Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии

Словоизменение имени существительного в удмуртском языке (грамматические категории падежа и числа)

Автореферат докторской диссертации по филологии

 

На правах рукописи

 

 

КОНДРАТЬЕВА Наталья Владимировна

 

Словоизменение имени существительного

в удмуртском языке

(грамматические категории падежа и числа)

Специальность 10.02.02 - языки народов Российской Федерации

(финно-угорские и самодийские языки)

Диссертация

на соискание ученой степени

доктора филологических наук

 

 

 

 

Ижевск 2011

Работа выполнена на кафедре общего и финно-угорского язы-кознания ГОУВПО Удмуртский государственный университет

Научный консультант ? доктор филологических наук,

профессор Валей Кельмакович Кельмаков

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Юлия Викторовна Норманскаяаа а(г. Москва)

доктор филологических наук, профессор

Михаил Гаврилович Атаманов

(г. Ижевск)

доктор филологических наук, профессор

Валентина Матвеевна Лудыкова

(г. Сыктывкар)

Ведущая огранизация: ГОУВПО Марийский государствен-ный университет.

Защита состоится 5 октября 2011 г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.275.06 при ГОУВПО Удмурт-ский государственный университет по адресу: 426034, г. Ижевск, ул. Университетская, 1, корп. 1, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУВПО Удмуртский государственный универсиет (УдГУ), с авторефе-ратом - на сайте УдГУ www.lib.udsu.ru.

Автореферат разослан л_____________ 2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

д. филол. наук, проф. А. Ф. Шутов

 

Общая характеристика работы

Диссертация посвящена стуктурно-типологическому исследо-ванию узловых проблем словоизменения имени существительного в современном удмуртском языке.

Актуальность исследования. В языках агглютинативного типа одной из базовых грамматических категорий имени суще-ствительного является категория падежа, направленная на реа-лизацию основных синтаксических потенций соответствующей части речи. Определяя характер словоизменительной парадигмы слова, категория падежа также регулирует способы внутренней организации предложения или словосочетания - способы выра-жения субъектно-объектных отношений и речевого распределе-ния актантов в многоместном предложении, способы выражения глагольно-объектных, глагольно-обстоятельственных и атрибу-тивных связей, тип порядка слов в предложении и многое другое.

Интерес ученых к выделению, описанию и осмыслению па-дежных форм проявляется со времен зарождения лингвистичес-ких традиций (от Восьмикнижия Д. Дж. П. Панини и Поэтики Аристотеля) до наших дней. Так, разработка принципов выделе-ния падежных форм и анализ их семантической структуры орга-нично вписался в круг рассматриваемых проблем отечественного языкознания конца XIX - начала XX в. и поднимался в трудах А. А. Потебни, Ф. Ф. Фортунатова, А. А. Шахматова, А. М. Пеш-ковского и др. В 30-ые годы XX века труды по теории падежа Л. Ельмслева, Р. Якобсона, А. В. де Грота положили начало иссле-дованию грамматической сущности категории падежа как целост-ной языковой подсистемы. Новый всплеск научного интереса к указанной проблематике возникает в связи с появлением в сере-дине 1950-ых годов работ Е. Куриловича по падежной семантике, а также исследований американского ученого Ч. Филлмора, и, в частности, его работы The Case for Case (1968). Отказ от учета формальных способов выражения падежных значений и перенос анализа в плоскость глубинных структур и семантических ро-лей аргумента оказался весьма востребованным на этом этапе развития лингвистики, особенно американской, и породил целый ряд самостоятельных моделей падежной грамматики: в част-ности, модель Р. Якендоффа и Дж. Грубера, основанная на тема-тических отношениях; модель, разработанная в рамках тагмеми-ки; матричная модель В. Кука и др.

В отечественной лингвистике вопросы теории падежа отра-жаются в трудах Т. В. Булыгиной, В. Г. Гака, А. В. Гладкого, А. А. Зализняка, Г. А. Золотовой, С. Д. Кацнельсона, А. Е. Кибри-ка, Е. В. Клобукова, В. В. Мадояна, Г. П. Мельникова, И. А. Мель-чука, Е. В. Падучевой, В. А. Плунгяна, Ю. С. Степанова, В. А. Ус-пенского, С. Е. Яхонтова и многих других.

Несмотря на широкий научный интерес русской и мировой лингвистики к теории падежа, степень изученности падежной па-радигмы удмуртского языка не соответствует требованиям совре-менной лингвистики: динамика возникновения новых направле-ний в области общего языкознания, изменившиеся условия функ-ционирования удмуртского языка выдвигают новые требования к его описанию. Необходима теоретизация, углубленный анализ системы склонения исследуемого языка как с точки зрения син-хронии, так и диахронии.

Другой базовой грамматической категорией системы субстан-тивного словоизменения является категория числа. В русской лингвистической традиции вопросы квантификации нашли отра-жение в исследованиях И. А. Бодуэна де Куртенэ, В. В. Виногра-дова, Л. Д. Чесноковой. М. М. Копыленко, А. В. Бондарко и др. ааК сожалению, указанная категория имени существительного в уд-муртской лингвистике до сих пор остается малоисследованной и требует дополнительного изучения как в типологическом, так и контактологическом аспектах.

Комплекс всех вышеперечисленных факторов стал основной причиной обращения автора данной диссертационной работы к исследованию грамматических категорий падежа и числа имени существительного в удмуртском языке. Среди субстантивных сло-воизменительных категорий вне поля зрения автора осталась ка-тегория притяжательности, которая нашла подробное описание в работе С. В. Едыгаровой Категория посессивности в удмурт-ском языке (2010).

Цель и задачи данного исследования непосредственно выте-кают из перечисленных выше обстоятельств. Целью исследова-ния является комплексное описание системы словоизменения (а именно: грамматических категорий падежа и числа) имени суще-ствительного в современном литературном удмуртском языке.

Для осуществления указанной цели были поставлены следу-ющие задачи:

- проследить историю изучения грамматических категорий имени существительного в удмуртском языке;

- провести инвентаризацию морфологических средств выра-жения категорий падежа и числа в системе современного удмурт-ского языка;

- охарактеризовать синтагматический и парадигматический аспекты функционирования падежных форм в литературном уд-муртском языке;

- выявить семантическую структуру членов падежной пара-дигмы,

- систематизировать научные труды по сравнительно-истори-ческой морфологии имени существительного пермских языков и выявить основные пути развития падежной парадигмы удмурт-ского языка;

- рассмотреть грамматические способы выражения категории числа в удмуртском языке и выявить взаимосвязь именной и гла-гольной множественности.

Объектом исследования является словоизменительная сис-тема (грамматические категории падежа и числа) имени суще-ствительного, представленная в современном литературном уд-муртском языке.

В качестве предмета исследования выступают падежные и числовые формы имени существительного исследуемого языка.

Методы исследования. Цель и задачи данной работы, специ-фика исследуемого материала, ориентация на многоаспектность изучения языковых фактов определили использование в данном научном изыскании ряда исследовательских методов, среди кото-рых основным является описательный метод. При изучении вопро-сов диахронического характера важным является сравнительно-исторический метод. Привлечение лингвистических данных из родственных финно-угорских и типологически близких агглюти-нативных алтайских языков позволило использовать метод сопос-тавительного анализа. Для подтверждения объективности полу-ченных результатов по мере необходимости привлекается метод количественного анализа. В качестве дополнительных методов применяются метод компонентного анализа, метод дистрибутив-ного анализа и др.

Теоретической и методологической базой данного иссле-дования явились лингвистические труды по финно-угорскому (уд-муртскому, финскому, венгерскому, карельскому, марийскому, мордовским, коми и др.), индоевропейскому, алтайскому и др. языкознанию.

Основным материалом исследования послужили текстовые фрагменты с падежно-числовыми формами имени существитель-ного (более 24 000 единиц), отобранные методом сплошной и час-тичной выборки из произведений удмуртских авторов. Текстовые фрагменты, послужившие источником примеров, характеризутся диалектным разнообразием авторов и временем написания произ-ведений.

Научная новизна диссертационного исследования опреде-ляется тем, что в нем впервые:

- представлено подробное описание системы именного сло-воизменения в современном удмуртском языке;

- более детально рассмотрена семантическая структура па-дежных форм;

- исследуется вопрос об употреблении суффикса -гес в мор-фологической структуре имен существительных;

- рассматривается явление двупадежности в современном уд-муртском языке в типологическом аспекте;

- прослеживается взаимодействие различных элементов язы-ковой системы, что позволяет установить изменения в значении и условиях употребления отдельных падежных и числовых форм с точки зрения диахронии;

- систематизруются труды отечественных и зарубежных уче-ных в области сравнительно-исторической морфологии пермских языков и предлагается авторская концепция развития падежной системы удмуртского языка;

- данная работа представляет собой первый опыт комплекс-ного исследования категории падежа и числа в удмуртском языке с точки зрения ее морфологического статуса, функциональных осо-бенностей, межкатегориальных связей и др.

Теоретическая значимость диссертации определятся ее вкладом в решение актуальных проблем современного языкозна-ния. Проведенное исследование дает комплексное представление о системе склонения имени существительного в удмуртском язы-ке с точки зрения синхронии и диахронии, что включает: (а) ин-вентаризацию морфологических маркеров падежных форм прос-того и притяжательного склонений; (б) определение семанти-ческой структуры и функций каждого члена падежной парадигмы, их классификацию, обобщение; (в) выявление происхождения и развития падежных суффиксов, представленных в литературном удмуртском языке. На основе всего этого производится попытка уяснить синтагматические и парадигматические отношения, пред-ставленные в системе словоизменения современного удмуртского языка, т. к. любая грамматическая категория должна рассматри-ваться, во-первых, в ее единичных проявлениях; во-вторых, в ее системных связях и отношениях.

Учитывая вышесказанное, можно считать, что данное диссер-тационное исследование вносит свой вклад в решение теорети-ческих вопросов морфологии и семасиологии удмуртского и финно-угорских языков.

Практическая значимость работы заключается в том, что выводы и материалы исследования дают представление о лингви-стических особенностях удмуртского языка, являются важным ис-точником для изучения падежной парадигмы пермских языков с точки зрения синхронии и диахронии. Результаты исследования могут быть использованы при чтении курсов по морфологии, ис-торической грамматике финно-угорских языков, при подготовке спецкурсов по проблемам общего языкознания и типологии язы-ков; при составлении учебников и учебных пособий нового поко-ления по актуальным проблемам грамматики и морфологии, а так-же при разработке учебников удмуртского языка для иностранцев - учебников, направленных на развитие лингвистической компе-тенции и чувства языка.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Удмуртская морфология имеет более чем двухвековую ис-торию развития. Учение о словоизменительной парадигме удмурт-ского языка сложилось в результате поисков форм, способных вы-ражать значения русских падежей; однако в связи с привлечением лингвистических данных из родственных финно-угорских и типо-логически близких алтайских языков, а также с развитием фило-логической мысли, как в учение о грамматической структуре уд-муртского языка в целом, так и в учение о грамматических кате-гориях имени существительного вносились изменения и уточне-ния, раскрывающие специфику исследуемого языка.

2. Система субстантивного словоизменения в удмуртском языке представлена категориями падежа, числа и притяжатель-ности. Словоизменение, в отличие от формообразования, пред-ставляет собой морфологическое изменение слов, образующее их устойчивые парадигмы.

3. Формирование большинства морфологических маркеров членов падежной парадигмы удмуртского языка и их ведущих се-манических функций относится к общепермскому языку-основе. Основным рычагом к образованию новой словоизменительной си-стемы в пермских языках, по-видимому, следует считать возникно-вение в общепермский период омонимичных падежных форм, поя-вившихся в результате выветривания консонантных суффиксов (аккузативного *-m, лативного *-k(V), аблативного*-tA). которое, в свою очередь, было обусловлено массовым отпадением конечных гласных основы (слова).

4. Выявление семантических функций падежей и определение направления их развития позволяет не только объяснить многие особенности функционирования падежей в современном удмурт-ском языке, но и в ряде случаев прогнозировать дальнейшее раз-витие тех или иных языковых процессов.

5. Для системы современного удмуртского языка характерно наличие явления двупадежности, сущность которого заключается в образовании падежных форм не от основы слова, но от какой-нибудь падежной формы. Его функционирование поддерживается такими лингвистическими явлениями, как: а) эллипсис; б) инвер-сия; в) парцелляция.

6. Суффикс -гес в морфологической структуре имени суще-ствительного используется для: (а) указания на неполную степень проявления субъектно-объектных, пространственно-временных и др. характеристик действия; (б) для выражения субъективной модаль-ности, при котором актуализируется эмоционально-волевое отно-шение говорящего лица к предмету сообщения.

7. В зависимости от соотношения грамматических и семанти-ческих значений, категория числа в системе литературного уд-муртского языка может рассматриваться как бинарное противо-поставление единичности/множественности или дискретности/ континуативности, а также как тернарное противопоставление еди-ничности/множественности и неисчисляемости.

Апробация результатов исследования. Основные положе-ния данного диссертационного исследования были представлены в форме докладов и сообщений и стали предметом обсуждения на более чем 30 международных, всероссийских, межвузовских, ре-гиональных научных и научно-практических конференциях в пе-риод с 1999 по 2011 годы в Москве, Петрозаводске, Сыктывкаре, Йошкар-Оле, Тюмени, Чебоксарах, Перми, Кудымкаре, Ижевске, а также в Хельсинки (Финляндия), Выру (Эстония), Сегеде (Вен-грия) и др., в том числе на Х (Йошкар-Ола, 2005) и XI (Пилиш-чаба, 2010) Международных конгрессах финно-угроведов. Факти-ческий материал исследования используется при чтении лекций и проведении практических занятий на факультете удмуртской фи-лологии Удмуртского государственного университета.

Основные выводы и идеи диссертации нашли отражение в амонографиях Межкатегориальные связи в грамматике удмурт-ского языка (на материале падежа прямого объекта) (12 п.л.) и Категория падежа имени существительного в удмуртском языке (12,7 п.л.), а также в 41 публикации по теме исследования, в том числе в изданиях, рекомендованых Высшей Аттестационной Ко-миссией РФ.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, четырех глав, заключения, списка условных сокраще-ний, перечня источников, списка использованной литературы. В первой главе представлена история изучения вопроса и опре-делены теоретические положения, на которых базируется реше-ние исследовательских задач. В последующих главах проводится анализ отобранного эмпирического материала с учетом систем-ного подхода к изучению языковых единиц, предполагающего парадигматический и синтагматический аспекты изучения отно-шений между знаками. Список использованной литературы вклю-чает 489 наименований, куда вошли научные труды отечест-венных и зарубежных авторов. Общий объем диссертационного исследования составляет 530 страниц.

Содержание работы

Во Введении раскрывается актуальность темы исследова-ния, определяются цель и задачи работы, обосновывается выбор основных методов и источников исследования, отмечается науч-ная новизна, теоретическая и практическая значимость диссерта-ции, даются сведения об апробации ее результатов, формулиру-ются положения, выносимые на защиту.

В первой главе лК истории изучения грамматических ка-тегорий имени существительного в удмуртском языкознании прослеживается история развития удмуртской морфологии с точ-ки зрения исследуемого вопроса.

Современное состояние изучения грамматических категорий имени существительного сложилось в результате более чем двух-вековой истории развития удмуртской морфологии. Формирова-ние лингвистических традиций описания удмуртского языка при-нято связывать с экономическо-политическим подъемом в России XVIII века, а также с развитием идеи европейского Просвещения, включавшей в себя народоведение как часть общей программы рационального познания мира. В его основе лежат три работы: подготовленная под руководством митрополита В. Г. Пуцек-Гри-горовича и изданная в Санкт-Петербурге первая грамматика уд-муртского языка под названием Сочиненiя принадлежащiя къ грамматик? вотскаго языка (1775); рукописная грамматика М. Могилина Краткой отяцкiя Грамматики опытъ (1786), уд-муртская грамматика И. Мышкина (1795), рукопись которой пока еще не введена в научный оборот. Появление данных грамматик имело не только важный культурно-исторический резонанс, но и позволило сформировать языковедческое обоснование зарождав-шегося лингвистического учения, которое выразилось: а) в разра-ботке специальной проблематики языкознания; б) в определении объекта исследования; в) в оформлении форм и методов лингвис-тических традиций и др.

Как показывают структура и содержание грамматик этого периода, учение о словоизменительной системе удмуртского языка сложилось в результате адаптации традиций составления описа-тельных грамматик русского языка применительно к удмуртскому. Так, для системы склонения исследуемого языка авторами работы Сочиненiя принадлежащiя къ грамматик? вотскаго языка (1775) выделяется шесть членов парадигматического ряда: именительный, родительный, дательный, винительный, творительный и зватель-ный падежи (хотя, следует отметить, что здесь уже фактически представлено семь падежных форм, т. к. в качестве морфологи-ческих маркеров родительного падежа выделяются суффиксы -лэн и -эсь, которые с позиций современных грамматических традиций являются формантами родительного и разделительного падежей соответственно). Иные падежные маркеры (в современном литера-турном языке выделяется 15 падежей) ошибочно отнесены к дру-гим языковым явлениям - предлогам, наречиям, словообразова-тельным суффиксам и др. Однако, с развитием филологической мысли как в учение о грамматической структуре удмуртского язы-ка в целом, так и в учение о грамматических категориях отдельных частей речи вносились изменения и уточнения, раскрывающие лингвистические особенности исследуемого языка.

XIX век в истории удмуртской лингвистики ознаменовался началом нового этапа развития науки о языке. Целая плеяда из-вестных зарубежных финно-угроведов (Х. К. Габеленц, Ф. Виде-манн, Т. Аминофф, Ю. Вихманн, Д. Р. Фокош-Фукс и др.) посвя-тили свои исследования изучению теоретических и практических вопросов удмуртского языкознания. Характерной особенностью лингвистических трудов этого периода стало сравнительное изу-чение фактов и явлений удмуртского языка с данными родствен-ных финно-угорских, а иногда и неродственных, но типологичес-ки сходных алтайских языков. В области изучения грамматичес-ких категорий имени существительного основное внимание было направлено на установление количественного состава падежной парадигмы. В отличие от грамматик XVIII в., в работах зарубеж-ных авторов XIX в. последовательно выделяется простое и притя-жательное склонение имени и разграничивается от 11 до 17 па-дежных форм, что значительно ближе к истине. Особенностью ра-бот исследуемого периода стало также выявление семантических и синтаксических функций удмуртских падежей в синхронно-ти-пологическом и диахроническом аспектах, вопросы функциони-рования морфологических маркеров множественного числа ав структуре имен существительных и др.

В конце XIX - начале ХХ в. к исследованию теоретических проблем удмуртского языкознания подключились и отечествен-ные лингвисты: Г. Е. Верещагин, П. П. Глезденев, И. В. Яковлев, П. Д. Горохов, А. И. Главатских, А. И. Емельянов, С. П. Жуйков и др. К сожалению, несмотря на то, что к концу ХIХ в. в трудах за-рубежных авторов уже были заложены научные традиции изуче-ния грамматических категорий имени существительного, иссле-дователи удмуртского языка 1920-х гг. вновь вернулись на исход-ные позиции и во главу угла своих работ ставили проблему уста-новления количества членов падежной парадигмы, вопросы функци-онально-семантической характеристики падежных форм, а также проблемы терминологии, касающейся исследуемых граммати-ческих категорий. Традиционные обзоры склонения имен суще-ствительных в работах отечественных лингвистов этого периода сводятся к следующим типам описей: (а) приведение списка па-дежей, являющихся членами падежной парадигмы удмуртского языка; б) фиксация перечня их морфологических маркеров; (в) описание перечня комбинаторных значений, свойственных каждому отдельному падежу в различных контекстах, в которых он встречается. В основе разграничения типов склонения в рабо-тах отечественных лингвистов исследуемого периода лежат два принципа: (а)  одних исследователи (в частности, П. Д. Горохов, С. П. Жуйков, А. А. Поздеева) в качестве основания для разгра-ничения типов склонения в удмуртском языке отмечают лексико-семантическую характеристику имен по признаку одушевленно-сти/неодушевленности, (б)  другие ученые (в частности, Г. Е. Ве-рещагин, И. В. Яковлев, А. И. Емельянов и др.) важным приз-наком для разграничения типов склонения считают наличие/от-сутствие в структуре имени существительного лично-притяжа-тельных суффиксов. Последний принцип получил более широкое распространение в научной литературе и лег в основу современ-ных грамматических исследований.

20Ц26 марта 1937 г. в г. Ижевске состоялась Первая республи-канская языковедческая конференция, посвященная обсуждению ряда важных вопросов в области удмуртской морфологии, терми-нологии, орфографии и переводческой деятельности. Озвученный на данной конференции доклад В. И. Алатырева о падежной пара-дигме удмуртского языка, а также его печатный вариант положи-ли конец дискуссиям о количественном составе падежной пара-дигмы и типах склонения современного удмуртского языка. Так, на сегодняшний день для системы склонения литературного язы-ка принято выделять 15 падежных форм.

Смена научной парадигмы в решении актуальных вопросов удмуртского языкознания происходит во второй половине ХХ в. Основными характеристиками современного этапа развития науки о языке становятся повышение научного уровня удмуртской лин-гвистики, смыкание теоретических отраслей языкознания с при-кладными, а также смыкание отечественной и зарубежной тради-ций исследования системы удмуртского языка. С точки зрения изучения грамматических категорий имени существительного, современное языкознание характеризуется подходом к языку как системе, явлении структурном и подвижном. Здесь рассматрива-ются вопросы как диахронического (Б. А. Серебренников, В. И. Лыт-кин, Т. И. Тепляшина, К. Е. Майтинская, Ш. Чуч, К. Редеи, Р. Бартенс, А. П. Юдакин, И. В. Тараканов, В. К. Кельмаков, Г. А. Некрасова и др.), так и описательно-типологического характера (И. В. Тараканов, В. К. Кельмаков, Г. А. Ушаков, Р. Ш. Насибуллин, А. Ф. Шутов, Б. И. Ка-ракулов, Л. Л. Карпова, С. Г. Конева, Г. А. Некрасова и др.).

Вторая глава лКатегория падежа имени существительного в системе современного удмуртского языка состоит из четы-рех разделов.а

В первом разделе лТеория падежа в контексте развития мировой лингвистики поднимаются вопросы общетеоретичес-кого характера. Здесь прослеживается краткая история вопроса от Восьмикнижия Дж. Д. Панини и Поэтики Аристотеля до глу-бинных падежей Ч. Филлмора, теория которого породила целый ряд самостоятельных моделей падежной грамматики, в частности, модель Р. Якендоффа и Дж. Грубера, основанная на тематических отношениях; модель У. Чейфа; модель, разработанная в рамках тагмемики В. Кука; модель, основанная на правилах зависимости (depedency rules) Дж. Андерсона и др.

Изучение основных направлений развития теории падежа ав лингвистике позволяет выделить ряд концепций в определении сущности изучаемого понятия, среди которых в качестве ключе-вых можно выделить следующие подходы: (а) парадигматичес-кий (или морфологический); (б) синтагматический (или синтакси-ческий); в) логико-семантический; (г) системно-функциональный. В основе каждой концепции лежат свои основополагающие крите-рии в определении понятия падежа.

В рамках нашего диссертационного исследования мы следу-ем за определением Е. В. Чешко, который, опираясь на бинарный характер исследуемой категории, подчеркивает: лесли по своей структуре падеж является морфологической категорией, то по своей функции в речи он может быть определен как синтакси-ческая категория, т. е. такая, которая служит для выражения связи между словами в словосочетаниях (синтаксическая функция па-дежа) и, соответственно, отношений между понятиями, обозначае-мыми этими словами (семантическая функция падежа) . Таким образом, каждая падежная форма: (а) имеет свое морфологическое выражение; (б) обладает определенным набором значений, реали-зуемых в контексте; (в) выражает определенные синтаксические отношения и (г) выступает в характерных для него синтаксичес-ких функциях.

Во втором разделе лПадежная парадигма имени существи-тельного в современном удмуртском языке приводится описание каждого члена падежного ряда, с точки зрения его морфологичес-кого оформления и семантической структуры.

Система склонения литературного удмуртского языка пред-ставлена 15 членами парадигматического ряда, которые по ос-новному значению формально подразделяются на субъектно-объ-ектные: именительный (-o), винительный (-ез/-эз, /-э, -ес/-эс; -o; -ты/-ды, -ыз и др.), родительный (-эн), разделительный (-эсь), дательный (-ы), творительный (-ен/-эн, -ын, -н, -ены-/-эны-, -ыны), лишительный (-тэк), соответственный (-я(-); и пространственные: местный (-ын, -н, -o, -лан, -а-/-я-), входный (-е/-э, -ы, -o, -ла, -а-/-я-), исходный (-ысь, -сь, -лась, -ысьты-/-сьты-), отдалительный аа(-ысен, -сен, -ласен, -ысены-/-сены-), переходный (-етu/-этu, -ытu, -тu), предельный (-озь, -озя-), направительный (-ань) паде-жи. В парадигме склонения современного удмуртского языка сле-дует разграничивать простое и притяжательное склонение.

Количественный состав падежей в удмуртских диалектах раз-личен и варьируется от 12 до 21. Минимальное количество членов системы словоизменения представлено в периферийно-южных и некоторых южных говорах, где уменьшение количества парадиг-матического ряда происходит за счет замещения адвербиальных и аппроксимативных форм послеложными конструкциями, в част-ности, одним из говоров с минимальной падежной парадигмой яв-ляется красноуфимский говор, где помимо падежа аппроксиматив отсутствует и элативный падеж, функциональная нагрузка кото-рого передается формами пролатива: шо карти lъктиж Сон вер-нулся из города КрасноуфимскаТ .

В отдельных северных говорах и бесермянском наречии, на-против, количество падежей увеличилось до 21 за счет возникно-вения новой серии приблизительно-местных падежей с приметой а-н?- (< дин?- Су, около, при, возлеТ), препозитивно присоединяемой ко всем первичным пространственным падежным формантам, аза исключением аппроксиматива (-ань). В отличие от обычных пространственных падежей, новая серия локальных форм на -н?- указывает на нахождение или действие по отношению к конкрет-ному месту, к конкретному лицу, например, среднечепецкое: нъ-лъдн?э Ск твоей дочериТ, пийэзн?ъс? Сот его сынаТ и др.

Типологически система склонения имен существительных аав современном литературном удмуртском языке характеризуется сле-дующими основными чертами:

- имя в именительном падеже единственного числа совпадает с его основой и является исходной формой при образовании кос-венных падежей (корка СдомТ: корка-ез (аккузатив), корка-эн (генитив), корка-эсь (аблатив), корка-ы (датив) и т. д.;

- падежные формы всех имен существительных, характери-зуемых категорией склонения, образуются при помощи одних и тех же суффиксов. Некоторые из этих суффиксов могут выступать в различных фонетических вариантах в зависимости: (а) от типа склонения (эш-ен Сс другом/подругойТ ~ эш-ены-м Сс моим другом/ с моей подругойТ); (б) дистрибутивных особенностей словоформы на морфонологическом уровне (ураметu Спо улицеТ ~ китuз кутuз Свзял(а) за рукуТ; (в) от ауслаутной огласовки первичного корня (например: пиен Сс мальчикомТ ~ нылын Сс девочкойТ и др.);

- границы падежных суффиксов в составе слова не нару-шаются, вследствие чего они обладают относительно большей са-мостоятельностью, чем при фузионном способе соединения морфем;

- падежный суффикс в составе словоформы выражает одно категориальное значение, причем во множественном и в един-ственном числе используются одни и те же падежные морфемы (иногда в различных морфонологических огласовках). Значение множественности выражается особым суффиксом -ос/-ёс: гурт-ын Св деревнеТ ~ гуртъ-ёс-ын Св деревняхТ;

- в парадигме склонения современного удмуртского языка сле-дует разграничивать простое и притяжательное склонение. При притяжательном склонении в морфологической структуре слова наряду с падежными аффиксами (которые иногда представлены аав иных, чем в случае простого склонения, морфонологических ог-ласовках) присутствуют аффиксы принадлежности, которые содер-жат указание на количественные характеристики обладателя(ей) и предмет(ов) обладания: гурт-ын Св деревнеТ : гуртъ-ёс-ын Св де-ревняхТ ~ гурт-а-м Св моей деревнеТ : гуртъ-ёс-а Св моих де-ревняхТ : гурт-а-мы Св нашей деревнеТ ~ гуртъ-ёс-а-мы Св наших деревняхТ;

- с точки зрения синтагматики, в структуре одной слово-формы могут присутствовать до двух падежных маркеров: гурт-ын-эсь тросгес уждун Сзарплата выше, чем в деревнеТ, гур-ысь-с-э шаньгиез веръяны Спопробовать шаньги, [испеченные] в печ-кеТ. Однако, словоизменение имен существительных (а также мес-тоименных форм) в условиях двойного склонения чаще всего представлено дефектными парадигмами и имеет невысокую час-тотность употребления, что вызвано особыми условиями дистри-буции (см. ниже).

Каждый из членов системы склонения обладает своим набо-ром семантических функций. В данном разделе диссертационно-го исследования большое внимание уделяется описанию семан-тической структуры каждого из членов парадигматического ряда. Как показали примеры из удмуртской художественной литера-туры, максимальной широтой семантической структуры обладают дательный, творительный и разделительный падежи.

Распределение семантических функций между членами пара-дигматического ряда в удмуртском языке формировалось под вли-янием как интралингвистических, так и экстралингвистических факторов. Доказательством этого может выступать наличие па-дежной синонимии, которое формируется: (а) между падежными формами; (б) между падежными и словообразовательными суф-фиксами; (в) между падежными формами и послеложными кон-струкциями. В частности, первый тип синонимических отноше-ний может быть представлен в бинарной оппозиции: иллатив ~ инессив, формирующейся при выражении темпоральных значе-ний: Яблокпуос нош, доразы oтьыса сямен, со аре трос яблок сё-тuзы. СА яблони, словно притягивая к себе, в том году дали бога-тый урожай яблокТ ~ Со вал 1910 арын. СЭто случилось в 1910-м годуТ.

Второй тип синонимических отношений может быть пред-ставлен, к примеру, следующей оппозицией: морфологический маркер инструменталя ~ словообразовательный суффикс -о/-ё: Кемалась oвoл соослы сётuллям кык комнатаен усто квартира. СНедавно им выделили отличную двухкомнатную квартируТ ~ Пукиськом ми Владимир но Людмила Котляровъёслэн вить ком-натаё квартираязы. СМы находимся в пятикомнатной квартире Владимира и Людмилы КотляровыхТ.

Третий тип падежной синонимии формируется, в частности, на основе параллельного использования падежных и послелож-ных конструкций: Оло Яапак соослэн пытьы кузязы нуллэ монэ Людмила Ивановна? СМожет быть как раз по их [Эсмеральды и Квазимода] следам водит меня Людмила Ивановна? ~ Мынuз пы-тьыетuз, нош кечез тёпак ышиз. СОн шёл по следу, а заяц совсем пропаТ.

Проблема падежной синонимии определяется межкатегори-альными связями в грамматической структуре языка. В удмурт-ском языке в качестве основных причин возникновения данного лингвистического явления можно назвать: (а) перераспределение семантических значений падежной формы, (б) изменения (суже-ние, расширение), касающиеся семантической структуры вер-бальной единицы; (в) интерференция соседствующих языков.

В третьем разделе лЯвление двупадежности в современном удмуртском языке поднимаются вопросы дистибуции двух па-дежных маркеров в морфологической структуре одной словофор-мы, например: Нош Татьяна Ильинична-эн-эз-ы [нылызлы] эмъ-ямзы иназ oз мыны. СА для [дочери] Татьяны Ильиничны лечение не пошло на пользуТ; Марым, чечы сюс-ен-з-э вай. СТого, мед при-неси тот, который в сотах (букв. с сотами)Т В современной алтаис-тике проблема двупадежности подробно раскрывается в исследо-ваниях В. И. Сергеева, Н. Н. Убушаева, М. Н. Орловской и др. ааВ удмуртском языкознании данное лингвистическое явление до сих пор не было предметом специальных научных изысканий.

Проанализировав примеры из художественной литературы ана предмет сочетаемости падежных маркеров в структуре одной словоформы, были сделаны следующие выводы:

а) практически все формы двойного склонения имеют дефект-ную парадигму, что обусловлено категориями логико-семанти-ческого порядка. Полную парадигму склонения (в данном случае мы опускаем формы именительного падежа, поскольку указанная падежная форма характеризуется наличием нулевого показателя, и, в таком случае, только при построении всей парадигмы сло-воизменения можно восстановить формы именительного падежа), по-видимому, можно выстроить только для генитивной произво-дящей основы: Суйёсыз [агуненколэн] кышномурт-эн-ы кель-шо. СРуки [Лагуненко] похожи на женские (букв. женщины)Т; Та-оссэ нокызьы уд Яошаты Андрей-эн-эны-з. СЭти [письма] никак не сравнить с [письмами] АндреяТ. Дистрибутивные возможности генитивной производящей основы ярко проявляются и при слово-изменении местоименных основ, например: Тазьы учконо ке, Ве-роникалы кадь со [Юберов] дасоосын операциос лэсьтuз ни, со-эн-эсь но шугъёсыз вал. СЕсли так посмотреть, таких операций, как Веронике, он [Юберов] уже делал десятки, были даже слож-нее, чем у нееТ ~ Кайсин куддыр дышетскисьёслы солэсь суредъ-ёссэ соос-энъ-ёс-ыны-з Яошатыса вералляз-возьматъялляз. СИно-гда Кайсин его рисунки показывал другим ученикам, сравнивая с их [рисунками]Т;

б) другими относительно активными производящими основа-ми в образовании двойного склонения в удмуртском языке явля-ются формы разделительного и творительного падежей: Кузебай Герд-эсь-ёс-с-э гинэ oз лэзелэ. СТолько [произведения] Кузебая Герда не разрешали [читать]Т; Нокинлы вазиськыны, юрттэт ку-рыны, одuг малпан-оскон гинэ йыраз чуртнаськиз: пыЯал-энъ-ёс-ын Яош кариськоно, агайзэ шедьтоно. СНе к кому обратиться, не у кого попросить помощи, одна мысль закралась в его голову: надо пойти вместе с теми, у кого есть ружья, надо найти старшего братаТ;

в) среди пространственных падежей в случае двойного скло-нения в качестве производящей основы чаще всего выступают те падежи, которые характеризуются более высокой дистрибутивной нагрузкой и, следовательно, более высоким уровнем абстракции (в этом ряду исключение составляет падеж иллатив, для которого характерна невысокая частотность словоупотреблений в качестве производящей основы ): Пырисько Двореце: шундые-куазе, тыпы oсъёс черк-ын-эсь устоесь!. Захожу во Дворец: о боже! дубовые двери [здесь] даже лучше, чем в церквиТ; Городын гужем уйёс но гурт-ын-эсь воксё мукетэсь. СВ городе даже летние ночи другие по сравнению с деревенскими (букв. чем в деревне)Т; Гуртысь пи-налъёслэн огзылэн но солэсь олокыЯе ик пoртэм oй вал, райцентр-ысь-ёс-ыз-эн гинэ пoртэмгес вал. С[Одежда] деревенских детей ничем не отличалась [от его одежды], а у райцентровских (букв. аау тех, кто из райцентра) [она] была несколько инойТ. Особенно-стью употребления пространственных падежей в функции произ-водящей основы является то, что чаще всего они склоняются толь-ко по субъектно-объектным падежным формам; более широкую парадигму (но тоже без участия всех пространственных падежей) допускает падеж элатив.

Явление двупадежности характеризуется невысокой дистри-бутивной нагрузкой, что обусловлено особыми условиями его фун-кционирования. В качестве последних можно назвать такие лин-гвистические явления, как: а) эллипсис, б) инверсия, в) пар-целляция.

В четвертом разделе лК вопросу дистрибуции суффикса -гес в морфологической структуре имени существительного рас-сматривается функциональная нагрузка и особенности употреб-ления указанного суффикса в рамках исследуемой части речи, на-пример: Ачим но махорка-ы-гес дыши ини, котьку сигарет бась-тыны коньдон уг тырмы, но куд-ог дыръя ческытсэ веръям потэ. СЯ и сам больше к махорке привык, денег не всегда хватает, чтобы купить сигареты, хотя иногда хочется покурить хорошие [сигаре-ты] (букв. хочется попробовать хорошиеТ); Кызьы ке озьы луиз: ваньмон дырзэс Яша-ен-гес куинь кузя ортчытъяло. СКак-то само собой получилось: свое свободное время [они] проводят чаще с Яшей втроемТ; Коньдон но Володя ки-ын-гес возиськылuз. СИ деньги чаще хранились у Володи (букв. на руках у Володи)Т. Как показали примеры из художественной литературы, суффикс -гес ав морфологической структуре имени существительного может упот-ребляться:

а) для выражения неполной степени проявления субъектно-объектных, пространственно-временных и других харакеристик действия, например: Водопроводэз но Кирла кышно-ез-ы-гес уы-са ас коркаезлы матэ кыскытuз. СИ водопровод Кирла попросил протянуть поближе к своему дому большей частью из-за свой женыТ; Будuз пияш, вань эшъёсыз сямен ик - урам-ын-гес. СРос мальчик, как и все его товарищи - большей частью на улицеТ. Ис-ходная форма существительных (или формы без показателя -гес) ав этом контексте указывает на степень проявления качества по от-ношению к типичной норме проявления этого признака, в связи с чем соотносится с абсолютной нормой. При этом, следует заме-тить, что норма в этом отношении для любого признака субъек-тивна и ситуативно обусловлена;б) для выражения субъективной модальности, при котором обозначается эмоционально-волевое отношение говорящего лица к предмету сообщения: Кышномурт кышномурт-гес ик, солэн бoрдон ымдур-а-з-гес, куректон-кайгу кыл йылаз. СЖенщина - это все же женщина, ее легко довести до слез (букв. плач у нее на губах), она делится своими печалями (букв. печаль-кручина у нее на языке)Т, или вносится дополнительный оттенок предположе-ния, допущения: Сюанмы ресторан-ын-гес уоз, дыр. СНашу свадьбу, скорее всего, сыграем в ресторане (букв. СНаша свадьба, скорее всего, в ресторане будет, наверное)Т.

Третья глава лПроисхождение и развитие падежных мар-керов современного удмуртского языка посвящена вопросам диахронического характера.

Падежные маркеры, представленные в системе словоизмене-ния литературного удмуртского языка и его диалектах, можно классифицировать:

а) по времени происхождения морфологического маркера: суффиксы финно-пермского происхождения ~ суффиксы обще-пермского происхожения ~ суффиксы, возникшие в период само-стоятельного развития удмуртского языка;

б) по характеру морфемного состава падежного маркера с уче-том диахронии: простые (= однородные) падежные суффиксы и составные падежные суффиксы. В этом случае важным признаком становится наличие/отсутствие контаминационных процессов меж-ду двумя или более падежными суффиксами, имевшее место аав диахронии.

Система склонения пермских языков значительно отличается от падежной парадигмы финно-пермского языка-основы, для ко-торого большинство исследователей реконструируют шесть паде-жей: номинатив, аккузатив, абессив, латив, локатив, аблатив. аС нашей точки зрения, рычагом к формированию новой словоиз-менительной парадигмы пермских языков лежит процесс отпаде-ния конечных гласных, что привело в конечном итоге к вывеет-риванию оставшихся в ауслаутной позиции согласных. В резуль-тате данного процесса, с точки зрения морфологического выраже-ния, образовались омонимичные формы, что привело к наруше-нию морфологического противопоставления субъектно-объект-ных отношений, а также лативных и аблативных ориентаций. Все это в своей совокупности, с нашей точки зрения, стало важным толчком для перестройки всей системы словоизменения в грамма-тической структуре общепермского праязыка.

По-видимому, для того, чтобы восполнить утраченные эле-менты системы языка, в зависимости от семантического ядра, формирование новых падежных форм шло в нескольких на-правлениях:

а) с одной стороны, система языка требовала разграничения субъектно-объектных отношений, в связи с чем началось форми-рование новых аккузативных маркеров, формы единственного числа которых сложились на базе притяжательного суффикса 3-го лица и первоначально имели также определительно-выделитель-ное значение.

Одним из первых к проблеме изучения генезиса аккузатив-ных маркеров в пермских языках подошел финский исследователь Ю. Вихманн . С точки зрения ученого, в истории развития фор-мантов исследуемого падежа в пермских языках следует выделить три этапа, где для первого этапа характерно функционирование уральского аккузатива на *-m; второй этап характеризуется ут-ратой древнего аккузативного форманта и употреблением конеч-ных гласных основы (коми -?, -e, удм. -?) в качестве аккузативных маркеров (в рамках литературного языка наиболее последова-тельно они сохранились в системе словоизменения местоименных форм: монэ СменяТ, тонэ СтебяТ, кинэ СкогоТ и др.). На третьем этапе в целях устранения омонимии аккузативного и иллативного маркеров в пермских языках появляются специальные аккузатив-ные показатели. Вопросы формирования и развития аккузативных показателей поднимаются также в работах Т. Уотилы, А. И. Емель-янова, В. И. Лыткина, Т. И. Тепляшиной, Б. А. Серебренникова,а Р. Бартенс, Ш. Чуча и др.; а

б) с другой стороны, система языка не могла обойтись без таких важнейших типов ориентации, как латив, актуализирующий перемещение объекта к пространству, связанному с ориентиром и элатив, маркирующий перемещение объекта из пространства, свя-занного с ориентиром. Компенсировав утрату финно-угорского аблативного *-t(V) близким по значению словообразовательным суффиксом nomen possessi & nomen possessoris на -s, система общепермского языка определила основные тенденции дальней-шего развития падежной парадигмы пермских языков. А именно: учитывая, что элативная ориентация нашла свое морфологическое выражение, отпала необходимость в грамматическом оформлении падежа иллатив, в связи с чем в результате переразложения мор-фемного шва ауслаутные гласные основы приняли падежное зна-чение ;

в) несмотря на то, что дистинктивные функции омонимичных падежей были восстановлены, кажется возможным, что начавшие-ся изменения повлекли за собой еще ряд преобразований. Так, аав результате поиска форм морфологического выражения объект-ных значений, в грамматической структуре общепермского языка начинает складываться (но не формируется до отдельной грамма-тической категории) лексико-грамматический разряд лица/нелица (одушевленности/неодушевленности). В качестве его реликтовых явлений в современных пермских языках, по-видимому, оста-лись: тенденция к морфологической маркировке объектов, отно-сящихся к лексической группе одушевленных; разграничение ин-струментальных и локативных значений на базе первичного ло-кативного суффикса *-n(V) и др. Кажется возможным, что имен-но в этом контексте начинают формироваться l-овые падежи, ко-торые образовались в результате слияния двух падежных марке-ров: адессив < *-la + *-na/*-na-окатив, аблатив < *-la + *-s-абла-тив, аллатив < *-la + *-k-атив и аппроксиматив < *-la + *-n-атив.

В научной литературе проблема определения l-ового элемен-та и времени его происхождения в структуре указанных падеж-ных маркеров представляет одну из сложнейших проблем диа-хронического финно-угроведения. Ряд ученых (в частности. Б. А. Се-ребренников, Д. Дечи, П. Алвре и др.) данный коаффкс рассмат-ривают в качестве древнего падежного показателя; по мнению других ученых (в частности, О. Доннера, Й. Буденца, М. Корхонена, К. Е. Майтинской, Г. И. Некрасовой и др.), исследуемый формант следует возводить к словообразовательному суффиксу с простран-ственным значением. Имеется также ряд работ, в которых l-овый элемент по своему происхождению возводится к самостоятельной лексеме (см. в частности, труды Э. Лённрута, Б. А. Серебренни-кова, М. Корхонена и др.). В нашей работе, опираясь на отсут-ствие реликтовых явлений древнего l-ового падежа, а также по-слелога или лексемы с идентичным значением в пермских языках, исследуемых коаффикс рассматривается как l-овый деривацион-ных элемент с пространственным значением.

Что касается проблемы хронологизации процесса возникно-вения и развития l-овых падежей в пермских языках, здесь также представлено несколько точек зрения. Так, ряд ученых (в част-ности, М. Кёвеши, Д. Дечи, В Таули и др.), приводя в качестве основного доказательства наличие l-овых падежей в большинстве современных угорских и финно-пермских языков, исследуемые падежи относят к прафинно-угорскому периоду. Учитывая грам-матическую и семантическую неоднородностьl-овых падежей в угорских и финно-пермских языках, другие исследователи (на-пример, М. Кастрен, Й. Синнеи, Ю. Вихманн, М. Корхонен и др.) приходят к мысли об автономном развитии исследуемых падежей как в угорской, так и в финно-пермской группах языков. В по-следнее время преобладает третья точка зрения, согласно кото-рой l-овые падежи прибалтийско-финских, марийского и перм-ских языков образовались независимо друг от друга в каждой язы-ковой группе путем параллельного развития (см. в частности, ис-следования П. Равилы, Э. Пайусалу, Г. Некрасовой и др.);

г) наметившаяся тенденция к разграничению субъектно-объ-ектных и пространственных падежей, по-видимому, способство-вала размежеванию инструментальных и инессивных значений уральского локативного суффикса *-na/*-na, на базе которого в общепермский период формируются творительный и местный падежи(см. об этом, в частности, исследования Д. Фокош-Фукса, Э. Беке, Б. Коллиндера, К. Редеи, Р. Бартенс, Ш. Чуча, Г. Некра-совой и др.). О возможности генетической связи местного и тво-рительного падежей говорят и примеры из некоторых финно-угорских языков, в частности, в финском языке на основе лока-тивного суффикса*-na/*-na развились падежи комитатив и ин-структив. Как подчеркивает Б. А. Серебренников, связь н-ового локатива с творительным падежом прослеживается также в хан-тыйском, ненецком, марийском и некоторых саамских языках. К аналогичным выводам на материале саамских, финского, перм-ских, марийского и обско-угорских языков приходит в своей ра-боте Й. Беронка;

д) другим центром (помимо l-ового компонента) преобра-зований в системе словоизменения общепермского языка продол-жал оставаться новый элативный суффикс -2s, который, по-види-мому, по аналогии с l-овыми падежами стремился создать свою серию падежных форм и способствовал возникновению оп-пози-ционной пары отдалительного и предельного падежей. В качест-ве второго элемента эгрессивного маркера удм. -2sen ~к.-з. -san в научной литературе представлены различные точки зрения, в частности, ученые соотносят его либо с эмфатической частицей (Й. Буденц), либо с финно-пермским суффиксом инструменталя (Т. Г. Аминофф), либо с финно-угорским лативным *-n (М. Кас-трен, Э. Васои, П. Хайду, Т. И. Тепляшина, В. И. Лыткин). В по-следнее время преобладающим является точка зрения, согласно которой в прапермском языке в качестве алломорфов функциони-ровали как суффикс *-sаn (< *-2s + лативный *n), так и *-2sen (< *-2s + локативный *-na/*-na) .

Относительно происхождения терминативного суффикса удм. -озь/-озя- ~ к.-з. -oдз в научной литературе также представлено не-сколько гипотез. В частности, одни ученые (Й. Буденц, Д. Бу-брих, Т. И. Тепляшина, В. И. Лыткин и др.) происхождение фор-мальных показателей предельного падежа в пермских языках воз-водят к самостоятельной лексеме. Согласно другой гипотезе, тер-минативные суффиксы в пермских языках представляют собой сложное образование. Так, по мнению Б. А. Серебренникова, со-ставляющими единицами данного маркера могут быть лативный *-o, *-е + лативный *-s . В современной уралистике существует еще одна гипотеза относительно происхождения морфологичес-ких маркеров предельного падежа, которая поддерживается боль-шинством современных лингвистов (данную точку зрения раз-деляют, в частности, Р. Бартенс, К. Редеи, Ш. Чуч и др.). Соглас-но данной гипотезе, корни терминативного суффикса в пермских языках следует искать в суффиксе финно-угорского происхож-дения *-c(V);

е) как и большинство других падежных аффиксов удмурт-ского языка, пролативные маркеры -етu/-этu, -ытu, -тu, скорее всего, имеют общепермское происхождение и, с точки зрения диахронии, представляют собой результат слияния уральского аблативного *-tVи финно-угорского латива на*-j. Учитывая, что суффикс пролатива в удмуртском языке имеет морфонологичес-кое чередование -ы // / (типа нюлэскытu Спо лесу, через лесТ ~ гуртэтu Спо деревне, через деревнюТ), напоминающее анало-гичное чередование современного иллатива, кажется возможным, что, с точки зрении диахронии, указанные элементы -ы ~ /в структуре исследуемого маркера представляют собой конечную гласную основы;

ж) среди падежных форм литературного удмуртского языка, имеющих общепермское происхождение, самым последним фор-мируется падеж адвербиаль, который успел закрепиться в ка-честве падежной формы только в структуре удмуртского языка. ааВ финно-угроведении имеются различные точки зрения как о вре-мени возникновения данного маркера, так и о его структуре. В частности, В. И. Лыткин и авторы коллективного труда Осно-вы финно-угорского языкознания (1976) формирование показа-теля соответственного падежа относят к периоду самостоятель-ного развития удмуртского языка. Однако, наличие исследуемого маркера в структуре отдельных послеложных и адвербиальных форм коми языков позволяет сделать выводы, что начало форми-рования семантической структуры и морфологического выраже-ния удмуртского соответственного падежа можно возводить уже к концу общепермского периода. В диссертационном исследовании приведены традиционные подходы к выявлении генезиса развития падежного маркера удмуртского адвербиаля, а также представле-на авторская концепция развития исследуемого показателя;

з) происхождении морфологического маркера абессива -тэка - это результат слияния каритивного суффикса -t- (генетически восходящего к уральскому каритивному суффиксу *-pt(V) > *-tt(V)) и коаффикса -k, который является предметом бурных научных дискуссий в исторической уралистике. Так, одни исследователи коаффикс -k считают словообразовательным суффиксом и возво-дят его к финно-угорскому *-kили *-hk. В частности, Й. Синнеи, рассматривая элемент -gв отглагольных формах венгерского а(-atag, -eteg), коми-зырянского (-ig) и удмуртского языков (-tek), а также элемент -hk- инфинитивных форм мансийского языка, при-ходит к выводу о генетических связях исследуемых форм и воз-водит их к словообразовательному суффиксу *-hk ~ *-hg .C точ-ки зрения П. Н. Перевощикова, рассматриваемый элемент в струк-туре абессивных и деепричастных форм удмуртского языка сле-дует соотносить со словообразовательным суффиксом, генети-чески связанным с такими словоформами , как путэг Стрещна, щельТ, кесэг СотрезокТ, шапык СкапляТ, кежег Сспешка, суетаТ и др. Однако, как на уровне фонетики, так и на уровне семантики дан-ная гипотеза вызывает ряд сомнений.

А. И. Емельянов, вслед за венгерским исследователем Э. Бе-ке, проводит генетические параллели между элементом k в струк-туре абессивного суффикса и деепричастным суффиксом на -ку. ааК аналогичным выводам - но уже с выявлением лативного харак-тера второго элемента - приходят Т. И. Тепляшина и В. И. Лыт-кин: суффикс лишительного падежа -t?kсостоит из финно-угор-ского каритивного суффикса *-tta и лативного суффикса *-k, по-средством которого образуются отглагольные имена (деепри-частия) на -k // -g (удм. мыныку // к-з. мунiгoн Скогда шеТ) Следует заметить, что именно эта гипотеза - или возведение второго элемента в морфологической структуре пермского абес-сива к лативному суффиксу *-k - получила наибольшее признание в современном финно-угроведении. Сохранение данного коаф-фикса в ауслаутной позиции, скорее всего, можно объяснить его дистинктивной функцией, которая проявляется в двух рядах про-тивопоставлений: (а) в оппозиции типа дунтэм СдешевыйТ~ дунтэк СбесплатноТ, коркатэм СбездомныйТ ~ коркатэк Сбез до-маТ и др. Данное разграничение, которое строится на синтагмати-ческих отношениях (употребление в приименной/привербальной позиции), характерно и для системы современного удмуртского языка. В этом контексте удмуртский абессив является единствен-ной падежной формой, которая употребляется только в пригла-гольной позиции (в отдельных случаях может также употребля-ется в предикативной функции в контексте с именными форма-ми). Несмотря на невысокую дистрибутивную нагрузку и семан-тическое однообразие удмуртского абессива, данная падежная форма занимает активную позицию в падежной парадигме уд-муртского языка, т. к. находит поддержку в аналогичном противо-поставлении отглагольных форм: вераськисьтэм адями Снеразго-ворчивый человекТ ~ вераськытэк пукыны Ссидеть молча (букв. не разговаривая)Т и др.; (б) в противопоставлении двойного и оди-нарного отрицания в контексте с лексемами с темпоральным зна-чением: Выны гужемтэк oз вуы СМой младший брат не вернулся, пока не наступило летоТ ~ Туэ пoсь гужемтэк кылим СВ этом году остались без знойного летаТ. Как можно заметить, именно в слу-чае двойного отрицания более четко прослеживается лативное зна-чение абесивного маркера, которое в грамматической системе уд-муртского языка также представлено в структуре отглагольных форм;

и) в системе словоизменения удмуртских диалектов ряд па-дежных маркеров образовался в период самостоятельного раз-вития удмуртского языка. В частности, это относится к новой серии приблизительно-местных падежей с показателем -н?-, пре-позитивно присоединяемой ко всем первичным пространствен-ным падежным формантам, за исключением аппроксиматива, которая сформировалась в системе словоизменения отдельных северных говоров и бесермянского наречия: напр.: -н'ън ~ н'ын (инессив II), -н'э (сев.) (иллатив II), -н'ъс' ~ н'ыс' (элатив II), -н'ъс'эн ~ н'ыс'эн (эгрессив II), -н'ът'и ~ н'ыт'и (пролатив II), -н'оз' (терминатив II). Относительно происхождения элемента -н?- в научной литературе представлены различные гипотезы. В част-ности, с точки зрения А. И. Емельянова, формант -н'э в указных падежных формах восходит к послелогу отсубстантивного проис-хождения ин СместоТ + падежное окончание. Однако, боль-шинство исследователей происхождение показателя -н'- связывает с послеложными формами с основой дин' Су, около, возле, приТ, которые, в свою очередь, сформировались от имени существи-тельного дин' Соснование, комель; близость, околицаТ (см. исследо-вания Ю. Вихманна, Т. И. Тепляшиной, В. К. Кельмакова, ааЛ. Л. Карповой и др.);а

Таким образом, современная падежная парадигма удмурт-ского языка представляет собой продукт длительного историчес-кого пути развития.

Четверая глава лИменная количественность в удмуртском языке посвящена описанию способов выражения квантитатив-ных отношений в современном удмуртском языке: рассматрива-ется оппозиция лединственное - множественное число имен су-ществительных; выявлены принципы дистрибуции абсолютива. На материале примеров из художественной литературы исследу-ется характер взаимодействия морфологических признаков кате-гории числа с признаками логико-семантического порядка.

В современном удмуртском языке морфологическая катего-рия числа имен существительных как словоизменительная грам-матическая категория выражается в системе двух противопостав-ленных рядов форм - единственного и множественного числа. Следует однако подчеркнуть, что лединственность/множествен-ность как бинарный признак морфологического уровня струк-туры языка не всегда совпадает с лединственностью/множествен-ностью логико-семантического порядка. Так, в отношения асим-метрии могут вступать: (а) морфологическая лединственность ас множественной субстантностью как совокупным логико-се-мантическим признаком, или: (б) морфологическая множествен-ность с логико-семантическим комплексом лединственная/парная субстантность. Учитывая вышесказанное, в первом разделе лЕдинственное число как член бинарной оппозиции единственное чи-сло - множественное число. Абсолютив подчеркивается, что единственное число, как член морфологического противопоставле-ния лединичность/множественность, в современном удмуртском языке характеризуется отсутствием формальных показателей: Гу-резьo йылын ик, сюресo дурын, вoл-вoл вож куаро бадярo сылэ. СНа горе у дороги растет раскидистый клен с зеленой листвойТ.

Обозначение единичности в противоположность множествен-ности - основное значение форм единственного числа в данной оппозиции: Собере, ас дуннеяз усьыса, контора юртo пала ва-мыштЮз. СЗатем, погрузившись в свои мысли, он пошел к зданию конторыТ. Ср.: Тэль кузяна чуренак кыстЮсько из юртъёс. СВдоль леса в ряд выстроены каменные домаТ.

Формы единственного числа могут указывать также на родо-вое множественное: Отuяз сардаo, колысosужало. СЗатем всходят сныть, борщевикТ; Собере ожогубиo потэ. СЗатем вырастают луго-вые опятаТ. В этом случае формы единственного числа могут вы-ражать подчеркнутую единичность, для которого характерно пре-позитивное употребление имени числительного одЮг СодинТ или его формы, маркированной указательно-выделительным суффик-сом -ез/-эз: ОдЮг пилем гинэ йыромем отчы [инбаме]. СТолько одно облако заблудилось [на небе]Т; ОдЮгзэ нингубиез сиисько ке, кoт тыре. ССъешь один груздь - и наелсяТ.

В диахронии имена существительные без формальных пока-зателей множественного числа, по-видимому, можно рассматри-вать как немаркированную форму в отношении признака коли-чественности, т. к. для уральского праязыка было характерно ис-пользование абсолютного числа (см., в частности, исследования К. Е. Майтинской, Б. А. Серебренникова, М. Кёвеши и др.).

Грамматическая категория числа в удмуртском языке сущест-венно отличается от исследуемой категории русского языка. Здесь (в удмуртском языке) форма единственного числа имен с лекси-ческой семантикой лединичного, т. е. имен, обозначающих кон-кретные, считаемые объекты, более нейтральна по отношению к выражению ею оппозиций единичного/общего, конкретного/со-бирательного и может иметь в качестве денотата как один кон-кретный объект, так и класс однородных (однокачественных) объ-ектов, начиная с двух (парные предметы), в зависимости от кон-текста. Например, сапег СсапогТ может означать один конкретный сапог (сапегме ыштu Спотерял сапогТ), пару сапог одного челове-ка (сапегме миськи Ссвои сапоги помыТ) или сапоги вообще (ба-зарын сапег вузало Сна базаре продаются сапоги (букв. сапог)Т).

Таким образом, функционирование форм единственного/мно-жественного числа в удмуртском языке имеет контекстуальную обусловленность. В связи с этим в исследуемом языке нет основа-ния разграничивать группы слов singularia- и pluralia tantum, а го-раздо целесообразнее говорить о стратегиях singularia tantum. Преимущество данного термина заключается в том, что он не обя-зывает распределять имена существительные с точки зрения лек-сико-морфологического выражения на разные семантические группы в отношении выражаемой количественности, а позволяет подходить к рассматриваемому вопросу с точки зрения прагмати-ческого аспекта, выражающего отношение между носителем ин-формации и его функцией, т. е. отношение между употреблением высказывания и его результатом; иными словами, он позволяет рассматривать каждое словоупотребление с учетом реального контекста, поскольку грань между континуальными и дискретны-ми характеристиками не является абсолютно жесткой. К примеру, слово улмо СяблокоТ может употребляться как в вещественном значении - и тогда употребляются конструкции со значением сег-ментации (кык кило улмо басьтыны Скупить два килограмма яб-локТ); так и в дискретном значении (куинь улмо басьтыны Скупить три яблокаТ).

Как показывают примеры из художественной литературы, ак именам существительным, тяготеющим к стратегии singularia tantum, в удмуртском языке относятся те же самые семантические группы слов, что и во многих других языках мира:

а) названия уникальных объектов: шунды СсолнцеТ, толэзь Слуна, месяцТ, инбам СнебоТ и др. Шунды вылэ но вылэ тубе. ССолнце поднимается все выше и вышеТ; Инбам пумен пильмась-ке. СНебо постепенно заволакивает облакамиТ. Как отмечает А. Е. Киб-рик, лимена, обозначающие уникальные объекты, естественным образом имеют дефектную парадигму с иконическим единствен-ным числом ;

б) гомогенные субстанции без естественного способа члене-ния на составляющие их совокупности: ву СводаТ, омыр СвоздухТ, Яын СдымТ, тузон СпыльТ, сюй СземляТ, пень СзолаТ, азвесь Ссереб-роТ, туй СбронзаТ и т.д.: Котырез копак Яын басьтЮз. СВсе вокруг заволокло дымомТ. К этой же группе слов принято относить лексемы, указывающие на продукты питания: ПЭсь куазен йЭл туж чаляк чырса. СВ жаркую погоду молоко быстро скисаетТ; Пызь мертам бере, Гаян гурт йырзылы начальникъёс лыктэм сярысь вераз. СПосле того как муку взвесили, Гаян известил главу села о том, что приехали начальникиТ;

в) названия группы однородных объектов (растений, насе-комых, грибов, предметов и др.), составляющих в совокупности массу: кей СмольТ, векчи кут СмошкараТ, куак СкустарникТ, сюрел Сцветочная пыльцаТ и др.: Саранча уллё ортчем бере кадь котырын. С[Вокруг ни травинки], словно прошлась саранчаТ; Куак пЭлысь потu но ури-бери гурезь уллань васькыны кутски. СЯ вы-шел из-за кустов (ед.ч.) и помчался вниз под горкуТ;

г) концепты растительного мира: злаки, растения, овощи, фрукты, деревья): Коген ю-нянь утялтыны потозы - бер Ъы-тозь улэ отын. СПодождите там до вечера: скоро выйдут убирать хлеба (ед. ч.)Т; Гужем туж шулдыр. Сомында улмо, слива, виноград, груша. СЛетом здесь очень хорошо. Вокруг столько яблок (ед. ч.), слив (ед. ч.), винограда, груш (ед. ч.)Т;

д) объекты, описывающие физические свойства среды. Чаще всего они также концептуализируются как несчетные имена и имеют тенденцию к дистрибуции в форме единственного числа: тол СзимаТ, гужем СлетоТ, тулыс СвеснаТ, сuзьыл СосеньТ, куазь СпогодаТ, зор СдождьТ, тыл СогоньТ, тoл СветерТ и др.: ?ырдам тыл, кабанысь кабанэ тэчаса, крепость пала мынэ. СРазгоревшийся огонь идет в сторону крепости, перекидываясь с одной скирды на другуюТ;

е) имена существительные, указывающие на психо-физиоло-гическое состояние/ощущения человека: яратон СлюбовьТ, курек-тон СпечальТ, шуд СсчастьеТ, чидан СтерпениеТ и др.: Кужым нош весь уг быры. СА силы все не кончаютсяТ; Трос малпанъёс сюпсизы сюлэмез: яратон но вожпотон, оскон но супыльтон. СРазные ду-мы его одолевали (букв. глодали сердце): любовь и злоба, надеж-да и сплетниТ.

Все указанные группы существительных в традиционном по-нимании могут поддаваться измерению, но не счету (как в случае с дискретными предметами). Для того, чтобы подобные имена подвергнуть количественному измерению, как и в других языках, в системе удмуртского языка активно использутся нумеративы или послеложные конструкции: КЭня ке дыр ортчыса, Петя паль-потuсь ымныро луиз, кияз - Ъыны черык аръянэз. ССпустя неко-торое время на лице Пети появилась улыбка, в руках он держал банку, наполненную наполовину простоквашейТ; Мын ай, бакча берысьтымы ог кык йыр коть кубиста пырты. СИди, принеси из-за огорода хотя бы два кочана капустыТ; Ярам, гид тыр пудо вор-диськомы, гулбеч тыр картошкамы. СДа ладно, в хлеву полно скотины (букв. растим полный хлев скотины), в подполье - кар-тошки (букв. целое подполье картошки)Т.

Как уже неоднократно отмечалось, имена существительные, тяготеющие к стратегии singularia tantum, чаще всего характе-ризуются дистрибуцией в форме единственного числа, но они мо-гут иметь и формы множественного числа. В этом случае имена существительные в форме множественного числа приобретают дополнительные семантические характеристики, в частности, аот лексем, указывающих на вещественные субстанции, образуют-ся интенсификаты, включающие сему значительность, боль-шое количество: Нош кыЯе умой вылэм лысвуо гудждорo вылын погылляськыны. СОказывается, как хорошо валяться на покрытой росой травеТ. Ср.: Шуныт зор бере вож-вож гуждоръёс Ъужазы. СПосле дождя травы зазеленелиТ.

Таким образом, сингулярные формы абстрактных существи-тельных не следует считать стилистически закрепленными. Ана-лиз языкового материала показал, что появление у абстракт-а ных/вещественных существительных форм множественного числа обусловлено не столько стилистически (то есть внешними по от-ношению к слову факторами), сколько внутренними, семанти-ческими причинами: реализацией семантического потенциала слова в определенном контекстуальном окружении. Как подчер-кивает Л. Калинина, семантика слова - это то, что выражается скрыто, имплицитно, но в итоге определяет и возможности сло-воизменения, и коммуникативно-синтаксическое функциониро-вание лексемы .

Во втором разделе лМножественное число как член бинарной оппозиции лединственное число - множественное число рассма-триваются вопросы функционирования указанной категории аас точки зрения синхронии и диахронии. Так, морфологическим показателем множественного числа в системе современного уд-муртского языка является суффикс -ос/-ёс: Веськрес кызьпуос Яуж дэрем дuсяло ни. ССтройные березы надевают свои желтые на-рядыТ; Трос малпанъёс сюпсизы сюлэмез. СРазные мысли его одо-левалиТ.

В научной литературе представлен ряд гипотез, в которых прослеживается история развития морфологического маркера мно-жественного числа в пермских языках. В частности, с точки зре-ния венгерских авторов Й. Буденца, Л. Хонти, К. Редеи, маркер мно-жественного числа в пермских языках возник из самостоятелной лексемы коми jez ~ удм. jozСGelenk, AltergenosseТ, Снарод, людиТ . По мнению другого венгерского ученого Ш. Чуча, гипотезу кото-рого поддерживает и автор данной диссертационной работы, мар-кер множественного числа в пермских языках возник из самос-тоятельной лексемы jase Снем. GelenkТ, Срус. членТ, подвергшейся в дальнейшем расширению семантического значения .

Множественное число как член морфологического противо-поставления форм единственного числа формам множественного числа обозначает, что лицо/предмет представлен(о) в количестве большем, чем один: пиос СмальчикиТ, пуконъёс СстульяТ, oсъёс СдвериТ, пиньёс СзубыТ и др. Его основным значением является обозначение расчлененной множественности предметов в проти-воположность их единичности: Районысь усто колхозлэн бусыяз комбайнъёс жургето. СНа полях лучшего в районе колхоза рабо-тают трактораТ; А ми пока Нюрочкаен апельсинъёсты, яблокъ-ёсты миськом. СА мы пока с Нюрочкой будем мыть апельсины и яблокиТ.

Кроме указания на множество дискретных предметов, грам-мема множественного числа в удмуртском языке обладает разно-образным спектром вторичных значений, указывающими на:

а) родовое множественное (с тем же значением, что и родовое единичное): Чебересь сялберъёс, йырберазы такъязы вань. СКра-сивы свиристели, на головах хохолкиТ. Ср.: Тани нумырез бась-том. Сое тылобурдо сие, тылобурдоез кыЯе ке сьЭсь пЭйшур. СВозьмем, к примеру, червяка. Его поедают птицы (ед. ч.), а птиц (ед. ч.) - звери (ед. ч.)Т;

б) видовое множественное: Сразные виды Х-аТ или разные ма-нифестации Х-а (ср. вина, жиры, гадости, нежности и т.д.): Со шоры пыр-поч учке тротуар сопалась винаен, сурен, сокъёсын, сникерсъёсын но маин вузкарись. СНа нее [на Нюру] присталь-ным взглядом смотрит торгующий вином, пивом, разными сока-ми, сникерсами продавецТ; Мукет улонъёсты солэн пичи но ут-чамез уг поты. СЕму совсем не хочется искать другой образ жизни (мн. ч.)Т;

в) эмфатическое множественное выражает Сбольшое количес-тво Х-а (типа снега, пески, воды, леса)Т: ЙЭос вылтu туливитьёс кесяськыса ветло, солань-талань лобало. СНад льдами взад-впе-ред пролетают куликиТ; Шукрес бызё та палан вуос. СЗдесь бушу-ющие рекиТ;

г) ассоциативное (используются также термины репрезента-тивное, аппроксимативное и др.) множественное: СХ и другие по-добные ему объектыТ. В этом случае речь идет о группе лиц, назы-ваемых по одному из его представителей. Необходимо отметить, что в зависимости от контекста, здесь могут использоваться раз-личные критерии для репрезентации групповой множественности.

Как показывают примеры из художественной литературы, при выражении репрезентативной множественности в удмуртском языке наиболее частотным является использование собственных имен: Чипчирганъёс но гурт пала кошкизы. СЧипчирган и его друзья направились в сторону домаТ; Секыт ядроос Камайёсэн йыр йылтuзы ик жуэтыса кошко. СТяжелые ядра со свистом про-летают над головами Камая и его отрядаТ.

Основой для репрезентативной множественности могут слу-жить также топонимы, микротопонимы и различные апеллятивы. В этом случае подчеркивается групповая множественность лиц, проживающих в указанном населенном пункте (местности): уд-Ьиос, Кашабекъёс, Пирог гуртъёс, Юсьпиос - ваньмыз огкылысь кариськизы. СЖители деревень Лудзя, Кашабеково, Пирогово, Юськи - все встали за одноТ; Мон ачим Уча палась но, вылгаосыз автостанциысен тодмасько. СЯ сам со стороны Учи, но на авто-станции вылгинских узнаюТ.

При выражении репрезентативной множественности в ка-честве основы слова могут также использовтаья термины родства и свойства: Кузёоос кунозэс кoлыны туж косо вал но, Яужмуртъ-ёсыз ыштозы шуыса, Василий Николаевич уин ини Вылгала бер-тЮз. СХозяева упрашивали гостя остаться у них на ночь, но Ва-силий Николаевич не согласился, и ночью он отправился в Вылгу, чтобы его не потеряли дядя (по материнской линии) и его семьяТ; Мон яратuсько Павол кудоос доры ветлыны. СЯ люблю ходить [в гости] к свату Павлу и его семьеТ.

Употребление форм множественного числа для выражения репрезентативной множественности в финно-угорских языках, по-мимо удмуртского языка, характерно лишь для марийского языка. В связи с этим данное языковое явление многие лингвисты опре-деляют как тюркское влияние (в частности, Э. Беке, Р. Бартенс, Й. Луутонен).

Следует заметить, что при выражении именной количествен-ности особое место занимают собирательные слова, указывающие на совокупность, целостность, неразделимость множественности. В системе современного удмуртского языка основную группу со-бирательных слов составляют парные слова, которые представля-ют собой сочетания двух имен, объединенных по способу сочине-ния и обозначающих, чаще всего, предметы одного порядка: Гаян песьтэраз сиён-юон тыриз, вуж пукыЯ дасяз. СГаян в свой пестерь собрал еды, приготовил старый лукТ; Тусьты-пуньызэ вунэтuз ны-лаш. СДевочка совсем забыла о своей посудеТ.

В зависимости от семантических отношений между компо-нентами различаются следующие разновидности парных слов, имеющих собирательное значение:

а) оба компонента характеризуются близостью значений, обозначают предметы и явления одного и того же семантического круга, но не имеют между собой синонимических или антони-мических отношений: Зэмзэ вераса, газет-журнал кутылэме ик вунuз ни.СЧестно говоря, я уже позабыл, когда в последний раз читал периодику (букв. газеты-журналы)Т; Со дэремзэ-штанизэ курткиз но урам кузя уллане кошкиз. СОн встряхнул свою одежду (букв. рубашку-штаны) и пошел вниз по улицеТ;

б) компоненты парных слов по своему значению имеют про-тивоположную семантику: МаЕ шoгзэ-кузьытсэoскалтоно-а, мар-а?. СЧто, надо попробовать [суп] на вкус (букв. пресность-со-леность)?Т; Уен-нуналэн пуны сямен бызьылuськод. ССутками (букв. днями-ночами) бегаешь как собакаТ;

в) парные слова, компоненты которых являются синонимами или близки по своему семантическому значению: Гурт сьЭрысь нюлэскын Ъомо-югдо вакытэ пурысялэс лымы пур?е, собере нюк-гопъёс вамен каньылля гурт пала пельтэ. СЗа деревней в лесу в су-мерках разлетается сероватый снег, через лощины и овраги метет в сторону деревниТ; Учебникъёсъя гинэ тодон-валан бичаны шуг. ССложно получить знания только из учебниковТ;

г) парные слова, один из компонентов в которых с точки зрения синхронии утратило свое семантическое наполнение: Нош ик жуг-жаг ваизы, луоз. СНаверное, снова привезли отходыТ; Со-ослэсь юртсэс асьсэ выжы-кумызы ик басьтuз вал. СИх дом ку-пила своя же родняТ.

Собирательное множество может быть выражено также с по-мощью сложных слов, содержащих в своей структуре более двух компонентов: Соин ик, шоколад-преник-кампет-улмо ЭвЭл, кол-баса, йЭлвыл я мар сярысь малпанэз но Эй вал ни. СПоэтому не только о сладостях и фруктах (букв. шоколаде-пряниках-кон-фетах-яблоках) не могло быть и речи, но и сметане пришлось позабытьТ.

Кроме способа словосложения, собирательное множество в удмуртском языке выражается синтаксическими образованиями, в частности,

а) словосочетаниями, содержащими в своей структуре формы творительного падежа, например: Корка пыра, Петя, эмезен чай юод. СЗайди в дом, Петя, чай с малиной попьешьТ;Табере Галяен Ванялы куспазы номыр понна тэкшерыны, нукыртыны ни кадь. СТеперь Ване с Галей, казалось бы, не о чем спорить, ворчатьТ;

б) послеложными конструкциями: Агай атаен Яош Ъoк сьo-рын пуко. ССтарший брат вместе с отцом сидят за столомТ; Зорен Яош йЭ усе. СВместе с дождем выпадает градТ;

в) с помощью соединительных союзов: Тулыс - со яратонo но ужo, ортчемзэ тодэ ваёнo но шумпотонo, арлэн самой шул-дыр вакытэзo. СВесна - это пора любви и труда, это воспоми-нания о прошлом и радость, это самая веселая пораТ; Маня но Оля Ижевскын медрабфакын Яош дышетскизы. СМаня и Оля вместе учились в Ижевском медрабфакеТ и др.

Говоря о функциональной нагрузке показателя -ос/-ёс в си-стеме современного удмуртского языка, следует отметить, что данный маркер не всегда является словоизменительным суффик-сом. В ряде случаев он обладает словообразовательным значени-ем. Так сочетание словообразования с формообразованием харак-терно для следующих случаев:

а) при образовании имен существительных:

- от имен прилагательных: мoйыос СвзрослыеТ, егитъёс Смо-лодежьТ, гордъёс СкрасныеТ, тoдьыос СбелыеТ, узыръёс СбогатыеТ: Пичиосы ватскемен но шудыны луоз. СДетям можно поиграть и в пряткиТ; Ми, пичи пиос но нылъёс, бадЬымъёсы быгатэммыя юрттыны тыршылuм. СМы, девочки и малчики, по возможности старались помогать взрослымТ;

- от причастных форм: Урам палась кык вамышъясьёс ад-скизы, соос но ЪЭк пала кариськизы. ССо стороны улицы появи-лись два человека (букв.: двое шагающих), они тоже подошли к столуТ; Ужысь бертuсьёс кЭня ке чалмыт вамышъязы. СВозвра-щающиеся с работы люди немного прошагали молчаТ;

- от местоименных основ: - Я, кыЯе милямъёс пЭраны? - ушъяськись муртлэн куараеныз юаз Ишан. С - Ну и как наши умеют готовить? - довольным голосом спросила Ишан (имя персонажа)Т; А ведь котькуд ми шуон уно монъёсэсь люкаське. СА ведь любое мы состоит из множества ляТ;

- от послеложных основ: Тани вал вылынъёс кык сюресчиос доры вуизы. СВот всадники (букв. те, кто на конях) приблизились к двум путникамТ;

б) в случае интерференции русского языка: Ортчизы ва-тонъёс. СПровели похороныТ; Мылкыд карисьёс палэзьнянь пы-жозы, юзматuсь юонъёс пуктозы. СЖелающие испекут из плодов рябины пироги, приготовят прохладительные напиткиТ; Концерт бере эктонъёс кутскизы. СПосле концерта начались танцыТ; Ма, такем oй но жуммысалзы соос, ыштонъёс oжытгес луысалзы. СОни [механизаторы] так бы не уставали, и потерь было бы мень-шеТ; Со нунал быръёнъёс вал. СВ тот день были выборыТ.

Таким образом, содержательная функция категории числа, основанная на количественном различении предметов и сводимая к квантитативной актуализации имени, в удмуртском языке в ряде случаев имеет факультативное выражение. Важными характерис-тиками употребления имени существительного с точки зрения числовых характеристик является контекст, поскольку ни мор-фологический, ни синтаксичесий критерии не позволяют четко разграничивать имена существительные с точки зрения числового распределения. В Заключении подводятся основные итоги и перспективы исследования, делаются общие выводы.

 

Основные положения диссертационного исследования от-ражены в следующих публикациях:

I. Монографии:

(1) Кондратьева, Н. В. Межкатегориальные связи в грамма-тике удмуртского языка (на материале падежа прямого объекта) [Текст] / Н. В. Кондратьева - Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 2010. Ц247 с.

(2) Кондратьева, Н. В.Категория падежа имени существи-тельного в удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева / ЦИжевск: Изд-во Удм. ун-та, 2011. - 256 с.

II. Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК:

(3) Кондратьева, Н. В. Роль пространственных падежей в вы-ражении темпоральных отношений в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вестник Поморского универ-ситета. Сер. Гуманитарные и социальные науки. - 2009. - № 9. - С. 162Ц167.

(4) Кондратьева, Н. В.О влиянии синтаксических единиц текста на морфологическую маркировку винительного падежа аав удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Сибирский фи-лологический журнал. - 2010. - № 1. - С. 157Ц161.

(5) Кондратьева, Н. В. Выражение пространственных отно-шений в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондрать-ева // Урало-Алтайские исследования. - 2010. - № 1 (2). - аС. 5Ц16.

(6) Кондратьева, Н. В. К вопросу о грамматической катего-рии числа имен существительных в удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вестник Удмуртского университета. Сер. Ис-тория и филология. - 2010. - Вып. 2. - С. 92Ц101.

(7) Кондратьева, Н. В. Способы передачи семантических зна-чений удмуртского инструментального падежа на финский язык [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вестник Челябинского государствен-ного университета. Сер. Филология. Искусствоведение. - 2010. Ц№ 7 (188). - С. 78Ц81.

(8) Кондратьева, Н. В. Семантическая структура родитель-ного падежа в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кон-дратьева // Вестник Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова. Сер. Гуманитарные науки. - 2010. - № 4 (14). - С. 129Ц133.

(9) Кондратьева, Н. В. Межкатегориальные связи глагольной и именной количественности в удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вестник Пермского университета. Россий-ская и зарубежная филология. - 2010. - Вып. 6. - С. 58Ц64.

(10) Кондратьева, Н. В. ИЛЛАТИВ или ТЕРМИНАТИВ?.. К вопросу о семантической структуре входного и предельного па-дежей в удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вестник Красноярского государственного педагогического университета им. В. П. Астафьева. 2011. - Вып. 1. - С. 159Ц164.

(11) Кондратьева, Н. В. К вопросу о явлении двупадежности в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вестник Удмуртского университета. Сер. История и филология. - 2011. - Вып. 2.

III. Учебно-методические пособия:

(12) Кондратьева, Н. В. Удмуртский язык: начальный курс: Учеб. пособие для студентов гуманит. факультетов [Текст] / Н. В. Кондратьева, Л. П. Федорова. - Ижевск, 2004. - 97 с. (ав-торство - 50 %).

(13) Кондратьева, Н. В. Финн кыллэн дырсюресэз: Амалто-дослыко юрттос [Текст] / Н. В. Кондратьева. - Ижевск, 2008. - 100 с. (на удмурт. яз.).

(14) Кондратьева, Н. В. Финн-угор кылосбуре пыртон: Амал-тодослыко-дышетскон комплекс [Текст] / Н. В. Кондратьева, Н. А. Сер-геева. - Ижевск, 2010. - 105 с. (на удмурт. яз.). (авторство - 50 %).

IV. Статьи в зарубежных изданиях:

(15) Kondratieva, N. Udmurtin kielen kaytto nyky-yhteiskun-nassa [Текст] / N. Kondratieva // Kirandus/kill veidembusen = Kirjan-dus/keel vahemuses: Minority Literature/Language. - Voro: Voro Instituut, 2009. - S. 90Ц97.

(16) Kondratyeva, N. V. Udmurtin kielen nykytila [Текст] / N. V. Kondratyeva // Kielioppi ja konteksti: uusia nakokulmia urali-laisten kielten tutkimukseen II = Grammar and Context, New Ap-proaches to the Uralic Languages II. Helsinki 27.Ц29.8.2007. - Helsinki, 2007. - S. 51Ц52.

(17) Kondratyeva, N. V. Category of Substantive Number in Ud-murt [Текст] / N. V. Kondratyeva // Congressus XI. Internationalis Fenno-Ugristarum: Piliscsaba, 9Ц14. VIII. 2010. - Piliscsaba, 2010. - P. 2. Summaria acroasium in sectionibus. - P. 38.

V. Статьи в различных изданиях:

(18) Кондратьева, Н. В. Особенности выражения прямого объекта в удмуртском языке в зависимости от характера глагола и объекта [Текст] / Н. В. Кондратьева // Пермистика 6: Проблемы синхронии и диахронии пермских языков и их диалектов: Сб. ст. / Удм. гос. ун-т. Каф. общ. и финно-угор. языкозн. - Ижевск: Изд. дом Удмуртский университет, 2000. - С. 100Ц102.

(19) Кондратьева, Н. В. Употребление аккузатива для выра-жения дуративных отношений [Текст] / Н. В. Кондратьева // Пер-мистика 8: Диалекты и история пермских языков во взаимодей-ствии с другими языками: Сб. ст. / Сыктывкар. гос. ун-т. Каф. ко-ми и финно-угор. языкозн. - Сыктывкар: Изд-во Сыктывкар. ун-та, 2001. - С. 138Ц140.

(20) Кондратьева, Н. В. К проблеме употребления оформлен-ного и неоформленного винительного падежа в удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вордскем кыл. - 2001. № 6. - С. 18Ц21.

(21) Кондратьева, Н. В. К проблеме определенности/неопре-деленности в удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Меж-дунар. симп. по дейктическим системам и квантификации в язы-ках Европы и Северной и Центральной Азии / Удм. гос. ун-т. - Ижевск, 2001. - С. 109Ц110.

(22) Кондратьева, Н. В. К вопросу об употреблении винитель-ного падежа в удмуртских письменных памятниках XVIIIЦXIX веков [Текст] / Н. В. Кондратьева // Пермистика 9: Вопросы пермской и финно-угорской филологии: Межвуз. сб. науч. тр. / Удм. гос. ун-т. Каф. удмурт. языка и методики его преподавания. - Ижевск: Изд. дом Удм. ун-т, 2002. - С. 255Ц261.

(23) Кондратьева, Н. В. Семантические функции падежа пря-мого объекта в удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Бубриховские чтения: Проблемы прибалтийско-финской филоло-гии и культуры. - Петрозаводск, 2002. - С. 235Ц239.

(24) Кондратьева, Н. В. К проблеме дистрибуции маркиро-ванного/немаркированного аккузатива в удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Научные издания Венгерского колледжа II/I. - М.: Валанг, 2002. - С. 216Ц222.

(25) Кондратьева, Н. В. Влияние темо-рематических отно-шений на морфологическую маркировку удмуртского аккузатива [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вестник Удмуртского университета. - 2002. № 7. - С. 158Ц163.

(26) Кондратьева, Н. В. К вопросу о количестве залогов в со-временном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Язык, литература, культура: диалог поколений: Сб. ст. - М.ЦЧебоксары, 2004. - С. 227Ц231.

(27) Кондратьева, Н. В. Особенности употребления числовых форм имен существительных в современном удмуртском литера-турном языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Формирование и разви-тие литературных языков народов Поволжья: Мат-лы V Меж-дунар. симпозиума по языкам народов Поволжья / Удмурт. гос. ун-т. Фак-т удмурт. филол. Каф. общ. и финно-угор. языкозн. - Ижевск: Изд. дом Удм. ун-т, 2004. - С. 150Ц155.

(28) Кондратьева, Н. В. О первых печатных книгах на уд-муртском языке 1847 года издания [Текст] / Т. Р. Зверева, Н. В. Кон-дратьева // Формирование и развитие литературных языков наро-дов Поволжья: Мат-лы V Междунар. симпозиума по языкам наро-дов Поволжья / Удмурт. гос. ун-т. Фак-т удмурт. филол. Каф. общ. и финно-угор. языкозн. - Ижевск: Изд. дом Удм. ун-т, 2004. - С. 322Ц326. (авторство - 50 %).

(29) Кондратьева, Н. В. К истории изучения удмуртского ви-нительного падежа [Текст] / Н. В. Кондратьева // Проблемы и перспективы развития восточных финно-угорских народов: Мат-лы науч.-практ. конф. Функционирование языков и состояние этно-культуры восточных финно-угорских народов: проблемы и перспективы развития (4Ц7 июля 2003 г., Саранск) - Саранск, 2004. - С. 242Ц250.

(30) Кондратьева, Н. В. Удмуртский язык в системе обра-зования [Текст] / Н. В. Кондратьева // Проблемы и перспективы функционирования родных языков: к 85-лет. государственности УР: Мат-лы Междунар. науч.-практ. конф., Ижевск, 25-28 окт. 2005 г. / Мин-во нац. политики УР; НИИ нац. образования УР; Отв. ред.: З. В. Суворова, Г. Н. Васильева. - Ижевск: Удмуртия, 2006. - С. 206Ц211.

(31) Кондратьева, Н. В. Туала удмурт кылысь каронтус каблэн пЭрмемез но кутЮськемез [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вестник УдГУ. Сер. Филологические науки. - 2007. Вып. 5. Часть 1. - С. 25Ц34 (на удмурт. яз.).

(32) Кондратьева, Н. В. Семантические возможности падежа инструменталь в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кон-дратьева // Язык, литература, национальное образование: диалог культур и поколений: Мат-лы Межрегион. науч.-практ. конф., посв. 80-летию со дня рожд. канд. филол. наук, проф. Ф. К. Ерма-кова (24 окт. 2007 г.) / Ин-т повыш. квалификации и переподгот. работников образов. УР; УдГУ; Удмурт. гос. нац. гимназия им. К. Герда. - Ижевск : Изд-во ИПК и ПРО УР, 2008. - С. 46Ц51.

(33) Кондратьева, Н. В. О роли падежных форм в выражении временных координат (на материале удмуртского и финского языков) [Текст] / Н. В. Кондратьева // Сравнительно-историческое языкознание. Алтаистика. Тюркология. - М., 2009. - С. 218Ц220.

(34) Кондратьева, Н. В. Морфолого-семантическая структура лишительного падежа в современном удмуртском языке (в со-поставлении с финским абессивом) [Текст] / Н. В. Кондратьева // Актуальные проблемы сопоставительной типологии: Сб. ст.: Междунар. науч.-методич. конф. - Тюмень: Вектор Бук, 2009. - C. 43Ц47.

(35) Кондратьева, Н. В. Семантическая структура дательного падежа в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кон-дратьева // Финно-угры - славяне - тюрки: опыт взаимодействия (традиции и новации): Сб. мат-лов Всерос. науч. конф. / Сост.: А. Е. Загребин, В. В. Пузанов; ГОУВПО УдГУ. - Ижевск: Уд-мурт. ун-т, 2009. - С. 719Ц725.

(36) Кондратьева, Н. В. О роли падежных форм в выражении просранственных отношений в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Языки и культура финно-угорских народов в условиях глобализации: мат-лы IV Всерос. конф. финно-угроведов (17Ц20 нояб. 2009, Ханты-Мансийск); Отв. ред. Т. В. Волдина. - Ханты-Мансийск, 2009. - С. 75Ц78.

(37) Кондратьева, Н. В. Роль симпозиума по пермским язы-кам в развитии удмуртского языкознания [Текст] / Н. В. Кон-дратьева // Пермистика 10: Вопросы пермской и финно-угорской филологии: Мат-лы 10 Междунар. симпозиума Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками (24Ц25 марта 2004 г., г. Ижевск) / ГОУВПО УдГУ. Каф. общего и финно-угор. языкозн.; Отв. ред. В. К. Кельмаков. - Ижевск: Изд-во УдГУ, 2009. - С. 65Ц68.

(38) Кондратьева, Н. В. Туала удмурт кылысь залог каблэн пЭрмемез но кутЮськемез [Текст] / Н. В. Кондратьева // Вестник Удм. ун-та. Сер. История и филология. - 2009. - Вып. 1. - С. 73Ц86. (на удмурт. яз.).

(39) Кондратьева, Н. В. Система пространственных падежей в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Многоязычие в образовательном пространстве: Сб. ст. к 60-летию проф. Тамары Ивановны Зелениной: в двух частях / ГОУВПО УдГУ. Ин-т иностр. яз. и лит. (ИИЯЛ), Науч.-образоват. центр (НОЦ), Инновац. проектирование в мультилингв. образоват. про-странстве; Под ред.: А. Н. Утехиной, Н. М. Платоненко, Н. М. Шу-товой. - М.: Флинта; Наука, 2009. - Часть. 1. - С. 176Ц181.

(40) Кондратьева, Н. В. Семантическая нагрузка соответ-ственного падежа в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кондратьева // Проблемы филологии народов Поволжья: Мат-лы Всероссийской науч.-практ. конф. (19Ц21 марта 2009 г.) / Отв. ред. А. Т. Сибгатуллина. - М.ЦЯрославль: Ремдер, 2009. ЦВып. 3. - С. 99Ц102.

(41) Кондратьева, Н. В. Инессив в системе пространственных падежей современного удмуртского языка [Текст] / Н. В. Кон-дратьева // Проблемы филологии народов Поволжья: Мат-лы Все-российской науч.-практ. конф. (1Ц2 апреля 2010 г.): Сб. ст. / Мос-ковск. пед. гос. ун-т; Отв. ред. д.ф.н., проф. А. Т. Сибгатуллина. - М.ЦЯрославль: Ремдер, 2010. - Вып. 4. - С. 155Ц158.

(42) Кондратьева, Н. В. Семантическая структура пролатива в пермских языках [Текст] / Н. В. Кондратьева // Обучение родному языку в полиязычном пространстве: Мат-лы IIа Междунар. науч.-практ. конф. (10Ц11 февр. 2010): Сб. ст.; Отв. ред. Скопкарева С. Л. Ца Ижевск: Проект, 2010. - С. 101Ц104.

(43) Кондратьева, Н. В. Семантическая структура отдалитель-ного падежа в современном удмуртском языке [Текст] / Н. В. Кон-дратьева // Проблемы филологии народов Поволжья: Мат-лы Все-российской науч.-практ. конф. (7Ц9 апреля 2011 г.): Сб. ст. / Мос-ковск. пед. гос. ун-т; Отв. ред. д.ф.н., проф. А. Т. Сибгатуллина. - М.ЦЯрославль: Ремдер, 2011. - Вып. 5. - С. 141Ц147.


Wichmann, Y. Zur permischen grammatik [Текст] / Y. Wichmann // FUF. - 1923Ц1924 (XVI). - S. 160.

Об особенностях протекания данного процесса см. подробнее: Re-dei, K. Uder die Herkunft des permischen Elativsuffixes [Текст] / K. Redei // СФУ. - 1981. - № 4 (XVII). - S. 279Ц284.

Для современного финно-угроведения общепризнанным является гипотеза о происхождения морфологических маркеров иллатива в перм-ских языках в результате переразложения морфемного шва, протекавшего после выветривания финно-угорского (уральского) лативного *-k(V) (см. об этом, в частноти, исследования Й. Синнеи, . И. Лыткина, Б. А. Сереб-ренникова, К. Редеи, Г. Некрасовой и др.).

См об этом подробнее: Некрасова, Г. А. Вежлoг перым кывъясын: Пертас, вежoртас, артманног: Велoдчан небoг [Текст] / Г. А. Некрасо-ва. Ца Сыктывар, 2004. - С. 95.

аа См. об этом: Cеребренников, Б. А. Историческая морфология перм-ских языков [Текст] / Б. А. Серебренников. - М.: Изд-во АН СССР, 1963. - С. 61.

Szinnyei, J. Egy finnugor deverb. nevszokepzo [Текст] / Szinnyei J. // NyK. - 1923Ц27 (46). - Ol. 161Ц167

См. подробнее: Перевощиков, П. Н. Деепричастия и деепричаст-ные конструкции в удмуртском языке [Текст] / П. Н. Перевощиков. - Ижевск: Удмурт. кн. изд-во, 1959. - С. 53.

Основы финно-угорского языкознания: Марийский, пермские и угорские языки [Текст] / АН СССР. Ин-т языкозн. - М: Наука, 1976. - С. 149.

Кибрик, А. Е. Константы и переменные языка [Текст] / А. Е. Киб-рик. - С.-Пб.: Алетейя, 2005. - С. 255.

Калинина, Л. В. К вопросу о критериях выделения и отличи-тельных приметах лексико-грамматических разрядов имен существи-тельных [Текст] / Л. В. Калинина // Вопросы языкознания. - 2007. - № 3. - С. 58.

См. подробнее: Honti, L. Numerusprobleme (Ein Erkundugszug durch den Dschungel der uralischen Numeri) [Текст] / L. Honti // FUF. - 1997 (54). № 1Ц2. - S. 82; Redei, K. A zuren -jas stb. es a votjak -jos tobbesе-jel eredetehez [Текст] / K. Redei // NyK. - 1963 (65). - 374Ц375 ol.;Redei,  K. Geschichte der permischen Sprachen [Текст] / K. Redei // The Uralic Lan-guages. Description, history and foreign influences / Denis Sinor (ed.). - Lei-denЦNew YorkЦKobenhavnЦKoln, 1988. - S. 351Ц394.

См.: Сsucs, S. Die Rekonstruktion der permischen Grundsprache [Текст] / S. Csucs. - Budapest: Akademiai Kiado, 2005. ЦОl. 171Ц172

Чешко, Е. В. История болгарского склонения / АН СССР. Ин-т славяноведения и балканистики [Текст] / Е. В. Чешко. - М.: Наука, 1970. - С. 20Ц21.

Пример по: Насибуллин, Р. Ш. Наблюдения над языком красно-уфимских удмуртов [Текст] / Р. Ш. Насибуллин // О диалектах и говорах южноудмуртского наречия: Сб. ст. и материалов / Удм. НИИ ист., экон., лит. и языка при Сов. Мин. Удм. АССР. - Ижевск, 1978. - С. 96Ц97.

См. об этом: Карпова, Л. Л. Среднечепецкий диалект удмурт-ского языка: Образцы речи [Текст] / Л. Л. Карпова. - Ижевск, 2005. - С. 61; Кельмаков, В. К. Краткий курс удмуртской диалектологии: Введе-ние. Фонетика. Морфология. Диалектные тексты. Библиография [Текст] / В. К. Кельмаков / Удм. гос. ун-т. Каф. общего и финно-угорского языко-знания. - Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1998. - С. 117.

     Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по филологии