Н. Я. Мясковский переписка всесоюзное издательство «советский композитор» Москва 1977 редакционная коллегия: Д. Б. Кабалевский (ответственный редактор) А. И. Хачатурян д. Д. Шостакович вступительная статья
| Вид материала | Статья |
- П. П. Румянцева Издательство Томского университета, 5582.87kb.
- Н. И. Соколовой государственное издательство художественной литературы москва 1962, 3357.13kb.
- В. Б. Касевич элементы общей лингвистики издательство «наука» главная редакция восточной, 1630.75kb.
- В. В. Забродина Вступительная статья Ц. И. Кин Художник А. Е. Ганнушкин © Составление,, 3300.88kb.
- К. С. Станиславский, 7866.42kb.
- К. С. Станиславский, 7866.35kb.
- Сборник статей казань 2007 Редакционная коллегия: Кандидат философских наук, доцент, 7060.46kb.
- К. С. Станиславский Моя жизнь в искусстве, 7323.71kb.
- Пособие для врачей Издание третье, переработанное и дополненное Ответственный редактор, 4797.24kb.
- Москва 1999 «teppa»-«terra» москва 1999, 8246.34kb.
Крепко обнимаю Вас. Мы, кажется, скоро уедем на юг, но Вы пишите на Париж, откуда и простые и заказные будут пересылаться мне немедленно.
Ваш С. Пркфв
352. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
28 августа 1932 г., Сен-Максим
28 авг. 1932
Maison Sadoul,
Ste Maxime, Var, France
Дорогой Ник[олай] Яковлевич.
На этом адресе, у берега Средиземного моря, мы пробудем числа до 10 октября. Напишите. Я последний раз писал Вам длинным письмом (не заказным) ровно месяц назад; получили ли? Как Ваше лето?
Обнимаю Вас.
Ваш С. Пркфв
353. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
7 сентября 1932 г., Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
я давно получил Ваше большое письмо и все собирался отвечать, но слишком засуетился с ездой на дачу. Сейчас опять несколько упрочился в городе, так как лечу зубы, и могу Вам на свободе черкнуть пару слов. О Вашей мелодике и понятной форме изложения последней поры... Почему их у нас пока плохо ценят? Это очень сложный вопрос, и я не знаю, сумею ли вразумительно на него ответить. У меня мысль по этому поводу как-то раздваивается. С одной стороны — Ваши интонационные элементы (как в мелодике, так и в гармонике) никогда не были просты, но в старой манере письма они поглощались, с одном стороны, динамическим напором, а с другой, и благодаря насыщенности письма, большей определенностью звукового комплекса; сейчас — мелодика Ваша стала еще изысканней (и по интонации, и по ритмической структуре, и по большей ее протяженности, и по меньшей квадратности), а стиль изложения становится почти линеарным, то есть гармонически гораздо менее определенным (я не говорю неясным). Если суммировать, я бы сказал, что стиль Вашей музыки стал более интеллектуальным, Вы менее отдаетесь творческому потоку, нежели сознательно направляете его в определенное и иногда на первый взгляд более узкое русло. В Вашем творчестве словно появился элемент оглядки, что особенно бросается в глаза в концовках новейших Ваших сочинений, в частности в сонатинах — где я иногда чувствую нарочитость. Не знаю, внятно ли я выражаюсь? Вы, верно, вспомните, что для усвоения Вашей музыки меня часто приходилось поливать из леечки; быть может, и теперь это надо продолжать, и мои рассуждения (правда, как бы по чужому адресу) надо отнести на то, что я просто недостаточно сам еще вошел в Ваш новый стиль. Но все же мне кажется, я не очень ошибаюсь, когда думаю, что [если] раньше у Вас могло бывать намерение ошеломить, то теперь, скорей — удивить, заинтересовав. А это действует не так непосредственно.
Я очень рад, если осуществится Ваш приезд сюда, мне очень хочется услышать Вашу новую музыку от автора, быть может, все станет ясно. Между прочим, почему Вы не хотите привезти Дивертисмент? Он здесь имеет большой успех. Могу Вас, между прочим, обрадовать и огорчить. Ламм переложил в 8 рук — Классич[ескую] симфонию и Симфоньетту (в первой редакции — исключительно, конечно, для меня). Обе выходят очень мило. Сознаюсь, что новая редакция Симфоньетты лучше старой. Но скерцо 1-й — увлекательнее.
Что касается моих дел, то имею Вам сообщить, что клавир симфонии № 12 выходит в партитурном виде! К сожалению, Жиляев сделал клавир 11-й не партитурно, и я не могу его переписать иначе, а эта симфония куда лучше 12-й. Я жду выхода из печати своего 1-го квартета и тогда пошлю Вам обе партитурки вместе и 1-й, и 2-й.
К настоящему письму прилагаю список опечаток, выуженных Ламмос при переложении в партитуре. Может быть, пригодится. Немного опять о духовом квартете Мелких. Партитура есть у Ансерме. Быть может, можно у него попросить?
Желаю Вам всего доброго. Обнимаю крепко.
Ваш Н. Мясковский
7/IX 1932 354. С. С. ПРОКОФЬЕВ — H. Я. МЯСКОВСКОМУ
5 октября 1932 г., Сен-Максим
Maison Sadoul, Sainte Maxime, (Var), France
5 октября 1932
Дорогой Николай Яковлевич.
Очень хотелось бы, чтобы Вы прислали мне партитурку Вашего квартета (с галопом) в Париж до 22 октября, ибо на эту дату назначено программное заседание «Тритона» — нового камерного общества, и жюри которого я нахожусь. Я. непременно хочу, чтобы этот квартет был сыгран в одном из первых же концертов. О квартете Мелких я творил Пайчадзе, который в переписке с Ансерме; Пайчадзе написал последнему — и я надеюсь, что рукопись этой вещи удастся получить к 22-му.
Ваш анализ приемов изложения моей музыки, вероятно, правилен. По мере того, как увлекаешься в поисках новой мелодики и новой простоты, начинаешь не замечать, как далеко уплываешь от берега. Если при этом действительно удается открыть новый язык, то это хорошо; сели же впадаешь в сухость и вычуру — тогда крышка. И в этом отношении Ваше письмо — хороший окрик: можно изобретать, но нельзя терять живой линии. Что касается концов, я пришел к заключению, что их надо сочинять так же, как сочиняется тема или прием разработки. Если в иных концах сонатин Вы чувствуете нарочитость, то это одно из двух: или конец не удался, или наоборот, удалось придумать новое заключение, которое по первому взгляду Вам не кажется таковым. Помните ли Вы конец одной из средних картин «Петрушки»? — труба наверху и два аккорда, кажется, Gis и Fis. Меня он при первом же знакомстве поразил, но притом показалось, что ощущение заключения притянуто за волосы. Между тем, сейчас я думаю, что это один из лучших кадансов, изобретенных Стравинским.
Мы провели два месяца у берега Средиземного моря, спасаясь на юге от дождей, которые последние лета лили по всей Франции. Жарко не было, и купанье отличное; я несколько усовершенствовался в плавании, хотя, в общем, немного. Много времени отняла корректура партитуры и партий «Портретов» из «Игрока». Как-никак, эта 24-минутная вещь для большого оркестра, а граверы, взявшиеся делать ее по новой системе, исполнили работу прескверно. Не меньше времени взяло зужение нового концерта, который из поблажки Вашему дурному характеру я в конце концов назвал Пятым концертом, похерив «Музыку для фортепиано с оркестром», хотя, уверяю Вас, что называть музыку музыкой изобрел совсем не Хиндемит, см. хотя бы «Kleine Nachtmusik» Моцарта 1. Зато, чтобы уж окончательно Вам насолить с «постноватым вертикальным стилем», я написал сонату для двух скрипок2, в которой даже двойных нот и аккордов совсем мало. Когда в Москве ее будут играть на моем камерном вечере, Вам придется выйти из зала. Я очень рад, что Держановский проявляет такую бурную деятельность, и что мне именно с ним приходится переписываться о деталях, концертов в Москве. Мосфил тоже прислал мне приглашение, но я ответил, что уже веду переговоры с Горкомом композиторов. Только, кажется, мой приезд начинает принимать такой молниеносный облик, если подумаешь о всем, что надо сделать в эти несколько дней, — что я уже начинаю мечтать о второй поездке в апреле, когда можно будет ко всему присмотреться и прислушаться поспокойнее. Вообще пора почаще ездить и подольше оставаться.
Крепко обнимаю Вас. Жду Вашего письма в Париж, где рассчитываю быть числа 15-го, и непременно квартет.
Ваш С. Пркфв
Очень благодарю Ламма за список опечаток. Когда же выйдут клавиры XI и XII?
355. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
28 октября 1932 г., Копенгаген
Копенгаген, 28 ок. 1932
Дорогой Ник[олай] Як[овлевич], вчера играл здесь с Малько 3-й концерт, но мысли заняты пятым — через 2 дня в Берлине *. Спасибо большое за XII симфонию, но пришла она перед самым отъездом и почти ничего не успел посмотреть. Обнимаю. До очень скорого.
С. П.
356. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
21 декабря 1932 г.
Пароход «Европа», 21 дек. 1932
Дорогой Ник[олай] Як[овлевич], пишу Вам среди океана, а опущу открытку в Нью-Йорке. По дороге нас немного поваляло, но теперь Нептун успокоился и пароход лишь чуть вздрагивает от машины, дел «я свои 52 километра в час.
Сердечный привет к Новому году от С. Пркфв’а. 357. H. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
3 февраля 1933 г., Москва
3 февраля 1933. Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
узнав, что скоро Вы возвращаетесь, шлю Вам встречный привет. После Вашего отъезда я долго был под впечатлением Вашей новой музыки. 5-й концерт ретроспективно нравится мне все больше и больше, досадно, что нет нот. Получил вкус к «сонатинам», но считаю их вещами интимного склада: дома они выигрывают. Сравнительно недавно получил «Борисфена». Есть вещи, которые в нем сразу чрезвычайно нравятся (Вступление, особенно cis-moll, который и в Свадьбе замечателен; Сцена; Свадьба; Танец жениха), многие другие номера я еще не могу охватить, и совсем не дается Pas de deux — как-то ужасно трудно схватить мелодический рисунок. В семействе Держановских «Борисфена» нашли гениальным. Может быть, они и правы, я еще не вполне раскусил его и не знаю, кому отдать предпочтение — ему или его старшему брату «Блудному сыну». Сейчас мы начинаем с великим удовольствием играть «Шута». Ламм переложил уже несколько номеров, и получается замечательно 1. Можете также и меня поздравить. Я выполнил свое «дело чести» и сделал-таки III часть Вашей симфонии2. Сперва, из упрямства, сделал по-своему с максимальным сохранением всех скользящих гармоний; вышло так чудовищно трудно, что у Шебалина заболели руки, а я все время играл по соседним нотам. Тогда я вспомнил Ваш совет взять за основу клавир — и сделал все переложение заново. Правда, клавир Ваш помог только .в том смысле, что я уяснил себе, какие звуки для Вас предпочтительнее оставлять, тем более, что в нем есть много расхождений с партитурой (между прочим, в партитуре также есть очень много неясностей, подозреваю опечатки, хотя не всегда даже уверен в этом), а репризу все равно пришлось делать иначе. Остальные части я тоже исправил в соответствии с партитурой, а IV и переделал по Вашему желанию, хотя не всем доволен (трубы con Sordini — было лучше играть левой рукой правого партнера, а как теперь — накрест, очень трудно согласовать ритмы разных рук). Ламм после «Шута» тоже, верно, возьмется за 3-ю симфонию, что в 8 рук будет вовсе не очень трудно. Осмелев, надеюсь, сделает он и 2-ю3, хотя пинаюсь, тот экземпляр, который в «Книге» (рукопись), ужасно труден для чтения.
Спасибо Вам за рецензию о 12-й симфонии4. Мне кое-что прислали из Вены и ВОКС тоже кое-что добавил. Что меня интересует — это впечатление от 4-й симфонии в Париже. Какой-то бойкий немец Fall (Вы его, будто, должны знать) рискнул ее там сыграть и будто бы имел успех. Я этому не очень-то верю, хотя присланные вырезки из газет довольно снисходительны5. Но это все из мелкой прессы. Если доведется спросить кого-нибудь, кто слышал мое детище, быть может, сообщите мне действительное впечатление, причем можете не стесняться красками. 11-я симфония прошла здесь интимно6 (в маленьком радио зале были только музыканты), но с успехом. Звучала прилично, хотя много пришлось подправить. Мне симфония не понравилась — не ощущаю в ней целостной концепции, без чего, по-моему, симфония не симфония. Между прочим, Радиотеатр — закрыт. Значит, «Игрок» опять в нетях. Ужасно досадно. Но Юровский, кажется, переходит и Большой театр, будем давить на него там.
Обнимаю Вас.
Ваш Н. Мясковский
358. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
18 февраля 1933 г., Париж
5, rue Valentin Haüy, Paris XV, France
18 февраля 1933
Дорогой Николай Яковлевич.
Вернувшись из Америки, нашел с большим удовольствием Ваше письмо. Из москвитян Вы оказались единственным приличным человеком, от остальных — молчок: нет ни нот в обмен за прокат моих сочинений, нет ни камерных сочинений советских композиторов для исполнения за границей. Правда, когда я на сборище у Шебалина произвел мой доклад на тему об обмене, композиторы, боясь уронить смог достоинство, блеснули сдержанностью, но все же я убежден, что такой обмен принесет им пользу, прибавив к их местному весу вес заграничный, а кроме того, даст возможность притока из-за границы камерной литературы. Конечно, может быть, было умнее тогда же выбрать какой-нибудь комитет, который принял бы на себя пересылку нот, но я успокоился на том, что с бодрым видом взялся за это дело Атовмян, да и Вы передали мне листок со списком желаемых нот (этот листок я, кстати, разыскал). Но Атовмян ни гу-гу, и на запрос парижских и английских обществ я мог представить только ансамбль Шостаковича и партии септета Попова1. Партитуру обещали дослать или попросить прислать из Вены, но так ничего и не сделали. Между тем, я завязал сношения с Бостоном, Нью-Йорком и Чикаго и даже привез оттуда ряд американских ансамблей, которые захвачу с собой в апреле в Москву.
Кстати, относительно апреля: надо бы, чтобы мне все-таки из Москвы написали, нужен ли я для консерваторий, московской и ленинградской, и для симфонических концертов2. А то, если в одном углу забыли про ноты, то не забыли ли обо мне и во всех остальных учреждениях? Плохо то, что, не получивши нот взамен за пользование материалами моих сочинений, которые я привозил в ноябре, я в апреле не смогу привезти ни III симфонии, ни Дивертисмента, ни других вещем
Ваша четвертая симфония исполнялась в Париже в мое отсутствие, но на концерте была Лина Ивановна, которая рассказывала, что успех был значительный, и Фаль даже поднимал кланяться оркестр Тем не менее я считаю, что Фаль дурак, что привез именно IV симфо нии: в Париже надо было начать с VIII, X, XII, или одной из симфоньетт, четвертая же симфония произвела невыгодное (квадратность, медлительность) впечатление на многих музыкантов, незнакомых с более современными формами Вашего творчества. Из солидной прессы мне удалось достать пока одну статью средней одобрительности, хотя н написанную не без осторожности. Писавший ее критик — с положением, но не из острых. Я заказал другие статьи, но так как после исполнения прошло более месяца, то не уверен, достанут ли их. Фаль дирижер скорее второстепенный и имеет постоянное жительство в Брюнне (Чехословакия); но у него родители со средствами, что позволяет ему делать вылеты то в Вену, то в Париж. Так случилось, что и я играл с ним II концерт в Вене3 — предприятие, из которого он выпутался без особого блеска.
В Чикаго Вы обрели горячего поклонника в лице Стока, главного дирижера Чикагской Симфонии: он каждый год жарит не менее двух Ваших симфоний, переиграл, кажется, все, а некоторые по нескольку раз. Так и в этом сезоне, после двенадцатой он говорил, что будет играть шестую. Если Вы никому еще не обещали одиннадцатую, то я думаю, хорошо бы поощрить Стока и дать ему первое ее исполнение и Америке. Слышал я в Нью-Йорке третью Шостаковича 4, но она до некоторой степени разочаровала меня: фрагментарна, да и для упорного двухголосия мелодическая линия не так уж интересна.
Я растроган Вашей победой над моей III симфонией, но как же я буду теперь добиваться ее напечатания: ведь мой издатель четырехручных переложений не варит! «Борисфен» в Париже успеха не имел, хотя ряд музыкантов (Мийо, Стравинский, Риети, Ферру и др.) за него заступились. Я сделал сюиту5, которую и постараюсь сыграть здесь в ближайшем будущем для реабилитации безвинно оплеванного опуса. Зато соната для двух скрипок пожинает лавры, и после нескольких хороших исполнений я вижу, как по-ученически сыграли ее в Москве и Ленинграде6. В этом случае пусть уж реабилитируются Цыганов и Ко.
Как же Ваша одиннадцатая? Ваше недовольство ею — кокетство, или в самом деле Вы увидели какой-то недочет? Я этого не заметил, слушая ее в восемь рук.
Крепко обнимаю Вас и жду Ваших писем.
Ваш С. Пркфв
359. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С ПРОКОФЬЕВУ
8 марта 1933 г., Москва
8 марта 1933. Москва
Дорогой Сергей Сергеевич, давно получил Ваше письмо, но не мог отозваться из-за постигшего меня весьма сердитого гриппа; провалялся и постели целых полторы недели с температурой все время возле 39; вчера, наконец, поднялся, но и то с отвратительным самочувствием. Из этих обстоятельств Вы можете видеть, что с большим трудом я мог быть в курсе Ваших дел. Все же совместными усилиями удалось растолкать разный народ, чтобы Вам послали ноты на обмен (дело, кажется, уже слажено, по крайней мере, С. С. Попов вчера ходил в Наркомпрос получать разрешение на вывоз нот старых изданий) и камерную литературу. Что касается консерватории, то, по-моему, [...] Вы ничего конкретного по этому вопросу не получите, если не напишете А. С. Бубнову самому (посоветовавшись, конечно, предварительно и Полпредстве). Впрочем, я пессимист.
Спасибо за сообщение о 4-й симфонии и за длинную рецензию. Я нисколько не обольщаюсь впечатлением, которое эта симфония могли произвести, но впечатление, вынесенное многими музыкантами, конечно, чисто парижская «вкусовщина». «Медлительность» этой симфонии, между прочим, несвойственна, значит тут был дефект исполнения, а «квадратность»... против этого так же трудно спорить, как против того, что одному нравится, если человек ходит на прямых ногах, а другому, если он колченог. Квадратность плоха, когда она переходит в монотонность, этого в 4-й симфонии нет. Разве оттого, что многие ранние Ваши сочинения до «Шута» имеют квадратность как в ритме, так и в метре, они плохи? Ерунда. И то, что Вы ищете преодоления этого, я не всегда ценю у Вас как достижение. Нарочитая хромоногость современных французско-итальянских изделий Вам далеко не всегда к лицу, так как часто вызывает не впечатление ритмического разнообразия и остроты, а напротив, какого-то, если так можно выразиться, разложения ритма, какой-то катуаровщины 1 (например, быстрые фрагменты в «Борисфене», а иногда и в «Блудн[ом] сыне»). В 5-м концерте мне показалось, что Вы уже преодолели эту предвзятую аритмию.
Что касается присланной Вами критики, то хотя я ее понял из пятого в десятое, так как был очень в жару, но перечитывать не стал, поскольку усвоил главное: критик добросовестно ознакомился со всеми ему обо мне доступными источниками — не его вина, что все это оказалось сабанеевщиной по преимуществу, некоторые наиболее гнилостные фразы из этого оракула взяты даже «en toutes lettres»*, правда, с типично энгелевской оговоркой. В общем, это, конечно, только беллетристика, где я усмотрел только одно меткое замечание, это, что ритм 1-й темы финала vulgaire**. Не спорю, так как это раздражает и меня самого. Между прочим, Фаль не виноват в исполнении 4-й симфонии ее ему рекомендовал Дзимитровский, которому эта симфония нравится. Жаль, что в Париже трудно пригласить малоизвестного дирижера, который не может платить за свое выступление денег, а то в Вене живет молодой и даровитый дирижер Карл Бамбергер (он сейчас гастролирует в СССР)2, который с большим энтузиазмом выучил мою 10-ю
* полностью, без каких-либо сокращений (франц.).
** пошлый, тривиальный (франц.). симфонию и, вообще, очень недурно делает музыку модерн и венских классиков (Гайдн, Моцарт).
О 3-й симфонии. Я давно знаю, что Ваш издатель снобический. дурачок, которому надо вернуться к торговле ситцем. Что же касается переложения, то его надо печатать партитурно, и тогда оно будет для всех случаев жизни. Я все-таки думаю, что многое в переложении моем слишком трудно, и Вам придется потратить пару дней, чтобы его немного облегчить.
Я уже Вам писал, что Юровский из Радио ушел, я там тоже консультировал,— но с апреля уйду, так что едва ли смогу проводить нужные сочинения.
Обнимаю Вас.
Ваш Н. Мясковский.
360. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
28 марта 1933 г., Париж
5, rue Valentin Haüy, Paris XV, France
28 марта 1933
Дорогой Николай Яковлевич.
Рад был Вашему письму от 8 марта и рад тому, что Вы поправляетесь: легкая ворчливость тона письма свидетельствует о том, что поправка протекает успешно.
Относительно Вашей защиты квадратуры в сочинениях я буду иметь с Вами «один крупный разговор» по приезде. Беда пошла от Листа, от него заразилась Могучая кучка, а теперешнее поколение изживает ошибки отцов и дедов. Если мою ассиметрию Вы не всегда, как Вы мягко выразились, цените, то это значит, что в тех сочинениях мне не удалась форма. Ваша похвала «преодолению предвзятой аритмии» и пятом концерте мне очень приятна, ибо построен он так: 8+8, 7+7, 8, 8+12 и т. д. Главная тема, к которой я часто в нем возвращаюсь, вышла восьмитактной, но она переслоена неквадратными элементами.
Ругая Пайчадзе, Вы забываете, что условия заграничных нотных издателей совершенно отличны от условий советского рынка. Пайчадзе по-своему прав, когда говорит, что недостаточно напечатать вещь, надо чтобы ее еще купили. Иначе говоря: напечатанная, но не купленная вещь равносильна ненапечатанной, ибо, кроме нескольких авторских экземпляров, разосланных друзьям, она не доходит до публики. Что поделаешь с покупателем, если он не спрашивает четырехручных переложений. Раньше играли в четыре руки, теперь покупают граммофонные диски.
Кажется, 11-го я играю в Праге, в таком случае в Москве буду 14-го на день или два и сейчас же уеду в Ленинград, с которого, судя по Атовмяну, начнутся мои концерты. Для Москвы предполагается две симфонические программы1: первая с третьей симфонией, третьим концертом и Скифской сюитой, а вторая с «Шутом», «Апельсинами», Дивертисментом и еще чем-нибудь. Мне кажется, что первой программой должен дирижировать Голованов, второй же, если это возможно, Сараджев, а тут Держановский с одра болезни неожиданно и категорически заявил мне, что первой программой будет дирижировать Соломон. Я же боюсь, что, во-первых, две такие напряженные вещи, как третья симфония и Скифская сюита, слишком тяжелы для него, а во-вторых, при передаче первенства могут быть недовольства со стороны Голованова и Большого театра. Писать, однако, Держановскому об этом не смею, так как он опять что-нибудь снеосторожничает, н Сараджев вновь примет это не так, как я хотел бы. Если Вам удобно сделать дипломатический ход, то буду Вам очень благодарен; если же неудобно, то положимся на волю судеб.
Вашу третью сонату играл 14 марта в Лондоне Вюрер2, как я слышал — с успехом. Об исполнении Вашей четвертой симфонии в Париже я добыл еще одну статью, которую при сем прилагаю3. A затем крепко жму Вашу руку и радуюсь скоро увидеть Вас. Будьте любезны совершенно поправиться к этому времени. Прозвоните то же пожелание Держануле и передайте ему, что очки для мартышки4 заказаны.