Книги, научные публикации
НОВЫЕ ИДЕИ В СОЦИАЛЬНОЙ ТЕОРИИ Автор: В. Г. ФЕДОТОВА ФЕДОТОВА Валентина Гавриловна - доктор философских наук, профессор, академик РАЕН, зав.
сектором социальной философии Института философии РАН (E-mail: socio.philos@gmail.com).
Аннотация. Данная статья посвящена некоторым изменениям в теориях социальных наук, имеющим междисциплинарный характер и затрагивающим интересы социологии, социальной философии, политологии, экономики и других дисциплин. Рассмотренные сдвиги представляются нам весьма значительными и имеющими в качестве дальнейших последствий продолжение когнитивных изменений в науках об обществе.
Ключевые слова: теория * практика * гражданское общество * демократия * элита * средний класс * модернизация * догоняющая модернизация * экология * устойчивое развитие * Запад * незападные страны Теория и практика. История знает немало примеров, когда теоретические позиции являлись руководством в деятельности людей, успешно обеспечивали развитие и модернизацию стран.
Так, послевоенное "немецкое чудо" стало продуктом ордолиберализма - либерализации, при которой государство не допускало криминализациии рынка. В Германии были предприняты институциональные изменения - денежная реформа Эрхарда. Привезенные в Германию новые немецкие марки, тайно произведенные в США, разорили деятелей черного и серого рынков и вынудили всех немцев зарабатывать деньги честным и производительным трудом.
"Японское чудо" было результатом проекта японских социологов в 1950-е гг. Американцы в поверженной после Второй мировой войны Японии пытались осуществить либерализацию, разрушить присущий ей коллективизм как предпосылку милитаристских целей государства.
Социологи предложили изменить цели государства, но сохранить историческую коллективную продуктивность.
В 2000-е гг. Э. Гидденс, будучи в то время директором Лондонской школы экономики и политики, сформулировал новые условия деятельности левых при глобализации ("третий путь"), когда социал-демократические модели перестали эффективно работать из-за исчезновения их налоговой базы, ибо при глобализации капитал стал убегать туда, где выгодно. В основе этого проекта было более активное вовлечение гражданского общества в политику и экономику. Эти идеи оказались полезными для Англии, но менее пригодными для Германии, Франции и других стран, где гражданское общество оказалось менее развитым.
Китаю удалось добиться чрезвычайно большого экономического роста, т.к. он, вопреки мнению о глобализации как победе западного капитализма над национальными интересами других стран, включился в глобальный капитализм, преследуя собственные интересы. Это было инициировано китайскими экономистами. Наличие дешевой рабочей силы, трудолюбие и дисциплине, привычка к накоплению позволили Китаю получить большую долю глобального рынка.
Бывают ситуации, когда устаревшим теориям противостоит здравый смысл. Но сегодня ситуация представляется противоположной: многообразие представлений и кризис здравого смысла в условиях быстрых изменений не выступают основой пре- Статья печатается по гранту РФФИ N 09 - 06 - 00336-а "Экосоциология как новое направление анализа соотношения экологии и общества и его практические задачи". 2009 - 2011.
стр. образований и требуют новых теорий для улучшения ситуации. В России сегодня это слабое место.
Социолог Н. С. Розов метко поставил диагноз заголовком своей статьи: "(Не) мыслящая Россия:
антитеоретический консенсус как фактор интеллектуальной стагнации" [Розов, 2007: 284]. Для решения ряда проблем страна нуждается в современных теориях и должна признать опасность полагания только на здравый смысл. Взаимоотношение теории и практики становится ключевым пунктом изменения социальных теорий и реализуется в различных направлениях исследования.
Гражданское общество. Гражданское общество в России не может возникнуть без участия власти. А власть устремится к нему тогда, когда захочет разделить с обществом ответственность за происходящее. Так, Общественная палата возникла после Беслана, но многие ее члены рассматривают пребывание там как трамплин для прыжка во власть. Есть ответственные журналисты, рассказывающие о безобразиях в производстве продуктов питания после снятия сертификации и контроля. Есть люди, способные на полезные инициативы. И многое решается, когда кто-то отважился поставить вопрос, указать на факт. Это - элементы гражданского общества. Но существующее представление о гражданском обществе как о полной политической вовлеченности населения и, в конечном счете, о его расколе в пользу сил, которые говорят о демократии, является упрощенным и опасным. Сравнительно недавно "Литературная газета" опубликовала статью известного специалиста по Китаю В. Г. Бурова о причинах, по которым в КНР не происходит "демаоизация", несмотря на новый курс развития и официальные решения о ряде ошибок, совершенных Мао Дзедуном. Подоплека этой статьи ясна - автор сравнивает осторожную политику Китая в отношении прежних лидеров со стремлением сделать "десталинизацию" основой повестки дня России. Существует ли угроза сталинизации или она исходит из десталинизации, которая соберет своих противников? Нужна ли для победы демократических сил в России и строительства демократии политическая радикализация масс?
Поскольку у В. Г. Бурова наверняка найдутся раздраженные противники, уверенные в том, что Китай просто не дорос до тех задач демократизации, которые нам нужны, обращусь к политической культуре США - страны, в демократическом политическом устройстве которой нет сомнения.
В 1963 г. была опубликована книга Габриеля Олмонда и Сиднея Вербы "Гражданская культура.
Политические отношения и демократия в пяти нациях", ставшая классической. Книга перевернула представления американцев о себе самих и о сущности демократии и гражданского общества. Образ политической культуры приближается к тому, что называют иначе гражданской культурой. До указанной работы этих авторов в США бытовала абсолютизация политического участия, активности всего общества. Доминировала рационально-активистская модель, вовлекающая население в политику. Олмонд и Верба высказали сомнение в реальной осуществимости такой модели и ее осуществленности в США. В противоположность идеям активизма всех граждан в гражданском обществе, Олмонд и Верба находят в США три типа политической культуры: подданническую, приходскую и культуру участия. Первая характеризуется в целом пассивным отношением к политике. Приходская культура не имеет конкретизации политических ролей и политической ориентации. Культура участия четко ориентирует граждан на политическую систему в целом. Авторы пишут: "Гражданская культура является смешанной политической культурой. В ней многие индивиды активны в политике, но есть такие, кто играет в ней пассивную роль подданных. Более важно, что даже среди граждан, имеющих активную политическую роль, качества подданных и прихожан не полностью вытеснены. Роль участника добавляется к подданнической и приходской культурам. Это значит, что активный гражданин сохраняет свои традиционалистские, неполитические связи, так же как и свою более политическую роль подданного" [Almond, Verba, 1989: 339]. Политическая деятельность гражданина, по мнению Олмонда и Вербы, представляет собой лишь часть его интересов, причем не самую важную. Гражданин формируется из всех трех культурных форм отношения к политике - участника, подданного и прихожа- стр. нина, а гражданская культура выступает как их результирующая. Олмонд и Верба анализируют традиционную критику демократами, придерживающимися рационально-активистского похода, слабого политического участия граждан и попыткам его активизировать. Политическая деятельность - не единственный тип рациональной деятельности. Поэтому "в свете неполитических интересов индивида для него может быть совершенно нерациональным вкладывать то время и те усилия, которые необходимы, чтобы жить в соответствии с рационально-активистской моделью" [Там же].
Гражданское общество -это не организация людей, следующих теоретическому или политическому плану, а общество обычных людей, которым удается реализовать свои нужды и быть услышанными. Авторы отмечают разрыв между требованиями участия в политической жизни и реальным участием. Проводя социологические опросы, Олмонд и Верба убеждались, что людей, желающих участвовать даже в делах общины было значительно больше, чем тех, кто реально это делал. Таким образом, сравнительная редкость политического участия, его необязательность для всех людей, занятых обычными делами, позволяет элите проводить свои решения, на которые, тем не менее, может оказать влияние активность других граждан. Граждане имеют резерв политической активности, могут усилить свое участие в политической жизни. Но поскольку "...политика имеет относительно небольшое значение для граждан, это обстоятельство составляет важнейшую часть механизма сдерживания системы противоречивых политических позиций политическими элитами, не лишающимися при этом своей эффективности" [Almond, Verba, 1989: 348]. Иными словами, политические элиты США ограничивают себя ради сохранения своей эффективности, не провоцируя оживления противоречивых позиций в обществе. Но российские элиты не сдерживает и раскол, а между тем "баланс между активностью и пассивностью может поддерживаться только в том случае, если политические вопросы стоят не слишком остро" [Almond, Verba, 1989: 349]. Значительная часть влияний общества на принимающие решение элиты, согласно Олмонду и Вербе, не связана с вовлечением граждан в политику. Элиты могут предвидеть требования и недовольство, видеть неадекватность прежде принятых решений.
Критике авторов подвергаются мифы о компетентности граждан, значимости их эмоционального подъема. "Во-первых, сильная эмоциональная включенность в политику ставит под угрозу баланс между активностью и пассивностью, ибо сохранение этого баланса связано с невысокой значимостью политики. Во-вторых, политическая включенность такого плана ведет "к росту политических ставок", создавая благоприятную почву мессианским массовым движениям, подрывающим стабильность демократий" [Almond, Verba, 1989: 350]. В демократической системе должен поддерживаться еще один баланс - между согласием и разногласием, поляризация должна быть ограничена. Отсутствие согласия лишает шансов на разрешение политических споров, характерного для демократических процессов. Согласно Олмонду и Вербе, гражданская культура - это политическая культура умеренности. Она предполагает знакомство с вопросами со стороны обычного человека. Эта умеренность достигается балансом между пассивностью и активностью, компетентностью и доверием, между эмоциональностью и прагматизмом, согласием и разногласием, спокойным и продолжительным формированием гражданской культуры и ее торопливым внедрением. Подобной озабоченности строительством демократической культуры мы не видим со стороны отечественных элит.
Олмонд и Верба пишут, что постепенный рост гражданской культуры путем слияния разных политических культур происходит успешно в условиях, когда решение проблем политической системы растянуто во времени. Они показывают, что проблемы новых стран, вступающих в демократию, отрицание постепенности. "Настойчивые требования в политике раздаются со стороны многих из тех, кто еще недавно довольствовался ролью прихожанина... Эти страны стремятся завершить за короткий промежуток времени то, что на Западе создавалось в течение столетий... Если из нашего исследования что-то и следует, то это то, что нет простой формулы раз- стр. вития политической культуры. Тем не менее, нами было сделано несколько выводов, которые имеют отношение к рассматриваемой сейчас проблеме" [Almond, Verba, 1989: 370].
Приведенная теория демократии и гражданского общества не нова. Она, как мы отметили, классическая, но в России, если и известна, не применяется. Поэтому мы и помещаем ее в разряд новых (для нашей страны) теорий. Применение ее меняет представление об элитах. В. Парето указал в начале XX века, что есть два типа военных элит: "лисы", применяющие ум и хитрость, и "львы", склонные к насилию. Среди экономических элит он выделяет рантье и спекулянтов. В идеологически-религиозной сфере - священников и скептиков. Р. Арон находит в 1950-х гг. три типа элит: сплоченные (монолитная структура с высоким уровнем централизации, примером которой была для него советская элита), дисциплинированные (олицетворяющие доминирование одной группы в управленческом слое, примером чего является нацистская Германия), разделенные (утверждающие плюралистическое соревновательное взаимодействие между различными элитными группами, примером чего являются западные демократии). Новая типология элит была выдвинута в 1985 г. Г. Филдом и Дж. Хигли, выделившими четыре их типа:
идеологически сплоченные (высокий уровень интеграции и проведение в жизнь ценностей одной идеологии, это - коммунистические режимы и нацистская Германия);
разобщенные (минимально структурированные и жестко конкурирующие между элитными группами, это - элиты большинства развивающихся стран);
частично сплоченные (имеют наиболее влиятельные фракции в элитной группе, внутри которой устанавливаются нормы элиты первого типа, это элиты послевоенных Италии и Японии, во Франции 1960 - 70-х гг.);
согласованно сплоченные (имеющие внутреннюю интеграцию и процедурное согласие между всеми элитными группами, демонстрирующими идеологические и политические различия, это большинство европейских стран конца XX в.) [Field G.L., Higley J., 1980].
Сказанное позволяет сделать некоторые выводы о путях формирования российской элиты, способной соединить моральные и профессиональные качества и участвовать в формировании гражданского общества: изучать историю элит, сравнивать себя с другими, чтобы понимать соответствие уровня элит ситуации и потенциал их изменения. Стремиться к формированию согласованно сплоченных элит.
Теории модернизации. Будучи автором многих книг и статей по проблемам модернизации, я не могу не радоваться тому, что программа модернизации активизировалась в нашем обществе. Но понимать модернизацию как усовершенствование необходимо, но недостаточно. Практические решения могут вновь пострадать от незнания теорий и истории модернизации. У некоторых практиков и политиков она выглядит, будто началась впервые (хотя в России продолжается с времен Петра I, а мире началась много раньше) и сводится к техническому усовершенствованию (хотя модернизация - это процесс, охватывающий все сферы общества). В истории и теории модернизаций есть несколько этапов.
Модернизация Запада была естественно-историческим органическим переходом от традиционного средневекового общества, воспроизводящегося посредством традиции, к современному, основанному на инновации, капиталистическому обществу. Этот переход был для Запада органическим, потому что он не возник из какой-то предзаданной цели, заранее выработанной модели, а явился естественным следствием трех сформировавших его революций - Ренессанса, Реформации и Просвещения.
Для многих незападных стран (России, Турции, Мексики и др.) проблема ускорения развития, ритмов своей эволюции предстала как идея модели догоняющей Запад модернизации. Они испытывали немалые сложности из-за культурных различий с Западом при осуществлении этих новых целей, неготовности населения к радикальным изменениям, сочетания модернизационных рывков и демодернизационных откатов. В советский период модернизационная политика была продолжена, но нередко в форме насильственной модернизации. Догоняющая модель модернизации была достаточно успешна. Но когда ее попытались применить к странам, вступившим в про- стр. цесс деколонизации, не сработала: модернизация "третьего мира", освободившегося от колониальной системы, не состоялась. С началом 1970-х термин "модернизация" фактически вышел из употребления.
Он вернулся в Россию 1990-х с неомодернизационной теорией, снова ориентированной на догоняющую Запад модель развития. Тогда же стало ясным, что следование ей сталкивается с прежними трудностями, и политическая модернизация не гарантирует отсутствия демодернизационных процессов в производстве и культуре. Однозначный вывод из этого был сделан многими российскими учеными, а так же американцами Л. Харрисоном и С.
Хантингтоном: "культура имеет значение".
За десятилетие XX века в мире произошли серьезные изменения. В глобальную экономику вступили многие новые страны - азиатские, посткоммунистические, латиноамериканские. Их специфика состоит в том, что они имеют различные культуры и различные задачи модернизации.
По мнению крупнейших специалистов, среди которых Ш. Айзенштадт, С. Хантингтон, догоняющая модель модернизации более невозможна. Заимствование чужого опыта происходит сегодня не только в отношении достижений Запада (вестернизация), но и Востока (истернизация, креолизация), осваиваются преимущества многих стран. Новую модель можно назвать национальной. Ее нельзя путать с почвенной, националистической, в России со славянофильской.
Она не отрицает вестернизации и других заимствований, но при этом ориентирована на преодоление собственных трудностей, предполагая возможность применения собственных методов. Эта кратко даваемая история изложена в книгах, на которые мы ссылаемся ниже.
Демодернизация 1990-х не сменилась сегодня модернизацией производств, ростом численности квалифицированного рабочего класса, массовой подготовкой инженеров, специалистов в области естественных наук, несмотря на то, что уже поставлены задачи постиндустриального развития.
Задачи научо-технической модернизации поставлены, и образцом их решения должно стать Сколково. Но знание указанных теорий модернизации поставило бы и ряд новых задач модернизации социальной сферы. При адекватном понимании технической модернизации Сколково превратилось бы из анклава в пилотный проект для всей страны, позволяющий российским ученым совершить технологические прорывы. Если квалификация западных ученых выше, как нередко утверждается сегодня, то почему С. Брин должен был уехать на Запад, чтобы внедрить Гугл, а выпускники Физтеха сделать то же самое для получения Нобелевской премии за открытие графена. Они уехали потому, что на родине труднее получить признание, что ученые в России имеют неадекватный статус. Особенно в провинциальных вузах научная работа не получает должной оценки. Сколково находится в противоречии с реформой образования, направленной на приложение не науки, а здравого смысла. Сегодня в мире главные инновационные результаты принадлежат науке - как естествознанию, так и социальным наукам.
Технологические инновации Запада стали результатом технологического применения фундаментальных наук, а не доморощенного изобретательства. Существует новое международное разделение труда, где Запад создает модель продукта на основе применения фундаментальных результатов науки, Азия производит продукт, а Индия осуществляет сервис для Запада - бухгалтерские операции, расшифровку томограмм и пр. В этом раскладе сил Россия могла бы занять место производителя интеллектуального продукта.
В чем же отличие сегодняшнего утверждения о многообразии модернизаций и переходе к национальным моделям модернизации от прежнего применения классической модернизационной теории и результатов ее применения, имевших национальную специфику?
Отличие в том, что модель догоняющей модернизации рассматривала Запад как единственный образец, а эмпирические несовпадения модернизирующихся стран с этим образцом трактовала как незавершенную или неуспешную модернизацию, создающую по-разному модернизированные страны. Новая концепция множества вариантов модернизации и следующего отсюда многообразия национальных стр. модернизаций считает эти различия закономерными, обусловленными спецификой этих стран;
отрицает единый образец.
Думать, что национальная модель неэффективна из-за отсутствия единого образца, к которому следует стремиться, неверно: следуя ей, ставятся цели, которые достигаются, потом появляются другие, они тоже реализуются - так продолжается процесс модернизации как инновационной деятельности [Лапкин, 2010: 54]. Это можно видеть на ниже рассматриваемом примере китайской модернизации. Но ведь и российская догоняющая модернизация, начавшаяся при Петре I, так и не получила завершения. В этой принципиальной незавершенности - одна из причин отказа от догоняющей модели модернизации.
Наиболее адекватной формой развития обществ многим теоретикам сегодня представляется национальная модель модернизации, возникающая на некотором уровне уже достигнутой вестернизации. Россия имеет достаточно высокий уровень вестернизации, но еще нуждается в повышении этого уровня при заимствовании инфраструктуры, демократических институтов, рыночных отношений Запада. Необходимый и достаточный уровень усвоения западного опыта сегодня не только не препятствует национальной модели развития - напротив, он способствует ее осуществлению, а значит и благоприятствует возникновению многообразию вариантов модернизации в современном мире. Как уже отмечалось, С. Хантингтон, Ш. Эйзенштадт, Л.
Харрисон и ряд других исследователей считают, что в наше время каждое общество само решает, какая модернизация ему нужна. Появление национальной модели модернизации является "выходом" из одного из главных "тупиков" неолиберализма, коим является пренебрежение фактором культуры. Критикуя капитализм, К. Маркс тем не менее отмечал его цивилизующую миссию. Распад коммунизма способствовал началу глобализации, открывая прежде закрытые для капитала территории. В рамках Запада функционирование капитала взращивало его социальную субстанцию. Запад оставался небезразличным к способам усвоения демократии и формированию правового государства в модернизирующихся странах. Даже политика колонизации нередко имела сходные цели, что можно видеть на примере Сингапура, успешно подготовленного британским колониализмом к развитию по современному сценарию.
При глобальном распространении капитализма капитал стал терять цивилизующую миссию. А.
И. Фурсов в работе "Колокола истории" показал, что капитализм перестал заботиться о социальной субстанции модернизирующихся обществ. Для него стала важной только функция капитала (обогащение, рост капитала), а не социальная и культурная среда его функционирования [Фурсов, 1992]. Если раньше капитализм перемалывал чужие (незападные) культуры то теперь эти культуры перемалывают капитализм, заимствуя его экономические механизмы почти так же, как новинки автомобильной промышленности.
Примером национальной модели модернизации можно считать китайское развитие. Китайцы при выборе модернизационной модели учитывали особенности своей страны и не стремились перестать быть китайцами и стать американцами и т.п. Руководство страны принимало во внимание и численность населения (более одного миллиарда человек), и низкий стартовый экономический уровень, и отсутствие нужного количества природных ресурсов, и явный недостаток грамотных кадров. Поэтому оно осуществляет модернизацию под централизованным руководством авторитарного коммунистического режима. Одновременно китайские лидеры понимали, что модернизация - это не одномоментное действие, а длительный процесс. Следует сказать, что успех реформ в Китае обеспечивался коллективом единомышленников, на деле заинтересованных в процветании страны. Во главе его стоял такой незаурядный человек, как Дэн Сяопин. Реформы в Китае начались с реформы экономики - производственных отношений в деревне. При этом постепенно шел и процесс реформирования теоретических представлений - в начале говорили о возвращении к плановым принципам социалистической экономики, которые были извращены в период "культурной революции", затем - об использовании рынка, но при господстве плана, и только потом появился термин "социалистическая рыночная экономика".
Me- стр. тодология китайских реформ - постепенность и учет национальных условий. Это, по словами К.
Поланьи, золотое правило реформ, отличающее их от революций и требующее согласования скорости реформ со способностью людей к ним адаптироваться [Поланьи, 2002: 47 - 49]. Широкую известность получили работы Ту Вэймина о национальной модернизации в Китае. Этот исследователь отмечает важность для экономики и моральной атмосферы в Китае конфуцианских установок. Он показывает, что Китай не просто бросился в омут бесконечных преобразований, но, вглядываясь в японский опыт, обдумал вопрос о том, как, с точки зрения перспектив конкуренции Китая с западными странами, следует отнестись к таким антиномиям развития, как "сельское хозяйство или промышленность", "капитализм или социализм", "восточная культура или западное образование". Мы далеки от преувеличения китайских достижений, хотя они велики, но важно то, что идея способности конкурировать с Западом, а не догонять его, осознание непреодолимости своей культурной и цивилизационной специфики привели к постановке актуальной задачи борьбы с голодом в 1970-е гг. и определили приоритет реформы сельского хозяйства Китая. Решение именно этих задач и стало в начале реформ национальной моделью модернизации страны. Но преодоление голода не приостановило осуществления модернизационного проекта и не растянуло его реализацию на неопределенное время. "Деревня и город", инфраструктуры, модели индустриализации с привлечением сельского населения, миграция в города - следующая цепочка проблем, выстраивающая цели модернизации одну за другой. Ликвидация неравномерности развития регионов - еще одна задача. Сейчас в условиях мирового экономического кризиса китайское правительство приняло меры по ограничению экономического роста и усиления потребления внутри страны. Китай успешным образом использовал глобальный рынок в своих национальных интересах.
Сегодня модернизация в Китае сопровождается некоторым смещением внимания к экономике внутри страны. Подобная смена приоритетов обусловливает длительность или даже бесконечность процесса модернизации, отрицающая недостижимость однажды поставленной задачи. "Мы находимся в довольно сложном положении, -пишет Ту Вэймин, - Нам предстоит преодолеть три преобладающие, но устаревшие дихотомии: "традиционное - современное", "западное - незападное", "локальное - глобальное"" [Ту Вэймин, 2002: 236 - 250]. Нам представляется, что, возможно, сюда надо добавить "капиталистическое - социалистическое". Действительно, китайцы попытались перейти к современности, полагаясь на цивилизационную и политическую (посредством коммунистического режима) защиту традиции. Они обратились к вестернизации (к западному), особенно в сфере технологий в условиях нового разделения труда между западным "обществом знания" и азиатским индустриальным обществом, не давая дорогу рекультуризации своей страны (незападному), хотя частично это все же происходит. Ныне, сполна использовав "глобальное" в своих интересах, они обратились к своим локальным нуждам. По мнению Ту Вэймина, "азиатские интеллектуалы более столетия внимательно присматривались к западным учениям. Японские самураи-бюрократы, например, методично заимствовали у европейцев, а позже и у американцев, приемы науки, технологии, политического управления. Аналогичным образом китайские ученые чиновники, корейские "лесные интеллектуалы" и вьетнамские мудрецы созидали свои нынешние социумы на основе западных знаний. Приверженность масштабной, а порой и всеобъемлющей вестернизации позволила им перестроить экономику, политику, общественную систему согласно тем образцам, которые они... считали более передовыми" [Ту Вэймин, 2002: 243 - 244]. Однако азиатские страны нуждались в адаптации этих инноваций к собственной культуре. И не продолжающаяся вестернизация, а синтез ее результатов с местными условиями оказался достаточно продуктивным, и, по мнению цитируемого автора, доказывающим устарелость отмеченных им антиномий. Он с трудом удерживается от утверждений, что конфуцианские ценности могли бы быть полезными сегодня Западу, так как Запад сам нуждается в модернизации, чтобы перейти в новую современность, а незападные общества в любом случае не способны рекультуризироваться полностью. И, хотя стр. Ту Вэймин допускает возможность восточного влияния на Запад, он все же настаивает на плюрализме типов модернизации, оставляя каждой стране или региону право на выбор модернизационного проекта.
Соглашаясь с этой мыслью, мы считаем ее существенной для российского модернизационного проекта. Ясно, что для его осуществления необходим как некий уровень вестернизации, так и поворот к собственным коренным проблемам. Его цель состоит в определении приоритетной задачи и последующих за ее решением новых задач, этапов их осмысления, а также - в заимствовании тех успешных институтов, образцов, способов и инструментов, которые имеются на Западе и в мире в целом. Вопрос о социальной базе модернизации России не находит ответа. Однако вовсе необязательно исходить из ее наличия. Прогноз или проект могут формировать эту базу. Мадзини говорил после объединения Италии: "Мы создали Италию, теперь будем создавать итальянцев".
Доклад как не выполняет задачи формирования социальной базы модернизации, так и не находит ее.
Можно сделать вывод о том, что необходимое России формирование правых сил не может быть осуществлено на старой базе 1990-х гг., где демократия - всего лишь бескомпромиссная идеологема, в то время как на деле демократия - это компромисс реально существующих интересов и групп интересов, консенсус различных социальных сил.
Экология. Существенные изменения в наше видение вносит новая ситуация, получившая название "новая эра энергии и климата" [Friedman, 2008: 11]. Огромный экономический рост множества новых стран делает концепцию устойчивого развития эвфемизмом неразвития, отсталости. Вместе с тем, не хватит ресурсов Земли для эскалации экономического роста, игнорирования других видов капитала (человеческого, социального, культурного), массового потребительства. Это изменит многие ценности и концепции, например, идеи массового потребления, равняющиеся на США, понимание среднего класса, в котором начнут превалировать новые параметры.
Изменения в соотношении теории и практики и новые влияния экологии на изменения в науках об обществе являются сегодня определяющими. Многим это кажется сомнительным с достаточными основаниями:
- О. Я. Яницкий цитирует философа В. С. Соловьева, еще в XIX в. отмечавшем ограниченность природных ресурсов и достигнутый предел человеческой деятельности в отношении природы [Яницкий, 2009: 324]. Как показывает другой автор -Д. В. Ефременко - алармистские тенденции имеют свою историю, связанную как с растущей дестабилизацией экосистемы Земли, с пониманием последствий этого и социальной природы происходящего, так и с остротой опасений за ситуацию в будущем. Алармистский эколого-политический дискурс, по мнению этого исследователя, был преодолен после набирания особой остроты в 1960 - 1970 гг. Алармистские настроения отражали катастрофические прогнозы об убывании ресурсов, но основания для паники в этот период были еще недостаточными. В 1980-е гг. появились надежды на национальные решения экологических проблем в связи с ростом технических возможностей и усилением внимания окружающей среде. 1990-е ознаменовались опорой на концепцию устойчивого развития, предложенную докладом Брундтланд и документами конференции ООН по окружающей среде [Ефременко, 2009: 364 - 365].
- Многие возлагают надежды на прогресс биотехнологий, развитие науки и техники, которые создадут заменители нефти, например, из генетически модифицированных растений, растущих в любых условиях, вплоть до полюсов Земли, на изменение природы самого человека и так называемое постчеловеческое будущее.
- Еще одна тенденция состоит в ожидании постматериалистического будущего, когда материальные цели перестанут играть роль, ведущую ко все увеличивающейся нагрузке на природу.
- Не всеми признается угроза нехватки энергии из-за наличия неиспользованных возможностей и угроза изменения климата из-за того, что плохие годы уже случались и сменялись лучшими.
стр. Тем не менее, нам представляется, что сегодня дело не в наличии или отсутствии алармистского дискурса, а в объективных изменениях, проистекающих из структуры мирового хозяйства: к ускоренному развитию подключилось много новых стран Азии, поскоммунистического блока, Латинской Америки. Началось новое Новое время для незападных стран [Федотова, Колпаков, Федотова, 2008: ]. Не только Запад теперь является мощным потребителем природных ресурсов, а Земля осталась одна. Этим ситуация качественно отличается от описанных выше причин алармизма.
Хотя найдется немало технических возможностей преодолеть дефицит ресурсов, многие из них окажутся экологическими и социально опасными. Например, постчеловеческое будущее отбросит культурные модели прежней истории и создаст проблемы экологии культуры, о которых сегодня мы даже не можем помыслить.
Центральной проблемой является изменение климата, т.к. оно касается всего человечества.
Существует парадокс, называемый "парадоксом Гидденса", который состоит в том, что проблема климата при всей своей опасности воспринимается как абстрактная и не получает адекватного ответа в практической и политической деятельности людей [Giddens, 2009: 2;
См. также Pelling, 2011]. Именно экологические изменения затрагивают когнитивную эпистемологию сегодняшнего дня и приводят к изменению базовых концепций. Экологические изменения уже сейчас грозят пересмотром многих концепций социальных наук.
Гражданское общество и модернизация прочно связано с той частью экологической проблематики, которая ассоциировалась с движением "зеленых". В опросе фонда им. Б. Ф.
Этцеля показано, что девять из десяти опрошенных немцев и австрийцев хотят улучшить существующий экономический порядок. Каким образом? На первом месте стоит защита природы, на втором - рациональное обхождение с ресурсами, на третьем - социальная справедливость. Результаты опроса приводит "Шпигель". Они состоят в том, что 4/5 всех респондентов говорят о своей ответственности, они готовы изменить свои привычки, стиль жизни для улучшения экономического устройства. Но их намерения тесно связаны с экологией.
Например, меньше пользоваться автомобилем, реже летать на самолете, аккуратно обращаться с мусором, разделять его, утеплять свое жилище, пользоваться альтернативными источниками энергии, поддерживать общественно-полезные организации и способствовать социальной направленности государства. Они не хотят старого капитализма, но не мечтают и о социализме.
Их альтернатива - это включение в модернизационный проект не только экономического роста, но и многих других параметров, имеющих социально-гуманитарное, экологическое, этическое содержание. Зеленые имеют в Германии, например, тот же вес, что и социал-демократы, но их пестрый состав и поверхностное восприятии экологических проблем сменяется на научное, связанное с научной и социальной политикой, направленной на защиту от негативных последствий экономического роста при отсутствии отказа от задач самого этого роста. Как отмечает Д. В. Ефременко, "идентификация идеологии зеленых, если ее не ограничивать рассмотрением базовых принципов, состоит в выявлении конкретной комбинации нормативных установок и дискурсивных элементов экологической модернизации, структурной экологизации и антимодернизма. Абстрактные суждения об идеологии зеленых, не опирающиеся на предметный анализ большого объема данных, характеризующих историю, организационную структуру, коалиционную стратегию конкретной партии, действующей в специфических условиях соответствующей партийной системы, имеют ограниченную ценность" [Ефременко, 2009: 369].
Переход проблемы на тот уровень, когда дело не ограничивается обсуждением общественности, а требуются научные и политические управляющие решения, характеризует сегодня изменения в гражданском обществе и в модернизационной стратегии.
Очень много работ, в которых обсуждается совместимость консьюмеризма с новой экологической ситуацией: можем ли мы следовать американской модели косьюмеризма при наличии значительно большего, чем прежде, числа стран, вступивших стр. в капитализм или перешедших к рыночной экономике. Консьюмеризму современного типа предшествовали национальные модели потребления. Сейчас только Япония из числа развитых стран не вступила в консьюмеризм, ориентируется на национальную модель потребления. А если мы все хотим экономического роста и бесконечного разворачивания потребительской гонки, то завтра не хватит энергии, произойдет ухудшение климата и т.д. Поэтому в современной литературе заметно исключительное внимание к эволюции потребления и потребительской идеологии [См., например Ritzer, 2010, 2011].
При наличии множества вариантов модернизации, остаются ли возможности для догоняющей модернизации? Остаются, но их неперспективность очевидна. Вполне можно разграничить то, что России следует почерпнуть на Западе и то, что составляет ее приоритетные цели и где решения могут быть нашими собственными. Это и была бы национальная модель модернизации, отличающаяся от догоняющей модели 1990-х, но сохраняющая ее ценности преимущественно сред экономистов. Ее суть - концепция экономического роста и представляющаяся авторам адекватной ей трактовка политической системы как либеральной. Однако именно концепция экономического роста с ее ориентацией на американский стандарт потребления составляет сегодня большую проблему. При подключении к интенсивному экономическому росту многих новых стран - азиатских и посткоммунистических - обостряется ситуация нехватки ресурсов, возникают проблемы энергопотребления, изменения климата. В подобных обстоятельствах экономический рост - это та часть модернизации, которая требует соответствия этическим, демографическим, социальным и экологическим задачам. Ресурсы Земли недостаточны для повсеместного экономического роста и возникает запрос на потребительские модели новых типов. Этому способствует концепция внеэкономического и, прежде всего, среди его видов - социального капитала, новые публикации по поводу которых имеют значение для корреляции экономического роста и защиты природы. Проблематизируется средний класс, становящийся все более консьюмеристским классом. Нельзя сказать, что средний класс в России уже сформировался, но его характеристики - преимущественно экономические.
Главным здесь остается то, что средний класс - это значительная часть общества, которая может обеспечить себе жизнь выше уровня бедности и ниже уровня богатства. Ресурсы среднего класса состоят в меньшей мере в собственности на средства производства и в большей мере в образовании, позволяющем среднему классу адаптировать прибывающих в него представителей высших и низших социальных слоев, обеспечить вертикальную социальную мобильность.
Средний класс в России, как и на Западе и в незападных странах, оказался двигателем экономики благодаря своей экономической состоятельности, производственной активности и кругозору и, вместе с тем, стал фактором стабилизации обществ, заинтересованных в статус-кво. Как отмечает Л. А. Беляева, "только в высокоразвитых индустриальных обществах средний класс приобрел весомую массу и стал выполнять в обществе, с одной стороны, стабилизующую функцию, а с другой, - обеспечивать прогресс в силу того, что он сосредотачивает в своих рядах наиболее активную и профессионально образованную массовую часть общества...
Экономический тип поведения представителей среднего класса ориентирован на рыночную форму ведения хозяйства... Стиль жизни среднего класса ориентирован на семейное благополучение, индивидуальное развитие и совершенствование" [Беляева, 2001: 133]. Однако сегодня ситуация меняется [См.: Федотова, 2010]. Не исключено, что через понятие "культурный капитал" средний класс получит то переопределение, которое уведет его с консьюмеристской тропы на обозначенный А. Этциони путь усмиренной экономики и процветающего общества.
Концепция устойчивого развития существует в разных вариациях - от эвфемизма неразвития для незападных стран до предложений гармонизации соотношение производства и потребления. Она включает в себя как идеи ограничения экономического роста, что равносильно для многих стран призыву оставаться бедными. Но также идеи реформирования капитализма, борьбы с бедностью, более равномерное распре- стр. деление экологических недостатков и пр. Как показывает Д. В. Ефременко, главное, что можно извлечь при всем убывании значимости дискурса устойчивого развития, это его взаимодействие с дискурсом глобализации. Поскольку в экологические проблемы и особенно проблемы изменения климата вовлечено все человечество, это меняет прогноз и представление о глобализации, подчеркивая не только ее первоначальную экономическую суть, но и охват ею всего человечества.
Итак, мы привели несколько новых идей - в сфере понимания соотношения социальной теории и практики, гражданского общества, где популистские идеи активизма и наличия тех, кто знает, как надо, на повседневном уровне, сменяются более концептуальным содержанием. Затронули изменения элит. Обсудили переход от модели догоняющей модернизации к модели национальной модернизациям и их многообразию. Проанализировали экологические трактовки, значительно сегодня более серьезные в связи с изменением климата, затрагивающим всю Землю и все человечество. Мы показали, что экологические процессы в большей мере, чем другие, ведут к дальнейшим когнитивным изменениям в науках об обществе, перестраивая такие концепты, как активизм, средний класс, экономический рост, капитал, устойчивое развитие и пр.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Беляева Л. А. Социальная стратификация и средний класс в России. М.: Academia, 2001.
Ефременко Д. В. Экологические исследования и анализ эколого-политических дискурсов // Социологический ежегодник. М.: ИНИОН РАН. Каф. общей социологии ВШЭ, 2009.
Лапкин В. В. Дилеммы и казусы модернизации в начале XXI века // Модернизация. Авторитаризм и демократия. М.: ИМЭМО РАН, 2010.
Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. Спб.:
Алитейя, 2002.
Розов Н. С. (Не) мыслящая Россия: антитеоретический консенсус как фактор интеллектуальной стагнации // Прогнозис. 2007. N 3.
Ту Вэймин. Множественность модернизаций и последствия этого явления для Восточной Азии // Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под ред. Л. Харрисона и С. Хантингтона М.: Московская школа политических исследований, 2002.
Федотова В. Г., Колпаков В. А., Федотова Н. Н. Глобальный капитализм: Три великие трансформации. Социально-философский анализ взаимоотношений экономики и общества. М.:
Культурная революция, 2008.
Федотова В. Г. Экология и средний класс // Знание. Понимание. Умение. 2010. N 3.
Фурсов А. И. Колокола истории. М.: ИНИОН, 1992.
Яницкий О. Н. Экосоциология: к сравнительному анализу развития дисциплины в Европе и США в XX веке // Социологический ежегодник. М.: ИНИОН РАН. Каф. общей социологии ВШЭ, 2009.
Almond G. A., Verba S. The Civic Culture. Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Newbury Park, L., New Delhi: Sage, 1989.
Field G.L., Higley J. Elitism. L, Boston: Routledge and Kegan Paul, 1980.
Friedman T.L. Hot, Flat and Crowded. Why we Need a Green Revolution and how it Can Renew America.
N. Y.: Farrar, Straus and Giroux, 2008.
Giddens A. The Politics of Climate Change. Cambridge, UK, 2009.
Pelling M. Adaptation to Climate Change: from Resilience to Transformation. N.Y.: Routledge, 2011.
Ritzer G. Enchanting a Disenchanted World. Continuity and Change in the Cathedrals of Consumption.Los Angeles, L., New Delhi, Singapur, Washington: Sage, 2010.
Ritzer G. Revolutionizing the Means of Consumption. L: Sage, 2011.