Книги, научные публикации

ОТ СОЦИАЛЬНОЙ УТОПИИ К СОЦИАЛЬНОМУ ГОСУДАРСТВУ Автор: Н. М. ВЕЛИКАЯ, Б. П. ГУСЕЛЕТОВ ВЕЛИКАЯ Наталья Михайловна - доктор политических наук;

заведующая кафедрой Российского государственного гуманитарного университета. ГУСЕЛЕТОВ Борис Павлович - кандидат технических наук, руководитель центра международных проектов и программ института '"Справедливый мир".

Аннотация. Рассматривается эволюция коммунистической и социал-демократической идеологии и партийного строительства на пространстве бывшего СССР, особенности политико-идеологического дискурса в современной России. Показывается, как традиционные социалистические ценности артикулируются в политическом пространстве, содержание программ и практик партий социалистического и социал-демократического толка. Их успехи и неудачи анализируются в контексте особенностей современных политических отношений.

Ключевые слова: социал-демократия * социальная утопия * социальное государство * гражданское общество * политические партии На рубеже XIX-XX веков российская социал-демократия развивалась в рамках общеевропейского политического процесса. Социал-демократическая традиция была прервана в связи с победой большевизма и реализацией коммунистического проекта. Это позволяет нам, перефразировав Р.

Дарендорфа, назвать XX век веком реализованных социальных утопий, наиболее весомой из которых стал социализм советского образца. При диктатуре пролетариата, монополии партии и общенародной собственности он постепенно трансформировался в государственно-бюрократическую версию.

В большевистскую версию социализма заложены традиционные социалистические мессианские идеи, созвучные "русской идее", воспроизводившей принципы равенства и справедливости. Это сделало Россию своеобразным полигоном социального экспериментирования. "Россия, - писал Н.

Бердяев, - самая не буржуазная страна в мире: в ней нет того крепкого мещанства, которое так отталкивает и отвращает русских на Западе... В коммунизм вошли знакомые черты: жажда справедливости и равенства, признание класса трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному миросозерцанию и целостному отношению к жизни" [Бердяев, 1918].

Однако утопизм коммунистической идеи в российском обществе заключался не в ней самой, а в ее отечественной интерпретации. Была искажена идея свободы как основы всякой политической организации и консолидации. По мнению Г. Федотова, "марксизм принимал свободу инструментально, как средство в борьбе за диктатуру пролетариата" [Федотов, 1992]. Свобода была избирательной и обратной стороной диктатуры пролетариата, а не универсальным политическим принципом. Она зависела от воли господствующего класса и уже была собственно не свобода. Диктатура пролетариата предполагала известную степень насилия. Это не пугало отечественных социал-демократов в лице меньшевиков. А. Мартынов, говоря, что "гегемония пролетариата -вредная утопия", опасался, прежде всего, неспособности пролетариата удержать власть и призывал его остаться в роли крайне левой демократической оппозиции [Мартынов, 1918].

стр. Коммунистическая идея прививалась на русской почве не только через марксизм, большевизм, но и через многочисленные теории организации общества. Связь "русской" и социалистической идей в России с публицистикой обусловила содержание многих научных и литературных произведений.

Это совпало по времени с теоретическими и нравственными исканиями интеллигенции.

Явления такого рода нельзя оценивать однозначно, лишь с идеологических позиций. Даже Папа Иоанн Павел II признал, что "в марксизме и даже коммунизме есть рациональное зерно. И это зерно нельзя потерять. Сторонники разнузданного капитализма игнорируют добрые деяния, совершаемые при коммунизме: борьбу с безработицей, заботу о бедных" [Российский обозреватель, 1995].

Идея социализма для большинства граждан СССР стала обыденной установкой, которая представляла собой комплекс распределительных представлений, норм взаимоотношений, правил личного поведения, основанных на ментальных характеристиках и национальных особенностях.

Относительно самостоятельным культурно-идеологическим феноменом стал в послереволюционной России "народный социализм". Он отличался от официальной "марксистской идеологии" и менялся на разных этапах развития советского государства. Уравнительный характер он имел в основном в ходе революции в первые годы советской власти. Потом "народный социализм" приобрел иные культурные формы, впитав традиционные общинные ценности, обретя новый язык.

Советский большевизм долгое время сохранял свою живучесть благодаря удивительной способности к мимикрии, включению новых политических сюжетов в общественную жизнь. Большевики отвергли народнический социализм. Поздний социализм отрицал ранний большевизм, ибо ни аграрная, ни национальная, ни социальная его программы после революции не были выполнены.

Прагматизм Сталина отверг теоретические искания Ленина. "Новаторство" и шатания Хрущева сменил железобетонный конструкт развитого социализма Брежнева. Все это закончилось идейно политической немощью Горбачева.

Выстроить из этого теоретическую модель сложно. Это скорее попытки адаптации тоталитарного режима на основе вольной интерпретации коммунистических идей. "Коммунистическое общество держится на трех опорах: стандартная социальная организация населения в первичные социальные коллективы;

система власти и управления, густой сетью пронизывающая общество во всех измерениях;

единая государственная идеология и систематическая идеологическая обработка населения" [Зиновьев, 1991].

При этом коммунистическое (социалистическое) общество воспринимается в нескольких ипостасях.

Прежде всего как воспоминания старшего поколения о социальных программах, полной занятости, сравнительно высоким, по сравнению с сегодняшними днями, социальным обеспечением.

Опрошенные в ходе исследования ИКСИ "Новая Россия: десять лет реформ глазами россиян" отметили, что наиболее значимой потерей для общества были снижение уровня жизни (53,7%), упадок морали (35,4%), падение авторитета России в мире (30,7%), развал передовых отраслей промышленности (27,9%), резкое деление общества на богатых и бедных (21,7%), отход от идей социализма (15,3%). При том же списке альтернатив в вопросе о личных потерях преобладают пункты снижения уровня жизни (46,7%), утрата чувства защищенности и уверенности в будущем (45,5%), утеря стабильности и безопасности (36,1%). Любовь к коммунизму сохраняется и воспроизводится. Не случайно в названиях современных коммерческих заведений звучит "народный социализм", "народный магазин".

В настоящее время дают о себе знать остатки державного мышления, общество тоскует о времени, когда жили пусть бедно, но ощущали себя гражданами великой страны. Согласно данным Левада Центра (март 2011 г.), ~ 42% россиян в той или иной степени согласны, что лучше бы все осталось в стране так, как до перестройки. Аналогичная картина и в ряде стран бывшего СССР [См. Опрос Левада-Центра, стр. 2011]. Большинство жителей Армении, Белоруссии, Кыргызстана, Молдовы, России, Таджикистана, Украины сожалеют, что Советский Союз распался. К такому выводу пришли социологи, изучившие отношение к распаду СССР в странах постсоветского пространства в 2009 г. [Мониторинг социальных настроений... 2009].

Как показало исследование ВЦИОМ, распад СССР оценили как геополитическую катастрофу, негативно сказавшуюся на их положении (7.12.2006 г.), большинство граждан России и Украины.

Белорусы разделились на два примерно равных лагеря. И хотя граждане всех трех государств сознают, что восстановление СССР невозможно, примерно 1/3 опрошенных хотели бы стать гражданами союзного государства Беларуси, России, Украины и Казахстана. Однако серьезную конкуренцию "союзу четырех" составили сторонники суверенитета или вхождения в Евросоюз.

Приверженцы этих трех идей поделились примерно поровну, каждая из групп составила ~ 30%.

Итак, можно констатировать, что многое из плохого при социализме забылось. Молодежь, на которую сделали ставку правые, его не знает, издержки жизни при развитом социализме не помнит, но хорошо чувствует сегодняшнюю дифференциацию между людьми. Здесь принцип социального равенства и социальной справедливости играет решающую роль. Тем более что он очень пластичен и многопланов в своей социальной и политологической интерпретации. Эффект сравнения с социализмом уже не работает, а если работает, то в пользу последнего.

Как справедливо отмечали П. Бергман и Т. Лукман, "в ресоциализации прошлое перетолковывается для того, чтобы оно соответствовало нынешней реальности, в него переносятся разные элементы, которые субъективно в нем отсутствовали. Во вторичной социализации настоящее интерпретируется так, чтобы оно находилось в последовательном взаимоотношении с прошлым" [Бергер, 1955: 263]. В результате все отрицательное, что было связано с деятельностью коммунистов, забывается, а прошлое адаптируется к сегодняшним задачам и выливается в ностальгию по дешевой колбасе и водке, нежелание расстаться с льготами и пр.

Именно сегодняшние печальные реалии объясняют тот факт, что наиболее позитивно советский период оценивают жители Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана. В Армении, Белоруссии, Молдове, России, Украине преобладает смешанное и неопределенное восприятие советского периода [Мониторинг социальных настроений..., 2009].

Эффект сравнения с западным обществом тоже не всегда работает. Здесь удачно применяется эластичность принципа социальной справедливости, который в коммунистическом варианте есть применение критериев социального плана к экономике. Это критерии, в общем-то, не экономические, не поддающиеся измерению, а нравственно-этические. Это ориентиры, к которым можно приближаться или, наоборот, удаляться от них, но достичь невозможно.

Современное постсоветское, посттоталитарное сознание не является демократическим [Фуриан, 2010: 31 - 35]. Генетически оно происходит из тоталитарного, советского общества, а не формировалось на базе новых экономических, политических и социокультурных реалий. Ему присущ конфликт ценностей, и равенство доходов по-прежнему привлекательнее равенства возможностей. Опрос жителей России показал, что 45,2% предпочитают жить в обществе социального равенства, а не в обществе индивидуальной свободы, которое выглядит предпочтительнее лишь для 25,3% опрошенных.

Вместе с тем, "в России сохраняются интеллектуальные и психологические стандарты тоталитарного общества" [Башкирова, Федоров, 1999]. Отчасти с этим можно согласиться:

свободная экономика существует в ограниченном виде, средний класс не растет, демократия является лишь правом правящего меньшинства.

Мониторинг "Как живешь, Россия?" показал, что Россия остается преимущественно страной, сохраняющей позитивные воспоминания о советской эпохе. При этом социализм в понимании людей в большей степени ассоциируется с социальны стр. ми гарантиями, порядком и более справедливой организацией социального бытия, т.е. с тем, чего не хватает обществу сегодня.

Одна из основ социалистической ментальности - утопическое сознание. И декоративная демократия во многом поддерживает эту утопичность. Мы живем в тотально утопическом обществе, где слово не адекватно вкладываемому смыслу. Рынок, демократия, партийная система, народное представительство - все это из области утопии, а в реальности - массовое обнищание, олигархия, лоббизм, теневая политика, сырьевая экономика.

Утопизм близок к социализму. Как писал К. Мангейм, "социалистическо-коммунистическое мышление и восприятие действительности... может быть наилучшим образом понято в своей утопической структуре... Неизбежная основа и условие утопического поиска - недовольство действительностью" [Мангейм, 1991]. Утопия таким образом подпитывает социализм, а он, в свою очередь, посттоталитарное мышление.

В ходе распада социалистической строя диктат партийно-государственной машины вызвал массовое отторжение идеологических конструктов. Само слово "идеология" приобрело негативный контекст, и реформы 1990-х явили собой эру "конца идеологии", предполагающую полную деидеологизацию общественной жизни. В условиях многопартийности, идеологической сумятицы трудно было консолидировать электорат и согласовать политические позиции. В результате выиграла та часть политической элиты, которая провела приватизацию в своих интересах и вернулась к использованию административного ресурса. Это означало не отсутствие идеологии реформ, которые имели явно либеральный характер, а стало концентрированным выражением идеологии правого либерализма.

Постепенно идеи социализма перестали ассоциироваться только с советской реальностью и вернулись в политический дискурс.

Если в 1990-е годы на левом флаге доминировали партии коммунистической ориентации, то 2000-е годы в большинстве стран постсоветского пространства были отмечены созданием сильных социалистических партий, ряд которых смогли стать системной оппозицией. (Так, на Украине соцпартия с 1994 по 2008 г. была представлена в парламенте;

в Армении партия Дашнакцутюн в 2000 г. пришла в парламент;

в России в 2007 г. в парламент вошла партия "Справедливая Россия").

Некоторые партии совсем недавно даже пришли к власти (демпартия Молдовы и социал-демократы Кыргызстана).

Процесс формирования классического "лево-правого спектра" в большинстве странах СНГ пока не закончен, и связывать успехи левых партий можно в первую очередь с расширением их социальной базы. Хотя с социальной базой как раз и возникают сложности. Численность традиционного промышленного пролетариата падает, а приход массовых, но социально разнородных групп оборачивается идеологической размытостью.

Мы не разделяем тезис "о функции идеологии как независимой социальной переменной", когда идея рассматривается как основной фактор, определяющий направление общественного развития [Вебер, 1953]. Полагаем, что для воспроизводства общественной системы идеологические, политические и экономические отношения значимы в равной степени. Выражая социальные интересы в виде ценностей, идеалов и норм, идеология выполняет функции сплочения социальной общности, стимулирует социальную солидарность.

Заметим, что первые социал-демократические партии на постсоветском пространстве строились по образцу западноевропейских. Но распространенная в то время иллюзия, что мы можем быстро адаптировать западные ценности, быстро потерпела крах.

Формирование идеологии по аналогии с Западом вряд ли могло быть успешным, поскольку разными были социальные условия, в контексте которых протекал процесс демократизации и партстроительства.

стр. Элита продолжала цепляться за "либеральную традицию", мешая развитию других идей [Подберезкин, 2011]. Она не смогла после 1990 г. предложить нации внятную и адекватную систему взглядов на ее развитие (идеологию), бесконечно путаясь в ценностях, целях и представлениях о путях развития.

Первые социал-демократические партии на постсоветском пространстве были скорее "интеллигентскими образованиями", формирующимися по принципу дистанцирования от коммунистической идеологии, которую продолжали исповедовать наследники КПСС в лице компартий Белоруссии (КПБ), Молдовы (КПМ), России (КПРФ) и Украины (КПУ). Средний класс еще не возник, а рабочие традиционно тяготели к коммунистам.

Не случайно наибольший успех социал-демократические партии имели там, где они были созданы на базе коммунистических, как это произошло в Венгрии, Литве, Польше и других странах Центральной и Восточной Европы [Крук, 2004]. Там рациональная и прогрессивная часть компартий объединила большинство бывших ее членов и трансформировалась в социал-демократию западного типа, вытеснив ортодоксальных коммунистов на обочину. В Белоруссии, Молдове, России, Украине коммунисты быстро оккупировали левую часть политического спектра, сохранив свою электоральную базу. Большинство социал-демократических партий конца 1990-х носили маргинальный характер и не могли похвастаться своими электоральными успехами. Их политические программы, заимствованные из европейских, не встретили массового отклика, а для проведения рекламной кампании ресурсов было недостаточно.

Реальными носителями идеологии выступают разные партии. Левый спектр представлен КПРФ и "Справедливой Россией". Правый - не только "Правым делом" и "Яблоком", но и партией власти "Единая Россия", которая, несмотря на риторику, продолжает проводить праволиберальный курс.

Обращаясь к российским парламентским выборам 1999, 2003, 2011 гг., скажем, что на них не случайно был востребован политический центризм, замешанный на государственнической идеологии. Огромное число граждан, не разделяя в полной мере ни правых, ни левых идейных конструктов и не относясь по формальным признакам к так называемому "среднему классу", тем не менее причисляет себя к нему. Идея центра как выражение стабильности и устойчивости весьма популярна в нестабильном обществе.

Большая часть населения России и стран СНГ - это не гражданское общество, а некая однородная масса в смысле низких доходов и в смысле основных немудреных забот о покое и порядке. От того, насколько убедительно партии демонстрируют готовность их обеспечить, зависят электоральные симпатии населения. Потому объяснять успех центристских партий (точнее, партий власти) только административным ресурсом, как это делают их политические противники, не совсем корректно.

Что касается левых, то КПРФ давно перестала быть партией, за которую голосуют только приверженцы коммунистической идеологии. В самом общем плане ее поддерживают избиратели, разделяющие основные ценности советского общества (равенство, социальная справедливость, порядок, социальная защищенность), и протестный электорат.

Сходна социальная база и "Справедливой России", позиционирующей себя как социал демократическую партию. Потому она стала оттягивать электорат в первую очередь у КПРФ, пытаясь привлечь те группы населения, которые ориентируются на социальное государство, но не симпатизируют сталинскому режиму. Не случайно попытки отмежеваться от КПРФ в программных документах, особенно на раннем этапе становления российской социал-демократии, проявились, прежде всего, в критике "советского строя, диктатуры, насилия и т.д." [См. Избирательный манифест..., 2007]. Основное различие электората КПРФ и "Справедливой России" в том, что сторонники последней, разделяя принципы социальной справедливости, более европоцентричны.

стр. Социал-демократия на постсоветском пространстве не смогла избежать искушения стать так называемой "партией, хватающей всех" {"catch-all parties"), что сопровождается некоторой вязкостью текстов. Главную ставку она сделала на социальную проблематику и дистанцирование как от либерального курса последних лет, так и от коммунистической ортодоксальности.

Однако отсутствие эффективных институтов гражданского общества на фоне политической пассивности не позволяет надеяться на скорое формирование "государства социального благосостояния" в России и странах СНГ, тем более учитывая отсутствие политических сил, способных обеспечить их развитие в русле социал-демократических тенденций.

Суть социального государства - это институциализация социального контракта между государством и гражданским обществом (профсоюзами, общественными ассоциациями и НПО). Эти отношения строятся на принципе солидарности, дополняемом при необходимости субсидиарным подходом [Федотова, 2002: 82]. Самоорганизованное и институциализированное гражданское общество в этом контексте сдерживает не только государство, но и рынок, не давая всему обществу быть подверженным логике рыночной прибыли. Достаточно сказать, что, по данным Общественной палаты РФ, из 360 тыс. зарегистрированных общественных объединений (НКО и НПО), лишь 38% реально действуют [см. Доклад о состоянии гражданского общества..., 2010].

Целый ряд критериев, используемых в разных концепциях социального государства, позволяют определить, является государство таковым или нет. Наиболее значимыми элементами социальной политики являются социальные гарантии в области здравоохранения и образования, пенсионное обеспечение, жилищная политика, поддержка незащищенных групп населения, миграционная политика. Одним из главных критериев является и уровень развития человеческого капитала, и уровень консенсуса в стране. Острой проблемой России является дифференциация доходов, появившаяся в результате шоковой либерализации. По оценкам Института социологии РАН, около 21% населения нашей страны находятся за чертой бедности, а еще 17% постоянно балансируют на грани бедности. При этом соотношение доходов 10% наиболее и 10% наименее обеспеченного населения (децильный коэффициент) оценивается в 16 раз [Официальный сайт Госкомстата..., 2011].

В США в последние 40 лет этот коэффициент остается на уровне 6 - 8, в Китае - 5, даже в странах Латинской Америки он ниже и составляет 12.

Все это позволяет сделать вывод, что Россия превратилась в страну стагнирующей бедности. Меры, предпринимаемые государством в последнее время, не решили проблемы и носили декоративный характер: любые повышения стипендий, пенсий мгновенно съедала инфляция, а рост зарплаты бюджетников искусственно тормозился. Даже в условиях благоприятной мировой рыночной конъюнктуры средняя пенсия в РФ до последнего времени не превышала прожиточного минимума.

По оценкам Всероссийского центра уровня жизни (ВЦУЖ), который проводит мониторинг доходов и уровня жизни населения РФ, примерно 24% работников имели среднемесячную зарплату ниже прожиточного минимума, еще у 23% она ниже 2 прожиточных минимумов, что не обеспечивало восстановительного потребления работников [Бобков, Аналитический доклад..., 2009].

Пенсионная реформа, по оценкам экспертов, также потерпела крах. Надежды на то, что нынешние 40-летние получат пенсии, адекватные их трудовому вкладу и отчислениям в пенсионные и страховой фонды, не оправдались. Что касается сегодняшней ситуации, то только с марта 2009 г.

пенсии повысили до прожиточного уровня пенсионера. До этого 15 млн. россиян получали пенсию ниже этого минимума, который в 2008 г. составлял 3.191 руб.

На фоне роста в стране числа миллионеров, инфляции и роста тарифов остро стоит вопрос о справедливости той системы перераспределения доходов, которая сложилась в стране.

стр. Налоговая политика, основанная на плоской шкале подоходного налога, по замыслу ее сторонников, должна была вывести из тени крупные капиталы и предотвратить их вывоз за рубеж. В реальности она лишь сократила поступления в бюджет, которые могли бы идти на социальную поддержку необеспеченных и социально незащищенных групп населения.

В настоящее время практически ни одна развитая страна не подвергает сомнению идею дифференцированного подхода к налогообложению доходов жителей. Россия первая перешла на плоскую шкалу, за ней последовали Казахстан, Киргизия, Украина и др. Ущербность государственной налоговой политики состоит в том, что малый и средний бизнес по-прежнему не получают реальных преференций от государства. Предпринятое снижение налога на прибыль - не лучший вид налоговых послаблений в условиях кризиса, когда прибыль падает. А вот рост налога на недвижимость и социальных налогов до 34% очень негативно сказались на малом бизнесе и трудоемких модернизационных отраслях экономики. Запущенные Правительством национальные проекты (Здоровье, Образование, Жилье) в какой-то мере были призваны восполнить провалы социальной политики предыдущих лет, но не все субъекты федерации смогли освоить деньги, выделенные из федерального бюджета [см. Доклад о состоянии гражданского общества... 2010: 82].

Система бюджетного федерализма путем распределения сверху обернулась крайней бюрократизацией и не позволила эффективно решить назревшие социальные задачи, продолжая действовать в традициях патернализма.

В этих условиях левые политические партии артикулируют и выстраивают политическую стратегию на основе социального протеста, выдвигая требования, связанные с повышением уровня жизни, совершенствованием системы социального страхования и стимулированием экономической активности. В целом можно констатировать, что содержание партийных программ левых партий на постсоветском пространстве трансформировалось. Теперь они направлены не только на идеологических сторонников, а апеллируют ко всему обществу, что соответствует европейским тенденциям.

Что касается политических стратегий этих партий, то их помимо идейных ориентиров, определяет политическая ситуация, характеризуемая мозаичностью структуры электората, затрудняющей определение целевых групп, имеющих долгосрочные интересы;

частой сменой законодательства о партиях и выборах, осложняющей текущую работу партий на местах [Кау, Мэир, 2006: 36], стремительным развитием новых СМИ, позволяющих привлекать более широкие слои избирателей, поведение которых скорее напоминает потребительское, чем активное и рациональное политическое участие.

Провозглашенными ценностями левых (коммунистов и социал-демократов) были социальная справедливость, свобода и равенство шансов. Но еще со времен Берн-штейна социал-демократы и коммунисты расходились в плане инструментальных ценностей, где основная линия споров пролегала в вопросе достижения идеального или оптимального общественного устройства.

Революционные меры для одних и эволюция для других развели социалистов и коммунистов по разные стороны баррикад в XIX веке. Другими демаркационными линиями были вопросы о пределах национализации государственной собственности, плюрализме в политической жизни и многопартийности, границах применения насилия и диктатуре пролетариата, соотношении индивидуальной свободы и блага для всех, личного и общественного начал.

Раньше социализм обязательно увязывался с определенными общественными структурами, на основе чего конструировалась жесткая модель социализма как антипода капиталистической модели. Сегодня социализм, как замечает Т. Майер, "не определяется какими-либо институтами, например, формой собственности или планирования. Социализм -это целенаправленный процесс. Цель определяется принципом равной свободы в условиях солидарности. Процесс состоит в развитии общественных стр. отношений, соответствующих этому принципу. С приобретением опыта и достижением более высокого уровня развития эти отношения могут измениться" [Майер, 1993: 112]. Социализм в таком понимании предстает как способ организации общественных отношений, основанный на приоритете коллективной солидарности, социального контроля, общественной инициативы.

Подобные размежевания в рамках левой части политического спектра актуальны и в наше время. В ряде стран бывшего соцлагеря (кроме ЦВЕ) компартии по-прежнему остаются значимыми акторами политического процесса, составляя серьезную конкуренцию недостаточно еще окрепшим социалистам.

Два основных идейных вектора левой части политического спектра - коммунизм и социал демократия - в настоящее время имеют много общего. Но, несмотря на сходные базовые ценности, противоречия и борьба между ними отличаются существенной остротой, что находит выражение в разных подходах к решению важнейших социально-политических проблем. Коммунисты и социалисты создают определенный противовес действующей партии власти.

В публичном дискурсе термины "социализм", "левые ценности" используют и коммунисты, и социалисты для увеличения своих рейтингов. При этом из левых идей "выхватывают" лишь наиболее привлекательные лозунги, не подкрепляя их конкретными практическими мерами и способами решения, что иллюстрирует явный переход левых партий к модели "catch all". Специфика современной левой идеи в России состоит в том, что она сочетает в себе, с одной стороны, коммунистические идеологемы, нормы социалистического уклада жизни, ностальгию по советскому прошлому, а с другой - ценности современной социал-демократии, основанной на принципах справедливости, социальной ориентации проводимой политики и партисипативном управлении.

Коммунисты, формально отказавшись от диктатуры пролетариата, выступают за сохранение патерналистского государства, ведущего к политической монополии, бюрократизации, низкой эффективности системы государственного управления. При этом ставка делается на изживание классового общества, прежде всего за счет создания передового ядра современного рабочего класса.

И это говорится в то время, когда изменение социально-классовой структуры общества, сопровождающееся сокращением численности промышленного пролетариата, произошло не только в странах Западной Европы, но и в большинстве стран СНГ, особенно в России.

В экономической сфере коммунисты делают упор на национализацию и увеличение доли государства в экономике, повышение роли крупных государственных предприятий и компаний. В социальной сфере ставится задача построения не столько современного социального государства, сколько государства, обобществившего и контролирующего социальную сферу, экономику. КПРФ последовательно выступает за использование средств Стабфонда только на социальные нужды.

Социалисты в лице "Справедливой России" настаивают на усилении политической конкуренции, преодолении отчуждения населения от власти через развитие различных форм гражданского общества, расширении политического и гражданского участия, дополняя традиционную солидарность идеями "общества соучастия, доверия и взаимной поддержки", социальной сплоченности, развития местных сообществ. Выступая за консенсус разных социальных слоев и групп в интересах развития общества и инновационной экономики, в своей программе в качестве первоочередных мер выдвигают введение прогрессивного налогообложения, налога на роскошь, единовременного налога на те предприятия, которые при массовой приватизации 1990-х годов были проданы ниже их реальной стоимости в ходе залоговых аукционов. Предлагается взамен МРОТ ввести почасовую оплату труда (не менее 80 руб. в час), что не только повысит уровень зарплат, но и поможет легализовать "зарплаты в конвертах" и обеспечить всем работающим полный социальный пакет. В области пенсионного стр. законодательства предлагается увеличить расходы государства на пенсионное обеспечение с 5 до 10% ВВП, повысить пенсии до 2/3 средней зарплаты за счет средств, полученных от приватизации.

Несомненные иллюзии в отношении социального государства прослеживаются и в предложении сделать основой всех экономических расчетов социальный стандарт потребления, куда включены расходы на приобретение жилья, оплату услуг ЖКХ, образование, лечение, отдых, питание и т.д., так как даже на самом низком уровне материальной обеспеченности потребление семьи не может формироваться по модели прожиточного минимума.

Электоральные результаты левых партий в России и большинстве стран СНГ в современных условиях не дают оснований надеяться на их возможный приход к власти в краткосрочной перспективе. Российские коммунисты и члены партии "Справедливой России" консолидируют до трети российского электората. Позиции партии власти и особенности электорального процесса и практики подсчета голосов пока работают в пользу этой партии. Электоральный успех левых будет во многом зависеть, во-первых, от дальнейшего социально-экономического развития стран и характера протекания глобального экономического кризиса. Именно его последствия могут вызвать волну массового общественного протеста. Во-вторых, от возможностей демократизации политической сферы и избирательного законодательства. В данной политической ситуации именно левые партии могут аккумулировать протестные настроения и, с одной стороны, создать себе прочную основу в современном политическом пространстве, а с другой - оказать давление на власть с тем, чтобы бюджеты как федерального, так и региональных уровней стали более социально ориентированными.

Говоря о возможностях построения социального государства в России, выделим факторы, затрудняющие достижение этой цели.

1. Российская политическая элита до сих пор не выработала адекватного языка для описания процессов и проблем социальной сферы. По-прежнему используется либо словарь либеральных экономистов, либо коммунистическая лексика. При этом избиратель, как правило, плохо понимает этот псевдо-политический "новояз", который призван запутать, а не прояснить ситуацию.

2. Отсутствуют ясные и адекватные методы оценки эффективности государства и его социальной политики в РФ. Например, методика оценки эффективности органов исполнительной власти субъектов федерации, предложенная правительством, по-прежнему основана на устаревших показателях, таких как прожиточный минимум или объем освоенных бюджетных средств.

3. Реальный политический процесс, характеризующийся имитацией демократических процедур, доминированием партии власти и установлением моноцентричной политической модели, сокращением политических акторов из-за ужесточения законодательства о выборах и партиях, ограничивает возможности гражданского общества влиять на принятие политических решений.

4. Слабость местных сообществ и неразвитость институтов местного самоуправления ведут к тому, что все вопросы по-прежнему решаются только на федеральном уровне и бюджетный процесс организован сверху вниз, потому социальная сфера, зависящая от местных бюджетов, страдает больше всего.

5. Не сформирована социальная база гражданского общества, определяющего направление и интенсивность социальных реформ. Формирование социального государства будет успешным при условии не только эффективной социально-экономической политики государства, но и готовности граждан, НПО настаивать на проведении определенной социальной политики.

Нужно признать, что социализм как общественный строй дал нашему обществу в социальном плане больше, чем вся последующая трансформация. Но свобода была куплена такой ценой, после которой оказалась обществу совершенно ненужной. Поэтому сегодня в идеологических конструктах доминируют реминисценции прошло стр. го, что ведет к определенному эклектизму и манипулированию новыми символами: правовое государство, рыночная экономика и т.д.

Левые партии социалистического и социал-демократического толка говорят либо о европейской модели социал-демократии (социал-демократическая партия России, соцпартия России), либо о "новом социализме XXI века" [Миронов, 2010: 217 - 231].

Можно ожидать, что политическая элита и общество при проведении более активной социальной политики, смогут перевести проблемы совершенствования социального государства из разряда долгосрочной цели в область политической практики.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Бердяев Н. И. Судьба России. М., 1918.

Башкирова Е., Федоров Ю. Лабиринты посттоталитарного сознания // Pro et contra. T. 4, N 2. 1999.

Берге П., Лукнам Т. Социальное конструирование реальности / Пер. с англ. Е. Д. Руткевич. М.:

Academia-Центр, Медиум, 1955.

Бобков Н., Гулюгина А., Кудашова В. Аналитический доклад по результатам мониторинга доходов и уровня жизни населения за период январь-март 2010 // Мониторинг доходов и уровня жизни населения. 2010. N 2.

Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990;

Birnbaum N. Conflicting interpretation of the rise of the capitalism: Marx and Weber // British Journal of Sociology. June 1953. N 4.

Доклад о состоянии гражданского общества в Российской Федерации за 2010 год. М.: Общественная палата Российской Федерации, 2010.

Зиновьев А. Коммунизм как реальность. М., 1991.

Избирательный Манифест партии Справедливая Россия: Родина/Пенсионеры/Жизнь. М., 2007.

Кац Р., Мэир П. Политическая наука: политические партии и партийные системы в современном мире: сб. науч. тр. / ред. и сост. А. Н. Кулик, Е. Ю. Мелешкина. М.: ИНИОН РАН, 2006.

Крук Н., Даудерштадт М., Герритс А. Социал-демократия в Центральной и Восточной Европе.

Интеграция-Примирение-Стагнация. Русское издание (под ред. Б. Гуселетова). М.: Культурная революция, 2004. 128 с.

Мартынов А. С. "Две диктатуры", 2-е издание, М., 1918 г.

Мониторинг социальных настроений стран постсоветского пространства, апрель-май 2009 // Евразийский монитор. Система регулярных межстрановых опросов населения 30.06.2009. URL:

Мангейм К. Утопия и утопическое мышление. М., 1991.

Майер Т. Демократический социализм- социальная демократия. Введение. М.: Республика, 1993.

Миронов С. М. Социалистическая идеология в современном мире. Социализм и Россия. В кн. За нами Россия / С. М. Миронов. [Отв. ред. Д.ф.н. В. Н. Шевченко]. Москва: Ключ-С, 2010.

Опрос Левада-центра от 18 - 21 марта 2011 года в 130 населенных пунктах страны. Выборка - респондентов от 18 лет / Пресс-выпуск от 11.04.2011. О распаде СССР. /Официальный сайт Левада центр. URL: Официальный сайт Госкомстата. 04.05.2011. URL:

Подберезкин А. Н. Национальный человеческий капиталъ. Т. III. Идеология русского социализма.

М., 2011.

Российский обозреватель. 1995. N 1.

Федотов ГЛ. "Судьба и грехи России", том 2, Из-во "София", 1992.

Фурман Д. Е. Движение по спирали. Политическая система России в ряду других систем. М.: Изд-во "Весь мир", 2010.

Федотова В. Г. Социальное государство и рынок // Свободная мысль - XXI. 2002. N 7.

стр.    Книги, научные публикации