Н. Я. Мясковский переписка всесоюзное издательство «советский композитор» Москва 1977 редакционная коллегия: Д. Б. Кабалевский (ответственный редактор) А. И. Хачатурян д. Д. Шостакович вступительная статья
| Вид материала | Статья |
- П. П. Румянцева Издательство Томского университета, 5582.87kb.
- Н. И. Соколовой государственное издательство художественной литературы москва 1962, 3357.13kb.
- В. Б. Касевич элементы общей лингвистики издательство «наука» главная редакция восточной, 1630.75kb.
- В. В. Забродина Вступительная статья Ц. И. Кин Художник А. Е. Ганнушкин © Составление,, 3300.88kb.
- К. С. Станиславский, 7866.42kb.
- К. С. Станиславский, 7866.35kb.
- Сборник статей казань 2007 Редакционная коллегия: Кандидат философских наук, доцент, 7060.46kb.
- К. С. Станиславский Моя жизнь в искусстве, 7323.71kb.
- Пособие для врачей Издание третье, переработанное и дополненное Ответственный редактор, 4797.24kb.
- Москва 1999 «teppa»-«terra» москва 1999, 8246.34kb.
Как поживает Яворский?
«Шут».
171. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
18 июня 1923 г., Москва
18/VI 1923. Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
пишу Вам наспех между двумя поездами — только что прочел Ваше письмо и о делах думаю так: на пьесах пусть ор. 25 стоит; что денег они дали больше, это доказывает, что у издательства есть коммерческий гонор, деньги эти пусть положат пока в какой-нибудь банк Лондона или Парижа, как Вы найдете более благопристойным; ежели Губе не напишет Вам письма, что на него, впрочем, не похоже, то шлите бандеролью прямо ко мне домой Ваши ноты. Мне очень жаль, что приходится давать Кусевицкому 5-ю симфонию — уж очень она примитивна и немного вульгарна (кроме моего любимого Andante), жаль, что нельзя ничего устроить с рукописями,— я бы, пожалуй, понатужился и переписал 7-ю, так как она у меня теперь совсем гото ва, и симфония эта очень миниатюрна — идет всего не больше 20 минут (2 части!)—очень стремительна и до отвращения фальшива, так что Вашему «диатоническому» вкусу будет явно не по душе, но зато я ее решительно предпочитаю если не всем — 6-я, кажется, лучше, хотя безумно длинна и несколько проще по материалу, но безмерно сложнее по концепции, — то во всяком случае 5-й.
Не Вам ли я обязан включением моей 3-й сонаты на Зальцбургские концерты интернациональных музыкантов?1 Очень уж она паршиво напечатана! Если Вы вообще будете рекомендовать каких-нибудь авторов, то из нашей братии называйте немногих, а именно: Анат[олия] Александрова (4 сонаты, романсы, «Алекс[андрийские] песни» — 2 серии, из которых замечательна 2-я, фортепианные пьесы) 2, Сам[уила] Фейнберга — 2 фантазии, прелюдии, сюита, 5 сонат (напечатаны: 1-я, 2-я, 4-я) 3, затем можете называть, если уж очень нужно, Григ[ория] Крейна (струнный квартет, скрипичная соната)4 и Hик[олая] Рославца — этот Вам ближе уже известен, мня, по-моему, его музыка весьма рассудочна; быть может, скоро еще выпишется Серг[ей] Евсеев (фортепианное трио)5. Вот и довольно Петербургского Влад[имира] Щербачева Вы сами, кажется, знаете.
Буду с диким нетерпением ждать Вашего 3-го концерта.
Пишите. Я сейчас в деревне и больше гуляю, чем пишу, но оркестровка финала все же тихонько движется. Ну, всего лучшего.
Спасибо за хлопоты по моим делам.
Ваш всегда Н. Мясковский
172. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
23 июня 1923 г., Этталь
Н. Я. Мясковск[ому] Эт[таль]. 23 июня 1923
Дорогой Ник[олай] Яковлевич],
Генри Вуд очень просит прислать ему (поскорее) партитуру Вашей 5-й симфонии, пока без голосов. Пошлите ему прямо в Лондон или даровой экземпляр или, если это Вам в малейшей мере стеснительно, приложите счет, указав, как произвести расплату. Платить они могут, ибо это делает не Вуд, а концертное общество.
Адресовать надо так: Sir Henry Wood, с/о Goodwin & Tabl, 34 Percy Sir., London, W. I.
«Аластора» Вуд играет в начале осени.
Обнимаю Вас. Писал Вам 4 июня.
Ваш С. П. 173. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
23 июля 1923 г., Этталь
Этталь, 23 июля 1923
Дорогой Николай Яковлевич.
Фительберг пишет, что Вашу третью симфонию он играл в Варшаве. Рукопись перешлет Вам, как только приедет в Париж, в конце августа. Почему пошлет Вам из Парижа, а не из Латвии, где он сей час, — не объясняет. Адрес его: Maiorenhof bei Riga, Victoria Str., 4.
Держановский Вам, вероятно, уже передал все, что касается пятой симфонии: я ему писал подробно дней 10 тому назад1. Что касается седьмой, то, несмотря на мой диатонизм, я ею чрезвычайно заинтересован, однако советовать Вам собственноручно переписать ее прямо не поднимается язык: это какое-то безумие! Поэтому я рекомендовал бы Вам послать Кусевицкому пятую, тем более, что он ее помнит и хвалит. Кроме того, всякие напечатанные произведения гораздо больше вразумляют дирижерское отродье, чем рукописные. Если же у Вас стечением тех или иных обстоятельств окажется в руках копия седьмой (но, ради бога, не собственными руками!), то пришли те ее мне: я приму меры, чтобы эта присылка не оказалась втуне. [...]
К Зальцбургским фестам* я никакого касания не имею и в исполнении Вашей сонаты не повинен; может быть, лишь случайно: я дал присланный Вами экземпляр Прюньеру, издателю «Revue Musicale»2, а он. как оказывается, принимал в организации фестов какое-то участие. Возможно, что соната таким образом попала в жюри. Само жюри состояло из четырех человек: дягилевского дирижера Ансерме (швейцарца), франкфуртского дирижера Шерхена, какого-то француза и еще австрийца. Как попала в программу моя увертюра, я тоже не знаю. Однако на днях вышел странный казус: я получил из Лондона телеграмму, приглашающую меня играть в Зальцбурге Вашу третью сонату, а также фортепианную партию в моей увертюре. Конечно, выучить Вашу сонату в две недели и подумать нельзя, поэтому я, с болью в сердце, послал им отказ, одновременно рекомендуя им Орлова и добавляя, что если он не умеет третью, то, во всяком случае, умеет вторую. Чем все это кончится, не знаю, но боюсь, что при такой организационной нескладёхе нас обоих спишут с программы.
За сведения о молодых, стоящих русских композиторах большое спасибо. Самое лучшее, если они пришлют мне свои напечатанные сочинения: в октябре я буду в Париже и там постараюсь дать им ход В Германии я с музыкальным миром касания не имею. То, что я знал из сочинений Щербачева и Григ[ория] Крейна,— было весьма средственно. Александровым и Фейнбергом очень интересуюсь.
* праздникам — от das Fest (нем.). От Губе получил письмо, отправленное им перед отъездом из Берлина. Передайте ему мою благодарность за него. Прочел с волнением. Напишите мне про мой третий концерт и про Скифскую3. Месяца через два выйдет партитура большой сюиты из «Шута»4; тогда пришлю Вам.
Крепко целую Вас, дорогой.
Ваш С. Прокофьев
174. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
25 июля 1923 г., Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
с величайшим наслаждением сегодня, по возвращении из глухой деревни, получил Ваши штучки. 3-й концерт я, конечно, уже успел профильтровать раньше, во время своих молниеносных наездов из деревни, так как благодаря отменной работе mr. Держановского интересные ноты начали к нам приходить весьма торопливо1. Надо сознаться, что он меня весьма воодушевил, и я жалею, что бросил музлитературщину*, а то бы, наверно, разразился целым трактатом по его адресу. Меня всегда поражала и продолжает удивлять до сих пор Ваша изумительная способность при такой массе тематических элементов суметь влить их в такую цепкую и сжатую форму; благодаря этому получается постоянный интерес и невероятная сила воздействия совершенно независимо от качества воспринимающего. Стиль Ваш всегда был законченный, а теперь становится отменным (да не становится, а стал). Два только места вызвали у меня вопрос: в первой части пассаж 21 из хода 3-й сонаты (случайно?) и длина Cis-dur’ного эпизода в финале — не производит ли впечатление человека с толстым брюшком и коротенькими ручками и ножками? Вы, конечно, уже меня выругали за обычную тупость. Музыка этого эпизода мне весьма нравится, хотя сделан он анафемски трудно. В конце пассажи Вы ловко выдумали, но ведь для них нужно иметь железные пальцы! Кроме Вас никто не сыграет. В «Алу и Лоллия» успел только сунуть нос. Здорово Вы вырисовываете всякие оркестроли — шикарно выглядит и, главное,— все замыслы точно на ладони — необыкновенно рельефно. Между прочим, мне показали какой-то проспект, где Вы будто бы играете мою 3-ю сонату — я, по правде говоря, изумился и не поверил, так как полагаю, что Вы едва ли бы от меня это стали скрывать. Оказалось, конечно, что это чепуха и весьма российского, видимо, оттенка. Мои приятели здесь очень огорчены, но я никогда не обольщался мечтой прельстить Вас этой сонатой, которую и сам не очень люблю, потому огорченным не могу и быть. Сегодня посылаю через издательство корректуру 5-й симфонии С. А. Кусевицкому, но без всякой надписи, так как стесняюсь делать ее на корректуре, а на покупку для него экземпляра партитуры пока нет денег. Если будете писать ему, напишите, что это я посылаю ноты, а не издательство.
Между прочим, знаете ли Вы кое-что о судьбе Ваших рукописей? Партитура «Снов» находится у Фительберга, партии он оставил у меня. Чемодан с письмами и рукописями в полной исправности хранится в издательстве3, и его оттуда, пожалуй, можно было бы взять, так как теперь в издательстве сидят другие люди, которые, быть может, не всегда захотят очень церемониться с Вашим добром. Знаете ли Вы точно его содержимое? Мне и Серг[ею] Серг[еевичу] Попову в свое время было поручено составить опись этого содержимого, что и было нами сделано с полным сохранением Ваших интимных интересов, то есть письма Ваши и дневники были описаны и сосчитаны только извне, ноты же, конечно, со счетом страниц и т. д. Не будет ли предусмотрительно, чтобы Вы прислали мне доверительное письмо на этот чемодан дли всякого случая? Хотя, откровенно говоря, я не думаю, чтобы ему что-нибудь угрожало, особенно, если принять во внимание, что сейчас у нас современную музыку печатать перестали вовсе, а там у вас ходкого товара нет. Я мечтал все ж увидеть Ваши два хора в печати.
На этих днях мы (у нас есть небольшая группа) пробовали при честь в 8 рук мою 6-ю симфонию (1-ю часть) 4. Ничего — в смысле концепции — получилось, хотя и очень длинно, но я определенно чувствую, что с этим стилем музыки —эмоционально-нагнетательной с академическим уклоном — надо раз навсегда покончить. Первый робкий опыт этого я делаю в 7-й симфонии, где мне определенно несколько моментов удались — в разработке 1-й части и вся 2-я часть; я полагаю, что мне придется музыку начать сызнова и счет симфоний с 7-й
(=1-й), несмотря на определенно нарождающуюся у нас популярность 5-й. Впрочем, там будет видно. [...]
Однако, до свидания. Спасибо за все Ваши хлопоты и за бесценные ноты.
Всегда Ваш Н. Мясковский
25/VII 1923. Москва
175. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
1 августа 1923 г., Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
сперва о делишках. Пусть издательство шлет мне деньги сюда [...]. Кусевицкому корректуру 5-й симфонии послал через наше издательство, но это не от них, а от меня, иначе было бы вовсе неприлично, черкните ему об этом одну строку. В Лондон ноты посланы, Антверпен о нотах извещен. Но самая главная беда не в этом, а в том, что наше издательство не желает печатать голосов, и у меня они в единственном экземпляре, и нельзя сказать, чтобы безукоризненного качества. Боюсь, что дело кончится так себе. Зальцбург, — как я Вам уже писал, не волнует меня.
Откуда это Вы взяли газетную вырезку? Я об этом, конечно, представления никакого не имею и посылать рукописные симфонии Шнеефогту едва ли стану. За Фителя большое спасибо. Относительно исполнения моей симфонии в Варшаве он, деликатно выражаясь, врет, так как в Варшаве живут мои очень близкие друзья, которые мне об этом неизбежно бы сообщили, кроме того, у него нет голосов. Я с отвращением думаю об этом деле, так как если партитура не будет мне прислана, мне придется ее восстанавливать по партиям, так как я ее обязан представить в издательство. Я сейчас уже целую неделю живу безвыгодно в Москве, но здесь такая сутолока, что до сих пор не могу влезть и Вашу «Скифию», но, как я Вам уже намёкивал, вид у нее обольстительный, не мог только ясно восстановить в своей памяти звучности конца последней части, когда трубы беспокойно возятся вверху, точно не могут найти себе удобного места, а тромбоны напролом прут куда-то внизу — здорово сделано, но трудно слышимо глазами. О концерте я Вам в прошлом письме написал какую-то чепуху. На днях мы пробовали его поковырять на двух роялях и в такой впали все раж, что только охали и ахали. Несмотря на огромные трудности, все звучит изумительно выпукло и блестяще и, главное, пианисты говорят, очень удобно. Что особенно в нем ценно — это, что очень трудно отдать предпочтение какой бы то ни было части, каждая имеет кучу ей свойственных красот: в первой какая-то причудливая неустойчивость элементов, друг друга сменяющих и друг из друга неожиданно вытекающих, — это какой-то павлиний хвост по яркости, причудливости и, в то же время, цельности сверкания. Вторая часть с темой чуть ли не генделевской совершенно изумительна. Меня особенно волнует медленная вариация, и тех, конечно, ошеломляет, как заключительная тема вдруг вырывается из-под движения последней вариации. Финал мне показался несоразмеренным, но это оказалось ерундой — он другой не мог быть, если попомнить, что до появления Cis-dur’ной музыки в чистом виде совершенно не было andant’ности. Хотя это не то, но момент лирический в нем достаточно силен, и после упорной стремительности основных элементов финала это дает неизбежно необходимый момент лирического восторга. Завораживающая сердинка на 4/4 неподражаемо уместна и совершенно необъяснимо звучит. Вообще этот концерт, пожалуй, одно из наиболее удачных по яркости вдохновения, блеску изобретения и сжатости мысли Ваших сочинений. Между прочим, он ближе к первому концерту, чем ко второму. Ваш первый концерт и другие Ваши сочинения (4-ю сонату, последние Danz’ы и многое иное) отлично играет С. Фейнберг и считает, что после Листа настоящие открытия в фортепианном стиле, звучности, вообще в фортепианной магии делаете Вы. Он это шикарно иллюстрировал кусками то из 4-й сонаты, то Вальсом из Danz’ов, который до того был никому совершенно непонятен, то из 1-го концерта. К сожалению, у нас тут такая концертная болотность, что даже такого пустяка не могли сделать, как сыграть Ваш 1-й концерт. Все из-за того, что «оркестру без дирижера»1 за это взяться лень, а с дирижером вроде Сараджева (!) они играть не хотят — недостаточно знаменит! Мы (когда я говорю «мы»—это значит: я, П. А. Ламм, Ан. Александров, Сам. Фейнберг, С. С. Попов, А. Шеншин, К. Сараджев, Жиляев, А. Ф. Гедике — этого последнего мы тоже приучили к Вам, несмотря на его метнерьянство, В. М. Беляев и еще кое-кто) заставим выучить Вам 3-й концерт если не Фейнберга (у него не очень сильные физические данные, и потому многое выходит не так, как должно), то, быть может, Нейгауза. А можно будет достать нотный материал?
Если я Вам что-то раньше писал о наших композиторах, то это, отчасти, было не вполне искренно: я считаю настоящими дарованиями из молодых — Анат[олия] Александрова и С. Фейнберга и позволяю себе многого ждать от Серг[ея] Евсеева. Остальное для меня, откровенно говоря, совсем не существует — в большом, конечно, масштабе, потому что я не могу отрицать дарования в Г. Крейне, Д. Мелких, Шеншине, Евг[ении] Павлове, но это еще в большинстве будут, а то — есть и уже теперь крупно, хотя Вам вряд ли многое понравится.
Александрова надо брать — романсы на слова Баратынского, В. Александрова и «Александрийские песни» (особенно 2-я тетрадь) и сонаты №№ 2, 3 и 4. Лучшая 5-я еще не напечатана2. Характер письма его несколько сдержанный, рассудительный, но точный и часто пленительно-изящный при отличном стиле. Мало, пожалуй, четкости и полета. Фейнберг — в другом роде — он своеобразнее по языку, но очень запутан и нервичен в выражении при недостаточно ярких темах и преувеличенно замысловатом изложении. Но всегда непосредственность и подлинность эмоций. Очень ярко все его вокальное, из фортепианных — 1-я, 2-я, 4-я сонаты, 2-я фантазия, сюита (ор. 11 — с прекрасными вещами)3. Я заставлю обоих послать Вам ноты. Ну, вот.
Я никак не могу снюхаться с Мейерхольдом — нет никаких соприкосновений, а он, говорят, стал ужасно подозрителен. Подожду, когда больше народу съедется — сейчас у нас затишье полное.
Не имеете сведений, когда выйдут мои фортепианные пустышки?
Относительно переписки 7-й симфонии — подумаю. Сам, конечно, не стану возиться — так как опять делаюсь занятым без передышки.
Всех прелестей жизни!
Всего хорошего, дорогой мой!
Ваш Н. Мясковский
Если прочтете что про Зальцбург, черкните.
I/VIII 1923. Москва 176. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
3 августа 1923 г., Этталь
Этталь, 3 августа 1923
Дорогой Николай Яковлевич.
Вы так захвалили третий концерт, что даже переконфузили автора. Пассаж цифры 21 действительно похож на третью сонату, даже более — это два варианта одной и той же идеи, причем один попал в одну вещь, а другой в другую, ибо я переделывал третью сонату (в первой, детской, редакции этого пассажа нет) и делал наброски третьего концерта одновременно, весною 1917 года. Замечание о толстом брюшке при коротеньких рожках и ножках, кажется, правильно, но я не столько огорчился репримандом* общему телосложению, сколько обрадовался похвале брюшка, так как в Париже меня довольно настойчиво глодали за дешевый лиризм, а по выражению иных, за пошлятину, одним словом, рахманиновщину, этого самого брюшка. Я же, как концертант, который во время брюшка и его пальцевой техники рад отдохнуть от скачки остального концерта, всячески старался его защитить и теперь рад, что нашел в Вас союзника. В Скифской сюите мне по-детски нравится ее карманное издание (большой формат — хуже), сама же фактура — за исключением нескольких любимых мною эпизодов, как Восход солнца, бурности в Ночи, флажолетные синкопы в Пляске — крайне груба, что я особенно мучительно чувствовал во время медлительной корректуры, когда такты все одного и того же аккомпанемента тянулись через десятки страниц. В этом отношении сюита из «Шута» выглядит много лучше.
Кусевицкому про высылку Вами корректуры пятой симфонии напишу. Что за поворот у Вашего творчества в седьмой? Вы сообщаете лишь то, от чего Вы отреклись, но что вплели нового, не говорите. Печатают ли ее? Исполняли ли или когда будут исполнять?1 Я вызубрил несколько «Причуд» и поставил их в программу моего осеннего концерта в Париже2. Вероятно, Вам скоро пришлют корректуру, так умоляю Вас — подчистите вторую «Причуду» (кажется, это вторая: начинается аккомпанементом в басу, fantastico), она ужасно мусоргская, а между тем несколькими штрихами ее можно в значительной мере от этой мусоргщины очистить.
Спасибо за сведения про мой чемодан, а то Держановский написал гак, что ничего нельзя понять. Я, например, не знал, что замок таки изломали. Во всяком случае, очень рад, что опись составляли именно Вы, а то было бы очень обидно, если письма и дневники попали бы в нескромные руки. Ноты, содержащиеся в этом чемодане, я не хотел бы печатать: хоры, особенно второй, надо основательно переделать, партитуру симфоньетты весьма полезно перед печатанием проглядеть и подчистить, а переложение в 4 руки3 я вообще еще не проигрывал. Слоном, я прилагаю письмо к Музиздату с просьбой передать все это Вам,
* выговором — от la réprimande (франц.). а Вас прошу поступить по Вашему усмотрению, то есть взять или сейчас или тогда, когда Вы найдете это нужным. Подпись засвидетельствована бургомистром. Если форма письма не правильна — сообщите, я пришлю другое.
Затем многократно обнимаю Вас и жду Вашего ответа на мое письмо от 23 июля со многими деловыми вопросами. Кстати, я Вас как-то спрашивал про Яворского, а также про Мейерхольда, видел ли последи ни мои «Апельсины», а если нет, то нельзя ли ему их как-нибудь показать?
Целую Вас.
Ваш С. Пркфв
177. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
12 августа 1923 г., Москва
Москва. 12/VIII 1923
Дорогой Сергей Сергеевич,
спешу Вам написать на письмо 3 августа, так как там есть пункты, которые лучше предупредить. Дело в том, что Вы пишете о скором получении мной корректур. Как это ни странно, но лучше их мне не посылать, а обойтись немецкими корректорами, которые, по-моему (сколько я помню по Российскому] муз[ыкальному] издательству), очень благопристойны. Пьесы мои настолько просты, что недоразумений особых я никаких не жду, а [...] слишком изысканная корректура этих пьес не необходима настоятельно.
Что касается изменений в № 2, то мне очень трудно делать их с той точки зрения, с какой Вы предлагаете — увильнуть от мусоргщины. Дело в том, что я этого не чувствую и потому могу к этому подойти только формально, то есть несколько исказить фигуру аккомпанемента, оказавшуюся одинаковой с буйной песней Варлаама из «Бориса». Прилагаю Вам поэтому попытку внести в этот басовый фон некоторое разнообразие, что значительно утруднит пьесу, лишив аккомпанирующую возню механической монотонности. Впрочем, если Вы этого не апробируете, то пускай остается, как было, а если Вы эту пьесу будете играть, то можете делать любые штрихи, какие захотите. В этой пьесе я очень боюсь за 3-й голос, ёрзающий взад и вперед между выбиваемыми октавами в среднем эпизоде, — кажется, это очень трудно.
Вы задаете мне вопрос о 7-й симфонии в разных формах. Мне трудно ответить. Что в ней нового? Известная свобода формы, сжатость изложения, наконец, местами оторванность от прочных басов и вообще фонов — она местами очень приятно повисает в воздухе. Но это исключительно мои завоевания для себя, а не вообще, нового в этой симфонии, пожалуй, только ее характер — так как никому не удалось в ней отметить влияний, заимствований и тому подобной ерунды. Печатать, исполнять!! Нет, дорогой мой, Вы неясно представляете себе наши условия. Теперь, когда все увлечены идеей о доходности предприятий, а оркестры предпочитают играть без дирижера, о такой роскоши, как печатание или исполнение, хотя бы даже такой крошечной симфонии, как моя 7-я, и речи быть не может. У меня до сих пор не играна даже 4-я симфония1. Благодаря счастливому случаю и настойчивости Н. А. Малько, пошла в ход — и самый неудержимый — моя 5-я дама, остальное же добро, наверное, будет без конца валяться у меня под роялем. Хорошо еще, что нам удается играть их на 2-х роялях в 8 рук в переложении П. А. Ламма2. Недавно мы в этом ансамбле поразили московскую публику таким исполнением 6-й моей махины, что у меня в партитуре даже осталась чья-то слеза! Ну, да все это ерунда, к счастью, я больше думаю о приобщении к уделу Цинцинната3, чем о том, чтобы завоевывать положение в музыкальном мире своими симфониями.