На правах рукописи

Пржегорлинский Александр Александрович

Идейно-политические процессы

в Византии на рубеже XIII-XIV вв.:

митрополит Феолипт Филадельфийский и его наследие

07.00.03 - Всеобщая история

Автореферат

диссертации на соискание учёной степени

кандидата исторических наук

Волгоград 2006

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования Волгоградский государственный университет

Научный руководитель: кандидат исторических наук, доцент

Барабанов Николай Дмитриевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Кучма Владимир Васильевич

кандидат исторических наук, доцент

Малахов Сергей Николаевич

Ведущая организация: Тюменский государственный университет

Защита диссертации состоится л_______________2006 г. в_____часов на заседании диссертационного совета Д 212.029.02 при Волгоградском государственном университете (400062, г. Волгоград, пр. Университетский, 100)

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного университета

Автореферат разослан л__ ____________2006 г.

Учёный секретарь

диссертационного совета Кузнецов О. В.

Актуальность темы исследования. В зарубежной и в отечественной византинистике весьма актуальным представляется уяснение факта и механизмов взаимосвязи византийских социально-экономических и политических реалий с особенностями византийской духовности1. Особый в этом направлении интерес может представить именно эпоха Палеологовского ренессанса, применительно к которой приходится говорить о весьма контрастном переплетении двух противоположных динамик, а именно об экономическом и политическом кризисе2 и, в то же время, о культурном возрождении, активизации интеллектуальной3 и духовной жизни4. Вопрос о мере и механизмах взаимовлияния духовного и материального есть не просто один из вопросов, который закономерен и необходим в рамках холистского подхода к объекту исторического исследования5. Это, по-видимому, один из ключевых вопросов, позволяющих понять византийское общество, усвоить именно специфические, то есть лцивилизационные особенности византийской цивилизации6.

Упомянутый парадокс может быть описан; уяснить же его сущность, оставаясь в плоскости событийной истории, невозможно. Ведь истоки парадоксального сочетания противоположных динамик следует искать в противоречивости самой человеческой личности. Соответственно, наиболее обоснованной представляется персонифицировано-ориентированная стратегия подобного исследования. Этим и обусловлен интерес именно к конкретному персонажу данной эпохи, к его самосознанию, ценностям и осознанной мотивации. Впрочем, и само утверждение гуманистических ценностей и гуманитарных приоритетов требует от историка интереса не только к эпохе, но и к идеальным образам эпохи в сознании её представителей.

Помимо соответствующих методологических приоритетов, так же и фактическая сторона, то есть информативность произведений филадельфийского митрополита, придаёт актуальность нашему исследованию. Редкие ссылки, встречающиеся в том числе в современных публикациях, свидетельствуют о том, что наследие Феолипта остаётся не изученным. О комплексном анализе его наследия говорить вообще не приходится. А между тем отражение эпохи в произведениях филадельфийского митрополита позволяет существенно развить наши представления об идейно-политических, социо-психологических реалиях византийского общества. В частности, представляется возможным под новым углом зрения проанализировать арсенитское движение, сотрясавшее общество и церковь на рубеже XIII-XIV вв., значительно изменить существующий в данное время взгляд на проблему генезиса традиции поздневизантийского исихазма, движения, по сути ставшего идеологическим оплотом гибнущей империи. Действительно, и арсенитская схизма, и исихастские (паламитские) споры - явления не только лишь внутрицерковные. Так, движение арсенитов, о котором пойдёт речь, имело облик церковного раскола, но по сути - это мощная и пёстрая по социальному составу оппозиция династии Палеологов. Подобным образом и развитие доктрины и практики исихазма не ограничилось рамками монашеского сообщества, но охватило ключевые сферы политической, интеллектуальной и культурной жизни империи.

Наконец, характер политических изменений в современной России позволяет говорить и о политической злободневности поднимаемых вопросов. Действительно, разработка соответствующей тематики имеет не только научно-исторический интерес, но создаёт предпосылки к пониманию церковно-политических проблем новейшего времени. Речь - о проблемах взаимоотношения церкви и государства, расколов в самой церкви. Соотнесение проблематики XIII-XIV вв. с современностью оказывается возможным при указанном целостном подходе к византийской цивилизации, рассматриваемой нами в качестве исторической парадигмы7.

Степень изученности проблемы будет представлена здесь в объёме историографии, связанной с наследием митрополита Феолипта Филадельфийского. Те немногочисленные сведения о Феолипте, которые имелись у исследователей XIX в., а именно неполный текст двух его поучений, содержащихся в сборнике Добротолюбие8, и публикации Ж.-Ф. Буассонада9 не могли послужить базой для научных изысканий по интересующим нас проблемам. В 1872 г. вышеназванные публикации нашли отголосок в России, где появилась первая русскоязычная статья архимандрита Арсения (Иващенко), посвященная филадельфийскому митрополиту10. Исследователь опирался также на исторические повествования Пахимера и Кантакузена. Панегирические эпитеты одних источников в адрес филадельфийца и упрёки иных он принимал некритически. Впрочем, суждения учёного не столь контрастны, как оценки современников Феолипта. Например, один из замыслов Феолипта, охарактеризованный Пахимером как коварство, исследователь называет заблуждением11. Весьма умеренные этические оценки типичны для этой статьи. Характеризуя воззрения митрополита, архимандрит Арсений лишь пересказывает некоторые мысли Феолипта, вошедшие в сборник Добротолюбие.

Почин в переводе и публикации фрагментов писаний св. Феолипта принадлежит французскому исследователю С. Салавилю, который, в частности, опубликовал фрагментарный перевод одного из аскетических трактатов12, первого письма Феолипта к монахине Евлогии13, предпринял краткий обзор двух антиарсенитских трактатов14. Эти публикации активизировали интерес к личности и письменному наследию Феолипта. Уже в 1946 г. в Богословской Католической Энциклопедии появилась достаточно информативная статья Ж. Жуйара15, перечисляющая состав письменного наследия Феолипта, известного на тот момент16, излагающая биографию митрополита, а также библиографию писаний, в которых в ХIV в. современники упоминали филадельфийского митрополита.

Знакомство с публикациями С. Салавиля позволило И. Мейендорфу посвятить Феолипту один из параграфов своей монографии о Григории Паламе17. При скудости информации исследователь, вынося оценки, опирался на собственную научную интуицию. Следует признать, что гипотезы и проблемы, сформулированные И. Мейендорфом, опередили время. Не со всем, что высказал И. Мейендорф по поводу малоизвестного тогда Феолипта Филадельфийского, согласились другие исследователи.

Так, французский исследователь В. Лоран указал на ошибочность идентификации и датировки факта разрыва отношений между филадельфийским митрополитом и константинопольским патриархом. Если И. Мейендорф связывал соответствующие свидетельства современника Феолипта Арсения Тирского с именем патриарха Григория II18, то В. Лоран полагал, что речь идёт о временах патриархов Нифонта I (1310-1314) и Иоанна XIII (1315-1319)19. В основе соответствующей хронологической интерпретации слов Арсения Тирского, лежало предположение В. Лорана о том, что переписка псевдо-Иоанна Хилы, изданная в 1944 г. Ж. Жуйяром20, на самом деле принадлежит перу Феолипта21. Вообще исследование В. Лорана посвящено преимущественно обстоятельствам разрыва канонического общения между филадельфийским митрополитом и Константинополем. Выводы французского исследователя о противоречивости поступков Феолипта представляются несколько преждевременными на то время, когда письменное наследие самого Феолипта оставалось в большей части недоступным и неизученным. Впрочем, приписывая авторству Феолипта упомянутую корреспонденцию, сам В. Лоран считал, что имеет необходимые источники для оценок действий Феолипта. В свете соответствующих писем, именно ситуация при дворе, интриги представлялись исследователю источником всей феолиптовой мотивации22. Соответственно, действия Феолипта расценивались учёным как весьма противоречивые, а личность буквально вызывала замешательство. Феолипт представлялся человеком, у которого оппозиция в крови, персонажем, приговоренным самим собой23.

Естественно, что вышеуказанные публикации С. Салавиля, Ж. Жуйяра не могли быть не учтены в масштабных методологических и источниковедческих разработках в области эпистолографии, предпринятых в 1970-1980-х гг. В. А. Сметаниным. Благодаря ему, библиография эпистолярного наследия Феолипта, впервые появилась в русскоязычных научных изданиях24.

Знакомство с вышеупомянутыми публикациями С. Салавиля и образ Феолипта подвигли Д. Константелоса25 к тому, чтобы показать, что византийские мистики не отделяли себя от общества и его проблем26. В этом смысле исследователь на конкретном примере св. Феолипта попытался углубить неоднократно высказывавшуюся И. Мейендорфом мысль о поздневизантийском исихазме как движении, не затворившемся в себе, но открытом для общества и его проблем27. Подметив существенное, Д. Константелос это существенное несколько гипертрофировал, представив филадельфийского митрополита как некоего социального реформатора и поборника естественной морали; соответственно мистическое богословие отцов представляется здесь как некий линструмент нравственных и социальных реформ28. Религиозная ревность Феолипта оказалась как-то затушёванной и сведённой к естественной морали. Думается, что не всё так однозначно; не следует забывать, что активной общественной и государственной деятельности Феолипта предшествовали: отказ от принятия унии, выгодной для государственных интересов29, оставление Феолиптом своей супруги и уход в монашество без ее согласия30, наконец, удаление в пустыни Афона. Конечно, основная авторская идея о социальной пользе мистики не лишена смысла, однако несколько упрощает проблему.

С середины 1980-х гг. произошёл прорыв в деле публикации оригинальных текстов, принадлежащих перу филадельфийского митрополита31. Особо следует сказать об изысканиях канадского исследователя Р. Синкевича, который, введя в научный оборот два антиарсенитских поучения32, вскоре опубликовал 23 монашеских трактата филадельфийского митрополита33. Издание было важно не только самым полным на тот момент собранием письменного наследия Феолипта, но и критическими изысканиями издателя. Тексты трактатов он предварил биографическим обзором и многосторонним анализом аскетических воззрений Феолипта. Смысловой акцент был сделан на учении об лумной молитве и причастности Феолипта к традиции поздневизантийского исихазма. Несомненно, канадскому исследователю удалось подметить основные, характерные черты аскетики Феолипта.

Всё известное к настоящему времени наследие Феолипта опубликовал греческий исследователь И. Григоропуло34. Особо примечательным является включение в это издание двух неизвестных прежде увещевательных поучений, обращенных к филадельфийцам. Из достоинств двухтомного издания, предпринятого И. Григоропуло, отметим подробное и обстоятельное изучение рукописной традиции. Сравнение источниковедческих изысканий Р. Синкевича и И. Григоропуло выявляет разность датировок целого ряда произведений Феолипта. Видно, что причиной являются, прежде всего, разные интерпретации учёными содержания самих произведений. Впрочем, греческий исследователь не вступил в полемику с Р. Синкевичем по той причине, что в процессе подготовки своего издания не был знаком с изысканиями канадского специалиста35. Соответственно, вопросы о датировки произведений, содержащих, в том числе, интересную событийную информацию, остались.

Предложенный греческим исследователем обзор деятельности и учения филадельфийского митрополита представляет фактический интерес, однако является весьма некритичным. Собственно некритический подход и позволяет исследователю расширить объём сведений о Феолипте.

Нельзя не упомянуть и того факта, что греческий исследователь здесь же опубликовал и ряд источников, так или иначе связанных с деятельностью митрополита. Снабжение книги этими текстами, отражающими фон эпохи, придает ей значение ценного собрания материалов для дальнейших исследований.