочисленные функциональные связи, социальный мир поддаётся, по преимуществу, лишь словесному описанию. А язык людей, отражая их восприятие действительности, закладывает в основу любого описания (на явном или неявном уровне) отношения причины и следствия. Поэтому, исследуя закономерности и даже законы социального мира, порождающие весь спектр идентификационных характеристик бывших, настоящих и будущих исторических субъектов, мы с необходимостью должны использовать каузальный способ.

Когда мы, опираясь на каузальный метод, приходим к выводу о том, что нам известна причина, которая привела к тому, что тот или иной исторический субъект обладает определёнными идентификационными качествами, мы имеем в виду то, что мы знаем, почему так произошло, в силу каких обстоятельств это оказалось возможным или необ-

Охватывающие законы, которые, по мнению Гемпеля, должны были давать каузальное объяснения и играть в гуманитарном знании ту же роль, что законы в естественных науках, по существу не выходят за рамки причинно-следственной связи (См. Гемпель К. Мотивы и лохватывающие законы в историческом объяснении // Философия и методология истории - М., 1977. С. 72-93). Видимо об этом говорил Ф.Р.Анкерсмит, когда, имея в виду К.Гемпеля, с его экспланансами и экспланандума-ми отмечал, что трагикомическая история модели охватывающего закона свидетельствует о неспособности логиков сказать что-нибудь полезное об историописании. Априорные исторические спекуляции, развитые в прошлом Кантом и Гегелем, напри-

14 ходимым. При этом мы стремимся вывести эту причину из обстоятельств непосредственно предшествовавших наступлению рассматриваемого нами события. Так мы считаем некорректным увязывать проблемы идентичности некоего современного социума с особенностями локомоции и самосохранения приматов 67 млн лет назад в верхнемеловое время и уверять всех, что причинные основания рассматриваемого феномена находятся именно там (хотя, возможно, с точки зрения представителей социобиологии, это было бы и не столь уж нелепо9). Что касается функционального подхода, то он используется для решения несколько иной задачи. Его использование направлено на выяснение, какую функцию выполняет в социальном мире тот или иной феномен10. Или, другими словами, функцией чего (какого социального института) он является. То есть причинное объяснение относится, по преимуществу, к области традиционного социального знания (философии, истории), так как направлено на исчерпывающее объяснение средствами живой речи и опирается на социальный опыт исследователя. В то время как функциональный метод, не претендуя на предельный ответ относительно природы анализируемого явления, показывает скорее как, каким образом возникло некое явление и идеальным языком этого метода является математика. В этом мы видим генетическую связь функционального подхода с миром естественных наук. Если говорить коротко, то причина синтетична и никогда не может быть определена до конца (в силу того, что она претендует на исчерпывающий ответ о природе явления), а функция аналитична и, в известном смысле, более определённа (так как обычно

мер, учили историка не ожидать дельных советов от логиков (Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлёт и падение метафоры. -М., 2003. С.462). 9 См., например: Wilson Е.О. On Human Nature - Harvard. 2004.

15 учитывает одну или только несколько связей). В то же время, при жёстком подходе к анализу функции (например, с феноменологической точки зрения), мы можем придти к заключению, что функциональные связи, подобно причинным, являют собой не более чем редукцию бытия в смысл11.

Рассмотрение различных подходов к анализу идентичности исторического субъекта привело нас к признанию того, что наибольшая ин-струментальность свойственна методологической концепции баденской школы, основывающейся на ценностной природе социальных феноменов и примате каузального метода при их исследованиях. Такое сочетание представляется нам вполне естественным, ибо ценностная оценка, будучи по своей природе качественной, с неизбежностью порождает причинно-следственное описание мира. Функциональный подход основан на принципиально ином восприятии действительности. Использование числа, в предельном смысле, представляет собой попытку уйти от ценностных, а, стало быть, социальных оснований, в сферу трансцендентной абстракции, чистого знания, свободного от человеческих предпочтений. Т.е. того, что напрямую не связано с обществом. Поэтому некорректное использование языка чисел при анализе социальных отношений и связей в неявном виде подразумевает, что человечество в целом (не говоря о любом из составляющих его субъектов) является лишь одним из безмерного количества элементов составляющих множество универсума. В этом заключается одно из основных отличий базирующемся на числе функциональном постижении мира и основанном на ес-

Впервые введение термина функция в сферу социального знания обосновал Г. Спенсер. Он представлял общество в виде структуры, где функции обеспечивают связи между элементами..

Декомб В. Тождественное и иное // Декомб В. Современная французская философия.-М., 2000. С. 77,78.

16 тественном языке каузальном объяснении общества. Число отодвигает

человека на далёкую периферию вселенной, идентифицируя любой социальный субъект, как ничтожно малую величину, лишённую, по существу, всякого исторического значения. В то время как слово придаёт или может придать ему чуть ли не главный смысл и цель развития вселенной. Заметим также, что во всяком слове имманентно присутствует указание на ценность, так как оно содержит в себе отношение человека к означаемому. Иными словами слово создаёт денотат и подразумевает коннотат, а, стало быть, порождает ценностный и каузальный контекст. Ибо присущие социальному миру ценности являются основной, если не единственной причиной, порождающей идентификационные ориентиры и различия исторических субъектов, задающей им цели развития и указывающей на пути их достижения.

Состоявшееся некогда осознание ценностей, произвело переворот в судьбе людей. Оно создало предпосылки для становления человека и общества в качестве исторических, а не природных субъектов, заложив, тем самым, чрезвычайно важное идентификационное отличие. Другим важным идентификационным признаком стало осознание обществом своего отличия от другого общества (или других обществ). При этом мы не имеем в виду, что первое идентификационное отличие возникло раньше, а второе позже. Речь идёт о разных способах (или качествах) идентификации. В дальнейшем эти способы вели как к появлению самого субъекта через объединение нескольких социальных элементов - в т.ч. посредством включения - в один исторический субъект {эффект сплочения), так и к противостоянию его - посредством выделения - другим субъектам (эффект противопоставления). А это, в свою очередь, поро-

17 див множественность самоидентификаций и иноидентификаций, привело к появлению большого количества исторических субъектов.

Большое количество говорит о том, что в различных социальных обстоятельствах разные общества выбирали (или были вынуждены выбирать) разные пути развития, изменяя, согласно своим ценностным представлениям, природное пространство на социальное. В целях лучшего различения этих социальных пространств, целесообразно использовать одну из весьма значимых пространственных характеристик - время. Но, в силу природы исследуемого нами объекта, это должно быть социальное время. В то же время, учитывая, что времени без пространства быть не может, представляется необходимым рассматривать социальное пространство и время, как единый феномен (социальный хронотоп12), в котором время является важной идентификационной характе-ристикой . Ибо социальное пространство порождает социальное время, которое, в свою очередь, проявляет себя через социальное пространство. Поэтому, с нашей точки зрения, в корректном описании идентичности всякого исторического субъекта наряду с социальным пространством, должны быть указаны и его темпоральные характеристики . При этом под различными фазами социального времени-пространства мы подра-

Одним из первых термин хронотоп стал использовать М.М. Бахтин (вслед за А.А.Ухтомским и др.). Под хронотопом М.М.Бахтин понимал формально-содержательную категорию, предопределяющую образ человека в литературе (Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики -М., 1975. С. 234-235).

Об этом писал В.И.Вернадский: Философ вынужден считаться сейчас с существованием пространства-времени, а не с независимыми друг от друга двумя лестественными телами - пространством и временем (Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление. -М., 1991. С. 155).

В этой связи приведём интересное утверждение немецкого философа и теолога Мейстера Экхарда, ещё в ХШ в заметившего, что эти понятия носят ярко выраженный социальный характер. По его словам, именно пространство и время представляют душе наибольшие затруднения в познании Бога (Eckhart. Meister Eckharts. Schriften undPredigten - Jena, 1921. Ss.137-138, 201).

18 зумеваем качественно отличающиеся друг от друга состояния социального пространства. Из чего следует, что социальное время представляет собой способ измерения изменений социального пространства. Поэтому к социальным хронотопам могут быть отнесены такие известные всем, и проявляющиеся через исторические субъекты, идентификационные феномены, как урбанизация, христианство, колониализм, постиндустриализация, а также коммунизм, неофеодализм и т.п.

При этом следует сказать, что социальное время-пространство может иметь как умозрительный (предлагаемый социальный хронотоп), так и воплощаемый характер (реализуемый социальный хронотоп). Заметим также, что практически все социальные хронотопы, будучи по своей природе связаны с изменениями общественной мысли и общественных отношений, были так или иначе предложены обществу. Но далеко не все из них были выбраны15. На это существовали разные причины: и неприятие обществом, и неготовность, и невозможность принятия по причине внешней зависимости и т.д. Отметим также, что изменения, порождённые социальным хронотопом, могут происходить сразу же (синхронно) или иметь отложенный вид.

На этом основании мы можем дать ещё одно определение социального хронотопа. Он представляется нам, как мыслимое, идеальное время-пространство, которое в случае его принятия обществом, может быть реализовано в физическом пространстве16. В некоторых случаях это пространство может быть принято обществом, но не иметь своего

Впервые проблему выбора обществом иного образца развития поднял Лейбниц. Он рассматривал её в духе соответствия того или иного возможного мира такой степени совершенства, который будет признан Богом достаточным для его перехода из исключительно ментального состояния в реальное пространство (Лейбниц Г.-В. Монадология // Лейбниц Г.-В. Соч. в 4-х тт. Т. 1 - М., 1982. С. 413-429).

Хальбвакс М. Планы расширения и благоустройства Парижа до ХГХ века // Социальные классы и морфология. - М.-СП6, 2000. С. 223-224, 234-237.

19 физического воплощения (т.е. существовать в виде социального фантома). Это ментальное пространство в том смысле, что, во-первых, оно порождено умом и существует в умах людей , а, во-вторых, потому, что структура этой ментальности имеет пространственную организацию. Под пространственной организацией мы понимаем то, что ментальная структура состоит из элементов, связи между которыми предопределяют объём, как в случае представления структуры в виде образа, так и в случае воплощения этой структуры в реальном пространстве.

Можно отметить ещё одну особенность социального хронотопа: он представляет собой концептуальное пространство. Это пространство концептуально в том смысле, что его структура парадигмальна, то есть, представлена в виде некоего образца, следуя которому можно изменить действительное пространство (как физическое, так и социальное). В результате воздействия концептуального пространства, физическое приобретает такую форму, в которой всё становится сообразно и соразмерно человеку . В частности это находит своё проявление в особом виде времени. В.И.Вернадский в этой связи высказывал предположение, что ноосфера, будучи продуктом переработки научной мысли социального человечества представляет собой особый пространственно-временной континуум, в котором время проявляется не в качестве четвёртой коор-

На то, что возможный мир имеет исключительно ментальную природу указывали не раз. См.: Крипке С. Тождество и необходимость // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. ХШ Логика и лингвистика - М., 1982. С. 354; Хинтикка Я. Логика в философии - философия логики // Логико-эпистемологические исследования - М., 1990. С. 39; Степанов Ю.С. Пространство и миры - новый, воображаемый, ментальный и прочие // Философия языка: в границах и вне границ. Международная серия монографий. Т. 2-Харьков, 1994. СП.

Это было подмечено еще в древности. Первым, кто объявил человека мерилом всего сущего был Протагор.

20 динаты, а в виде смены поколений19. И, в этом смысле, идентификационные различия или сходства исторических субъектов предопределены частными случаями социального развития, выраженного в том, что те или иные общества осуществляют предпочтения тем или иным социальным хронотопам.

Проблематикой II главы являются Телеологические аспекты идентичности исторического субъекта. Телеологический подход имеет тесную связь с причинностью, что отметил ещё И.Кант, утверждая, что мы являемся единственным видом существ в мире, каузаль-ность которых направлена телеологически . Правда, этот подход, в отличие от каузального и функционального, базируется на индуктивном методе и тесно связан с этическими категориями. Благо, добро или листина могут на разных этапах развития обществ и в разных обличиях (таких, как просвещение, прогресс, социализм и т.п.) быть составляющими цели социального развития и служить идентификационной меткой его субъектов. Отметим, в этой связи чрезвычайную инстру-ментальность телеологического подхода, которая, посредством указания на цель (Возрождение, Просвещение, прогресс и т.д.) позволяет довольно наглядно маркировать основные этапы идентификационных изменений социальных хронотопов исторических субъектов.

Телеологическую идентичность можно декларировать, но чтобы она не была пустым звуком, она должна быть принята социумом как цель и затем укоренена на ценностном уровне. Показателем же укоренённости является преобразование социального пространства в соответствии с тем

Вернадский В. И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения - М., 1965. С. 201; Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление. - М., 1991 (I, I, 11-12).

Кант И. Критика способности суждения // Кант И. Соч. в 6 тт. Т. 5 - М., 1966. С. 468.

21 мыслительным конструктом, который объясняет целесообразность общественных трансформаций. Таким образом, именно целесообразно укоренённые ценности или, точнее, их текущее соотношение, предопределяют идентичность социума. А специфика их изменений задаёт такие ориентиры для развития социального пространства, которые, по мере их воплощения изменяют социальные хронотопыа .

Например, важной новостью послеантичной эпохи было стремление европейского общества или, точнее, христианского народа Европы, будь то на Востоке или на Западе, к прижизненной идентичности с трансцендентным. На это нам указывает массовый характер, этой прижизненной трансцендентной идентичности, чего ранее никогда не было. Ибо ни греки, ни римляне, ни славяне, ни германцы не идентифицировали себя с каким-то одним богом. У них были довольно развитые представления о потустороннем мире, но им не была свойственна безоговорочная вера в то, что их посюсторонняя жизнь должна строиться по законам того или даже быть подчинена тому, что находится за пределами человеческого восприятия. Особенно показательны в этом отношении римляне, которые стремились выстроить свои отношения с богами на условиях почти полной взаимности. Наиболее ярким примером этого служит формула, с которой римлянин, принося жертву, обращался к божеству: do ut des (даю, чтобы ты дал).

У христиан всё было иначе. Истоки их трансцендентной идентичности связаны с указанием евангелистов на то, что Христос считал подлинным лишь потусторонний мир, провозглашая, что Царство Моё не

Эти социальные ориентиры по преобразованию пространства М.Вебер в соответствии с представлениями ХУШ-ХГХ вв и подразделением В.Дильтеем всего комплекса наук на науки о природе и науки о духе (Geisteswissenschaft), называл духом эпохи. См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения-М., 1990. С. 77.

22 от мира сего . В силу этого всё посюстороннее должно было трактоваться как испорченное, как то, что нужно непрерывно совершенствовать духовно, предуготовляя этот мир к переходу в качественно иное состояние. Таким образом, о какой бы идентичности не шла речь, для средневековых европейцев она была неразрывно связана с христианскими представлениями о цели и смысле исторического процесса. Если для людей античности история была наставницей жизни (historia magistra vi-tae) , то согласно христианским представлениям Средневековья, исто-рия являлась наставницей вечной жизни (historia magistra vitae aeterna) . В силу этого каждый исторический субъект тогдашней Европы пытался найти и закрепить своё место в христианской истории, ибо не мыслил себя вне христианского континуума. Если рассматривать феномен средневековых империй Европы, как видимое проявление социального хронотопа, легко придти к заключению о том, что он представляет собой попытку включения посюстороннего универсализма в потусторонний универсум. Внешним проявлением этого становятся официальные и неофициальные названия наиболее значительных средневековых царств, которые напрямую соотносятся в Царствием Небесным (Священная империя, Святая Русь).

Но вскоре (XV-XVI вв) всё начало меняться. Сначала об этом возвестила научно-техническая мысль, снабдившая западное общество необходимыми средствами коммуникаций. В результате успех того или иного субъекта напрямую зависел от того, насколько он преуспел в освоении научно-технических достижений. Но технические науки недолго пребывали в гордом одиночестве. Вскоре и тем наукам, которые мы сей-

Иоанн, 18, 36.

Cicero De oral, П, 9, 36.

Бедуелл Г. История церкви - М., 1996.

23 час определяем, как социальные, если и не стали вменять в обязанность

поиски новых телеологических оснований, то, по крайней мере, стали от них ожидать, что, в связи с резким изменением социального бытия, её представители выяснят или же уточнят цели развития современного общества. Ибо избавление от жёсткого диктата христианских телеологических догматов, наступившее вслед за коммуникационным и коммуникативным разнообразием, не освободило западноевропейцев от финалист-ского мышления. Это обстоятельство поставило перед историческими субъектами проблему разработки альтернативной телеологической доктрины. И вскоре начали появляться первые подходы к концептуальному осмыслению цели развития европейского общества.

Н.Макиавелли реанимирует, а Дж.Вико тщательно разрабатывает восходящую к мифологическим временам идею циклизма. Опираясь на античные учения об Уме (???), Вико предпринял попытку лишить науч-ного статуса античное понятие Рока (fatimi), случая и дал впечатляющий ответ критике Р.Декарта (которую тот изложил в своей знаменитой работе Рассуждении о методе26), показав, что можно не только определять, но и предсказывать идентификационное поведение исторических субъектов. В целом теория Дж.Вико была остроумным продолжением взглядов Н.Макиавелли, которые были выражены образным языком. Последнее обстоятельство, вероятно, было решающим, поскольку придавало теории монотонных колебаний от одной стадии к другой необхо-димую яркость восприятияа . Ибо в дальнейшем (XIX-XX вв) мы обна-

25 Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций - Л., 1940. С. 470-471.

Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках // Декарт Р. Сочинения в 2 тт. Т. 1. - М., 1989. С. 252, 260, 263.

Яркий способ изложения оказался настолько притягательным для многих явных и неявных последователей Дж.Вико, что они заимствовали у него даже некоторые оппозиции. Ср. "corsi e ricorsi" Дж.Вико с Уходом-и-Возвратом АДж.Тойнби, концом и началом Л.Н.Гумилёва и т.п.

24 руживаем основное положение этой теории - о закономерной периодичности качественных изменений общества - в стадиальных концепциях А.Сен-Симона,аа Г.Гегеля,аа О.Конта,аа К.Маркса,аа Л.Гумпловича, П.А.Сорокина и др.28

Наибольшее значение для социальной телеологии XIX-XXI вв получило прогрессистское учение Маркса, переосмыслившего концепцию Гегеля на принципиально новых основаниях. Положив в основу экономический критерий, К.Маркс не только дал новые идентификационные определения давно исчезнувшим субъектам мировой истории, но и предсказал появление новых - коммунистических, с возникновения которых возникнет новая, постоянно прогрессирующая в научно-техническом отношении, подлинно социальная история. Эта концепция задала новые идентификационные ориентиры вначале историческим субъектам Европы, а затем и всего остального мира. В настоящее время в мире существуют сотни коммунистических, социалистических и социал-демократических партий и организаций, концептуальный базис деятельности которых опирается на марксовское учение. Помимо партийной и организационной идентичности следует указать и на государственную идентичность, связанную с марксовскои маркировкой стадий развития человечества. Количество стран, в разное время провозглашавших соответствие своего развития с путём, указанным К.Марксом, исчислялось десятками. Некоторые даже фиксировали её в самоназваниях.

Лавры Гегеля и Маркса не давали покоя Ф.Фукуяме, который, следуя заветам своего учителя А.Кожева, лукоротил Маркса. Убрав из

Сен-Симон А. О промышленной системе // Сен-Симон Избр. соч. Тт. ?-?. Т. П. -М.-Л, 1948; Конт О. Курс положительной философии. Т. 1. - СПб., 1899; Гумплович

25 марксовои концепции коммунистическую стадию иаа завершив таким

образом, процесс всеобщего социального развития в капиталистическом (он называет его либеральным) обществе конца XX в , Ф.Фукуяма пре-тендовал на то, что он тем самым совершил открытие . Эта мысль настолько нелепа методологически, что её даже как-то неудобно опровергать. Ибо даже из самых общих соображений ясно, что в своём будущем развитии общество породит такое количество телеологических ориентиров и накопит такое количество изменений, что всякий разговор о его идентичности с социумом XX века будет совершенно неуместен. Интересно, что своё мнение о конце истории Ф.Фукуяма не изменил даже после обрушившейся на него критики. В дальнейшем он переделал свою статью в книгу31, в которой попытался развить мнение, выраженное в конце статьи. Его смысл заключался в том, что конец истории - это не конец истории, а конец старой истории и начало новой. Однако Ф.Фукуяма не дал никакого внятного объяснения, почему концом истории следует считать торжество воплощённой, прежде всего, на североамериканском пространстве либеральной идеи.

Л. Основы социологии. - СПб., 1899; Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика // Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество, М., 1992.

99

Гегель Г.В.Ф. Философия истории // Гегель Г.В.Ф. Сочинения в 14 тт. Т. VIH. - М., 1935. С. 99-103; Кожев А. Конец истории // Танатография эроса. - СПб., 1994; Фу-куяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. № 3. 1990. С. 135; Маркс К. К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2 изд. Т. 13. - М., 1959. С. 7.

Разумеется у Ф.Фукуямы были предшественники. Назовём одного из них. Его звали Бенито Муссолини. В одной из своих речей после захвата власти в Италии он утверждал, что настоящая история капитализма начинается лишь сейчас; ибо капитализм не представляет собой систему угнетения, напротив, в нем воплощено сочетание самого ценного, он создает равные возможности для наиболее способных, самое развитое чувство индивидуальной ответственности (Mussolini В. Reden - Leipzig, 1925, S.96). Правда, в отличие от либерала Ф.Фукуямы, дуче выступал идеологом строительства корпоративного государства (Mussolini В. Vom Kapitalismus zum korporativen Staat. Ч Kтln, 1936).

26 С 1960-х гг, в качестве реакции на различного рода тоталитарные

идеи социального развития (в т.ч. на коммунизм), выкристаллизовывается постмодернистская концепция. Постмодернисты предприняли попытку упразднить саму телеологию. Они разом отбросили всё: и предустановленную гармонию древнегреческого Логоса, и христианскую эсхатологию, и оплот современной телеологии - прогресс. По мнению одного из их адептов, телеология и прогресс являются метанарративами или, проще говоря, жеповествованиями . Эти жеповествования предназначены лишь для того, чтобы легитимизировать общественные институты и социальные практики. Причём в отличие от других метанарративов (мифология и история) их легитимация была обращена не к прошлому, а к будущему . При этом развитие исторических субъектов, согласно представлениям постмодернистов, представляет собой поливариантное и мультикультурное развитие обществ, в котором отсутствует какая-либо цель. Ибо, поскольку в процессе нет никакого единства, говорить о его смысле и цели не приходится. Подобного рода подход к описанию развития общества Ж.Делёз и Ф.Гваттари объявили ризомным (клубневидным или пучкообразным). То есть таким, где всё взаимопереплетено и отсутствует какой-либо стержень, а вопросы о том, откуда и куда мы идём, совершенно бесполезны34. Добавим также, что постмодернисты нередко выступали с антирациональных позиций. Ж.Делёз и Ф.Гваттари,

Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек - М., 2004.

По этой причине понятие прогресса было на некоторое время вытеснено на периферию западноевропейской научной мысли. См.: Коротаев А.В. Социальная эволюция: факторы, закономерности, тенденции -М., 2003. С. 6-7.

Лиотар Ж.-Ф. Заметки на полях повествований // Комментарии. 1997. № 11. С. 215.

Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения. -М., 1990.

27 основываясь на учении Ж.-Ф. Лиотара35, горделиво заявили, что выступают от лимени абсолютной некомпетентностиа .

Если не обращать внимание на явную нарочитость постмодернистской критики телеологии социального развития и её претензии на научный эпатаж, а задуматься о причине возникновения подобного рода воззрений, можно придти к выводу о том, что взгляды постмодернистов являются естественной реакцией на крах некогда могущественных идеологий. Тех идеологий, которые имели чёткие цели преобразования социального пространства и даже планы - хотя уже не такие отчётливые - по достижению этих целей. Поэтому неспособность установления даже вектора современного социального развития лишала постмодернистов возможности определения цели. В рамках этой парадигмы исторический субъект существует не столько в социальном, сколько в виртуальном, навязываемом ему извне хронотопе . А подлинной хозяйкой мира является бюрократия (как научная, так и политическая), которая в своих собственных интересах истолковывает беспорядочность прошлого развития с точки зрения следования определённой цели. Причём промежуточное состояние в ходе этого движения лестественным образом совпадает с текущими бюрократическими интересами. И, в этом смысле, всякая телеология является не более чем вымыслом, не имеющим никакого отношения к ризомному бытию общества. Отсылка к ризомности в данном случае есть не более чем уловка, посредством которой можно, в случае необходимости, ориентировать общество на что угодно. Ведь используя

Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна.- СПб., 1998. С. 52-61.

Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения. -М., 1990. С. 107.

'in

В концептуальном отношении этот подход близок когерентной теории истинности, согласно которой истинность определяется не соотнесением с фактами, а отсутствием противоречий с другими предложениями данной логической системы. На ограниченность такого подхода указал М.Шлик (Шлик М. О фундаменте познания // Аналитическая философия. Избранные тексты-М., 1993. С. 33-50).

28 ризомный способ описания действительности, можно создавать в любых

временах (прошлом, настоящем и будущем) любую действитель-ность . Ибо, согласно духу и букве постмодернизма, субъект верит лишь в то, о чём ему рассказывают и показывают. С этой точки зрения событие приобретает статус исторического только в том случае, если его фиксирует несколько телекамер и тиражирует интернет. Разумеется, это верно лишь отчасти. Но, что на наш взгляд является бесспорным, так это то, что наличие виртуального СМИ-пространства позволяет создавать такие социальные окна эвентуальных возможностей, которые дают возможность проще и быстрее воздействовать на исторические субъекты. И, тем самым, значительно эффективнее манипулировать целями общественного развития, исходя из простого допущения, что исторический субъект не может иметь никакого подлинной цели и постоянно мечется от одного мнимого или случайного ориентира к другому.

Подобный подход, навязываемый историческим субъектам рядом учёных и бюрократов, приобрёл довольно большую популярность в силу его антипрогрессистской направленности. Скептическое отношение к прогрессу в XX в (общественное, научное и политическое ) явилось реакцией общества на мировые войны,а масштабное разрушение и загряз-

Более или менее внятно эта теория была изложена в рассказе Х.Борхеса Сад расходящихся тропок (Борхес Х.Л. Письмена Бога - М., 1992. С. 230-240). В этом рассказе автор, излагая один из причудливых способов прочтения классического китайского романа (Цао Сюэцинь. Сон в красном тереме. В 3 тт - М., 1995), утверждал, что любая из наших потенциальных возможностей неизбежно становится актуальной. Просто мы, раздваиваясь, расчетверяясь и т.д. в каждой ситуации, проживаем их в разных непересекающихся между собой социальных пространствах. На этой методе был основан и т.н. гипертекстовый роман, в котором существует много вариантов развития разных ситуаций. Можно указать и на компьютерные игры, позволяющие любому как бы наяву различными способами пережить множество раз одну и ту же ситуацию.

Образование в ряде стран Европы экологических движений (например, Зелёный мир) и партий (например, уже давно представленная в бундестаге Партия зелёных). См.: Grьnwirkt! Unser Wahlprogramm 2002-2006. -Blumberg. 2002. S. 10-24.

29 нение окружающей среды. Стремительные изменения, которым подвергся мир в течение XX в, заставило многих рассматривать прогресс не столько как панацею социально-исторического развития, сколько как угрозу общественному бытию.

В.И.Вернадский обратил внимание на то, что радикальное преобразование человеком природы привело к тому, что даже химический состав воды на земном шаре в течение последнего тысячелетия был полностью изменён40. И хотя сам учёный оценивал это явление скорее положительно, связывая его с переходом человечества к качественно новому этапу своего развития (ноосфере), в дальнейшем часть учёных взглянуло на изменения подобного рода иначе. Идеи В.И.Вернадского были переосмыслены в конце XX в. В результате чего появились теория коэволюции41 и концепция устойчивого развития (sustainable development)42. Смысл обеих научных парадигм заключался в создании новой телеологии исторических субъектов, подразумевавшей не столько их существование за счёт природной среды, сколько сосуществование и соразвитие с ней. Нетрудно заметить, что отличие этой телеологии от христианской и национальной заключается в том, что она, подобно телеологии прогресса, делает упор скорее на технологии, чем на идее (ибо категория улуч-

Вернадский В.И. История природных вод //Избр.соч. Т. 4. Кн. 2. -М., 1960. С. 85. См. также: Вернадский В.И. История минералов земной коры. Т. 1. Вып. 1-2. - Л., 1925-1927.

Тимофеев-Ресовский Н.В., Иванов Вл.И, Корогодин В.И. Применение принципа попадания в радиобиологии. - М., 1968; Jantsch E. The self-organizing Universe: Scientific and Human Implications of the Emerging Paradigm of Evolution. - NY, 1980; Моисеев H.H. Коэволюция природы и общества. Пути ноосферогенеза. // Экология и жизнь. №2-3, 1997.

49

Концепция устойчивого развития была сформулирована в докладе (Наше общее будущее) председателя комиссии ООН по окружающей среде Гро Харлем Брутланд в 1987 г. В дальнейшем эта концепция была принята в качестве цели для всего человечества на международной конференции по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, июль 1992 г).

30 шения качества жизни в прогрессистской парадигме подразумевает по

большей мере удовлетворение материальных нужд, а не духовных потребностей). Но её отличие от чисто прогрессистских теорий43 заключается в том, что устраняется знак равенства между добром и прогрессом.

В собственно социально-историческом смысле идея коэволюции подразумевает целенаправленную деятельность человечества, ориентированную на сближение существующих в современном мире социальных структур по целому ряду параметров. Прежде всего, это относится к интенсивности социальных процессов44 и снижению напряжённости, связанной с тем, что, несмотря на топологическое единство, в мире сосуществуют - как поврозь, так и взаимопроникая друг в друга - различные социальные пространства. В связи с этим следует отметить, что в отличие от цели глобализма, направляющей современные социальные процессы на подавление слабых обществ сильными, социальная коэволюция предлагает такой путь включения одних структур в другие, который был бы наименее болезнен для слабых обществ в политическом, культурном и экономическом отношениях. Таким образом, коэво-люционная концепция в телеологическом отношении отличается от других, также претендующих на глобальный охват, тем, что она придаёт большое значение организационной компоненте и направлена на гармонизацию взаимоотношений между обществом и природой. А основное отличие коэволюционной концепции от прогрессистской заключается в идее симбиоза социума и природы, как основной цели общественного

в духе И.В.Мичурина: Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё -наша задача (Мичурин И.В. Сочинения. Т. 1. -М., 1948. С. 605).

Князева Е.Н., Курдюмов СП. Коэволюция: человек как соучастник коэволюцион-ных процессов // Устойчивое развитие. Наука и практика. № 1. 2002.

31 развития45. К достоинствам этой концепции следует отнести то, что она

отвечает задаче сохранения человека как вида на неопределённо долгое время и ориентирована на построение и развитие таких исторических субъектов, которые бы наиболее полно соответствовали критерию справедливости. В то же время следует сказать, что создание коэволюцион-ного общества - это дело далёкого будущего. Зарождение его можно видеть сейчас в борьбе различных обществ и политических партий (в том числе тех, кто определяет средне- и долгосрочные цели развития исторических субъектов46) за сохранение природных видов, сокращение антропогенного давления на окружающую среду и т.п.

III глава посвящена исследованию Феноменологического подхода к вопросу идентичности исторического субъекта. Идентичность исторических субъектов можно подвергнуть своеобразной классификации. Так существуют такие субъекты, которые целесообразно идентифицировать посредством категории вины (т.н. кульпальная идентичность), в основу определения других можно положить телеологическую направленность (христианскую, социалистическую и т.п.). К отдельным видам мы относим ностальгирующую идентичность47, соли-

В этом отношении определённый интерес представляют работы П.Корнинга (хотя они во многом созвучны трудам П.Тейяра де Шардена), в которых на базе теории систем, кибернетики и синэргетики развивается мысль о телеономической эволюции. Согласно П.Корнингу, биосоциальные системы эволюционируют всегда целенаправленно, обеспечивая себе выживание в конкретных исторических условиях (Corning Р. The synergism hypothesis. A theory of progressive evolution. - NY, 1983; Corning P. The synergism hypothesis. On the concept of synergy and its role in the evolution of complex systems//Jor. Soc. Evol. Syst. V. 21. 1998. P. 133-172).

См. программные положения Партии зелёных ФРГ: Grьn wirkt! Unser Wahlpro-gramm 2002-2006. -Blumberg.2002.

М.М.Бахтин связывал этот феномен с эпосом, который вмещает в далевой план эпического прошлого всю полноту ценности; с точки зрения эпоса всякое будущее (потомки, современники) может быть только оскудением (Да, были люди в наше время... богатыри не вы...). (Бахтин М.М. [Риторика, в меру своей живости...] //

32 дарную идентичность, мобилизационную идентичность, маргинальную

идентичность, идентификационный фантомы и синдромы. Отличительной особенностью всех видов идентичности является их ноуменаль-ность (интеллигибельность). Ибо они всегда были связаны с мыслительными конструктами: либо с апостериорными - когда нечто идентифицировалось после того, как оно случилось (например - кульпальная идентичность); либо с априорными - когда идентичность сначала декларировалась и лишь затем предпринималась попытка её реализации (например - социалистическая идентичность).

Следует упомянуть и о подчас встречающихся у исторических субъектов эффектов двойной идентификации, связанных с явлением поивалентности. Под поливалентностью идентичности мы подразумеваем феномен одновременного отождествления исторического субъекта с ценностями социальных пространств, имеющих различные темпоральные характеристики. Природа этого явления заключается в том, что со-циогенотип (проявляющийся в родовой связи социальных хронотопов) у субъектов с разной темпоральностью может быть весьма схожим. И это обстоятельство даёт основание в ряде контекстов считать их одним и тем же субъектом. Например, мы можем именовать Францией практически любой исторический субъект, контролировавший большую часть территории современной страны, начиная с VI в. Кроме того, один и тот исторический субъект может иметь массу идентификационных характеристик, что может порождать большие проблемы в случае ситуативного возникновения ценностных противоречий между ними (европеец, француз, гражданин Франции, буржуа и т.д.).

Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. - СПб., 2000. С. 232).

33 Такое положение вещей объясняется следующим. Дофеноменаль-

ный носитель идентичности - внеэмпирическая субстанция - может быть как устойчивым к влиянию других субстанций вплоть до конфликта, так и податливым вплоть до слияния. Но отметим при этом - нам представляется это весьма важным, - что, когда мы говорим об устойчивости одной субстанции по отношению к воздействию другой, мы не отрицаем возможности внутренних изменений. Мы полагаем, что в трансцендентном мире - пусть это будет мир идентичностей - влияние одной идеи на другую не проходит бесследно никогда. Даже в том случае, если все основополагающие характеристики остались прежними. Это связано с тем, что трансцендентный мир порождён и находится в постоянной зависимости от социального (т.е. эмпирического) мира. В силу такого постоянного взаимодействия между трансцендентным и эмпирическим происходят эффекты новых истолкований прежних идей и концептов, которые, в результате, приводят к тому, что Гадамер называл прираще-

до

нием смысла . Однако эти влияния далеко не всегда не отменяют основу идентичности, феноменальные проявления которой могут существовать достаточно долго. Как однажды выразился Э.Гуссерль, лидентичное представляет собой сохраняющуюся в своей индивидуации сущность в непрерывном общем потоке49.

Заключение содержит итоги исследования проблем идентичности исторического субъекта, сводимые к следующему: 1. Идентичность является одним из важнейших атрибутов исторического субъекта (государства, города, класса, сословия, партии и т.д.) и, в силу этого, потребность в идентичности представляет собой один из интереснейших соци-

Гадамер Г.-Г. Эстетика и герменевтика // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного -М., 1991. С. 262-265.

34 альных феноменов. 2. Каждый субъект, в меру своих сил, пытается достичь идентификационного соответствия, то есть признания своих идентификационных притязаний. 3. При таком совпадении идентичность является маркером, обозначающим место субъекта в среде других субъектов. 4. В случае несовпадения, она превращается в одну из целей социальных притязаний субъекта, и в этом качестве может служить катализатором ранее скрытых общественных процессов. 5. Идентификационные несоответствия и притязания чреваты социальными (а подчас и международными) конфликтами. 6. Способы достижения идентификационных притязаний весьма различны (появление, выделение, отделение и т.д.); равно как весьма различны и пути достижения (покупка, заслуги, конфликт, военные действия и т.п.). 7. Возникновение новых идентичностей в среде исторических субъектов может приводить к переформатированию прежней социальной среды.

Кроме того, в процессе исследования нами был получен и ряд других результатов. Например, используя в ходе изучения феномена идентичности причинно-следственный метод, мы отвергли функциональный с его ориентацией на установление жёстких связей, малопригодных для выявления проблем у явлений социальной природы. Оба они базируются на дедукции, но в то время, как первый действительно выводит, второй лишь может увязать феномен идентичности с совокупностью существующих или существовавших ранее явлений. И потому, хотя в обоих случаях идентичность исторического субъекта проявляет себя как частное проявление некоего набора общих компонент, причинное объяснение представляет более надёжное основание для исследования исторических субъектов. Укажем также на то, что причинное объяснение мира

Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени // Гуссерль Э.аа Собр.

35 социальных явлений привлекательно своей операциональностью, природа которой заключается в том, что оно подкрепляется личным опытом человека и, в силу этого, интуитивно понятно.

В то же время, следует признать, что причинное объяснение, как бы обоснованно и удобно оно не было, по сути своей представляет ретро-прогноз. Ибо, разделяя социальный процесс на отдельные части, мы при объявлении предыдущей части ответственной за последующую, уже знаем что произошло. И, в этом смысле, давая определение тому или иному идентификационному феномену, мы мысленно обрываем социальный процесс на той точке, с которой мы начали анализ и потом пытаемся рассмотреть как субъект дошёл до жизни такой. При этом безразлично, в какую сторону по стреле времени мы будем двигаться (если в будущее, то это обычно связано с прогнозированием). Важно то, мы каждый раз рассматриваем либо полностью завершённый процесс, либо делаем вид, что он завершён. А, закончив свой анализ, мы propter объявляем причиной post. Но, даже с учётом этого, использование метода причинно-следственных отношений при изучении общества оказалось намного продуктивнее, чем замена его с помощью уловки вроде поиска функциональных связей между двумя событиями. На наш взгляд функциональный метод корректно применять для исследования и описания естественных наук и то лишь в той их части, которая допускает проведения достаточно точных количественных измерений.

Отметим также, что особую значимость каузальный способ исследования получает при изучении и интерпретации феноменов, непосредственно связанных с историческим процессом. Ибо социальная субъект-ность этого процесса (индивидуальная, коллективная или институцио-

соч. Т.1 -М., 1994,. С. 148

36 нальная) предполагает наличие потребностей, ведущих к возникновению

желания или стремления что-то осуществить. В силу этого метод причинно-следственных связей при анализе проблем идентичности исторических субъектов имеет особое значение. С его помощью мы можем причины, необходимые для образования или трансформации идентичности того или иного исторического субъекта, подразделять на достаточные и необходимые, можем строить каузальные модели и, на основе моделей, использовать другие методы.

При рассмотрении идентичности исторического субъекта мы исходили из того, что наиболее продуктивным способом его исследования будет анализ ценностных оснований этого феномена. На наш взгляд, результаты работы, подтвердили правомерность такого подхода. Ибо только в ценностях нашёл выражение решающий регулятивный потенциал, который предопределял любые варианты развития социального пространства, свойственные каждой целеориентированной социальной группе в частности и среде в целом. В силу этого мы смогли привлечь ценности в качестве того универсального критерия, что дал нам возможность корректно соотносить прежние и нынешние идентификационные свойства исторических субъектов. В то же время следует заметить, что наряду с универсальным удобством, этот критерий может катализировать и целый ряд проблем, связанных с тем, что ценности не всегда хорошо формализуются. В особенности это относится к исследованиям древнейших субъектов, о ценностной природе которых мало известно, что нередко приводит к соблазнам вольной интерпретации источников. В результате, подчас, возникают причудливые аксиологические истолкования, которые способны завести в тупик не только отдельных исследователей, но и, в случае их массового распространения, целые исторические субъекты. Ибо когда исследование общественного бытия ведётся с позиции ценностного постулата, основанного исключительно на вере в

37 то, что он истинен только потому, что кому-то этого очень хочется, вывод почти наверняка будет неверным.

В этой связи в работе были рассматрены изъяны нигилистического метода лингвистических фантазмов, который использовали некоторые представители учёного сообщества (В.К.Тредиаковский, А.Т.Фоменко и др.), когда в абсолют возводились ценности лишь одного субъекта, которому дано право идентифицировать всех остальных; было указывано на порочность ассоциативного способа З.Фрейда и, в особенности, его явных и неявных последователей. В частности мы показали, что идентичность не может быть одним из проявлений коллективного бессознательного, как это пытался утверждать К.Юнг. Хотя бы по той причине, что она является коллективным сознательным. Идентичность не тождественна ни инстинкту, ни простому распознаванию, свойственному не способным к рефлексии представителям животного мира. Она представляет собой осознанный социальный выбор (хотя он может быть и вынужденным) в принадлежности к тому или другому обществу (или обоим одновременно). В этом смысле фрейдистско-юнговское направление явилось полунаучной-полумистической реакцией на попытку В.Вундта превратить психологию из науки о духе и душе, какой она была со времён Аристотеля, в современную и точную науку о человеке; такую науку, которая бы, сочетая физиологический и когнитивный критерий деятельности людей, давала бы представление о природе норм и ценностей целых народов50. Шаманство психоаналитических толкований фрейдистов, вероятно, обладает неплохим психотерапевтическим потенциалом по отношению к отдельным, склонным к внушению, людей. Но оно оказалось совершенно неуместным для воздействия на масштабные социальные

38 общности в целях скорректировать их идентификационную принадлежность.

В то же время сама возможность подобных мистификаций требует объяснения. С нашей точки зрения, проблема вымышленных идентич-ностей в целом состоит в том, что конечным основанием любой социальной идентичности является не столько ценность сама по себе, сколько вера в то, что нечто является ценностью. В случае, когда результат веры приобретает гиперболизированное значение, идентичность можно охарактеризовать, как чёткое представление о неясном. И такое положение дел таит в себе большую проблему. Например, для народа, идентичность которого основана на уверенности в автохтонности, будет большим ударом, если выяснится, что его предки пришли неведомо откуда, да ещё со всех сторон света. Поэтому при определении идентичности субъекта в целом или его идентификационных составляющих нередко возникают проблемы, связанные с различиями в само- и иноидентифи-кациями (что, в свою очередь, прямо или косвенно влияет на статус субъекта). И это неудивительно, так как, с одной стороны, наиболее часто встречающиеся способы определения идентификационных соответствий содержат, как утверждения (например, мы - чехи, а они - немцы), так и предписания (чтобы сохраниться мы должны всегда следовать своим традициям). То есть, речь идёт не о субъекте, который, взыскуя истины, пытается найти ответ на вопрос кто я?, а о субъекте, полагающем, что может изрекать истину о себе и о других, на том основании, что она для него очевидна. Подобное расхождение между устремлённостью к знанию и недостаточно обоснованной уверенностью в знании таит в себе потенциальное идентификационное затруднение. Есть и другая

Вундт В. Введение в психологию - М., 2007; Вундт В. Проблемы психологии наро-

39 сторона этого вопроса, порождающая куда большую проблему. Она связана с оценками этого субъекта другими субъектами социально-исторического пространства, которые нередко радикально расходятся с его самопредставлением. Это расхождение подчас приобретает такую форму столкновения точек зрения на идентификационный статус, которая может привести к вооружённым конфликтам. Природа подобных противоречий заключается как раз в том, что идентичность основана преимущественно на вере. Из этого следует не только то, что в её доказательствах субъект не нуждается, но и то, что всякое сомнение в её подлинности воспринимает чрезвычайно болезненно. Болезненность восприятия связана с нежеланием субъекта утрачивать один из представляющимся ему самых надёжных ориентиров в социальном пространстве. В этой связи возникает вопрос о том, что может предложить наука в деле снятия идентификационных противоречий. Ответ, на наш взгляд, заключается в следующем. Человек не только социальное, но и биологическое существо. Под последним мы понимаем, что ему свойственно не только рациональное, но и иррациональное поведение, обусловленное инстинктами. В силу этого вера в то, что нельзя рационально доказать может быть представлена как вынужденный компромисс между инстинктом и разумом. Поэтому мысль о том, что институт веры (и связанная с ним привычка обыденного сознания верить в установленный порядок) был порождён страхом человека за будущее , нам кажется вполне убедительной. А если это так, то покуда в человеке будет присутствовать оба начала, и он сам, и образуемые им сообщества будут культивировать институт веры в традиционные установления и представления.а Ибо

дов-СПб., 2001.

Юм Д. Диалоги о естественной религии // Д.Юм. Соч. в 2-х т. Т.2 - М., 1996. С. 429.

40 именно этот институт выполняет важную задачу обеспечения связи между рациональной, целенаправленной, деятельной стороной человека, обеспечивающий его развитие и биологической, отвечающей за его существование. То есть совместное противоречивое сосуществование в человеке и, следовательно, в обществе того, что Аристотель называл ?????? и ????, по-прежнему определяет основные феномены социальной жиз-ни . А посему роль науки заключается в том, чтобы, задавая новые приоритеты, изменять, но не разрушать ценностные, а, значит, и идентификационные основания, доставшиеся от прежних состояний общества. Но, имея в виду, корректные изменения, направляющие общество к переходу в тот социальный хронотоп, который представляется наиболее обоснованным, в настоящее время следует в значительно большей степени ориентироваться на разум и потому придерживаться внятных и методологически аргументированных концепций. И не обращать внимание на мистические объяснения подтасованных фактов, к которым прибегают некоторые исследователи, поскольку без шарлатанских передёргиваний их теоретические построения теряют даже подобие смысла.

В силу этого сделаем следующее заключение. Подлинные ценности имеют для постоянного воспроизводства общественных отношений и, следовательно, для существования общества столь же важное социо-генетическое значение, сколь для постоянного воспроизводства человека, и, следовательно, для его существования имеет биогенетическая память. Поэтому, с методологической точки зрения, как мы уже говорили, аксиологическая интерпретация телеологической и феноменологической составляющих (т.е. целей, процессов и результатов) развития общества является наиболее приемлемым подходом для анализа основ идентично-

41 сти исторического субъекта. А с практической точки зрения, чем полнее

будет наше знание о подлинных, а не мнимых ценностях того или иного субъекта, чем полнее мы сумеем вывести идентификационные представления на уровень научной рефлексии, тем ниже будет конфликтный потенциал между историческими субъектами.

Одним из шагов на пути к научному постижению идентичности исторического субъекта стал предложенный нами способ рассмотрения процесса формирования и изменения идентичности исторического субъекта посредством парадигмы социального окна. На наш взгляд эта парадигма обладает хорошим потенциалом в объяснении природы тех сторон социальных изменений субъекта, которые определяют его идентификационные характеристики. Её основными отличиями является то, что она базируется на особенностях пространственного восприятия человеком окружающего мира и на признании субъектного статуса за любой общественной группой, пытающейся активно воздействовать на социальный процесс. Единственное детерминистское допущение, содержащееся в данной парадигме, заключается в известном аксиологическом ограничении. Иными словами, рассматривая идентификационный выбор субъекта в рамках этой парадигмы, мы стремились подчеркнуть, что исторический субъект осуществляет его осознанно, опираясь на тот круг представлений, который наиболее полно соответствует его текущим воззрениям на нормы и ценности.

Понимая под социальным окном совокупность стихийно сложившихся (как мнение социальной группы) или тщательно продуманных (как воззрение пророка или учёного) представлений о дальнейшем пути развития общества, мы показали как эти представления, в ходе пропаганды и борьбы за их осуществления, концептуализируются и вербали-зируются, превращаясь в выбор, предлагаемый обществу. Этот выбор

42 может быть (или, во всяком случае, казаться) единственным, предлагаемым обществу, а может конкурировать с другим или другими вариантами выбора. Согласно нашим представлениям, выборы подобного рода представляют собой социальные окна, приоткрывающие возможности для нового пути развития, отличного от прежнего. В этом смысле наша парадигма противостоит жёстко (или более жёстко) детерминированным объяснениям, согласно которым общество в целом и субъекты в частности закономерно (как из одних врат в другие) переходят от одной идентичности к другой. Из этого ясно, что мы ввели понятие социального окна, имея в виду возможность осуществления обществом своего выбора, отрицая его изначальную предрешённость некими независящими или почти независящими от людей силами (лходом истории и пр.).

Одно из таких окон предложил К.Маркс, указав, кто, где и когда может перейти из одного социального хронотопа в другой. Социальное окно К.Маркса интересно не только тем, что это оно было подробно описано и предсказано вполне конкретным человеком, но и тем, что Марксов переход из одного пространства происходил в самых разных регионах планеты. Мы даже можем выразиться в том смысле, что Марксов хронотоп оказал влияние практически на все исторические субъекты конца XIX - XX вв. При этом одни пытались полностью перестроить своё социальное пространство согласно тем принципам, которые заповедал классик, другие частично использовали элементы его конструкта, третьи изменили своё социальное пространство таким образом, чтобы влияние К.Маркса сказалось на нём в минимальной степени, а четвёртые подверглись опосредованному влиянию со стороны субъектов в большей степени втянутых в сферу марксового хронотопа.

В этой связи отметим, что наиболее значительные изменения (по радикальности и темпу преобразований) с феномен идентичности исто-

43 рического субъекта стали происходить, начиная с XIX века. Если раньше, как отдельные субъекты, так и учёные, оказывавшие существенное влияние на их представления о собственной идентичности, стремились угадать дальнейшее развитие общества (вплоть до Дж.Вико и даже дальше), выстраивая с этой целью мнимые идентификационные закономерности, то после всех целого ряда социальных движений XVIII в, поставивших в повестку ближайшего времени коренные общественные изменения, ряд учёных попытался, посредством переориентации общества на новые ценности, изменить идентификационные ориентиры посредством новых телеологических концепций. С этого начался период предписания новых идентичностей, а затем и борьба за претворение своего выбора в социальные практики.

Но о выборе невозможно говорить, не представляя себе цели возможных изменений. Ведь цели, сформированные на основе принятия тех или иных ценностей, являются важнейшими элементами для реализации доселе небывалого ментального конструкта, на основе которого может быть создано новое социальное пространство. Отметим также, что это пространство, будучи созданным и воплощённым в социальную практику, практически невозможно описать без темпоральных характеристик. Темпоральные характеристики, становясь дополнительным элементом воплощаемого или воплощённого социального пространства, в дальнейшем позволяют устанавливать его идентификационное состояние с большей точностью. В рамках этих характеристик в последние десятилетия идут разговоры об обществе постмодерна, постиндустиральном общество, информационном, транснациональном, глобальное обществе и т.д. Со стороны может показаться, что это какое-то идентификационное безумие. Но мы представляем это, как нормальное противостояние концепций. Просто под видом описания текущего состояния общества, в не-

44 явной форме идёт борьба за выбор в пользу того или иного социального

хронотопа. Ибо принятие обществом той или иной идентификационной

характеристики либо свидетельствует о том, что выбор уже совершён,

либо задаёт соответствующие цели развития, из которых следуют задачи

и конкретные действия по их воплощению в социальное пространство,

со всеми предопределяющими его институциональными атрибутами.

Так в ходе нашего исследования мы показали, как с изменением целей возникали новые типы социальных пространств. С течением времени в этих пространствах среди исторических субъектов зарождались новые идентификационные комбинации, которые могли существовать, как сами по себе в своей первобытной нерасчленённости, так и формировать новые комбинации идентификационных признаков (этнических, конфессиональных, региональных и т.д.). В этой связи нами было предпринято исследование наиболее встречающихся феноменов, эпифеноменов и эффектов, связанных с идентичностью исторических субъектов. В ходе типологизации нами были выделены такие феномены, как идентичность исторических реликтов, мобилизационная, становящаяся, эфемерная и другие типы идентичностей; эпифеномены ностальгирующей, семиотической, лингвистической, топонимической и других типов; а также выявлены эффекты фантомной боли, имперского синдрома, ложной и двойной идентификации.

К результатам исследования следует также отнести определение динамики идентификационных изменений исторических субъектов, связанных с процессами, переживаемыми современным обществом (глобализация, информатизация и т.п.). В этой связи в работе были рассмотрены такие типы идентичностей (корпоративная, партийная и др.), которые в настоящее время успешно конкурируют с традиционными. Об их возрастающем значении свидетельствует то, что корпоративные интере-

45 сы всё чаще подминают под себя этнические и государственные. Что касается партийной идентичности, заметим, что в рамках современного Европейского Союза законодательную власть определяет не замысловатое соглашение, противопоставляющее депутатов одних стран депутатам других стран, а партийная принадлежность. В силу этого законодательная власть последовательно переходит от западноевропейских консерваторов к западноевропейским социал-демократам и делиться ею с представителями других течений, представленных в Европарламенте, эти две партийные группировки пока не намерены.

Что касается новейших исторических субъектов, то по недостатку времени, места и надёжных источников мы лишь слегка коснулись их идентификационных проблем. Мы имеем в виду непартийные образования, в которых отсутствует жёсткая внутренняя структура, но у членов которых тем не менее может быть остро развито ощущение своей идентичности. Обычно эти образования называют движениями. Одни из них носят откровенно политический характер (анархо-синдикализм, болива-рианизм), другие в большей степени ратуют за хронотопы, порождённые социальным протестом (хиппи, линдейцы), третьи выступают за экологическую безопасность (инвайроментализм), экономическую (альтерг-лобалисты) или тендерную (феминистки) справедливость и т.д. Перспективы развития у этих формирующихся субъектов весьма неплохие. Но для внимательного их изучения требуется отдельное исследование.

Подводя окончательный итог нашим рассуждениям, отметим еще один момент. С формальной точки зрения идентичность представляет собой тождество с чем-то. В принципиальном отношении - равенство самому себе (если мы исходим из посылки, что каждый объект или феномен представляет собой уникальное явление). Однако социальная идентичностьа или,а точнееа идентичностьа историческиха (социальных)

46 субъектов имеет сложную природу, которую наиболее удачно можно

описать, используя понятие поливалентности. Субъект поливалентен в том смысле, что он способен к одновременному соотнесению себя с раз-нопространственными и разновременными социальными сущностями. Смена идентичности возможна либо в процессе накопления критической массы внутренних изменений, связанных с процессами, проходящими в самом субъекте, либо как результат взаимодействия субъекта с иной средой (как социальной, так и природной). Природа этой смены заключается в том, что исторический субъект представляет собой ментальный феномен. Разумеется, он связан с конкретным пространством и временем, но эта связь носит по большей части характер коннотата. Ибо проявление и существование исторического субъекта связано преимущественно с ментальными процессами. Они выражаются в признании обществом за некими социальными феноменами статуса исторического субъекта и приписывании им определённых свойств. Говоря о пространстве и времени как о коннотате, мы имеем в виду следующее. Во-первых, на одном пространстве в разное время могут быть разные исторические субъекты. Во-вторых, в одно время, но в различных местах тоже могут быть разные исторические субъекты. В-третьих, разные исторические субъекты могут совпадать как во времени, так и в пространстве.

Исходя из этого, мы можем заключить, что ментальный характер исторического субъекта тесно связан с социальной памятью. Ибо именно память удостоверяет, что в тот или иной промежуток времени мы имеем дело с одним и тем же историческим субъектом. Размерность этих временных отрезков может сильно различаться. Одни могут быть сравнительно невелики, другие измеряться веками. Отметим, кстати, что социальная память не всегда успевает зафиксировать коренные изменения, произошедшие в историческом субъекте. Этот эффект связан с тем, что

47 основой социальной памяти является индивидуальная память, с её образным представлением действительности и необходимостью определённого времени (лага) для того, чтобы один образ был вытеснен другой. Советский Союз за весь период его существования многие упорно называли Россией, равно как и сейчас письма из-за рубежа иной раз адресуют в СССР. Этот эффект мы бы определили как своеобразный рецидив социальной памяти. Заметим при этом, что вытеснение одного образа другим редко происходит полностью. Обычно мы имеем дело с наложением одного образа на другой. Исторический субъект, именуемый сегодня Монголией, как ассоциативно, так и сущностно связан с Монгольским государством Чингис-хана и его ближайших преемников. Соединённое королевство Великобритании и Северной Ирландии обычно именуют Англией, идентифицируя её согласно прежним историческим представлениям и т.д. В силу этого вывод о том, что любой исторический субъект с неизбежностью идентификационно поливалентен, можно считать вполне правомерным.

Библиография содержит описание 686 монографий и статей, на которые были сделаны ссылки в работе (из них 578 на русском языке).

48

Основное содержание и результаты исследования отражены в следующих научных изданиях:

Издания, рекомендованные ВАК Минобрнауки РФ:

1. Шабага А.В., Зараковский Г.М., Попов Л.В. Цивилизация и изменения природной среды // Человек, №5 - М, 1994. С. 32-38.
2. Шабага А.В. Этнокультурный субстрат российской цивилизации: антропологический аспект // Вестник Российского университета дружбы народов/ серия философия/ 2000, № 1 - С. 82-91.
3. Шабага А.В. Причины войн // Вестник Российского университета дружбы народов/ серия международные отношения / 2006, № 1 (6) - С. 28-36.
4. Шабага А.В. Идентичность исторического субъекта как социальный феномен // Вестник Российского университета дружбы народов/ серия социология/ 2009, № 2 - С. 13-23.
5. Шабага А.В. Поливалентность идентичности исторического субъекта // Вестник Российского университета дружбы народов/ серия социология/ 2009, № 3 - С. 5-12.
6. Шабага А.В. Влияние социальной телеологии и эффекта самосбывающегося прогноза на идентичность исторического субъект Вестник Новосибирского государственного университета / серия философия/ 2009. Т. 7, вып. 4 - С.39-47.
7. Шабага А.В. Социальный хронотоп и особенности его влияния на идентичность исторического субъекта. Вестник МГОУ/ серия философские науки/ 2009, № 3 - С. 157-164.

Другие научные работы:

49

1. Шабага А.В. Ноосфера // Культурология XX век. Словарь -СПб., 1997. С. 317-321.
2. Шабага А.В. Феномен культуры в коллингвудовской концепции философии истории // Актуальные проблемы социальной философии - М., 1998. С. 287-288.
3. Шабага А.В. Коммуникационное взаимодействие в условиях постоянно изменяющегося социального и геополитического пространства (на примере России)а // Четвёртый международный философский симпозиум Диалог цивилизаций: Запад - Восток - М, 2000. С. 131-133.
4. Шабага А.В. Постмодернистская телеология истории // Российское общество и вызовы глобализации. Т. I - М., 2004. С. 110-112.
5. Шабага А.В. Идентификационная маргинальность исторических субъектов // Будущее России: стратегии развития - М, 2005. С. 42-45.
6. Шабага А.В. Идентификационные проблемы ООН // ООН: история и вызовы современности - М, 2005. С. 101-105.
7. Шабага А.В. Россия и европейский интеграционный процесс // Россия, Франция, Германия и Португалия в европейской интеграции - М, 2005. С 90-94.
8. Шабага А.В. Идентификационные особенности российского предпринимательства как социокультурный феномен // Предпринимательство и власть - модели взаимодействия: исторический опыт и современная практика - Калуга, 2006. С. 566-572.
9. Шабага А.В. Вопросы идентичности исторического субъекта на примере России и Швейцарии // Современные подходы к эффективности организации государственного и муниципального управления в России и Швейцарии - Калуга, 2006. С. 253-257.
10. Шабага А.В. Идентичность исторического субъекта в аспекте категории справедливости // Глобализация и справедливость -М, 2007. С. 109-118.
11. Шабага А.В. Методологические проблемы определения идентичности исторического субъекта // Некоторые проблемы международных отношений и внешней политики России. История и современность - М, 2009. С. 245-264.

Монографии:

50

1. Шабага А.В. Опыт моделирования социальных процессов -М, 2003. 225 с.
2. Шабага А.В. Исторический субъект в поисках своего Я - М., 2009. 525 с.

Андрей Владимирович Шабага

Проблемы идентичности исторического субъекта

В диссертации рассматриваются проблемы, связанные с методологией изучения идентичности исторического субъекта и обосновывается исследование общественных процессов в парадигме социального хронотопа и социального окна. В диссертации уделяется большое внимание телеологическим аспектам эволюции идентификационных процессов, а также вопросам типологизации феноменов и эффектов идентичности исторических субъектов.

Основные выводы работы состоят в том, что проблемы идентичности исторических субъектов прошлого и настоящего связаны с различием ценностного восприятия (как на уровне другого, так и самовосприятия), что, в частности, находит подтверждение в феномене идентификационной поливалентности исторических субъектов.

Andrey V. Shabaga Problems of identity of the historical subject

The thesis considers the problems connected with methodology of studying of the identical historical subject and proves research of public processes in a paradigm of a social chronotop and a social window. A great attention is given to teleologie aspects of evolution of identification processes, and also to typological questions of phenomena and identity effects of historical subjects.

The basic conclusions of work consist, that problems of identity of historical subjects of the past and of the present are connected with distinction of valuable perception (as at a level of "another", and self-perceptions). It, in particular, finds acknowledgement in a phenomenon of identification polyva-lency of historical subjects.