Книги, научные публикации
Иванъ Александровичъ Ильинъ.
КризисъБезбожя.
Глава первая.
Историческое время, выпавшее намъ на долю, исполнено великаго и глубокаго значеня: это эпоха чрезвычайной насыщенности, напряженности, эпоха крушеня, подводящаго итоги большому историческому пероду;
это время испытаня: соверша ется какъ бы нкй историческй и духовный смотръ, жизненная ревизя человче скихъ духовныхъ силъ, укладовъ и путей.
Такъ, какъ если бы нкй великй судя сказалъ современному человчеству:
Вотъ, я попущу силамъ зла и соблазна, силамъ испытующимъ и совращающимъ;
и он развернутъ учене свое и строительство свое, а ты Ч имъ въ отвтъ Ч откроешь душу свою и покажешь лицо свое;
и будетъ великй судъ надъ ними Ч по дламъ и плодамъ ихъ;
и надъ тобою Ч по исповданю и противленю твоему.
И вотъ, согласно этому, неслышно изрекшему, но столь остро внятному намъ въ событяхъ гласу, наше время развернуло передъ нами сразу: величайшй подъемъ воинствующаго безбожя и строжайшй судъ надъ выношенной человчествомъ за послдне вка и тысячелтя религозностью.
А если охватить весь процессъ сразу единымъ выраженемъ, то передъ нами развернется единственный въ своемъ род кризисъ безбожя.
Слово кризисъ есть первоначально слово греческое. Оно происходитъ отъ крино, что значитъ сужу. Кризисъ обозначаетъ такое состояне человка, его души или тла, или длъ и событй, въ которомъ выступаютъ скрытыя силы и склонности;
он развиваются, развертываются, осуществляютъ себя, достигаютъ своего максимальнаго напряженя и проявленя, своей высоты и полноты и тмъ самымъ обнаруживаютъ свою настоящую природу: он какъ бы произносятъ сами надъ собою судъ и переживаютъ поворотный пунктъ;
это ихъ переломъ, перевалъ;
часъ, въ который ршается ихъ жизненная судьба;
это время ихъ буйнаго расцвта, за которымъ начнется Ч или ихъ преодолне и крушене, или же умиране того человка или того человческаго дла, которое было настигнуто кризисомъ.
Вотъ что я хочу сказать, говоря о кризис безбожя. Какъ бы ни были тягостны для каждаго изъ насъ событя, вызванныя этимъ кризисомъ, мы не должны ни расте риваться подъ ихъ ударами, ни предаваться духовной слпот. Рады мы или не рады, что родились въ такую эпоху и что кинуты всевластною рукою въ этотъ омутъ испытанй и опасностей, Ч мы призваны быть участниками, не просто пассивными жертвами, объектами, но активными участниками, волевыми субъектами этого про цесса. А для этого мы должны понять, въ чемъ состоитъ глубокй смыслъ нашего историческаго положеня;
чего требуетъ и ждетъ отъ насъ Судя, вызвавшй насъ на судъ;
какя силы имются у насъ, и какъ намъ съ ними быть и обходиться;
и какъ намъ приложить ихъ къ тому историческому длу, участниками коего мы оказались.
Мы должны понять смыслъ мровыхъ событй. Уразумть, что смыслъ ихъ выража ется этими двумя словами: кризисъ безбожя. И ршить, какое мсто мы призваны Статья-лекця И. А. Ильина Кризисъ Безбожя, прочитанная въ Риг 11 окт. 1935 г.
й занять въ этомъ развертывающемся передъ нами процесс;
гд во всемрномъ масштаб выступили скрытыя досел силы безбожя;
гд он развернулись и достигли небывалой еще высоты, полноты, откровенности и напора, гд он впервые обнажили свою настоящую природу, и вотъ на нашихъ глазахъ какъ бы произносятъ сами надъ собою судъ, ршая свою судьбу, а вмст съ тмъ и судьбу всего человчества.
Видимъ ли мы это? Разумемъ ли эти событя? И если видимъ и разумемъ, то гд мы сами сердцемъ и волею?
И прежде всего Ч въ самомъ протекани этого кризиса нтъ ли такихъ явленй и признаковъ, по которымъ мы могли бы предвидть его исходъ?
Въ чемъ состоитъ этотъ кризисъ?
Если мы вдумчиво вслушиваемся въ то, что говорятъ современные отрицатели Бога, то увидимъ, что ихъ позицю можно свести къ двумъ пунктамъ:
I. Нтъ никакого основаня признавать быте Бога:
II. Вра въ Бога не только неосновательна и не нужна, но еще и жизненно вредна.
Все остальное, что они говорятъ, сводится именно къ этимъ двумъ пунктамъ, къ ихъ развитю и детализаци.
Одни высказываютъ это въ благовоспитанной форм салоннаго скептицизма;
друге въ неделикатной форм иронической насмшки, третьи въ агрессивной форм револьвернаго выстрла или динамитнаго взрыва. Но вс имютъ въ виду именно эти два тезиса: вра въ Бога есть неосновательное суевре, предразсудокъ или лицемре;
вра въ Бога вредна человчеству (или пролетарату), задерживая его прогрессивное развите (или его классовую борьбу за водворене соцализма или ком мунизма). Или еще проще, грубе и ясне: врить въ Бога Ч глупо, врить въ Бога Ч вредно. Эти утвержденя можно затаить въ себ какъ свое личное, частное воззрне, Ч какъ длали въ XIX вк многе русске интеллигенты изъ вольтеран цевъ;
тогда эти тезисы подчасъ видоизмнялись, напримръ: врить въ Бога глупо, а умному человку и вредно;
но широкой масс, которая глупа, это глупое заняте можетъ быть даже полезно, чтобы она смирялась, не зврла и послушно работала.
Современная мровая революця не могла и не захотла принять эту послднюю оговорку: ея тезисъ прямолинейне и послдовательне: врить въ Бога Ч глупо и вредно для всякаго человка;
особенно же для массы, ибо она какъ разъ и не должна Ч ни смиряться, ни покорно работать. Масса призвана къ возстаню Ч ей особенно глупо и особенно вредно врить въ Бога;
ей необходимо безбоже;
нечего ждать, пока она сама потеряетъ вру, безбоже должно быть ей навязано въ порядк государственной диктатуры Ч аргументомъ, воспитанемъ, подачками, истреб ленемъ духовенства, разрушенемъ церквей, терроромъ. Разноглася среди безбож никовъ имются, ихъ нельзя замолчать. Но основная мысль одна: глупо и вредно. И вотъ кризисъ современнаго безбожя состоитъ въ томъ, что люди обречены изжить до конца, до дна, дотла эти утвержденя о глупости и вредности вры въ Бога. Вжить ихъ въ жизнь Ч въ культуру, въ нравственность, въ политику, въ хозяйство, въ строй семьи, въ педагогику, въ дипломатю, въ науку;
внести ихъ содержане во вс углы и закоулки человческой цивилизаци, заставляя ее обновиться и переродиться подъ воздйствемъ этой новой премудрости. И на дл, на послдствяхъ этого перерожденя убдиться и доказать Ч въ какой духовной темнот пребывало досел человчество и особенно такъ называемое буржуазное человчество.
Ну что же? Мы слышали этотъ двойной тезисъ: глупо и вредно. Позиця вычерчена. Формула дана. Вызовъ брошенъ. Отъ насъ ждутъ отвта. Опредлен наго, яснаго, честнаго. Нтъ, этого мало. Мы должны дать отвтъ не только ясный и честный, но еще объясняющй и убдительный. Мы должны объяснить, Ч какъ это случилось, что люди дошли до такой, скажемъ, премудрости;
объяснить себ самимъ и грядущимъ поколнямъ, и имъ, этимъ просвтителямъ вселенной, кото рые увряютъ всхъ, что несутъ людямъ высшее мросозерцане и общественное освобождене.
И затмъ мы должны дать отвтъ убдительный Ч т. е. доказать, что вровать въ Бога не глупо и не вредно, и доказать, что, наоборотъ, именно безбоже есть дло глупйшее и вреднйшее изъ всхъ, затвавшихся человчествомъ.
Мы понимаемъ, что можно не имть вры или утратить ее;
и это не глупость, а несчасте;
и этому несчастю можно и должно помочь. Но безбоже какъ правило жизни и программа жизни Ч какъ планъ прогресса, счастя, жизнеустроеня Ч есть жалчайшая изъ глупостей и погибельнйшая изъ вредностей, посщавшихъ человческую голову.
Итакъ, за дло.
Объяснимъ, какъ могло это случится, что въ XX вк посл Рождества Хри стова люди начали вопить на весь мръ о глупости и вредности вры въ Бога? Исто рическое освщене этого процесса потребовало бы большого изслдованя, которое не можетъ умститься въ рамки одной лекци. Но сущность дла сводится къ слду ющему.
За послдне вка человчество оскудло внутреннимъ, духовнымъ опытомъ и прилпилось къ вншнему чувственному опыту;
сначала верхне, ученые слои утвердились на томъ, что самое достоврное, драгоцнное знане идетъ къ намъ отъ вншнихъ, матеральныхъ вещей и приходитъ къ намъ черезъ зрне, слухъ, ося зане, обоняне и черезъ ихъ физическую или механическую проврку измренемъ (всъ и объемъ), подсчетомъ, количествомъ и формальнымъ, логическимъ разсу жденемъ, а потомъ, такъ какъ добытыя такимъ путемъ свдня о матеральной природ совершили огромные техническе и хозяйственные перевороты и вовлекли въ нихъ широке слои интеллигенци и полуинтеллигенци, Ч то эта обращенность къ чувственному, вншнему, матеральному опыту и эта отвращенность отъ нечув ственнаго, внутренняго, духовнаго опыта опредлили собою душевный и умственный укладъ современнаго человчества.
Верхне слои мровой интеллигенци стали постепенно понимать, что это ошибка и ложный путь, но и то лишь отчасти, а средне слои Ч поставляюще учи телей безбожя, и полуинтеллигенця Ч поставляющая учениковъ безбожя Ч укрпились въ этомъ уклад съ увлеченемъ и даже ожесточенемъ. Демократическй строй далъ прессу, вляне и власть именно этимъ слоямъ Ч и все оказалось предопредленнымъ. Но это лишь поверхностная сторона процесса. Намъ надо смотрть глубже.
Торжество чувственнаго, вншнематеральнаго опыта надъ внутреннимъ и духовнымъ опытомъ привело къ тому, что люди обратились къ религи и къ Богу съ чувственными мрилами и матеральнымъ пониманемъ. И результатъ этого только и могъ быть отрицательнымъ.
Всего точне это можно было бы выразить такъ, что человкъ попытался вос принять Бога неврнымъ актомъ и не обрлъ Его;
и не обртя Его неврнымъ актомъ, объявилъ, что Его нтъ и что врить въ Него глупо и вредно. Я попытаюсь сейчасъ разъяснить мою мысль до конца.
Тотъ, кто хочетъ увидть картину, долженъ смотрть глазами. Нелпо Ч завязать глаза чернымъ платкомъ, прйти въ картинную галерею, не услышать ни одной картины и уйти, заявляя, что все это обманъ или иллюзя и суевре, ибо никакихъ картинъ нтъ.
Тотъ, кто хочетъ услышать сонату Бетховена, долженъ слушать ушами.
Нелпо Ч залить себ уши воскомъ, прйти въ концертъ, не увидть глазами звуковъ сонаты и уйти, заявляя, что это все иллюзи или обманъ, ибо никакой сонаты не было и нтъ.
Тотъ, кто захочетъ изслдовать природу логическаго понятя и вооружится для этого колбой, пинцетомъ, ланцетомъ и микроскопомъ, сдлаетъ нелпость и, потер пвъ явную неудачу, не будетъ имть никакого права говорить, что логика есть вздоръ или безпредметное суевре.
Это я и выражаю словами: предметы, воспринимаемые человкомъ, различны, и каждый предметъ требуетъ отъ человка особаго воспрятя, другого подхода, другой установки Ч врнаго акта.
У человка въ распоряжени имются: а) во-первыхъ, зрне, слухъ, вкусъ, обоняне, осязане и слдующее за ними чувственное воображене;
съ этими способ ностями связаны тлесныя ощущеня боли, наслажденя, голода, холода, тепла, тяжести;
все это источники вншняго, чувственнаго опыта, который присущъ тлес ному человку и открываетъ ему доступъ къ матеральнымъ вещамъ вншняго мра;
б) во-вторыхъ, у человка имются внутрення, душевныя силы и способности, а именно: чувствованя, воля, тлесно не связанное воображене и мысль.
Итакъ: чувствоване (такъ называемая жизнь сердца) Ч пассивно страдаю щее чувствоване Ч аффекты и активно изливающяся чувства Ч эмоци (таковы Ч любовь, ненависть, жалость, злоба, зависть, радость, печаль, негодоване, покаяне и т. д.);
дале, воля Ч эта способность ршать, собирать свои внутрення силы, направлять ихъ, руководить ими, воспринимать свои полномочя, обязанности и запретности и строить жизнь души и тла.
Человку дана еще способность воображать содержане и предметы невеще ственнаго характера, и притомъ воображать ихъ то врно, то неврно. Къ такимъ предметамъ не вещественнаго порядка относятся: мръ человческой души и мръ духовнаго смысла, мръ добра, зла, грха и нравственнаго совершенства, мръ боже ственнаго откровеня, религи и таинствъ. Все это человкъ переживаетъ нечув ственнымъ воображенемъ, созерцанемъ, духовной интуицей, и эта духовная инту иця отнюдь не есть что-то случайное, произвольное или чисто субъективное, напро тивъ, она требуетъ большой внутренней сосредоточенности, упражненя, очищеня, планомрнаго и систематическаго осуществленя. Наконецъ, человку дана сила мысли, и эта мысль можетъ осуществляться совсмъ не только въ формахъ отвлечен наго, плоскаго, формальнаго разсудка;
нтъ, она иметъ еще и форму разума Ч не только не противорчащаго вр, сердцу и духовной интуици, но творчески сочета ющагося съ ними и вдохновенно проникающагося ихъ силами.
Все это составляетъ огромную и богатую сферу внутренняго, духовнаго опыта, который характеренъ для душевно-духовнаго человческаго естества и открываетъ ему доступъ къ духовнымъ предметамъ.
Такъ раскрывается передъ нами законъ человческаго опыта, нкая основная истина, согласно которой человкъ способенъ опытно воспринять предметъ только тогда, если онъ обратится къ нему врно, Ч врнымъ органомъ тла или души, или же и тла, и души вмст, или же духа, т. е., какъ мы выражаемъ это философ ски, Ч врнымъ актомъ.
Юристъ, воспринимающй и изучающй право, долженъ обратиться къ нему духовною волею и нечувственнымъ воображенемъ.
Геометръ, воспринимающй чистыя протяженныя фигуры, долженъ обратиться къ нимъ особымъ созерцанемъ чистой протяженности и аналитической мыслью.
И такъ всегда и во всемъ: особый актъ у скульптора, особый у музыканта, осо бый у геолога и особый у психолога. Каждому предмету соотвтствуетъ особый актъ врнаго склада и строеня. Неврный актъ Ч не восприметъ предмета вовсе.
Но въ какомъ же неосновательномъ, непозволительномъ, глупомъ положени будетъ тотъ, кто попытается воспринять предметъ неврнымъ актомъ и, потерпвъ неудачу, начнетъ утверждать, провозглашать, вопить, что такого предмета вовсе нтъ, что говорить о немъ можно только изъ глупости или отъ лицемря?!.
И вотъ именно въ такомъ непозволительномъ положени находятся безбож ники. Смотрите.
Когда они говорятъ: Гд Богъ? Покажите намъ Бога! Ему нтъ мста ни на земл, ни въ звздномъ пространств! Гд онъ находится? Для него нтъ мста. И когда мы не можемъ дать имъ отвта на этотъ нелпый и духовно безграмотный вопросъ, а они, видя наше затруднене, начинаютъ торжествовать и отрицать быте Боже, говоря, по мткой и точной формул Шмелева, что вс предразсудки бро шены, небо раскрыто и протоколъ составленъ, что кром звздной туманности ничего подозрительнаго не найдено (На Пенькахъ), то поистин торжествуютъ они преждевременно и сослпу.
Богъ не есть матеральная вещь, находящаяся въ пространств;
и человкъ, который не можетъ или не хочетъ воспринять что-нибудь другое, который не пони маетъ, что есть непротяженныя реальности, непространственное быте, нематераль ные предметы;
человкъ, который на все замахивается вопросомъ Ч гд это нахо дится?, который желаетъ все видть тлеснымъ глазомъ, осязать пинцетомъ или опредлять химической формулой, который желаетъ Ч все похрити, что не можно ни взвсить, ни смрити,Ч этотъ человкъ подобенъ тому существу, которое не знало, откуда берутся желуди, и не знало именно потому, что не умло поднять вверхъ своей головы Ч или, по нашей терминологи, не умло измнить свой вос премлющй актъ. Смотрящй въ землю Ч не увидитъ звздъ. Прилпившйся къ вншнему опыту Ч не увидитъ реальностей внутренняго опыта. Человкъ, лишен ный творческаго воображеня, Ч ничего не создастъ въ искусств. Человкъ, пода вившй въ себ совсть, Ч не отличитъ добра отъ зла (ибо совсть есть врный органъ, врный актъ воспрятя этихъ предметовъ). Безвольный человкъ не можетъ править государствомъ. Человкъ, искоренившй въ себ или растлившй въ себ духовное, Ч не восприметъ Бога.
Если представимъ себ на мигъ букашку о двухъ измреняхъ, Ч имющую длину и ширину, но не имющую третьяго измреня Ч высоты, Ч и заключенную въ очерченный кругъ, то увидимъ, что она не только не въ состояни выползти изъ этого круга, но что она и представить себ не можетъ, какя бываютъ существа трехъ измренй. Дайте ей воображающй актъ трехмрнаго строеня Ч и она пой метъ, въ чемъ дло;
дайте ей самой измрене высоты Ч и она сама не пойметъ, передъ чмъ она досел затруднялась. А если она, двумрное существо, пропадая въ кругу отъ своей двумрности, издвалась надъ нами, трехмрными наблюдате лями, и самодовольно праздновала свой мнимый умъ и нашу мнимую глупость, Ч то, ставъ трехмрной, она, пожалуй, такъ сконфузится за свое прошлое поведене, что отъ стыда опять залзетъ въ свой заклятый двумрный кругъ. Ибо она пойметъ, что на самомъ дл было глупо и вредно. Однако намъ гораздо важне, чтобы мы сами постигли позицю безбожника. Ибо, если безбожникъ въ заблуждени и намъ надо его опровергнуть и обличить, то мы должны прежде всего уловить, что происхо дитъ въ его душ и отъ чего онъ исходитъ, когда провозглашаетъ вру въ Бога Ч вредною глупостью. Чтобы побдить, надо изучить противника;
чтобы помочь больному, надо постигнуть его болзнь. И вотъ наша первая задача и состо итъ въ томъ, чтобы постигнуть позицю безбожника лучше и врне, чмъ онъ самъ ее понимаетъ: ибо онъ предается ей слпо, упорно, неистово, а мы ее не принима емъ, но, не принимая ее, мы должны ею владть.
Почему онъ отрицаетъ Бога и вру въ Него? Потому что въ его опыт нтъ мста для Бога. Онъ воображаетъ при этомъ, что его опытъ единственно врный, здоровый, нормальный, образцовый, а мы утверждаемъ, что его опытъ, наоборотъ, Ч одностороннй, скудный, урзанный, плоскй, ошибочный;
и что, слдовательно, отсутстве Бога въ его опыт Ч ничего не означаетъ, кром того, что опытъ его ску денъ. И споръ съ нимъ возможенъ и будетъ побдоносенъ именно на этой плоскости:
мы скажемъ ему Ч что ищешь живого Ч съ мертвыми? или Ч что ищешь духов наго среди матеральныхъ вещей? Обнови свой актъ Ч и увидишь Бога, а пока пытаешься воспринять Его неврнымъ актомъ, сужденя твои о Немъ будутъ глупы, жалки и неприличны.
ДБогъ есть ДухъУ Ч и открывается только духовному опыту и внутреннему, духовному оку. А вы, отрицатели Бога, отвергаете духовность человка, провозгла шаете сенсуализмъ, т. е. исключительное торжество чувственнаго опыта, и матера лизмъ, т. е. исключительное быте матери и тла. Уставившись на мръ чувственно матеральнымъ глазомъ, вы, конечно, не находите Бога, какъ не нашли бы его при такихъ условяхъ и мы. Но вы не только сами ослпили свое око и оставили себ одни тлесные глаза, но стремитесь выколоть духовное око и у насъ;
вы объявляете намъ Ч сначала осуждене и пренебрежене, а потомъ прямое гонене и смерть. И вызовъ вашъ мы принимаемъ, а угрозъ вашихъ не пугаемся. Мы должны показать, что мы зряче, и обличить вашу слпоту.
ДБогъ есть любовьУ Ч и открывается только живому, любящему сердцу. А вы, отрицатели Бога, презираете начало любви какъ проявлене сентиментальности и рабства и провозглашаете классовую ненависть какъ единственно врный путь и кровавую, мстительную революцю какъ единственное спасене человчества. Уста вившись на мръ и на людей сердцемъ, полнымъ страха, зависти и злобы, вы обраща етесь тмъ же самымъ актомъ къ Богу Ч и начинаете ненавидть и поносить и Его какъ существо злобное и угнетающее, и стремитесь навязать т же чувства и то же воззрне и намъ. А мы, въ отвтъ, должны показать, въ чемъ ваша ошибка и почему вы отрицаете Бога.
Какъ это просто и ясно: Богъ постигается духомъ и любовью, а потомъ, изъ духа и любви Ч Онъ созерцается нечувственнымъ воображенемъ, совстью, волею и вдохновенной мыслью.
Люди, лишенные духа и любви и не хотяще или не могуще жить ими, что могутъ сказать о Немъ? Только то, что Его нтъ;
что врить въ Него не слдуетъ, что это Ч глупо и вредно.
Почему глупо? Потому что неосновательно и суеврно. Зачмъ врить въ то, чего нтъ? Умно ли это? Люди безъ всякаго основаня врятъ въ ложные слухи.
Умно ли это? Нтъ, глупо. Люди отъ суевря врятъ въ то, что встртить похороны къ добру, а встртить священника къ несчастью. Это суеврно и глупо. Вотъ также глупо врить въ Бога, если Его нтъ. А безбожники уврены, что Его нтъ: ибо, говорятъ они, мы его не видимъ въ мр вншнихъ вещей Ч значитъ, его нтъ, зна читъ, врить въ него глупо.
А почему врить въ Него вредно? Потому что, по мнню безбожниковъ, люди врятъ отъ невжества и страха;
врятъ отъ страха и боятся отъ вры;
и чмъ больше врятъ, тмъ больше боятся. А страхъ, да еще неосновательный страхъ, унижаетъ человка, подрываетъ въ немъ вру въ свои силы, подрываетъ его вдохно вене и творчество и отдаетъ его во власть того сословя Ч духовенства, которое питаетъ и поддерживаетъ въ немъ эту трусость. Страхъ есть порождене рабства и источникъ новаго порабощеня. А неосновательный страхъ вызываетъ сверхъ того еще покорную пассивность и нелпую надежду на то, что несуществующаго Бога можно умилостивить, склонить на свою сторону и получить отъ него помощь.
Поэтому Ч вра вредна прогрессу и свободЕ И вотъ, мы вс должны осязательно и окончательно убдиться въ этомъ Ч что мы вышли въ самый глубокй тылъ противника, врно обозрли его основныя позици, научились говорить на его язык и думать его мыслями и, главное Ч поняли его слабыя мста и его основныя, фатальныя для него ошибки.
Мы поняли, почему они не умютъ врить въ Бога и почему они утверждаютъ, что эта вра глупа и вредна. Мы поняли, въ чемъ состоитъ тотъ глубокй кризисъ, который вызвалъ къ жизни современное безбоже.
Цивилизованное человчество нашихъ дней оскудло духомъ и любовью и оже сточилось. Причины этого процесса глубоки и сложны Ч и заложены въ вкахъ;
если свести ихъ къ единой формул, то надо было бы сказать: торжество разсудка надъ вдохновенемъ, расчета надъ сердцемъ, механическаго надъ органическимъ, вншняго опыта надъ внутреннимъ опытомъ.
Это торжество, это преобладане обнаружилось не только въ свтскихъ кру гахъ и длахъ, но и въ религозно-церковно-христанскихъ.
Вншня причины содйствовали этому процессу: размножене и уплотнене народонаселеня;
революцонный выходъ массъ на поверхность жизни;
техническя открытя, создавшя новую промышленность;
развите капитала и связанная съ нимъ новая и обостренная классовая дифференцаця;
образоване промышленнаго проле тарата и крупныхъ городовъ, населене которыхъ отрывается отъ природы и поко ряется машинной жизни;
распространене полуобразованности и демократизаци государствъ;
дразняще, назойливые успхи матеральной цивилизаци и связанная съ этимъ всеобщая жажда комфорта и наслажденй;
и многое другое, чего я не могу здсь даже и перечислить.
Все это вело и ведетъ къ одному Ч къ оскудню человчества въ дух и любви.
Духовенъ человкъ постольку, поскольку онъ живетъ внутреннимъ опытомъ, а не только и не просто внш нимъ, тлесно-чувственно-матеральнымъ, поскольку онъ уметъ отличать Ч нравящееся, прятное, дающее наслаждене отъ того, что на самомъ дл хорошо, объективно-прекрасно, истинно, нравственно, художественно, справедливо, совершенно, божественно, поскольку онъ, различая эти два ряда цнностей, уметъ прилпляться къ совершенному, предпочитать его, насаждать его, добиваться его, служить ему, беречь его и въ случа надобности умирать за него.
И вотъ, во всеобщей погон за прятностями и удовольствями, современное человчество растеряло это духовное измрене вещей и дянй;
оно разлюбило духовность въ жизни и вмст съ тмъ разучилось любить, а научилось ожесто чаться и ненавидть.
Въ наши дни большинство людей жаждетъ не духа, а наслажденй;
трепещетъ не отъ совершенства и близости къ нему, а отъ земныхъ, чувственныхъ сладо страстй всхъ родовъ и видовъ, пресыщаясь ими и хладя ко всему иному. Но что еще замчательнй и фатальнй Ч человчество нашихъ дней выдвинуло соотвт ствующя теори, ученя, доктрины, оправдывающя и обосновывающя такую жизнь.
Таковы ученя: гедонизма, сводящаго смыслъ жизни къ наслажденямъ, утилита ризма, успокаивающагося на польз, экономическаго матерализма, съ его классовой борьбой и равнымъ распредленемъ земныхъ благъ и наслажденй, и т. д.
Но и это все могло бы быть не боле, чмъ тягостнымъ заблужденемъ, времен нымъ ослпленемъ: если бы, напримръ, оказалось, что человчество ищетъ совер шеннаго и только соблазнилось соблазномъ сладострастя, Ч подобно Одиссею, который стремится на свою родину и временно застреваетъ у нимфы Калипсо;
или подобно паломнику, идущему въ ерусалимъ и соблазнившемуся въ пути земными утхами. Мы не ригористы, не педанты и не изувры. Человкъ есть человкъ и не можетъ обойтись безъ человческаго.
Страшно иное: страшно то, что люди нашихъ дней не хотятъ иного, что они ожесточились въ отрицани духа и любви, что они создали воинствующй мровой центръ, хотящй словомъ и примромъ, лукавствомъ и преступленемъ, мукой, нище той, страхомъ и кровью навязать всему человчеству укладъ бездуховный и проти волюбовный, навязать всмъ людямъ слпоту безбожя и ожесточенность въ этой слпот.
И еще страшно то, что человчество видитъ эту затю и въ большинств сво емъ безразлично молчитъ или предательски способствуетъ этой зат.
Вотъ гд дно современнаго кризиса. Вотъ гд раскрывается природа современ наго безбожя Ч въ его упоенной воинственности. И, видя это дно и эту воинствен ность, разумя всю опасность этого процесса и привтствуя разумомъ и волею, и сердцемъ всякую благородную попытку противостать этому соблазну и остановить его побдное шестве, Ч мы должны, мы призваны внутренне подготовить себя къ борьб съ этимъ безбожемъ, научиться побждать его духомъ и любовью Ч и въ себ, и въ другихъ, и уразумть его внутреннюю обреченность.
Объ этой-то обреченности я и поведу теперь рчь.
Глава вторая.
Все то, о чемъ я говорилъ до сихъ поръ, изслдуя нашу основную тему Кри зисъ безбожя, составляло какъ бы оборону. Нападене шло не отъ насъ. Нападене идетъ отъ безбожниковъ. Это они утверждали, что вровать въ Бога глупо и вредно, а мы изслдовали ихъ базу, проникали въ ихъ тылъ, устанавливали слабыя мста ихъ фронта и наносили имъ парализующе удары.
При этомъ мы установили слдующее:
1. Опытъ человка не единообразенъ, а многообразенъ.
2. Онъ долженъ врно соотвтствовать воспринимаемому предмету.
3. Неврный актъ уводитъ отъ предмета, онъ не даетъ человку ни малйшаго права судить о предмет Ч есть онъ или нтъ его, и если есть, то каковъ онъ.
4. Богъ воспринимается духомъ и любовью, а современные безбожники отрица ютъ начало духа и любви.
5. Поэтому современные безбожники не могутъ судить о Бог;
они слпы и без сильны;
отрицане ихъ несостоятельно, а воинственность ихъ стремится навязать другимъ ихъ собственную слпоту.
Но все это лишь оборона.
Теперь довольно. Намъ пора самимъ перейти въ наступлене. Въ этомъ наступ лени неизбжно будутъ дв стороны: сторона аргументовъ и сторона жизненныхъ поступковъ. И я думаю, что никто не будетъ стовать на меня, если я сегодня буду говорить только объ аргументахъ.
Мы возвращаемъ безбожникамъ ихъ тезисъ:
Ч въ Бога врить не глупо, а разумно и мудро;
Ч въ Бога врить не вредно, а окрыляюще, благодатно и спасительно;
отри цать же Бога преглупо и презловредно.
Почему? Потому что общене съ Богомъ есть Ч главный источникъ творческаго вдохновеня;
Ч главная опора настоящей, истинной науки;
Ч главная основа чистой и могучей совсти;
Ч мсторождене окрыленнаго генальнаго искусства;
Ч неколеблющйся фундаментъ благороднаго государственнаго и политиче скаго правосознаня;
Ч абсолютная основа характера;
Ч живой источникъ любви, доброты, жертвенности и соцальности;
Ч величайшая гарантя волевой дисциплины и беззавтной храбрости.
Вра въ Бога есть главное и единственное, что можетъ освятить земной трудъ человка, осмыслить его строительство и его хозяйство, вдохнуть въ процессъ хозяй ствованя духъ творчества, художества, качественности, духъ доброты, справедливо сти и щедрости. Русская пословица давно высказала это: безъ Бога Ч ни до порога и была права и мудра въ этомъ. И обратно: тамъ, гд воцаряется без боже Ч изсякаютъ глубочайше и чистйше ключи духа, питающе и освящающе жизнь человка на земл.
Безбоже означаетъ, что въ человк изсякаетъ духовность и любовность: ибо тотъ, кто живетъ духомъ и любовью, тотъ не только видитъ Бога въ духовныхъ небе сахъ, но несетъ Его въ самомъ себ.
Вотъ я выговорилъ сейчасъ самое важное, чего не понимаютъ безбожники. Они все думаютъ, что Богъ это какая-то вн насъ находящаяся вещь, сила или существо, которое противостоитъ человку своими строгими велнями и грозными запретами, и твердятъ, что такого существа нигд нтъ. Они думаютъ, что врующй человкъ противостоитъ своему Богу, трепеща, повинуясь и заискивая передъ нимъ.
И не разумютъ главнаго, а именно: что Богъ есть Духъ, духовно вступающй въ человческую душу, озаряющй ее изнутри, освщающй ее, насыщающй ее Своею благодатною силою, очищающй ее, дарующй ей силу молитвы, терпня, разумня, покаяня, подвига, Ч власть видть, учить и вести. Этого сокровеннаго, но реальнаго и благодатнаго единеня человка съ Богомъ они понять не въ состо яни;
и потому они не разумютъ того, что отрицаютъ и надъ чмъ издваются. Это единене человка съ Богомъ, составляющее самую глубокую и основную сущность вры, религи и молитвы, я могъ бы пояснить совсмъ просто такъ.
Есть нкй духовный законъ, владющй человческой жизнью. Согласно этому закону, человкъ неизбжно уподобляется тому, къ чему онъ прилпляется любо вью, врою и помыслами. Чмъ сильне и цльне его прилпленность, тмъ явственне и убдительне обнаруживается этотъ законъ. Это понятно: душа человка плняется тмъ, во что она вритъ, и оказывается какъ бы въ плну;
это содержане начинаетъ господствовать въ душ человка, поглощаетъ ея силы и заполняетъ ея объемъ. Человкъ ищетъ своего любимаго предмета, занимается имъ явно и втайн. Онъ медитируетъ о немъ Ч т. е. сосредоточенно помышляетъ о немъ всми своими душевными силами. Вслдстве этого душа вживается въ этотъ пред метъ, а самый любимый и вруемый предметъ проникаетъ въ душу до самой ея глу бины. Возникаетъ нкое подлинное и живое тождество: душа и предметъ вступаютъ въ тсное единене и образуютъ новое живое единство. И тогда мы видимъ, какъ въ глазахъ у человка сяетъ или сверкаетъ предметъ его вры: то, во что ты вришь, сжимаетъ трепетомъ твое сердце, напрягаетъ въ минуту поступка твои мускулы, направляетъ твои шаги, прорывается въ словахъ и осуществляется въ поступкахъ.
Такъ обстоитъ всегда. Если человкъ вруетъ въ Бога или хотя бы въ боже ственное начало, проявляющееся въ земныхъ явленяхъ и обстоятельствахъ, то божественныя содержаня становятся для него жизненнымъ центромъ Ч и въ созер цаняхъ, и въ поступкахъ, чмъ-то важнйшимъ, главнйшимъ, любимымъ, иско мымъ, желаннымъ и въ силу этого Ч всегда присутствующимъ въ душ обстоянемъ.
Вровать въ Бога Ч значитъ стремиться къ созерцаню Его, молитвенно медитиро вать о Немъ, наполнять свою душу Его благою и совершенною волею. Отъ этого уси ливается и разгорается божественный огонь въ человк;
онъ очищаетъ его душу и насыщаетъ его поступки. На высокихъ ступеняхъ такой жизни возникаетъ нкое живое и таинственное единене между человкомъ и Богомъ, о которомъ такъ вдох новенно писалъ Макарй Великй, характеризуя это единене какъ срастане или срастворене, от котораго душа становится вся свтомъ, вся окомъ, вся радостью, вся упокоенемъ, вся любовью, вся милосердемъ, вся благостю и добротою.
Это-то и имлъ въ виду апостолъ Павелъ, когда писалъ: А соединяющйся съ Господомъ есть одинъ духъ съ Господомъ (1 Кор. 6, 17).
Естественно, что отъ такого перерожденя души измняется и вншнй видъ человка, о чемъ онъ самъ можетъ и не знать, но что видятъ или чуютъ окружающе его. Таке люди легко узнаютъ другъ друга и отъ нихъ подлинно излучается сила и благодать Божя;
а сами они становятся боговдохновенными людьми, будь они свя щенниками, художниками, учеными, воспитателями или государственными дяте лями.
Такъ дйствуетъ этотъ законъ у врующихъ людей.
Но онъ дйствуетъ и у безбожниковъ въ душ. Если человкъ вритъ только въ чувственныя наслажденя, принимая ихъ за главнйшее въ жизни, ихъ любя, имъ служа и предаваясь,Ч то онъ самъ неизбжно превратится въ чувственное суще ство, въ искателя земныхъ удовольствй, въ наслаждающееся бездуховное животное;
и это будетъ выражаться въ его лиц и въ его походк, смотрть изъ его глазъ и управлять его поступками. Если человкъ вритъ въ завистливое равенство, въ насиле, въ классовую ненависть и борьбу, то онъ неизбжно станетъ и самъ профес сональнымъ завистникомъ и ненавистникомъ, и въ глазахъ его выразится свир пость и кровожадность. Медитирующй о разбо Ч становится разбойникомъ, меди тирующй о саван Ч получаетъ дьявольское выражене въ лиц и начинаетъ совер шать дьявольске поступки.
Такъ дйствуетъ законъ духовнаго отождествленя черезъ вру.
А врятъ вс люди. Врятъ и безбожники, вс безъ исключеня. Только они врятъ не въ Бога, какъ источникъ всякаго духовнаго совершенства, а въ земныя богопокинутыя, можетъ быть, богоотверженныя, сами себ довлющя обстояня: они врятъ въ механическую матерю, въ тлесныя потребности человка, въ бездухов ную и аморальную природу людей, въ силу ненависти, въ творческую природу зави сти, въ силу страха и голода;
они врятъ въ механическое порабощене людей, въ развратную любовь, въ возможность труда безъ свободной любви, безъ участя души, безъ творческаго вдохновеня;
они врятъ въ механическую вселенную, въ механиче скаго человка, въ механическое хозяйство и общество.
Они не понимаютъ, что органическое, свободное, любящее вдохновене есть первое услове достойной, творческой жизни на земл;
что это вдохновене есть дуновене Боже въ человк и его земной культур;
что врить, любить, вдох новляться и творить нельзя по принужденю, но только свободно;
что Боже дло есть живое и свободно органическое, а дло ненависти, зависти, страха, механиче скаго порабощеня и всезатопляющей жи есть дло давола, дло обреченное, про вальное, гибельное.
И то, о чемъ они день и ночь медитируютъ, то, чмъ они одержимы, чему слу жатъ, тотъ духъ, съ которымъ они вступаютъ въ единене, есть духъ погибели, рас пада, смерти, крушеня. Они первые и впервые развернули въ истори человчества этотъ духъ и этотъ путь.
Они вызвали его кризисъ Ч кризисъ безбожя: его максимальнаго подъема и его всесвтнаго обличеня. И этотъ-то кризисъ мы нын и переживаемъ...
Вра въ Бога, сказалъ я только что, есть главный источникъ вдохновеня.
Почему это такъ?
Потому что вдохновене есть состояне духовное, напряжене духа, подъемъ духа;
и напрасно у насъ по обывательски называютъ вдохновенемъ всякое вооду шевлене.
Духъ есть любовь къ качеству, и воля къ совершенству Ч во всхъ областяхъ жизни: въ наук, въ искусств, въ политик. Не всякое воодушевлене Ч вдохно венно: одушевиться можетъ и шулеръ, и бандитъ, и палачъ, но вдохновене имъ недоступно. Не всякая одержимость Ч духовна: въ одержимость можетъ впасть и разбойникъ, и садистъ, и сумасшедшй;
но творческое вдохновене имъ недоступно.
Творческое вдохновене родится изъ любви къ совершенству и воли къ каче ству;
оно есть воля къ совершенному созданю;
его нельзя предписать, оно прихо дитъ только въ божественной свобод. Оно есть состояне свободной духовной любви, творчески напрягающей вс силы человка. Вотъ почему вдохновене такъ близко къ молитв и къ подвигу. Оно есть вяне силы Божей въ насъ. И именно поэтому такъ плоски, такъ мертвы, такъ штампованно-механичны, такъ безвдохно венны и безплодны проявленя безбожниковъ: пошлы и тривальны ихъ книги, меха ничны и мертвенны ихъ картины, штампованны и плоски ихъ рчи, искусственно фальшивъ ихъ паосъ, безплодны, обманны, декоративно-рекламны ихъ труды и созданя.
Безбожное человчество есть безвдохновенное человчество. И нын мы пере живаемъ его кризисъ.
Я сказалъ дале, что вра въ Бога и общене съ Богомъ есть главная опора настоящей, истинной науки.
Почему? Во-первыхъ, потому, что наука есть дло вдохновеня. Все великое, все перевертывающее, глубокое создано вдохновенными людьми, людьми, которые воспринимали науки какъ отвтственное служене, которые духовно любили свой предметъ и духовно изумлялись его красот, сложности, богатству;
людьми, которые видли въ мр не плоскую машину, скудную, простую и убогую, какъ ихъ разсу докъ, но живую, сложную, сокровенную тайну. Я хочу этимъ сказать, что истинный ученый не только не отрицаетъ тайну мрозданя, но постоянно созерцаетъ ее. Я хочу сказать больше: истинная наука рацоналистична только по завершающему, послднему орудю своему, по мысли, но основной предпосылкой ея является чувство тайны, чувство любви, чувство преклоненя, чувство восторга передъ совершен ствомъ.
Одинъ изъ глубокомысленнйшихъ историковъ ХХ вка Томасъ Карлейль высказалъ это прямо: Человкъ вообще не можетъ знать, если онъ не молится чему-то въ опредленной форм. Нтъ этого Ч и вс его знаня оказываются пустымъ педантствомъ, сухимъ чертополохомъ.
Карлейль правъ по самому существу дла. И если наша земная наука совер шила столь великое за нсколько сотъ тъ, то лишь потому, что ея величайше умы были врны этому требованю и завту. Вотъ нсколько доказательствъ тому.
Коперникъ пишетъ: Созерцая мысленно великолпный порядокъ мрозданя, управляемый съ Божественной Премудростью, кто не почувствовалъ бы, что посто янное созерцане его и, такъ сказать, интимное общене съ нимъ, возводятъ человка къ Высшему и къ восхищеню передъ всезиждущимъ Строителемъ вселен ной, въ Которомъ пребываетъ высшее блаженство и Который есть внецъ всякаго добра.
Бэконъ утверждаетъ: Только поверхностное знане природы можетъ увести отъ Бога;
напротивъ, боле глубокое и основательное ведетъ насъ назадъ Ч къ Нему.
Галилей записалъ: И Священное писане, и природа исходятъ отъ Божествен наго Слова;
первое Ч какъ внушене Святого Духа, вторая Ч какъ исполнитель ница Божихъ велнй.
У Кеплера находимъ: Въ творени Ч я касаюсь Бога, какъ бы руками.
У Бойля читаемъ: Истинный естествоиспытатель нигд не можетъ проник нуть въ познане тайнъ твореня безъ того, чтобы не воспринять Перстъ Божй.
Дюбуа-Раймонъ говоритъ: Только божественному всемогуществу можемъ мы достойно приписать, что оно до всякаго представимаго времени создало всю матерю посредствомъ творческаго акта.
Подобныя сужденя мы находимъ почти у всхъ великихъ создателей современ наго естествознаня.
То, что создала наша наука, есть порождене искренней, хотя иногда и прикро венной, религозности. Великй ученый есть вдохновенный ученый, вдохновенно врующй въ Бога и созерцающй тайны Его мра. Истинная наука не только не исключаетъ вру въ Бога, но предполагаетъ ее въ душ человка. Вра даетъ уче ному:
творческое изумлене (Аристотель), живое чувство тайны, истинную отвтственность, подлинную осторожность въ сужденяхъ, предметную скромность, волю къ подлинной истин, силу живого созерцаня.
Ученый, который воображаетъ, подобно современному безбожнику, будто все просто такъ, какъ его плоская мысль, и будто онъ все понялъ и объяснилъ нсколь кими матералистическими схемами, есть жалкая карикатура на ученаго;
ничего онъ не создастъ, кром обезьяньей и рабской науки.
Только полунаука (Достоевскй) уводитъ отъ вры;
истинная наука предпо лагаетъ ее и возвращаетъ къ ней.
Я сказалъ дале, что общене съ Богомъ есть главная основа чистой и могучей совсти, а потому и всей человческой нравственности и добродтели.
И дйствительно, вс велике учители добра свидтельствовали о томъ, что они воспринимали голосъ совсти какъ гласъ Божй въ душ человка. Пусть не дума ютъ, что это была лиллюзя. Но если кто-нибудь захочетъ настаивать на этомъ скептическомъ предположени, то онъ долженъ помнить, что онъ обязанъ проврить его въ подлинномъ опыт совсти. Иначе его сомнне будетъ лишено серьезнаго значеня.
Если кто-нибудь ходитъ по берегу, а въ воду не вступаетъ, то врядъ ли стоитъ выслушивать его замчаня о томъ, что вода, можетъ быть, не мокрая, а сухая.
Подобно этому проврить и удостоврить божественную природу совсти можно, только вступивъ въ возмущенныя ангеломъ воды совстной купели. Только душа, окунувшаяся въ эти благодатныя воды, способна судить о божественности и боже ственности совстнаго гласа.
Кто вступаетъ въ ндра совсти, тотъ испытываетъ силу и благодатность дуновеня Божя. Отъ этого дуновеня у него подъемлются власы и священный хладъ сковываетъ уста его. Съ огнемъ въ сердц и съ онмвшими устами, теряя себя въ таинственныхъ изволеняхъ своей совсти, онъ начинаетъ неошибочно чувствовать, въ какую сферу онъ вступилъ и къ какому порядку онъ пробщился.
Это не случайно, что безбожники отвергаютъ вмст съ Богомъ и врою и начало совсти, и самое различене добра и зла. Опытъ совсти неминуемо увелъ бы ихъ къ Богу. Видне Бога неизбжно привело бы ихъ къ совсти. Ибо совсть есть начало духовной любви, не ошибающейся въ своемъ видни, а духовная любовь есть единственно врный путь къ Богу. Совсть есть начало духовной свободы и само дятельности въ человческой душ, начало божественнаго освобожденя человка отъ всхъ земныхъ корыстей и страховъ, а это начало непремлемо сынамъ погибели и ненавистно имъ.
Противопоставляя дале наше религозное понимане мра позици современ наго безбожя, я сказалъ, что воспряте Бога есть подлинное мсторождене всякаго окрыленнаго, генальнаго искусства.
Поистин нтъ, не было и не будетъ великаго искусства безъ вдохновеня Ч ни поэзи, ни живописи, ни музыки, ни архитектуры. Вдохновене же есть состояне не мутной взволнованности страстей, не тлеснаго томленя или возбужденя, но состо яне предметной чуткости и зоркости, состояне восторга передъ раскрывшейся тай ной и отстоявшейся глубиной. Во вдохновени человкъ духовно призираетъ боже ственное обстояне.
Корни художественнаго искусства заложены въ той глубин человческой души, гд проносятся вяня Божьяго присутствя. Пусть поэты, выражаясь условно и аллегорически, относятъ эти вяня къ музамъ, къ Аполлону или къ инымъ язычески поименованнымъ небожителямъ... Пусть встрчаются велике поэты, живописцы и музыканты, которымъ не удалось церковно оформить свое художе ственное общене съ Богомъ... Это остается ихъ личной неудачей. Ихъ искусство же, если оно дйствительно велико и глубоко, всегда носитъ въ себ слды вяня Божя, Его присутствя, Его благодати. И не только тогда, когда они заимствуютъ свои темы и сюжеты изъ сферы религозно-церковнаго опыта, но и тогда, когда они пишутъ на свтске темы и сюжеты.
Истинное, художественное искусство почерпаетъ свой Предметъ изъ религоз ной глубины, изъ сферы вянй Божихъ, даже и тогда, когда рисуемые имъ образы природы и людей не содержатъ во вншней видимости ничего церковнаго и религоз наго. Велике художники знаютъ это. Они знаютъ также, что самое вдохновене ихъ священно и божественно. Вотъ откуда у Пушкина это точное описане художествен наго наитя:
Но лишь божественный глаголъ До слуха чуткаго коснется, Душа поэта встрепенется, Какъ пробудившйся орелъ.
Вотъ откуда этотъ стонъ у Микеланджело:
О Боже, Боже, Боже!
Ты, который могъ бы во мн больше, чмъ могу я самъ...
Вотъ откуда эти молитвенные вздохи у Фета:
Я Ч ничего я не могу;
Одинъ лишь можетъ, Кто, могучй, Воздвигъ прозрачную дугу И живописныя шлетъ тучи...
Знаютъ ли это безбожники? Они знаютъ это съ чужихъ словъ и не придаютъ этому никакого значеня. И именно поэтому они пытаются замнить свободное вдох новене Ч соцальнымъ заказомъ, подкрпленнымъ силою страха и награды. Но не родится вдохновене изъ страха и расчета. И потому ихъ лискусство безвдохно венно и мертво. И не отзывается вдохновене на заказанныя темы злобы, ненависти и доноса. И потому созданя ихъ Ч порочны, пошлы и убоги.
Настоящая художественная форма родится изъ предметной тайны, изъ дик туемой ею глубокой, предметной необходимости. Нельзя выдумать такую форму по заказу или вымучить ее изъ себя со страху. Вотъ почему безбожное искусство есть внутреннее противорче, жизненная нелпость, глупость давола, непонятая имъ самимъ. И именно поэтому оно обречено вмст со всмъ остальнымъ безбожемъ.
Я сказалъ еще, что вра въ Бога есть абсолютная основа духовнаго характера въ человк, источникъ доброты, жертвенности, истинной соцальности, дисци плины и храбрости.
Въ самомъ дл, истинный характеръ выражается не только въ волевой сил человка: за этою силою могутъ укрываться элементарныя и низменныя страсти, ожесточившяся и одержащя душу дурной и слпой одержимостью. Но истинный характеръ иметъ природу не животную, а духовную;
и страсть, насыщающая его, не есть страсть элементарнаго инстинкта, но страсть духовной любви;
и выборъ, ведущй его и указывающй ему цль,Ч не слпъ, а зрячъ. Идея характера гово ритъ не только о сил воли, но и о врности избранныхъ ею содержанй и о благо родств и искренности избравшаго ихъ сердца. Злое упрямство не есть характеръ;
слпая, неистовая свирпость свидтельствуетъ о слабости духа;
это есть рабство ване дурнымъ страстямъ, страстная безхарактерность...
Истинный характеръ есть духовный характеръ. Онъ говоритъ не просто о сил или лединств душевнаго уклада, но о его качеств, зрячеств и преданно сти за совсть. Словомъ, онъ свидтельствуетъ о господств Божьяго Духа въ жизни человка. Только такой человкъ иметъ то Главное, изъ-за чего и ради чего онъ живетъ, исходя изъ него во всхъ своихъ поступкахъ и связуясь съ нимъ по главному, центрально и безусловно.
Такой человкъ знаетъ, что ему стоитъ жить, потому что онъ знаетъ, что за это стоитъ ему и умереть. Характеръ его есть школа предметности, въ которой онъ самъ является и воспитателемъ, и воспитанникомъ. Характеръ его питается пред метною любовью къ людямъ и вызываетъ къ жизни ту особую духовную доброту и соцальность, которая оказывается свободной и отъ сентиментальности, и отъ лицемря. Имя въ своей совсти неошибающйся критерй добра и зла, такой человкъ знаетъ, чмъ и чему можно пожертвовать и чмъ вообще жертвовать нельзя. Онъ самъ является центромъ живого самоуправленя и дисциплины, а вра въ Бога даетъ ему силу истинной неустрашимости.
Вотъ почему у безбожныхъ людей нтъ и не бываетъ характера;
ихъ злая и страстная воля, ихъ раскаленная одержимость, ихъ каменющее упрямство, ихъ тупое одноуме, ихъ сердечная черствость, какимъ бы душевнымъ равновсемъ все это ни сопровождалось, не есть характеръ. Ибо истинный характеръ есть смерт ная врность духовному, т. е. божественному началу;
онъ есть сила духовной любви, а это-то имъ и недоступно.
Я сказалъ дале, что вра въ Бога есть истинный фундаментъ благороднаго правосознаня.
Почему это такъ? Потому, что право по самому глубокому существу своему есть атрибутъ не инстинкта, а духа;
иными словами, оно есть форма жизни не оду шевленнаго животнаго, а одухотвореннаго и поэтому нуждающагося въ свобод и самодятельности существа. Инстинктъ имется и у животныхъ, но они лишены правосознаня и не могутъ быть субъектами права. Субъектъ правосознаня и права есть разумный и духовный личный центръ, способный къ внутреннему самообла даню и самоуправленю. Это духовный организмъ, имющй въ своемъ внутреннемъ мр критерй добра и зла, должнаго и недолжнаго, позволеннаго и запретнаго, и способный руководить своей внутренней и вншней жизнью. Это духовная личность, способная имть родину, любить ее, служить ей, бороться за нее и умирать за нее. А это значитъ, что субъектъ права и правосознаня вырастаетъ изъ того глубокаго и священнаго слоя души, гд господствуютъ вяня Божи, гд душа человка и Духъ Божй пребываютъ въ живомъ соприкосновени, въ таинственномъ и благодатномъ единени.
Напротивъ, безбожникъ Ч это человкъ, отвергающй въ себ этотъ таинственный источникъ священнаго, это духовное мсто откровенй, зововъ и молитвъ, всю эту сферу предметнаго предстояня. Вотъ почему онъ презираетъ сво боду и попираетъ право, извращаетъ государственную жизнь, отрицаетъ родину, тянетъ къ интернацонализму и проповдуетъ предательство своей страны.
У врующаго человка все это обстоитъ иначе. Вра въ Бога есть для него начало жизни по Божьему, начало правовой совсти, лояльности, уваженя къ праву и свобод;
начало ранга, дисциплины и служеня;
начало патротическаго и государственнаго вдохновеня. Именно эту связь и эту мысль съ классической про стотой выразилъ у Достоевскаго лодинъ сдой бурбонъ капитанъ, которому Петръ Верховенскй сталъ проповдовать безбоже: Если Бога нтъ, то какой же я посл этого капитанъ? (Бсы). Это мысль не только цльная, но и предметно врная.
Потому что Богъ есть источникъ всего духовнаго на земл, а слдовательно, и патротизма, и лояльности, и дисциплины, и ранга, и служеня;
и вс эти необходи мые и драгоцнные атрибуты духа премлются врующимъ не изъ страха и расчета, а въ порядк добровольнаго самовмненя.
Право и государство безъ правосознаня Ч невозможны и нелпы, а безбож ники попираютъ правосознане, разлагаютъ и отрицаютъ его. Поэтому все, что они создаютъ подъ видомъ и подъ именемъ государства, есть мертворожденное построене;
механизмъ страха и рабства;
каторга безправя, произвола и прину жденя;
система униженя;
политическая декораця для обмана подслповатыхъ путешественниковъ.
Нтъ сомння, что исторя произнесетъ надо всмъ этимъ свой судъ.
Однако современный кризисъ ведетъ насъ еще дальше и показываетъ намъ судьбу безбожнаго хозяйства.
У человка всегда была потребность осмыслить и освятить свой хозяйственный трудъ на земл: связать его съ высшей жизненной цнностью, поставить ему вели кую и благородную цль, пропитать хозяйствующую душу Ч памятью о Бог и о Его заповдяхъ. Это Ч потребность здоровая и мудрая. Она стремится утвердить хозяйственный трудъ, какъ дло доброе, какъ дло служеня,Ч не дать ему превра титься въ машинную суету, въ суетную толкотню, въ жадное рвачество, въ жесто ковыйную эксплуатацю человка человкомъ... Она стремится связать трудъ и дви жущй его инстинктъ самосохраненя съ духомъ и вдохновенемъ, построить его на любви къ природ и ближнимъ, осмыслить его какъ художественное формироване вншнихъ вещей. Она стремится породнить человка съ природой, съ ея величавой мрностью, съ ея сокровенной красотой, съ ея таинственной цлесообразностью и органичностью. Она стремится соединить въ хозяйств расчетливый инстинктъ съ сердечной добротой, умрить жадность любовью, исцлить скупость щедростью, свя зать хозяйствующихъ людей Ч по-Божьи, совстью, солидарностью, состраданемъ, взаимопомощью.
Было время, когда многимъ казалось, что современный соцализмъ, а можетъ быть, и коммунизмъ, призваны оправдать и осуществить все это лучше, чмъ это удалось досел христанскому обществу. Нын, посл того, какъ безбоже развер нуло свою жизненную программу и свой способъ строительства, вс начали пони мать, насколько вредны и безперспективны были эти надежды. Не носящй Бога въ своемъ сердц и не видящй божественнаго начала въ своихъ ближнихъ можетъ создавать только механическое общество и механическое хозяйство. Безбожное хозяйство строится не на дух и не на естественномъ инстинкт человка, а на отвлеченной выдумк и на принуждени, на искусственно создаваемой всеобщей повальной нищет и зависимости, на механическомъ рабств и на страх передъ насилующимъ центромъ.
Въ такомъ хозяйств человкъ превращается въ голое средство, въ машину, въ ограбленнаго раба;
человкъ человку становится эксплуататоромъ и убйцей.
Нын безбоже показало себя и въ этомъ отношени. Лицо его нын ясно всмъ, кто способенъ еще видть. И кризисъ безбожнаго хозяйства развертывается на нашихъ глазахъ.
Вотъ что даетъ намъ основане говорить о кризис современнаго безбожя.
Вотъ что даетъ намъ право и обязанность вернуть ихъ укоръ и обличене и сказать:
врить въ Бога Ч мудро и спасительно, отвергать Бога Ч неумно и погибельно.
Ибо безъ Бога Ч вся культура человчества теряетъ свой смыслъ и свое зна чене. И если она не сокрушается сразу и во всхъ отношеняхъ, то только потому, что пассивное безвре способно долгое время держаться сокровеннымъ дыханемъ Божественнаго начала, вошедшимъ въ человческую душу и ведущимъ ее въ порядк некультивируемой и часто незамчаемой, но по-прежнему живоносной тра дици. Вры уже нтъ, но укладъ души, созданный, воспитанный и облагороженный христанскою врою тысячелтй, живетъ и длаетъ свое дло. Къ быстрому, стихйно-катастрофическому крушеню ведетъ только то безбоже, которое иметъ дерзане быть самимъ собою, которое послдовательно осуществляетъ активное и воинственное безвре;
безвре и антихристанство. Тогда убивается въ людяхъ вдохновенное, подавляется и прескается напряжене ихъ богоданнаго, естествен наго инстинкта, извращается наука, мертветъ совсть, выдыхается искусство, раз лагается характеръ, вырождается правосознане и распадается хозяйство.
Лтъ двадцать тому назадъ было бы трудне доказывать все это въ пред видни грядущихъ или возможныхъ событй;
но нын, когда поистин самые факты вопютъ о себ, намъ остается только указывать на нихъ, длать выводы и подво дить итоги. И когда, мы и понын еще слышимъ голоса, что-де въ нашъ вкъ культуры и просвщеня странно и смшно говорить о Бог, Ч то намъ сразу ста новится понятнымъ, изъ какого душевнаго уклада и мросозерцающаго акта (пассив ное, непослдовательное безбоже) говоритъ этотъ голосъ и къ какому лагерю онъ принадлежитъ изъ тхъ двухъ великихъ становъ, на которые распалось современное человчество... Это люди, которые не разумютъ главнаго, а именно: что культура и просвщене созданы боговдохновеннымъ актомъ и создаются и понын боговдохно венными людьми;
что и въ культур, и въ просвщени пассивные, непослдователь ные безбожники всегда будутъ лишь трутнями, а активные, послдовательные без божники всегда будутъ лишь разлагателями и разрушителями.
Кризисъ безбожя состоитъ въ томъ, что неисповдимыми путями Божими Ч безбожникамъ данъ просторъ выявить лицо свое и послдовательно показать себя на дл.
Они это и сдлали.
И вс, у кого есть глаза, чтобы видть, и уши, чтобы слышать, и кто далъ себ трудъ вникнуть въ событя нашихъ дней и уразумть ихъ,Ч вс постигли или вотъ постигаютъ смыслъ этого кризиса;
они поняли и то, что истинная культура создается только трудолюбивымъ вдохновенемъ и боговдохновеннымъ трудомъ, и то, что без божники всегда будутъ лишь трутнями и разрушителями культуры.
Вс ли выполнили это? Вс ли постигли?
Знаю, что не вс, далеко не вс, что одни не умютъ совершить это, а друге не хотятъ длать этого.
Но знаю также и врю, что неумолимая исторя, таинственно ведомая Божимъ перстомъ, заставитъ неуразумвшихъ страдать до прозрня, заставитъ упорныхъ и слпыхъ трепетать трепетомъ послдняго страха и покаянно искать путей къ Богу.
Человчество стоитъ передъ новыми путями въ истори своего духа. Соверши лись нке сроки. Оборвались и обрываются старые пути. Есть только два исхода:
или въ бездну, или къ перерожденю и обновленю духовно-религознаго акта.
Въ этомъ смыслъ современнаго кризиса безбожя.