Книги, научные публикации
ЕВ ГИМЕЛЬЗОН ОПЕЧАЛЕННОЕ СЧАСТЬЕ книга стихотворений im WERDEN VERLAG МОСКВА AUGSBURG 2003 Leo Himmelsohn ОПЕЧАЛЕННОЕ СЧАСТЬЕ Сборник стихов Редактор:
Первый вице президент Международной Академии Культуры Доминанта, профессор Геннадий Каганович й Leo Himmelsohn Опечаленное счастье, 2000 й Бесплатное электронное pdf издание: Im Werden Verlag, 2003 Печатается с разрешения и по просьбе автора info@imwerden.de ПРЕДИСЛОВИЕ...На фоне доброго, наивного сознания появляются грубые, неотёсанные глыбы его стихов. Они проходят через нас ощущением невесомости и дарят нам минуты самоосознания. Удивительно, как из таких глыб рождается утончённая Икебана.
Невозмутимая мысль поэта проста и яркая. Она подкреплена точной логикой учёного и глубоким знанием истории и литературы. Чего больше? Нет, при чтении Himmelsohn это совершенно не имеет значения. Важно, что он есть. Важно, что кто нибудь когда нибудь должен был сдвинуть гору устоявшихся поэтических канонов. Видите, как это всё просто: подойди к Сизифу и помоги ему! Очевидно, Leo Himmelsohn понял это и не остался сторонним наблюдателем, а первым из поэтов сделал шаг на помощь легендарному герою.
Давайте откроем бутылку шампанского и засвидетельствуем появление на Божий свет доброй поэтической, человеческой глыбы Ч Himmelsohn. Пусть каждый, кто возьмёт в руки эту книгу, поднимет тост за него и пожелает ему составлять тонкие Икебаны из грубых глыб нашего бытия.
С Е Р Г Е Й П О Ч А Т К О, художник и поэт ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА Дорогой мой друг читатель!
Прямо в глаза Вам смотрят дети мои Ч стихи. Они по наивности видят первоисточник бед в утрате Веры и Любви, Искренности и Самобытности, Красоты и Поэзии Ч и вопреки всему стараются сеять разумное, доброе, вечное. Будет день Ч будет и пища...
Удивительно греют лучи Ваших глаз. Как же точно Вы настраиваете сердце по камертону души! И вот сквозь шум бытия пробивается эта четырёхъязычная речь в кольце любви и обращений к родным стихам и к Вам. Если отзовётесь на моё имя Вашим живым откликом Ч это судьба.
Верю в судьбу, слушаю и благодарно принимаю. Поверьте, я не столь страшен, как царь зверей, просто ношу имя одного из двух своих дедушек.
Случилось обладать симметричными датой рождения 2.5.52 и инициалами ГЛГ (отчество Ч Григорьевич). Имея две третьи премии (2+3=5) национальных математических олимпиад, обожаю и схватываю на лету закономерности и совпадения. 2+5=7 Ч замечательное число.
2 Ч число тиражированных по 5 тысяч экземпляров моих первых поэтических книг, чему предшествовали 25 лет литературной учёбы.
Спасибо Ч не печатавшим меня... Эта и все остальные книги избранного в свежей редакции Ч едва ли 1/3 сочинённого с 13 лет, с го стихотворения Игра начинается с центра, конечно, о футболе, второй после книг любви, на годы вытеснившей первую, вечную. Вот и стараюсь начинать с главного и насущного, глядя чаще в телескоп, чем в микроскоп, как вечный дебютант и вечный самоучка, во многом первый в моём простом роду. А первой моей поэтической учительницей была бабушка, творившая вечные эпитафии. Вечно обязан моим поэтическим наставникам и отцу небу (вероятно, моя исконная фамилия Himmelsohn Ч небесный сын), диктующему стихи. Сочиняю только форму. Так ли фантастичны даже 3 мои сказки или заблаговременное Когда мужчине 50 (а мне было тогда 39)?
Болею рождающимся стихом. Погружаюсь, тону во всех четырёх языках, но пока не в водной стихии в километрах от берега или всего в 800 м в слегка штормящем Средиземном, забывшем поведать мне о своей дружбе с белыми акулами былого испанского империализма.
Как малы сутки! Шахматы и фотопринадлежности на пенсии. Но вот чиСЛО и СЛОво Ч мои вечные крылья, моя Судьба, моя Вера, Надежда и Любовь.
А Вы Ч тоже...
П Л А М Е Н Ь Т В О Р Ч Е С Т В А Секунды капают, спадая с горы крутого бытия, но Вера в Истину святая превыше силы забытья.
Слова души звенят, как звенья цепочки счастья золотой, на небесах самозабвенья Надежды солнцем залитой.
Неразличимы дни и ночи в животрепещущем огне.
Ценой извечных одиночеств оплачен добрый свет в окне.
Он искоркою сердце тронет Ч и откликается струна на сладких крыльях и на троне, где чистой радости страна.
Прямой зачёркнута кривая Ч пронзает постиженья ток, дорогу в царство открывая, где не печалится итог...
С У Д Ь Б А Горишь самозабвенно и незримо.
Какой тоннель? И кто подарит свет?
Познанья дух Ч из Греции и Рима.
Сокрыта Вера в тайном божестве.
Нет ничего на свете выше Истин, ранимей, непонятней и бедней.
Торопит Молох бытия, неистов, сжигая листья непрожитых дней.
Уходят в Лету пламенные воды.
Душа за кадром;
в той душе Ч поэт.
Тончайший слух не приласкают оды, а злая зависть выльется в навет.
Себя сжигает сам вперёд идущий, до боли закусивший удила, ведущий речь с предтечами, с грядущим.
Кому воздастся по его делам?..
И Н О П Л А Н Е Т Я Н И Н Колоссу бытия не уместиться в быте!
Живу в иных мирах, чем суета вокруг.
Спадает пелена непрошеных событий, бессильная зазвать со временем в игру.
Кричу я в никуда, в неведомую вечность.
Свершений языком я с нею говорю.
Милее рай небес, чем призрачная вещность.
И верую, творя, что я благотворю...
Д Е Д У Ш К А Милый дедушка мой в заколдованном небе!
Как хочу хоть на миг я тебя увидать!
Словно сказка, твой рай. В были прячется небыль.
Вне мирской суеты суждено обитать...
Ты ушёл далеко, обо мне мало зная:
до кудрявых усов я тебя проводил.
Не затянется боль, словно рана сквозная:
ведь не только меня Ч всё во мне породил.
С постиженья вершин не спускался до спора и премудро молчал о красе бытия.
Для оставшихся ты Ч и поныне опора.
Осознали вполне, лишь тебя потеряв.
Одолел не одну без пощады эпоху, а с утратою благ жар души сохранил и на крыльях молитв приближаешься к Богу, что спасения свет, как зерно, заронил.
Да услышал тебя запах чуткого леса и листвой прошептал наподобие слов, что летает Добро небывалого веса по овалам орбит над планетою злой...
М А М А Летаешь, родная, в далёких просторах, откуда вернуться на землю нельзя.
С собраньем богов не бываешь в раздорах, небесным паркетом, как в танце, скользя.
Поёшь им свои задушевные песни, возвышенный голос так щедро даря.
Концерта души не бывает чудесней!
И разве устанешь его повторять?
Наградой тебе достаются орешки и коржики чаще, чем в детстве твоём.
Присядь, дорогая, и сладко поешь ты в обнимку с извечным покоем вдвоём.
Зачем одиноко оставила нас ты в расцвете своих неисчерпанных лет?
Натянуто стонут небесные снасти, тоской распознав укороченный след.
Прочерченный путь пониманьем божествен, но так оборвался судьбой на краю...
Она искупилась заветным блаженством в тебя так любовно принявшем раю...
И С П Ы Т А Н И Е Гора огорчений окажется горкою.
Острейшая боль порастает быльём.
Страданье в момент Ч неизбывное, горькое, и, кажется, им на века опалён.
Я выбит из жизни огромною мелочью:
былых ожиданий растаял туман.
Наивность иллюзий в запасе имел ещё.
Даём ли мы слово холодным умам?
Но как избежать обобщенья неправого, поверить опять в изначальность добра?
Как суть распознать, не прельщаясь оправою, тропинку из тысяч одну отобрав?
Премудрое время разложит по полочкам собранье моих постижений, потерь.
Дорога судьбы по зарубкам и колышкам яснеет своей прямизною теперь.
Вокруг темнота, но забрезжило лучшее.
Воздастся ли? Сделаю всё, что смогу.
Спасенье ль искать в благосклонности случая?
Утонет ли солнце в замёрзшем снегу?
Х Р Е Б Е Т (песня) Чего летишь, лихое время?
Куда ты под руки ведёшь?
Зачем на Счастье грузишь бремя и льёшь на солнце тучный дождь?
Припев:
Душа в бездушье мается, по сердцу бродит боль, и всё вокруг ломается.
Но надо быть собой!
Навеки взорваны причалы.
Вокруг шумит немирный мир.
Безмерно множатся печали.
Былой качается кумир.
Припев Болотом втягивает вещность.
И огонёк почти потух...
Спасает звёздный компас Ч Вечность, когда на перепутье Дух.
Припев Г О Р А Ж И З Н И Нам былое приятнее кажется и дороже Ч Отечества дым.
Не хотим на признанье отважиться, что приятнее быть молодым.
...Та пора беззаботною выдалась:
не решай ты и не отвечай.
Предстоящее бездною виделось.
Незнакомкой казалась печаль.
А с горы только медленней едется:
гири опыта Ч как тормоза.
Путь на ярмарку даже не бредится.
И скорей раздражает гроза.
Только если подумаешь тщательно, все мгновения звонче монет, время жизни всегда замечательно, а вне жизни Ч и времени нет.
В Е Л О С П У С К Душа вверху, материя внизу.
В глазах Ч затменье солнца на мгновенье.
Хвалу как долг Спасителю несу:
Его добра волшебно мановенье.
...Ласкал объятьем встречный ветерок, сердца ныряли в окрылённой силе, но ям в асфальте зазвенел урок, которого и в мыслях не просили.
Тугой восьмёркой смято колесо, горбаты спицы, бесхребетна рама...
И доченьки ломался голосок, в котором разрыдалось слово мама...
Разбитое невинное дитя и удержавший руль в полёте грешник...
На землю пятна красные летят, спасённых отделяя нас от прежних.
Из каждой ямы выбраться бы рад.
Вели бы в жизни двое прав вожденья...
Не дочь с отцом мы, а сестра и брат:
второе вместе выпало рожденье.
Г О Р Ы И М О Р Е Кому то милей непокорные горы:
скалистые склоны, швырянья вершин Ч лихих камнепадов летящие хоры, где с боем берётся опасный аршин.
Кому то милее в рюкзачном изморе карабкаться выше иных облаков.
А мне полюбилось душевное море Ч само воплощенье идеи благой.
Волнуют до шторма поющие ветры.
Но, если гуляет по водам теплынь, гребками считаю шутя километры.
Да разве по жизни приятнее плыть?
И рушатся волны седыми хребтами, как будто бы горы спустились с небес, овеяны эхом орущих преданий, а в камень вселился Нептун, словно бес.
Но горы остались, обняв горизонты, и море, и горы, что где то на дне.
А мы изумленьем ответим красотам, которые глубже, которым видней...
Т А М А Р Е Душа ребёночком резвится, не чуя лет, летящих в Лету.
Позволь, сестра, ты ей развиться достойно золотого лета!
Храни задумчивый ты профиль, не ожидая мановенья и сытости от лёгкой крохи:
то Ч мимолётные мгновенья.
Не серебрит годов излишек кудряво медное волненье.
Голубоглазая, услышь ты сама себя ясней, полнее...
А К Р О С О Н Е Т С Е С Т Р Е Тропа моя с твоею обнялась, А в небе снов парит на крыльях детство.
Молчит певуче дивное соседство, А расстояние Ч совсем не власть.
Родную речь вкушаем словно всласть, Ансамблем пишем музыку содействий, Грустим: идиллии не засидеться, Играючи разлука разлеглась.
Мечта, как мачта, чудеса даря, Едва скрывая тень календаря, Любви и Веры расправляет парус.
Задору душ Ч в огне не обгореть!
Осталась бы за горизонтом старость...
Надежда, не забудь нас обогреть!
П О С Л А Н И Е Т А М А Р Е Сестра моя, спасибо, что ты есть!
Спасёмся мы от грустных одиночеств, одолевающих и дни, и ночи, встречаться иногда имея честь...
А сходства корни Ч в родственности душ с намёком на единое начало, что судьбы лёгким знаком помечало, счастливейший наигрывая туш.
Творит восторги твой кудрявый вид:
на мягкий свет голубоглазых окон роняет медью блики вечный локон, Ч не одного на свете удивит...
Маячит радость где то впереди!
Не шлёт Всевышний дум и дел напрасных.
Возможен ли неутомлённый праздник?
А Рубикон при встрече перейди!
И З Р А И Л Ю Тебя ли забудет заблудший твой сын, земля упоительных предков?
Я чувство родства намотал на усы с серебряной нитью нередкой.
А вечный твой камень пока не кипел Ч подсолнечный лик исполина, когда по тебе прошагал я в кипе Ч паломник Иерусалима.
В запутанных мыслях и в небе витал, сжимая истории лапу, когда я впервые с Тобой увидал далёкого Римского Папу.
И дни здесь чудесней, и ночи темней, и пища для чуткого уха.
Поэмою сказкой явилась ты мне, столица вселенского духа.
Палимая пальма Ч кусочек красы.
Воздушные нити Ч как манна.
Умоемся мы вместо пресной росы солёной волной океана.
Пускай я пока на другом берегу, листочек Познания Древа, Ч прожилками память земли берегу, где бродят Адамы и Евы.
З А Р Я М У Д Р О С Т И Дяде, докт. мед. наук, профессору, Главврачу от Бога, Зиновию Иосифовичу Красовицкому Время вкусное сладко и солоно.
Налетает метель седина.
Но не льнёт непогода к весёлому, раздающему счастье до дна.
Заметёт ли творенья порошею, коль созвездия душ спасены и волнуется факел хорошего в небесах, где блаженствуют сны?
На орбитах, что избраны издавна, и минуты грустить не резон:
затмевает невечное Истина, раздвигающая горизонт.
Оставаться собою в безвременье Ч фронтовому сродни героизм.
Не меняет и зренье воззрения и не рвётся сомненье в круиз.
Годы листья желтеют неистово и растёт юбилеев гряда, за которой эпоха единственна, траектория взлёта крута.
Не помчится к началу течение, разливая свой добрый заряд.
Есть наградой заря и вечерняя.
Это светлая тоже заря!
П А М Я Т И Д О Р О Г О Г О П Р А В Е Д Н И К А, С Т А Р Ш Е Г О П О Э Т И Ч Е С К О Г О Б Р А Т А Ещё могут сто раз на позор и на ужас обречь нас, но, чтоб крохотный светик в потёмках сердец не потух, нам даёт свой венок Ч ничего не поделаешь Ч Вечность и всё дальше ведёт Ч ничего не поделаешь Ч Дух.
Борис Чичибабин * В морщинах Судьба Ч высока, глубока и прозрачна Ч дарует Добро тихим, светлым и мудрым теплом.
Пророком Поэт стать по воле Небес предназначен, и видится нимб, и теряет значенье диплом.
Отпущенный Дар сотворенья всеобщего Духа сливает слова в сокровенность нагой Красоты, а чистый настрой посвящённого, тонкого уха рождает и сны, и влекущие Божьи сады.
...Библейских чудес вереница в рождественской сказке.
Библейский народ Ч прародитель столь многих из нас...
А сам Человек, превышающий нации, касты, в Природе родной наконец то Сестру осознал.
Бредёт новизна ослепительным снегом открытий, подруги за ней Ч наши Вера, Надежда, Любовь...
Патриций и раб, сам себе и немыслимый критик, занозой Поэт ощущает безмолвную боль.
Сгибает в дугу эта ноша... Как тяжко Ч любимой!
И подвиг её Ч навсегда поддержать и понять, хоть могут мечты уходить на большие глубины, откуда ничем и уже никогда не поднять...
А время не то, но, минуя иллюзий соблазны, классический взор избирает единственный путь.
Движенья Души с высочайшим призваньем согласны, не может и быть повседневных и суетных пут.
Ведь если Дано Ч что там значит какая то вещность!
Судьбе неземной не позволено Духом скисать.
Настанет момент Ч и грядёт неизбежная Вечность, а надо успеть и заветное Слово сказать...
* * Прощай, любимый сын Поэзии, брат Пушкина и Пастернака!
Идти по Слову, как по лезвию, и не толкаться на Парнасе...
Светилось добрыми идеями дитя гуманнейших традиций.
Случайно ль чудо совпадения Ч за Рождеством вослед родиться?
За бытие Ч увы, не за город...
Боренье кончилось Бориса.
За день до Вас уходит Сахаров, шагают в Вечность декабристы...
Москва, окрестности иркутские...
Теперь и Харьков станет Меккой.
Судьба Поэта Ч не экскурсия, не между альфой и омегой.
Не домосед в замёрзшем городе Ч Байкал Поэзии разлился, спасая наше имя гордое, сердца и души, думы, лица.
За эту Вашу Правду Истину сполна Историей воздастся Добру пронзительному, чистому!
И суждено навек остаться.
Не распознать вблизи огромного, напрасны даже и потуги.
У нас, хоть не случилось кровного, Ч родство по Слову и по Духу.
А строфы Ч свечи поминальные, семь, девять, не ошибся вроде, Ч Вам за любовь и понимание меня и моего Народа.
Посильно продолжать Ч полезнее, чем петь красивые осанны.
...Уходят сыновья Поэзии Ч становятся её отцами...
П Р О Щ А Й, Д О Б Р Е Й Ш И Й !
Надежды маленький оркестрик Под управлением любви.
ЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ Возьмёмся за руки, друзьяЕ Булат Окуджава Слетелись слова, словно птицы печальные, и грустно склонились в миноре цветы, слагая небесную песню прощания с певцом и творцом неземной красоты.
У ауры дивной янтарно свечение Ч надежды оркестрик под знаком любви, что верой молитвенной славил священное, высокое в людях до дна углубив.
Крылатые: Ваше Величество, Женщина, Мужчина! ЕЗаманчива должность твоя...
Изящество духа Булатом завещано.
Его бы в себе научиться ваятьЕ С милейшим акцентом премудрость восточную, заветное счастье давать, а не брать, чудесного сердца доверчивость точную колышут волшебные волны добра.
ЕМелодия жизни, увы, не растянется, но к солнцу взывает, бессмертьем дразня.
С таким камертоном душа не расстанется.
Возьмёмся же за руки, песни друзья!
П О С Л А Н И Е А Н Г Е Л У Памяти мецената Харитоненко Зачем ты возносишься с девочкой, рождённой цвести на земле?
Её оживить бы, но не во что и верить печальной семье...
Резвилось дитя безмятежное, таилась в фонтане вода, фатальной слезой безутешною скатилась в былое беда...
За что же ты, кара небесная, творцам непомерных даров?
Раненье души ранней бездною как мир очерствевший старо.
...В каррарском седом, скорбном мраморе Ч растресканность древа креста, печаль, осенённая храмами, чета у распятья Христа...
Лети над борьбой и наветами и тёплую память храни о подвигах тихих, неведомых, не знающих бронзу, гранит...
* * * Явился ты, мой меценат и спонсор, надежда и опора, дивный шанс!
Не верится в счастливую бесспорность привыкшему к обилию мещанств...
Твой славный предок в Вечном Риме вырос, возвышенность античности вобрав.
Одолевая равнодушья вирус, ты дух творишь, как Еву из ребра.
Стирая грань потери обретенья и находя грядущее в былом, благотворя, и сам ты на пределе, легко беря в прекрасный плен полон.
Смогу ли оправдать твоё доверье, горячее обилие забот?
Обязан я, но волен, как деревья:
расту под ветром жизни сам собой...
Ведёт ли в мир со временем рокада, которой до бессилия бреду по самой кромке рая или ада?
Но только вот успею ли, приду?
Поэзия Ч духовная столица.
В высоком небе Ч сердца путь наметь.
За щедрости воздастся не сторицей, а счастьем выше звона всех монет.
- И К Л К Л А С С И Ч Е С К И Х Ф О Р М Юрию Стрельцыну посвящается А К Р О С Т И Х Юность души неподвластна старению.
Разве не в этом всесилье Творца?
И вдохновенье, и благодарение Йогам судьбы нам ценнее дворца.
Струны колеблются музой небесною, Тонкие мысли витают над бездною, Речи даруют тропу неизвестную.
Если несёт суетою в лицо, Лишним не станет Надежды кольцо, Ь (мягкого знака) залётный вальсок.
Цепкие цены минуют душевное.
Ыщет халтура обманы внушения.
Нимбом сияет тепло отношения.
Р О Н Д Е Л Ь По Зодиаку мы Тельцы, Не наш удел Ч смиренье.
По сотворенью Ч удальцы, Увлечены свирелью.
По устремлению Ч Стрельцы Без страха обостренья.
По Зодиаку мы Тельцы, Не наш удел Ч смиренье.
На ниве счастья, молодцы, Растут стихотворенья.
Кипят твои варенья.
Синхронно дети и отцы.
По Зодиаку мы Тельцы.
Т Р И О Л Е Т Свежее слово и новая нота Так неразрывно танцуют в душе!
Вот неизбывная грации ода Ч Свежее слово и новая нота.
Как неподдельно чаруют кого то, Просто сверкают в любом падеже!
Свежее слово и новая нота Так неразрывно танцуют в душе!
И Т А Л Ь Я Н С К И Й С О Н Е Т Нет ясности в прижизненном тумане.
Неумолимо тикают часы.
Сомнительно качаются весы.
Печально тонет честное в обмане.
Но есть исток оздоровленья в ране.
Грядёт конец суровой полосы.
Мы намотаем время на усы И новые себе добавим грани.
Нас выбирает беспристрастный путь, Ведущий в неизведанные дали, В глубокий очищающий забой.
Его не одолеешь как нибудь.
Не суждено присвоить блеск медали.
Но это счастье быть самим собой.
Ф Р А Н - У З С К И Й С О Н Е Т Плывём вдали. Чужие берега.
В одежды истины рядится ложность.
Добро уходит в противоположность.
И где Гольфстрима тёплая река?
В расчёте голом всё на дурака.
А интеллект Ч опасная оплошность.
На сером фоне вымирает сложность И, кажется, не слишком дорога.
Но и теперь возможен выбор ниши, Хотя она желаемого ниже И с барщиною состоит в родстве.
Спасение Ч духовное сближенье И даже белой зависти лишенье На столь конечной жизни борозде...
А Н Г Л И Й С К И Й С О Н Е Т Едины все творения на свете Ч Всевышнего прекрасные дары.
Но ловит праздность в призрачные сети, Блистают заблуждения пиры.
Спасёт избрание реки дороги При изобилье ручейковых троп.
И не страшны подводные пороги, И не затащит в сторону метро.
Свершения Ч на складе за кормою.
На троне неизменно новизна.
В фарватере господствует прямое.
Другой весной сменяется весна.
Каков бы ни был времени виток, Останется незыблемый итог.
С О Н Е Т С П Е Н С Е Р А Дано услышать вечности струну И воплотить в незыблемые ноты, В сотворчества волшебную страну, Где канут в прах заразные банкноты.
Зачем судьбе сенаты и синоды?
Течёт она спонтанною рекой, Не соблазняясь сладкозвучьем оды, Презренный игнорируя покой.
И если по душе размах такой И не пугают с бытием контрасты, То льётся жизнь сверкающей строкой, Чьи волны склонны мчаться в море страсти.
В перипетиях радует одно:
Живое не опустится на дно.
L O V E H I S T O R Y Т Р И А Д А Т Р И А Д П Р Е О Б Р А Ж Е Н И Е Плыла, казалось, без души пустыня.
Вдруг вынырнул оазис, не мираж;
волшебное волнение не стынет;
пленяя дух, вознёс его вираж.
Казалось лето безнадёжно зрелым Ч проснулось невозможною весной с бессонным солнцем, озарённым зреньем и соловьиной властью страстных снов.
Казалось, в небе, беспробудно сером, бездарно тонут мысли и цветы.
Но, наделив пространство новой мерой, на горизонте появилась ТЫ.
П Р Е Д Н А З Н А Ч Е Н И Е Ты вся Ч сродни природе и искусству:
живая, и высокое поймёшь, и дверь откроешь искреннему чувству, а ступишь Ч даже травку не помнёшь.
Тебе Господней волей щедрой мерой ниспослан нежный самородный дар любовью, и надеждою, и верой творить животрепещущий нектар.
ЕПусть грустным счастьем пенятся бокалы, что не дано до капли осушить.
А чтоб часы вперёд не забегали, не будем сами к финишу спешитьЕ П Р Е Д Н А Ч Е Р Т А Н И Е Свободы нет, нам даль диктуют рельсы:
ни вверх, ни вниз, нельзя назад и вбок.
Зато Дано касаньем душ согреться:
так начертал судьбу наш дивный Бог.
Грядущее в незыблемом тумане Ч прозрачней ясной ломки тупика.
А если шлейфы тянутся дымами, нас не за что корить и допекать.
Пути двоятся до обиды прямо.
Но единенье душ Ч на свете есть, пьянящий воздух вдохновляет пряно, а небеса пронзает Божья весть.
Т Е Т Р А Д А Т Е Т Р А Д О Ж И Д А Н И Е О Ж И В А Н И Я Появится ль? С милостью смелости? Робости?
Склонился лукавый Амур к смене стреЕ Вершины мажорны. Минор Ч просто пропасти.
Настраивай струны строки, менестрель!
Лепной пеленою сомкнулись сомнения и странно стреножен в стремленьях Пегас?
Припомни прекрасные прикосновения, чтоб благоговейный огонь не погас!
Романтика морщится тропками узкими, шуршит безнадёжно озябшей листвой?
В душе не туши искромётные мускулы:
желает восторженности божество!
Начало отчаянья: речи печальные, что слово лудача очам не читать?
Но чудом случается необычайное:
черчение чар намечает мечта.
О К Р Ы Л Е Н И Е О Т К Р О В Е Н И Я Напевная пена преславной словесности взбивает влекущую ввысь глубину.
Ныряем навстречу нагой неизвестности, чтоб воду живую сердцами глотнуть.
Спрямив искривленье скрывать сокровенное, пронзает прозаик Ч природы рентген.
Прозренье поэзии проникновенное дарует отрадою гений регент.
Волшебная дань: выжидают движения, стихает дыхание, словно во сне, взволнованно властвует душ возвышение, вид дива витает в витой новизне.
Сверкай свысока, небожитель божественный!
Стихия, схвати с головы и до ног!
Судьбу не спугнуть бы бескрылыми жестами:
рождён для полёта Ч ползти не дано.
О С Т Ы В А Н И Е О Т С Т А В А Н И Я Ломанья блистательных молний как не были.
Леченьем лучи осеняет озон.
Ласкающий лес ли, с молебнами небо ли пускает слезу от вершин до азов.
Горит горизонт, разрисованный радугой.
Вздыхающий воздух пронзительно пьян.
Солёное солнце, не радуй наградою:
планида, исполнен пленительный план.
Стечением туч предстаёт расставание и грузною тяжестью грустной души.
Отстал и остался, растёт расстояние, одним одиночеством снова дыши.
Былое с грядущим укрылось за горкою, вплетая в тепло леденеющий лад.
И встреча с разлукою Ч сладкое, горькое Ч провидчески сложены в кислый расклад.
О Т Ч А Я Н Н А Я О Т Ч А Л Е Н Н О С Т Ь Печаль изначальна: далёкое близкое.
Закрытая пристань не машет рукой.
Былое застыло в душе обелисками и держит её, не пуская к другой.
Шатается штормом свинцово Вселенная, тревожная туча склонилась к волне.
Спасает Ч Всевышнего сила нетленная, а мышцы крепчают и чаша полней.
Подсказкой застыв, зазывают созвездия.
Свернулась свирепость, забывчива зыбь.
Заветностью звуков зависли известия, где тенор небесный завесил басы.
Когда приоткроются призраки пристани, которые хитро припудрил туман, Ч наивно нанижутся дивные истины на смутный заманчивый самообман.
C С E S T L A V I E В Е Н О К С О Н Е Т О В I Когда стеною сумрачный туман И не таится ни кусочка света, Ч Наивно ждать соломинку совета, С которой не срываешься в обман.
Надежда с верой забрели в капкан, Не суждено сокрыться от навета, Вопрос не удостоится ответа, Танцует равнодушие канкан.
Бесславно задыхается терпенье, С поникших веток не слетает пенье, Сплошную ложь лепечет лебеда.
А кислород проигрывает смогу, За неудачей шествует беда, И в жизни некуда поставить ногу.
II И в жизни некуда поставить ногу, Не наступив случайно на других, Далёких, близких, даже дорогих, Ч Не обратишься в юркую миногу.
Зачем наивно выряжаться в тогу Прозрачной призрачности строк тугих И звонких слов Ч заманчивых, таких, Которые противятся итогу?
Молчи, кричи, а бытие хохочет, Проникновенности и знать не хочет;
Проклятый мрак ничуть не поредел.
Но не доверишь облегченье грогу, И непроглядной тьме придёт предел:
Спасёт рассвет, вставая понемногу.
III Спасёт рассвет, вставая понемногу, Когда отчаянье ступает вслед;
Десятилетия спадают с лет, А славословье улетает к Богу.
Медведь сомнений прячется в берлогу;
Уверенность точнее, чем балет;
Счастливый в руки прыгает билет И призывает к смелому прологу.
Идеи наводнением текут, Ковёр крылатый неустанно ткут;
С тобою провидение согласно.
Открытья миг хранит, как талисман, А всё невероятное подвластно;
И поведёшь себя, как атаман.
IV И поведёшь себя, как атаман Светлейших и восторга, и печали, Которые свершенья помечали Значком, что их творец Ч почти шаман.
Благословенный мыслей ураган, Какого и в природе не видали, Неудержимо увлекает в дали, Где даже не мерещится курган.
Легко вздымаешь прошлого плиту, Грядущее хватаешь на лету, Ныряешь вслед за золотою рыбкой.
Мгновения вкушаешь, как гурман;
Но вдохновенность остаётся зыбкой, Когда в судьбу врывается дурман.
V Когда в судьбу врывается дурман, Сбивая с толку вкус и обонянье И маской надевая обаянье, Ч За твёрдым словом ты не лезь в карман.
По живой сладкой лести, великан, Не примеряй на вырост одеянье, Не принимай и слово подаянье, Свободным будь, спонтанным, как вулкан.
Лихой соблазн заводит в прегрешенье;
Но мудро не торопится решенье, А ждёт тебя в содружестве с умом.
Губами редко прислоняясь к рогу, Откроешь кладезь ты в себе самом:
Выводит сердце душу на дорогу.
VI Выводит сердце душу на дорогу, Когда остыл в потёмках след светил, Презренный призрак за руку схватил И потащил к ближайшему острогу.
Оберегая сущность недотрогу, Возьми хребет, который враг бранил, А сам Всевышний с неба обронил, Дыханье дав заветному отрогу.
Зовущие крахмальные вершины Возносят зоркой истины аршины, Слепую грязь отбрасывая в прах.
Так оседлай коня, перо, пирогу И с ними устремись на всех парах К возвышенному светлому порогу!
VII К возвышенному светлому порогу Летит стремглав крылатая душа, Преграды огибая иль круша, Ч Как вечная владелица к чертогу.
Поставив ногу на горы треногу, Как мысль на остриё карандаша, Засмотришься, от счастья не дыша И отгоняя мнимую тревогу.
Задумчивый заоблачный карниз Без опасения сорваться вниз Дарует опьяняющую веру.
Здесь невозможен жизни графоман, Свобода перемен имеет меру, И ложный закрывается роман.
VIII И ложный закрывается роман, Где эпилога истинна страница;
Пока вдали искомая граница, Ты сам себе неверный басурман.
Свободу дум укоротил тиран, Напрасно лучшие мелькают лица, И полутёмной кажется светлица, А ты, минуя зрелость, Ч ветеран.
Но если пруд заполонила ряска, Очистит время и поможет встряска;
По дням, как по булыжнику, идёшь.
Сбивая наваждение такое, Уже неудержимо страстно ждёшь, Когда же счастье обретёшь в покое.
IX Когда же счастье обретёшь в покое, Себя в долине горной ощутишь, Где царствует таинственная тишь И длится настроение благое.
Нет груза дум о сером волчьем вое, В былую пропасть больше не летишь, Судьбе в глаза уверенно глядишь И видишь в них участие живое.
Мечтами очарованы недели, Которые ничуть не надоели, Легчайшую поэзию тая.
Не думая о дальнем упокое И сокровенном смысле бытия, Блаженство вкусишь мудрое такое.
X Блаженство вкусишь мудрое такое, Что и помыслить было не дано;
Небес благоволение одно;
Волнение Ч стороннее, морское.
Но стынет сердце, ко всему глухое, И не стучится ветерок в окно;
Да не сверкнёт паучье волокно Ч Предвестие известья неплохое.
И проплывают караваном дни, Неся отдохновения одни От празднества, что так неутомимо.
Покой, какого мир не выдавал:
Не тронув душу, всё проходит мимо;
Не шевельнёт и сам девятый вал.
XI Не шевельнёт и сам девятый вал, Когда вдали от зыбкой жизни Ч славно;
Заботится касательная плавно, Чтоб ветер в скорлупу не задувал.
На ровном месте не грядёт провал, Благое самочувствие заглавно, А камнепады не грозят облавно И выстраданным кажется привал.
А если даже что то и не видно, Его ведь нет, нисколько не обидно, И ничего не хочется шатать.
Вне моря и не встретишься с медузой;
Желание не жаждет ожидать, Когда же штиль окажется обузой.
XII Когда же штиль окажется обузой, Рванёшься в жизнь несытою душой, Казавшейся напрасно небольшой, Ч Срезая катеты гипотенузой.
И дружба не вредит с рабочей блузой, Промасленность не кажется чужой, Рука привычно властвует вожжой, А динамичный шар не бредит лузой.
Не гнать же в шею вереницу дней, Чтоб вычитаньем делаться бедней На разность бытия и проживанья!
И как такой покой одолевал?
Вчерашний день без дерзкого желанья Уйдёт, как будто не овладевал.
XIII Уйдёт, как будто не овладевал, Столетний сон с оттенком летаргии Незримо и без пышной литургии, Поскольку душу он не задевал.
Опять светлеет жизни перевал, Не предвещает вечер ностальгии, И властной хочется драматургии, Чтоб буйный вихрь страстей обуревал.
Но если и берёзы склонны гнуться, Не хочется, как прежде, промахнуться И стать заложником чужих саней.
Привязанность не обернётся узой;
А качество Ч количества ценней;
И увлечёшься истинною музой.
XIV И увлечёшься истинною музой, Что только для тебя и создана, Надёжна, как Китайская стена, И не навесит каменного груза;
Блондинкою, брюнеткой или русой С такой прозрачной правдою до дна, Что затмевает всех она одна, А ты пред ней, как некогда, безусый...
И так повеет трепетом любви, Что тёплый миг, как счастье, ты лови!
Избыточно любое опасенье.
Взаимопонимание Ч лиман, Целебный и дарующий спасенье, Когда стеною сумрачный туман.
XV Когда стеною сумрачный туман И в жизни некуда поставить ногу, Спасёт рассвет, вставая понемногу;
И поведёшь себя, как атаман.
Когда в судьбу врывается дурман, Выводит сердце душу на дорогу К возвышенному светлому порогу;
И ложный закрывается роман.
Когда же счастье обретёшь в покое, Блаженство вкусишь мудрое такое;
Не шевельнёт и сам девятый вал.
Когда же штиль окажется обузой, Ч Уйдёт, как будто не овладевал;
И увлечёшься истинною музой.