НАРОДЫ ЕВРОПЕЙСКОГО СЕВЕРА РОССИИ: ПОЛОЖЕНИЕ, СПЕЦИФИКА ИДЕНТИЧНОСТИ Ю. П. ШАБАЕВ ШАБАЕВ Юрий Петрович - доктор исторических наук, зав. сектором этнографии Института языка, литературы и истории Коми Н -

УрО РАН (E-mail: yupshabaev

Аннотация. Север - это освоенная территория, на которой сформировались социально-этнические сообщества, переживающие сегодня явления дестабилизации, депопуляции, социальной деградации. Особое внимание уделяется анализу этнических, локальных и региональных идентичностей, специфике интеграции северян.* Ключевые слова: Север * этничность * идентичность * северяне * регион * территориальное сообщество * интеграция Европейский Север России обладает огромными ресурсами, играет важнейшую роль в регулировании климата и экологии планеты, а его геополитическое значение в обозримой перспективе может существенно возрасти. Между тем, положение населения данного полиэтнического региона остается крайне сложным [см. 1, 2]. Причем интересы его учитываются властями явно недостаточно, и если применительно к Северному Кавказу или Дальнему Востоку говорится о необходимости разработки специальных региональных программ развития, то Европейский Север в этом отношении обойден вниманием. Отечественные специалисты все чаще пишут о деградации северных территорий [см. 3]. В зарубежной литературе рисуются многовариантные сценарии, включая неблагоприятные [4]. Что касается публичных дискуссий, то обсуждения реалий указанного региона нередко приобретают характер апокалипсических пророчеств о возможной "потере Севера" [5]. Более того, формула "потерянный Север" из сферы публицистики перемещается в научные дискуссии. Понятие "Север" все более воспринимается как культурная периферия, как стагнирующая территория, как зона социального неблагополучия.

Очевидно, что вопрос "потерян ли Север", переместившись из публицистики в научный дискурс, требует изучения проблемы.

В статье сделана попытка показать, в какой мере дестабилизированы северные сообщества сегодня, сохранится ли Европейский Север как освоенная территория, существует ли "северная идентичность", насколько интегрированы северные народы, как можно охарактеризовать их идентичности. В ее основе материалы массовых опросов, в частности, населения Мурманска, Архангельска и Сыктывкара, проведен- * Работа подготовлена в рамках проекта "Территориальные сообщества, региональные идентичности и этничность на Европейском Севере РФ: исторические и культурные основания процессов этнической дифференциации и межкультурной интеграции", выполняемого по Программе фундаментальных исследований РАН "Историко-культурное наследие и духовные ценности России".

стр. ных под руководством автора в 2010 г. (в каждом городе маршрутным методом было опрошено по 300 респондентов), а также результаты многолетних наблюдений, исторические материалы, данные статистики и другие сведения.

Опасность депопуляции и деиндустриализации Севера. Оснований для того, чтобы говорить о проблемном характере развития Европейского Севера более чем достаточно. Это в первую очередь касается демографических процессов, которые ныне характеризуются постоянным снижением численности населения северных областей, округов и республик и отрицательным сальдо миграции.

С 1989 г. по 2002 г. Мурманская область потеряла 23% своего населения, Ненецкий автономный округ (НАО) - 24%, Республика Коми (РК) - 18,6% [6]. В последние годы ежегодная убыль населения Архангельской области (АО) в среднем составляет 10 тысяч человек [7]. При этом снижение численности в основном связано не с отрицательным естественным приростом, а с внешней миграцией. Несколько лучше демографическая ситуация в Карелии и Вологодской области, но наше внимание сосредоточено в основном на самых северных регионах. В этих регионах население стабилизировалось только в НАО. По прогнозам демографов, на Севере в ближайшие годы миграционный отток будет выше встречных миграционных потоков [1]. Особенно показательно, что северные регионы покидает молодежь. Так, в 2007 г. из РК уехал каждый пятый житель в возрасте 14 - 29 лет [8].

Наш опрос (март 2010 г.) показал, что 35,5% респондентов Архангельска, 38,8% Мурманска и 39,6% Сыктывкара хотели бы уехать навсегда или на длительное время, а среди лиц до 25 лет доля потенциальных мигрантов еще более высока - 51,4%. При этом в региональных центрах, как правило, выше средние доходы населения, более развит рынок труда, лучше организованы сервис и образовательная сфера. В других городах и поселках северных регионов ситуация менее благоприятна, а потому больше и доля лиц, желающих покинуть нынешнее место жительства.

Высокий уровень миграционной готовности населения, однако, связан не только с общей неудовлетворенностью жизнью;

скорее всего, он обусловлен общими неясными перспективами регионального развития. На вопрос "Имеете ли вы представление о том, каким образом будет развиваться ваша область или республика в ближайшие годы", дали положительный ответ 8,3% респондентов в Архангельске, 11,3% - в Сыктывкаре и 13,2% - в Мурманске. Вместе с тем от 42 до 48% опрошенных в названных городах заявили, что им неясна северная политика федерального центра, лишь около 6% согласились, что федеральное правительство уделяет внимание развитию северных регионов, и у него есть ясная северная политика.

Видимо, можно утверждать, что происходит процесс депопуляции Севера, в результате которого пустеют и перестают существовать не только многие села и деревни, но и поселки, а в ближайшей перспективе возможна ликвидации крупных поселений и даже городов (Амдерма в НАО, шахтерская Инта в Коми).

В условиях, когда процесс сокращения населения Севера не только не остановлен, но и усиливается, все большее распространение приобретает концепция, согласно которой неиспользуемые полностью или покинутые населением территории становятся своего рода "ничьей" землей, а обладающее подобной землей государство как бы ограничивает или даже теряет "суверенитет над ее ресурсами, в случае, если другие страны желают ими воспользоваться" [9].

Россия в последние годы пытается активно отстаивать свои права на арктические и субарктические территории и устраивает дорогостоящие экспедиции, целью которых являются символические акции -например, установка на дне Ледовитого океана государственного штандарта. Однако утрата населения, которое освоило арктические и субарктические территории еще несколько веков назад, забвение того, что полярные моря и прилегающие территории издавна являются зоной хозяйственной деятельности коренных жителей Севера (поморы, к примеру, задолго до норвежцев пришли на Шпицберген), будет потерей главного, и отнюдь не символического, аргумента в современных геополитических спорах.

стр. Нынешние процессы депопуляции стимулируются также тем, что Север перестал быть привлекательным для мигрантов в социально-экономическом плане. Кроме того, ряд добывающих компаний делает сегодня ставку не на местное население, а на временно привлекаемых работников, чье место постоянного жительства находится за пределами региона. Важную роль сыграла и демилитаризация Севера, которая особенно активно проводилась в 1990-е годы, в результате чего многие военные объекты были ликвидированы или законсервированы. Масштабы научных исследований также были значительно сокращены, вследствие чего закрыт ряд метеостанций, ликвидированы геологические партии и т.д.

Но наибольшее значение имела деиндустриализация Севера и отказ от диверсификации хозяйственных комплексов. В 1990-е гг. ликвидировались угольные шахты, ремонтно механические заводы, швейные и мебельные фабрики, предприятия строительной индустрии, а в сельской местности разорялись колхозы и совхозы, леспромхозы и механизированные колонны.

Строительство новых предприятий практически не велось, а расширение и реконструкция старых были направлены лишь на то, чтобы поддержать преимущественно сырьевую ориентацию экономики Севера. Проекты, которые могли бы преобразовать экономику целого региона и создать не отдельные очаги экономического роста, а сформировать целый производственный кластер, вокруг которого стал бы развиваться средний и мелкий бизнес, так и остались на бумаге. Примером может служить идея создания в Коми глиноземно-алюминиевого комплекса, включающего крупнейший в России бокситовый рудник в поселке Керки, глиноземный завод под Сосногорском и алюминиевый завод в городе Печоре (получающий энергию с Печорской ГРЭС). Сегодня под вопрос поставлена реализация другого крупнейшего проекта - освоение Штокмановского газового месторождения.

Люди, приехавшие на Север для самореализации или для решения материальных проблем, сегодня воспринимают не только свое личное положение как нестабильное, но и не верят в будущее своих городов и поселков, а нередко и в будущее региона в целом. Поэтому не случайно, во-первых, ослабевает местная идентичность, которая в прежние годы в ряде поселений была достаточно ярко выраженной, во-вторых, региональные идентичности являются неустойчивыми и слабо выраженными.

Весьма показательны в этом отношении данные опросов, которые были проведены в Республике Коми в 1996 и 2004 гг. В обоих случаях большая часть респондентов отрицала, что в республике сформировалось единое территориальное сообщество, объединенное общими интересами и общей идентичностью. В середине 1990-х гг. только треть опрошенных считала, что возможно говорить о подобном сообществе применительно к Коми, в 2004 г. таковых было несколько больше, но в пределах статистической погрешности, а потому не свидетельствовало об усилении процессов интеграции на уровне республики [9;

10]. Опрос 2010 г. дал показательный результат. На вопрос "Как Вы считаете, можно ли говорить о том, что жители вашего региона -это единое и сплоченное сообщество, у которого есть общие интересы и традиции", ответили "да" 39,7% респондентов в Архангельске, 38,8% в Мурманске и 32,8% в Сыктывкаре, а большая часть либо отрицала, что территориальное сообщество интегрировано, либо затруднялась ответить на данный вопрос.

Северные региональные идентичности так и не сформировались, хотя успешный опыт их целенаправленного формирования, осуществлявшийся не на этнической, а на территориальной (гражданской) основе, в России имеется (татарстанцы - в Татарстане, югра - в Ханты-Мансийском автономном округе).

Локальность, слабая региональная идентичность северных сообществ. Общей идентичности фактически нет ни на уровне северных индустриальных городов, ни на уровне областей, республик и округов. Отдельные административные регионы воспринимаются только как территории, но не как общий дом для целостных местных сообществ. Безусловно, подобное восприятие территориальных сообществ имеет свои основания. В первую очередь это связано с очаговым характером развития северных субъектов РФ. Так, подавляющая часть населения и почти весь экономический по- стр. тенциал Архангельской области сосредоточен в двух промышленных районах: Архангельск Новодвинск-Северодвинск и Котлас-Коряжма. В Коми выделяется несколько производственных комплексов - угледобывающий (города Инта и Воркута), северный нефтедобывающий, который объединяет нефтепромыслы в Коми и НАО (город Усинск), центральный промышленный район, где есть нефте- и газодобыча, а также их переработка, имеются строительные и транспортные предприятия, машиностроение и сопутствующая инфраструктура (Ухта-Сосногорск) и южный, сформированный вокруг столицы республики Сыктывкара. В Мурманской области - это Мурманск Североморск - мощный транспортный и сервисный центр, а также Кировск-Апатиты (добыча апатитов и геология), Мончегорск-Оленегорск и др.

Северные города и поселки слабо связаны друг с другом и их производственные структуры ориентированы не на внутрирегиональные рынки, а на внешние. Это отражается на самовосприятии жителей. Примером в этом плане может служить шахтерская Воркута. Ее жители не только ощущают уникальность города и его жителей, но и четко отделяют себя от республиканского социума. "Изоляционизм" и "урбоцентризм" нашли выражение и в местном городском фольклоре (расхожее утверждение "Воркута - столица мира"), и в высокой степени местной солидарности.

Именно эта солидарность способствовала тому, что воркутинские шахтеры и их профсоюзы довольно долго являлись лидерами рабочего движения в России [11]. Изолированные от других города и поселки - характерное явление для всего российского Севера, и культурный облик живущих в них сообществ, их особая социальная организация нуждаются в специальном изучении.

Локальность северных сообществ, их замкнутость внутри себя не явились порождением специфики промышленного освоения Севера в советские годы. Данные сообщества были локальны изначально. Об этом свидетельствуют как языковые, так и этнографические материалы.

Исследования социологов показывают, что локальность остается важной чертой образа жизни сельской глубинки на Севере [2]. Она усиливается потому, что привычные пути и способы сообщения перестают объединять людей. Например, пассажирское сообщение по рекам, которые являются естественными и наиболее древними путями, практически повсеместно прекращено. Во многих отделенных населенных пунктах прежде исправно функционировали местные аэропорты, теперь они закрыты, самолеты (обычно это были Ан-2) больше не летают. Жители сел и деревень тоже ограничивают свои разъезды, поскольку у них нет средств для приобретения топлива и покупки лодочных моторов. Так, в одном из сел Удорского района Коми депутат районного совета, обсуждая местные проблемы, привел такой факт: в советские годы через потребкооперации ежегодно продавалось жителям окрестных деревень до сотни моторов, а ныне не более двух. Те поселения, которые находятся вдалеке от рек и дорог и связь с которыми власти вынуждены поддерживать, часто оказываются оторванными от социальных благ: почту привозят нерегулярно, авиасообщение осуществляется эпизодически, продукты и товары доставляются местными коммерсантами по их "графикам". Многие населенные пункты, расположенные по берегам рек, весной и осенью надолго оказываются отрезанными от "большой земли", поскольку с нею их связывают паромные переправы, понтонные мосты и "ледовые переправы". На Севере дорог мало, а те, которые имеются, находятся в крайне неудовлетворительном состоянии. Не случайно, особую роль приобретают "зимники", которые называют "дорогами жизни" и ввод которых в эксплуатацию в осенне-зимний период обязательно освещается местной прессой как важнейшее событие. В последние годы интенсивность движения на основных зимниках НАО, к примеру, выросла втрое, а дорога с твердым покрытием до Усинска (Республика Коми) и от Усинска до Нарьян-Мара строится крайне медленно, и ее ввод в эксплуатацию возможен лишь в отдаленной перспективе. А для многих поселений такая перспектива отсутствует вовсе.

Если в Мурманской области и Ненецком округе всего несколько десятков сельских поселений, каждое из которых находится в зоне постоянного внимания регио- стр. нальных чиновников (особенно "национальные" села), то в Архангельской области и Республике Коми ситуация иная. В этих регионах на селе проживает четверть населения. При этом большая часть из четырех тысяч сел и деревень АО и семи с половиной сотен сельских поселений РК сегодня находятся в упадке и утрачивают перспективы развития. Структуры жизнеобеспечения в них разрушены, порой вообще не функционируют;

достаточно удовлетворительно работают только школы, учительский корпус которых состоит в основном из пенсионеров. Молодежь, как и прежде, стремится покинуть депрессивные поселения и перебирается в города, хотя ныне это становится делать все труднее. Сельские жители в массе своей живут натуральным хозяйством. Широко распространено пьянство, значительных масштабов достигла скрытая безработица. Социальная деградация северной деревни налицо.

Локальность, слабая региональная идентичность, о которой говорилось, указывают на необходимость последовательного укрепления гражданской солидарности, усиления интеграционных начал в политике местных властей. Пока социальная разобщенность северных сообществ "сосуществует" с их гражданской и политической "недоформированностью", состоящей, прежде всего в том, что у региональных властей отсутствует ясная идеология и понимание, какие концептуальные идеи могут быть положены в основу региональной стратегии интеграции.

Север как полиэтнический регион. Север, как отмечают некоторые исследователи, может рассматриваться как культурная конструкция и как пространство, созданное людьми в процессе своей деятельности [12;

13]. В культурном отношении он не является гомогенным, хотя в массовом сознании и в сознании российской интеллектуальной элиты нередко представляется не только единой исторической провинцией, именуемой "Русский Север", но и сугубо "русским регионом", культурное наследие которого существенно значимо для формирования русской ментальности и этнической культуры. В этом плане показательно замечание, сделанное академиком Д. Лихачевым:

"Самое главное, чем Север не может не тронуть сердце каждого русского человека, - это то, что он самый русский. Он не только душевно русский - он русский тем, что сыграл выдающуюся роль в русской культуре. Он спас нам от забвения русские былины, русские старинные обычаи, русскую деревянную архитектуру..." [14]. Современные исследователи пишут не только о "заслуге Русского Севера в развитии культуры и образования" [15], но также и о "метафизике Севера", о его "сакральной географии", которая якобы выделяет его в особую культурную реальность и позволяет говорить о нем как едином культурном пространстве [16].

Однако мифологизация культурного пространства Севера есть лишь попытка создания некой искусственной модели, которая, возможно, ценна гносеологически, но малопродуктивна в плане анализа социальной среды. Культурный миф о "Русском Севере", очевидно, был важен для формирования общерусской идентичности, но Север никогда не был сугубо "русским", а был и остается полиэтничным регионом, где исторически проживают карелы, саамы, вепсы, ненцы, коми, где уже девяносто лет существуют этнотерриториальные автономии, а этнический состав населения изменяется и усложняется. При этом русские, безусловно, доминируют в северных субъектах РФ, являясь и этническим большинством, и культурно доминирующей группой (в Вологодской и Архангельской областях доля русских превышает 90%).

Поликультурность "Русского Севера", сложившаяся исторически, никоим образом не приводит к формированию мультикультурного сознания у населения северных субъектов. В частности, свидетельством тому является высокий уровень ксенофобии и неприятия иноэтничных граждан страны. Этот уровень одинаково высок и в Коми, и в Карелии, и в Архангельской и Мурманской областях, о чем свидетельствуют результаты ряда социологических исследований. По данным нашего опроса в марте 2010 г., менее половины респондентов в Мурманске, Архангельске и Сыктывкаре заявили, что для них нет народов, к представителям которых они относятся с недоверием. Причем межэтнические конфликты могут иметь место не только в крупных городских центрах с полиэтническим составом населения, но и в самых глухих поселках. К при- стр. меру, в ненецком поселке Хорей-Вер несколько лет назад жители высказывали недовольство в связи с тем, что состав педагогов школы стал "калмыцким", а прилетевших сюда торговать цыган местная администрация не разрешила даже выпустить из самолета, а в поселке Харута их постарались побыстрее "проводить" [17]. А длительная и активно дискутировавшаяся в местной прессе "проблема" выселения из Архангельска цыган, отстроивших себе полтора десятка домов на одной из городских окраин [18], вообще стала показательной в плане иллюстрации настроений интолерантности, которые характерны сегодня для населения северных территорий.

Интолерантность, фиксируемая у жителей Севера, есть прямое следствие слабости местных идентичностей, гражданской солидарности и отсутствия региональных идеологий и политики интеграции. В последние два десятилетия определенную роль в усилении настроений интолерантности сыграли и идеологические конструкты этнонациональных организаций, выступающих от имени финно-угорских и самодийских народов, в которых этническая идентичность прямо противопоставлялась гражданской, их деятельность активно поддерживалась местными властями [19].

Но не только этнические антрепренеры используют этничность для того, чтобы инициировать сепарацию северных сообществ и объективно ослаблять гражданскую солидарность. Способствует этому и государственная политика. Имея благую цель -поддержать недоминантные этнические группы, государство выделяет "коренные малочисленные народы Севера", которые получают особый статус. Этот статус предполагает, что все представители этнической группы наделяются правом на получение преференций, в числе которых альтернативная воинская служба, бесплатные бюджетные места в вузах, бесплатные квоты на добычу биоресурсов, освобождение от налогов на землю, приоритет в ведении хозяйственной деятельности на территориях традиционного пользования и др. Тем самым оно узаконило некую этническую иерархию или, выражаясь языком западных специалистов, взяло на вооружение политику "позитивной дискриминации". Эта политика действительно дискриминационна, ибо на Европейском Севере статус "коренных народов" получили лишь саамы и ненцы (позднее - вепсы). И только они имеют реальные стимулы для поддержки местных сообществ, а остальное население их не получило. Так, ненецкие оленеводы могут бесплатно пользоваться оленьими пастбищами, а хозяйства Мезенского района Архангельской области (где пасли своих оленей и ненцы) вынуждены платить земельный налог и в результате полностью отказались от оленеводства. Саамы и ненцы получают ежегодные бесплатные квоты на вылов рыбы, а поморы (рыболовецкие колхозы) платят за квоты большие деньги, не имея гарантий оправдать затраты. Тридцать семей саамов-оленеводов в Мурманской области получают целевую поддержку от государства и местных властей, а живущие и работающие с ними рядом 90 семей коми-ижемских оленеводов такой поддержки не получают. Таким образом, этнические группы, живущие рядом, занимающиеся сходными видами деятельности и имеющие общие проблемы, с "помощью" государства оказываются иерархически противостоящими друг другу. Причем именно противостоящие, ибо особый статус развращает. Ненецкое население уже предъявляет претензии архангелогородцам, которые издавна ловили рыбу в озерах НАО, заявляя, что только "коренные" могут осуществлять хозяйственную деятельность на озерах (ненцы озерную рыбу традиционно не ловили). Саамы требуют больших льгот и торгуют квотами на вылов трески, продавая их поморским рыболовецким кооперативам.

Очевидно, что поддержать этносы и этнические группы, которые издавна сформировались на Севере и научились успешно использовать местные ресурсы, необходимо. Но при этом нельзя разделять и противопоставлять их друг другу, а следует создать для их существования оптимальные условия, причем без всякой избирательности. Сегодня и земельный, и лесной кодексы не учитывают интересы местных локальных сообществ, которые должны иметь приоритет при ведении хозяйственной деятельности на Севере. Земли и угодья не только легко отчуждаются крупнейшими компаниями, но и легко приобретаются различными московскими предпринимателями, стр. которые огораживают колючей проволокой прежние рыбные угодья местных жителей и объявляют их собственностью фирм или компаний, имеющих интересы на Севере. Местные власти не способны изменить ситуацию, поскольку природные ресурсы находятся полностью в ведении федеральных чиновников.

Понимая сложность современной ситуации и стремясь обрести способы самозащиты, а также получить ресурсы для саморазвития, северные сообщества обращают внимание именно на этничность, на конструирование новых этнических идентичностей. Примеров тому достаточно, но наиболее показательна ситуация с коми-ижемцами и поморами. Коми-ижемцы - это самая северная группа коми, основой хозяйства которой было оленеводство. В 1990 г. ижемцы создали ассоциацию "Изьватас", которая входила в состав общекоми движения и долгое время не выделялась особой позицией. Но затем позиция ассоциации изменилась. Уже восемь лет коми-ижемцы через "Изьватас" добиваются, чтобы их признали коренным малочисленным народом Севера, и заявляют, что они резко отличаются от остальных коми и вообще являются отдельным этносом. Согласно переписи 2002 г., коми-ижемцами себя назвали 16,5 тыс. человек. Лидеры "Изьватас" обращаются и к региональным, и к федеральным властям с просьбой внести их в перечень коренных малочисленных народов РФ, а на ситуацию, складывающуюся вокруг ижемцев, уже обратили внимание различные международные организации.

Поморы как этнографическая группа русских сформировались к XVIII в. В начале XX в. поморская идентичность практически исчезла. Однако перепись населения 2002 г. показала, что 6,5 тыс.

человек в графе национальность указали этноним "помор", и практически все они были жителями Архангельской области. После переписи 2002 г. архангелогородские интеллектуалы при поддержке наиболее активных жителей поморских деревень сформировали поморское движение, лидеры которого стали добиваться предоставления поморам статуса "коренного народа". Они заявляют, что у поморов есть свой язык и сохранилось этническое самосознания, причем поморов не следует считать русскими, ибо их "субстратная основа" - финно-угры являются отдельным народом [20].

Официальной поддержки у поморского движения нет, но этот факт лишь консолидирует его. Об этом свидетельствует созыв съезда поморов в 2007 г. в Архангельске и формирование его исполнительного органа, а также проведение в июне 2009 г. в г. Умба (Мурманская область) второго съезда поморов, показавшего, что поморское движение становится межрегиональным. В Беломорске было решено провести третий межрегиональный съезд поморов [21].

Несмотря на отсутствие официальной поддержки, активность "этнических сепаратистов" на Севере не ослабевает, а наоборот, усиливается. Коми-ижемцы уже приняты в состав Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, поморское движение приобретает негласный статус одной из основных оппозиционных сил АО. При этом общественные инициативы, которые можно бы успешно использовать для созидательных целей, все более работают на дестабилизацию ситуации в северных регионах.

Если же говорить в целом об этнических идентичностях на Севере РФ, то у большинства местных этнических групп они ослаблены. Характерными становятся множественные этнические идентичности, т.е. осознание себя представителем сразу нескольких этнических групп (чаще всего двух). Процессы этнической эрозии, которые свойственны большинству немногочисленных народов Европейского Севера, менее всего проявляются у саамов и ненцев - групп, которые давно имеют статус "коренных малочисленных народов" [22].

Северная идентичность. Слабость региональных (и этнических) идентичностей на Севере, воздействие процессов депопуляции и деиндустриализации дают основания предполагать, что и общая "северная идентичность" также не может быть сегодня значимым социокультурным маркером. Но в реальности именно она выражена наиболее очевидно среди территориальных гражданских идентичностей. На вопрос "Ощущаете ли вы себя северянином" - в Архангельске однозначно положительно стр. ответили 61,6% респондентов, Мурманске - 77,3% и Сыктывкаре - 58,1%. Доля же тех, кто не желает признавать себя представителем северного сообщества, во всех трех городах менее 10%.

При этом ответы на уточняющий вопрос об этнической составляющей северной идентичности позволяют говорить, что в понимании жителей названных трех "северных региональных столиц" эта идентичность не связана с "народами Севера", то есть она носит не этнический, а гражданский характер. При этом наиболее значимыми основаниями ее являются как место жительства, так и гражданская солидарность. В индивидуальном культурном образе Севера преобладает восприятие его не как периферии, а как родины и как особой части страны, с которой связаны жизненные стратегии ее жителей. Значительная часть респондентов отмечала, что северянином может себя считать не только житель северных регионов, но и тот, кто живет за их пределами, чья судьба связана с Севером, т. е. это не просто земляческая связь, но именно идентичность.

Слабость региональных идентичностей и наличие достаточно прочной северной идентичности показывают, что Европейский Север РФ воспринимается все же как "Русский Север", но не как русская этническая провинция, а как единый культурный регион, образ которого прочно укоренился в массовом сознании. Отсюда вытекает предположение: население Севера в большинстве своем должно поддержать идеи широкой северной интеграции. Такие идеи высказываются постоянно, в частности, с учетом того, что Северный край уже существовал с по 1936 годы. По случаю 80-летия его создания в ноябре 2009 г. в Архангельске была проведена конференция "Процессы укрупнения территорий и их влияние на развитие Европейского Севера", где в очередной раз предлагалось объединить Карелию и Мурманскую область в Карело Мурманский край, а Коми, НАО и Архангельскую область объединить в рамках другого единого субъекта (примечательно, что для него нет названия) [23].

Вывод о приверженности населения северных территорий идее региональной интеграции подтвердился результатами исследования "Я и мой народ", проведенного коми-этнологами в 2004 г.

Массовый опрос населения КР показал, что 51% респондентов выступает за укрупнение регионов, но при условии, если это укрупнение будет иметь своим следствием повышение уровня жизни населения соответствующих субъектов. Мы предполагали, что ответы на вопрос об объединении субъектов РФ будут тесно коррелировать с этнической принадлежностью респондентов, но ошиблись. За объединение регионов высказался 51% русских респондентов и 51% коми. Но когда речь шла об "объединении ради объединения", тогда позиции разных этнических групп расходились. Такое объединение в целом готовы были поддержать существенно меньшие доли респондентов, а среди коми уровень поддержки был ниже, чем среди русских. Очевидно, что национально-государственный статус оценивается людьми в первую очередь с позиций экономической целесообразности.

Но находит ли идея интеграции поддержку в массовых настроениях жителей других северных регионов? Как показали данные опроса 2010 г., идею укрупнения регионов в той или иной мере поддерживают 54,6% респондентов из Архангельска, 60,8% - Мурманска и 41,7% - Сыктывкара. А идею создания Северного края, в состав которого вошли бы Мурманская и Архангельская области, НАО и РК, готовы поддержать 51,3% респондентов в Архангельске, 60,5% - Мурманске, 48,3% - Сыктывкаре (категорически против идеи, соответственно: 12,8;

6,9 и 16,2%).

Есть два фактора, которые могут содействовать интеграции. Первый из них, как это ни парадоксально, локальность северных сообществ. Это означает, что какого-то широкого и идейно организованного фронта сопротивления интеграционным усилиям просто не может возникнуть.

Второй - это очевидное наличие общей северной идентичности. Конечно, стоит обсудить экономическую и политическую целесообразность объединения северных регионов, ибо это объединение может и не принести очевидных выгод населению и региональной экономике, но ментально население готово к подобным административным преобразованиям. Опрос населения Архангельска, Мурманска и Сыктывкара также подтвердил, что местный патриотизм невысок, но стр. общероссийская идентичность является доминирующей для жителей всех трех городов:

гражданином России себя называют 58,7% архангелогородцев, 71,1% мурманчан и 55,1% сыктывкарцев. От четверти до трети респондентов в указанных городах заявили, что считают себя и гражданами России, и гражданами своей области или республики (только гражданами области/республики назвали себя от 3 до 6%).

В заключение подведем некоторые итоги исследования. Экономическая и социальная ситуация на Европейском Севере, особенно в сельских поселениях, крайне сложна, что позволяет специалистам говорить о деградации региона. Социальные и культурные процессы, которые там происходят, показывают, что стабильность северных сообществ нарушена. Север теряет население, прежде всего наиболее деятельную и активную часть - молодежь. Освоенная территория на Севере сужается. Очевидно, что существует необходимость выработки и реализации четкой программы развития Европейского Севера, которая имела бы своей целью решение региональных проблем социально-экономического характера и усиление процессов как социально-экономической, так и гражданской интеграции. Она предполагает учет социокультурных и этнических реалий региона.

Речь идет, в частности, о том, чтобы уравнять в правах все этнические и культурные группы, ибо их статусное разделение не только ограничивает экономическую и социальную мобильность, но и усиливает конфликтность на Европейском Севере, ослабляет гражданскую солидарность северян.

Полагаем, что местные сообщества должны обладать приоритетом при проведении конкурсов, связанных с добычей биоресурсов, распределением участков под лесоразработки, выделением земельных угодий и т.д. На наш взгляд, Север не "потерян", ибо здесь остаются северяне, и северная идентичность является весьма прочной региональной идентичностью, которая может быть использована как для укрепления гражданской солидарности территориальных сообществ, так и для возможного административного переоформления региона.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Север: проблемы периферийных территорий / Отв. ред. В. Н. Лаженцев. Сыктывкар, 2007.

2. Плюснин Ю. М. Поморы: современное состояние сельских общин побережья Белого моря:

Аналитический доклад по результатам социологического исследования поморского населения республики Карелия, Мурманской, Архангельской области (1995 - 1997 гг.). Новосибирск, 1997.

3. Север: проблемы периферийных территорий / Отв. ред. В. Н. Лаженцев. Сыктывкар, 2007.

4. Bjarn Brunstad, Eivind Magnus, Philip Swanson, Geir Henneland, Indra Overland. Big Oil Playground, Russian Bear Preserve or European Periphery? The Russian Barents Sea Region towards 2015. Eburon Delft: Eburon Academic Publishers, 2004.

5. Данилов Денис. Северный морской путь и Арктика: война за деньги уже началась // www.rusnord.ru 6. Шабаев Ю. П. Этнодемографическое развитие коми в контексте демографических процессов у финно-угорских народов Российской Федерации // Этнодемографические процессы на Севере Евразии (XI-XX вв.). Сыктывкар, 2006. С. 6.

7. Русский Север становится безлюдным // www.kominarod.ru 8. Молодежь Республики Коми. Аналитический материал. Федеральная служба государственной статистики. Территориальный орган Федеральной службы государственной статистики по Республике Коми. Сыктывкар, 2008.

9. Ушкалов И. Г., Молоха И. А. Территориальные общности населения Севера (Зарубежный опыт и некоторые выводы в контексте решения российских проблем) // Человек на Севере: условия и качество жизни. Сыктывкар. 1999. С. 30.

10. Шабаев Ю. П. Территориальное сообщество и этнополитические воззрения населения Коми // Социол. исслед. 2004. N11.

11. Шабаев Ю. П. Территориальная и социальная идентификация жителей Республики Коми (по материалам социологических исследований) // Формирование региональной структуры гражданского общества: социально-экономические и социокультурные аспекты. Материалы третьего северного социально-экологического конгресса "Социальные перспективы и экологическая безопасность", 18 - 20 апреля 2007 г. Сыктывкар, 2008.

12. Ingold Т. The perception of the environment: essays in livelihood, dwelling and skill. London, New York: Routledge, 2000.

стр. 13. Stammler-Gossmann A. Reshaping the North of Russia: toward a conception of space/Position paper the 5th NRF open Assembly, September 24th-27th 2008 // www.nrf.is/Open Meetings...

Papers/StammlerGrossmann.

14. Лихачев Д. С. Предисловие // Гемп К. П. Сказ о Беломорье. Архангельск, 1983. С. 7.

15. Булатов В. Русский Север. Книга третья. Поморье. Архангельск, 1999. С. 258.

16. Теребихин Н. М. Метафизика Севера. Архангельск, 2004.

17. Ненецкий автономный округ. Современное состояние и перспективы развития. СПб., 2005. С.

321.

18. Шабаев Ю. П. Цыганская тема в архангельских СМИ // Бюллетень сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов. 2004. N 58.

19. Шабаев Ю. П., Чарина А. М. Финно-угорский национализм и гражданская консолидация в России. СПб., 2010.

20. Шабаев Ю. П. Новые идентичности у финно-угров как политические инструменты // Этнографическое обозрение. 2006. N 1.

21. Беломорск готовится к проведению межрегионального съезда поморов // www.kominarod.ru 22. Shabaev lurii. Paradoxes in the Social and Cultural Transformation of the European North of Russia // Sibirica. Vol. 9, N 1, Spring 2010.

23. Доморощенков С. Мнение ученого: чем раньше Архангельская область объединится с соседями, тем лучше // www.kominarod.ru стр.    Книги, научные публикации