Авторефераты по всем темам >>
Авторефераты по философии
Концептуальные интерпретации нигитологии культуры
Автореферат докторской диссертации по философии
На правах рукописи
УДК 130.2
САЕНКО Наталья Ряфиковна
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
НИГИТОЛОГИИ КУЛЬТУРЫ
24.00.01 - теория и история культуры
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора философских наук
Санкт-Петербург - 2012
Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования
Волгоградский государственный социально-педагогический университет.
а
Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор
УВАРОВ Михаил Семёнович;
а доктор философских наук, профессор
ЛИШАЕВ Сергей Александрович;
а доктор культурологии
УСТИН Анатолий Константинович.
Ведущая организация Ч Астраханский государственный университет.
Защита состоится 19 марта 2012 г. ваа аачас. на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.199.23 в Российском государственном педагогическом университете им. А. И. Герцена по адресу: 197046, г. Санкт-Петербург, ул. Малая Посадская, д. 26, ауд. 317.
С диссертацией можно ознакомиться в Фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена (191186, г. Санкт-Петербург, набережная реки Мойки, д. 48, к. 5).
Автореферат разослан л________________ 2012 г.
Ученый секретарь Совета
по защите докторских
и кандидатских диссертаций,
кандидат культурологииаа В. Н. Бондарева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
События последних десятилетий отмечены новыми тенденциями, которые невозможно интерпретировать как варианты универсальности или реанимацию старых форм. Значительное число явлений современной культуры имеют отрицательные или симулятивные характеристики. Теоретические построения Ж. Бодрийяра, которые он сделал, объясняя культурные механизмы симуляции, реализовались не только во множестве деталей повседневности, моды, рекламы, но и в культурном институте семьи, в образовании, политике, искусстве. Бытие современной культуры отмечено набирающей ускорение мобильностью, текучестью, отсутствием статики в чем-либо. Это ясно видно в быстрой сменяемости стилей, мод, парадигм, вернее, даже не в сменяемости, а в хаотичном сосуществовании всего со всем. В духовно-экзистенциальном измерении данная ситуация породила у субъекта культуры ощущение внутренней пустоты и отчуждения от таких же пустых форм во внешней действительности. Если древние греки считали, что о небытии сказать нечего, то современный человек много говорит о нем, часто несознательно транслирует смыслы небытия в обычной речи, повседневном поведении. Понятие небытие, метафорически, но адекватно отражающее стихийные настроения современности, может быть введено сегодня в философию культуры как самодостаточная категория. Современная ситуация - лэра пустоты (Ж. Липовецки), лэпоха симуляции (Ж. Бодрийар), лобщество спектакля (Ги Дебор), текучая современность (З. Бауман), пена (П. Слотердайк), гигантомахия вокруг пустоты (Дж. Агамбен) - эксплуатирует различные модусы небытия с целью самоанализа.
Актуальность исследования изменения статуса негативных онтологических сущностей обусловлена необходимостью разработки новых интерпретационных подходов в теории и философии культуры, способствующих пониманию специфических трансформаций бытия культуры. Культура сегодня в ее артефактах и смыслах - не нечто негативное, а совсем иное по сравнению с классической, требующее и иных подходов, критериев оценки и способов понимания. Реальность для субъекта в современной культуре во многом представлена экраном, иногда заменена глянцевым изображением. Уже неактуально говорить об изменении системы ценностей, о том, что обладание вещами и властью заменяет собой бытийственность. Наш современник не выбирает между лиметь и быть, т. к. у него есть эффектная альтернатива - казаться, лизображать себя, позиционировать себя, моделировать свой образ.
Понимание характерного для культурной эпохи акцента на одном из основных смыслов или, напротив, смещение этого акцента служит ключом к изучению основных онтологических и гносеологических проблем культуры. Это один из ответов на вопрос, для чего нужно изучать образы небытия, ничто, пустоты. Современность асимметрично увлечена негативными сущностями, лоборотными сторонами всего. Акценты, расставленные в основном над темами небытия (смерти, насилия, разрушения, конца света, внутренней пустоты, одиночества, бессмысленности, абсурдности, утраты, забвения, апатии, обмана и т. д.), - достаточно яркие, чтобы изучать их как неслучайные. Анализ образов и форм небытия в культуре - это исследование того, что, обладая маргинальной сущностью, всё-таки оказывает сильное воздействие на бытие человека и культуры.
Возрастание интереса и влечения к образам и мотивам небытия в культурном пространстве приводит к различным результатам. Во-первых, это чревато обессмысливанием единиц языка культуры, превращением их в симулякры, так как образы небытия суггестивны. Во-вторых, создает благоприятные условия для арт-экспериментов и арт-манипуляций с реальностью, человеком и текстом, поэтому, кроме философской и обыденной ориентаций на небытие, в XX в. и начале XXI в. также сформировался целый спектр художественных экспликаций пустоты. В-третьих, актуализирует для зрения, сознания и ощущений современного человека онтологическую структуру культуры.
Своевременность философского обращения к проблемам экспликации небытия в текстах культуры обусловила обнаружение принципов лотрицательной или негативной онтологии культуры и того понятийного аппарата, который формируется в этой проблемной сфере в данный момент. Современная философия культуры нуждается в новых способах работы с терминологией, поскольку именно язык определяет метод познания. Философия ставит перед собой вопрос о соотнесении языкового описания с онтологической структурой описываемого мира. Время требует от теории и философии культуры новых подходов к исследованию ее внутренних источников.
Степень изученности проблемы.Наш исследовательский взгляд направлен на специфику бытия культуры как таковой, и на инаковость бытия современной культуры. Поэтому мы акцентируем внимание на тех философских направлениях и авторских учениях, которые как самостоятельную и важную выделяют проблему онтологической данности культуры, причём намечая или прямо указывая на участие или включённость в эту данность небытийных компонентов.
Можно выделить несколько парадигмальных областей дофилософского и раннефилософского понимания небытия: 1) небытие - поглощающая, ничтожащая, мощная деструктивная сила, опасная и агрессивная (архаико-магическое мировоззрение), 2) небытие - источник всего, порождающее начало, первобытие, первопотенция (индуизм, даосизм), 3) небытие - отсутствие бытия (диалектические концепции античности), 4) небытие недоступно человеку, оно - абсолютная потусторонность, нейтральная по отношению к человеку и сверхчеловеческая (М. Экхарт), 5) апофатическое отождествление небытия с Богом (Ареопагетики, Иоанн Скот Эриугена, Я. Беме).
Изначально онтология строилась без отсылки к такому сущему, как человек, тем более, культура. Человек и культура онтологически оттенялись, заслонялись другими сущностями - мышлением, Богом, вещью, ничто. Человек больше воспринимался как вещь среди вещей, являющаяся, правда, носителем части мирового разума. Стоя напротив бытия, человек всегда оказывался вещным. Мышление вводилось в онтологию для обозначения умопостигаемого характера бытия, но не связывалось напрямую с человеком и человеческим мышлением, а понималось в рамках логики трансцендентального субъекта.
Гегель разработал концепцию небытия, он выводит бытие за пределы индивидуального сознания, придавая ему всеобщий характер. Бытие становится у Гегеля абсолютным понятием, и отчасти поэтому оно отождествляется с ничто. Гегелевское учение о ничто было воспринято и проинтерпретировано русско-французским философом А. Кожевым , чьи работы относятся больше к области философии культуры, чем к логике и философии сознания. В качестве самостоятельных авторских концепций небытия выступают учения С. Кьеркегора , А. Шопенгауэра , Ф. Ницше. По сути, до ХХ в. мы не знаем онтологической проблематики, напрямую связанной с человеком и культурой. Классическими вопросами онтологии были вопросы о соотношении бытия и мышления, бытия и вещи. Так, даже И. Кант, обосновывая сведение известных всемирно-исторических философских проблем к проблеме Что такое человек?, не включал онтологию в суть человека.
Только философия начала ХХ вв., вопрошая о бытийствующем статусе человека и культуры, выделила их из всего сущего. В частности, это сделано в работах С. Булгакова , Н. Бердяева, Э. Гуссерля, К. Ясперса , А. Бергсона , М. Хайдеггера , Ж.-П. Сартра .
В целостной философской системе А. Ф. Лосева для нашего исследования важным является учение о сущности, бытии и небытии вещи в культуре . П. Тиллих в трактате Мужество быть раскрывает широкий спектр использований понятия небытие в мировой философии . В названных авторских учениях философская проблема небытия связывалась с понятиями лабсолют, сознание, Бог, свобода, творчество. Отказ от диалектического видения соотношения бытия и небытия привел к тому, что вопрос небытия переместился в пространство философии культуры (модусы небытия рассматривались либо как причины и условия бытия культуры, либо как результат бытия человека в культуре, либо как специфические формы бытия культуры). Для теории культуры, на наш взгляд, продуктивными являются концепции Ж.-П. Сартра и М. Хайдеггера, в которых утверждается, что ничто/небытие и пустота не противоположны бытию, а есть особые виды бытия, пастух которых - человек. Кроме того, во второй половине XX в. появились работы, принадлежащие уже культурологической исследовательской сфере или подготавливающие ее (Ж. Батай , Ж. Делез , Ж. Бодрийар , У. Эко , Ж. Липовецки , С. Жижек ). Понятием нигитология культуры оперируют современные зарубежные философы и культурологи. К их числу следует отнести одного из ведущих японских эстетиков Т. Имамичи(труд Кризис морали и проблемы метатехники), а также таких известных французских философов, как Ж. Лоран, В. Карро, С. Жовье .
Спектр исследований по проблеме образов и тем ничто в культуре был представлен на выставке и симпозиуме Big Nothing. Противоположные подобия человека (Баден-Баден, 2001). Также семиотика отсутствия является главной темой книги Брайана Ротмана Означая ничто: семиотика нуля .
Дискуссия, тему которой мы условно (в границах нашей работы) определяем как лонтология / нигитология культуры, в отечественной философии культуры развернулась в последнее десятилетие XX века и не закончена сегодня. Метаморфозы бытия и небытия в культурогенезе мы начали описывать благодаря смысловому импульсу, полученному от работ М. С. Кагана . Также в отечественной философии развивается авторская концепция Н. М. Солодухо , в которой значительное место занимает решение проблем человека и его культуры в контексте философии небытия. Философ ставит и предлагает решения следующих вопросов: Погружение человека в Ничто, Сознание как субъективная реальность, Негационный характер индивидуальности человека, Метаморфозы небытия в творческой деятельности и др . В. А. Кутырёв - автор известных работ, посвященных радикальной критике постмодернизма как реальности культуры (по выражению автора, транспостмодернизма) и постмодернистской философии культуры, в которой бытие и небытие входят в состояние смысловой инверсии . В концепции С. А. Лишаева составлена типология диалогов с небытием, проиллюстрированная фрагментами литературных произведений . Исследования М. Н. Эпштейна посвящены новому образу человека в электронно-виртуальной вселенной, а также меняющемуся контексту и смыслу традиционных понятий гуманитаристики ; отрицательной эстетике, апофатизму, метафизическим особенностям русской литературы и культуры ; новой философской артикуляции . Многообразию форм небытия в художественном пространстве в широкой междисциплинарной перспективе, охватывающей философию, эстетику, теорию и историю литературы и искусства, посвящена концепция неопределенного в культуре М. Б. Ямпольского . Философ показывает, как в творческом процессе культуры работают категории неопределенности бесформенность, хаос, ничто, случайность. В отечественной философии культуры проблемами онтологии культуры и человека в избранном нами ракурсе занимались также П. П. Гайденко , В. Д. Губин , Г. К. Сайкина . Образы небытия в авангардизме и постмодернистском искусстве подробно анализировались М. Н. Липовецким , В. В. Бычковым , Н. Б. Маньковской , И. И. Ильиным , Е. Ю. Андреевой , А. В. Венковой . Проблемы нигилизма в европейской и русской культуре разрабатывают А. И. Пигалев , П. А. Сапронов , В. Г. Косыхин . Авторский вариант антропологии, в которой большое внимание уделяется негационному характеру индивидуальности человека, создает А. В. Чечулин . Ф. И. Гиренок, основатель философского направления лархеоавангард, объясняя специфику языка философии, создавая новую антропологию, активно использует понятия пустота, симуляция, лускользание бытия и т. п. Религиозные интерпретации модусов небытия проанализированы в исследованиях Ю. М. Дуплинской . Различные аспекты соотношения образов смерти и небытия описаны в работах М. С. Уварова, В. В. Савчука, А. В. Демичева. Решая вопросы бытия человека и культуры, Г. Л. Тульчинский вводит понятия лонтофания свободы, добытийное, внебытийное, А. А. Грякалов использует образное понятие предела для объяснения специфики бытия культуры и человека. Д. В. Воробьёв изучает ментальную специфику ничто.
Объектомисследования является специфика небытийных характеристик бытия культуры.
Предметом исследования являются понятия и образы небытия, ничто, пустоты, инобытия в их актуальной внедренности в современные интерпретации культуры.
Цель исследования:выделить и описать небытийные характеристики культуры, обосновать и применить нигитологию культуры в философской интерпретации современности.
Задачи исследования:
1) выявить философский и культурологический смыслы терминологического выражения нигитология культуры;
2) объяснить одинаковую продуктивность для философии и теории культуры двух противоположных взглядов на первичность/вторичность сознания небытия и феномена небытия;
3) обосновать необходимость использования понятий небытие, ничто, линобытие, пустота в объяснении специфики бытия культурного феномена, кардинально отличающегося от бытия феномена природы;
4) доказать онтологическую маргинальность и амбивалентность феномена пустоты на наиболее благоприятном для этого языковом и поэтическом материале;
5) систематизировать многообразие форм пустоты в лингвокультуре;
6) соотнести виртуализацию современной культуры с процессами симуляции и опустошения знаков;
7) объяснить, почему соприкосновения человека с небытием являются условиями осмысленного бытия культуры;
8) показать, что в широком кругу явлений культуры взаимоотношения бытия и небытия не столько альтернативные, сколько комплементарные.
Методология исследования.В самом широком смысле методологическую основу нашей работы составляет соединение традиций феноменологии, герменевтики и экзистенциализма.
В качестве основного в диссертационном исследовании выступает метод философской интерпретации, позволяющий выявить нигитологические основания постсовременной культуры. Так как большой объём анализируемого в диссертации материала культуры составляют художественные тексты (и изучать возможно именно образы небытия), то активно используются приёмы художественной герменевтики. Избран метод интерпретации в варианте, предложенном П. Рикёром: Еэто работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении
Авторское исследовательское внимание направлено также на феноменологию (в основном ее французским версиям - Э. Левинас, М. Мерло-Понти) и, в частности, на интенциональный анализ, - суть которого заключается в описании различных типов актов сознания, наделяющих объекты смыслом и бытием. Это позволяет ввести в концепцию отдельные ключевые нигитологические сущности культуры.
Постсовременность, по мнению Ж. Лиотара, может изучать лишь паралогия. Но ощущая сложность и масштабность наших попыток создания целостной картины нигитологии культуры, мы обращаемся также к хорошо отработанным в культурологии методам семиотики (Ю. М. Лотман, У. Эко, Р. Барт).
Вопрос о методологии философского понимания постсовременности остаётся открытым по причине нерешенной проблемы: нужно ли постсовременную культуру анализировать с использованием постмодернистских методов, которые, во-первых, сами есть феноменологическая составляющая культуры (Ж. Ф. Лиотар), во-вторых, весьма агрессивно изменяют анализируемый объект в процессе рассмотрения (Ж. Деррида, Ж. Делёз). Кроме того, постмодернистская философия - это философия языка, дискурса (М. Фуко), текста (Р. Барт), литературы (М. Бланшо), сама принимает на себя черты художественного текста. Границу между бытием культуры и интерпретациями бытия (текстуальностью) постмодернистское искусство, современная медиасфера, также как и постсовременная философия, пытаются стереть или сделать прозрачной, причем успешно.
Положения, выносимые на защиту:
1. Бытию культуры как таковой принадлежат отдельные характеристики небытия. В постмодернистской культуре небытийные черты становятся более яркими: нелинейность, нецелостность, симулятивность, ризоматичность (асистемность, принципиальная незаконченность), потенциализм, ситуативность, отсутствие (упразднение) центра. Ключевым понятием в онтологии современной культуры, превращающим её в нигитологию, становится небытие (в прикладном культурологическом аспекте оказывается эффективнее оперировать концептом пустота).
2. Имманентностью культуры в нигитологической интерпретации является превращение небытия в бытие (в субъективное, затем в объективное). В процессе этих трансформаций бытие культуры обязательно сохраняет небытийные черты.
3. Сущностные черты небытия, обнаруживаемые в бытии культуры, высвечивают важную функцию культуры - способствовать обретению самости субъектом, превращению его в личность. Частичная или косвенная причастность к небытию есть условие осмысленной и значимой жизни человека в культуре. Ряд событий жизни человека можно условно назвать встречами или соприкосновениями с небытием, имея в виду краткосрочность (почти всегда мгновенность) этих фактов, обоюдную устремленность и одновременное отторжение друг от друга человека и небытия.
4. Пустота как модус небытия активна в культуре за счет своего маргинального существования (равновесного соединения небытийных и бытийных характеристик). Пустота и её образы обладают силой (притяжения, отталкивания, провоцирования на творчество).
5. Интерпретации мотивов ничто, тем пустоты и образов небытия обусловливают целостное осмысление бытия культуры и человека.
6. Универсальный семиотический потенциал пустоты в языке и художественных текстах представлен в следующих знаковых комбинациях:
- пустота - обозначающее небытия, ничто и пустоты,
- пустота - обозначающее феноменов сознания и культуры,
- пустота - обозначаемое, его обозначающее - полноценная форма,
- пустота - обозначающее без обозначаемого,
- бытийное обозначающее без означаемого или копия образца, который никогда не существовал (симулякр).
7. Онтология современной культуры дополняется существенными характеристиками, главной из которых является приоритет темпоральности. Ускорение культурной динамики обостряет эту проблему. Непостоянство, недолговечность, неустойчивость обнаружились во всех формах современной культуры. Сохранение и тождественность уступают место временности.
8. Современное состояние культуры характеризует чувство утраты реальности, взамен которой перманентно продуцируются имитации. Интерпретация имитации реальности выявила две модели: симуляцию и виртуализацию. Симуляция - внутрикультурный процесс семиозиса, творения знаков, не имеющих обозначаемого объекта в реальности (при этом подразумевается, что обозначаемое существует). Виртуализация культуры - создание вымышленного, воображаемого бытия, его имитация с помощью других объектов. Объекты виртуального бытия обладают большим количеством небытийных свойств в сравнении с реальным бытием культуры.
9. Процессы крайней степени симуляции и виртуализации выводят культуру на стадию, в которой её истинное (чистое) существование предстает открытым или прозрачным. Поэтому у сложившейся ситуации постмодернистской художественной увлечённости небытием и глобальной симуляции реальности есть положительный, продуктивный аспект - формируется ясное видение структуры бытия культуры и человека.
10. Нигитологический подход к интерпретации культуры включает интерес не только к творению из небытия, но и к творению самого небытия: деструкции, саморазрушению, симуляции, анонимности, отказу от идентификации и тому подобным явлениям в пространствах повседневности и постмодернистского искусства. История искусства XX в. и современности характеризуется последовательным нарастанием интереса к небытию. Апофатика, нигилизм, симуляция и, наконец, нигитогенность - результаты этого движения.
11. Нигитология культуры - это учение о культурогенезе, в котором образы, имена и характеристики небытия предстают универсальными факторами; а необходимость заполнять пустоты, то есть превращать небытие в бытие или разнообразными способами опредмечивать, оформлять небытие объясняется как главный мотив культуротворчества. Нигитология культуры открывает возможность описания культуры как таковой. Нигитология культуры - это синтезированный вид онтологии культуры.
Научная новизна диссертации заключается в следующем:
1) Показана трансформация содержания понятий небытие, ничто, пустота от мифологической картины мира до глобальной имитации бытия в современной культуре.
2) Понятия небытие, ничто, пустота введены в дискурс философии культуры, предложено специфическое их содержание, способствующее пониманию сложной инаковости современной культуры.
3) В теорию культуры внедрено терминологическое выражение нигитология культуры, которое употребляется в авторском смысле, основанном на понятиях инобытия и небытийных черт культуры. Смоделирован нигитологический способ интерпретации сущности культуры.
4) Сформирован и представлен новый вариант онтологии постмодернистской культуры.
5) Обобщены концепции культуры, в рамках которых употребляются понятия небытие, ничто, пустота, линобытие, виртуальность, симуляция, сопоставлены различные философские и культурологические парадигмы описания негативных феноменов. В результате систематизированы теоретические основы построения нигитологической модели толкования культуры.
6) Рассмотрена негационная специфика бытия культуры как таковой. Одновременно теоретически и иллюстративно анализируется современная культура, бытие которой окрашено большим количеством черт небытия. В результате осуществлён уход от непродуктивной критики постмодернизма, раскрыта значимость небытийных характеристик для сохранения витальности культурогенеза.
7) Дано объяснение влияния форм и образов небытия на формирование не только представлений человека о реальности, но и на становление языка постмодернистского искусства.
8) Иллюстративным и эмпирическим материалом в большей части исследования являются сферы, ранее мало анализировавшиеся в научных работах - искусство двух последних десятилетий и нехудожественные явления современности (повседневность, информационная и сетевая культуры).
Теоретическая значимость работызаключается в том, что в терминологический набор теории культуры введены понятийные выражения нигитология культуры, нигитогенез, небытийные характеристики культуры. Нигитологическая интерпретация сущности и бытия культуры даёт возможность анализировать современность, уходя от неаргументированной критики и статичной констатации кризиса культуры. Концепция, представленная в диссертации, позволяет сделать ещё один шаг на пути реонтологизации философии, которая в эпоху пост нуждается в переводе из состояния дискурсивных практик в состояние фундаментального воззрения на бытие культуры. Основные результаты исследования модернизируют философию культуры и культурологию в разделе лонтология культуры. Выводы диссертационной работы позволяют углубить теоретические знания, связанные со спецификой бытия и сущности культуры. В исследовании построена объяснительная модель возникновения имитаций в современной культуре. Интерпретационные авторские ходы позволяют результативно решать философские проблемы реальности, существования, бытия, ничто, идеального, субъективного.
Практическая значимость работы заключается в том, что материалы диссертации могут быть использованы в различных областях науки, в том числе в философии, культурологии, философии культуры, истории культурологической мысли, эстетике, этике, семиотике, в преподавании гуманитарных дисциплин в современной учебной практике. Предложенные автором подходы могут быть полезны для прикладных культурологических исследований в области лингвокультурологии, психолингвистики, социокультурной динамики. Аналитический и фактологический материал работы может быть использован в обновлении иллюстративных блоков учебной литературы, посвященной пониманию культуры современности. Материалы диссертации находят применение в работе по пониманию, анализу и прогнозированию развития актуальных художественных практик. Отдельные выводы диссертации встраиваются в решения насущных вопросов психологии и теории идентичности.
Апробация основных положений работы. Основные положения и результаты представлены автором в монографиях, статьях, материалах, опубликованных в сборниках научных трудов, в выступлениях на научных конференциях, конгрессах и семинарах, среди которых: Первый Российский философский конгресс (Санкт-Петербург, июнь 1997 г.), Второй Российский философский конгресс (Екатеринбург, июнь 1999 г.), Четвертая Международная конференция Человек в современных философских концепциях (Волгоград, май 2007 г.), Международная научно-практическая конференция V Серебряковские научные чтения (Волгоград, апрель 2007 г.), Международная научно-практическая конференция VI Серебряковские научные чтения (Волгоград, апрель 2008 г.), Второй Российский культурологический конгресс с международным участием Культурное многообразие: от прошлого к будущему (Санкт-Петербург, ноябрь 2008 г.), Третий Российский культурологический конгресс с международным участием Креативность в пространстве традиции и инновации (Санкт-Петербург, октябрь 2010 г.). Часть наиболее важных концептуальных положений освещалась нанаучной сессии по социологии и проблемам культуры CURRICULUM RESOURCE CENнTER и Central European University (Институт Открытое Общество. Фонд содействия, Варшава, 21Ц25 мая 2001 г.) в виде поддержанного проекта Культурная интроспекция XX столетия и современности (грантовый сертификат # 1BG114). В сентябре 2006 г. тема, план исследования и предварительные результаты обсуждались в процессе краткосрочного обучения в Казанском государственном университете на философском факультете в рамках семинара по теме Гуманитарные проблемы современности (уд. рег. № 1059).
Материалы работы использовались автором в течение ряда лет при чтении философских и культурологических дисциплин студентам Волгоградского государственного педагогического университета и Волгонградского государственного института искусств и культуры (философия культуры, культурология, этика, эстетика, история культурологической мысли, семиотика, этика искусства).
Структура и объем диссертации. Диссертация (342 с.) состоит из введения, терминологического введения, четырех глав, включающих в себя четырнадцать параграфов, заключения и библиографического списка, включающего 597 наименований.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы исследования, дается подробная характеристика ее разработанности, формулируются цель, задачи, объект и предмет исследования, излагаются положения, выносимые на защиту. Введение также включает характеристику исследования с точки зрения научной новизны, теоретической и практической значимости полученных результатов.
В Терминологическом введении в нигитологию культуры решается вопрос о необходимости введения в современную философию и теорию культуры понятия нигитология культуры.
Внедряя в философию культуры понятия онтологии, мы подразумеваем их частично измененное содержание. Так, ничего невозможно сказать об абсолютном (чистом) небытии, поэтому речь в диссертации идёт о небытийных характеристиках бытия культуры (данное выражение в виду его оксюморонной природы приравнивается к терминологической метафоре). Чистое небытие есть отсутствие, отрицание, несуществование. В онтологизированном виде оно может представать в большом спектре временных бытийных проявлений (то есть прорывов в бытие и заимствования у бытия форм). Основными небытийными характеристиками бытия, которые обнаруживаются у форм культуры, субъекта культуры и культурных процессов, мы называем: нелинейность, нецелостность, симулятивность, ризоматичность (асистемность, принципиальная незаконченность), потенциализм, ситуативность, отсутствие (упразднение) центра. Данный перечень принципиально открыт, так как в него могут включаться (и исключаться из него) любые свойства и понятия при обнаружении в их смысловой структуре или функциональной сфере момента негации.
Понятием лничто мы можем оперировать, когда анализируем феномен сознания, представления о трансцендентном, об абсолюте, боге, свободе, то есть о том, что обладает повышенной степенью субъективности бытия. Маркером ничто, с нашей точки зрения, становится обращение к апофатическому способу его назвать или как-либо зафиксировать, ведь катафатика дарует ничто форму или маску бытия и тем самым переводит его в разряд небытийных характеристик бытия культуры.
Инобытие, по Гегелю, это обретенное бытие в другом (в другом месте и времени, в другой форме, на иной основе) или видоизмененное бытие, отличное от прежнего состояния. Инобытие - это превращенная форма бытия - предметное бытие культуры по отношению к человеку. Инобытие обозначает процесс превращения одной формы бытия в другую, звено между бывшей и становящейся формами. Но, если применительно к природе это понятие широко не распространено - здесь взаимопревращения бытия и небытия не нуждаются в такой специфической форме, как инобытие определенного бытия, то в культуре эта форма получает самую широкую реализацию, ибо все ее предметное бытие - от одежды человека и его дома до художественных образов и техники - есть не что иное, как инобытие человека.
Бытие культуры не является неподвижным, а с течением времени переходит в одну из форм своего инобытия, некоторые из которых человеческое сознание склонно воспринимать как абсурд, небытие, смысловую пустоту. Приемы намеренного построения инобытия (в диссертации рассматриваются художественные приёмы) позволяют прояснить, оживить бытие культуры.
Нигитогенез - процесс внедрения элемента негации в различные явления бытия культуры, превращение бытийных сущностей или фрагментов реальности в небытийные черты бытия культуры. Также художественное продуцирование суггестивных образов пустоты, небытия, ничто.
Пустота - явление эстетической (чувственной) природы, а также концепт, который создается и используется в художественных практиках и в интерпретациях культурных форм. В этом же смысле понятием пустота оперируют в этическом дискурсе (в первую очередь нигилистическом, экзистенциалистском), в психологии и психиатрии. Феномен, понятие и образ пустоты занимают в нигитологии культуры особое место.
Развернутый в нашей диссертации нигитологический подход к пониманию культуры, делая ее предметом все многообразие необходимых и достаточных проявлений небытия и их взаимоотношений, а не только лабстрактно-чистое небытие, требует, чтобы в систему онтологических категорий были включены дополнительные звенья, которые зафиксировали бы эти странные культурные формы. Такими категориями могут быть квазибытие, т.е. мнимое бытие, и художественное бытие: первая обозначает образное удвоение бытия (симуляция, имитация), выдаваемое за подлинно сущее и воспринимаемое как таковое; вторая - художественно-образное удвоение реального бытия, которое не выдает себя за подлинное бытие, но честно, открыто утверждает иллюзорность изображаемого.
Глава первая Предпосылки и основания нигитологии культуры посвящена поиску и репрезентации небытийных характеристик культуры в мифе, языке и сознании. В первом параграфе Мифопоэтический, религиозный и раннефилософский векторы нигитологии рассматриваются мифологическое, античное и частично средневековое мировоззрения на предмет включения невидимого, неосязаемого, непознаваемого в корпус первичных, исходных сущностей. Так как возможность осмысливать небытие связана преимущественно с высоким уровнем абстрактного мышления, в параграфе показано, что мифологическое сознание не знало небытия, осмысливалось, скорее, инобытие (по сути, а не по названию, т. к. мифологическое инобытие называлось всеми вариантами имен небытия). Однако в диссертации отражен интерес к нелогическим и не чисто онтологическим интерпретациям небытия, которые обнаруживаются в мифе. Противоречия, абсурд и алогизмы в мифологических описаниях небытия позволяют считать, что миф повествует не о природе, а о сверхприродном - человеческом бытии, т. е. мифологическая имплицитная нигитология становится предпосылкой онтологии культуры.
Небытие в древнем мировоззрении описывается как абсолютное начало всего, сверхплотность, которая разворачивается формами бытия вследствие импульса (желания, напряжения, взрыва и т. п.). В мифологической синкретической картине мира небытие связывается с осознанием самых масштабных, или предельных, понятий: 1) первофеноменов пространства и времени; 2) первоначала и абсолютного конца бытия мира и человека; 3) абсолютного, трансцендентного. Мифологический период сформировал архетипический уровень мышления человека, что объясняет сохранность и устойчивость связей представлений о названных феноменах с понятием небытие в современном мировоззрении. Мифологические образы небытия оказали основополагающее влияние как на европейскую онтологию, так и на художественное осмысление небытия. Мифологическая структура сознания не исчезла с переходом от первобытности к цивилизации, вплоть до возрождения мифологического типа сознания в XX в. и его обоснования А. Лосевым и Р. Бартом, неомифологизм представляет небытие в виде различных типов инобытия.
Второй параграф Ментальная природа небытийных черт культуры посвящен проблеме взаимоопределенности и взаимопорождения сознания и ничто. Ничто в данной диссертации понимается как абсолютная несущность; оно наиболее приближено к абстракции чистого сознания. В параграфе предпринято сравнение восточной мысли и западной философии в их устремлении соотнести феномены ничто и сознания друг с другом. В частности, сопоставляются дзен-буддистское состояние сатори, даосское понятие пустое сердце с феноменологическим понятием лэпохе и экзистенциалистским - неантизация. В мировоззренческих практиках Востока и Запада обнаруживается шаг в ничто, который не является финальным, а нацелен вывести субъекта на стартовую площадку рождения мысли - в состояние, когда мысли еще нет, но она готова появиться, т. е. состояние творящего изначального ничто.
Несмотря на кардинальное отличие восточного и западного типов мышления, оба они включают в себя временный выход в ничто, т. к. процесс мышления - это процесс порождения бытия небытием. Отмечается также, что диалог бытия и небытия является механизмом продуцирования импульсов для мышления. И для восточной, и для западной философии сознания понятие ничто является необходимым. По восточным меркам, сознание достигает идеала, становясь ничто, растворяясь в нем; с западной точки зрения, необходимы диалоги и точечные соприкосновения с ничто для возникновения импульсов мышления.
Особое внимание уделяется феноменологии (Э. Гуссерль, лэпохе) и экзистенциализму (Ж.-П. Сартр, неантизация), которые утверждают движущую силу ничто по отношению к механизму мышления или вообще для существования самого сознания. То есть формулируется предположение, что сознание не творит ничто, а им само творится (или использует в качестве приема своего развития). Если принять данный тезис, то ничто оказывается состоянием за пределами каких бы то ни было суждений и утверждений, потому что оно по отношению к содержанию сознания и к смыслам оказывается трансцендентностью.
Ничто существует лишь как ментальная конструкция, а не в форме предмета действительности. Высказывается гипотеза о том, что сознание родственно ничто или коррелирует с ним, т. е. не рождено, не сотворено, лишено какой-либо формы. Таким образом, роль идеи ничто для философии культуры, выявления субъекта культуры и особенностей его сознания является необходимой.
Третий параграф Проявленность неявленного в языке посвящен чувственному модусу небытия - пустоте и ее языковой экспликации. Несовпадение дискретности речи и континуальности реального определяет двусторонний характер знаков небытия в семиотическом поле культуры. Такой знак, с одной стороны, лишен значения, обладая своеобразной формой, с другой - не лишен смысла или его потенциальности. Язык в ситуации семиотизации пустоты становится перед выбором: выражать лакуны, возникающие в сознании, или называть видимую пустоту (недостаток, отсутствие чего-либо, например, в пространстве).
Обдумывание и ощущение пустоты имеют разные процессуальные характеристики. Обдумывая пустоту, мы облекаем внешнюю событийность, пространственность, вещность в формы пустотности, собственно, творя пустоту. Здесь рождается парадокс: Я втягивает в сознание (в себя) пустоту путем мысли: Я в пустоте. Ощущение пустоты (лвнутри меня пусто, ля опустошен, лапатия и т. п.) - это, скорее, внедрение несотворенной и необдуманной, внесознательной (сверхчеловеческой) пустоты в сознание и эмотивную сферу (в лум и сердце). Таким образом, Я - в пустоте и Внутри меня пустота - очень далекие друг от друга состояния субъекта.
Становясь феноменом культуры, пустота искусственно (знаково, символически) наделяется силой, которой она и в физической реальности обладает. В знаковом пространстве эта сила проявляется как прагматический эффект лишь благодаря человеческому сознанию, человеческому восприятию и языку. Язык в своем функционировании опирается на противопоставление наличия некоторого признака его отсутствию не только в плане означающих, но также в плане означаемых. В языке различаются два вида пустоты-отсутствия: отсутствие формы и отсутствие смысла. При этом разрушающийся знак реанимируется, когда отсутствие формы воспринимается как своеобразная форма, а отсутствие жёстко зафиксированного смысла дарует свободу в выборе и актуализации значения. Пауза, молчание, обрыв, недоговоренность, как правило, имеют либо очень глубокий, не поддающийся ограничению, оформлению смысл либо сильнейшую потенцию рождения смысла.
Язык может выражать пустоту принципиально любого характера. Так, физическая пустота, пустота в реальном пространстве обозначается просто словом, именем - пустота, пробел, простор, лотсутствие, вакуум. Ментальная пустота (отсутствие оформленных смыслов) может выражаться молчанием, паузой в речи, а отсутствие мыслей - нагромождением словесных форм или дроблением. В языке также проявляется спонтанная или обдуманная пустота. Формальная языковая пустота (молчание) не просто не выражает небытия, а наоборот - способствует восприятию, ощущению и осознанию полноты бытия. У пустоты как языкового средства (умолчание, пауза, нулевая степень письма) обнаруживаются имплицитные значения эмоциональной напряженности описываемой ситуации и расширения смыслового поля. Прагматический эффект использования форм пустоты выражен в высокой степени концентрации информации и увеличении степени свободы интерпретации.
Феномен языка не есть простое отражение бытия культуры, он - один из слоев этого бытия. Бытие культуры, картина мира, мысль и даже переживания - все это определяется структурой языка. Соответственно, и небытийные характеристики бытия культуры (к которым относятся аструктурность, нелинейность, нецелостность, симулятивность, потенциализм) обретают языковые формы. Чувственным модусом небытия является феномен пустоты, который используется языком и как означаемое, и как означающее. Феномен пустоты онтологически маргинален - это часть небытия, обладающая бытийными свойствами. Если учитывать, что такой промежуточный тип существования есть и у языка, то можно считать его самой благоприятной почвой для описания феномена пустоты.
Вторая глава Этика и экзистенция нигитологических сущностей посвящена проблеме перемещения понятий ничто и небытие из логического и онтологического контекстов в пространство нравственности, духовности и психологии. Первый параграф Модусы небытия в религиозно-этическом дискурсе как оценочные метафоры отражает превращение онтологического понятия небытие в этико-религиозный образ. Выделяются два аспекта проблемы пустота и зло: религиозный взгляд и социальная картина.
То, что в христианской культуре воспринимается с ужасом и тоской как потеря личности, гибель души, в буддизме оценивается как абсолютная непривязанность, самосовершенствование через самоотрешение.
Если в религиозной традиции понятия божественное ничто и сатанинская пустота обладают давним значением, как метафизическим, так и символическим, то в социальной этике о процессах опустошения, субъективных ощущениях пустоты внутри и вакуума вокруг человека начали писать в конце XIX в. под влиянием нескольких предпосылок (романтических сетований по поводу частичного человека, волюнтаристской этики А. Шопенгауэра, теории отчуждения К. Маркса, критики массовизации Ф. Ницше и других философов). Экзистенциальная философия в лице Л. Шестова видит предвестие духовной трагедии как раз в том, что ничто обретает в культуре не форму, а характеристики чтойности. Однако лавинным этот процесс стал лишь спустя столетие, спровоцировав возникновение общества неостанавливающегося потребления и симуляции реальности.
Метафизический образ ничто и пустоты связан с обожествлением и абсолютизацией, трансцендентностью. Онтология пустоты - это нейтральное описание. Этика пустоты наделяет феномен негативными характеристиками или наоборот - возвышает её. Именно с ускоренным передвижением феномена пустоты из метафизического пространства в этическое, из онтологического - в семиотическое и обратно связано появление понятия культурного вакуума - семиотического пустого пространства, образующегося при смене культурных парадигм, когда старые культурные формы (язык, искусство, игра) закостенели, а новые еще не созданы.
В религиозном и этическом дискурсах наблюдается происходящий между онтологическими понятиями и категориями этики процесс взаимного обозначения. В частности, пустота выбирается как метафорическое обозначающее для негативных или нейтральных этических понятий. Но и реальные явления пустоты, наоборот, называются в культуре с помощью нравственных концептов. Данные обстоятельства возвращают исследователя к вопросу о параллелизме или изоморфности физического и психического бытия, который все же решается в диссертации отрицательно. В частности, пустота в силу своей чувственной специфики чаще выбирается для метафоризации человеческих пороков, индивидуальных характеристик или экзистенциальных ощущений. Также и для социальных процессов пустота является адекватной метафорой. Для диагностирования социокультурных проблем метафора пустоты подходит лучше какой-либо другой.
Это явление поддерживает уверенность в том, что постсовременное состояние - это не гибель культуры, а объективация метауровня культуры, где онтологическая структура культуры предстает в обнажённом виде. По особенностям постсовременного состояния можно судить, чем культура отличается от некультуры сущностно, а не количественно. Действительно, деструктивность бытия, отсутствие основы в современной философии и литературе выявляются через метафору пустоты. Однако когда проблема является глубинной (уровень подсознания, например) или, наоборот, при выходе на ступень абсолютизации мира, Бога, реальности выбор делается в пользу понятия ничто.
Второй параграф УВоля к ничтоФ: категории безобразного и ужасного охватывает междисциплинарное пространство этики и эстетики. Привычными для западного сознания являются такие маски небытия, как зло, болезнь, безобразное, ужасное, разрушительное. Изначальные представления о безобразном и ужасном имеют культурные судьбы, очень похожие на судьбу представлений о небытии. В мифологическом миропонимании ужас перед безобразным и страх/интерес/преклонение по отношению к небытию выразились в первичном отношении к смерти, в желании и попытках ее преодолеть. Особенно показательны здесь эсхатологические и циклические (об умирающем и воскресающем боге) мифы. Страх смерти в одной из своих ипостасей - ужасе умирания - изживается с помощью мифологической картины гибели мира: Пусть я конечен. Это трагично. Но и весь мир также рано или поздно погибнет. Это примиряет меня с осознанием собственной смерти. Эсхатологические образы почти всегда включают в себя изображение процессов разложения, гниения, рассыпания, дряхления и разрушения, т.е. безобразное. Однако такое содержание понятий безобразное, лужасное является все-таки не самым ранним и характеризует именно западный культурный характер. В позднем варианте западной культуры отрицательные маркировки небытия устойчиво сохраняются в обыденном сознании, которое прочно связывает пустоту и энтропию. В этом случае пустота воспринимается не как пассивная, а как очень активная сила, разрушающая все ей противоположное, мистифицирующая всякую реальность и превращающая все существующее, настоящее, конкретное в пыль, мусор, беспредметную абстракцию.
В теоретико-философских учениях безобразное и небытие обрели категориальность весьма поздно, негативные черты присваивались обеим сущностям: и то и другое признавалось источником энтропии или, по крайней мере, ее спутником. Категория безобразного в классической эстетике долгое время оставалась оппозиционной по отношению к категории прекрасного. Поэтому можно видеть в смысловом поле безобразного одновременно эстетический и этический компоненты.
Для решения этого вопроса привлекаются размышления Т. Адорно в Эстетической теории (1970) . В диссертации отмечаются глубинные совпадения идей С. Булгакова и Т. Адорно: превращение небытия и снятие безобразного соотносятся как идея и ее культурное воплощение. Акт творения (превращения лукона в лмеон) происходит в истории художественной формы единожды, но повторяется многократно при создании конкретных художественных текстов.
Ужас, прямо и безапелляционно производимый в реципиенте массовым искусством (имеются в виду, например, кинематографические и литературные жанры триллера, фильма ужасов, неоготики), связан с желанием современного человека соприкоснуться с ничто. Категориальность безобразного в своей основе содержит небытийные характеристики: неоформленность, рассогласованность внешнего и внутреннего, динамическую нецелостность. Ужасное, обладая пограничной природой (оно принадлежит сферам психического, трансцендентного и эстетического одновременно), дарит человеку опыт откровения ничто.
В третьем параграфе Современные имитации реальности решается вопрос о расширяющемся процессе симуляции в современной культуре. Бытие современной культуры отличается уже не только от бытия природы небытийными характеристиками, но и меняет природу и структуру единицы культуры по сравнению с классическим и модернистским периодами. Обилие и разнообразие видимостей окружают современного человека. В изображенных предметах, перенаселяющих современную жизнь, присутствует лишь формальная составляющая, но при этом создается ироническое ощущение переизбытка реальности. Феномен знака в постмодернистскую эпоху существует сам по себе, не отсылая ни к референту, ни к реальности. Ж. Бодрийар определяет эту ситуацию как тотальную симуляцию или засилье гиперреального. Под симулякрами он понимает образы, поглощающие, вытесняющие реальность.
Симулякры заселили и повседневность, и информационный мир, и искусство, и политику: растворимый кофе, жевательная резинка, сублимированные продукты (чай в пакетике, суп в коробке, усилители вкуса, пищевые красители, ингредиенты, лидентичные натуральным), компьютерные игры, увлекательное уничтожение времени, тусовка, имидж, бренд, вид коллективного перформанса флешмоб и т. д.
Элитарное искусство оперирует пустыми формами также с большой виртуозностью. Например, масштабным художественным проектом, состоящим из симулякров красоты, является серия экспериментальных видеофильмов Кремастер американского художника М. Барни. Но если в подобных художественных текстах симулякры создаются как пустые формы, которые никогда содержания не имели и наполнить их невозможно, то симуляция реальности - это ступенчатое расставание обозначаемого с обозначающим и, в конце концов, превращение обозначаемого, например, в бренд (т. е. знак, который не обозначает ничего, кроме себя самого). Этот знак - след явления или объекта, оставленный им в языке, - постоянно вибрирует, т. е. возбуждает пустоту вокруг себя. Его вибрация - это лостывание следа. Поэтому знак, подменивший сегодня реальность, - это пустой опыт, напряженное ожидание пустотой того, что способно ее заполнить. Каждый раз она заполняется по-разному.
Симуляция личности, а в пределе - человека, заставляет философию заниматься поисками постчеловека или составлять портрет постмодернистской личности. В виртуальной реальности человек имеет наглядную, образно-пластическую материю для ваяния своей виртуальной личности: 1) выбор имени, или ника, возвращает его в магическую ситуацию синкретического мировоззрения, где именование и есть осуществление; 2) выбор и смена аватара осуществляют мечту о вечной молодости и совершенном теле; 3) формулировка личного лозунга, девиза, слогана или так называемого статуса репрезентирует эмоциональное состояние моделируемой личности или сиюминутное занятие; 4) подпись, которую зарегистрированный на форумах (в социальных сетях, блогах) может автоматически присоединять к своим публичным сообщениям или комментариям, является объективацией его идеологических взглядов; 5) анкетные данные и личные профили человек меняет произвольно, фактически свободно выбирая пол, возраст, профессию, место жительства; 6) атрибутика (фотографии, музыка, видео и др.) является своеобразным коннотативным материалом для создания самобытности, самодостаточности и привлекательности виртуальной личности.
Таким образом, современную культуру можно опознать как мощную конструкцию, виртуализирующую пространство человеческой жизни, исключающую из неё интенсивность, подлинность и полноту, принуждающую человека к экстенсивным недействительным формам существования. Говоря в целом, человеку в виртуализированном образе бытия присуще своего рода частичное, недовоплощенное существование.
Симуляция и виртуализация - процессы разнопорядковые. Виртуализация в некоторых случаях выступает средством, инструментом симуляции. Виртуальную реальность человек выбирает или не выбирает по собственной воле, тогда как процесс симуляции глобален, субъект культуры внутри него (подчинен ему и даже им используем), сам уже необратимо затронут симуляцией.
Четвертый параграф Соприкосновения человека с небытийными характеристиками культуры как условие целостности самосознания. Узловыми моментами духовной судьбы индивида и целой культуры являются встречи с небытием. Это может быть смерть близкого человека, угроза собственной жизни, война, предательство, разочарование и т. п. Однако бытие человеческой культуры специфично парадоксами, одним из которых является то, что человек соприкасается с небытием и в ситуациях, внешне не примечательных, даже, казалось бы, нейтральных или благополучных. Соприкосновения с небытием могут иметь кардинально противоположные последствия: опустошить человека, но и даровать ему приближение к самости.
Увидеть сложный (еще не до конца оформившийся) гибрид восточного и западного отношений к встречам с небытием в современной глобализирующейся культуре предлагается на материале романа Х. Мураками Хроники Заводной Птицы. Этот текст является детальным изображением многообразия встреч и соприкосновений человека с небытием. Страх, ужас, обновление, опустошение, остранение, отстранение, одиночество, раздвоение, отчуждение и множество других чувств являются составляющими спектра переживаний героев книги.
В параграфе ставится вопрос о том, насколько актуально сегодня говорить о трансцендентном опыте субъекта культуры, и утверждается, что это ведущая обусловленность современного бытия культуры. Пустоты, остро ощущаемые в культуре, - результат ускорившегося течения времени культуры. Обыденное сознание воспринимает эти зияния как причину депрессий, апатии, скуки; эстетическое сознание (литература, музыка, живопись, кино) стремится освоить процесс негации и предоставить формы ему и его результату. Современный человек, смыслом своего бытия считающий самореализацию, самовыражение, подражает художнику, поэтому, переживая встречи с ничто, ощущая пустоту в себе и себя в пустоте, становится крайне несвободным, т. к. испытывает непреодолимую потребность чем-то заполнить это пустое пространство. Таким образом, чтобы творчески и активно жить в современной культуре, нужно пройти несколько соприкосновений с небытием. Сформулированный вывод о небытии как неотъемлемом, формообразующем условии развития индивидуальности открывает широкие перспективы для дальнейших исследований содержания и процесса развития феномена самости.
Третья глава Эстетическая и семиотическая активность пустоты посвящена образному аспекту небытийных черт бытия культуры. В первом параграфе Творение ex nihilo как образец чистого творчества раскрываются результаты влияния иудеохристианской идеи творения на европейскую философию искусства. Творение есть акт созидания лиз ничего, для античного же сознания универсален принцип Ничто не происходит из ничего. Однако даже античное суждение о том, что искусство дополняет природу там, где она оставляет лакуны, объясняет, почему художника влечет пустота: творение из ничего (ex nihilo) - модель чистого творчества.
Исходная мысль для данного параграфа - сравнение творческого акта и божественного сотворения мира, проводимое Л. Карсавиным в Философии истории . Схема, предложенная философом-культурологом: лизначальный хаос, или смешение мира - деление - второе смешение - понимается в диссертации как онтологическая модель поэтического творчества. Бытие твари (текста) есть переход Бога (художника) к небытию. Момент очередного лумирания художника - средоточие возможности создать произведение. Сам момент небытия в этой схеме обладает мощью творения (Бог, умирая, оплодотворил небытие или предоставил свое тело в качестве сырья для бытия).
В параграфе утверждается даже не столько человеческое умение творить, воплощая ранее не воплощенное, сколько потребность производить такие метаморфозы. Это божественная сила, проявленная в человеке, заставляющая его извлекать бытие из небытия. Получается, что человек постоянно желает или вынужден заполнять пустоту. Первобытие, впервые-бытие (В. Библер) являются сюжетами не только креационистской мифологии, но и эстетики. С одной стороны, творческий акт - это прорыв за грани явленно-обыденного, принудительно данного бытия, это освобождение от тяжести необходимости, с другой - это творение нового бытия, просветленного и свободного. В параграфе результатом суггестии пустоты называется гипнотическое чувство, которое испытывает писатель перед чистым листом бумаги, живописец - перед белым холстом, композитор - в безмолвии, хореограф - у пустующей сцены, архитектор - на пустыре, где суждено сбыться его творческим замыслам, произойти чуду сотворения - превращению хаоса в космос. В истоках любого искусства в начале каждого творческого акта момент, миг, вспышка - ужас встречи с абсолютным небытием, с ничто. В этом отношении становится понятно, что источником творчества часто является мотив заполнения пустоты.
Творческая сила пустоты - одна из главных причин развития культуры вообще. Это развитие может быть представлено следующей схемой: пустота о потребность в заполнении о творение новых форм и смыслов о функционирование, расцвет о окостенение культурных форм, невозможность отвечать вызовам времени или Бога о опустошение Е и т. д. Пустоты, образующиеся в сознании и культуре, обусловливают творчество.
Итак, бытие культуры содержит внутри себя частицы небытия (отсутствие, пустоты), что поддерживает потенциалистский его характер. Частицы небытия также несет внутри себя бытие как заряд творческой активности. Бытию культуры не противостоит небытие, напротив, они образуют двуединую творческую силу.
Второй параграф Семиотическая универсальность пустоты в искусстве посвящен истории поиска форм и мотивов пустоты в художественной сфере. Речь идет об авторских устремлениях, имеющих отличную от философской строгости логику. Искусство способно создать такое видение мира, которое возможно лишь в религиозных практиках. В таком созерцании устраняется различие между субъектом и объектом. Так, философия А. Шопенгауэра, опирающаяся на ведические традиции и буддизм, видит в искусстве независимое миросозерцание.
Большинство направлений модернизма и постмодернизма были увлечены кружением вокруг пустоты (Ж. Дюпен). Целый спектр способов обращения с пустотой (к пустоте) стал структурной основой сосуществования огромного количества постмодернистских художественных течений. Выражение категории небытия с помощью художественных образов молчания, пустого пространства, тишины, паузы, многочисленных метафор в произведениях искусства XX в. и начала XXI в. видится нам своеобразной квинтэссенцией духовных и экзистенциальных вопросов культуры. В художественных формах и мотивах небытия синтезированы мифологические, религиозные, философские, научные и обыденные аспекты его понимания. По этой причине глубинные проблемы современного бытия культуры рассмотрены в параграфе через призму художественных текстов. Пустота - форма универсальная, т. к. имеет широкий потенциал выражения онтологических, нравственных и социологических категорий. Пустота-содержание охватывает большой открытый спектр смысловых мотивов (первоначало, потенциал, первотворение, творчество, смерть, время, пространство, вечность, ожидание, страх) и также может определяться как универсальная.
Искусство в XX в. сделало грандиозный скачок на пути радикального разрушения традиционного художественного языка. Постмодернистское искусство, которое часто называет себя уже не искусством, а арт-практикой, арт-проектом, арт-производством и т. п., отказалось от главных эстетических принципов искусства: миметизма, символизма и, соответственно, художественной образности. Основными вехами развития искусства в XX в. представляются нам отход от подражания реальности (мимесиса), затем от отсылок к ней (референциальности: вслед за материей лисчезло означаемое) и, наконец, замена аутентичной реальности виртуальной.
Уже при первых попытках проанализировать художественные средства выражения небытия и ничто видна закономерность: при нагромождении форм, слов, изображений, предметов и тел (различные инсталляции: ассамбляж, аккумуляции и др.; техническое тиражирование изображений) происходят обессмысливание, опустошение; при обрыве же, паузе, умолчании, тишине, пустоте (т. е. отсутствии формы) появляются новые смыслы, иные оттенки.
В традиционном европейском искусстве художественный образ построен с прямой закономерной связью между означающим и означаемым: чем сложнее (или многосоставнее) форма, тем богаче смысл. Восточное искусство практиковало иной принцип: чем проще форма, тем больше свободы для мысли. Например, в средневековой европейской живописи наблюдается боязнь пустоты (horror vacui) - пространство изображения похоже на набивной рисунок, все занято, все заполнено, в китайском же живописном пространстве взгляд зрителя неминуемо оказывается устремленным в пустоту - в свободное пространство.
Европейская философия искусства второй половины XIX в. и само искусство XX в. в поисках путей самотрансцендирования человека обращались к восточным религиозным традициям. Неклассическая эстетика авангарда (в частности, театр парадокса Ионеско, эксперименты ОБЭРИУ, новая трактовка слова в Театре Жестокости А. Арто) и постмодернистское искусство, изобретая новую специальную семантическую систему, воспринимают характеристики искусства Японии и Китая.
Когда в диссертации говорится, что пустота активно используется искусством последних ста пятидесяти лет в качестве означающего в построении художественного образа и художественного текста, то имеется в виду набор пустотных форм:
- отрицание, или апофатика;
- отсутствие формы как таковой (тишина, молчание, умолчание, чистый лист, обрыв повествования и т. д.) ;
- беспредметность в изобразительном искусстве (абстрактный экспрессионизм Кандинского, орфизм Делоне, неопластицизм Мондриана, супрематизм Малевича и т. п.);
- разрушение структуры знака (эксперименты П. Пикассо, кубистов, ОБЭРИУ, поп-арта, новых реалистов, движения ZERO, концептуалистов);
- заумь, бормотание, лабракадабра;
- формальный абсурд (нарушение грамматических правил в поэтической речи, соединение не связанных друг с другом форм в визуальных искусствах и т.п.).
Концептуалистский проект выражения небытия ведется на уровне понятий, в пространствах, открывающихся между вещью и ее наименованием. Пустота в тексте может быть представлена разными способами: с одной стороны, в виде тем входит в когнитивное содержание текста, с другой - составляет часть прагматических стратегий автора текста. В качестве иллюстрации данной мысли в параграфе подробно рассмотрены отдельные компоненты прагматического эффекта знаков пустоты: пустота - СвластьТ, пустота - СпотенциальностьТ, пустота - СгармонияТ, пустота - СэнтропияТ.
Таким образом, в параграфе утверждается, что, во-первых, отсутствие обозначаемого в художественном тексте становится специфическим типом обозначаемого; во-вторых, для обозначения небытия, ничто и пустоты модернистское и постмодернистское искусство вырабатывает богатый набор приемов; в-третьих, имена пустота, небытие, ничто активно используются в художественных текстах для метафорического обозначения широкой смысловой области негативного (Бог, вечность, тоска, болезнь, смерть, время, пространство, свобода и т. д.); в-четвертых, современное искусство продуцирует симулякры - знаки без означаемого.
В третьем параграфе Нигитогенность искусства XX столетия и современности важной задачей художественного творчества как самосознания культуры называетсявыявление той или иной онтологической позиции, адекватной современному состоянию культурной реальности. История художественной деятельности с конца XIX в. - это нарастание интереса к небытию. Апофатика, нигилизм, симуляция и, наконец, нигитогенность называются в параграфе стадиями этого роста. Корни, смысл и судьба онтологии культуры в XX в. не могут быть раскрыты с необходимой глубиной без обращения к тому, как мировоззрение этого времени воплощалось в искусстве . Тема небытия актуализуется в те моменты, когда внешнее, физическое, материальное утрачивает для человека свою наполненность, значимость (сохраняя при этом материальную ценность).
Большинство философских размышлений о страхе пустоты и небытия заканчиваются утверждением преодоления его творчеством. С другой стороны, стремление к свободе мышления, фантазии и творения есть шаг к абсолютной новизне, к нечеловеческому, невыраженному, неявному, сверхчеловеческому, абсолютному - религиозный, по сути, шаг. В работах М. Ротко, живописи Дж. Поллока, концентрических полосах К. Ноланда нет символики, они предельно неконвенциональны. Также в качестве иллюстраций в параграфе рассмотрены работы, эксперименты и акции Л. Фонтаны, А. Бурри, М. Ротеллы, И. Кляйна, Т. Смита, Дж. Кошута, С. Левитта, Р. Раушенберга, Г. Мура, Э. Чильидо, Армана, Р. Бари, М. Рамсдена, С. Мейрелеса, И. Кабакова, Р. Уайтрид, Ж.-Л. Деотта, Й. Герца, Ф. Гонзалеса-Торреса, Э. Гормли, М. Балки и др. Вариативность манер работы с пустотой в постмодернистском искусстве складывается в следующие концептуальные интерпретации:
1) пустота как нехватка (отсутствие, исчезновение, пропажа, лакуна) чего-то, обратившегося в ничто, но оставившего след или отпечаток (И. Кляйн, эстетика исчезновения); как фантом, как пограничное состояние, что-то, пребывающее на границе бытия и небытия, т.к. судьба кого-то или чего-то исчезнувшего нам не известна (например, Ж.-Л. Деотт об исчезновении); эстетические попытки заполнения образовавшихся пустот;
2) пустота как чистое пространство, как формовка пространства; как некая потенциальность, имеющая возможность порождения (например, П. Манцони);
3) пустота как дыра в бытии, как уничтожение и негация, как ничто и деструкция (постживописная абстракция Л. Фонтаны и А. Бурри, колерс Армана).
В четвертом параграфе Концептуализация пустоты и высвечивание симулякров поэтическими средствами постмодернизма осуществлен анализ эстетики поэзии концептуализма, в которой важное значение имеют категории небытие, ничто, пустота. Объединяющая поэтов-концептуалистов цель - заставить сам язык, язык концептов говорить о себе, о бытии и небытии; понять реальное значение нашего нынешнего языка, его претензии, его пустоты и затвердения, его провалы и воспарения перед лицом ежедневного быта и вечных истинЕ - достигается большим разнообразием поэтических средств. Стремление поэта-концептуалиста приближено к теоретическим посылкам английских концептуалистов: оставить лишь свойство, смысл, функцию, концепт.
Одна из причин обращения в диссертации к текстам концептуалистов состоит в том, что их поэзия - это поэзия цитат, клише, словесных банальностей, симулякров. Попытка вынести сетку концептов в объективный предметный мир выливается у поэтов-концептуалистов в обнаружение окостенения языка и невозможности проникнуть в сознание другого. Так концептуалист подходит к новой попытке преодолеть это застывание путем превращения концепта в симулякр.
В диссертации проведен анализ большого корпуса поэтических текстов Д. А. Пригова, Л. С. Рубинштейна, а также критических статей этих же авторов по поводу собственного творчества, выявлены основные черты мировидения поэтов-концептуалистов. Мотив пустоты концептуальной поэзии, условно говоря, формируется на трех уровнях: 1) слов и той игры, в которую они вступают (лексический и фразеологический уровни); 2) эксплицитных описаний пустоты и ее образов (семантический уровень); 3) размытой стихии пустоты, присутствующей в описаниях времени, сознания, мышления, психических и физических состояний (прагматический уровень).
Четвертая глава Нигитология и онтология культуры является своеобразной собирающей линзой всей работы, в ней предлагается новый ракурс постижения бытия культуры - нигитологический. В первом параграфе Онтологическая асимметрия современной культуры с точки зрения теории культуры проанализирован процесс негации в культуре.
У современной философии культуры, равно как и науки о культуре, существуют объективные причины испытывать теоретическую и практическую потребность в тематизации фундаментально-онтологических феноменов (таких как небытие, пустота, ничто, случайность, неопределённость т. п.), занимающих область отрицания в симметрически построенной картине мира. Понятие пустоты как отсутствующего основания становится важным, т.к. моделью культуры сегодня чаще всего выступает множественность наслоений с пустым центром . Интересно, что П. Козловски говорит о времени постмодерна как о шансе, данном человечеству, чтобы оно успело стать достойным своей гибели . Думается, что философ имел в виду процесс постепенного разоблачения культуры второй половины ХХ в., т.е. последовательного обнаружения симулятивного характера знаковых уровней бытия культуры, вплоть до открытия пустого центра. В результате такого распада целостности мы наблюдаем одно интересное явление. В образовавшиеся культурные разломы начинают выходить старые, архаичные историчные формы и отношения, которые, казалось, уже давно канули в лету, продемонстрировали свою предельность. Начинается своеобразный ренессанс всего. В последние десятилетия мы сталкиваемся с самым настоящим парадом старых, иногда просто архаичных культурно-исторических форм, претендующих стать содержанием современного бытия культуры. Парадоксальная характеристика культуры последних десятилетий XX столетия и современности - способность превращать форму в смысл. Однако принцип Anything goes! чреват в культуре состоянием вечно неготового бытия, смешивающим в себе все возможные и невозможные противоречия.
Проблема, рассматриваемая в параграфе, имеет три аспекта. Во-первых, продуктивным для современной культуры является осмысление пустоты как чистого листа, чистой потенции, несвершившегося, возможности бытия. Во-вторых, мы являемся свидетелями возвращения культуры к возвышенной мистификации пустоты, практически к каббалистическому канону о том, что ощущение пустоты - это пробуждение стремления к жизни . В-третьих, состояние постсовременность в сущности симулятивно и пустотно.
Обыденные оценки, философская рефлексия и научные свидетельства инаковости современной культуры по сравнению с образом бытия классической и неклассической (конца XIX в.) культур заставляют обнаруживать сходные характеристики небытия и современности: - вечная неготовость;
- приоритет атемпоральности, вытесняющей пространственные характеристики (лишь в феномене пустоты не окончательно);
- онтологическая неопределенность, нереализованность;
- перманентная и бесконечная потенциальность.
Второй параграф Инструментальный характер понятия УпустотаФ в онтологии культуры является последовательным обоснованием применения в нигитологии культуры понятия пустота наряду с термином небытие. Позиция автора диссертации состоит в том, что построенная на таких основаниях онтология культуры наиболее адекватно и глубинно раскрывает ее природу и сущность. Когда мы говорим лонтология культуры, то подразумеваем ее самостоятельное, отделенное от человека существование. Однако это видимость, обусловленная многими разнородными факторами. В то же время сама культура сегодня - вечно варящий вечно неготовое блюдо котел. Ни одна реформа, проект, движение или открытие не достигают своего логического завершения, а лишь открывают двери для новых культурных акций. Но если и создается видимость целостности, то чаще всего перед нами симулякр или недобытие феномена культуры, форма которого очищена от случайных черт, доведена до глянца, а целесообразность, функциональность и осмысленность отсутствуют или утрачиваются в процессе восприятия.
В параграфе высказывается предположение, что одним из важных аспектов специфики бытия культуры является антимимесис. Подражать и повторять человек умеет так же, как и животные, а вот творить новизну, быть источником инноваций, творить из пустоты - это специфически человеческое. Другой подход - концепция А. Кожева, которую он называл дуалистической онтологией. Центральный его тезис: слово бытие не может иметь одинаковый смысл применительно к природной вещи и к человеку. Тем самым нигитологическая интерпретация культуры должна привести к появлению некоего не быть, внутренне присущего бытию культуры и трудно объяснимого в рамках формальной логики. Так получается, что важной темой философского понимания мира является определение той роли, которую играет человек в мировом бытии. Ведь именно благодаря человеку существует реальность, которой нет. Человек в своем индивидуальном, ограниченном, сиюминутном состоянии - это единственный источник связности, цельности и осмысленности мирового бытия. Предназначение человека - быть свидетелем, пастухом бытия. Каждое событие, происходящее в бытии, может быть признано реальным, имевшим место в культуре и истории, только если оно засвидетельствовано, поставлено в некую связь (пусть даже абсурдную) с другими свидетельскими показаниями.
Многие поколения философов писали об отсутствии действительности за границами человеческого сознания. Только на первый взгляд это мистика, но в феноменологической философии Э. Гуссерля, например, бытие полностью превращается в сознание; лэпохе и есть чистая, не искаженная пониманием, интерпретациями действительность. Но как только чистая тихая гладь лэпохе подергивается рябью понимания и толкования (т. е. запускается механизм рефлексии), начинает разворачиваться пространство, ведь пространство в феноменологии - это многообразие возможных способов восприятия вещи; время же - это бесконечный горизонт потенции вещи. М. Хайдеггер воспринял феноменологию Э. Гуссерля как фундаментальную онтологию; человек у него - не объект, поселенный в бытие, а сам творящий бытие.
Понимать мир не как вместилище вещей, а как горизонт горизонтов учила сложная, глубокая философия Э. Гуссерля, а научился этому рядовой человек массы конца ХХ - начала XXI в. Так сложные полумистические идеи философии проявились в виде культурных реалий. Сегодня мы не просто характеризуем мир как божественный текст, а живем в гипертекстуальной действительности - виртуальной, экранной, симуляционной. Классическая культура заполняла пустоту, осуществляя таким образом культурогенез и семиозис. Постклассическое существование - это выбор форм для пустоты, смена форм пустоты, симуляция, мимесис пустоты под непустоту. Это тоже процесс культурогенеза, но постмодернистского.
О методе работы с небытийными характеристиками бытия культуры, называя их пробелами и зиянием культуры, пишет М. Н. Эпштейн . Оказалось, что бытие, исходящее из материальных, экзистенциальных начал, демонстрирует не совпадение с идеей, а полное отличие от нее и развивается по собственным законам, пребывающим вне сферы самосознания. Эта непрозрачность бытия, провозглашенная неклассической философией, стала зримой в современной культуре.
Человек, со страхом убегающий от пустоты - принято думать, что это один из западных типов ориентации на реальность. Однако любой тип отношений человека с пустотой - это своеобразный страх перед ней, который может камуфлироваться вариантами форм: творчество, свобода, непривязанность, недеяние и т. п. Скорее, не сама пустота является мотивом творения ее обликов, а страх пустоты, желание ее заполнить. Также имеет место желание завуалировать страх пустоты, поэтому нигитологические сущности, рассматриваемые в диссертации, есть, скорее, не модусы пустоты, а варианты отношения к ней. Это ведь не культурные оболочки пустоты, а культурные поведенческие формы, связанные с пустотой. Обнаружить чистое небытие практически невозможно.
В третьем параграфе Художественное инобытие как нигитологическая модель бытия культуры на материале художественных текстов, в большинстве случаев прозы Д. Хармса, сопоставляются бытие предмета природы и инобытие культуры. Феномен художественного текста выбран потому, что в нем раскрывается механизм конструирования инобытия, т. е. обнажается внутренняя форма культуры. Все элементы культуры (как материальной, так и духовной) существуют в качестве представляемого предмета или в форме фантазии. Словом, и природный предмет, и предмет культуры, и образ фантазии в какой-то степени все-таки существуют. Но что означает здесь степень? То, что бытие культуры включает разные объемы небытийных характеристик.
Инобытийные явления разрушают привычку взгляда как на обыденность, так и на сакральность. Парадокс, неожиданность, абсурд выводят человека в ситуацию первотворения или, по крайней мере, первовидения.
Остановка исследовательского внимания именно на текстах Д. Хармса объясняется присутствием в них как описаний небытийных качеств бытия культуры, так и демонстраций самого процесса исчезновения реальности. Все то, что в раннем авангарде использовалось для магического преображения действительности, у Д. Хармса используется для деконструкции самого понятия действительность и введения собственной реальности. В текстах Д. Хармса можно выделить следующие приемы деконструкции: 1) случайный поступок становится знаковым; 2) случайное переводится в системное; 3) введение и эстетизация структурной ошибки; 4) противоречие с официальной стихией; 5) абстрактность хронотопа; 6) нарочитая фрагментарность изображенного бытия. В поэтической онтологии Д. Хармса между текстом и культурной действительностью пропадает дистанция, однако это не ужасает реципиента, максимальное потрясение - удивление перед обнаженной условностью бытия культуры и ее небытийной природой.
В заключении диссертации подводятся итоги проведенного исследования, формулируются основные выводы, намечаются возможные направления развития авторской концепции. С желанием отказаться от простой констатации кризиса культуры отмечается, что у сложившейся ситуации глобальной симуляции бытия присутствует явный положительный, продуктивный аспект. Встречаясь с небытийными характеристиками бытия культуры, человек вырабатывает в себе умения превращать небытие в субъективное бытие, затем субъективное бытие - в объективное. То есть прямая или косвенная причастность к небытию есть условие осмысленной и значимой жизни человека в культуре.
Кроме того, занятые нами исследовательские позиции представляют постсовременное состояние (в частности, процесс глобальной имитации бытия) не как смерть культуры, а как процесс обнажения онтологической структуры культуры как таковой, своеобразный рентгеновский снимок феномена культуры. В эпоху сознательно-теоретического, поэтико-философского и неосознанно повседневного обращений к выяснению специфики бытия культуры ожидаемым и востребованным является актуальное искусство, в частности, концептуализм (литература и изобразительное искусство, нацеленное на сознание, а не на эмоциональность). Различная умственная (философская и художественно-концептуалистская) диагностика тела культуры выявила, что его центральная система - это система пустот (лгубчатая система, складчатая, структура лука, набор симулякров и т.д.). Данные результаты стали главным содержанием культурных текстов конца XX - начала XXI в. Таким образом, невозможно относиться к понятиям небытия, ничто и пустоты, например, как к частным художественным мотивам, темам или образам.
В диссертации предпринята попытка отклонения от рассмотрения пары бытие - небытие в качестве оппозиции. Небытийные характеристики, открытые в качестве сущности культуры, в современности укоренились на формальном и содержательном уровнях. Так, модусы небытия обнаруживаются и на уровне означаемого, и на уровне означающего при чтении и интерпретации современной культуры. Предложена нигитологическая трактовка культуры, созданная в связи с современной потребностью в полноте познания бытия культуры. Развивая эту концепцию в свете проблематики настоящей работы, мы считаем, что многообразие форм культуры выходит за границы бытия и включает небытийные характеристики, что делает небытие предметом философского и культурологического интереса.
Философия культуры, предложенная в диссертации, - это философия целого. Изучение небытия, небытийных характеристик культуры открывает возможность видеть культуру не частично, не аспектно, а холично. Обнаруженным в процессе исследования парадоксом бытия культуры является следующее: чем упорнее и последовательнее в культуре стремление познать ничто, тем самодостаточнее, целостнее и упорядоченнее она становится. Нарастание же пустоты, т. е. увеличение количества небытийных характеристик в бытии культуры, наоборот, приводит к хаосу, симуляции и виртуализации реальности. Материалы и выводы диссертации дают представление о причинах возникновения разного рода форм подмены действительности, позволяют осмыслить по-новому философские проблемы реальности, существования, бытия, ничто, идеального, субъективного.
Небытийные черты проявляются в единицах культуры, приращивая к ним потенциалистские характеристики, делая их готовыми наполниться новым смыслом. Так что в широком рассмотрении пустота (как чувственный модус небытия) - это потенциальное пространство, открытое для заполнения чем-то или явления чего-то, что еще не актуализовалось в данном измерении. Однако в настоящий момент бытия культуры это источник и вместилище бесчисленного множества виртуальных структур будущего становления.
Без вопросов о небытии, ничто и пустоте человек не состоится как свободное, многомерное существо. Без способности наделения (или поиска и обнаружения) бытия небытийными характеристиками затруднительной становится творческая деятельность человека и целенаправленное развитие индивида. Нигитология культуры, таким образом, дает возможность вернуть значимость культуротворческой и человекообразующей ролям современной культуры.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:
Монографии
1. Саенко Н. Р. Нигитология культуры (опыт построения). - Волгоград: Изд-во ВГПУ Перемена, 2010. - 218 с. (12,8 п. л.).
2. Саенко Н. Р. Формы и образы небытия в культуре. - Saarbrucken: Lambert Academic Publishing, 2011. - 452 с. (15,5 п. л.).
Учебные пособия
3. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Культурная интроспекция ХХ столетия и современности: учеб. материалы к спецкурсу по культурологии. - Волгоград: Перемена, 2002. - 60 с. (4 п. л.).
4. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.), Щеглова Л. В. Программы вступительного экзамена в аспирантуру и кандидатского экзамена по специальности 24.00.01 - теория культуры. - Волгоград: Перемена, 2003. - 40 с. (3,0 п.л./ 1,5 п. л.).
5. Разаков В. Х., Саенко Н. Р. Этика искусства: учеб.-метод. комплекс. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2008. - 94 с. (5,8 п.л./ 3,0 п. л.).
6. Саенко Н. Р., Шипулина Н. Б., Щеглова Л. В. Культурология: единство и многообразие форм культуры: учеб. пособие. - 2-е изд., испр. - Волгоград: Изд-во ВГПУ Перемена, 2009. - 212 с. (12,8 п.л./ 6,0 п. л.).
Публикации в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ
7. Саенко Н. Р. Онтологическая асимметрия современной культуры // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия Социально-экономические науки и искусство. - 2008. - № 8 (32). - С. 49Ц52 (0,5 п. л.).
8. Саенко Н. Р. Вопрос о нигитологии: понятие, термин, содержание // Научные проблемы гуманитарных исследований. - Пятигорск, 2009. - № 12 (1). - С. 154Ц160 (0,6 п. л.).
9. Саенко Н. Р. Метафора пустоты и проблема опустошения личности в современной культуре // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия Социально-экономические науки и искусство. - 2010. - № 3 (47). - С. 22Ц26 (0,5 п. л.).
11.а Саенко Н. Р. Взаимоопределение сознания и ничто // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. Серия Философия и социология; культурология. - 2010. - № 1(4). - С. 21Ц25 (0,7 п. л.).
12.а Саенко Н. Р. Пустые знаки и значимая пустота постсовременной культуры // Обсерватория культуры. - М., 2010. - № 2. - С. 26Ц31 (0,7 п. л.).
13.а Саенко Н. Р. Эстетика и семиотика пустоты // Научные проблемы гуманитарных исследований. Пятигорск, 2010. - № 6. - С. 253Ц258 (0,4 п. л.).
14.а Саенко Н. Р. Семиотическая универсальность пустоты в искусстве // Вестник Московского государственного областного университета. Серия Философские науки. - 2010. - № 3. - Вып. 20. - С. 80Ц86 (0,5 п. л.).
15.а Саенко Н. Р. Творение ex nihilo как образец чистого творчества // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. - 2010. - № 2. - Т. 2: Философия. - С. 102Ц112 (0,6 п. л.).
16.а Саенко Н. Р. Причины и способы обретения опыта ничто в минимализме и концептуализме // Известия Саратовского университета. Серия Философия. Психология. Педагогика. - 2010. Том 10. - № 3. - С. 44Ц49 (0,5 п. л.).
17.а Панфёрова М. Б., Саенко Н. Р. Художественное инобытие как онтологический метод (на примере произведения Д. Хармса) // Научная мысль Кавказа. - Ростов-н/Д., 2010. - № 4 (64). - С. 131Ц135 (0,5 п.л./ 0,3 п. л.).
18.а Вальковский А. В., Саенко Н. Р. Концептуализм, играющий (с) пустотой // Вестник Орловского государственного университета. Серия Новые гуманитарные исследования. - 2011. - № 1(15) (январь - февраль 2011 г.) - С. 234Ц236 (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).
- Вальковский А. В., Саенко Н. Р. Нигитологические модусы исчезновения, забвения, утраты в арт-практиках постсовременности // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики: в 3 ч. - Тамбов: Грамота, 2011. - № 2(8). - Ч. III. - С. 158Ц161 (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).
- Вальковский А. В., Саенко Н. Р. Нигитогенный характер арт-практик XX века и постсовременности // Вопросы культурологии. - М., 2011. - № 6. - С. 95 - 99. (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).
- Даниленко А. С., Саенко Н. Р. Диалог культур и анализ постсовременности в поэтическом мире Б. Б. Гребенщикова // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики: в 3 ч. - Тамбов: Грамота, 2011. - № 6(12). - Ч. II. - С. 151Ц154. (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).
- Саенко Н. Р. Структура, деструкция и реконструкция знака в актуальном искусстве, или Эстетические маски пустоты // Вопросы культурологии. - М., 2011. - № 11. - С. 94 - 98. (0,4 п. л.).
Рецензии
22. Суродина Н. Р. (Саенко Н.Р). Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2003. - № 2(05). - С. 105Ц106 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Пигалев А. И. Призрачная реальность культуры (Фетишизм и наглядность невидимого). - Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2003. - 354 с.
23. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2006. - № 2(15). - С. 137Ц140 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Кудряшова Т. Б. Онтология языков познания: в 2 ч. - Иваново, 2005. - Ч. 1. - 316 с.; Ч. 2. - 272 с.
24. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2009. - № 3 (37). - С. 166Ц168 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Мельникова-Григорьева Е. Безделушка, или Жертвоприношение простых вещей (Философски-семиотические заметки по пустякам). - М.: Нов. лит. обозрение, 2008. - 160 с.
25. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2010. - № 8 (52). - С. 120Ц121 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Кутырёв В. А. Человеческое и иное: борьба миров. - СПб.: Алетейя, 2009. - 264 с.
26. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2011. - № 3 (57). - С. 130 - 132 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Лишаев С. А. Эстетика Другого. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. - 380 с.
Другие публикации
27. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Два типа языковой личности в концептуальной поэзии // Языковая личность: проблемы обозначения и понимания: тез. докл. науч. конф. Волгоград, 5Ц7 февр. 1997 г. / ВГПУ. - Волгоград: Перемена, 1997. - С. 119Ц120 (0,1 п. л.).
28. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Симулякр: между именем и вещью в русском концептуализме // Философия в системе духовной культуры на рубеже ХХI века: тез. докл. и выступл. Междунар. науч. конф. Курск, 20Ц21 мая 1997 г. - Курск: Изд-во КГПУ, 1997. - С. 87Ц88 (0,1 п. л.).
29. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Московский концептуализм - поэзия эсхатологии // Россия, Восток, Запад: диалог культур: тез. докл. Междунар. науч. конф. Хабаровск, 16Ц17 дек. 1997 г. - Хабаровск, 1997. - Ч. II. - С. 141Ц143 (0,2 п. л.).
30. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Косноязычие и аграмматизм московского концептуализма как онтологическая черта современной русской культуры // Языковая личность: жанровая речевая деятельность: тез. докл. науч. конф. Волгоград, 6Ц8 окт. 1998 г. - Волгоград: Перемена, 1998. - С. 89Ц90 (0,1 п. л.).
31. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Социальная критика русского новояза и проблема языковой пустоты в современной культуре // Языковая личность: вербальное поведение: сб. науч. тр. / под ред. Н. А. Красавского. - Волгоград: Изд-во РИО, 1998. - С. 87Ц90 (0,3 п. л.).
32. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Специфика русского пустого пространства // ХХI век: будущее России в философском измерении: материалы Второго Российского философского конгресса (7Ц11 июня 1999 г.): в 4 т. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1999. - Т. 3: Философская антропология и философия культуры. - Ч. 2. - С. 124Ц125 (0,1 п. л.).
33. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Модусы пустоты в ментальном и культурном пространствах // Г. Г. Шпет / Comprehensio. Третьи Шпетовские чтения. - Томск: Изд-во Водолей, 1999. - С. 66Ц72 (0,5 п. л.).
34. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.), Щеглова Л. В. Опустошенность языковых и культурных форм в отражении московской концептуальной поэзии // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / сост. Н. В. Дулина, В. В. Щеглов / ВолгГТУ. - Волгоград: РПК Политехник, 1999. - Вып. 4. - С. 3Ц11 (0,6 п. л. / 0,3 п. л.).
35. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Онтология поэтического языка // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики: сб. науч. тр. / ВГПУ. - Волгоград: Перемена, 1999. - С. 89Ц94 (0,5 п. л.).
36. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Языковая дискретизация миропредставления // IV межвузовская конференция студентов и молодых ученых Волгоградской области: тез. докл. науч. конф. / ВГПУ, Волгоград, 8Ц11 дек. 1998 г. - Волгоград: Перемена, 1999. - С. 130Ц131 (0,1 п. л.).
37. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Гипертекст современной культуры: возможность и отсутствие диалога // Диалог и культура современного общества: сб. науч. ст. / под ред. А. Н. Бугреева, А. И. Пигалева, В. А. Пилипенко. - Волгоград: Изд-во ВАГС, 2001. - С. 135Ц138 (0,3 п. л.).
38. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Эстетика обыденного (поэтические опыты Л. С. Рубинштейна) // История российской повседневности: материалы Двадцать шестой Всерос. заоч. науч. конф. / под ред. д-ра ист. наук, проф. С. Н. Полторака. - СПб.: Изд-во Нестор, 2002. - С. 42Ц45 (0,4 п. л.).
39. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Поэтические игры с пустотой московского концептуализма (эксперименты Д. А. Пригова) // Studia culturae: альманах каф. филос. культуры и культурологии и Центра изучения культуры филос. фак. Санкт-Петерб. гос. ун-та. - СПб.: С.-Петерб. филос. о-во, 2002. - Вып. 3. - С. 94Ц100 (0,4 п. л.).
40. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Онтологическая поэтика путешествия, или Странничество как культурный первосценарий // Культурное пространство путешествий: тез. форума. 8Ц10 апр. 2003 г. - СПб.: Центр изучения культуры, 2003. - С. 17Ц18 (0,1 п. л.).
41. Макарова К. Ю., Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Гиперлитература и гиперреальность современной культуры // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. Н. В. Дулина; Волгогр. гос. техн. ун-т. - Волгоград, 2003. - Вып. 7. - С. 10Ц14 (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).
42. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Онтология культуры: человек - сознание - текст - реальность. - М., 2003. - 15 с. (0,5 п. л.). - Деп. В ИНИОН РАН 22.04.2003, № 57947.
43. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Виртуальные реальности как тексты современного мировоззрения // Наука, искусство, образование в культуре III тысячелетия: материалы Междунар. науч. конф. г. Волгоград, 10Ц11 апр. 2002 г. / Комитет по культуре Адм. Волгогр. обл.; редкол.: Д. В. Полежаев (отв. ред.) и др. - Волгонград: Изд-во ВоГУ, 2003. - С. 47Ц51 (0,3 п. л.).
44. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Антиэнтропийная сила языка современной русской поэзии // Горизонты культуры: тр. науч.-теор. конф. - СПб.: Нестор, 2003. - С. 203Ц205 (0,1 п. л.).
45. Макарова К. Ю., Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Ощущение и осознание времени персонажами романов Милорада Павича // Соотношение рационального и эмоционального в литературе и фольклоре: материалы Междунар. науч. конф. г. Волгоград, 21Ц24 окт. 2003 г.: в 2 ч. - Волгоград: Перемена, 2004. - Ч. 2. - С. 195Ц198 (0,3 п. л. / 0,2 п. л.).
46.а Саенко Н. Р. Философская ставка на Ничто в понимании онтологии культуры // Современное культурное пространство: Философия. Искусство. Технология. Информация: сб. науч. ст. / науч. ред., вступ. ст., сост. В. Х. Разакова. - Волгоград: Изд-во ВРО МСЮ, 2004. - С. 7Ц14 (0,6 п. л.).
47. Саенко Н. Р. Культура как понимание мира // Герменевтика в гуманитарном знании: материалы Междунар. науч.-практ. конф. - СПб.: Политехника, 2004. - С. 42Ц44 (0,2 п. л.).
48. Саенко Н. Р. Массовая культура: новая мифология или возвращение к первобытности // Бренное и вечное: образы мифа в пространствах современного мира: материалы Всерос. науч. конф., посвящ. 10-летию филос. фак. Новгород. гос. ун-та им. Ярослава Мудрого. 28Ц29 сент. 2004 г. - Великий Новгород, 2004. - С. 306Ц310 (0,3 п. л.).
49. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Эстетика виртуализации действительнонсти в современном мире // Музыкальное искусство и проблемы современного гуманитарного мышления: материалы межвуз. науч.-практ. конф. Серебряковские чтения. - Ростов н/Д.: РГК им. С. В. Рахманинова, 2004. - Кн. 1. - С. 73Ц77 (0,3 п. л.).
50. Саенко Н. Р. Современная онтология: пустоты и разрывы // Вестн. Филиала Всерос. заоч. финан.-экон. ин-та в г. Волгограде. - 2005. - № 2. - С. 146Ц149 (0,4 п. л.).
51. Саенко Н. Р. Семиотизация и антропологизация пустоты в русском мировидении // Человек в современных философских концепциях: материалы Четвертой Междунар. конф. г. Волгоград, 28Ц31 мая 2007 г.: в 4 т. / ВоГУ; Ун-т Стефана Великого (Румыния); Междунар. филос. о-во С. Л. Франка; Рос. филос. о-во; редкол.: Н. В. Омельченко (отв. ред.) и др. - Волгоград: Изд-во ВоГУ, 2007. - Т. 2. - С. 621Ц625 (0,3 п. л.).
52. Саенко Н. Р. Мифопоэтический и философский векторы имплицитной нигитологии // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. / редкол.: П. В. Анисимов и др. - Волгоград: ВА МВД России, 2007. - Вып. 6. - С. 51Ц56 (0,4 п. л.).
53. Саенко Н. Р. Воля к ничто и категория безобразного // Материалы Междунар. науч.-практ. конф. V Серебряковские научные чтения. г. Волгонград, 19Ц21 апр. 2007 г. / ВМИИ им. П. А. Серебрякова; ВоГУ. - Волгоград: Изд-во ВоГУ, 2007. - Кн. I: Теория и история музыки. Этномузыкология. История и теория исполнительного искусства. Философия искусства. Культурология. - С. 313Ц317 (0,4 п. л.).
54. Саенко Н. Р., Дерягина И. Г. Эволюция сакрального лика: от маски к иконе в работе П. Флоренского Иконостас // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: Н. В. Дулина (отв. ред.) и др.; ВолгГТУ. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2007. - Вып. 13. - С. 85Ц89 (0,4 п. л. / 0,2 п.л.).
55. Саенко Н. Р. Волгоградская секция РФО Русская рациональность в глобальном мире в 2006 году. Предельные понятия онтологии в приложении к русской ментальности // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия Социально-экономические науки и искусство. - 2007. - № 3 (21). - С. 128Ц130 (0,2 п. л.).
56. Саенко Н. Р., Щеглова Л. В. Модусы небытия в постнеклассической философии культуры // Феноменология культуры: уникальное и универсальное: сб. тр. науч. шк. д-ра филос. наук, проф. Л. В. Щегловой. - Волгоград: Царицынская полиграфическая компания, 2008. - С. 49Ц71 (1,8 п. л. / 1 п. л.).
57. Саенко Н. Р., Стародубцева Н. Ю. Лабиринты и лабиринтность в творчестве Борхеса // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. - Волгонград: ВА МВД России, 2008. - Вып. 8. - С. 86Ц92 (0,5 п. л. / 0,25 п. л.).
58. Иевлев Н. В., Саенко Н. Р. Поиски Бога и культуротворчество как спасение человека в философии Л. Шестова // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: Н. В. Дулина (отв. ред.) и др.; ВолгГТУ. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2008. - Вып. 14. - С. 236Ц240 (0,4 п. л. / 0,2 п. л.).
59. Саенко Н. Р. Творчество как приключение небытия // Материалы Междунар. науч.-практ. конф.лVI Серебряковские научные чтения. г. Волгоград, 17Ц19 апр. 2008 г. / ВМИИ им. П. А. Серебрякова; ВоГУ. - Волгоград: Изд-во ВоГУ, 2008. - Кн. II: История образования. История и теория культуры. Музыкальная фольклористика и краеведение. - С. 29Ц33 (0,3 п. л.).
60. Саенко Н. Р., Яралиева Н. М. Концепция бытия культуры Умберто Эко // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: А. Н. Леонтьев (отв. ред.) и др.; ВолгГТУ. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2009. - Вып. 15. - С. 134Ц138 (0,3 п. л. / 0,2 п. л.).
61. Панфёрова М. Б., Саенко Н. Р. Семиотические эксперименты Д. Хармса в контексте гибели русского авангарда // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. - Волгоград: ВА МВД России, 2009. - Вып. 11. - С. 97Ц106 (0,5 п. л. / 0,25 п. л.).
62. Саенко Н. Р. Язык и сознание - силы, моделирующие пустоту // Синергия культуры и динамика культурных процессов: сб. науч. ст. - Саратов: ООО Изд-во УКУБиКФ, 2009. - С. 38Ц41 (0,2 п. л.).
63. Саенко Н. Р. Поиск человека в сети // Личность и общество: проблемы философии, психологии и социологии: сб. ст. Междунар. науч.-практ. конф. - Пенза: Приволжский Дом знаний, 2010. - С. 312Ц314 (0,2 п.л.).
64. Саенко Н. Р. Семиотика человеческого бытия // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. - Волгоград: ВА МВД России, 2010. - Вып. 13. - С. 104Ц113 (0,5 п. л.).
65. Саенко Н. Р. Связь категорий безобразного и ужасного с волей к ничто // Вестн. Воронеж. гос. ун-та. Серия Философия. - 2010. - № 1(3). - С. 166Ц177 (0,8 п. л.).
Эпштейн М. Н. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. М.: Нов. лит. обозрение, 2004. С. 16.
Кожев А. Атеизм и другие работы. М.: Праксис, 2006.
Кьеркегор С. Страх и трепет. М.: Республика, 1993.
См. об этом: Schaefer A. Die Schopenhauer Welt. Berlin: Berlin-Verl., 1982.
Булгаков С. Свет невечерний. М.: Республика, 1994.
Jaspers K. Philosophische Weltorientierung. Berlin: Springer, 1956. S. 52.
Бергсон А. Творческая эволюция. М.: КАНОН-ПРЕСС, Кучково поле, 1988.
Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. М.: Республика, 1993. С. 16Ц27.
Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М.: ТЕРРА - Книжный клуб: Республика, 2002.
Лосев А. Ф. Самое само: сочинения. М.: ЗАО Изд-во УЭКСМО-ПрессФ, 1999. С. 423Ц634.
Тиллих П. Избранное. Теология культуры. М.: Юрист-гардарика, 1995.
Батай Ж. Ненависть к поэзии. М.: Ладомир, 1999; Он же. Проклятая часть: Сакральная социология. М.: Ладомир, 2006; Он же. Внутренний опыт. СПб.: Аксиома/Мифрил, 1997.
Делез Ж. Марсель Пруст и знаки. СПб.: АЛЕТЕЙЯ, 1999.
Бодрийар Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет, 2000; Он же. Система вещей. М.: Рудомино, 2001; Он же. Соблазн. М.: Ad Marginem, 2000; Он же. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000.
Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб.: ТО ТК Петрополис, 1998; Его же. Полный назад! Горячие войны и популизм СМИ. М.: Эксмо, 2007.
Липовецки Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме. СПб.: Владимир Даль, 2001.
Жижек С. Добро пожаловать в пустыню Реального / пер. с англ. А. Смирного. М.: Фонд Прагматика культуры, 2002; Он же. Кукла и карлик. М.: Европа, 2009.
Данные авторы занимаются проблемой онтологизации возможных миров в современной культуре. См.: Laurent J. Les corps tranquilles. Paris: Stock, 1991; Carraund V. Causa sive ratio: la raison de la cause, de Suarez a Leibniz. Paris: Pressed Univ. de France, 2002; Chauvier S. La querelle des arguments transcendantaux. Caen.: Presses Univ. de Caen, 2000.
Rotman Brian. Signifying Nothing. The Semiotics of Zero. New York: St. MartinТs Press, 1987.
См.: Чанышев А. Н. Трактат о небытии // Вопр. философии. 1990. № 10. С. 158Ц165; Имамичи Т. Моральный кризис и метатехнические проблемы // Там же. 1995. № 3. С. 74Ц82; Хоружий С. С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности // Там же. 1997. № 6. С. 53Ц68; Бытие и время М. Хайдеггера в философии XX века: Заседание круглого стола // Там же. 1998. № 1; Кутырёв В. А. Оправдание бытия // Там же. 2000. № 5. С. 15Ц30; Он же. Апология человеческого (предпосылки и контуры консервативного философствования) // Там же. 2003. № 1. С. 63Ц75; Розов Н. С. Философия небытия: новый подъем метафизики или старый тупик мышления? [Электронный ресурс]. URL:
Каган М. С. Метаморфозы бытия и небытия // Вопр. философии. 2001. № 6. С. 6Ц14; Он же. Метаморфозы бытия и небытия: Онтология в системно-синергетическом осмыслении. СПб.: Изд-во Logos, 2006.
См.: Солодухо Н. М. Бытие и небытие как предельные основания мира // Вопросы философии. 2001. № 6. С. 176Ц185; Солодухо Н. М. Философия небытия. Казань: Изд-во Казанского гос. технического ун-та, 2002; Солодухо Н. М. Онтологическая неопределенность небытия // XXI век и будущее России в философском измерении: Материалы Второго Российского философского конгресса (7Ц11 июня 1999 г.). В 4 т. Екатеринбург: 1999. Т. 1. Ч. 2.; Солодухо Н. М. Понимание онтологического статуса небытия // Известия Казанского гос. архитектурно-строительного ун-та. 2006. Т. 5. № 1. С. 126Ц128; Солодухо Н. М. Этические принципы философии небытия // Вестник Казанского технологического ун-та. 2010. № 3. С. 370Ц376.
См.: Солодухо Н. М. Философия небытия. Казань: Изд-во Казанского гос. технического ун-та, 2002. С. 72 - 96.
Кутырёв В. А. Человеческое и иное: борьба миров. СПб.: Алетейя, 2009; Он же. Бытие или ничто. СПб.: Алетейя, 2010.
Лишаев С. А. Эстетика Другого. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2008.
Эпштейн М. Н. Знак пробела: О будущем гуманитарных наук. М.: Нов. лит. обозрение, 2004.
Эпштейн М. Н. Слово и молчание: Метафизика русской литературы. М.: Высш. шк., 2006.
Проективный философский словарь: новые термины и понятия / под ред. Г. Л. Тульчинского и М. Н. Эпштейна. СПб.: Алетейя, 2003.
Ямпольский М. Сквозь тусклое стекло: 20 глав о неопределенности. М.: Нов. лит. обозрение, 2010.
Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века. М.: Республика, 1997.
Губин В. Д. Жизнь как метафора бытия. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2003. 205 с.
Сайкина Г. К. Человек в тени бытия: трудности диалога философской антропологии и онтологии [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения: 02.11.2010).
Липовецки М. Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920 - 2000-х годов. М.: Новое литературное обозрение, 2008.
КорневиЩе: Книга неклассической эстетики / редкол.: В. В. Бычков, Н. Б. Маньковская. М., 1999; Бычков В., Бычкова Л. ХХ век: предельные метаморфозы культуры // Полигнозис. 2000. № 2. С. 63Ц76; № 3. С. 67Ц85.
Маньковская Н. Б. Симулакр в искусстве и эстетике // Философские науки. 1998. № 3Ц4. С. 63Ц75; Маньковская Н. Б. Париж со змеями. Введение в эстетику постмодернизма. М.: ИФ РАН, 1995.
Ильин И. П. Постмодернизм. Словарь терминов. М.: ИНИОН РАН (отдел литературоведения) - INTRADA, 2001.
Андреева Е. Ю. Все и Ничто. Символические фигуры в искусстве второй половины ХХ века. 2-е изд., испр. и доп. СПб. : Издательство Ивана Лимбаха, 2011; Андреева Е. Ю. Постмодернизм. Искусство второй половины XX - начала XXI века. СПб.: Азбука-классика, 2007.
Венкова А. В. Визуальная культура эпохи глобализма: идентификация пустоты // Глобальное пространство культуры: материалы международного науч. форума 12Ц16 апреля 2005. СПб: Центр изучения культуры, 2005. С. 276Ц279; Венкова А. В. Мотив пустоты и проблема ничто в художественных практиках ХХ века: от эксклюзивности до калькомании // Творение, творчество, репродукция: художественный и эстетический опыт. Международные чтения по теории, истории и философии культуры. Вып. 16. СПб.: Эйдос, 2003. С. 46Ц57.
Пигалев А. И. Философский нигилизм и кризис культуры. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1991.
См.: Сапронов П. А. Путь в Ничто. Очерки русского нигилизма. СПб.: И - "Гуманитарная академия", 2010; Сапрнов П. А. О бытии ничто. СПб.: издательство РХГА, 2011.
См.: Косыхин В. Г. Онтология и нигилизм: от Хайдеггера к постмодерну. Саратов, 2008; Косыхин В. Г. Нигилизм и диалектика. Саратов: Научная книга, 2009.
Чечулин А. В. Негативная антропология. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 1999.
Гиренок Ф. И. Философский манифест археоавангарда [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения: 02.11.2010).
Дуплинская Ю. М. Преображение и развоплощение как онтологические интуиции русской и западной мысли // Изв. Сарат. ун-та. Нов. серия. Сер.: Философия. Психология. Педагогика. 2010. Т. 10. Вып. 3. С. 10Ц16; Она же. Промежуток и смысловой зазор как топологические образы рационального дискурса // Вестн. Сарат. гос. социал.-экон. ун-та. 2004. № 9. С. 74Ц77; Она же. Христианская метафизика зла и шизопроцессы в массовом сознании постмодерна // Гуманитарные и социально-экономиченские науки. 2004. № 3. С. 43Ц46.
Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: Медиум, 1995. С. 27.
Адорно В. Теодор. Эстетическая теория / пер. с нем. А. В. Дранова. М.: Республика, 2001.
Карсавин Л. П. Философия истории. М.: АСТ, 2007. См. также: Карсавин Л. Поэма о смерти // Религиозно-философские сочинения. Т. 1. М.: Ренессанс, 1992. С. 235Ц305.
Эта сложная система знак / отсутствие знака, имеющая давнюю традицию, в пределе становится, например, Поэмой конца современного поэта Василиска Гнедова, текст которой в оригинале состоит из названия и чистого листа.
В рамках IV Московской биеннале современного искусства 2011 года была организована и работала выставка Заложники пустоты (Эстетика пустого пространства в русском искусстве XIXЦXXI веков). Среди главных причин, определивших господство пустотного канона в художественной практике ХХ века, кураторы выставки назвали: 1) Отсутствие подлинного мифа и как следствие - лабсолютизацию отсутствия абсолюта (Ж. Батай); 2) Иконоборчество современных художников как реакцию на промышленное производство художественных образов и панацея против зрелищности массовой культуры; 3) Исчезновение референта в условиях современной иконосферы и в процессе медиализации образов; 4) Кризис репрезентации, вызванный критикой чистой визуальности (См.: ЗАЛОЖНИКИ ПУСТОТЫ. Эстетика пустого пространства в Третьяковской галерее на Крымском валу (ГТГ, 2011). [Электронный ресурс] // URL:
Пригов Д. А. Сборник предуведомлений к разнообразным вещам. М.: Изд-во Ad Marginem, 1996. С. 98Ц99.
Об этом см.: Генис А. Лук и капуста. Парадигмы современной культуры // Знамя. 1994. № 8. С. 188Ц200.
См.: Козловски П. Культура постмодерна: общественно-культурные последствия технического развития. М.: Республика, 1997.
Зогар. Комментарии и пояснения Дэниела Мэтта. М.: София, 2003.
Авторефераты по всем темам >>
Авторефераты по философии