Houghton Mifflin Company Boston Артур М. Шлезингер Циклы американской истории Перевод с английского Развина П. А. и Бухаровой Е. И. Заключительная статья

Вид материалаСтатья
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   38
55

федеральной службе, выступил за дерегулирование, по-
обещал сбалансировать бюджет, повел борьбу с инфля-
цией с помощью высоких учетных ставок и снижения эко-
номической активности и выступил сторонником активи-
зации религиозного фактора в общественной жизни. Раз-
личия между Картером и Рейганом в длительной перспек-
тиве будут казаться менее существенными, чем преемст-
венность их политики. Оба президента горячо приветство-
вали ощущавшийся ими быстрый рост консерватизма в на-
строениях нации.

Каждому периоду общественной целеустремленности
соответствует проблема, играющая роль запала. В первые
десятилетия нашего столетия такой цикл был спровоциро-
ван концентрацией экономической мощи в руках трестов.
В 30-е годы таким запалом стала Депрессия, в 60-е —
борьба за расовую справедливость. Каждый раз, собира-
ясь с силами для решения той или иной взрывоопасной
проблемы, республика высвобождала энергию для широ-
ких реформ.

Заметно также характерное для XX в. осознание своей
принадлежности к определенному поколению. Теодор
Рузвельт, как это широко тогда отмечалось, стал самым
молодым президентом в американской истории. Франклин
Рузвельт, принимая свое выдвижение на второй срок в
1936 г., провозгласил: «Нынешнему поколению амери-
канцев предстоит встреча с судьбой». Джон Кеннеди, са-
мый молодой из всех выбранных президентов, заявил в
речи при вступлении в должность: «Факел перешел к но-
вому поколению американцев».

Более того, каждый из этих лидеров вырастил новое
поколение политиков по своему образу и подобию. Пред-
ставители молодого поколения, чьи идеалы были сформи-
рованы Теодором Рузвельтом и Вильсоном, — Франклин
и Элеонора Рузвельт, Гарри Трумэн — стали в период
своей зрелости авторами «нового» и «справедливого» кур-
сов. Представители поколения, идеалы которого сформи-
ровал Франклин Делано Рузвельт, — Джон Кеннеди и
Линдон Джонсон — в зрелые годы стали авторами «новых
горизонтов» и «великого общества». Точно так же «век
Кеннеди» затронул и вдохновил новое поколение. Время
этого поколения еще должно наступить.

Заметно, наконец, что концепция тридцатилетнего цик-

56

ла объясняет наступление как эпох общественной целе-
устремленности — Теодор Рузвельт в 1901 г., Франклин
Делано Рузвельт в 1933-м, Джон Фитцджеральд Кеннеди
в 1961 г.,— так и возникновение подъемов волны консер-
вативной реставрации — 20-е, 50-е, 80-е годы.

VI

Волна консерватизма в ходе выборов 1984 г. была и
впрямь высока — столь высока, что многие консерваторы
и некоторые либералы думали, что она приведет к обра-
зованию нового выборного большинства и к длительному
периоду подъема консерватизма. Это ожидание базирова-
лось на альтернативной интерпретации циклов американ-
ской политической истории — на теории периодической
перегруппировки партий.

Согласно теории перегруппировки, для американской
партийной системы характерно то, что она состоит из пар-
тии большинства и партии меньшинства, причем обе эти
партии ориентируются на определенный комплекс про-
блем. Со временем возникают новые острые проблемы.
Вопросы, ранее вызывавшие жгучий интерес у избирате-
лей, переходят в разряд не имеющих значения. Новые
проблемы по-разному воспринимаются внутри одной и
той же партии, раскалывая партии изнутри. Они ставят
перед утвердившейся к тому времени системой вопросы,
которые та пытается обойти или игнорировать. Разочаро-
вание ведет к беспокойству избирателей, появлению но-
вых избирательских групп, идеологическому размежева-
нию, образованию третьих партий и резкой активизации
политической жизни. Кульминация этого процесса насту-
пает тогда, когда какое-либо решающее событие вызывает
основательный сдвиг в сложившихся закономерностях по-
ведения избирателей на выборах и в направленности на-
циональной политики. Как результат возникает новая си-
стема партий, базирующаяся на новой расстановке поли-
тических сил и новой основе разделения на партии.

Модель перегруппировки впервые выдвинул в 1952 г.
Сэмюэл Либелл, сопроводив свою теорию знаменитой аст-
рономической метафорой. Солнечная система американ-
ской политической жизни, по предложению Либелла, ха-
рактеризуется «не двумя солнцами, соперничающими на
равных, а солнцем и луной. Борьба по проблемам, актуаль-

57

ным для того или иного конкретного периода, идет именно
внутри партии большинства, тогда как партия меньшинства
светится отраженным сиянием этой борьбы... Каждый раз,
когда солнце — партия большинства заходит, а другое све-
тило встает, драма американской политической жизни
претерпевает трансформацию. В прямом и переносном
смыслах начинается новая политическая эра. Ибо каждая
новая партия большинства имеет свою собственную орби-
ту, на которой развивается конфликт, свой особый ритм
этнических антагонизмов, свое собственное экономиче-
ское равновесие, свой собственный баланс групповых ин-
тересов»26.

Согласно разработкам политологов, особенно В.О.Ки,
Джеймса Л.Сандквеста и Уолтера Дина Бернхэма, по тео-
рии перегруппировки в американской политической исто-
рии выделяются пять партийных систем или выборных эр.
Выборы 1800 г. создали первую рудиментарную систему.
Неспособность этой первоначальной системы совладать с
новой политической практикой участия масс в демократи-
ческом процессе привела после выборов 1828 г. к обра-
зованию второй системы партий. Джексоновская коали-
ция доминировала в тогдашней политической жизни
вплоть до тех пор, когда обострение проблемы рабства в
50-е годы XIX в. подорвало вторую систему. Партия вигов
исчезла, а появление республиканской партии ознамено-
вало новую политическую эру.

Третья политическая система, просуществовавшая с
50-х по 90-е годы XIX в., была отклонением от модели
перегруппировки, поскольку это было время скорее со-
перничества примерно равных по силе партий, нежели
преобладания одной из них. Затем в итоге выборов
1896 г. установилась четвертая система, в рамках кото-
рой демократическая партия отступила в пределы «твер-
дого Юга», а республиканцы завоевали большинство на
национальном уровне. Испытав удар Великой депрессии,
четвертая система в 30-е годы рухнула, открыв дорогу
рузвельтовской коалиции и пятой системе.

В течение последних ста с лишним лет каждый цикл пе-
регруппировки длился примерно сорок лет — 50-е и 90-е
годы прошлого века и 3 0-е годы нашего. Если исходить из
этого, то шестой партийной системе давно пора было бы
появиться— еще в 8 0-е годы. И действительно, некоторые

58

аналитики — Кейвин Филиппе, например, — считают, что
такие перегруппировочные выборы фактически имели ме-
сто в 1968г., когда Ричард Никсон и Джордж Уоллес вме-
сте собрали 57% голосов избирателей, однако уотергейт-
ский скандал помешал последующей консолидации нового
консервативного большинства. Тем не менее, подчеркива-
ет Филлипс, пришедшая к власти в 1968г. партия контро-
лировала Белый дом, как и при прошлых перегруппиров-
ках, в течение шестнадцати из двадцати лет, истекших по-
сле тех решающих выборов. Согласно этому толкованию,
к середине 80-х годов нынешний консервативный период
достиг второй половины своей зрелости27.

Согласно еще одному толкованию, начало перегруппи-
ровки датируется 1981 г. Она характеризуется тем, что
Рейган стал основателем шестой партийной системы, а
рейгановская коалиция сменила рузвельтовскую коали-
цию в качестве нового солнца, освещающего американ-
скую политическую систему. При объяснении растягива-
ния цикла перегруппировки его теоретики могли бы при-
звать на помощь (хотя они не делают этого) американскую
школу экономистов-неомарксистов, которые выводят по-
вторяющийся через каждые тридцать пять — пятьдесят лет кризис из «социальной структуры накопления»28. Ут-
верждается, что эти кризисы требуют радикального пере-
смотра институциональных и законодательных стимулов с
целью возобновления накопления капитала. С 50-х годов
XIX в. каждый кризис накопления соответствовал по вре-
мени перегруппировке партий. Экономические мероприя-
тия Рейгана в 80-е годы были рассчитаны именно на сти-
мулирование накопления капитала. Парадокс истории:
ожидания республиканцев относительно перегруппиров-
ки аналитически базируются на одном из вариантов марк-
систской теории капиталистического развития.

Тем не менее остаются сильнейшие сомнения насчет
всей гипотезы перегруппировок. Ибо идея о цикле пере-
группировки исходит из того, что партия является фунда-
ментальной составной американской политической жиз-
ни. Но партии ныне уже не те, что были прежде*. Они

* Подробнее по этому вопросу см. ниже в данной книге главу
«Недолгая счастливая жизнь американских политических партий»
(по аналогии с рассказом Э.Хемингуэя «Недолгое счастье Френси-
са Макомбера». — Прим. ред.).

59

больше не повелевают избирателями так, как это наблю-
далось в XIX в. Никогда прежде связь с партией не была
столь рутинной, поддержка партии— столь кратковремен-
ной. Язвы упадка видны повсюду. Вполне похоже на то,
что исходный тезис модели перегруппировки ошибочен.
Сомнительно, что в электронный век любая из партий спо-
собна обеспечить себе устойчивое большинство голосов.
Перспективой на будущее, очевидно, является не пере-
группировка, а разгруппировка.

VII

Тем не менее, даже если партии перестали быть совер-
шенными инструментами, не продолжают ли имеющиеся
признаки предсказывать стихийное изменение в настрое-
ниях нации? К 1984 г. республиканцы побеждали в четы-
рех из пяти последних президентских выборов, а в пятом
случае одержал победу самый консервативный в этом сто-
летии президент-демократ. Даже если Рейган при своем
переизбрании и не взял под свой контроль обе палаты
конгресса, как это сделал Рузвельт в 1936г., ему блестя-
ще удалось захватить инициативу в деле формирования
списка политических приоритетов и определения заново
условий политической борьбы. После выборов 1984 г. из-
бирателей, назвавших себя республиканцами, было почти
столько же, сколько и демократов. В число первых вошли
многие из тех, кто еще недавно причислял себя к демок-
ратам.

Рассчитанные на широкий круг избирателей востор-
женные взгляды Рейгана на республиканскую партию как
партию оптимизма, патриотизма, способную придать на-
ции веру в себя и обеспечивать свободное самовыраже-
ние каждому индивидууму, оказывали воздействие на лю-
дей независимо от их традиционной партийной принад-
лежности. Рейганизм, по словам его сторонников, явился
«популистским» движением, апеллирующим к интеллекту-
алам, активным евангелистам, «синим воротничкам», като-
ликам, избирателям восточноевропейского происхожде-
ния, жителям пригородов, населению «солнечного пояса»
(наиболее быстро развивающейся части страны) и к моло-
дежи. Историков в высшей степени удивило то, что рес-
публиканцы присвоили себе наименование «популисты»,

60

первоначально применявшееся в 90-х годах прошлого ве-
ка к фермерам, боровшимся против представителей дело-
вого мира за перераспределение богатства и власти. Член
палаты представителей от штата Джорджия Ньют Джинг-
рич, доморощенный правый популист, достиг высот исто-
риографической извращенности, когда он провозгласил
себя наследником «шести успешных американских рево-
люций», включив в их число и победу Маккинли в
1896 г.29 Если уж Маккинли считать популистом, то кем
же был тогда его страстный противник Уильям Дженнингс
Брайян? Кто же тогда на деле был популистом? Можно,
однако, понять выбор новой терминологии. Ибо призыв
Рейгана вывел движение консерваторов далеко за рамки
его исторической базы в деловом сообществе.

А его политические мероприятия были нацелены на из-
менение политической карты республики. Беспрецедент-
ные бюджетные дефициты, намеренно создаваемые имен-
но с этой целью, лишали правительство и либеральную
оппозицию перспективы новых социальных инициатив,
требующих крупных ассигнований. Рейганизация учреж-
дений экономического регулирования и федеральной пра-
вовой системы усилила мощь бизнеса за счет потребите-
лей, профсоюзов и расовых меньшинств. Привержен-
ность республиканцев к снижению налогов и венчурным
инвестициям привлекла «яппи»* века высокой технологии
в гораздо большей степени, чем упор демократов на защи-
ту сталелитейной и автомобильной промышленности.
Предложенная его администрацией отмена вычетов феде-
рального подоходного налога в счет налогов на уровне
штата и ниже — на пользу «солнечному поясу» с низкими
налогами и во вред более либеральному «морозному поя-
су» с высокими налогами. Предложенная отмена финан-
сирования президентских кампаний за счет общественных
средств — на пользу богатым и во вред бедным. Програм-
ма Рейгана была точно рассчитана на бесповоротное раз-
рушение организационных основ коалиции, созданной
«новым курсом» Рузвельта.

* Yuppies — «яппи» — Young Urban Professionals — термин,
означающий молодых, живущих в городах профессионалов, про-
цветающих и ориентирующихся на достижение успеха в бизнесе.
Специфический слой, характерный для конца 70 — начала 80-х
годов. — Прим. ред.

61

Некоторые из побед республиканцев были, бесспорно,
преходящими. В Соединенных Штатах, как и в большин-
стве демократий, результаты выборов определяются в
первую очередь экономическим положением. Представи-
тели рабочего класса весьма положительно отнеслись к
беззастенчивому ура-патриотизму и морализаторству Рей-
гана. Но если бы его перевыборы пришлись на 1982 г.,
когда безработица достигла 11%, то он вряд ли мог бы
рассчитывать на голоса рабочего класса. Однако 1984 г.
был годом экономического подъема, когда безработица
сокращалась, валовой национальный продукт рос, а инф-
ляция оставалась на низком уровне. Плывя по водам эко-
номического благополучия, избиратели не видели причин
раскачивать лодку. Однако наступление новых экономи-
ческих неурядиц быстро отвлекает «синие воротнички» от
консервативной линии. В конце концов, Джон Л.Льюис,
бывший в 20-е годы заядлым республиканцем, назвал Гер-
берта Гувера в 1928 г. «выдающимся государственным
деятелем-промышленником нашего времени»30. Десятиле-
тие спустя Льюис стал врагом делового сообщества номер
один. Возобновление экономических трудностей поубавит
даже святую веру «солнечного пояса» в свободную кон-
куренцию.

Претензии консерваторов на политическую долговеч-
ность более убедительно обосновывались теорией, со-
гласно которой республиканцы — это партия новых идей,
традиционной нравственности и молодежи. Но при более
пристальном рассмотрении все эти характеристики оказы-
ваются, как и следовало ожидать, чертами политического
цикла в фазе частного интереса.

VIII

Рассмотрим, например, теорию, согласно которой кон-
серватизм генерирует новые идеи. Недавно мне на глаза
попалось следующее наблюдение: «Никакой иной интел-
лектуальный феномен не вызвал в последние годы боль-
шего удивления, чем возрождение в Соединенных Штатах
консерватизма в качестве респектабельной социальной
философии. В течение десятилетий все, казалось, подчи-
нялось либерализму. Талантливые молодые люди все были
либералами; умудренные профессора в основном были ли-

62

бералами... Но за последние год или два все, кажется, из-
менилось. В модных интеллектуальных кругах либерализм
ныне отвергают как наивный, ритуалистический, сенти-
ментальный и недостаточно глубокомысленный. Откуда
ни возьмись, словно из пустыни, материализовался ряд
консервативных пророков, эксгумирующих консерва-
тизм, возвращающих его к жизни и проповедующих его...
Сегодня, как нам говорят, и талантливые молодые люди
консервативны, и умудренные профессора консерватив-
ны. Даже некоторые либералы, попав в свой личный цикл
отчаяния, начинают провозглашать себя консерваторами».

Эта мысль вполне истинна для 1986 г. Она была столь
же истинна, когда я впервые написал ее более тридцати
лет назад (в «Рипортер» от 16 июня 1955 г.)31. Каждый
консервативный период вырабатывает свою философию
самоутверждения. Неоконсерваторы 80-х годов — это
новое издание «нового консерватизма» 50-х, который сам
мог считаться новым изданием философии «новой эры»
20-х годов.

В качестве критики, имеющей практическое значение,
современный консерватизм часто предлагает (в изданиях
типа превосходного, хотя и неправомерно названного
журнала «Паблик интерест» Ирвинга Кристола) глубокий
анализ либеральных институтов и иллюзий. Однако в ка-
честве программы неоконсерватизм в значительной мере
recherche du temps perdu (поиск утраченного времени. —
(фр.). — Перев.). Он повторяет консервативные мотивы не
только 50-х и 20-х годов, но и 90-х годов прошлого века
и даже более ранних времен. Восхваление свободной кон-
куренции и ничем не сдерживаемого рынка («Социальная
статистика» Герберта Спенсера, 1850); «крестовый по-
ход» против правительственного регулирования экономи-
ки (которое началось после принятия в 1887 г. акта о
торговле между штатами); вера в «перетекание» части бла-
госостояния от богатых к бедным, нынче трансформиро-
вавшаяся в «экономику предложения» (Калвин Кулидж и
Эндрю Меллон); призыв к передаче полномочий прави-
тельства в Вашингтоне в пользу штатов (Эйзенхауэр), Эти
идеи, далеко не такие уж новые и смелые, составляют
идеологическую основу каждой эпохи частного интереса.
Неоконсервативные фанатики даже хотят вернуться к зо-

63

лотому стандарту. И им удалось внедрить эту мысль в ре-
спубликанскую платформу 1984 года.

Социальная философия периодов частного интереса
существует, что характерно, на двух не стыкующихся друг
с другом уровнях, отражая не только интеллектуальные
заявки неоконсерватизма, но и евангелистские страсти
тех, кто в 80-е годы стал называть себя «моральным боль-
шинством». Здесь также заметно циклическое возобнов-
ление. «Моральное большинство», с его попытками дикто-
вать нормы поведения в частной жизни, является новым
воплощением фундаменталистского движения, навязав-
шего шестьдесят лет назад несчастной стране «сухой за-
кон» и пытавшегося запретить изучение теории Дарвина в
школах штата Теннесси. 20-е годы были годами, когда
торжествовали Билли Санди, Эйми Семпл Макферсон и
типажи, описанные Синклером Льюисом в книге «Элмер
Гэнтри». Второй великий взрыв евангелического морали-
заторства произошел через тридцать лет, когда Норман
Пил и Билли Грэхэм в 50-е годы выдвинули сами себя в
качестве моральных судей нации.

Экономический консерватизм и евангелистическое
морализаторство всегда плохо сочетались друг с другом.
У них несовместимые цели. Экономисты-консерваторы
80-х годов прежде всего хотят ослабить государствен-
ное регулирование и снизить налоги. Моралисты-еванге-
листы хотят поставить крест на женской эмансипации,
абортах, светской гуманитарной деятельности, марихуа-
не и свободном сексе, вернуть власть в руки мужчин, а
молитвы — в общественные школы. Одна группировка
пользуется плодами общества вседозволенности. Другая
требует его ликвидации. Экономисты-консерваторы хо-
тят убрать государство с нашей шеи. Моралисты-еванге-
листы хотят запустить государство к нам в постель. По-
добно тому как руководители бизнеса и их апологеты-
интеллектуалы в 20-е годы бросали вызов «сухому зако-
ну» и признавали теорию эволюции, нынешние рафини-
рованные консерваторы с глубоким недовольством отно-
сятся к праведному гневу «морального большинства».
Чем воинственнее поведет себя «моральное большинст-
во», тем больше оно будет раскалывать консервативную
коалицию. В любом случае «моральное большинство»,
отнюдь не являясь признаком какого-то перманентного

64

изменения в настроениях нации, представляет собой
полностью предсказуемый побочный продукт цикличе-
ского колебания.

Было бы ошибочным, однако, при определении этой
группы считать, что она представляет какое-то одно по-
коление. Ибо родившиеся между 1946-м и, скажем,
1957 гг. (в этот год темпы рождаемости снова упали) —
это дети того поколения, которое включилось в полити-
ку при Франклине Рузвельте и Трумэне, и внуки поколе-
ния, включившегося в политику при Теодоре Рузвельте и
Вильсоне. В них самих политическое самосознание про-
будилось в годы правления Кеннеди и Джонсона.

Молодые люди, родившиеся после 1957 г., росли
уже в иных политических условиях. Они дети поколе-
ния, сформировавшегося при Эйзенхауэре и внуки того
поколения, которое вступило в политическую жизнь в
консервативные 20-е годы. Люди в возрасте от 18 до 24
лет, поддержавшие Рейгана, родились между 1960 и
1966 гг. У них нет памяти о годах президентства Кенне-
ди, и они обрели свое политическое самосознание в
консервативные 80-е годы. По своим политическим на-
строениям они, как и следовало ожидать, напоминают
своих родителей, политически сформировавшихся при
Эйзенхауэре, и родителей своих родителей, политически
сформировавшихся при Гардинге — Кулидже — Гувере
(и действительно, их дедушки и бабушки — избиратели
старше 78 лет — это та группа, которая вместе со свои-
ми 18 — 2 4-летними внуками голосовали за Рейгана в
1984 г. наиболее активно). Таким образом, родившиеся
в период «бума рождаемости» принадлежат к двум от-
личным друг от друга поколениям, водораздел между
которыми приходится примерно на 1957 г.: старшее по-
коление ориентировано на поддержку демократических
целей, младшее — на преследование частного интереса.

Короче говоря, консерватизм, который сформировался
в 80-е годы в среде интеллектуалов, религиозных активи-
стов и молодежи, вовсе не означает некой фундаменталь-
ной трансформации настроений нации. Данный консерва-
тизм — это именно то, чего и ожидал бы историк в период
колебания политического цикла в сторону ориентации об-
щества на частные интересы.

65

IX

В периоды преобладания частного интереса имеет ме-
сто проявление и других повторяющихся характеристик.
Такие периоды наступают как ответная реакция на требо-
вания действовать с пользой для общества. Ибо для пери-
одов общественной целеустремленности характерны по-
стоянно растущие требования к человеку. Они поглощают
не только психическую энергию, но и время. В сутках не
хватает часов, чтобы успевать и спасать нацию, и забо-
титься о собственной семье. В конце концов обществен-
ная активность истощает силы и разочаровывает. Люди от-
казываются от общественной деятельности, с тем чтобы
сосредоточиться на проблемах своей частной жизни.

Этот феномен впервые отметил в 1840г. Токвиль, на-
звавший его «индивидуализмом». Он считал его серьезной
угрозой для демократии. Под индивидуализмом Токвиль
подразумевал нечто весьма отличное от «опоры на собст-
венные силы», по Эмерсону, или дарвиновского примитив-
ного индивидуализма. Он имел в виду нечто близкое к
современной социологической концепции «ухода в част-
ную жизнь». По мнению Токвиля, индивидуализм — это
не самоутверждение, а самоудаление, склонность каждо-
го члена общества «замыкаться в кругу своей семьи и дру-
зей, с тем чтобы, сформировав таким образом свой собст-
венный близкий себе мир, отгородиться от общества, пре-
доставив его самому себе». Индивидуализм изолирует лю-
дей друг от друга, «ослабляет добродетельность обще-
ственной жизни» и приводит к тому, что становится «труд-
но вытащить человека из его собственного узкого круга,
чтобы заинтересовать его судьбой государства»32.

Уход в частную жизнь имеет свою функцию в циклах
социальных перемен. Он представляет собой форму кор-
ректирующего действия — гомеостаза — внутри социаль-
ного организма,— действия, снимающего избыток озабо-
ченности делами общества. Он восполняет силы самого
индивидуума, семьи и частного хозяйства, обеспечивая за-
щиту личности от массового общества и агрессивного го-
сударства. Но, как подчеркивал Токвиль, уход в частную
жизнь тоже приводит к отрицательным, характерным
именно для этого процесса явлениям, в особенности к то-
му, что человек стремится исключительно к сиюминутным

66

материальным благам. «Любовь к богатству», по его мне-
нию, лежит «в основе всего, чем занимаются американ-
цы» .

Периоды преобладания частного интереса основыва-
ются на принципе, что достижение индивидуумом своих
собственных интересов способствует достижению инте-
реса общего. Личные пороки, по выражению Мандевиля,
оборачиваются на пользу обществу. Этика личного инте-
реса господствует повсеместно. Например, в 80-е годы
администрация Рейгана фактически поощряла ученых из
государственных учреждений продавать результаты их
финансируемых за казенный счет исследований в области
обороны в целях своего личного обогащения34. Подобная
этика влияет даже на шпионаж. В нынешних условиях
преобладания частного интереса американцы, шпионящие
в пользу Советского Союза, делают это не по идеологи-
ческим соображениям, а из-за денег.

Приоритет личного благополучия над общественным
благосостоянием, естественно, питает рост коррупции в
правительственных учреждениях. При господстве ориен-
тации на общественные цели правительство склонно к
идеализму. У идеалистов много недостатков, но они редко
крадут. В ходе осуществления «нового курса» Рузвельта
правительство США тратило куда больше денег, чем ког-
да-либо раньше в мирное время. Оно проводило беспре-
цедентное регулирование экономики, однако при этом за-
метно было отсутствие коррупции. Линдон Джонсон был
печально известен своими хитроумными комбинациями,
однако в его «великом обществе» было гораздо меньше
злоупотреблений служебным положением, чем при кон-
сервативных администрациях 20-х, 50-х и 80-х годов.
При либеральных администрациях коррупция возникает в
основном под конец их правления, когда идеалисты схо-
дят со сцены, а их место занимают временщики.

С наступлением периода господства частного интереса
общественная мораль резко меняется. Большинство из со-
трудничающих с консервативными правительствами биз-
несменов нельзя заподозрить в нечестности. Но некото-
рые из них не стесняются использовать общественное по-
ложение в личных целях. Эти берут все, что само плывет
в руки. Все помнят скандалы с администрацией Гардинга
в 20-е годы. Правление администрации Эйзенхауэра было

67

отмечено скандалами, повлекшими за собой вынужден-
ные отставки министра авиации, председателя Междуна-
родной торговой комиссии, управляющего общими служ-
бами, начальника Управления общественными зданиями,
председателя Национального комитета республиканской
партии и даже помощника самого президента. Более со-
рока членов администрации Никсона подверглись пресле-
дованию за преступления. Его вице-президент, два мини-
стра, дюжина членов аппарата Белого дома и еще пятнад-
цать представителей исполнительной власти признали се-
бя виновными или получили судебные приговоры. Адми-
нистрация Рейгана по мере того, как список ее сотрудни-
ков, осужденных или вынужденных уйти в отставку под
тяжестью обвинений, все рос, добавила в словарь полити-
ческих терминов выражение «расползание» («располза-
ние» отсутствует в «Политическом словаре Сэфайра»
1978 г. издания).

«Совершенно нечего сказать, — заметил Теодор Руз-
вельт, — о правительстве плутократов, правительстве лю-
дей, которые весьма сильны в определенных областях и
овладели искусством делать деньги, но которым присущи
идеалы, по самой своей сути восходящие всего-навсего к
идеалам славной когорты ростовщиков», И все же в
80-е годы избиратели были обеспокоены ростом корруп-
ции не в большей степени, чем в 20-е и 50-е годы. Много-
кратно отмеченный «тефлоновый эффект» — снятие с пре-
зидента ответственности за дурные действия его собствен-
ной администрации — возникает в редких случаях благода-
ря искренне невозмутимым личностям президентов типа
Эйзенхауэра и Рейгана, чаще же — в результате отключе-
ния внимания людей от государственных дел, полностью
поглощенных в этот период своими частными интересами.

Уход в частную жизнь не ограничивается политикой.
Литература обращается к человеку, исследуя скорее ду-
шевное состояние, нежели общество, используя новатор-
ские приемы для отображения болезненных переживаний
изолированной от общества семьи и еще более отчужден-
ного и раздираемого противоречиями индивида (симво-
лизм и «поток сознания» в 20-е годы, упор на фабулу в

68

80-е). Литература ориентируется на проблемы греха и ис-
купления (здесь не дается какое-то оценочное суждение;
литература в определенной степени процветает благодаря
такой ориентации на духовное; вряд ли можно найти что-
то более эфемерное, чем пролетарская художественная
проза и поэзия 30-х годов36). Экономические и политиче-
ские науки тоже отказываются от широкого взгляда на
историю, уходят от ответственности перед обществом и
становятся бихевиористскими, квантитативными, матема-
тическими, стерильными, «освобожденными от ценно-
стей». Сама история отходит от выявления конфликта к
мифам консенсуса.

Что беспокоило Токвиля больше всего, так это долго-
срочные последствия слишком узкого понимания амери-
канцами «принципа личной заинтересованности». Гражда-
не, отгораживающиеся от «этих великих и могучих обще-
ственных чувств, которые беспокоят нации, но которые и
развивают их», по словам Токвиля, могут вскоре оказать-
ся в положении, при котором они будут каждую новую
теорию считать угрозой, каждое нововведение — проло-
гом революции. «Признаюсь, меня страшит, — писал он,
неожиданно проявляя собственное, глубоко личное отно-
шение, — как бы они в конце концов не замкнулись в этой
мелкой и трусливой любви к сиюминутным удовольстви-
ям, как бы они не потеряли из виду долгосрочные свои
интересы... когда потребуется мощное и резкое усилие ра-
ди более высокой цели»37.

Если в интеллектуальной сфере следствием индивиду-
ализма является стагнация, то в политике им может быть
деспотизм. Люди начинают рассматривать обязательства
перед обществом как досадное отвлечение от погони за
деньгами; и «для того, чтобы лучше приглядывать за тем,
что они называют собственным делом, они пренебрегают
главным делом своей жизни — быть хозяевами самим се-
бе». Уход в частную жизнь, поощряя гражданскую апа-
тию, провоцирует наступление тирании. Как «отвратить
беду, одновременно столь естественную для рамок демок-
ратического общества, и столь смертельную для него»?
Токвиль усматривал «лишь одно действенное лекарство»
от индивидуализма — политическую свободу38.

Общественная активность, говорил он, заставляет ин-
дивидов осознать, что они живут не только сами по себе,

69

но и в обществе. «Человек служит интересам общества
сначала по необходимости, потом по своему свободному
выбору; то, что поначалу делалось сознательно, становит-
ся инстинктивным, труд на благо сограждан в конечном
счете входит в привычку, во внутреннее желание служить
им»39. Короче говоря, политическая деятельность — это
великое средство противодействия частному интересу,
возрождения общественной добродетели и преодоления
апатии, которая мостит дорогу для деспотизма.

Токвиль изложил обоснование своей теории индиви-
дуализма во втором томе книги «Демократия в Америке»
(1840). Комментаторы тут же отметили противоречие
между изображением человека, живущего при демокра-
тии, как человека одинокого, слабого, послушного и бес-
сильного, каким он показан в этой части исследования, и
совсем другим изображением его, данным в первом томе
этого же труда, вышедшем в свет пятью годами раньше.
В 1835 г. Токвиль, оценивая американское общество,
отмечал энергию, участливость, гражданскую актив-
ность, приверженность общественным интересам и даже
тиранию большинства. «Если бы американца обязали
ограничить его деятельность своими собственными дела-
ми, — писал он, — то он счел бы себя насильственно
лишенным половины того, что составляет его существо-
вание... и его горе было бы невыносимо»40. За период
между появлениями первого и второго томов неустойчи-
вый демократический нрав большинства переключился с
активности на анемию.

Этому явному противоречию существует объяснение.
Токвиль с его удивительным чутьем понял, что американ-
ская демократия вмещает в себя и агрессивных индиви-
дов, которым посвящен его первый том, и замкнутый ин-
дивидуализм героев его второго тома. Он вплотную при-
близился к пониманию того, что общественная активность
и частный интерес существуют в состоянии циклического
взаимодействия. «Американец бывает так поглощен част-
ными заботами, как если бы он был абсолютно одинок в
этом мире, а в следующую минуту, как будто забыв о них,
он отдается общему делу. Иногда кажется, что им движет
крайнее корыстолюбие, а иногда — беззаветный патрио-
тизм»4 1. На деле здесь нет никакого противоречия. Всего
лишь циклическая перемена. Как активность сменяется за-

70

стоем, так в свой черед и мелкая любовь к сиюминутным
удовольствиям неизбежно уступает место мощному и рез-
кому рывку навстречу высокой цели.

XI

Циклический ритм существует также и во внешней
политике. Более тридцати лет назад Фрэнк Л.Клинберг
проанализировал явление, которое определил как «исто-
рическую перемену настроений в американской внешней
политике». Он обнаружил периодическое колебание от
«экстраверсии» — готовности использовать прямое дипло-
матическое, военное или экономическое давление на дру-
гие нации ради достижения американских целей — к «ин-
троверсии» — сосредоточенности на внутренних пробле-
мах американского общества. Изучая войны, аннексии,
военные экспедиции, военно-морские походы, президент-
ские заявления и партийные платформы, Клинберг в 1952 г.
выделил семь таких перемен в настроении, начав отсчет
от 1776г.:

ишпровертное экстравертное

1776 — 1798 1798 — 1824

1824 — 1844 1844 — 1871

1871 — 1891 1891 — 1918

1918 — 1940 1940 —

Внешнеполитический цикл Клинберга, таким образом,
выявил (по состоянию на 1952 г.) четыре интровертные
фазы, в среднем по двадцати одному году каждая, и три
экстравертные фазы, каждая в среднем по двадцать семь
лет. Это движение, отмечал он, носит характер спирали, с
усилением степени вовлеченности в дела за рубежом по
окончании каждой экстравертной фазы. Клинберг также
отметил последовательность, связанную с поколениями:
большинство президентов, как правило, прошли свое ста-
новление как личности «при фазе, схожей с той, на кото-
рую выпало потом их президентство. С приближением
зрелости они, напротив, имели возможность наблюдать,
как проводится и в конце концов терпит провал, по край-
ней мере частичный, противоположная политика». Он под-
верг свою теорию проверке, использовав ее для прогно-

71

зирования. В 1952 г., в момент высокой степени экстра-
версии, Клинберг пришел к заключению, что «логично
ожидать, что Америка отойдет, хотя бы в некоторой сте-
пени, от вовлеченности в мировые дела, и, возможно, она
сделает это где-то в 60-е годы». Так и случилось, чему
немало способствовал Вьетнам. Далее Клинберг предполо-
жил, что в следующий интровертный период главная про-
блема «будет иметь очень серьезные моральные аспекты».
Любопытно, что здесь присутствует предчувствие того
значения, которое приобретут права человека. Обновляя
свой анализ в 1978 г., Клинберг предсказал, что «первые
признаки сдвига в сторону экстраверсии» станут «явными,
пожалуй, к 1983 г.»42.

Какая-либо очевидная корреляция между циклами
Клинберга и Шлезингера отсутствует*, что позволяет
предположить, что оба цикла в значительной степени са-
могенерируются и являются, таким образом, истинными
циклами. Например, Америка вступала в войны как в эры
частного интереса, так и в эры общественной целеустрем-
ленности. Можно предположить, что международный
кризис подавляет все прочие факторы и почти не оставля-
ет лидерам нации каких-либо возможностей для выбора.
Однако это не совсем так. На внешнюю угрозу нация ре-
агирует определенным образом в фазе интроверсии и со-
всем другим — в фазе экстраверсии. То, к чему на интро-
вертной фазе могут отнестись равнодушно, на экстравер-
тной фазе расценят как опасность, требующую решитель-
нейшего ответа. В 1940 г., к концу интровертной фазы,
могущественное, но численно сокращавшееся меньшинст-
во американцев относились к Гитлеру снисходительно.
Четверть века спустя, к концу экстравертной фазы, дру-
гое могущественное, и притом численно растущее, мень-
шинство отнюдь не считало, что жизненные интересы
США во Вьетнаме находятся под угрозой.

На эры частного интереса приходится пятьдесят семь интро-
вертных лет и пятьдесят пять экстравертных; на эры общественной
целеустремленности приходится сорок два интровертных года и
шестьдесят шесть экстравертных.— См.: Robert E. Elder, Jr.
and Jack E. Holmes, U.S. Foreign Policy Moods, Institutional
Change, and Change in the International Economic Systems. Текст
подготовлен к собранию Американской ассоциации политических
наук, состоявшемуся в 1985 г.

72

И все же, даже если внешнеполитический и внутрипо-
литический циклы и не совпадают, связь между внутрипо-
литическим циклом и внешней политикой существует.
Ибо на каждой фазе внутреннего цикла национальный ин-
терес формулируется согласно присущим этой фазе цен-
ностям. На каждой фазе внешняя политика используется
для продвижения этих ценностей за рубеж. В периоды
общественной целеустремленности существует тенденция
к включению во внешнюю политику идей демократии, ре-
форм, прав человека, гражданских свобод, социальных
перемен, активной роли государства. В такие периоды от-
дается предпочтение странам с демократическими лево-
центристскими режимами. В периоды частного интереса
включается и действует тенденция, заставляющая осмыс-
лять международные дела сквозь призму капитализма, ча-
стных инвестиций, «магии рынка», защиты американских
корпораций, занятых бизнесом в зарубежных странах. В
такие периоды предпочтение отдается странам с правыми
и авторитарными режимами, обещающими обеспечить
безопасность для частного капитала.

Таким образом, внешняя политика пронизана духом из-
менений во внутриполитическом цикле, в то время как
интенсивность, с которой этот дух навязывается миру, за-
висит от фаз во внешнеполитическом цикле.

XII

Что просматривается с позиции 1985 г.? Как прояв-
ляет себя цикл в настоящее время? Если ритм в тридцать
лет сохранится, то в 80-е годы последний по счету кон-
сервативный подъем выдохнется, и эра Рейгана, подобно
своим ранним вариантам в 50-е, 20-е годы XX в. и в
90-е годы прошлого столетия, постепенно станет достоя-
нием истории.

Если ритм сохранится... Но в истории нет никакого ма-
тематического детерминизма. Электронный век грозит
полностью уничтожить политические партии*. Уничтожит
ли он заодно и цикл? Вероятно, нет: пропаганда, печатная
ли, электронная ли, бывает успешной только тогда, когда

См. главу «Недолгая счастливая жизнь американских полити-
ческих партий».

73

оказывается созвучной массовому настрою, и вряд ли са-
ма по себе она способна обращать вспять основные тече-
ния в сфере общественных настроений. Но, мысля в рам-
ках циклической упорядоченности, можно представить
себе, что короткая, чрезвычайно напряженная и болезнен-
ная фаза 60-х годов, возможно, удовлетворила, подобно
короткой, чрезвычайно напряженной и болезненной фазе
60-х годов прошлого века, потребность нации в обще-
ственной активности на многие годы вперед и что контр-
движение будет более протяженным во времени, являясь
формой компенсации для восстановления ритма. Насту-
пившая после насыщенного событиями периода граждан-
ской войны, реконструкции, убийства одного президента
и импичмента другого, эпоха частного интереса длилась
более тридцати лет.

Поскольку цикл неавтономен, он не способен действо-
вать сам по себе. Для его функционирования требуются
люди. Те, кто верит в приоритетность общественных це-
лей, должны давать толкование событиям, поднимать воп-
росы и изыскивать решения. Они обязаны встать выше
всех этих, пусть и заслуживающих внимания, специфиче-
ских интересов различных групп — профсоюзов, жен-
щин, черных, престарелых, одним словом, всех тех, на ко-
го они ориентировались в ходе предвыборной кампании,
с тем чтобы вновь обрести широкий общенациональный
кругозор, охватывающий проблемы и перспективы всей
республики. Потребность в подлинно национальной поли-
тике особенно остро встала именно в 80-е годы. В совре-
менной Америке имеются мощнейшие деструктивные
факторы — углубляющееся неравенство в доходах и воз-
можностях, численный рост бедноты и деклассированных
элементов, пробуксовка в деле расового равноправия,
структурная заданность экономики на инфляцию, спад в
тяжелой промышленности ввиду иностранной конкурен-
ции и повсеместного внедрения микросхем, ухудшение
уровня образования, загрязнение окружающей среды и
упадок инфраструктуры, постепенная деградация городов,
кризис фермерских хозяйств, растущее бремя государст-
венной и частной задолженности, распространение пре-
ступности и насилия.

Можно не сомневаться, что ни общественная актив-
ность, ни частный интерес, ни широкое государственное

74

вмешательство, ни свободный рынок не покончат с этими
тягостными проблемами. Именно это и приводит двух на-
ших наиболее квалифицированных специалистов по диаг-
ностике болезней общества — Уолтера Дина Бернхэма,
занимающего левые позиции, и Кейвина Филлипса, сто-
ящего справа, — к пессимистическим выводам относи-
тельно будущего демократии как таковой. По мнению ши-
роких общественных кругов, как считают ученые, либе-
ральное правительство, настроенное на активное вмеша-
тельство во все дела общества, имело шанс показать себя
с наиболее выгодной стороны, однако оно упустило этот
шанс и тем самым спровоцировало рейгановскую контр-
революцию. Когда обнаружится, что контрреволюция
только усугубляет беды страны, народ неизбежно придет
к мнению о «двойном провале» — и государства всеобще-
го благоденствия, и свободного рынка. Усилится чувство
раздражения и бессилия. Цикличность утратит свой есте-
ственный упорядоченный характер. Со времен 50-х годов
прошлого века, отмечает Филлипс, не наблюдалось такого
сочетания двойного провала и такой же двойной устаре-
лости, а мы знаем, что тогда произошло. Аккумуляция не-
довольства взорвет традиционный политический порядок
и в американской политической жизни стремительно, и
неминуемо наступят новые и опасные времена. Филлипс
ожидает не возрождения либерального духа «нового кур-
са», а, скорее, прихода националистического правопопу-
листского авторитаризма, направляющего действия все-
проникающего и репрессивного государства. Бернхэм
мрачно предсказывает «нарастающий кризис прав-
ления — кризис... в самих основах конституционного ре-
жима»43.

Возможно, так все и будет. Но апокалиптические пред-
чувствия вызывают все-таки скептическое отношение.
Когда друг Адама Смита ворвался к нему в гостиную с
новостью о сдаче Бергойна под Саратогой, восклицая:
«Нация погибла!»— Адам Смит ответил (как про то рас-
сказывают): «Нация гибнет по многу раз». Демократиче-
ские ценности глубоко укоренились в американской жиз-
ни. Похоже, более глубоко, чем капиталистические цен-
ности. По крайней мере, когда пути демократии и капита-
лизма разошлись, демократические ценности доказали
свою более заметную силу. Колебания нации назад, в сто-

75

рону бесконтрольного частного интереса, носят обычно
характер сдерживающих действий. Колебания в направле-
нии демократии склонны вести к устойчивым изменениям.
Эффект спирали свидетельствует о продолжающемся на-
коплении результатов демократических реформ. Рейга-
новская контрреволюция оставила в основном неприкос-
новенными итоги «нового курса» и даже программы «ве-
ликого общества». В исследовании Макклоски— Заллера
делается вывод о том, что демократические ценности ук-
репились теперь более прочно, чем это было столетие на-
зад, чего нельзя сказать о ценностях капиталистических.
И действительно, когда сегодня капиталисты защищают
себя, они не призывают на помощь традиционные капита-
листические аргументы — наивысшую добродетель лично-
го интереса и священное право частной собственности.
Вместо этого они используют аргументы демократиче-
ские, представляя капитализм как средство достижения
наибольшей пользы для наибольшего числа людей. Конф-
ликт между капитализмом и демократией, пишут Маккло-
ски и Заллер, «скорее всего, будет разрешен в пользу де-
мократической традиции»''*.

Мы можем заключить, что общественная целенаправ-
ленность будет иметь по меньшей мере еще одну возмож-
ность проявить себя. В какой-то момент, который насту-
пит около 1990 г., должно произойти резкое изменение
в национальных настроениях и ориентации,— изменение,
сравнимое с теми взрывами новаторства и реформ, кото-
рые последовали после прихода к власти Теодора Руз-
вельта в 1901 г., Франклина Рузвельта в 1933-ми Джона
Кеннеди в 1961 г. В 90-е годы произойдет очередная сме-
на поколений и наступит очередь молодых мужчин и жен-
щин, которые начинали политическую деятельность в годы
президентства Кеннеди.

Если политика, ориентированная на общественные це-
ли, сумеет в 90-е годы справиться с достаточным количе-
ством проблем, то эта фаза будет продолжаться до тех
пор, пока нация вновь не испытает усталости от подъема
и следования велениям долга и пока к власти не придет
молодежь, которая вошла в политическую жизнь при Рей-
гане, что, вероятно, произойдет к концу первого десяти-
летия XXI в. Ибо, как подчеркивает Эмерсон, и консерва-
тизм и реформизм, вырождаясь, доходят до крайностей.

76

Консервативная партия, пишет он, «не защищает чьих-ли-
бо прав, не стремится к каким-либо добрым делам, не
клеймит чьи-либо преступления, не предлагает сколько-
нибудь щедрой политики; она не строит, не пишет, не обе-
регает искусства, не поддерживает религию, не создает
школ, не поощряет науку, не освобождает рабов, не дру-
жит ни с бедным, ни с индейцем, ни с иммигрантом». С
другой стороны, «реформаторство в своей отрицательной
ипостаси склонно к ослиному упрямству, к брыканию ко-
пытами; оно ведет к пустым претензиям, к противоестест-
венной рафинированности, к отрыву от реальной почвы,
что кончается лицемерием»45.

Тем не менее в американской республике консерва-
тизм и реформаторство, капитализм и демократия, част-
ный интерес и общественная целенаправленность объеди-
няют свои силы в деле формирования определенной поли-
тической традиции. Два соперничающих направления в
американском мышлении чаще приходят к соглашению,
нежели спорят. Оба эти течения привержены принципам
личной свободы, конституционного государства и верхо-
венства закона. Оба имеют взаимодополняющие функции,
направленные на сохранение политической системы. Оба
играют собственные и абсолютно необходимые роли в ди-
алектике политической жизни общества. Они неразлуч-
ные партнеры по великому предприятию, имя которому —
демократия. Эмерсон, как обычно, выразил это наилуч-
шим образом: «Об этих непримиримых метафизических
противниках можно с уверенностью сказать, что каждый
из них хорош как половина, но невозможен в качестве
целого. Каждый разоблачает злоупотребления другого, но
в подлинном обществе, в подлинном человеке должны со-
четаться они оба»46.

И все же не будем успокаиваться. Если политика час-
тного интереса потерпит неудачу сегодня, а политика об-
щественной целенаправленности тоже вслед за ней не
справится с проблемами, то кто окажется тем зверем, что
в урочный час устремится по дороге в Вашингтон, чтобы
возвестить там о своем рождении?