377 Дж. Голд. Основы поведенческой географии: психология и география.

М., Прогресс, 1991.

Издание книги по общим вопросам географии Ч большая редкость в нашей стране.

Общие вопросы, теоретизирование, методологические дискуссии Ч все это не в чести у наших географов. Их наука Ч одна из самых эмпирических, ведь она посвящает себя вполне конкретному объекту Ч Земле, к тому же только ее поверхности. Объект этот весьма разнообразен, но мал, повторяемость явлений и процессов тут невелика и не подсказывает сквозных закономерностей или тенденций, поэтому многие географы подозрительно относятся к любым обобщениям и ценят прежде всего эмпирику Ч то, что они принимают за факты. В такой обстановке трудно теоретизировать. Советская же география была и остается особенно эмпиричной Ч может быть, эмпиричной боевито.

Недаром у нас почти не издавалось монографий по теоретическим проблемам географии, написанных советскими авторами, Ч за исключением, пожалуй, лишь работ о месте географии в системе наук, которое издавна обсуждается у нас с удивительной горячностью.

У нашего ведущего географа-теоретика Б.Б. Ро-домана за много лет работы скопилось ру кописей на несколько монографий, но и поныне на их издание нет никаких надежд;

сходное положение у его учеников и последователей Ч В.Л. Каганского, В.А. Шупера, С.Б. Тархова и других.

Так уж повелось, что если у нас и решаются издать теоретическую книгу по географии, то переводят ее с английского. Эти переводы каждый раз становятся событием в научной жизни наших географов. Американская география в 50-х годах, Теоретическая география В. Бунге и Региональный анализ У.Айзарда в 60-х, книги П.Хаггета и Объяснение в географии Д. Харвея в 70-х, новые книги Хаггета и Джонстона в 80-х Ч все это настоящие вехи в развитии отечественной географии. Несколько утрируя, можно сказать, что теоретический багаж нашей географии, заключенный в монографиях, Ч сплошь переводной.

Это весьма досадно, так как достижений в этой области у нас немало (например, по районированию), есть свои 4записные теоретики, притом, как правило, весьма элоквентные, их с удовольствием слушают и коллеги по Географическому обществу, и студенты. Так что климат для теоретизирования в нашей географии не так уж плох, и низ кий официальный статус теоретиков только прибавляет им авторитета в русской аудитории.

Однако нелепая традиция требует, чтобы монографический уровень теоретизирования все же оставался уделом иностранных теоретиков, и в этом свете выход книги Дж. Голда выглядит чем-то вполне привычным, Увы, переводами, да еще столь редкими, нельзя обеспечить потребности науки в теоретическом развитии. К тому же переводческая деятельность в нашей науке неуклонно сокращается. В 50-е годы у нас ежегодно переводили десятки научных книг по конкретной географии зарубежных стран Ч как правило, классику того времени. Позже их число стало таять, а потом классику почти полностью вытеснила географическая л развлекаловкаЧ Даррел, Гржимек и т.п. Сейчас уже и не вспомнишь, когда в последний раз была переведена серьезная книга по географии зарубежной страны (впрочем, и отечественных книг по такой тематике тоже почти не издается).

Хуже другое: нашим издательствам не под силу, по бедности, переводить хотя бы лучшее из того, что выходит на Западе, Ч уж очень широк круг тем теоретического плана, по каждой из которых ежегодно выходит множество интереснейших работ. Поэтому изда тельства еще издавна стремились издавать компендиумы, а то и просто учебники, содержащие все эти темы или хотя бы их крупный блок. Пусть это заведомо вторичная литература, пусть изложенные в ней идеи не оригинальны, да к тому же отнюдь не сверхновы (таким просто не место в учебниках) Ч зато одним выстрелом удавалось убить нескольких зайцев. За весь послевоенный период было лишь три крупных исключения из этого правила Ч издание книг Бунге, Айзарда и Харвея.

Это оказывало и продолжает оказывать довольно негативное воздействие на состояние нашей географии. Воспринимаемые с чужих слов новости оказываются сильно устаревшими, ибо не успевают за быстрой сменой тенденций в западной географии, а неспешные сроки переводов еще усугубляют это отставание.

Все это в полной мере относится и к переводу книги Дж. Голда, которая явно не может быть отнесена к числу написанных на Западе на эту тему до 1980 г. И автор Ч фигура не самая заметная среди профессионалов в этой области (по крайней мере в то время). Книга не содержит оригинальных идей Ч и не претендует на это (почти забавно, что русское название книги столь претенциозно Ч Основы, тогда как у Голда оно куда скромнее и точнее Ч Введение в.,.). Автор прямо говорит, что хотел написать лоцию в море информации Ч и сделал это совсем не плохо. Недаром впоследствии его не раз приглашали в престижный журнал Прогресс в общественной географии делать обзоры по новостям в географии поведения. Беда, правда, в том, что сделал это Голд в 1980 г., а перевод появился дюжину лет спустя.

Тем не менее очередная переводная книга очередной раз наделала шуму в нашей научной жизни. Вновь имя автора прочно связывают с кругом изложенных им идей, вновь они словно лоткрывают глаза отечественной географической общественности, которой, вроде бы, невдомек, что многие из этих идей уже успели обомшеть, а другие не раз высказывались нашими коллегами, которым не дано быть пророками в своем отечестве.

Тираж книги разошелся стремительно, в студенческой среде считается хорошим тоном рассуждать о ней или хотя бы носить ее подмышкой. Словом, как бы скромно ни оценивал эту книгу специалист, появляется нужда в обсуждении ее по существу, коль скоро она стала так популярна;

ведь она способна не только ниспровергать сложившиеся у нас предрассудки, но и служить фундаментом для возникновения новых.

Главная, если не единственная, причина успеха Голда на нашем рынке Ч тема его книги. География поведения человека Ч тема не просто для нас новая, а скандально новая.

Отечественная география издавна делилась на две части: одна была посвящена природе и называлась физической, а другая занималась изучением общества, но называлась не обще ственной или, скажем, гуманитарной, а экономической, и недаром, ибо почти вся нефизическая география была посвящена чисто экономическим темам.

Говорят, Сартр сильно сокрушался, увидев в Варшаве плакат: Берегись туберкулеза, он наносит ущерб производству-. Подобная фраза была бы вполне возможна и в советской экономгеографии, для которой человек не цель, а средство, не мера всех вещей, а трудовой ресурс, который надо беречь от туберкулеза, как железо от ржавчины. Поведение человека в пространстве должно соответствовать нуждам производительных сил, и власти до недавнего времени обладали достаточной силой, чтобы принудить человека к такому поведению;

на ученого же возлагалась обязанность освятить это авторитетом науки. Наш виднейший геодемограф В.В. Покшишевский сформулировал даже некий закон расселения при социализме, согласно которому оно предопределяется размещением производительных сил.

Вот характерные выдержки из весьма информативной книжки Д. Д. Москвина Население СССР: вопросы миграции, которая была подписана к печати в феврале 1991 г.

Она посвящена, по сути дела, как раз поведению человека в пространстве, но автор не упо минает о поведенческой географии вообще, хотя книга его, судя по аннотации, рассчитана и на географов. Речь идет о миграции населения, но вопрос жестко сводится к миграции рабочей силы, а критерий оптимальности Ч к пользе для хозяйства, которое сливается с об ществом. Для того чтобы ответить на вопросы, почему миграция принимает не соответствующее интересам общества на- правление, почему вопреки общегосударственным задачам население выбывает, из тех районов, где оно нужно, и прибывает в трудоизбыточные районы, необходимо рассмотреть проблему воспроизводства рабочей силы в районном разрезе... Надо создавать условия для того, чтобы перемещенное население могло эффективно приложить свой труд (чтобы его работа в местах вселения приносила бы государству больше пользы, чем оно понесло затрат на перемещение людей (с. 100). Голд, наверное, ужаснулся бы цинизму такой постановки вопроса. Москвин, кстати, замечает, что миграция определяется и культурными потребностями людей;

Голд счел бы это трюизмом, а Москвин, наоборот, считает нужным аргументировать такой смелый тезис в следующих выражениях: Без удовлетворения этих потребностей трудящийся также не может успешно участвовать в общественном производстве (с. 102). Это похлеще варшавского плаката!

Оказавшись вторичным, пространственное поведение человека вообще не учитывалось в нашей экономгеографии. Ее лучшее достижение, теория территориально производственных комплексов, не содержит на сей счет никаких упоминаний. Правда, бесчеловечность ТПК вовсе не идеологическая, автор этой теории Н,Н. Колосовский немало настрадался от пресловутой Системы, но сам он был инженером и по образованию, и по складу мыслей, и подобный инженерный подход надолго восторжествовал в советской экономгеографии. Мало сказать, что она ничего не знала о пространственном поведении человека, Ч она и слышать об этом не желала, считая подобные исследования пустой тра той времени, отвлечением и без того малочисленной армии географов от жгучих проблем хозяйственного строительства.

Между тем в экономгеографии накапливалось все больше свидетельств того, что ее причинно-следственные связи уходят далеко за ее собственные пределы и прежде всего в социально-культурную сферу. Извне в нашу экономгеографию проникало все больше подозрений насчет того, является ли производство главной целью общества, а человек Ч трудовым ресурсом по преимуществу. В годы перестройки, когда региональные проблемы общества вышли на первый план, угрожая сепаратизмом, быстро выяснилось, что бесчеловечная экономгеография беспомощна перед лицом подобных проблем, именно потому, что надменно игнорировала человеческую составляющую своей проблематики.

Неудивительно, что многие отечественные географы восприняли книгу Гол-да не просто как откровение, но и как знак надежды. Они надеялись, что внедрение человеческой составляющей позволит спасти всю экономгеографию, превратив ее разом в географию общественную. Увы, они явно имитировали реакцию, которая имела место на Западе лет 15 20 назад и которую принято по-кунов-ски называть научной революцией.

С легкой руки Т. Куна, в любой уважающей себя научной дисциплине стало обязательным рассматривать собственную историю, особенно новейшую, как череду революций, возведя авансом в ранг революции любую сколь-нибудь значительную новацию. Не избежала этой участи и география. Первая и наиболее, скажем так, бесспорная из современных географических революций - количественная Ч пришлась на 60-е годы, Это была революция в методах исследований и обработки информации. Накатившая на географию подобно мощной волне, эта революций не вся ушла в песок: энергия ее отчасти пошла на дооснащение географов в самых разных областях, отчасти на формирование вырождавшегося самоценного и самодостаточного ручейка абстрактных математико- и теоретико-географических построений, отчасти же Ч обратным ходом Ч на инициирование новых революций и революциек.

На рубеже 60-х и 70-х годов место социальной физики стала заступать социальная лирика, а место математизации - гуманизация, экологизация, социологизация.

Именно тогда и качали говорить о поведенческой революции, В отличие от количественной, это была скорее революция локальная, частная нежели революция всегеографо-историческая, революция скорее в подходах, чем в методах:

прорыв шел не по всему фронту, а по одному из направлений.

Сказанное ничуть не умаляет значения поведенческой революции. Оно весьма велико: ведь поведенческая революция Ч это и переход от статистического населения, ничем не отличающегося от популяции животных, к человеку разумному, думающему, это и расширение классической диады человек Ч общество до триады среда Ч восприятие Ч поведение, Поведенческая революция ознаменовала собой, собственно, появление социальной микрогеографии.

С момента начала поведенческой революции Ч вернее, с ее возвещения Ч прошло два десятка лет. Однако если сейчас мы с бестактностью неофита зададим вопрос, что же все это дает, что это уже смогло дать, ответ придется позаимствовать у Дж. Голда, который говорит в предисловии: Поведенческая география содержит, безусловно, значительный конструктивный потенциал. Однако отличительной чертой географов слишком рано стала ошибка претендовать на многое.

Итак, в очередной раз результат оказался непропорциональным замаху. Почему? В чем тут причина, помимо известного научного мессианства Ч возлагать слишком большие надежды на все новое? В чрезмерной описательности изобразительности приемов и методов поведенческой географии, недостаточной ориентированности их вглубь, на вскрытие каких то универсальных закономерностей? В принципиальной невозможности вывести такие закономерности, базируясь на анализе поведения отдельных индивидов? Или в неумении, нежелании и невозможности перейти от крупного масштаба к более мелкому, построить мостик между поведенческой географией и классической социальной географией? В недоиспользовании, недоучете познавательной силы принципа функционально-струк турного подобия в пространственной организации среды Ч от отдельной квартиры до микрорайона, района, крупного города, всей страны или даже мира? Видимо, каждый из предложенных вариантов ответа является в чем-то правильным, не будучи вместе с тем исчерпывающим. Факт, однако, остается фактом: еще один вундеркинд не оправдал возлагавшихся на него надежд, не удалась еще одна попытка одним махом решить все или хотя бы многие проблемы социальной географии.

Король, однако, не оказался голым. Он оказался одетым, но не королем. Насколько же о его лодежде, о содержании, возможностях и проблемах поведенческой географии позволяет судить книга Дж. Голда? Думаем, ошибется тот читатель, который слишком бук вально воспримет восторженную оценку, данную книге во вступительной статье С.В.

Федуловым Ч переводчиком и инициатором ее издания в нашем отечестве, Книга эта вполне вторична и компилятивна. Она написана в печальной памяти жанре поминальника Ч обзора литературы в диссертации, Книгу можно с равным успехом читать почти с любого места, как телефонный справочник. В русском переводе это почти смешно: если английский читатель может использовать книгу Голда для поиска нужных ему книг, написанных на его же языке, то для русского читателя это лоция для плавания в море, где ему вовсе не суждено побывать, это взволнованный рассказ о том, как интересны книги, которые невозможно прочесть без зна ния чужого языка.

Есть к книге Голда и более серьезные претензии. Первая из них Ч неполнота, которую трудно простить лоции в море информации. Напрасно будет читатель искать у Голда упоминания о ментальных картах, о пространствах деятельности, об обыденных районах, о пространственно-временной модели Т.Хагер-странда и его школы и о многом другом, хотя все это, казалось бы, вошло в золотой фонд поведенческой географии. Соб ственно, поведения в книге нет, как нет, в общем-то, и географии. Есть восприятие, предпочтения, даже принятие решений Ч словом, все, что предваряет поведение, только не поведение как таковое! Голд, оказывается, считает поведенческую географию примерным эквивалентом той области географии, которую другие авторы обозначают как когнитивный бихевиоризм, восприятие среды, психогеографию, этногеографию, географию представлений и географию восприятия, Вряд ли можно согласиться с ним в этом, и посему второе название, данное книге издательством Прогресс для завлечения читателей, Ч Психология и география, - представляется, как это ни странно, более точным, чем авторское.

Чрезмерный крен в психологию Ч вторая претензия. Крен при этом сделан не а социальную, а именно в индивидуальную психологию. Поведенческая география Ч типичная стыковая наука, но в изложении Голда она выглядит экспансией психологии в область географии, освежением психологии географическими сюжетами, но отнюдь не наоборот, Стыковки не состоялось, просто географические сюжеты просмотрены с точки зрения Психологии, изложены ее языком, и это раздражает географа. Голд попытался изложить в этой манере такие святые для географа темы, как теория размещения, теория центральных мест, и здесь он терпит неудачу: эти теории задуманы и проработаны в совершенно ином логическом ключе, и быть в претензии, что они не учитывают осо бенностей пространственного поведения человека, Ч вроде как укорять балерину за то, что она не умеет играть в футбол. Не более доказательны попытки Голда описать географический детерминизм в поведенческих терминах и выдать его после такой перекраски за предтечу энвайронментализма, В этом смысле книга Голда весьма поучительна для географов, многие из которых страсть как любят читать популярные книжки по другим наукам и потом тащить в географию почерпнутые там идеи, не озаботясь их переосмыслением или хотя бы приспособлением их языка;

такие попытки лишь засоряют теоретический багаж географии, компрометируя идею взаимодействия наук.

Но самую серьезную, пожалуй, претензию приходится обращать к издательству Ч не к переводчику С.В. Федулову и тем более не к редактору Л.Н. Кудряшовой, которые поработали на славу, а именно к издательству. Опоздание на 11 лет Ч вещь непрости тельная в наше время даже в географии, где темпы развития не так уж велики. За этот период изменилось слишком многое, чтобы книга Голда могла адекватно отражать отрасль знания, которой она посвящена, Здесь появилось много новых имен, не упомянутых в книге (например, Г, Куклелис, К, Кокс, С, Каттер), а некоторые из упо мянутых стали классиками, написали много нового (Р. Голледж, Т. Сааринен). После г, вышло несколько учебников и сборников по этой дисциплине Ч куда более удачных и свежих, нежели обсуждаемая книга, Самое же главное в том, что за эту дюжину лет в поведенческой географии Запада вызрели новые крупные тенденции, направления, о которых Голд еще не знал. Их стоит осветить особо.

Во-первых, это так называемая аналитическая поведенческая география, которая вышла из самых недр географии, из пространственного анализа и теории размещения и посвящает себя моделированию. В конце 80-х годов здесь опубликованы несколько фундаментальных трудов с участием или под редакцией Р. Голледжа, Р. Стимсона, Г.

Тиммермана, Р, Куклели-са, П. Гулда. В них зафиксировано много технических достижений (многомерное шкалирование, дискретный выбор и др.) и отличные приложения к эмпирическому материалу (особенно по поискам жилья), а также содержатся любопытные теоретические предложения, Особенно интересны попытки представлять относительную важность целей пространственного поведения расстояниями до них (нечто обратное реальной ситуации) или мягкое моделирование пространства, где расстояния АВ и ВА неравны (как в туристской песне: Недалеко оттуда к нам, до вот от нас туда неблизко). Направление это, похоже, несколько зациклилось на проблемах пространственного выбо- pa, и работающие здесь ученые ворчат насчет того, что пора-де взяться за комплексный подход, объединив в один процесс и пространственный поиск, и оценку, и выбор, и поведение. Стал моден трансакционизм с его упором на отношениях человек-среда, на зависимость поведения от контекста.

Второе направление Ч экология отношений человек-среда Ч на удивление быстро выросло из такой, казалось бы, частной прикладной темы, как борьба со стихийными бедствиями. Вокруг реакции человека на стихийные бедствия удалось развернуть весьма глубокомысленную дискуссию, ее щедро оплачивали местные власти, чьи ячейки подвержены стихийным бедствиям, поддержали университеты, и ныне это весьма респектабельная ветвь поведенческой географии.

Третье направление, напротив, издавна считается традиционным для географии Ч это восприятие ландшафта. Интерес к этой теме снова возрос после внесения в нее культурно-исторических аспектов и методов гуманистической географии. Большую роль сыграл и весьма высокий класс опубликованных в 80-е годы книг Д. Косгрова Социальная формация и символический ландшафт (кстати, сугубо марксистская книга), Э. Релпа Современный городской ландшафт, К. Фута по семиотике среды;

еще в 1979 г.

вышла чудесная книга под редакцией знаменитого Д. Мейнига Интерпретация обыденного ландшафта Ч географические очерки (у Голда она даже не упомянута), Наконец, четвертое направление Ч сравнительные исследования различий восприятия пространства в разных культурах. Наиболее интересные работы представлены пока лишь статьями (Дж.Гордон об ирокезах, Дж. Десбаратс о вьетнамских беженцах в США, П.Шо-лер о восприятии города японцами и немцами). Но уже появляются и такие сборники, как Город в культурном контексте под редакцией Дж. Эгню, Дж, Мерсера и Д. Софира. Это очень перспективное направление, архинужное современной географии, которой, похоже, предстоит отвечать за гармонизацию отношений между народами контрастных культур в следующем веке, когда несводимость культур друг к другу будет осознана как глобальная проблема вроде голода или озоновой дыры.

Устарелость только что вышедшей книги наводит на грустные размышления. Как бороться с таким запаздыванием переводов? Если задерживает сам перевод Ч надо переводить коллективом. Если задерживает поиск Ч надо больше доверять узким специалистам, которые обычно знают новинки: надо шире использовать контакты с западными коллегами, которые обычно в курсе тамошней моды на имена и труды. Стоит подумать и об издании сборников из лучших статей западных авторов, поскольку в журналах новые идеи появляются гораздо раньше, чем в монографиях. Наличие у нас реферативного журнала География делает быстрое отслеживание таких статей вполне реальным, Кстати, многие западные коллективные монографии являются именно такими сборниками статей и докладов. Наконец, грех не использовать и то, что на Западе издается популярнейший журнал Прогресс в общественной географии, где оперативно печатаются на редкость хорошие обзоры текущей литературы по отдельным направлениям нефи-зической географии.

Не хотелось бы заканчивать рецензию на унылой ноте. Вспоминается, что в свое время знаменитый Аксельрод написал разгромную рецензию на книгу Материализм и эмпириокритицизм, но все же закончил ее словами о том, что книга-де написана бодрым языком и полна оптимизма, который так редко можно встретить в марксистской литера туре, а потому рецензент все же рекомендует ее для прочтения каждому марксисту. Нам тоже хочется признать за книгой Голда несомненные сильные стороны: она вполне применима в нашем высшем географическом образовании, удобна как справочный материал, как неоспоримое свидетельство процветания этой тематики на Западе, Ч а значит и как весомый аргумент в споре за право заниматься ею и в нашей стране.

Литература Москвин Д.Д. Население СССР: вопросы миграции. М., 1991.

Тавризян Г. Мировая культура: прозрения XX века. Ч Свободная мысль, 1991, № 18, с. 56-64.

Agnew J., Mercer J., Sopher D. Ceds). The city in cultural context.

Winchester (Mass), 1984.

Cosgrove D. Social formation and symbolic landscape. L,, 1984.

Golledge R., Couclelis H., Gould P. (eds). A ground for common search.

Goleta (Cal), 1988.

Golledge R., Stimson R. Analytical behavioral geography. L., 1987.

Golledge R., Timmermann H. Behavioral modelling in geography and planning. N.Y., 1988.

Meinig D. (ed). The Interpretation of ordinary landscapes:

geographical essays. N.Y., 1979.

Relph E. The modern urban landscape, L,, 1987, H.B. Петров, Л.В. Смирнягин    Книги, научные публикации