ОЛЬГА ОКУДЖАВА: ОН БЫЛ СМЕЛЫЙ ПАРЕНЬ 9 мая этого года Булату Окуджаве исполнилось бы восемьдесят лет.

За то время, что его нет с нами, многократно переизданы стихи и романы, поставлен памятник на Арбате, но к разгадке его личности мы, кажется, не приблизились Не зря после безобразного выпада одного из молодых ниспровергателей Ч Окуджава, мол, должен уступить место новым авторам Ч он в недоумении пожимал плечами: Как я могу ему уступить МОЁ место? Не знаю, как для кого, а для меня Окуджава был не только любимым поэтом, чьи пес ни я знал наизусть лет с пяти (и все отлично понимал, казалось мне). Он был единственным, чей моральный авторитет так ни разу и не был ничем поколеблен. Главной народной песней о войне стал его марш к Белорусскому вокзалу. Точно так же ушли в народ Бери шинель, пошли домой, До свидания, мальчики, Простите пехоте и даже песенка о том, как ду раки радуются бравому пению солдат. Выходит, настоящий русский военный фольклор создан был человеком, к которому власть всегда относилась с подозрением. Ну как и к народу, собс твенно. Главный эпос о той войне написал Твардовский, чью семью сослали и замучили. Глав ные песни Ч Окуджава, чьего отца расстреляли, а мать посадили. Защищать Родину, которая убила твоих родителей да и тебя пощадила чудом, Ч это очень по-русски.

Он входил в комнату, и все переходило в иной регистр. Так и его отсутствие в нашей жиз ни сделало эту жизнь значительно более пещерной.

За семь лет его отсутствия изменилось многое. Не изменились его стихи и проза, про возглашенные классикой, но не забронзовевшие;

не изменилась его красавица жена Ольга Окуджава (Арцимович), которой посвящены Путешествие дилетантов, Вилковские фан тазии... и Молитва, обращенная к ней же. Господи, мой Боже, зеленоглазый мой.

Ч Я никогда не верил, что Здесь птицы не поют... Ч песня, написанная по заказу. Для фильма.

Ч Нет, именно по заказу Андрея Смирнова, режиссера Белорусского вокзала. И сна чала, когда Булат спел ее на студии, подобрав одним пальцем на пианино, она никому особенно не понравилась. Только Шнитке сказал: Это прекрасный марш, я аранжировку сделаю. У Булата был хороший образец Ч он знал настоящие окопные песни. Песня из Белорусского вокзала Ч то, что он сам хотел бы на фронте написать. Но тогда он так не умел.

Ч Ходил упорный слух, что незадолго до смерти он с помощью Никитина записал все песни, включая самые редкие...

Ч Не совсем так, просто после операции на сердце несколько очень деловых ребят из КСП уговорили его перепеть самые старые песни, сохранившиеся в безобразных записях.

Они его куда-то возили под белы рученьки, буквально держали перед ним тексты Ч он уже и слов этих песен не помнил. Несколько раз позвали Никитина подыграть Ч сам он был не в форме. Потом однажды у друзей мы эти кассеты услышали Ч каким образом они распростра й Огонек №18 (4845) май й Im Werden Verlag. Некоммерческое электронное издание. Мюнхен. нились, не знаю. Он чуть не заплакал, настолько неузнаваем оказался голос, так плоско все звучало... Спасибо, конечно, этим ребятам Ч хоть для архива сохранили какие-то вещи...

Ч Между тем мне он в интервью рассказывал, что, когда вы с ним познако мились, его песни вас совершенно не интересовали. А интересовал он сам, и ему это льстило.

Ч Он так и сказал? Ох, моя душенька! Если серьезно, я никому и никогда не буду рас сказывать про обстоятельства нашей с ним жизни. И писать об этом не буду. Но насчет зна комства Ч могу вам признаться с абсолютной искренностью, что ко дню нашей первой встре чи я не слышала даже его имени. Ведь я жила очень замкнуто, в семье физиков, в их кругу;

с литераторами не дружила. Когда Окуджава только начал входить в славу, мой дядя его позвал в гости Ч попеть. Было много знаменитостей, в том числе Петр Капица. Вот тогда я Булата увидела впервые.

Ч И как?

Ч А так. Вошел гений, и все. Жена не имеет права говорить о муже в таких выражениях.

Но я тогда в самом деле понятия не имела, кто он такой, и потому с полным правом подумала:

вот гений. И никогда с тех пор этой точки зрения не изменила.

Ч А он рассказывал, что показывает вам новые стихи, а вы ругаете.

Ч Конечно! Из всего его наследия, кроме песен, которые люблю почти все, я оставила бы, наверное, стихотворений тридцать. Но каких!

Ч Нет, я бы стихотворений двести...

Ч Но теперь я постоянно чувствую себя ужасно виноватой перед ним за свою самоуве ренную и самонадеянную критику.

Ч Да вы и не выходили из образа строгой жены.

Ч А как же! Строгая женщина в строгих очках мне рассказывает о сверчках... Ч Это тоже про вас?

Ч Извините. Сказать про меня было бы слишком смело. Но что-то такое, может быть, отдаленно присутствует. Булат щедро дарил. Иногда путался Ч что кому. Эту комна ту посвятил Паустовскому. Люблю я эту комнату, где розовеет вереск в зеленом кувши не... Но ведь это мой вереск и мой кувшин! И комната наша, ленинградская, 62-й год. А Паустовскому понравилось... Он не посвящал, как все, он, когда писал, просто раздаривал написанное. Нормальный человек идет в гости с бутылкой, с букетом Ч Окуджава шел со стишком.

Ч Почему он до такой степени терпеть не мог рассказывать про войну?

Ч Да знаете, до странности мало известно про то, как он воевал. Вот сейчас стали де лать фильм. Военных фотографий Ч одна или две. Никаких однополчан, воспоминаний, ге роических рассказов Ч только повесть Будь здоров, школяр!, рассказ Уроки музыки и песни. Воевал на Кавказском фронте, был под Моздоком тяжело ранен в бедро, был миномет чиком (и благодарил за это судьбу Ч Я хотя бы не видел людей, которых убивал). И все. Он ненавидел об этом говорить, потому что все это слишком глубоко в нем сидело. Ему было едва семнадцать, когда он сразу после десятого класса ушел добровольцем. Думаю, перепуганный мальчишка из Школяра Ч это все правда, он и был таким. Потом, после ранения, чуть ли не больше года лечился. Героический пафос вообще ему не присущ: он любил подчеркивать свои субтильность, хрупкость, комизм, неуклюжесть Ч отсюда все эти кузнечики и муравьи среди сплошных советских орлов и соколов. Я помню, один критик его всерьез упрекал за то, что мир людей у него представлен каким-то насекомым царством. Но при том что он избегал рассказывать о войне, она у него почти в каждом стихотворении, вплоть до самых поздних.

Всегда кого-то чудом спасают, что-то горит, в кого-то пули летят. В самых мирных стихах это вдруг возникает. Я думаю, арест родителей и война были травмами, которые он до конца не изжил, да и можно ли было? И не простил ничего. Вот я говорю сейчас о том, что он созна тельно себя принижал... но это тоже неверно, потому что в нем всего было намешано Ч в этом все дело. Он был все-таки кавказец. Гордый кавказец. С гипертрофированным чувством собственного достоинства. Муравей муравьем, это был полемический ответ на романтичес кую гигантоманию официальной поэзии, а панибратства он никому не позволял и вообще был довольно смелым парнем. Смелость его была фаталистической природы, он вообще был фата лист Ч не любил активно менять свою жизнь, будь что будет, решений не любил принимать...

Но когда судьба его ставила в предельные обстоятельства Ч он не уклонялся. Два раза в жизни я видела, как он напарывался на серьезную драку: один раз попер на нож Ч это было в центре Москвы, недалеко от Дома литераторов. Там кто-то кого-то выпихнул из очереди на стоянке такси, тот вытащил нож, Окуджава спокойно пошел на него Ч хорошо, что и его, и противника успели схватить за руки. Я уже готова была заорать: Это Окуджава!!!, но Бог спас меня от этого позора Ч обошлось без кровопролития. В другой раз на его глазах рядом с Речным вокзалом рыжий водила самосвала смачно материл молодую женщину с ребенком.

Здоровый такой малый. Булату пришлось встать на подножку машины, чтобы дотянуться ре шительной ладонью до его лица. И что-то он ему такое сказал, что-то очень, видимо, доходчи вое о том, как надо вести себя с женщинами, так, что тот совершенно опешил и дал задний ход.

Да, все-таки полугрузин, полуармянин, хоть и совершенно обрусевший: он не любил говорить о себе, приберегал для интервью десяток баек и неизменно их повторял практически наизусть, но и унижать себя никому не позволял. Кавказского было в нем много. И я думаю, этого ему не прощали: странная эта ненависть, которую он вдруг вызвал при первом же своем появле нии, могла объясняться только одним. Пришел какой-то грузин с гитарой, с усиками и запел про нашу Москву. Про нашу войну. Чучмек кавказской национальности, а песни становятся русскими народными. Непростительная же вещь!

Ч Он еще любил говорить про свою грузинскую царственную лень...

Ч Ну если он был ленив, то кто я на его фоне?! Он в Переделкине с утра хлопотал, пока я еще возлежала в постели: колол дрова, чинил освещение в гараже, проверял, как хранится картошка в сарае... Он любил лень вчуже, уважал ее в других, а сам работал беспрерывно.

Другое дело, что писать за столом тоже казалось ему слишком пафосно, серьезно, вроде как называть себя поэтом. Он предпочитал говорить ля литератор, а сочинять лежа. Вообще лю бимая поза была Ч подогнув колени, с книгой, на диванчике. Конечно, существовал кавказ ский культ гостеприимства и готовки, гурманство, колдовство с травками на кухне. Приветс твовались гости, но истинное наслаждение доставляла только открывающаяся дверь. О, кто пришел! Ч объятия, приветствия, сервировка стола. Через час я видела Ч ему уже скучно, он хочет с книгой на диванчик.

Ч Я слышал, что операцию на сердце ему в Штатах сделали бесплатно как ве терану Второй мировой...

Ч Полная чушь. Операция стоила шестьдесят пять тысяч долларов, и без денег делать ее отказались, хотя при обследовании и сказали, что состояние критическое Ч до Москвы он мог просто не долететь. Чудом оказалось локно на следующий день у знаменитого кардиохи рурга, японца, к которому очередь занимали за годы. Денег у нас не было Ч только страховка на десять тысяч (оказавшаяся поддельной) да гонорар за выступления, примерно столько же.

И еще Ч американское medical care для неимущих;

тем самым он как бы попадал в разряд бродяг, которым вдруг плохо становится на улице. В больнице сказали, что оперировать надо немедленно, но без оплаты они ни за что не возьмутся. Я позвонила Копелеву. Он отзвонил в клинику: Деньги будут, оперируйте. На следующий день немецкое издательство в самом деле перевело шестьдесят пять тысяч, не забыв попросить, чтобы мы их поскорее вернули.

Гарантом займа выступал Копелев, у которого таких денег не было, Ч ему грозила бы долго вая тюрьма, не набери мы требуемую сумму. Сразу предложил денег Евтушенко, но я отказа лась Ч в России были тогда не те времена, чтобы с русских собирать деньги. Сбрасываться стали американцы. Кто-то давал три доллара, а кто-то Ч триста. И мы набрали. Американцы очень удивлялись, почему в лечении известного поэта, вдобавок фронтовика, никак не поу частвовало государство. И почему вообще он такой знаменитый и такой бедный. Больше всех удивлялась Джоан Баэз Ч она как раз включила его Молитву в свой репертуар...

Кстати, недавно я прочла в газете в интервью с Зурабом Церетели, что он лоплатил операцию на сердце Булату Окуджаве, и очень удивилась. Этого не было и просто не могло быть. Из России мы не получили ни копейки.

После операции он чувствовал себя очень хорошо. И вовсе не так тяжело болел в пос ледние годы, как любят сейчас вспоминать некоторые мемуаристы, изображающие его сла бым и вялым инвалидом. У него была эмфизема легких, ему запретили курить (я долго еще находила под матрасами припрятанные окурки Ч затянулся два раза, погасил, спрятал). Все это отравляло, но не отнимало жизнь. За месяц до смерти его в Германии осматривал врач и сказал: лет десять-двенадцать у вас еще есть точно. Он погиб не от болезни, а от врачебной ошибки. Мы уехали с ним в наше последнее путешествие совершенно счастливыми Ч он во обще старался на день рождения куда-то уезжать. У нас были деньги. Мы могли себе позво лить поехать куда угодно. Для начала выбрали Марбург, город Пастернака, жили там десять дней в частной гостинице. Друзья, Барбара и Вилли, нас баловали. Чудесно встретили его день рождения 9 мая. Дальше предполагался Мюнхен, но Булат сентиментально захотел в Кельн, к Левушке Копелеву и Боречке Бергеру... Хочешь? Пожалуйста! Мы все можем! Копе лев кашлял Ч это были последствия гриппа, а у Булата был снижен иммунитет, и заболевать гриппом было для него в высшей степени нежелательно. От Копелева он и заразился. Лева пережил его на неделю. А при встрече они хохотали, пили водку и радовались друг другу, и вся поездка была счастливая Ч какая-то очень свободная, вольная. Давно еще он подарил мне маленькую золотую карету на тоненькой цепочке. Мы едем, как странно! Все повторялась эта фраза из Путешествия дилетантов.

Ч Кстати, накануне горбачевского появления, и в первые годы этой новой лот тепели Окуджава вдруг выпустил целую обойму первоклассных песен...

Ч Да, тут была какая-то связь... не совсем понятная. И то, что он родился в День Побе ды, а умер в День России, Ч почти мистическая закономерность.

Ч У вас не было ощущения, что в последние годы он разочаровался в своих друзь ях из числа младодемократов?

Ч Нет, я бы так не сказала. Он видел их мужество, трагизм их положения, верил в чис тоту их замыслов. Ошибки, конечно, видел тоже, но он не склонен был отрекаться от людей из-за их ошибок. Ведь сумел же он не опуститься до драки ни с Владимиром Максимовым, ни с Бушиным, как бы ни ужасался каким-то их шагам. В девяностые годы у него были страшные стихи о стране.

Ч Слишком много стало сброда, не видать за ним народа?

Ч О, что вы, много резче. Но и от такой страны он никогда не отрекался, потому что Ч и это лучшее из всех его четверостиший Ч Но вам сквозь ту бумагу белую не разглядеть, что слезы лью. Что я люблю Отчизну бедную, как маму бедную мою. Да, в восемьдесят пятом он позволил себе надеяться. Это потому произошло, что в начале восьмидесятых стало совер шенно невыносимо. Казалось, что так и умрем в этом старческом безумии, в очевидном для всех абсурде Ч сейчас трудно даже представить, что это были за времена.

Ч Не так уж и трудно.

Ч И когда появились надежды, и показалось, что друзья вернутся, и ездить разрешили, и петь приглашали... Да ведь и не в том было дело. Он не воевал особенно с советской властью, поскольку изобрел способ говорить все, что ему хотелось. А просто лопнул огромный нарыв, и как было не радоваться?! Булат хорошо писал и хорошо себя чувствовал, когда в стране ста новилось можно дышать, и сам потом винил за эти обольщения исключительно себя. Вообще привычка к самообвинению сидела в нем крепко. Ему казалось, он виноват в том, что разделял иллюзии шестидесятых и восьмидесятых. Виноват в недостаточном внимании к матери, детям, людям вокруг, в том, что ему все-таки везло, когда другим не везло... И вот это стихотворение, обращенное к сыну: Мой сын, твой отец Ч лежебока и плут... Ч оно вовсе не такое на смешливое, как принято думать. Ирония, всегда ирония по отношению к себе. И склонность объявлять себя счастливцем Ч изнанка постоянного страдания за всех и вины перед всеми.

Ч Он любил выступать с сыном?

Ч Да, ему нравились новые фортепианные версии песен. Старые, говорил он, давно на доели. И еще, я думаю, ему было очень приятно, что сын никак не пользуется ни положением, ни фамилией отца... А что вы сами у него считаете лучшим?

Ч Настоящих людей очень мало, на планету совсем ерунда. На Россию Ч одна моя мама, только что она может одна? Ч Мама была действительно очень настоящая. Мы с ней, конечно, поначалу присмат ривались друг к другу. Была ужасная ревность Ч кто правильнее любит Булата. Она была строгая. Очень честная. Очень закрытая. Со страстной жаждой анонимно помогать всем и каждому, иногда совершенно чужим людям. Такая коммунистка в идеале, почему Булат и ос вобождался от коммунистических иллюзий с таким трудом.

Ч Странно, что антикоммунист Набоков так его любил...

Ч А может, он понимал Сентиментальный марш как песню белогвардейского офице ра? Вот комиссары его убили, вот склонились над мертвым врагом и с любопытством разгля дывают. Потому Набоков и перевел его для Ады.

Ч Откуда он мог ее знать в шестьдесят-то пятом?

Ч А загадка. Какая-нибудь мохнатая ночная бабочка принесла на крыльях. Общих за граничных знакомых у нас не было.

Дмитрий БЫКОВ    Книги, научные публикации