Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по психологии  

На правах рукописи

УДК 316.62

ББК 88.53

Г 67

Горбатов Дмитрий Сергеевич

МИКРОГРУППОВОЙ ПОДХОД К ПРОЦЕССАМ СЛУХООБРАЗОВАНИЯ В СОЦИАЛЬНОЙ МАКРОСРЕДЕ

19.00.05 - Социальная психология

(психологические науки)

Автореферат диссертации на соискание

ученой степени

доктора психологических наук

Тамбов

2011

Работа выполнена на кафедре социальной психологии ГОУ ВПО Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина

Официальные оппоненты:	доктор психологических наук, доцент Белинская Елена Павловна доктор философских наук, профессор Назаретян Акоп Погосович доктор психологических наук, профессор Сухов Анатолий Николаевич
Ведущая организация:	Санкт-Петербургский государственный университет

Защита состоится л1 июля 2011аг. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.261.09 в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина по адресу: 392003, г. Тамбов, ул. Рылеева, д. 52, зал заседаний диссертационного совета.

С диссертацией и авторефератом можно ознакомиться в библиотеке Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина по адресу: г. Тамбов, ул. Советская, д. 6, с авторефератом - на официальном сайте ВАК Министерства образования и науки РФ

Автореферат разослан л мая  2011аг.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

кандидат педагогических наук, 

доцент  Т.В. Казакова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. На протяжении всей человеческой истории слухи проявляли способность кардинально изменять интенсивность и модальность переживаемых индивидами чувств, прививать им новые социальные установки и побуждать к тем или иным актам поведения. С полным правом они описываются исследователями как средство пропаганды, оружие психологической войны, эффективный способ дестабилизации общества. Вместе с тем, данная разновидность неподтвержденных сообщений, передаваемых по неформальным каналам коммуникации, представляет собой нечто большее, чем удобный инструмент в руках социальных манипуляторов. Являясь спутниками общественных неурядиц и природных катаклизмов, техногенных аварий и опустошительных эпидемий, политических кризисов и национальных конфликтов, слухи заменяют или дополняют информацию из официальных источников, если она недоступна или недостоверна.

Многие слухи содержат существенно искаженные или даже ложные сведения, однако в социально-психологической традиции, основывающейся на фундаментальных работах Г. Олпорта и Л. Постмэна, Т. Шибутани, Дж. Прасада, Р. Росноу, Г. Файна, Л. Фестингера, С. Энтони, А. Киммела, Ж.-Н. Кэпферера, Э. Морина, Н. Дифонзо, П. Бордиа, П. Донован и других ученых, они рассматриваются в контексте осмысления когнитивно неструктурированной и эмоционально напряженной проблемной ситуации. Как средство адаптации членов сообщества к изменяющейся социальной или природной среде они не только помогают принять субъективно релевантные решения, но и обеспечивают психологическую защиту, способствуют восстановлению личного контроля за развитием событий, укрепляют социальные связи и отношения.

В ходе научного изучения слухов, продолжающегося почти столетие,  накоплен ряд ценных наблюдений, осуществлены десятки экспериментов, опубликованы труды принципиальной значимости. Однако анализ исследований зарубежных и отечественных ученых свидетельствует, что многие характеристики этого коммуникативного феномена, еще недавно казавшиеся незыблемыми, нуждаются в критическом осмыслении, уточнении и существенном изменении. Дело в том, что в психологии слухов, сложившейся, главным образом, в рамках американской научной традиции, преимуществом пользуются теории, сосредоточенные на индивидном уровне анализа. Так, в число наиболее востребованных вошли идеи гештальтпсихологии и психодинамики (Г. Олпорт и Л. Постмэн, Р. Кнапп), когнитивной ориентации (Л. Фестингер), социального обмена (Р. Росноу, Г. Файн), атрибуционной направленности (Н. Дифонзо и П. Бордиа, А. Фрегейл и Ч. Хиз). Независимо от того, идет ли в них речь об особенностях человеческого восприятия и памяти, выявленных тенденциях работы бессознательного, усвоенных паттернах субъективной интерпретации событий или персональных расчетах вознаграждений и издержек, влияние методологического индивидуализма на процессы неформальной коммуникации прослеживается весьма отчетливо. При этом недооценивается то обстоятельство, что, выступая в качестве выразителей совместно выработанной позиции, распространители сообщений, фактически, приобретают характеристику интегрального свойства, становятся носителями знания, признанного в ходе его предшествующих обсуждений достаточно важным, достоверным и, следовательно, заслуживающим внимания остальных членов сообщества.

В этой связи сохраняет особое значение трактовка, предложенная более полувека назад Т. Шибутани на основе идей интеракционизма. Согласно ей, обсуждение слухов представляет собой попытку коллективного выстраивания рациональной интерпретации неоднозначной социальной ситуации посредством объединения интеллектуальных ресурсов. Такой подход разделяется современными исследователями данной проблематики, но при этом, как не парадоксально, ключевые компоненты теории слухообразования - ведущие факторы распространения неподтвержденных сведений, направления изменения содержания сообщений, способы организации противодействия влиянию слухов на население - по-прежнему формулируются с сугубо индивидных позиций. Ориентация на изучение когнитивных и эмоциональных аспектов диалогических процессов, имеющих место в кратковременных коммуникативных микрогруппах (кликах и диадах собеседников), обеспечивает определенные перспективы в деле научного понимания феномена слухообразования в социальной макросреде, что дает основания считать тему диссертационного исследования актуальной.

Постановка проблемы. В ходе анализа научной литературы по проблематике распространения неподтвержденных сведений обнаружено существование противоречий между:

• априори совместным характером неформальной коммуникации и устоявшимся подходом к ее изучению, выражающимся в преимущественном сосредоточении на характеристиках распространителей сообщений как элементов ситуативно обусловленной социальной агрегации;
• последовательно прослеживающейся ориентацией на изучение ситуационных аспектов слухообразования при недостаточности внимания к комплексу содержательных и динамических закономерностей, отражающих психологическую природу данного феномена;
• неуклонным увеличением общего массива эмпирических исследований процессов распространения слухов и все более заметным отставанием в том, что касается концептуального осмысления накопленных данных;
• осознанием несомненной значимости проблемы организации эффективного противодействия влиянию слухов на население и недостаточным уровнем ее теоретической разработки в современной социальной психологии.

При осмыслении обозначенных противоречий следует принять во внимание то, что совокупность принципиальных идей в сфере слухообразования, касающихся факторов возникновения и тенденций сопутствующих изменений содержания слухов, была сформулирована Г. Олпортом и Л. Постмэном еще в середине 40-х гг. и модифицирована Р. Росноу в 80-е гг. прошлого века. Последующая теоретическая стагнация самым негативным образом сказалась на современном состоянии и перспективах дальнейшего развития социальной психологии слухов. Анализ положения дел в данной области психологического знания приводит к постановке проблемы, заключающейся в необходимости комплексного теоретико-эмпирического исследования факторов распространения и изменения сообщений, тенденций их сопутствующих трансформаций и методов борьбы со слухами в контексте кратковременных коммуникативных микрогрупп как совокупных субъектов создания и преобразования неподтвержденных сведений в социальной макросреде.

Объектом исследования выступили процессы передачи неподтвержденных сведений по неофициальным каналам общения.

Предметом исследования стали когнитивные и эмоциональные аспекты распространения и изменения сообщений, обусловленные включением индивидов в состав кратковременных коммуникативных микрогрупп, в совокупности образующих макросреду слухов.

Цель исследования заключается в разработке научного подхода к проблемам слухообразования, предусматривающего последовательный учет диалогического взаимодействия членов кратковременных коммуникативных микрогрупп.

Задачи исследования состоят в следующем:

- уточнить психологическую характеристику феномена слухов, в том числе рассмотреть вопросы, касающиеся их дефиниции; природы отличий от сплетен и современных легенд; специфики оценочной деятельности при интерпретации информации, ключевых оснований типологии, а также комплекса выполняемых в социальной макросреде функций;

- проанализировать эмпирико-методологические аспекты изучения неподтвержденных сообщений для выявления возможностей и ограничений применения методов эксперимента, наблюдения, опроса, а также перспектив использования контент-анализа и корреляционного анализа при изучении паттернов неформальной коммуникации;

- выполнить критический анализ классической концепции изменения содержания распространяющихся слухов (Г. Олпорт и Л. Постмэн), ее современной модификации (Р. Росноу), а также трактовки лосновного закона слуха (Г. Олпорт и Л. Постмэн) и последующих модификаций факторов распространения неподтвержденных сообщений (А. Хорэс, Р. Росноу);

- предложить альтернативный вариант решения проблемы закономерностей трансформации сообщений на основе потенциала микрогруппового подхода и теоретически обосновать его предпочтительность;

- провести серию эмпирических исследований разработанной концепции трансформаций слухов, учитывающей специфику взаимодействия их распространителей в кратковременных коммуникативных микрогруппах;

- предложить альтернативный вариант решения проблемы факторов слухообразования в русле микрогруппового подхода и теоретически обосновать его правомерность;

- выявить особенности информационного воздействия на диалогические процессы в кратковременных коммуникативных микрогруппах, целесообразные в плане организации противодействия слухам.

Гипотеза исследования заключается в предположении об эффективности дальнейшего изучения актуальных проблем слухообразования при условии перехода от традиционного индивидного подхода к микрогрупповому, сосредоточенному на когнитивных и эмоциональных аспектах взаимовлияния коммуникаторов, что предусматривает следующее:

- тенденции трансформаций содержания слухов определяются представлениями членов коммуникативных микрогрупп о степени полноты и достоверности передаваемой информации, а также показателями интенсивности эмоционального фона обсуждения. При этом любая из вновь выявленных тенденций будет приводить как к появлению новых деталей, так и к исчезновению прежних, если те нарушают субъективное соответствие передаваемых сообщений результатам их обсуждения;

- к факторам слухообразования целесообразно отнести микрогрупповые составляющие - гомогенность психологических состояний собеседников при интерпретации проблемной ситуации, совместное признание сообщений релевантными положению дел, формирование чувства сплоченности коммуникаторов. Это позволит принять во внимание проблемы, связанные не только с началом жизненного цикла сообщения, но и с конкуренцией различных вариантов распространяющегося слуха;

- планирование мер противодействия слухам следует осуществлять с учетом специфики сопровождающих их распространение диалогических процессов в кратковременных микрогруппах коммуникаторов. В частности, представляются перспективными четыре направления: организация информационной поддержки скептически настроенной части аудитории в ее противостоянии с поверившими в правдоподобие сведений, осуществление опережающего воздействия на будущих интерпретаторов сообщения, удержание потенциальных распространителей неподтвержденных новостей от попыток дальнейшей передачи информации под угрозой социальных санкций, а также приписывание эгоистических мотивов гипотетическим авторам сообщений.

Методологическую основу исследования составили принципы системности научного познания (Б.Г. Ананьев, В.А. Барабанщиков, Б.Ф. Ломов, К.К. Платонов, Г.П. Щедровицкий, Э.Г. Юдин), психологического детерминизма (С.Л. Рубинштейн), развития как формы существования психического (Л.С. Выготский, А.А. Деркач, М.С.аКаган, Я.А. Пономарев), единства сознания и деятельности (К.А. Абульханова-Славская, Л.И. Анцыферова, А.В. Брушлинский, В.В.аДавыдов, А.Н. Леонтьев, В.Н.аМясищев, А.В. Петровский, С.Л. Рубинштейн), активности субъекта деятельности (Б.Г. Ананьев, В.Г. Асеев, А.А. Бодалев, А.В.аБрушлинский, Я.А. Пономарев), целостности (В.С. Ильин, А.Г. Ковалёв, В.С. Мерлин, К.К. Платонов). Помимо этого, следует подчеркнуть значение принципа восстановления соответствия, имманентного стремления к преодолению противоречий между элементами знания для построения согласованной картины мира, сформулированного в когнитивистской психологической традиции Ф. Хайдером, Т. Ньюкомом, Л. Фестингером, Ч. Осгудом и П. Танненбаумом.

Теоретической основой исследования выступила парадигма изучения слухов как инструмента отражения актуальных проблем сообщества и средства совместной интерпретации когнитивно неопределенных ситуаций, представленная в трудах Р. Кнаппа, Ф. Олпорта и М. Лепкина, Г. Олпорта и Л. Постмэна, Р. Росноу, Г. Файна, Л. Фестингера и соавт., Т. Шибутани, Н. Дифонзо и П. Бордиа, П. Донован, А. Киммела, Т. Кнопф, Д. Миллера, Э. Морина, А.П. Назаретяна, М.-Л. Роукетта и других исследователей данной проблематики. При этом определяющее влияние на формирование принципиальных положений диссертационного исследования оказали три концепции, а именно: коммуникативных ролей носителей слухов (Т. Шибутани, Ж.-Н. Кэпферер), тенденций изменения содержания неподтвержденных сообщений (Г. Олпорт и Л. Постмэн, Р. Росноу), факторов слухообразования (Г. Олпорт и Л. Постмэн, А. Хорэс, Р. Росноу).

Методы эмпирического исследования

Для достижения поставленной цели, выполнения намеченных задач и проверки гипотезы использовались следующие методы: лабораторный эксперимент, включенное наблюдение, контент-анализ, устный и письменный опрос, корреляционный анализ. В исследованиях приняли участие студенты и преподаватели ряда вузов г. Воронежа и г. Тамбова, а также посетители интернет-форумов и молодежных чатов г.г. Белгорода, Воронежа, Липецка, Минска, Саратова, Ухты, Харькова, Ярославля (n = 1126). При обработке данных использовалась программа Microsoft Office Excel.

Надежность, достоверность и обоснованность результатов обеспечена теоретико-методологической проработанностью проблемы; использованием взаимодополняющих методов исследования, адекватных цели и задачам работы; значительностью объема совокупной выборки; количественным и качественным анализом полученных эмпирических данных с использованием необходимых статистических процедур.

Основные научные результаты,

полученные соискателем лично, их научная новизна

1. В ходе анализа совокупности классификационных критериев слухов, выделяемых в научной литературе, сформулирована новая дефиниция данного феномена, отражающая комплекс его общих и существенных характеристик - неподтвержденность информации, проблемность ситуации, неформальность коммуникаций, новостной характер, личная значимость для распространителей.

2. На основе выделения понятия атрибуций причастности к прогнозируемым последствиям обсуждаемых событий, характеризующего специфику субъективного восприятия информации, предложено новое понимание отличий слухов от иных разновидностей неподтвержденных сведений - сплетен и современных легенд.

3. Сформулирован новый подход к проблеме построения типологии описываемого коммуникативного феномена посредством сочетания аффективного, конативного и когнитивного аспектов субъективной готовности носителей слухов участвовать в передаче сообщений.

4. Классификация слухов по критерию эмоций распространителей дополнена новой категорией слухов-сенсаций, сопровождаемых чувствами слабо дифференцируемыми, неопределенными, изменчивыми или амбивалентными, возникающими при получении ярких впечатлений от волнующих событий на фоне отсутствия особой личной значимости их прогнозируемых последствий.

5. Предложена новая трактовка видов слухов по критерию влияния на активность аудитории, различающая паттерны предрасположенности к совместным действиям по достижению цели (кооперационные слухи), индивидуальным усилиям в условиях автономии или конкуренции с другими (эгооперационные), а также к пассивности и отказу от достижения каких-либо целей (дизоперационные).

6. Представлены новые основания для предпочтения критерия субъективной достоверности сообщений более распространенной в науке идее сопоставления их материала с отражаемой действительностью. При этом выделены и описаны следующие категории слухов: передаваемые с уверенностью в истинности их содержания (реалистические), воспроизводимые для проверки и уточнения в случае сомнений в достоверности (гипотетические) и пересказываемые с целью развлечения или опровержения сообщений, признаваемых ложными (фантастические).

7. Описано новое сочетание функций слухов в социальной среде, отражающее основные проявления их адаптационного потенциала и включающее следующие составляющие: осмысление ситуации, психологическую защиту, субъективный контроль, развлечение, самоутверждение, влияние, социальное объединение.

8. Представлена новая трактовка специфики когнитивных аспектов оценочной деятельности распространителей неподтвержденных сведений в контексте концепций искажения атрибуций. Впервые прослежено влияние, оказываемое на динамику достоверности сообщений тенденциями фундаментальной ошибки атрибуции, иллюзорного оптимизма, эгоцентризма социального восприятия, предельной ошибки атрибуции.

9. Впервые осуществлен критический анализ системообразующего компонента классической концепции изменения слухов Г. Олпорта и Л. Постмэна - лассимиляции, описывающей влияние персональных интересов, чувств, мыслей, убеждений распространителей сообщений. В частности, установлено, что данная тенденция, во-первых, отличается избыточной генерализацией, объединяя различные по своей природе детерминанты трансформации сообщений, во-вторых, почти не имеет (за единственным исключением) самостоятельных проявлений, не сопряженных с иными тенденциями, в-третьих, придает концепции в целом двухуровневый характер, что в значительной мере снижает объяснительный потенциал, приводя к путанице при идентификации в слухах ее компонентов.

10. Впервые подвергнута критическому рассмотрению модификация концепции изменения слухов, предпринятая Р. Росноу. Отмечено, что тенденция добавления, описывающая появление новых деталей, во-первых, не является гомогенной, отражая лишь внешне сходные проявления ряда разнородных детерминант трансформации сообщений, во-вторых, во многих случаях не имеет существенных отличий от заострения в его классическом понимании акцентирования на деталях повествования, в-третьих, неоправданно предполагает дальнейшее расширение зоны ответственности тенденции ассимиляции.

11. В рамках микрогруппового подхода разработана, теоретически обоснована и подтверждена серией эмпирических исследований принципиально новая концепция трансформаций слухов, включающая сочетание тенденций импликации, кредитации и драматизации.

12. В ходе критического анализа положений лосновного закона слуха Г. Олпорта, Л. Постмэна и его последующих модификаций, осуществленных А. Хорэсом, Р. Росноу, впервые теоретически обоснована необходимость учета факторов слухообразования, характерных для временных коммуникативных объединений носителей неподтвержденных сообщений. Тем самым созданы предпосылки к лучшему пониманию феномена субъективной предпочтительности того или иного варианта содержания слухов для лиц, занятых их распространением.

13. Впервые разработан перечень факторов распространения слухов с позиций микрогруппового подхода, охватывающий когнитивные и эмоциональные аспекты взаимодействия индивидов в процессе совместной интерпретации неподтвержденных сведений.

14. Микрогрупповой подход к проблемам слухообразования впервые получил практическую реализацию применительно к проблеме противодействия распространению неподтвержденных сообщений. Принятие во внимание диалогических процессов, сопровождающих совместное осмысление поступившей информации, открывает новые перспективы в деле борьбы со слухами в социальной макросреде.

Теоретическая значимость исследования связана с разработкой и применением микрогруппового подхода к трем основным проблемам социальной психологии слухов: а) процессам изменения содержания распространяющихся сообщений; б) факторам слухообразования; в) особенностям организации противодействия распространению неподтвержденных сведений. Изучение диалогических процессов во временных коммуникативных объединениях распространителей сообщений позволило представить альтернативы классическим концепциям слухов, сформулированным в русле индивидного подхода еще в 40-е гг. прошлого века, а также попыткам их модификации середины 80-х гг. Таким образом, научные представления о слухах как взаимодействии, направленном на осмысление ситуации, получили не только необходимую конкретизацию, но и дальнейшее развитие.

В материалах диссертации обоснована новая дефиниция слухов, расширено семантическое поле понятия слухообразования вплоть до завершения жизненного цикла сообщения, выявлены дополнительные отличия рассматриваемого феномена от иных разновидностей неподтвержденных сведений, сформулированы решения проблемы типологии слухов, проанализированы особенности когнитивных аспектов оценочной деятельности распространителей сообщений, уточнено содержание перечня функций в социальной среде, рассмотрены эмпирико-методологические аспекты изучения паттернов неформальной коммуникации. Тем самым заложен определенный фундамент для последующих исследований данной проблематики.

Практическая значимость результатов исследования обусловлена тем, что искаженная или ложная информация, содержащаяся в слухах о техногенных катастрофах, национальных конфликтах, политических и экономических коллизиях, способствует усилению тревоги и стрессов, нарушениям социальной адаптации и появлению психогенных расстройств у населения. Однако применяемые в настоящее время подходы к организации борьбы с потоком слухов недостаточно эффективны. Во многом это связано с тем, что современная психологическая наука уделяет недостаточное внимание процессам возникновения и трансформации неподтвержденных сведений, протекающим в кратковременных коммуникативных микрогруппах собеседников как субъектах слухообразования в социальной макросреде. На практике это, в частности, приводит к своеобразному эффекту запаздывания при противодействии сведениям, активно видоизменяющимся в ходе своего распространения. Разработанный нами микрогрупповой подход имеет несомненный прогностический потенциал, что позволит работать не с теми сообщениями, которые уже лустарели в процессе развертывания всех мер противодействия им, но с теми, содержание которых сохраняет свою актуальность для вовлеченной аудитории.

Апробация результатов исследования

Основные результаты работы докладывались на специализированной международной научной конференции Слухи в России ХХ века: неформальная коммуникация и "крутые повороты" российской истории (Москва, 2009), на ряде международных (Караганда, 2009; Воронеж, 2010; Новосибирск, 2010; Саратов, 2010; Таганрог, 2010; Чебоксары, 2010), всероссийских (Воронеж, 2009, 2010; Красноярск, 2009; Краснодар, 2010; Смоленск, 2010; Челябинск, 2010), а также региональных (Воронеж, 2004, 2005, 2008, 2009; 2010) научных и научно-практических конференциях. Непосредственно по теме исследования имеется более пятидесяти публикаций, в том числе три монографии, четырнадцать статей в изданиях, рекомендованных ВАК РФ (из них пять в Вопросах психологии РАО и две в Психологическом журнале РАН).

Принципиальные положения диссертации неоднократно обсуждались на расширенных заседаниях кафедры психологии МОУ ВЭПИ (Воронеж, 2004Ц2005), кафедры психологии и педагогики НОУ ВПО МИКТ (Воронеж, 2006Ц2011), кафедры социальной психологии ГОУ ВПО Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина (2009Ц2011). Результаты диссертационного исследования внедрялись в учебный процесс при преподавании дисциплин Социальная психология, Психология групп, Общий психологический практикум в ВФ МГЭИ и НОУ ВПО МИКТ.

Положения, выносимые на защиту:

1. Дефиниция слухов должна отражать следующие характеристики коммуникативного феномена: а) соотнесение с категорией неподтвержденной информации в противоположность не нуждающейся в подтверждении; б) детерминацию субъективным восприятием ситуации как проблемной; в) распространение по неформальным каналам общения от членов одних микрогрупп другим; г) интерпретацию в качестве новостей; д) осознание личной значимости обсуждаемых изменений социальной или природной среды. Таким образом, слухи выступают в качестве разновидности неподтвержденных сведений, передаваемых по неформальным каналам общения для последующего микрогруппового обсуждения в ситуациях проблемного характера на правах новостей о значимых изменениях социальной или природной среды. При этом нет оснований утверждать, что к числу атрибутивных свойств слухов относятся заведомая ложность или априори меньшая достоверность в сравнении с официальными сведениями, иррациональность психологической природы, устный характер распространения, анонимность происхождения, секретность передаваемой информации.

2. От иных разновидностей неподтвержденных сведений, передаваемых по каналам неформального общения и обсуждаемых в кратковременных коммуникативных объединениях, слухи отличаются особенностями субъективного восприятия информации, содержанием и композицией сообщений, характеристиками оценочной деятельности собеседников, специфичным набором функций в социальной макросреде.

3. Типологию слухов целесообразно рассматривать в контексте аффективного, конативного и когнитивного аспектов субъективной готовности входить в состав соответствующих микрогрупп с целью передачи и последующей интерпретации сообщений. Это придает классификации комплексный характер, охватывающий три стороны коммуникативного феномена: возникающих эмоций (слухи-желания, слухи-страхи, слухи-сенсации), планируемого поведения (кооперационные, эгооперационные, дизоперационные слухи) и доверия информации, возникающего в процессе ее осмысления (реалистические, гипотетические, фантастические слухи).

4. Ориентация современной психологии слухов на изучение характеристик носителей сообщений как элементов ситуативно обусловленной социальной агрегации ограничивает возможности разрешения проблем, связанных с выявлением факторов распространения неподтвержденных сведений, описанием тенденций сопутствующих трансформаций их содержания, конкретизацией мер противодействия влиянию такого рода информации на аудиторию. В связи с этим представляется перспективным переход от индивидного анализа данного феномена к микрогрупповому подходу, учитывающему особенности коммуникативного взаимодействия членов социальной макросреды.

5. Альтернативное решение проблемы трансформаций слухов возможно на основе принципа соответствия передаваемой информации результатам когнитивной и эмоциональной активности собеседников при выделении в качестве механизма описываемых изменений диалогического взаимодействия носителей коммуникативных ролей. При этом в рамках микрогруппового подхода проявляются три тенденции трансформаций слухов: а) импликация, реконструкция релевантных деталей на основе доступных фактов и предположений для лучшего понимания происходящего; б) кредитация, предусматривающая повышение субъективной достоверности распространяемых сведений; в) драматизация, выражающаяся в приведении передаваемого материала в соответствие с динамикой эмоций собеседников.

6. Принятие во внимание аспекта конкуренции различных вариантов распространяющихся сообщений предполагает отнесение к числу факторов слухообразования тех, которые проявляются в кратковременных коммуникативных микрогруппах как совокупных субъектах этого процесса, а именно: гомогенность психологических состояний собеседников при интерпретации проблемной ситуации, совместное признание сообщений релевантными реальному положению дел, формирование чувства сплоченности коммуникаторов.

7. С точки зрения микрогруппового подхода, борьба со слухами предусматривает информационное воздействие на процессы, происходящие среди носителей коммуникативных ролей. Меры по противодействию неподтвержденным сведениям в макросреде примут более последовательный и обдуманный характер, если будут осуществляться по четырем направлениям: а) информационной поддержке естественных союзников - скептиков, б) опережающему воздействию на потенциальных линтерпретаторов, в) формированию негативного отношения социальной среды к вестникам слухов, г) приписыванию гипотетическим авторам (закулисным выгодоприобретателям) корыстных и агрессивных мотивов для создания сообщений.

Структура диссертации включает введение, четыре главы, объединяющие восемнадцать параграфов текста, заключение, список литературы и приложения. В материалах диссертации имеется восемь рисунков (диаграмм и гистограмм), пять таблиц, семь приложений. В списке литературы представлено 312 наименований, в том числе более ста шестидесяти на иностранных языках. Объем текста без приложений составляет 345 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, осуществляется постановка проблемы, определяются теоретико-методологические основы, объект, предмет, раскрываются цель, задачи, гипотеза и методы исследования, формулируются положения, выносимые на защиту, характеризуются научная новизна, теоретическая и практическая значимость, представляются данные об апробации полученных результатов.

В первой главе (Слухи как феномен коммуникативной микрогруппы и социальной макросреды) последовательно рассмотрены вопросы, касающиеся дефиниции данного феномена; психологических различий слухов, сплетен и современных легенд; специфики оценочной деятельности при интерпретации неподтвержденных сообщений, совокупности ключевых оснований типологии слухов; а также их функций в социальной макросреде.

В ходе анализа научной литературы выделен набор из двенадцати классификационных критериев слухов, однако только часть из них получила применение при определении сущности рассматриваемого феномена. Установлено, что, изучая слухи, мы имеем дело с разновидностью неподтвержденных сообщений, передаваемых по неформальным каналам общения в ситуациях проблемного характера на правах новостей о значимых изменениях социальной или природной среды. В то же время нет достаточных оснований полагать, что подобные сообщения являются заведомо ложными, иррациональными по своей природе, непременно устными, анонимными, секретными, а их рассмотрение и далее следует ограничивать рамками противопоставления официальным известиям и осуществлять, игнорируя микрогрупповой контекст взаимодействия членов макросреды.

Отличие слухов от других разновидностей сведений, нуждающихся в подтверждении, требует, на наш взгляд, учета специфики субъективного восприятия информации. Особое значение при этом приобретают атрибуции собственной причастности собеседников к прогнозируемым последствиям обсуждаемых событий.

В частности, для сплетен, неформальных оценочных бесед об отсутствующих третьих лицах, характерны атрибуции причастности косвенной, когда переживание вовлеченности в последствия сохраняется лишь в силу влияния, которое они окажут на дальнейшие взаимоотношения с окружением. Сплетничая, собеседники получают информацию о поведении тех или иных лиц, демонстрируют приверженность общественной морали и групповым нормам, повышают самооценку и укрепляют социальные связи.

Современные легенды, повествования о происшествиях, будто бы имевших место в действительности, предполагают актуализацию причастности опосредованной, когда последствия связываются с представителями условной общности, в которую входит индивид по признакам возраста, пола, национальности, местожительства, религии и т.п. Это поучительные и развлекательные рассказы о знакомых знакомых, обычных людях, случайно или по своей вине столкнувшихся с одной из многочисленных проблем современного мира.

Что касается слухов, то их распространителям в большей мере свойственны атрибуции причастности непосредственной, при которых проявляется персональная вовлеченность в происходящее в связи с тем, что последствия событий воспринимаются как вносящие изменения в жизнедеятельность самого индивида и (или) ближайшего окружения. Поэтому в них нет места праздному морализаторству и соблюдению канонов художественного повествования. Так как проблема имеет отношение к каждому, они передаются в виде краткого сообщения, содержащего описание, предсказание или объяснение сложившейся ситуации.

Особенности когнитивных аспектов оценочной деятельности распространителей неподтвержденных сведений рассматриваются в диссертации в контексте концепций искажения атрибуций Ф. Хайдера, Л. Росса, Р. Нисбетта, Э. Джонса, Н. Вайнштейна, Т. Петтигру, Д. Уотсона. Обоснована перспективность данного подхода для понимания природы нарушений достоверности при отражении действительности в материале слухов и сплетен. В частности, уточнено влияние, оказываемое на содержание слухов фундаментальной ошибкой атрибуции, лиллюзорным оптимизмом, лэгоцентризмом восприятия, предельной ошибкой атрибуции и другими искажающими тенденциями.

Особого внимания заслуживает вопрос типологии слухов. Результаты критического анализа распространенных в исследовательской практике классификаций свидетельствуют о необходимости существенных изменений используемых критериев, а также выделяемых в соответствии с ними категорий сообщений. Предлагаемый в диссертации набор классификационных критериев выстроен в русле традиционной структуры аттитюдов в виде аффективного, конативного и когнитивного аспектов субъективной готовности участвовать в передаче сообщений. Иначе говоря, он охватывает три важнейшие стороны коммуникативного феномена: возникающих эмоций, планируемого поведения и доверия информации в процессе ее осмысления.

По итогам теоретического рассмотрения данной проблемы признано, что разновидности слухов, связанные с эмоциональным аспектом восприятия сообщений, описанные Б. Хартом, Р. Кнаппом и уточненные Р. Росноу и соавт., нуждаются в дополнении. А именно: в перечень из позитивных слухов-желаний и негативных слухов-страхов добавлены эмоционально неопределенные, изменчивые или амбивалентные слухи-сенсации, отражающие яркие впечатления от волнующих событий, последствия которых не воспринимаются распространителями как персонально значимые. Не случайно они иной раз сопровождаются мимическими выражениями не только ужаса, сопереживания, печали, но и своеобразного восторга, упоения линтересной новостью. Подобные сообщения представляют промежуточную форму между слухами и иными разновидностями неподтвержденных сведений.

В диссертации предложена новая трактовка влияния передаваемых сообщений на характер последующей активности аудитории, различающая слухи кооперационные, отличающиеся предрасположенностью к коллективной активности, готовности действовать совместно с другими для достижения общей цели, эгооперационные, обусловливающие предрасположенность к индивидуальной активности, готовности конкурировать с другими или действовать независимо для достижения значимой персональной цели, и дизоперационные, создающие предрасположенность к пассивности, бездействию, отказу от общей или персональной цели как признанной неосуществимой или уже достигнутой.

Представлены доводы в пользу предпочтения субъективной достоверности сообщений идее сопоставления их содержания с действительностью. При этом выявлены следующие категории слухов: реалистические или субъективно достоверные, передаваемые с полной уверенностью в их соответствии действительности, гипотетические или субъективно возможные, воспроизводимые с целью проверки и уточнения, сопровождаемые вопросами и выражениями неуверенности, фантастические или субъективно недостоверные, пересказываемые с целью развлечения или опровержения информации, ранее воспринятой от легковерных и злонамеренных лиц.

Уточнено содержание перечня социальных функций слухов, включающего осмысление создавшейся ситуации, обеспечение психологической защиты, восстановление субъективного контроля, развлечение, самоутверждение распространителей, влияние на аудиторию и социальное объединение индивидов. В ходе рассмотрения проблемы ряд традиционно выделяемых функций оказался исключен из данного перечня в связи с тем, что одни из них лишены самостоятельного значения и проявляются, скорее, в качестве предпосылки или, напротив, следствия представленных выше, а другие по своему психологическому содержанию совпадают с ними.

Во второй главе (Эмпирико-методологические аспекты изучения неподтвержденных сообщений) на примере ряда исследований уточнены возможности и ограничения методов эксперимента (С. Шехтер и Х. Бэрдикк, 1955; Ф. Макэндрю и М. Миленкович, 2002; А. Каттлер, Дж. Паркер и А. Ла Грека, 2002; Ч. Хиз, Ч. Белл и Э. Стернберг, 2001; К Фрейд и А. Максвелл, 2006), наблюдения (Г. Мор, 1922; К. Липер и Х. Холидей, 1995; Д. Эдер и Дж. Энке, 1991; Т. Кэплоу, 1947; П. Бордиа, Н. Дифонзо и А. Ченг, 1999), опроса (Р. Росноу, Д. Йост и Дж. Эспозито, 1986; Р. Баумейстер, Л. Зхенг и К. Вохс, 2004; О. Нево и Б. Нево, 1993; Э. Фостер, 2004; Д. Миллер, 2002) при изучении феноменов неформальной коммуникации. Анализ опыта ученых, занимающихся данной проблематикой, позволил описать перспективные направления исследований слухов, сплетен и современных легенд.

В частности, отмечено, что при изучении неподтвержденных сведений почти не находит применения естественный эксперимент. Во многом это обусловлено требованиями общественной безопасности и ограничениями этического характера. Применительно к использованию лабораторного эксперимента описаны проблемы достоверности результатов и правомерности экстраполяции на реальную действительность, решение которых зависит от степени приближения характеристик экспериментальных ситуаций к условиям неформального коммуникативного взаимодействия.

Метод наблюдения в отношении неподтвержденных сообщений нередко находит применение в форме кейс-стадис, изучения локальных случаев с четкими социальными, пространственными и временными границами. При этом недостаточное внимание уделяется сопоставлению материалов из различных регионов и временных периодов, в совокупности обеспечивающих массивы данных, необходимые для выявления скрытых когнитивных тенденций и психологических закономерностей.

Развитие информационных технологий способствовало увеличению числа наблюдений за процессами обсуждения слухов в сети интернет, что связано с малой трудоемкостью сбора первичных данных, а также облегченным доступом к лэпицентрам слухообразования. Однако исследователи виртуальной реальности, как правило, работают с изолированными микрогруппами и не имеют возможности наблюдать за индивидами, переносящими слухи в другие клики или диады. Более целесообразным, при всей сложности и себестоимости соответствующих процедур, представляется систематизированное включенное наблюдение за процессами слухообразования в ситуациях непосредственного (очного) взаимодействия распространителей сообщений. При этом, с одной стороны, обеспечивается сохранение естественности условий наблюдаемой среды, а, с другой, исследователи получают доступ ко всем последующим изменениям содержания слухов, как минимум, в нескольких взаимосвязанных микрогруппах собеседников.

Применение методов опроса (интервью и анкетирования) в отношении распространителей неподтвержденных сведений сопряжено с оперативностью получения сведений, удобством проведения массовых обследований, сравнительно малой трудоемкостью работы, возможностью применения в комплексе с другими методами эмпирического познания. В то же время известно, что путем опроса изучается не сам психологический феномен, а представления индивидов об этом феномене. Респонденты могут предоставить неверные ответы вследствие комплекса причин, среди которых податливость реальному или воображаемому давлению опрашивающего; склонность к выражению социально одобряемых суждений; влияние поведенческих установок и стереотипов мышления; неотчетливое осознание собственных мнений; незнание фактов или неверная информированность; ложь или преднамеренное умолчание; ошибки памяти. Тем не менее, проведение такого рода исследований способствует пониманию социального фона неформальных коммуникаций, а также сравнению позиций, сложившихся у групп респондентов, выделяемых на основе возрастного, полового, гендерного, национального или иного сходства.

В современной психологии слухов недостаточное внимание уделяется корреляционным исследованиям и контент-анализу. Первый из этих методов может выполнять не только вспомогательную роль, но и обеспечивать получение сведений без использования процедур экспериментального воздействия (манипулирования переменными), что способствует сохранению естественности эмпирического изучения коммуникативных феноменов. Контент-анализ дает возможность проследить детальные изменения распространяющихся сообщений в сериях микрогрупповых взаимодействий, что создает условия для выявления существенных особенностей слухообразования.

В третьей главе (Сущность микрогруппового подхода в психологии слухообразования) описаны преимущества исследования кратковременных коммуникативных объединений, составляющих аудиторию слухов. В этом случае становится возможным изучение факторов распространения сообщений, тенденций их сопутствующих трансформаций, а также методов организации борьбы со слухами, релевантных диалогической природе исследуемой разновидности коммуникации.

Ориентация на микрогруппу как особый субъект слухообразования обусловлена тем, что этот процесс, при всей скорости распространения, не охватывает одномоментно всю группу членства, организацию, толпу или иное значительное по численности сообщество. В центре нашего рассмотрения - кратковременные диады и клики, в составе которых индивиды создают субъективно достоверную и совместно утвержденную интерпретацию актуальной проблемной ситуации. При этом понятие клика применяется вне оценочного контекста в значении, предложенном Дж. Хомансом, который определил ее как подгруппу, характеризуемую более частыми взаимодействиями в рамках той или иной социальной группы. Каких-либо иных отличий клики от диады, помимо числа взаимодействующих индивидов, не предусматривается.

Применение микрогруппового анализа не ограничено изолированными друг от друга диадами и кликами, но, напротив, распространяется на их множество, образующееся в пределах социальных объединений в течение промежутка времени, составляющего жизненный цикл неподтвержденного сообщения. Процесс передачи подобных сведений по обширной аудитории макросреды обеспечивается теми индивидами, которые последовательно входят в состав различных микрогрупп на время, достаточное для участия в совместной оценке, осмыслении и уточнении поступившей информации. При этом привнесенная в микрогруппу версия интерпретации проблемной ситуации каждый раз вновь становится предметом коммуникативного взаимодействия. Нередко такое взаимодействие, например, в силу опасности со стороны властных структур, ограничивается одними намеками или односложными репликами, однако само его наличие представляется несомненным.

Что касается перечня тенденций трансформации содержания слухов, то с формальной точки зрения допустимо говорить о трех их признаках: а) исчезновении одних элементов; б) изменении сравнительной выраженности других; в) появлении новых, отсутствовавших ранее. Они могут регистрироваться одновременно или последовательно, рассматриваться в совокупности или по отдельности, но нет оснований полагать, что с материалом передаваемых сообщений будет происходить что-либо иное.

Для объяснения указанных изменений вплоть до настоящего времени применяется лишь концепция Г. Олпорта и Л. Постмэна, разработанная на основе идей гештальтпсихологии. Ее критический анализ ориентирован нами не на пробелы экспериментального обоснования, как это делалось прежде (Г. Бакнер, Т. Шибутани, Д. Миллер, У. Петерсон и Н. Гист, С. Шехтер и Г. Бэрдикк), но на содержание составляющих компонентов.

В частности, установлено, что одна из ключевых проблем заключена в трактовке Г. Олпортом и Л. Постмэном сущности тенденции лассимиляции. С одной стороны, содержание этого понятия чрезвычайно неоднородно в силу одновременной выраженности когнитивных и эмоциональных, социальных и индивидуальных, личностных и коммуникативных аспектов, с другой стороны, самостоятельные проявления данной тенденции, фактически, сведены к минимуму. Как исключение, в котором лассимиляция проявляется сама по себе, без одновременного выражения иных тенденций, можно обозначить лишь случай замены слова или выражения на синонимичное.

Выявлено, что в действительности концепция Г.аОлпорта и Л.аПостмэна имеет два уровня: внешний, включающий сглаживание и заострение как конкретные проявления лассимиляции, и внутренний, сказывающийся на материале сообщений чаще всего опосредованным образом. Более того, если бы понятие лассимиляции было введено не в виде одной из трех взаимосвязанных тенденций, а в качестве основополагающего принципа, дополняющего стремление распространителей к хорошему гештальту необходимостью учета их характеристик, то сочетания сглаживания и заострения оказалось бы достаточно для сохранения ее нынешнего объяснительного потенциала в почти полной неприкосновенности. Резонно ожидать, что на практике конструктивное решение Г. Олпорта и Л. Постмэна приведет к тому, что появление в слухах новых деталей и дополнительных подробностей с равным основанием можно будет связать как с проявлениями лассимиляции, так и заострения. В случаях же исчезновения из структуры сообщения каких-либо фрагментов неизбежны затруднения при различении тенденций лассимиляции и сглаживания.

Отвергнута и попытка модификации данной концепции путем введения тенденции добавления (Р. Росноу) для описания различных нововведений в содержании передаваемого сообщения. В данном случае мы имеем дело с наименованием, объединяющим психологически разнородные компоненты слуха только потому, что все они добавляются в ходе распространения и лассимилируются к переживаниям когнитивной неопределенности и эмоционального напряжения коммуникаторов. Приходится констатировать, что сторонниками подобной идеи предлагается лишь некоторое усложнение концепции, нуждающейся в более существенной переработке.

Разработка альтернативной концепции основывается нами на следующих теоретических предпосылках: а) процессы трансформации слухов подчиняются принципу соответствия итогам интеллектуальной и эмоциональной активности собеседников; б) совокупными субъектами указанных преобразований являются кратковременные микрогруппы, образующиеся в составе сообщества для обсуждения актуальных сведений; в) механизм изменения исходных сообщений обусловлен диалогической природой взаимодействия носителей коммуникативных ролей, описанных Т. Шибутани и Ж.-Н. Кэпферером. Потенциал микрогруппового подхода позволяет при описании трансформаций распространяющихся слухов учитывать когнитивные и эмоциональные аспекты взаимодействия их носителей.

Согласно концепции коммуникативных ролей Т. Шибутани, обсуждение неподтвержденных сведений осуществляется в пределах репертуара, в частности, включающего вестника, передающего сообщение группе; линтерпретатора, пытающегося поместить новость в социальный контекст, оценить в свете прошлых событий и предполагаемых последствий; сторонника, убежденного в достоверности информации; скептика, сомневающегося в ее соответствии действительности. По мнению автора второй концепции, ролевой диапазон сторонников слухов более дифференцирован. В него входят не только явные приверженцы, но и все те, кто в силу разных причин способствует передаче сведений, не будучи убежден в их достоверности - закулисные выгодоприобретатели, озабоченные влиянием на окружающих соглашатели, легкомысленно настроенные развлекающиеся и просто пассивно ретранслирующие. Далее речь пойдет о трех тенденциях преобразования сообщений, каждая из которых обусловлена действием конкретного варианта указанного коммуникативно-ролевого механизма.

Так, линтерпретаторы снабжают слух деталями, которые обеспечивают субъективную полноту воспринимаемой информации. Эта роль довольно скоротечна: ее выполнение начинается с поисков ответа на вопрос о том, что именно произошло, и завершается при формулировании суждения о правдоподобии или ложности сообщения. Заняв более определенную позицию по проблеме достоверности сведений, собеседники переходят к ролям скептиков или сторонников.

Задача последних - наполнить слух такими деталями, которые будут способствовать восстановлению впечатления о его соответствии действительности, нарушенного контраргументами скептиков. По завершении межролевого взаимодействия, связанного с проблемой правдоподобия информации, аудитория слуха станет более гомогенной. И в том случае, если эмоции, возникающие при его обсуждении в подобной среде, чрезмерно усилятся, сторонники добавят новые подробности, приводящие сообщение в соответствие с собственными актуальными переживаниями.

Следует учесть, что данное описание является несколько упрощенным. Во-первых, можно ожидать, что собеседники, вовлеченные в конфликт скептиков и сторонников вновь обратятся к роли линтерпретатора, когда детали, обеспечивающие достоверность информации, исказят впечатление о ее согласованности или полноте отражения действительности. Во-вторых, упомянутый межролевой конфликт неизбежно примет характер внутриролевого, если сторонники при отсутствии реальных оппонентов столкнутся с необходимостью преодолеть собственные сомнения в правдоподобии обсуждаемого сообщения. В-третьих, вполне возможно, что скептики, взаимодействуя между собой, также приведут содержание слуха в соответствие с модальностью и интенсивностью эмоций и, например, добавят нюансы, доводящие описание ситуации до абсурда. И, наконец, следует признать справедливость мнения П. Бордиа и Н. Дифонзо, что физическое отсутствие представителей некоторых ролей во время обсуждения существенным образом скажется на материале сообщения.

Представляется целесообразным обозначить первую тенденцию трансформации как импликацию (от лат. тесно связываю, сплетаю). В классической логике этот термин используется как эквивалент грамматической конструкции леслиЕтоЕ и применяется в случаях, когда два простых высказывания образуют сложное так, что обоснование одного из них осуществляется посредством ссылки на другое. Аналогичным образом у линтерпретаторов слухов в результате когнитивной переработки имеющегося материала (леслиЕ) возникают различные объяснения и предположения (лтоЕ). Высказываемые с определенной степенью уверенности, в дальнейшем они могут восприниматься собеседниками как несомненные факты, успешно дополняющие имеющуюся картину соображениями относительно прошлого, настоящего или будущего разворота событий. Таким образом, данная тенденция отражает процесс внесения новых деталей или исключения прежних в целях заполнения обнаруженных в сообщении смысловых лакун субъективными реконструкциями причин, обстоятельств и последствий происшествия, что способствует лучшему осмыслению передаваемого материала и более полной интерпретации обсуждаемой проблемы.

Далеко не все из дополнений такого рода, возникающие при интерпретации слухов, принадлежат к т.н. фактоидам, необоснованным утверждениям, преподносимым под видом подлинных фактов (Э. Аронсон). Импликация распространяется и на случаи, когда суждения, вошедшие в структуру совместной интерпретации происходящего и ставшие основой для новых предположений и допущений, достаточно аргументированы и рациональны.

Те изменения, уточнения и дополнения, которые обусловлены стремлением сторонников слуха к субъективной достоверности передаваемых сведений выделены под наименованием кредитации (от лат. л(он) верит). На равных правах к указанной тенденции могут быть отнесены как итоги когнитивной активности собеседников по действительной проверке информации, так и попытки убедить себя и других, придав сообщению внешний вид наибольшего правдоподобия без критического анализа положения дел, сопоставления различных мнений, обращения к экспертам и проч.

Основываясь на опыте изучения слухов в интернете, обозначим как распространенные следующие способы кредитации:

- ссылки на источники, когда сведения приписываются официальным лицам, независимым экспертам или непосредственным очевидцам;

- конкретизацию деталей и подробностей, свидетельствующих о доскональном знании произошедшего;

- указания на последующее состояние социальной или природной среды, собственное самочувствие или чужую симптоматику;

- персонификацию виновных, тех лиц или социальных групп, выделение которых косвенно показывает, что приписываемое деяние имело место;

- советы по обеспечению безопасности и благополучия, повышающие правдоподобие сообщений путем усиления переживаний личной вовлеченности окружающих в проблемную ситуацию.

Для обозначения зависимости содержания слухов от эмоционального состояния аудитории нами было предложено понятие драматизации. Эта тенденция выражается во внесении дополнительных деталей, подробностей и преувеличений, субъективно необходимых для восстановления соответствия между передаваемым сообщением и увеличившейся при его обсуждении интенсивностью переживаний в микрогруппе. Обоснование ее наличия осуществлялось посредством выявления корреляционной связи между изменениями слухов и степенью тревожности их распространителей, а также в ходе лабораторного эксперимента.

Важно заметить, что с драматизацией связывается не только появление нововведений, но и вычеркивание из слуха тех элементов, которые препятствуют концентрации распространителей на выражении эмоций. В перечень ее факторов включены характеристики общего эмоционального состояния социальной среды (атмосфера ожидания дальнейших бедствий или напряжение в ходе общественного противостояния), потенциал конкретных слухов по стимулированию сильных чувств (возмущения, отвращения, сострадания, страха, печали и т.п.), некоторые личностные черты распространителей (тревожность, внушаемость, впечатлительность, эмоциональная экспрессивность, эмпатичность) и особенности ситуации взаимодействия (однородность переживаний непосредственного окружения, сплоченность сообщества, наличие экспрессивных линдукторов эмоционального заражения ).

Ориентация на сочетание указанных тенденций не только будет способствовать лучшему пониманию процессов изменения содержания сообщений, но и, возможно, позволит перейти к разработке прогностической модели последующих трансформаций слухов на ранних этапах их распространения.

В диссертации осуществлен критический анализ факторов распространения слухов, сформулированных Г. Олпортом и Л. Постмэном, А. Хорэсом, Р. Росноу. Подчеркнуто, что следование принципу методологического индивидуализма приводит к тому, что социальная общность, фактически, рассматривается как сумма входящих в нее индивидов. При этом игнорируются дополнительные признаки, присущие взаимодействующим лицам как микросистеме. Результаты теоретического осмысления проблемы позволяют утверждать, что при прохождении через сито обсуждений ситуации в кликах и диадах преимущества приобретают сообщения, которые а) способствуют усилению гомогенности психологических состояний, переживаемых собеседниками; б) признаются релевантными совместному восприятию положения дел; в) формируют чувство сплоченности перед лицом внешней угрозы. Таким образом, здесь речь также должна идти о переводе исследований с индивидного на микрогрупповой уровень анализа факторов распространения слухов в социальной макросреде.

В рамках микрогруппового подхода нами выдвинута и теоретически обоснована совокупность факторов слухообразования.

Первый - гомогенность психологических состояний собеседников при интерпретации проблемной ситуации - вытекает из общей логики концепции Г. Олпорта и Л. Постмэна, а также ее преобразования, осуществленного Р. Росноу. Переживания субъективной значимости происходящего, неясности, тревоги, собственной вовлеченности в ход событий или иные индивидуальные характеристики будут являться условиями распространения сообщения только в том случае, когда они проявляются у множества взаимодействующих лиц. И наоборот, процесс передачи слуха естественным образом прервется на тех, кто не испытывает тревоги и неизвестности, не считает полученное сообщение сколько-нибудь значимым или склонен воспринимать его в качестве нелепых россказней.

Теоретической предпосылкой для выделения следующего фактора стала теория социального сравнения Л. Фестингера, согласно которой одной из базовых потребностей людей является стремление к постоянному оцениванию своих мнений и действий. Если становится невозможной опора на лобъективное тестирование действительности, то есть на доступные фактические стандарты, приходится полагаться на других, чтобы путем социального сравнения получать информацию о разумности собственных суждений. Исходя из этого, непременным условием для передачи слуха по каналам межличностного общения является оценка собеседниками соответствия представленного им описания или объяснения, предупреждения или предсказания специфике обсуждаемой ситуации. При этом результаты рассмотрения членами микрогруппы поступившей к ним неподтвержденной информации могут способствовать или, напротив, препятствовать персональным намерениям далее передавать ее. Известно, что, опасаясь за свой престиж в глазах партнеров по общению, индивиды отнюдь не склонны становиться распространителями заведомо неверных сведений. Таким образом, появляются основания считать, что вторым фактором при микрогрупповом уровне анализа становится совместное признание слуха релевантным положению дел.

Вместе с тем, это не означает, что лэкспертиза качества сообщения будет осуществляться микрогруппой исключительно с позиций стремления к рациональности суждений и точности установления фактов. Еще Ф. Олпорт и М. Лепкин констатировали, что слух оценивается его получателями в контексте мировоззрения, и вера в него обусловлена тем, вступает ли сообщение в резонанс с имеющейся картиной мира. Однако очевидно, что если сведения были признаны собеседниками однозначно ложными или их интерпретация глубоко ошибочной, то такой слух, как не выдержавший испытания социальным сравнением, кардинальным образом изменится или перестанет существовать.

В качестве третьего фактора предложено формирование чувства сплоченности в пределах микрогруппы. В условиях социального стресса, порождающего поток неподтвержденных сведений, происходит усиление тенденции аффилиации, склонности находиться в обществе тех, кто оказался в одной лодке, по одну сторону баррикад. Поэтому столь широко подчас распространяются сообщения, которые не уменьшают, а увеличивают тревогу, не претендуют на правдоподобие, но отличаются нелепостью содержания. На первый план выступает их свойство содействовать переживанию солидарности, поддерживать своеобразное мы-чувство, в чем нуждаются обеспокоенные и временно дезориентированные члены клик и диад.

Для иллюстрации значения факторов, выявленных на микрогрупповом уровне анализа, целесообразно обратиться к идее британского биолога Р. Докинза о конкуренции самокопирующихся устойчивых элементов культуры - мимов (memes). При этом выживаемость или вероятность репликации мима обусловлена качеством его психологической привлекательности для максимального количества людей.

Заметим, что ни одна из концепций факторов слухов, сосредоточенная на индивидном уровне анализа проблемы, не предусматривает ответа на вопрос, почему какие-либо версии сообщения в конечном счете вытесняют остальные из числа обсуждаемых в данном сообществе. Нет сомнений лишь в отношении аспекта доверия передаваемым сведениям: понятно, что при прочих равных условиях преимущества получит слух, который покажется аудитории более достоверным. Однако нельзя утверждать, что в общественном сознании закрепится тот вариант известия, который не оставит места для сомнений и неуверенности, полнее других выразит или, напротив, уменьшит общую тревогу, всегда будет характеризоваться максимальной степенью вовлеченности индивидов в ход событий. Тогда в любой проблемной ситуации неизменно доминировали бы сообщения, претендующие на исчерпывающее описание всевозможных нюансов, максимально ужасающие (или успокаивающие) аудиторию и отличающиеся, в итоге, чуть ли не эсхатологическим содержанием как единственно допускающим предельную вовлеченность каждого в суть событий.

В диссертации обосновывается вывод, что в естественной среде своего существования различные варианты одного и того же слуха не конкурируют на предмет соответствия факторам лосновного закона в его изначальном или модифицированном виде. Составляющие формулировок лосновного закона слуха Г. Олпорта и Л. Постмэна или преобразования Р. Росноу, скорее, описывают самое начало процесса слухообразования, чем его дальнейшее развитие. В противоположность этому, микрогрупповой анализ позволяет сформулировать объяснения того, почему в проблемной ситуации получает относительное доминирование та или иная версия сообщения. Более того, появляется возможность для теоретического прогнозирования характера последующих изменений уже существующих вариантов.

Новая трактовка факторов распространения слухов предполагает, что коммуникативное взаимодействие в пределах микрогруппы становится способом реализации того лестественного отбора в сфере информации, о котором вел речь Р. Докинз. При этом общее одобрение того или иного варианта слуха как соответствующего действительности и усиливающего эффект аффилиации будет являться мощным стимулом для последующего распространения в других микрогруппах. Соответственно, версия, вызвавшая сомнения, вопросы, возражения или, тем более, отвергнутая собеседниками, получит значительно меньшие шансы на существование.

Для выявления особенностей применения микрогруппового подхода к проблеме противодействия слухам обратимся к описанию того, как осуществляются процессы информационного обмена в кратковременных кликах и диадах. Существенные возможности для этого предоставляют концепции коммуникативных ролей, рассмотренные выше. Заметим, что содержание ролевого перечня Т. Шибутани или Ж.-Н. Кэпферера не применялось в качестве концептуальной предпосылки к организации борьбы со слухами. Современные исследователи предпочитают изучение локальных коммуникативных позиций, вычлененных из контекста беседы отдельных высказываний оппонентов (П. Бордиа, Н. Дифонзо, Р. Росноу) или ограничиваются анализом действий скептиков и сторонников (П. Донован). Объяснительный потенциал концепций Т. Шибутани и Ж.-Н. Кэпферера при этом явно недооценивается.

В качестве первого направления борьбы со слухами в контексте микрогруппового подхода укажем на возможность вмешательства в ролевой конфликт скептиков и сторонников. Имеется в виду снабжение скептиков контраргументами, способными уменьшить число и активность их оппонентов, а также, что не менее важно, убедить присутствующих при дискуссии линтерпретаторов в ложности сообщения.

Сравнивая особенности аргументации в ходе интернет-обсуждений неподтвержденных сведений об авариях на промышленных предприятиях или транспортных системах, нетрудно удостовериться в том, что скептики не менее остальных склонны опираться на искаженные данные и прибегать к необоснованным умозаключениям. В условиях значительной специализации знаний в современном обществе оптимистичным было бы полагать, что лица, по разным соображениям выразившие сомнения в достоверности слуха, смогут обойтись без квалифицированной поддержки экспертов. Конкретные научные факты, характеристики технологических приемов, общие принципы работы устройств, ссылки на специфику общественной организации - все это будет способствовать позиционному перевесу скептиков в процессе обсуждения того или иного события и его ожидаемых последствий.

Другое направление борьбы со слухами предполагает воздействие на аудиторию потенциальных линтерпретаторов. Задача состоит в том, чтобы, действуя на опережение, попытаться превратить их в скептиков, а не в сторонников приближающегося слуха. Однако не случится ли так, что лица, еще не столкнувшиеся с самим сообщением, но уже получившие официальную реакцию на него, решат, что дыма без огня не бывает, и опровержение станет своеобразным подтверждением информации, к которой они могли бы не прислушаться? Эта проблема не раз становилась предметом дискуссии. Резонно исходить из того, что если организация заранее озаботилась формированием благоприятного образа в глазах общественности, а также сумела быстро и последовательно развернуть информационную кампанию, опережающее воздействие в отношении линтерпретаторов приобретает шансы на успех.

Следующее направление в контексте микрогруппового подхода можно обозначить как противодействие вестникам, выражающееся в стремлении удержать их от передачи слуха под угрозой применения санкций. При этом имеются в виду не только репрессивные меры со стороны официальных инстанций, усиливающиеся в периоды социальных потрясений, или судебные иски со стороны организаций, претерпевших финансовый или моральный ущерб. Более эффективными представляются попытки давления по неформальным каналам, связанные с созданием вокруг вестников атмосферы общественного осуждения и насмешек. Редкий распространитель неподтвержденных сведений пойдет на риск дискредитации в глазах коммуникативных партнеров, если ожидает обвинений в легковерии, внушаемости, эмоциональной нестабильности или злонамеренности.

Рисунок 1 - Схема реализации микрогруппового подхода

к процессам слухообразования в социальной макросреде

  Наконец, четвертое направление организации противодействия влиянию слухов допускает приписывание авторства сообщений неким закулисным выгодоприобретателям (Ж.-Н. Кэпферер), гипотетическим авторам сообщений, преследующим собственные корыстные или агрессивные цели в ущерб остальным. Известно, что в ситуации стресса или фрустрации люди проявляют склонность рассуждать в манере классического детектива - Кому это выгодно?. Не случайно подобные комментарии сопровождают многие слухи о социальных и даже природных катаклизмах, усиливая мы-чувство собеседников перед общей угрозой и обеспечивая когнитивное соответствие масштаба причин той или иной трагедии ее последствиям. Поэтому даже если лица, избранные на роль виновных, в действительности не при чем, формулирование в их адрес лубедительных мотивов для введения аудитории в заблуждение уже способствует опровержению транслируемых сообщений. Для этого в социальном восприятии слухов лавторы должны быть последовательно отделены от вестников, так, чтобы эгоистические мотивы действий одних противопоставлялись невольным заблуждениям других.

С точки зрения микрогруппового подхода, борьба со слухами предусматривает информационное воздействие на процессы, происходящие в кликах и диадах собеседников. Сочетание описанных направлений дает определенные основания к лучшему пониманию психологических аспектов такой борьбы, позволяя поставить вопрос о том, что информационное воздействие должно быть не только своевременным, интенсивным и убедительным, но и направленным на охват коммуникативных ролей, возникающих при обсуждении неподтвержденных сведений.

Таким образом, микрогрупповой подход к процессам слухообразования в социальной среде охватывает три основных аспекта, а именно: тенденции трансформации распространяющихся сообщений, факторы образования слухов и способы противодействия их влиянию на социальную макросреду (рисунок 1).

Четвертая глава (Эмпирические обоснования микрогруппового подхода к слухообразованию в макросреде) содержит описание серии исследований закономерностей изменения содержания слухов.

Целью первого из них стал сравнительный анализ концепций трансформации сообщений, разработанных в рамках индивидного и микрогруппового подходов. Формулировка гипотезы осуществлялась на основе представления о том, что свидетельством предпочтительности той или иной концепции является степень согласованности суждений разных лиц по локализации ее тенденций в пределах стимульного материала. При этом гипотеза приняла следующий вид: в условиях диалогического обсуждения неподтвержденных сообщений микрогрупповая совокупность тенденций трансформации слухов будет локализована участниками исследования со сравнительно большей согласованностью индивидуальных суждений, чем составляющие классической концепции Г.аОлпорта и Л.аПостмэна. Для достижения поставленной цели и проверки гипотезы применялся метод контент-анализа обсуждений слухов. В роли независимых кодировщиков выступили десять преподавателей социальных и гуманитарных дисциплин вузов г.аВоронежа, имеющие ученую степень кандидата филологических, педагогических или психологических наук. Классификаторы для кодировщиков представлены в таблице 1.

Таблица 1 - Классификаторы для контент-анализа

Классификатор А
сглаживание	Текст укорачивается, количество деталей сокращается
заострение	Текст усложняется, усиливается выраженность отдельных деталей в сравнении с другими
ассимиляция	Текст изменяется под влиянием интересов, чувств, убеждений, привычек распространителей
Классификатор Б
импликация	Для полноты понимания проблемы факты дополняются предположениями
кредитация	Впечатление достоверности создается путем ссылок и аргументов
драматизация	Информация изменяется под влиянием переживаемых эмоций, нахлынувших чувств

Каждый кодировщик должен был графически обозначить локализации всех тенденций в процессе работы с двумя идентичными экземплярами стимульного материала (выдержками из обсуждений слухов о ртутном облаке (Воронеж, 2009)).

Результаты контент-анализа приведены на рисунке 2. Величины доминирующих тенденций трансформации слухов в каждой из выделенных 22 единиц анализа обозначены светлыми оттенками, выраженность иных тенденций - наложенными на них сверху темными. Об отсутствии обозначения кодировщиками какой-либо тенденции в границах данной единицы анализа (фрагмента диалога) следует судить по расстоянию от соответствующего столбца гистограммы до верхней черты. В каждой паре столбцов, отделенных пунктиром, левый имеет отношение к классификатору А, правый - к классификатору Б.

Рисунок 2 - Результаты сопоставления двух концепций

трансформации слухов

Основываясь на итогах сопоставления трех показателей (частот упоминания доминирующих в единицах анализа тенденций, указаний на наличие в тех же единицах иных тенденций и отсутствий выделения тенденций), следует сделать вывод о том, что гипотеза исследования получила подтверждение. Так, при применении кодировщиками классификатора А сумма частот доминирующих тенденций оказалась равной 121 (лишь 55а% от общего количества обработанных группой единиц анализа). В то же время сумма частот иных тенденций, локализованных в пределах тех же единицах анализа, составила 58 (или 26,4а%). В 41 случае (или 18,6а%) кодировщики не обнаружили проявлений каких-либо тенденций в сопоставляемых фрагментах диалогов. В процессе использования классификатора Б сумма частот доминирующих тенденций составила более значительную величину - 167 (или 75,9а%). При этом сумма частот иных тенденций, локализованных в тех же единицах анализа, оказалась существенно меньшей - 19 (или 8,6а%). Лишь в 34 случаях (или 15,5а%) кодировщики не выявили каких-то тенденций при рассмотрении данных единиц анализа.

Результаты контент-анализа свидетельствуют о том, что степень согласованности суждений кодировщиков при локализации компонентов предлагаемой нами концепции превосходит аналогичную характеристику концепции трансформации слухов Г.аОлпорта и Л.аПостмэна. Особые затруднения у кодировщиков возникли при разграничении тенденций заострения и лассимиляции. Таким образом, подтвердилось высказанное ранее предположение о наличии серьезного конструктивного дефекта в классической концепции трансформаций слухов. Использование классификатора, основывающегося на разработанной нами концепции, было более единообразным, несмотря на то, что при локализации драматизации кодировщики оказались лишены возможности ориентироваться на наиболее очевидные признаки - мимику и жестикуляцию, изменения громкости и тона речи собеседников.

Дальнейшие эмпирические исследования были связаны с уточнениями проявлений тенденций трансформации слухов, выделенных при реализации микрогруппового подхода к слухообразованию. При этом для изучения импликации применялись лабораторный эксперимент и письменный опрос, кредитации - контент-анализ и корреляционный анализ, драматизации - интервью распространителей и лабораторный эксперимент. Рассмотрим их отличительные особенности.

Первое исследование импликации предусматривало проведение лабораторного эксперимента, нацеленного на выявление разнообразия используемых стратегий дополнения текстов сообщений до субъективно связного целого. В качестве гипотезы было выдвинуто предположение о том, что разнообразие стратегий импликации релевантно сложности задачи по дополнению информации, стоящей перед интерпретаторами слухов. Участниками исследования стали студенты-психологи Международного института компьютерных технологий и Воронежского филиала Московского гуманитарно-экономического института, разделенные на две подгруппы равной численности (по 40 чел.).

Стимульный материал был составлен на основе слухов, получивших распространение после землетрясения в Сан-Франциско (1906 г.) и позже анализировавшихся Г. Олпортом и Л. Постмэном. Переработка сообщений с целью их фрагментации привела к исключению упоминаний географических названий, всех наименований субъектов действий, а также отдельных предикатов и словосочетаний, облегчающих реконструкцию текста. В итоге, материал принял следующий вид: когда затрясло Е сполз в озеро Е в зоопарке и они набросились Е в карманах нашли женские пальцы Е на ближайшем фонарном столбе. Испытуемым предлагалось представить, что они стали свидетелями ситуации, в которой трое незнакомых людей проявляют явные признаки беспокойства, оживленно что-то обсуждая. Однако уличный шум позволил расслышать только отдельные фразы, по которым необходимо восстановить весь ход разговора.

Экспериментальное манипулирование сложностью заданий осуществлялось изменением количества активных коммуникаторов в пределах воображаемой ситуации. В одном случае задание предусматривало реконструкцию акта общения в виде набора относительно автономных реплик, которые могли быть лишь отчасти связаны между собой рамками перечисления некоего набора бедствий, а в другом - была поставлена задача воссоздать внутренне согласованное повествование от единственного лица. Введение независимой переменной позволило выделить две степени сложности заданий по дополнению стимульного материала: сравнительно легкую - реконструкцию беседы как диалога (контрольная группа); и более сложную - реконструкцию разговора как монолога (экспериментальная группа). Экспертная оценка сложности осуществлялась по пятибалльной шкале участниками пилотажного исследования (n = 25). При этом составление монолога было оценено как субъективно более трудное задание (4,60,4 баллов), чем диалога (3,30,3 баллов), при р > 0,95.

В ходе исследования сравнительного разнообразия стратегий импликации анализировались ответы испытуемых на следующие вопросы:

• когда затряслоЕ (Кого? Что? Где? Почему?)
• сполз в озероЕ (Кто? Что? Зачем? Из-за чего?)
• в зоопарке и они набросилисьЕ (Кто? На кого? Почему? Зачем?)
• в карманах нашли женские пальцыЕ (Кто? У кого? Какие? Почему?)
• на ближайшем фонарном столбеЕ (Кто? Кого? Что? Почему?).

В целях формализации осуществленных дополнений фрагментов применялся набор из пяти категорий, в совокупности включающих в себя 50 классификационных разрядов, а именно:

а) субъекты действия (обезличенные силы природы, технические устройства, животные, злоумышленники, невольные виновники, представители сил правопорядка, сторонние очевидцы, жертвы, сам рассказчик, прочие лица);

б) объекты действия (средства транспорта, жилища, другие элементы инфраструктуры, одежда, записки и объявления, животные, злоумышленники, другие люди, сам рассказчик, иные объекты);

в) характер действия (природные катаклизмы, техногенные аварии, агрессия, аутоагрессия, неумышленное причинение вреда, противодействие агрессии, избегание опасности, шутки и розыгрыши, другие действия);

г) причины действия (любопытство, страх, гнев, депрессия, болезнь, случайность, корысть, голод, алкогольное опьянение, забывчивость или оплошность, немотивированная агрессия, факторы окружающей среды, не указанные рассказчиком детерминанты);

д) обстоятельства действия (место, время, дополнительные отличия действующих субъектов, специфика объектов действия, особенности используемых предметов, уточнения характера действия, иные признаки произошедшего).

При обработке результатов значимыми считались использования различных разрядов категорий без учета случаев их повторений в работах других испытуемых экспериментальной или контрольной группы.

Основные результаты приведены в таблице 2. В графе максимально допустимое количество выделенных разрядов категорий представлены теоретически ожидаемые величины, возможные в том случае, если бы испытуемые в полной мере использовали диапазон разновидностей (разрядов) субъектов, объектов, сущностей действий, их причин и обстоятельств во всех пяти фрагментах предъявленного им текста. Сопоставление с ними рядов чисел из столбцов таблицы, расположенных справа, не только дает представление о том, в какой мере данные стратегии импликации оказались задействованы членами экспериментальной и контрольной групп в своей работе, но и характеризует (в процентах) различия, обусловленные введением независимой переменной.

Совокупность данных, содержащихся в таблице 2, свидетельствует, что испытуемые, выполнявшие экспериментальное задание по дополнению фрагментов стимульного материала, продемонстрировали большее разнообразие стратегий импликации при составлении монологов, чем диалогов. Таким образом, выдвинутая гипотеза получила подтверждение: разнообразие способов дополнения луслышанной информации оказалось релевантным сложности задачи, стоящей перед интерпретаторами фрагментов сообщений.

Таблица 2 - Сравнительные характеристики разнообразия использованных участниками эксперимента стратегий импликации

Перечень категорий формализации текста		Максимально допустимое количество выделенных разрядов категорий (100 %)	Зарегистрированное число выделенных разрядов категорий при дополнении фрагментов в ходе эксперимента
			в монологах (экспериментальная группа)	в диалогах  (контрольная группа)
субъекты действия		50	32 (64 %)	29 (58 %)
объекты действия		55	44 (80 %)	42 (76,4 %)
характер действия		45	38 (84,4 %)	34 (75,6 %)
причины действия		65	59 (90,8 %)	45 (69,2 %)
обстоятельства действия		35	31 (88,6 %)	22 (62,9 %)
	сумма	250	204 (81,6 %)	172 (68,8 %)

Действительно, члены экспериментальной группы, работавшие над заданием повышенной сложности, применяли сравнительно большее количество разрядов всех выделенных категорий формализации текстов. И если в отношении субъектов и объектов действия зафиксированное превышение было незначительным (соответственно, на 6 и 3,6 %), то по категории характер действия разница достигала уже 8,8 %, причины действия - 21,6 %, а лобстоятельства действия - 25,7 %. Как следствие, суммарное различие между группами при использовании разрядов выделенных категорий выразилась в существенной величине (12,8 %).

Во многом дело заключалось в том, что испытуемые из контрольной группы, составляя диалог, компоненты которого в меньшей степени были взаимосвязаны, чаще реализовывали поликаузальный вариант повествования, ограничиваясь стереотипными реконструкциями, предваряемые фразами ла еще был такой случайЕ и т.п. В противоположность этому, испытуемые из экспериментальной группы, поставленные перед необходимостью объединения фрагментов текста в историю от лица одного воображаемого коммуникатора, были вынуждены ориентироваться на монокаузальный вариант организации повествования, описывая происшествия в пределах общих причинно-следственных отношений.

Второе исследование импликации разрабатывалось с учетом того, что при обсуждении слухов особую роль играют представления рядовых распространителей о мотивации их предполагаемых авторов. Однако специфика подобных атрибуций представляет собой малоисследованную область социально-психологического знания. Его цель состояла в выявлении зависимости между разновидностями сообщений и предпочтениями альтруистических атрибуций в отношении их гипотетических создателей.

При формулировании гипотез данного исследования принимались во внимание следующие разновидности слухов: по проблематике (релевантные или нерелевантные сфере социальных конфликтов), времени повествования (о прошлом, настоящем или будущем), характере влияния на собеседников (прямом или косвенном), а также субъективном правдоподобии сообщений (большей или меньшей достоверности). При этом была выдвинута серия конкурирующих предположений о том, при восприятии какого вида слухов респонденты будут с большей частотой осуществлять альтруистические атрибуции в отношении предполагаемых авторов, а именно:

- связанных с конфликтами социальных групп (политическими, экономическими, национальными и т.п.);

- не соотносимых с социальными конфликтами, в частности, повествующих о природных катаклизмах и техногенных авариях;

- воссоздающих причины и обстоятельства произошедшего;

- констатирующих актуальное состояние проблемы;

- прогнозирующих дальнейшее развитие событий;

- содержащих элементы прямого влияния в виде призывов и советов;

- содержащих элементы косвенного влияния при отсутствии явных призывов и советов;

- признаваемых респондентами субъективно достоверными;

- не считающихся респондентами субъективно достоверными.

Стимульный материал составили восемнадцать обсуждавшихся в сети интернет слухов, относящихся к шести коммуникативным ситуациям: взрыв на АЭС (Пенза, ноябрь 2004), дефицит соли (Воронеж, февраль 2006), лэпидемия в городе (Липецк, декабрь 2009), в ожидании теракта (Краснодар, сентябрь 2010), президент республики (Минск, июнь 2010), предстоящее землетрясение (Иркутск, ноябрь 2010). Приведем последние из них в качестве примеров: Выходите на улицу: сегодня в 14.50 ожидается землетрясение силой 9 баллов, О землетрясении заранее предупреждали по телевизору бегущей строкой и рассылкой СМСок, Из-за угрозы землетрясения сейчас эвакуируют родильный дом.

Ответы респондентов (n = 60) на вопрос о мотивах создания слухов представлены на рисунке 3, где столбец 1 отражает выраженность атрибуций эгоистической мотивации, столбец 2 - агрессивной, 3 - альтруистической, 4 - затруднения в выборе той или иной мотивации и 5 - развлекательной.

При проведении исследования получены данные о том, что респонденты заведомо чаще (более чем в четыре раза) наделяют альтруистической мотивацией авторов слухов, не соотносимых с социальными конфликтами, повествующих о природных катаклизмах и техногенных авариях, чем тех, которые связаны с политическими, экономическими, национальными противоречиями.

Рисунок 3 - Соотношение мотивов, приписываемых авторам слухов

Данная тенденция обусловлена представлениями о неслучайном характере возникновения конфликтогенных новостей, за которыми скрывается стремление оказать воздействие на аудиторию, привлечь на свою сторону или спровоцировать на определенные действия. Что же касается вероятных мотивов авторов сообщений о природных катаклизмах и техногенных авариях, то они воспринимались респондентами как более альтруистичные в силу того, что их распространители имеют дело с общей угрозой благополучию или самому существованию. Кроме этого, собраны определенные свидетельства того, что участники исследования проявляют склонность с несколько большей частотой (на 26,7 %) осуществлять альтруистические атрибуции в отношении создателей слухов, в состав которых включены какие-либо рекомендации, чем тех, где советы и призывы отсутствуют. Имеются некоторые основания и для выводов о том, что респонденты чаще приписывают альтруистические мотивы авторам субъективно достоверных слухов (на 31,2 %), чем тех, чье правдоподобие вызывает серьезные сомнения.

Первое исследование кредитации имело своей целью сопоставление паттернов аргументации носителей коммуникативных ролей сторонников и скептиков (n = 490) в процессе онлайн-обсуждений пяти слухов (о радиоактивном выбросе на АЭС (Пенза, Саратов, 2004), прекращении поставок крупнозернистой соли (Белгород, Воронеж, Тула, 2006), преднамеренном заражении молодежи СПИДом (Минск, Ярославль, 2005, Воронеж, 2006, Ухта, 2007), надвигающемся ртутном облаке (Воронеж, Харьков, 2009), смертоносной эпидемии (Липецк, Саратов, 2009)).

В качестве гипотез выступили следующие предположения: 1) обоснование своей позиции по отношению к слуху осуществляется сторонниками и скептиками в пределах единого набора паттернов аргументации; 2) между дискутирующими сторонами существуют различия в групповых предпочтениях одних паттернов другим. Для уточнения характера ожидаемых аргументационных предпочтений мы обратились к идее Л.аФестингера о том, что потребность в оценке собственных суждений реализуется индивидами посредством лобъективного тестирования действительности или же, когда это представляется проблематичным, путем сравнения с мнениями окружающих. Соответствующая гипотеза приняла следующий вид: 3) скептики в своей аргументации предпочитают опору на фактические стандарты, в то время как сторонники в большей мере ориентированы на поиск социальных доказательств наличия проблемы.

Полученные данные представлены в таблице 3. Частоты использования паттернов аргументации в процессе обсуждения пяти указанных слухов сторонниками располагаются в интервале Xср. ± X, а скептиками, соответственно, Yср. ± Y (при p > 0,95).

Таблица 3 - Результаты контент-анализа аргументации

при обсуждении слухов в интернете

Наименования паттернов аргументации при обсуждениях слухов	Частоты предпочтений паттернов
	сторон- никами		скепти- ками
	Xср.	X	Yср.	Y
1 Ссылки на официальные сообщения	2,6	1,1	5,6	3,8
2 Эксклюзивные сведения из официальных источников	6,2	1,6	6,8	2,4
3 Информация о персональных реакциях должностных лиц	1,0	1,3	1,4	2,0
4 Выражения доверия/недоверия власти и СМИ	6,2	2,2	3,0	0,9
5 Сообщения о произошедшем, полученные от знакомых	12,8	2,7	3,8	1,0
6 Сведения о происшествии без указания их источников	11,4	1,9	2,4	1,9
7 Версии относительно произошедшего в действительности	3,2	1,0	2,4	0,7
8 Рассуждения о возможности/невозможности происшествия	3,0	0,9	20,6	3,3
9 Данные о релевантных действиях социального окружения	7,4	2,9	3,8	1,6
10 Свидетельства изменения самочувствия окружающих	3,0	3,2	0,8	1,0
11 Описания собственных действий в связи с происшествием	2,8	2,0	0,4	0,7
12 Суждения о самочувствии и собственной симптоматике	1,4	1,7	1,0	1,3
13 Оценки сопутствующих изменений природной среды	2,4	2,9	1,0	1,8
14 Персонификации виновных в случившемся	5,0	1,5	7,8	1,8
15 Советы другим	3,2	1,6	3,0	0,9
16 Указания на слухи как доказательство/опровержение события	2,4	1,1	3,8	1,8
17 Шутки по поводу происшествия	1,0	1,5	7,4	1,8

Полученные результаты приведены на рисунке 4, где числа на оси абсцисс характеризуют границы доверительных интервалов частот использования дискутирующими сторонами паттернов аргументации, а цифры на оси ординат указывают на порядковые номера применявшихся паттернов (категорий анализа). Темным цветом обозначены сторонники, светлым - скептики.

Результаты исследования свидетельствуют о том, что дискутирующие стороны оперировали единым набором способов обоснования своих позиций, однако при этом обнаружили явные различия в групповых предпочтениях одних паттернов другим. К примеру, категория Шутки по поводу происшествия (№ 17) пользовалась малой популярностью среди поверивших слухам (11,5), но с большей частотой (7,41,8) встречалась у тех, кто усомнился в достоверности их содержания. Напротив, категорию Данные о релевантных действиях социального окружения (№ 9) чаще предпочитали сторонники (7,42,9), чем скептики (3,81,6). Среди тех, кто испытал явную озабоченность в связи с обсуждаемой опасностью, наибольшее распространение получили паттерны аргументации № 5 и № 6, описывающие особенности происшествия со слов знакомых (12,82,7) или без указания источников поступивших сведений (11,41,9). При этом у их критиков на первом месте оказался паттерн № 8, содержащий указания на фактическую невозможность того или иного инцидента (20,63,3).

Рисунок 4 - Соотношение частот использования паттернов аргументации при обсуждении слухов в интернете

Таким образом, обнаружено, что при решении вопроса о том, имело ли место обсуждаемое событие, участники дискуссии предпочитали различные когнитивные стратегии. В то время, когда одни охотно ссылались на заявления, полученные по коммуникативной сети напрямую от очевидцев, другие чаще апеллировали к известным им научным фактам, описаниям технологий или тенденциям общественной организации. Иначе говоря, сторонники чаще использовали опору на социальные доказательства наличия проблемы, ссылаясь на свидетельства других лиц, тогда как скептики проявили большую склонность к фактическим стандартам, таким как показания дозиметра, устройство реактора, удельный вес ртути, направление ветра, нестабильность вируса вне тела, отсутствие масштабных эпидемиологических процедур или приводили иные аргументы, не зависящие от воли сторон.

Второе исследование кредитации было направлено на изучение атрибуций лавторства слухов посредством выявления отношений корреляции между степенью правдоподобия сообщений и характеристиками надежности приписываемых им информационных источников. В ходе его проведения студенты (n = 30) оценивали по пятибалльной шкале субъективную достоверность тридцати слухов об эпидемии (Липецк, Саратов, 2009), таких как: Водохранилище размыло скотомогильники прошлого века с сибирской язвой, Город закрыт на карантин. Въезд и выезд только по спецпропускам, Ночью город будут опылять с самолета специальными препаратами для борьбы с заразой. На улицу выходить нельзя, Врачи инфекционных отделений ведут прием в комбинезонах химической защиты, Для избавления от легочной чумы во всех церквах будут бить в колокола, За городом видели стаю птиц, к лапам которых что-то привязано, Многие школы и детские сады снова закрыты на карантин, Марлевые повязки дорожают с каждым днем, Тела умерших выдают в герметичных пакетах, которые запрещено вскрывать, Все это придумали агенты фармацевтических кампаний и т.д. Кроме того, они определяли по такой же шкале относительную надежность информационных источников из предъявленного перечня, например: сообщения неправительственной экологической организации, воспринятые лично; пересказ сообщений неправительственной экологической организации кем-то другим; лэксклюзивные сведения от особо компетентного лица, воспринятые лично, пересказы телевизионных новостей кем-то другим; материалы интернет-форумов и чатов, прочитанные лично, неофициальная информация без указания конкретного источника (все вокруг говорят) и проч.

Соотношение индивидуальных представлений о достоверности представленных в стимульном материале слухов и надежности их потенциальных информационных источников изображено на рисунке 5. При этом по оси абсцисс представлено ранжирование степени субъективной достоверности (надежности) от низкой до высокой, а на оси ординат обозначено то или иное количество слухов (источников) в процентах от общего количества.

Рисунок 5 - Распределение стимульного материала

по степени субъективной достоверности

В связи с тем, что один информационный источник мог соотноситься участниками исследования с несколькими слухами, данные показатели характеризуют специфику восприятия стимульного материала, но не выражают взаимосвязи его компонентов.

Значения коэффициента ранговой корреляции переменных субъективная достоверность слухов и лотносительная надежность источников информации по выборке участников исследования расположились в интервале от +0,71 до +0,82. Все рассчитанные показатели статистически достоверны (при p > 0,95). Групповое (среднее) значение коэффициента Спирмена составило существенную величину +0,77 при доверительном интервале 0,07 (p > 0,95).

Полученные результаты дают основания считать подтвержденной гипотезу о том, что атрибуционная активность носителей слухов характеризуется отношениями статистически достоверной положительной корреляции между степенью субъективного правдоподобия сообщений и показателями надежности приписываемых им информационных источников. Тем самым внесен определенный вклад в изучение проблемы динамики лавторства слухов, выражающейся в заменах упоминаемых источников информации на те, которые с точки зрения распространителей внушают большее доверие.

Первое исследование драматизации осуществлялось путем опроса распространителей (n = 82) слухов о СПИД-террористах, будто бы заражающих своей кровью молодежь в местах развлечений. Всего было выявлено 115 вариантов сообщения (или в среднем 1,4 на чел.). При этом зафиксировано 36 случаев (или в среднем 0, 44 на чел. или 0,31 на историю) использования явно избыточных деталей по отношению к основному содержанию слуха, сопровождаемого характерной демонстрацией чувств опасения или негодования. Приведем некоторые примеры: записка, написанная кровьюЕ, там слова: УЯ тоже хотел жить, прости, братЕФ и все с большой буквыЕ, локровавленная записка-приговорЕ, шприц крупный такой, на 20 мг, не меньшеЕ, лэти парни выбирают только самых красивых девушекЕ, женщины лет 25-30 колют самых симпатичных парнейЕ, взгляд еще у них какой-то мертвый, безжизненныйЕ, линой раз четверть людей с танцпола уходит уколотыми, не меньшеЕ, лодну девушку за вечер два раза укололи, чтобы навернякаЕ.

Рассмотрим данные, представленные на рисунке 6. Для выявления связи между проявлениями указанной тенденции и такими переменными, как степень доверия слухам и интенсивность переживаний состояния тревоги, все респонденты были разделены на две группы. При этом в первую были включены 36 участников исследования, в отношении которых были зафиксированы случаи драматизации сообщений (правая часть диаграммы), а во вторую группу - 46 человек, в пересказах которых данная тенденция не была обнаружена (левая часть диаграммы).

Сектора 1 и 2 объединяют двадцать девять респондентов (или 80,6 % от численности данной группы), выразивших полную уверенность в достоверности слухов, а сектора 2 и 3 - двадцать пять человек (69,4 %), в отношении которых была зафиксирована высокая тревожность.

Рисунок 6 - Диаграмма зависимости драматизации слухов

от их субъективной достоверности и тревоги распространителей

На рисунке 6 видно, что в значительной мере данные категории респондентов пересекаются (сектор 2). Таким образом, восемнадцать участников исследования (50 %), драматизировавших слухи, одновременно продемонстрировали субъективное доверие передаваемым сообщениям и переживание сильной тревоги. При этом одиннадцать человек (30,6 %), включенные в сектор 1, заявили о несомненной достоверности слухов, но в сочетании с тревогой не высокой, а повышенной, а еще семь человек (19,4 %) из сектора 3, напротив, выразили высокую степень тревоги наряду с легкой неуверенностью в полной достоверности слухов. Необходимо принять во внимание, что все участники исследования, в отношении которых был зафиксирован феномен драматизации, вошли в состав какого-либо из описанных секторов, продемонстрировав уверенность в полной достоверности слухов и/или высокую степень тревоги.

Сектора 4 и 5 включают двенадцать респондентов (или 26 % от численности соответствующей группы), не драматизировавших содержание сообщений, но убежденных в их полном соответствии действительности, а сектора 5 и 6 объединяют девять участников исследования (19,6 %), переживающих сильную тревогу. При этом в общий для этих категорий сектор 5 включено семь человек (15 %), одновременно уверенных в достоверности слухов и отличающейся высокой тревожностью. В сектор 4 вошло пять респондентов (10,9 %), продемонстрировавших максимальную степень доверия слухам при отсутствии высокой тревожности, а в сектор 6 - два человека (4,3 %) отличающихся сильной выраженностью тревоги при незначительной степени доверия слухам. Следует обратить внимание на значительную величину сектора 7, объединяющего двадцать восемь участников исследования (60,9 %) из группы, не драматизировавших слухи, которые не переживали предельной тревоги и вовсе не считали сообщения заслуживающими полного доверия.

Таким образом, была обнаружена зависимость между зафиксированными в ходе опроса проявлениями феномена драматизации слухов и выраженностью таких переменных, как степень доверия сообщениям и интенсивность переживаний состояния тревоги. Следует констатировать, что признание сообщений достоверными и выраженность тревоги отнюдь не всегда приводят к драматизации, однако драматизация слухов осуществляется только в условиях высокого субъективного доверия распространяемым сведениям в сочетании с сильной тревогой.

Второе исследование драматизации предполагало поиск подтверждений наличия данной тенденции в контролируемых условиях лабораторного эксперимента. При этом была использована экспериментальная ситуация, заимствованная Г. Олпортом и Л. Постмэном у Ф. Бартлетта. В соответствии с ней, отбиралось шесть-семь добровольцев (коммуникативная группа), которые по одному заходили в помещение, выслушивали рассказ предшественника и затем повторяли его другому так точно, насколько возможно. В нашем случае остальная часть аудитории не выступала в качестве пассивных зрителей лабораторного аналога игры в лиспорченный телефон, но входила в состав экспериментальной и контрольной групп. Эти испытуемые воспринимали на слух все пересказы рисунка, а также выполняли в полутораминутных интервалах корректурную пробу, обеспечивающую маскирующий фон для экспериментального воздействия. В ходе инструктажа у них создавалось впечатление, что зависимой переменной являлось качество выполнения корректурного упражнения, а не специфика отражения исходного сообщения в итоговых записях.

В соответствии с гипотезой исследования предполагалось, что выраженность изменений, вносимых участниками эксперимента в воспринимаемые сообщения, будет обусловлена интенсивностью внешних ситуационных воздействий на их эмоциональную сферу. Введение независимой переменной осуществлялось тремя способами: посредством музыкального сопровождения при выполнении корректурных проб, демонстрацией быстро меняющихся фотографий на экране, расположенном на стене позади коммуникаторов, а также путем особого подбора слов на бланке корректуры.

В контрольной группе на экране последовательно экспонировался (по две секунды) набор фотографий природных и городских пейзажей. Индивидуальный бланк для корректуры, содержащий нейтральные по смыслу слова, заполнялся под легкие инструментальные композиции. Для экспериментальной группы корректурные бланки составлялись из словосочетаний, взятых из криминальных разделов новостных сайтов, например: Етранспортным средством в состоянии опьянения с целью вымогательства денег у потерпевшего в интересах следствия при получении взятки в размере однако суд счел доказательства вины исчерпывающимиЕ. На экране мелькали фотографии жертв войны, голода, землетрясений, техногенных катастроф, отобранные из материалов сети интернет по критерию эмоционального впечатления, производимого на наблюдателя. Во время заполнения бланков звучала музыка Моцарта (Лакримоза из Реквиема) и Ф. Мендельсона (Траурный марш).

Всего было проведено десять сессий эксперимента со студентами П-IV курсов МИКТ и ВФ МГЭИ, из которых 70 вошло в состав коммуникационной группы, 148 - экспериментальной, 146 - контрольной.

В ходе исследования было зафиксировано двадцать проявлений феномена драматизации (5,5 % сообщений), в том числе два случая в коммуникационной группе (2,9 % от переданных в ней сообщений), два - в группе контрольной (1,4 %) и шестнадцать (10,8 %) - в экспериментальной. Следует принять во внимание устойчивость драматизации сообщений в экспериментальной группе. Феномен наблюдался во всех пяти случаях осуществления воздействий на эмоциональную сферу испытуемых (от трех до четырех проявлений в каждой из подгрупп).

Анализ полученных материалов свидетельствует, что в ходе эксперимента драматизация происходила по следующим направлениям:

а) как преувеличение эмоциональной реакции персонажей, со стороны наблюдающих за ситуацией (лвсе остолбенелиЕ, в панике отворачиваютсяЕ, женщина вот-вот расплачетсяЕ и т.д.);

б) посредством проявления эмпатии по отношению к жертве (лпонимает, что навсегда будет калекойЕ, чувствовал абсолютную беспомощность перед лицом смертиЕ, растерянно повторял, что не виноватЕ);

в) путем дополнительной детализации происходящего, способной произвести впечатление на слушателя (логромный ножЕ, сказал, чтобы никто не двигалсяЕ, посмотрел взглядом убийцыЕ);

г) в виде предвосхищения хода последующих событий в трагическом ключе (лскоро прольется кровьЕ, свидетелям некуда спастисьЕ, закончилось все очень плохоЕ).

Следует отметить, что гипотеза получила свое подтверждение. Драматизация сообщений может проявляться в условиях лабораторного эксперимента, что открывает новые пути для ее изучения. Несомненное сходство результатов двух исследований драматизации позволяет утверждать, что при осуществлении внешнего экспериментального воздействия, как и при регистрации взаимовлияния собеседников в естественной социальной среде, речь идет про один и тот же феномен, обусловленный динамикой эмоционального состояния.

Таким образом, в ходе осуществления серии исследований получены эмпирические данные, подтверждающие целесообразность дальнейшего использования описанных тенденций слухообразования, а также отражающие их существенные характеристики.

В заключении подведены итоги исследования и определены некоторые перспективы развития разработанного подхода.

Выводы

Проведенное теоретико-эмпирическое исследование подтвердило сформулированную гипотезу и позволило сделать следующие выводы:

1. В диссертационной работе уточнено психологическое содержание понятия слухов, в частности представлена дефиниция данного коммуникативного феномена как разновидности неподтвержденных сведений, передаваемых по неформальным каналам общения для последующего микрогруппового обсуждения в ситуациях проблемного характера на правах новостей о значимых изменениях социальной или природной среды. Определены принципиальные отличия слухов от иных разновидностей неподтвержденных сведений, отражена специфика оценочной деятельности распространителей сообщений при интерпретации информации, установлены ключевые основания типологии слухов, раскрыто содержание комплекса функций в социальной макросреде.

2. Проанализированы эмпирико-методологические аспекты изучения неподтвержденных сообщений для выявления возможностей и ограничений применения методов эксперимента, наблюдения, опроса,  также перспективы использования контент-анализа и корреляционного анализа при исследовании паттернов неформальной коммуникации. Изучение опыта ученых, занимающихся данной проблематикой, позволило описать дальнейшие направления исследований слухов, сплетен и современных легенд.

3. Осуществлен критический анализ содержания классических и модифицированных концепций изменения распространяющихся слухов, ведущих факторов слухообразования, а также рассмотрена совокупность общепринятых мер по противодействию влиянию слухов на аудиторию. При этом раскрыты методологические предпосылки и концептуальные основы для реализации микрогруппового подхода к проблемам слухообразования в макросреде, выступающего в качестве альтернативы по отношению к традиционной линдивидной трактовке, недостаточным образом принимающей во внимание процессы коммуникативного взаимодействия распространителей сообщений, передаваемых по неформальным каналам общения. В частности, установлено, что решение проблем, связанных с выявлением основных тенденций трансформации содержания слухов, определением ведущих факторов слухообразования и осуществлением эффективной борьбы со слухами, требует учета когнитивных и эмоциональных аспектов диалогического взаимодействия носителей неподтвержденных сведений, объединенных в сеть кратковременных коммуникативных микрогрупп (клик и диад) в составе социальной макросреды.

4. Проблема трансформации содержания передаваемых слухов получила теоретическое разрешение на основе принципа соответствия передаваемой информации результатам когнитивной и эмоциональной активности собеседников при выделении в качестве механизма описываемых изменений диалогического взаимодействия носителей конкретных коммуникативных ролей. При этом в рамках микрогруппового подхода сформулированы три основные тенденции трансформаций слухов: а) импликация, реконструкция релевантных деталей сообщения на основе доступных фактов и предположений в целях лучшего понимания смысла происходящего; б) кредитация, предусматривающая повышение субъективной достоверности распространяемых сведений; в) драматизация, выражающаяся в приведении передаваемого материала в соответствие с динамикой эмоционального состояния коммуникаторов.

5. Получены эмпирические свидетельства того, что микрогрупповой подход к трансформации слухов в макросреде имеет определенные преимущества в сравнении с классической концепцией Г.аОлпорта и Л.аПостмэна в силу большей согласованности суждений независимых кодировщиков при локализации всех составляющих тенденций на одном и том же материале. Кроме этого, в результате серии эмпирических исследований получены данные, подтверждающие правомерность выделения тенденций импликации, кредитации и драматизации, а также уточняющие ряд их отличительных особенностей.

6. Осуществлено теоретическое обоснование предложенного перечня микрогрупповых факторов слухообразования, включающего гомогенность психологических состояний собеседников при интерпретации проблемной ситуации, совместное признание сообщений релевантными реальному положению, формирование чувства сплоченности коммуникаторов. Тем самым обеспечена возможность учета аспекта конкуренции различных вариантов распространяющихся слухов в макросреде.

7. Определен комплекс мер по противодействию влиянию неподтвержденных сообщений с учетом специфики сопровождающих их распространение диалогических процессов в кратковременных коммуникативных микрогруппах, что призвано способствовать лучшему пониманию особенностей организации борьбы со слухами в макросреде. На основе концепций коммуникативных ролей носителей слухов выделяются четыре перспективных направления, а именно: информационная поддержка скептиков в их противостоянии со сторонниками, опережающее слух воздействие на будущих линтерпретаторов, удержание вестников от попыток дальнейшей передачи информации, а также приписывание эгоистических мотивов в отношении гипотетических авторов сообщений.

По теме диссертации опубликованы 53 научные работы, общий объем составляет 40,5 п.л.

ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Статьи в периодических изданиях, рекомендованных ВАК РФ для публикаций научных исследований, проведенных при подготовке докторских диссертаций:

1. Горбатов Д.С. Сплетня как средство социализации // Вопросы психологии. - 2007. - № 3. - С. 106Ц115. (0,8 п.л.)

2. Горбатов Д.С. Психологические закономерности изменения содержания слухов // Вопросы психологии. - 2008. - № 2. - С. 94Ц102. (0,8 п.л.)

3. Горбатов Д.С. Сплетничание как социально-психологический феномен // Психологический журнал. - Т. 30. - 2009. - № 1. - С. 64Ц72. (0,9 п.л.)

4. Горбатов Д.С. Слухи, сплетни, городские легенды: психологическая природа различий // Вопросы психологии. - 2009. - № 4. - С. 71Ц79 (0,8 п.л.)

5. Горбатов Д.С. Обсуждение слухов в интернете: анализ аргументации // Вестник университета (Государственный университет управления). - М.: ГУУ, 2009. - № 34. - С. 22Ц25. (0,6 п.л.)

6. Горбатов Д.С. Слухи: к проблеме дефиниции в социальной психологии // Сибирский психологический журнал. - 2010. - № 35. - С. 47Ц51. (0,6 п.л.)

7. Горбатов Д.С. Ключевые основания типологии слухов // Вопросы психологии. - 2010. - № 2. - С. 101Ц110. (0,8 п.л.)

8. Горбатов Д.С. Экспериментальное изучение драматизации сообщений // Вестник университета (Государственный университет управления). - М.: ГУУ, 2010. - № 5. - С. 23Ц26. (0,6 п.л.)

9. Горбатов Д.С. Микрогрупповой анализ факторов распространения слухов // Психологический журнал. - Т. 31. - 2010. - № 5. - С. 30Ц38. (0,9 п.л.)

10. Горбатов Д.С. Две концепции трансформации слухов: сравнительный анализ // Вестник университета (Государственный университет управления). - М.: ГУУ, 2010. - № 17. - С. 41Ц44. (0,6 п.л.)

11. Горбатов Д.С. Корреляционный анализ атрибуций авторства слухов // Вестник университета (Государственный университет управления). - М.: ГУУ, 2010. - № 21. - С. 34Ц37. (0,6 п.л.)

12. Горбатов Д.С. Авторство слухов: атрибуции альтруистической мотивации // Вестник университета (Государственный университет управления). - М.: ГУУ, 2010. - № 25. - С. 34Ц37.  (0,6 п.л.)

13. Горбатов Д.С. Экспериментальное изучение феномена импликации слухов // Вестник университета (Государственный университет управления). - М.: ГУУ, 2011. - № 4. - С. 33Ц36.  (0,6 п.л.)

14. Горбатов Д.С. Проблема противодействия слухам в микрогруппах // Вопросы психологии. - 2011. - № 1. - С. 116Ц123. (0,65 п.л.)

Монографии:

15. Горбатов Д.С. Психология сплетни. - Воронеж: Научная книга, 2008. - 136 с. (7,2 п.л.)

16. Горбатов Д.С. Психология слухов: теоретические аспекты. - Воронеж: Научная книга, 2010. - 151 с. (6,3 п.л.)

17. Горбатов Д.С. Психология трансформации слухов: микрогрупповой подход. - М.: Московский гуманитарный университет, Социум, 2011. - 138 с. (6,1 п.л.)

Статьи в научных сборниках, научно практических журналах :

18. Горбатов Д.С. Атрибутивная концепция слухов и сплетен // Устойчивое развитие и безопасность России: политические и социально-экономические аспекты: сб. науч. тр. - Воронеж, ВГТУ, МИКТ, 2004. - С. 33Ц40. (0,3 п.л.)

19. Горбатов Д.С. Сплетни и слухи: психологическая природа различий // Вопросы развития профессионального самопознания студентов-психологов: сб. науч. статей. - Воронеж: МОУ ВЭПИ, 2005. - С.109Ц118. (0,3 п.л.)

20. Горбатов Д.С. Атрибутивная концепция слухов, сплетен, городских легенд // Экономика России: от стабилизации к развитию: материалы всеросс. науч.-практ. конф. - Ч. 2. - Воронеж: ВФ МГЭИ, ВГАУ, ВГАСУ, ВГТУ, 2005. - С. 394Ц397. (0,3 п.л.)

21. Горбатов Д.С. Слухи о СПИДе в молодежной среде // Стратегии развития инновационно-инвестиционную активность: материалы всеросс. науч.-практ. конф. - Воронеж: ВФ МГЭИ, ВГАУ, ВГПУ, ВГАСУ, ВГТУ, 2008. - Ч.1. Ц  С. 280Ц282. (0,2 п.л.)

22. Горбатов Д.С. К проблеме достоверности содержания слухов // Актуальные проблемы современной психологии: сб. статей науч.-практ. конф. аспирантов и докторантов. - Воронеж: АНО МОК ВЭПИ, 2008. - С. 64Ц69. (0,25 п.л.)

23. Горбатов Д.С. Слухи и современные легенды: проблема различий // Миф - Фольклор - Литература: теория и практика изучения: материалы междунар. заочн. науч. конф. - Караганда: Центр гуманитарных исследований, 2009. - С. 103Ц109. (0,4 п.л.)

24. Горбатов Д.С. Типология слухов как предмет психологического исследования // Экономический кризис России: социально-экономический, правовой и гуманитарный аспекты: материалы всеросс. науч.-практ. конф. - Воронеж: ВФ МГЭИ, 2009. - С. 383Ц388. (0,35 п.л.)

25. Горбатов Д.С. Основной закон слуха в контексте микрогруппового подхода // Региональная пореформенная экономика и управление (Инновационные, информационные и кадровые факторы антикризисного взаимодействия): материалы круглого стола Черноземья на базе ВФ ФГОУ ВПО РАГС. - Воронеж: Научная книга, 2009. - Вып 6. - С. 263Ц272. (0,6 п.л.)

26. Горбатов Д.С. Городские легенды как психологический феномен // В мире научных открытий: науч. период. изд. - Красноярск: НИЦ, 2009. - № 5. - С. 141Ц143. (0,3 п.л.)

27. Горбатов Д.С. К проблеме дефиниции сплетничания как коммуникативного феномена // Современные исследования социальных проблем: сб. статей общеросс. науч.-практ. конф. - Социально-педагогические и психологические исследования / под общ. ред. Я.А. Максимова. - Красноярск: НИЦ, 2009. - Вып. 1. - С. 84Ц88. (0,3 п.л.)

28. Горбатов Д.С. К проблеме разработки психологической типологии слухов // Современные исследования социальных проблем: сб. статей общеросс. науч.-практ. конф. Социально-педагогические и психологические исследования / под общ. ред. Я.А. Максимова. - Красноярск: НИЦ, 2009. - Вып. 1. - С. 88Ц91. (0,3 п.л.)

29. Горбатов Д.С. Коммуникативные механизмы и психологические закономерности трансформации слухов // материалы Ш междунар. науч. конф. Современный мир и Россия: экономические и социально-политические проблемы развития. - Воронеж: ВГУ, МИКТ, 2009. - Ч. 1. - С. 102Ц106. (0,2 п.л.)

30. Горбатов Д.С. Слухи в интернете: контент-анализ аргументов // В мире научных открытий: науч. период. изд. - Красноярск: НИЦ, 2010. - № 3. - Ч. 2. - С. 97Ц101. (0,35 п.л.)

31. Горбатов Д.С. Противодействие слухам в контексте концепции коммуникативных ролей // Актуальные проблемы социогуманитарного знания: сб. науч. тр. каф. философии МПГУ. - М.: Экон-Информ, 2010. - Вып. XLII. - С. 50Ц54. (0,25 п.л.)

32. Горбатов Д.С. Факторы распространения слухов: микрогрупповой подход // Актуальные проблемы социогуманитарного знания: сб. науч. тр. каф. философии МПГУ. - М.: Экон-Информ, 2010. - Вып. XLII. - С. 54Ц59. (0,25 п.л.)

33. Горбатов Д.С. Анализ обсуждений слухов в интернете // Инновационные процессы в экономической, правовой и гуманитарной сферах: сб. науч. тр. - Ч. 2. - Воронеж, ВФ МГЭИ, Истоки, 2010. - Вып. 1. - С. 69Ц74. (0,4 п.л.)

34. Горбатов Д.С. К проблеме психологических закономерностей трансформации слухов // Инновационные процессы в экономической, правовой и гуманитарной сферах: сб. науч. тр. - Ч. 2. - Воронеж, ВФ МГЭИ, Истоки, 2010. - Вып. 1. - С. 74Ц77. (0,35 п.л.)

35. Горбатов Д.С. Коммуникативно-ролевой подход к проблеме противодействия слухам // Наука и современность. 2010: сб. материалы IV междунар. науч.-практ. конф. / под общ. ред. С.С. Чернова. - Новосибирск: НГТУ, 2010. - Ч. 1 - С. 276Ц280. (0,3 п.л.)

36. Горбатов Д.С. Теоретические подходы к изучению феномена сплетничания // Наука и современность. 2010: сб. материалы IV междунар. науч.-практ. конф. / под общ. ред. С.С. Чернова. - Новосибирск: НГТУ, 2010. - Ч. 1 - С. 280Ц285. (0,3 п.л.)

37. Горбатов Д.С. Классическая концепция изменения слухов: критический анализ // Приоритетные направления развития современной науки: материалы междунар. заочн. науч.-практ. конф. / отв. ред. М.В. Волкова. - Чебоксары: НИИ педагогики и психологии, 2010. - С.62Ц66. (0,25 п.л.)

38. Горбатов Д.С. Феномен драматизации сообщений: экспериментальный подход // Актуальные проблемы социогуманитарного знания: сб. науч. тр. каф. философии МПГУ. - М.: Экон-Информ, 2010. - Вып. XLIII. - С. 60Ц64. (0,25 п.л.)

39. Горбатов Д.С. Сплетничание как выражение искажений атрибуции // Актуальные проблемы социогуманитарного знания: сб. науч. тр. каф. философии МПГУ. - М.: Экон-Информ, 2010. - Вып. XLIII. - С. 55Ц60. (0,25 п.л.)

40. Горбатов Д.С. Трансформация слухов в контексте коммуникативно-ролевого подхода // Наука в современном мире: материалы II междунар. науч.-практ. конф. / под ред. Г.Ф. Гребенщикова. - М.: Спутник, 2010. - С. 180Ц185. (0,35 п.л.)

41. Горбатов Д.С. Авторство слухов: корреляционное исследование // Актуальные проблемы современной психологии и педагогики: материалы всеросс. науч.-практ. конф. - Челябинск: Матрица, 2010. - С. 37Ц39. (0,25 п.л.)

42. Горбатов Д.С. Критический анализ концепции изменений слухов и ее модификации // Наука и современность. 2010: сб. материалы V междунар. науч.-практ. конф. / под общ. ред. С.С. Чернова. - Новосибирск: НГТУ, 2010. - Ч. 2 - С. 77Ц82. (0,3 п.л.)

43. Горбатов Д.С. Влияние достоверности слухов на атрибуции их авторства // Наука и современность. 2010: сб. материалы V междунар. науч.-практ. конф. / под общ. ред. С.С. Чернова. - Новосибирск: НГТУ, 2010. - Ч. 2 - С. 72Ц77. (0,3 п.л.)

44. Горбатов Д.С. Функции слухов как коммуникативного феномена // Социально-гуманитарный вестник: всеросс. сб. науч. статей. - Краснодар: ЦНТИ, 2010. - Вып. 7. - С. 80Ц83. (0,3 п.л.)

45. Горбатов Д.С. Коммуникативно-ролевой подход к проблеме изменения слухов // Актуальные проблемы гуманитарных и социально-экономических наук: материалы всеросс. науч.-практ. конф. - Смоленск: Военная академия войсковой ПВО ВС РФ, 2010. - С. 45Ц49. (0,3 п.л.)

46. Горбатов Д.С. Функции слухов в социальной среде // Актуальные проблемы развития современного общества: материалы междунар. науч.-практ. конф. - Саратов: Академия бизнеса, 2010. - С. 165Ц168. (0,25 п.л.)

47. Горбатов Д.С. Стратегии дополнения слухов: лабораторный эксперимент // Психология и педагогика: методика и проблемы практического применения. Сб. материалы XVI междунар. науч.-практ. конф. / под общ. ред. С.С. Чернова. - Новосибирск: НГТУ, 2010. - Ч. 1 - С. 284Ц288. (0,3 п.л.)

48. Горбатов Д.С. Сравнительный анализ двух концепций трансформаций слухов // Психология и педагогика: методика и проблемы практического применения. Сб. материалы XVI междунар. науч.-практ. конф. / под общ. ред. С.С. Чернова. - Новосибирск: НГТУ, 2010. - Ч. 1 - С. 288Ц293. (0,3 п.л.)

49. Горбатов Д.С. К проблеме функционального потенциала слухов // Модернизация российского общества на современном этапе: сб. науч.-практ. конф. - Воронеж: ВФ МГЭИ, 2010. - С. 231 - 233. (0,22 п.л.)

50. Горбатов Д.С. Эмоциональный компонент типологии слухов // Модернизация российского общества на современном этапе: сб. науч.-практ. конф. - Воронеж: ВФ МГЭИ, 2010. - С. 234Ц236. (0,22 п.л.)

51. Горбатов Д.С. Субъективная достоверность сообщений как критерий классификации слухов // Актуальные проблемы развития современного мира и России (экономические и социополитические аспекты): материалы IV междунар. науч. конф. - Воронеж: ВГУ, МИКТ, 2010. - Ч. 3. - С. 110Ц115. (0,3 п.л.)

52. Горбатов Д.С. К проблеме субъектов слухообразования // Актуальные проблемы развития современного мира и России (экономические и социополитические аспекты): материалы IV междунар. науч. конф. - Воронеж: ВГУ, МИКТ, 2010. - Ч. 3. - С. 116Ц119. (0,22 п.л.)

53. Горбатов, Д. Слухи как коммуникативный феномен // Слухи в России XIX-XX веков: неофициальная коммуникация и Укрутые поворотыФ российской истории: сб. статей. - Челябинск: Каменный пояс, 2011. - С. 28Ц37. (0,5 п.л.)

Научное издание

Горбатов Дмитрий Сергеевич

МИКРОГРУППОВОЙ ПОДХОД К ПРОЦЕССАМ СЛУХООБРАЗОВАНИЯ В СОЦИАЛЬНОЙ МАКРОСРЕДЕ

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора психологических наук

Подписано в печать. Формат 60х84 1/16. Печать трафаретная.

Гарнитура Таймс. Усл. печ. л. Уч.-изд. л.. Заказ. Тираж 120 экз.

.

     Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по психологии