373 Критика In vivo или in vitro?

СОЦИО-ЛОГОС: Пер. с англ,,нем., франц./ Сост., общ. ред. и предисл. В.В. Винокурова, А.Ф.Филиппова.

М., Прогресс, 1991, 480 с.

Предлагаемое вниманию читателей издание безусловно заинтересует любого гуманитария и, смею надеяться, любого самостоятельно мыслящего человека. И не только потому, что этот сборник сознательно ориентирован его редакторами-составителями на знаменитые тексты Логоса, но и прежде всего потому, что в нем четко прослеживается устремленность к разнообразным предметным смыслам Логоса как Слова, познающего человека, общество, космос и Бога. Эта сверхзадача диктует авторам книги необходимость ставить и решать не только социальные, но и общекультурные, общечеловеческие, мировоззренческие вопросы, проводить исторические параллели и аналогии. В этом несомненное достоинство многих статей книги.

А они здесь на любой вкус.

Есть идеально сработанные академические лизделия-штудии. Есть изящные в своей занимательности и броскости блестки-эссе. А есть и требующие усердной и кропотливой работы мысли труды-апории.

Данная книга всеми своими текстами так или иначе приглашает читателя к совместному с авторами творчеству. А это уже немало и свидетельствует о том, что книга приобретена не напрасно, а ее чтение не было потерей времени.

Поставленная редакторами-составителями задача сразу же, на мой взгляд, побуждает читателя смотреть на книгу под особым углом зрения, поскольку конечные проклятые вопросы человеческого существования, интерес к которым заявлен в предисловии к книге, влекут за собой и определенные познавательные ожидания. Что я имею в виду?

Прежде всего, в теоретических разработках хотелось бы видеть исследование роли абсолютных начал в относительном их осуществлении в социальном познании и общественной практике. В методологии необходима четкость авторской позиции в отношении тех способов познания, которым отдается предпочтение в исследовательской практике. Как исследуется общество: как живое существо или как искусственное образо вание? Другими словами, как говорили в древности, как в жизни (In vivo) или как в пробирке (In vitro)? И, наконец, последнее: на какое социальное образование ориентированы штудии: на живое, опирающееся на традиции органическое общество как плод совместной деятельности многих поколений или на механический социум, основанный на творческих фантазиях, умозрительных схемах, методиках самочинного человека, улучшающих функционирование этого общества? В первом случае социальный исследователь (лсоцио-лог) убежден в неповторимости социально-политических систем разных стран и народов, а во втором Ч не принимает в расчет устоявшихся традиций и привычек, утверждает свое право на любой эксперимент, изменение (в том числе и насильственное) социально-политических систем для того, чтобы они соответствовали его лабораторно-экспериментаторским представлениям, идеальному типу общественного устройства.

Роль органического подхода к исследованию общества особо отмечали В.С.Соловьев, П.И.Новгородцев, С.Л.Франк, И.А.Ильин, П.Б.Струве и др, Его пафос состоит в обнаружении тех духовных основ, на которых только и может держаться тот или иной социально-политический строй. С.Л.Франк так выразил эту мысль в своей работе Крушение кумиров: Как отдельный лист на дереве не может зеленеть, когда засыхает и гниет все дерево, ибо все дерево в целом связано общностью жизни, так и в общечеловеческой жизни господствует внутренняя солидарность, кото- рая не может быть безнаказанно нарушена. Отсюда вытекает основное внутреннее правило любви к людям и солидарности с ними во имя нашего собственного спасения1. Кстати, именно Франк дает наиболее глубокое, на мой взгляд, в русской философии обоснование лорганического подхода. Вот что интересно в его концепции в связи с лонтологией социальных наук, столь подробно рассматриваемой почти во всех статьях Социо-логоса.

В социальных науках, полагал Франк, исследуется не просто идея, а сущая идея, идея жизнь, воплощенная идея, для которой момент воплощения и живого конкретного бытия и действования не менее существен, чем момент чистой идеальности. И эта особенность не должна ускользать от социолога2, В рецензируемой книге четко представлены позиции сторонников как органического (in vivo), так и механического (in vitro) подходов.

Одним из приверженцев второго подхода является, на мой взгляд, А. Веллмер, В статье Модели свободы в современном мире он анализирует наиболее значительные, как он считает, политические теории современной Европы Ч коммунализм и индивидуализм.

Отсюда и рассмотрение принципа законности социальных институтов, являющихся по своему происхождению соответственно коллективными или конвенциональными. Оставим в стороне нюансы и подробности обоснований и сразу попытаемся понять: а есть ли тут особая разница? Лично я, откровенно говоря, ее не вижу.

Прежде всего потому, что обе указанные Веллмером концепции противостоят скорее не друг другу, а третьей, тоже очень влиятельной, если не самой влиятельной, политической теории. Я имею в виду консерватизм, в котором провозглашены (от Э, Берка до Р.

Скратона) основы органического видения общества. Именно ему свойственна та самая предельная постановка проклятых вопросов (в данном случае Ч в социальной области), о которой как о цели говорится в предисловии к данной книге. К сожалению, Веллмера консерватизм не Интересует. И напрасно. Ведь именно в консерватизме утверждается, что институты законны не потому (не только потому), что они конвенцио нальны или коллективны, а потому, что они традиционны с точки зрения укорененности (в той или иной степени) в вечном начале, т.е. абсолютны. И кон-венциональность, и коллективность указывают скорее на процесс, чем на источник легитимности. И анонимная общезначимая конвенция, и непосредственная сходка-тусовка на тему кто, кого и в каком количестве уважает обладают одним главным свойством: они преходящи и существуют постольку, поскольку живы их носители. Но на чем основываются договаривающиеся стороны? Что выступало гарантом их соглашений и даже самой возможности взаимопонимания?

Отсутствие у Веллмера рассмотрения подобных вопросов Ч отнюдь, на мой взгляд, не упущение. Это, повторяю, исповедание веры определенного исследовательского подхода, девиз которого in vitro, а смысл Ч в том, что лабораторное знание самодостаточно. При этом проблема изучения того, что именно находится в пробирке, исследователя просто не интересует. Достойна внимания только сама пробирка и реферативный раэбор входящих в нее ингредиентов.

В этом плане Веллмеру близки Б.Вальденфельс (Повседневность как плавильный тигль рациональности), М.С.Ковалева (О книге Н.Д.Кондратьева ДОсновные проблемы экономической статики и динамики"), Э.Мокшицкий (Между эпистемологией и социологией знания) и Ю.Л.Качанов (Резервы и тупики марксистской социологии:

целостность и тоталицизм).

Статья Мокшицкого, очень добротная и обстоятельная, выглядит все же несколько старомодной. И немудрено Ч со- Франк С.Л, Сочинения. М., 1990, с. 177-178.

Франк С.Л. О задачах обобщающей социальной науки. Ч Социологические исследования, 1990, № 9, с. 30-49.

седство с новейшими реалистскими концепциями У.Аутвейта и Р.Бхаскара (о них Ч позже) слишком ко многому обязывает. Тема исследования Мокшацкого Ч теоретическая ситуация, в которой оказалась философия науки в результате кризиса 70-х годов (с. 109).

Но дело в том, что в эти годы все или почти все рассматриваемые автором сюжеты эволюционной эпистемологии в прежней их форме утратили свою актуальность. Именно к середине-концу 70-х гг. все аргументы были высказаны и акценты расставлены;

за или против, допустим, лидеалистов (Р.Дж.Коллингвуда, У.Дрэя, У.Гэлли) или позитивистов (К.Поппера, К.Гемпе-ля, А.Данто, Г. ван Вригта), если говорить о социально-философско исторической тематике и ее главных представителях3.

Сказанное справедливо и для других направлений. Сейчас подобные работы выглядят по меньшей мере как анахронизм. Почему? Ответ дает сам Мокшицкий:

послекризисная философия науки не стала принципиально иным занятием, она не изменила своей природы, не решила основных противоречий между своим рабочим инструментарием и исследовательской целью, несмотря на то, что именно это противоречие привело к кризису (с. 122). Другими словами, к тому времени Поппером, Тулмином, Куном, Фейе-рабендом и др. уже все было сказано по поводу механической смены пара дигм, лабсолютных предпосылок, логик ситуаций, структур научных революций и т.д. Кстати, в числе более или менее исторически ориентированных философов науки (с.

122) автор почему-то даже не упоминает фамилий М. Мандель-баума и Л. Голдстайна, полемика между которыми была заметным явлением в англоязычной философии истории и социальной мысли 60-70-х гг.

У. Аутвейт в своих статьях Реализм и социальная наука, Действие, структура и философия реализма (это Ч переводы отдельных частей из его книги Новые философские концепции социальных наук, вышедшей в 1987 г.) присоединяется к реалистской интерпретации Р. Бхаскаром в его книге Общества социальной онтологии.

И тот и другой предлагают три лонтологических ограничения возможного натурализма;

социальные структуры, в отличие от природных, 1) не существуют независимо от видов деятельности, направляемых ими;

2) не существуют независимо от понимания деятелями того, что они совершают;

3) могут быть лишь относительно устойчивыми (с. 148).

Однако здесь вновь возникает тот же вопрос, что и в случае с Веллмером по поводу консерватизма: каковы абсолютные питательные начала социальности с точки зрения ее источника, а не только самого процесса?

Думаю, справедливо мнение Хелены Козакевич (Реализм и социология: вышла ли социология из кризиса? Заметки на полях книги У. Аутвейта ДНовые философские концепции социальных наук. Реализм. Герменевтика и критическая теория") о нерешенности (я бы сказал Ч об отсутствии) у реалистов вопроса: зависит ли познавательная плодотворность теории от метатеоре-тических предпосылок или нет?

Как бы открывая лорганическую (in vivo) часть книги, X. Козакевич пишет об издержках механического подхода: В целом трудно понять намерение реалистской теории науки, являющейся Ч как она сама себя определяет Ч реконструкцией правил эмпирической научной практики, если она не хочет быть еще одной философией науки, предписывающей (как это делает широко понимаемый позитивизм) науке образцы рационального поведения... (с. 179). И как тут не согласиться с ее выводом: Пока же мы вновь и вновь вынуждены вращаться в одном и том же круге непреодолимых на почве созерцательной метафизики проблем общественного познания (с. 184).

Далее следует краткое вступление Д.Беккера В обществе Ч об обществе к статье Н.Лумана Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества. Удивительно, какими любопытными бывают подчас переклички эпох и пло- См., напр.;

Atkinson R.F. Knowledge and explanation in history. N.Y., 1978.

дотворных идей и насколько близкими оказываются мыслители, на первый взгляд совершенно разные. Так, своеобразная социологическая концепция невероятности коммуникации Н.Лумана (если исследователю всё понятно в другой социальной среде, то это признак неэффективности его концепции) вдруг заставляет вспомнить о схожих идеях Вл.Соловьева, высказанных русским мыслителем по поводу древних религий: Если в изложении какой-нибудь древней религии все ясно для современного рассудочного сознания, то мы смело можем сказать, что такое изложение извращает свой предмет и потому никуда не годится4, В статье А.Ф. Филиппова Социология и космос. Суверенитет государства и суверенность социального показывается, и довольно удачно, каким образом происходила утрата теоретической социальной мыслью идеи космоса.

М. Мафессоли в статье Околдо-ванность мира или божественное социальное дает (как, впрочем, и Филиппов) пример сочетания профессионализма и доходчивости.

Последнему, правда, способствует профессиональная работа переводчицы И.И. Звонаревой.

Это особенно приятно, поскольку другие переводы (особенно статьи Н, Лума-на) представляются менее удачными (кальки, громоздкий стиль, неудачные обороты вроде не можествование-ви-деть (с. 198), разные различия (с. 200), ловнутряют (с. 227) и т.д.).

Затем идут статьи М. Фуко и Ф. Хайлера. Первый, как бы продолжая сократическую традицию, в работе Герменевтика субъекта проводит анализ роли понятия (забота о самом себе).

Согласно его лорганическому видению духовного опыта человека, проявлять заботу о самом себе следует не только потому, что это является условием доступа к философской жизни в полном и точном значении данного слова... Принцип, согласно которому необходимо проявлять заботу о самом себе, вообще является основой рационального поведения в любой форме активной жизни, стремящейся отвечать принципу духовной рациональности. Концепция epimeleia просуществовала вплоть до христианства... (с. 284).

Статья Ф. Хайлера Религиозно-историческое значение Лютера открывает раздел III, Космос и Теос. Согласно Хайлеру, любая антирелигиозная социологема бесплодна. Мир и Теос должны пронизывать друг друга, но при этом соединение религии и культуры, если религия не хочет утратить свою силу и свежесть, может осуществиться только при подчинении мирских задач религиозной цели спасения (с. 335), Завершают раздел статьи А.В. Ку-раева (Абсентеизм в современной религиозной критике), Б,М. Парамонова (Пантеон. Демократия как религиозная проблема), В.Козового (Сфинкс) и В.В.Винокурова (Феномен сакрального, или Восстание богов). В них жизненные основы социальной идеи рассматриваются в широком религиозном и историко-культурном контексте.

В книге публикуются также главы из последней рукописи Н.Д, Кондратьева Основные проблемы экономической статики и динамики (Предварительный эскиз) и в разделе Архив новые материалы к истории русской социологии, о П.А. Сорокине и Н.С. Тимашеве.

Авторы сборника сознательно пошли на риск и взяли на себя большую от ветственность, поставив определенную сверхзадачу рассмотреть Социум, Космос и Теос и отказавшись от лукавых, щадящих выражений вроде: мы не претендуем.,., лобъем не позволяет... и в дальнейшем мы попытаемся продолжить,.,. Причем логика позиций, вплоть до противоположных in vivo и in vitro, выражена во всей полноте и доказательной силе, а читателю предоставлено право выбора наиболее убедительной для него точки зре ния. Эта попытка тематического построения, объединяющего общей познавательной целью самых разных авторов, оказалась, на мой взгляд, весьма удачной.

В. И. Шамшурин Соловьев B.C. Раэбор книги кн. Сергея Трубецкого Метафизика в древней Греции. В кн.: Соловьев B.C. Собр. соч., т. 6. СПб., 1890, с. 274-    Книги, научные публикации