Geum.ru

Российская академия наук институт международных экономических и политических исследований модели системной трансформации и социальная цена реформ (опыт России, СНГ и стран цве)

Вид материалаДокументы

Содержание


Дегтярь Л.С.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22

Дегтярь Л.С.




ВЗАИМОСВЯЗЬ ТРАНСФОРМАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ И ОСНОВНЫХ СОЦИАЛЬНЫХ ИНДИКАТОРОВ ( на примере постсоветских государств)



Хотя с конца 90-х годов (а в ряде постсоветских государств с 2000 г.) наблюдается улучшение макроэкономической ситуации и можно говорить о завершении в основном формирования рыночных институтов, социальная ситуация в регионе остается сложной и неустойчивой, в ряде случаев она явно ухудшается, продолжается накопление негативных социальных эффектов. В подавляющем большинстве стран социальная сфера ещё не приспособлена к новым социально-экономическим реалиям, реформирована в значительно меньшей степени, чем экономика. Этот болезненный процесс только начался и ещё далек от завершения.

Последствия снижения жизненного уровня оказывают воздействие на социально-политическую стабильность. Угроза стабильности будет возрастать, если правящие элиты новых государств не справятся с созданием соответствующих социальных условий, не повысят в ближайшей перспективе жизненный уровень населения.

Во второй половине 90-х гг. в рамках общего процесса рыночных преобразований, в т.ч. и социальных, усилились национальные особенности отдельных стран, их социальная неоднородность. Это способствует центробежным тенденциям на постсоветском пространстве и создает трудно преодолимые препятствия на пути их интеграции.

В перспективе продвижение в направлении консолидации и интеграции в регионе будет в значительной степени зависеть и от социальной привлекательности России для народов других стран. Это обстоятельство также определяет актуальность и значимость для нашей страны сравнительного анализа социальных аспектов становления и развития новых независимых государств.

В постсоветских государствах в рамках единого процесса рыночных преобразований реализуются различные стратегии реформирования экономики, заметно различаются масштабы, темпы и глубина экономических, социальных и институциональных реформ. В отличие от государств Балтии, где экономические и социальные реформы осуществлялись одновременно и комплексно (хотя по их темпам и глубине в регионе имелись различия), в рамках СНГ этот процесс был непоследовательным и противоречивым.

Например, для Казахстана характерна последовательность, комплексность и радикальность рыночных преобразований в социальной сфере, направленных на коренное изменение механизмов финансирования и функционирования системы социальной защиты населения, снятие государственного патронажа. Ещё на первом этапе рыночных преобразований в стране была осуществлена одна из наиболее значимых социальных реформ жилищно-коммунального комплекса (ЖКХ). Особенно активной трансформации социальная сфера Казахстана подверглась во второй половине 90-х годов, когда произошел переход от солидарной распределительной пенсионной схемы к накопительной; была пересмотрена традиционная система социальных пособий и льгот, натуральные выплаты заменены денежными пособиями, осуществлен постепенный переход к адресной социальной поддержке наименее защищенных слоёв населения, была сформирована система гарантирования (страхования) срочных депозитов физических лиц, что стимулировало накопления населения. Произошли изменения в финансировании и функционировании образования и здравоохранения.

В то же время в Белоруссии при заметном улучшении в последние 5-8 лет основных макроэкономических показателей, до настоящего времени сохраняется сложившаяся в советский период система социальной защиты населения. Постоянное внимание к развитию социальной сферы, повышение жизненного уровня рассматриваются в качестве «краеугольных элементов курса на создание социально ориентированной рыночной экономики»1.

В России, Украине, Молдове и в особенности в республиках Закавказья социальные реформы вплоть до начала текущего столетия в целом носили хаотичный характер. Происходило стихийное развитие рыночных начал в здравоохранении и образовании, вносились несистемные изменения в пенсионные схемы, делались шаги по переходу к адресной социальной политике, при этом, как правило, льготы для малообеспеченных категорий населения сокращались или вообще ликвидировались.

В Центральной-Азии в 90-е гг. истекшего столетия ряд социальных реформ был проведен с помощью и по рецептам международных финансовых организаций (МВФ, Мировой банк). Наиболее глубокие (после Казахстана) реформы проводились в Киргизии, но их нельзя назвать комплексными и последовательными (был повышен пенсионный возраст без серьезных сдвигов в системе пенсионного обеспечения, осуществлен переход к адресной социальной помощи, перестроена организация система здравоохранения). В Узбекистане и Туркменистане был взят курс на постепенное осуществление рыночных преобразований в сочетании с укреплением авторитарных начал в руководстве государством и сохранением в основном сложившейся в советский период системы социальных гарантий при значительном снижении их реального содержания.

Начиная с 2000-2001 гг. наблюдается активизация реформ в социальной сфере практически во всех странах СНГ, однако, говорить об их социальных последствиях пока не представляется возможным.

По-разному в рассматриваемый период складывалась в постсоветских государствах и динамика основных макроэкономических показателей, непосредственно определяющих уровень благосостояния населения .

Возьмем такой глобальный макроэкономический показатель, непосредственно связанный с жизненным уровнем как валовой внутренний продукт на душу населения( ВВП). Он является одним из индикаторов, на основе которых Организация Объединенных Наций (ООН) исчисляет индекс человеческого развития, и характеризует объём ресурсов, которые могут быть использованы на потребление. В наибольшей степени ВВП на душу населения вырос в 1991-2002 гг. в Эстонии (52,3 %), затем в Белоруссии и Казахстане (соответственно 28 и 27 %), в Литве и Узбекистане (по 12 %), увеличили свой ВВП на душу Армения и Азербайджан (соответственно 16 и 8 %). В остальных странах не достигнут уровень 1990 г. Значительно повысили свой относительный уровень в сравнении с Россией по данному показателю не только государства, проводившие радикальные экономические реформы (страны Балтии, Казахстан), Эстония, например, с 96,5 % в 1990 г. до 149 % в 2002 г., но и Беларусь (с 52 до 67 %), Узбекистан (с 18 до 20 %), Армения (с 32 до 38 %), Азербайджан (с 36 до 39 %).

Как видно из приведенных данных, не прослеживается однозначной зависимости темпов экономического роста от масштабов и глубины экономических и социальных преобразований. Они были относительно высокими и в «активной» с точки зрения реформирования группе стран (Россия, Казахстан, страны Балтии), и в таких «неактивных» странах с сильным государственным регулированием, как Беларусь, Узбекистан, Азербайджан и Туркмения Последние сумели мобилизовать имеющиеся возможности накопленного в прошлом производственного потенциала2, топливно-сырьевые ресурсы3, благоприятную внешнюю конъюнктуру.

Экономический рост, как правило, не трансформировался в адекватное повышение реальной заработной платы. За редким исключением (Беларусь) реальная заработная плата в постсоветских государствах в 2002-2003 гг. не достигла дореформенного уровня. Хотя номинальная денежная заработная плата, начиная с середины 90-х годов, росла во всех странах, её реальное содержание под воздействием инфляции увеличивалось значительно более медленными темпами. Колебания индекса реальной заработной платы по отдельным странам и отдельным периодам определялись соотношением темпов роста реальной заработной платы и инфляции.

Воздействие экономического роста на благосостояние населения происходит, как правило, по двум направлениям – через создание новых рабочих мест и повышение степени занятости населения, а также увеличение расходов на социальные цели.

За годы преобразований занятость населения снизилась в подавляющем большинстве стран рассматриваемого региона. Если в 1989 г. она была в среднем на уровне 80-90 % экономически активного населения (в Таджикистане, Узбекистане и Кыргызстане в пределах 72-75 %), то в 2002 г. уровень занятости колебался в пределах от 65 до 70 %.

При этом произошли серьезные сдвиги в распределении работающего населения по статусу занятости. В республиках, где экономический спад был наиболее глубоким, доля работающих не по найму4 составила в 2002 г. в Азербайджане 68 % занятого населения, в Кыргызстане 61, Грузии 57, Армении 50, Таджикистане 43, Молдове 41 и Казахстане 40 %. В то же время в России только 7 и Беларуси 5 % занятого населения5.

Что касается социальных расходов, то доля социальных выплат в совокупных денежных доходах домашних хозяйств в рассматриваемых странах росла (или сокращалась) независимо от степени их прогресса на пути преобразований. В 2003 г. по сравнению с 1991 г. эта доля увеличилась в Белоруссии и на Украине с 12 до 23 %, в Молдове -- с 9,5 до 18 %, в России -- с 11 до 15 %, Казахстане -- с 10 до 19 %. Она сократилась с 13 до 5 % в Грузии (2002 г.), Таджикистане с 11 до 3 %, в остальных странах доля социальных выплат в денежных доходах населения не претерпела значительных изменений. При этом во всех странах, где произошло увеличение доли социальных выплат в денежных доходах домашних хозяйств, она росла в основном за счет пенсий, и повышение на протяжении 90-х годов происходило в разных странах в разные промежутки времени. Так, в Белоруссии доля социальных выплат в доходах домашних хозяйств повысилась в первой половине 90-х годов, начиная с 1995 г. эта доля практически не менялась. В Казахстане динамику доли социальных выплат обусловила пенсионная реформа 1996 г.. После сокращения доли социальных выплат в денежных доходах домашних хозяйств с 10 % в 1991 г. до 7 % в 1995 г. при неизменной доле пенсий, равной 6 %, в последующие 8 лет (1996-2003 гг.) она выросла с 7 до 19 %, а доля пенсий с 6 до 15 %, т.е. объем средств на пенсионное обеспечение в результате пенсионной реформы в целом повысился. Повышение доли пенсий в социальных выплатах объясняется рядом факторов. Среди них старение населения, увеличение численности пенсионеров за счет сокращения возможностей занятости для пожилого населения, периодическая индексация пенсий, а также сокращение государственной социальной помощи многим слоям населения. Доля прочих (помимо пенсионных) социальных выплат сократилась в большинстве стран в два раза и более.

Заметно снизились во всех странах, хотя и в разной степени, расходы на образование и здравоохранение.

За годы трансформационных реформ государственные расходы на образование (по их доле в ВВП) выросли в странах Балтии и в Белоруссии, где они составляют сегодня 7 % ВВП6. В Казахстане также происходило увеличение этого показателя (последние данные за 1998 г. – 4 %). В Украине доля государственных расходов на образование практически не менялась (6 %), в остальных странах СНГ она снижалась, в ряде случаев значительно. Например, в Армении она снизилась с 7,5 до 2 %, в Азербайджане с 7 до 3 %, в Грузии с 6 до 2 %, в Кыргызстане с 6 до 4,5 %.

Охват населения базовым образованием не изменился – по всем странам свыше 90 % детей соответствующей возрастной группы, за исключением Туркменистана, где эта величина сократилась с 91 % в 1989 г. до 81 % в 2002 г.

Наиболее серьезные и имеющие долговременные последствия изменения произошли в охвате молодежи общим средним и средним профессиональным и техническим образованием. В 2002 г. по сравнению с 1989 г. прием в средние общеобразовательные и профессионально-технические учебные заведения (по доле к численности молодежи в возрасте 15-18 лет) возрос лишь в Эстонии (с 58 до 80 %) и Латвии (с 70 до 72 %), в остальных странах эта доля сокращалась: в меньшей степени в Белоруссии и России (с 77-78 % до 71,5 %), затем идут Украина (с 66 до 61 %), Узбекистан (с 69 до 68 %) и, наконец, Казахстан (с 76 до 62 %).

В остальных странах охват молодежи соответствующей возрастной группы средним образованием сократился весьма значительно. Например, в Армении с 67 до 49 %, Азербайджане с 63 до 42 %, Туркменистане с 67 до 27 %, в Таджикистане с 60 до 27 %.

В данном случае наблюдается прямая связь между долей государственных расходов на образование и охватом молодежи средним общим и специальным образованием. Причем, в рамках СНГ он пока выше там, где сильнее государственное регулирование экономических и социальных процессов. Хотя пример государств Балтии показывает, что по мере развития рыночных отношений и экономического подъема потребность в данном виде образования возрастает. Именно данный вид образования является в конечном итоге источником квалифицированной рабочей силы и ступенью к высшему образованию. Качественное среднее образование создает условия для обеспечения равных стартовых возможностей для молодежи, является главной «выравнивающей» силой.

Несколько иная картина складывается в высшем образовании. Здесь налицо прямая связь между динамикой экономических преобразований и приемом в вузы. В два и более раза увеличилась по сравнению с 1989 г. доля молодежи в возрасте 19-24 лет, поступающих в вузы в государствах Балтии, Казахстане, Кыргызстане. Этот показатель в государствах Балтии превышает 50 % (53 % в Эстонии, 59 в Латвии, 56,5 % в Литве), в России он равен 44 %, в Украине, Казахстане, Грузии – 38 %, в Кыргызстане 35 %. В Белоруссии данный показатель увеличился немногим более чем на 10 процентных пунктов и равен 34 %. В Армении доля молодежи 19-24 лет, поступающей в вузы равна 22 %, Азербайджане и Таджикистане 13, Узбекистане 8 %. Развитию высшего образования способствовали два фактора – растущий спрос на специалистов в динамично развивающейся экономике и развитие рыночных начал в сфере высшего образования, что позволило удовлетворить растущий спрос экономики и населения на данный вид образовательных услуг.

Из всех постсоветских государств долю расходов на здравоохранение в ВВП к 2002 г. по сравнению с 1989 г. заметно увеличили страны Балтии, Белоруссия и Россия. В Латвии эта доля выросла с 2,5 до 3,6 %, в Литве с 2,8 до 4,6 % (в Эстонии сегодня эта доля составляет 4,2 % ВВП), в Белоруссии с 2,5 до 6,2 % (самый высокий показатель на всем постсоветском пространстве), в России – с 2,8 до 4,1 %. В Молдове, Азербайджане, Кыргызстане и на Украине доля расходов на здравоохранение в ВВП за годы реформ не изменилась, составляя примерно 3-3,5 % ВВП (в Азербайджане 2,4 %). В остальных странах произошло её резкое снижение: в Армении и Казахстане примерно в 2 раза, в Грузии в 3,9 раза, в Узбекистане в 2,5 раза.

Динамика же результирующего показателя здоровья населения – продолжительности жизни – имела, начиная с 1989 г., свою логику, часто не совпадавшую с динамикой основных социальных индикаторов Продолжительность жизни отражает не только уровень медицинского обслуживания, но и состояние окружающей среды, качество и структуру питания, морально-психологическое состояние общества, степень социальной стабильности и многие другие моменты. Фактически данный показатель отражает все условия жизни человека. В его основе лежит такой нематериальный фактор как субъективное восприятие действительности (мировоззрение, ценности, мотивации и надежды людей).

В странах Балтии при некотором увеличении ожидаемой продолжительности жизни женщин (примерно на 2 года), продолжительность жизни мужчин не претерпела даже незначительных изменений. Составляя 66-65 лет, она остается крайне низкой по сравнению с развитыми западноевропейскими соседями. При этом увеличивался разрыв между продолжительностью жизни мужчин и женщин, что считается неблагоприятной тенденцией. В европейской части СНГ в наибольшей степени продолжительность жизни сокращалась в Белоруссии и России. В Белоруссии продолжительность жизни женщин снизилась на два года (с 76 до 74 лет), мужчин на 5 лет (с 67 до 62 лет), в России продолжительность жизни женщин сократилась на 2,5 года (с 74,5 до 72 лет), мужчин на 5,5 лет (с 64 до 58,8 лет). Продолжительность жизни женщин в России – одна из самых низких в постсоветских государствах, мужчин – самая низкая – на 4 года меньше, чем в близких к ней по данному показателю Украине (62,4 года) и Белоруссии (62,3 года). Ожидаемая продолжительность жизни сократилась в Казахстане: женщин на два года (с 73 лет до 71 года), мужчин на три года (с 64 до 61 года), осталась без изменений в Кыргызстане и Таджикистане. В остальных странах Центральной Азии и государствах Закавказья она увеличилась на 2-3 года.

Из этих данных можно сделать вывод о неблагоприятном воздействии кардинальных социально-экономических преобразований и сопровождающей их нестабильности на продолжительность жизни (страны Балтии, Россия, Украина, Казахстан). Но качество жизни, а отсюда и её продолжительность снижались и в Белоруссии с её относительно благоприятной на первый взгляд динамикой социальных индикаторов.

Возникает вопрос о причинах увеличения ожидаемой продолжительности жизни в государствах Закавказья и Средней Азии, с их наиболее низкими показателями уровня жизни. Представляется, что в новых условиях значительная часть населения этих стран получила не существовавшую ранее возможность найти свою собственную «нишу» и выработать адаптационные формы поведения, которые часто не поддаются контролю. Статистика домашних хозяйств свидетельствует о резком увеличении в структуре их доходов поступлений от продажи сельскохозяйственной продукции. Например, в Азербайджане эта доля увеличилась с 9 % в 1991 г. до 15,5 % в 2002 г.; в Грузии с 9 до 18 %; в Кыргызстане с 9,5 до 21,2 %, в Таджикистане – с 9 до 21 %, в республиках Закавказья и Центральной Азии заметно возросла сельскохозяйственная занятость. Например, в Азербайджане доля занятых в сельском хозяйстве увеличилась с 30 в 1991 г. до 41 % в 2000 г., в Армении с 22 до 43 %, в Грузии с 26 до 52 %. Это позволило исследователям сделать вывод о формировании в этих двух регионах широкого слоя парцелльных крестьян-арендаторов, ведущих по существу натуральное хозяйство, так как размер парцелл в лучшем случае дает возможность обеспечить семью продуктами питания, не более того».7

Другим фактором адаптации стало укрепление семейных ценностей. Статистика разводов свидетельствует о повышении значения семьи в стратегии выживания. Показатель разводимости (число разводов на 100 браков) снизился в 2002 г. по сравнению с 1989 г. в Армении с 15 до 12, Азербайджане с 16 до 14, Грузии с 19 до 15, Таджикистане с 16 до 7, Узбекистане с 15 до 11. Сравните с данным показателем в странах Балтии – 70 в Эстонии, 61 в Латвии, 84 в России (самый высокий показатель).

Адаптация нашла своё отражение и в ускорении объективного процесса снижения рождаемости. За годы реформ в Центральной Азии сократилось число рождений на одну женщину в возрасте 15-44 лет и уровень рождаемости там ниже порога простого воспроизводства населения (при 3 необходимых рождений на одну женщину она составляет сегодня 2 в Казахстане и 2,5 в остальных государствах Центральной Азии).

И, наконец, важным фактором выживания стала для населения ряда постсоветских государств трудовая миграция, главным образом в Россию. По данным В. Щербакова, « в Киргизии, Армении и Молдавии каждая третья семья зависит от заработков своих родственников в России. По экспортным оценкам, переводы трудящихся – мигрантов из России на родину заработанных средств составляют в Молдавии и Таджикистане соответственно 25 и более 20 % ВВП… По разным подсчетам из Армении в течение 90-х - 2000-х годов выехало около 30 % населения страны»8. В соответствии с данными МВД Киргизии, каждый четвертый гражданин республики работает на территории России. Из Таджикистана, согласно результатам обследований, последние 10 лет на заработки выезжают от 30 до 40 % населения9. По утверждению российского ученого М. Хрусталёва, в республиках Закавказья «только легальный размер ввозимой валюты достигает, по приблизительным оценкам, 5-7 млрд. долл. в год. Именно эти долларовые трансферты в основном спасают городское население государств Закавказья от гуманитарной катастрофы, не допуская падения его жизненного уровня ниже опасной черты, переход которой ведет к политической дестабилизации»10.

Основные проблемы жизненного уровня населения постсоветских государств, определяющие социальную ситуацию сегодня и перспективы развития стран – широкомасштабная бедность и углубляющаяся дифференциация доходов.

В Молдове, Армении, Грузии и Азербайджане, в Центральной Азии даже по официальным данным доходы ниже величины прожиточного минимума в 2001-2002 гг. имели половина или более населения, в России, Казахстане, Беларуси и на Украине – от 25 до 30 %. Однако в соответствии с экспертными оценками эта доля во всех странах заметно выше. Например, в Казахстане официальный показатель бедности составил 28 % населения, в то время как по другим оценкам в конце истекшего столетия в зоне бедности находились от 40 до 60 % населения, в Грузии, соответственно, 25 и 53 %. В Таджикистане11 за чертой бедности находится 90 % населения, в Кыргызстане хотя официальный показатель бедности составил 48 %, социальная паспортизация, проведенная в июне 2002 г., показала, что бедность затронула 82 % семей. Значительно различаются официальные и оценочные данные для Белоруссии и России.

Во всех странах в годы преобразований углублялась доходная дифференциация населения. Причем в наибольшей степени это происходило в странах, где реформы были некомплексными, непоследовательными и сопровождались усилением коррупции. Коэффициент Джины наиболее высок в республиках Закавказья, Таджикистане, Молдове и России. В странах Балтии он заметно ниже (от 0,393 в Эстонии до 0,357 в Литве), причем в последние годы наметилась тенденция к его сокращению. Заметно ниже значение данного коэффициента в странах с сильным государственным регулированием, таких как Беларусь (0,246) и Узбекистан (0,268).

Выше было показано, что относительно благоприятные на постсоветском пространстве социальные показатели (не столько в смысле их уровня и темпов улучшения, сколько в смысле меньших масштабов падения жизненного уровня) наблюдаются как в странах, в наибольшей степени продвинувшихся по пути экономических и социальных преобразований, так и в тех государствах, где сохранилось сильное государственное регулирование и сложившаяся в годы социалистического развития система социальных гарантий. Наиболее яркий пример Белоруссия, которая по большинству социальных индикаторов находилась до самого последнего времени в тройке первых стран. В Центральной Азии с некоторой натяжкой к таким странам можно отнести Узбекистан.

Однако детальный анализ данных за последние пять лет показывает, что в странах первой «группы» наблюдается тенденция к ускорению динамики улучшения показателей благосостояния. Примером могут служить, хотя и в разной степени страны Балтии. Уровень номинальной заработной платы в Казахстане (единственной стране в рамках СНГ) почти приблизился к российскому уровню. Хотя в целом ещё нельзя говорить, особенно применительно к странам СНГ, о признаках коренного перелома в благосостоянии. В Казахстане, например, сохраняется высокий уровень безработицы, происходит дальнейшее сокращение льгот и пособий социально уязвимым слоям населения, ухудшаются медико-демографические показатели.

В Белоруссии расширяется зона бедности (по официальным данным, ниже бюджета прожиточного минимума в 2001 г. – 28 % населения, в 2003 г. уже 30,5 %). Ускорились темпы инфляции, в последние годы они самые высокие на всем постсоветском пространстве: в 2000 г. потребительские цены выросли в 1,7 раза, 2001 г. – на 61 %, в 2002 г. – на 43 %, 2003 г. – на 29 %. С 2002 г. была начата коммерциализация жилищно-коммунального хозяйства, на население была переложена оплата коммунальных услуг. Одновременно в качестве компенсации происходило единовременное повышение номинальной заработной платы. Предполагалось, что 80 % её прироста должно было пойти на оплату сферы услуг и 20 % на повышение покупательского спроса. Однако прибавку к заработной плате «съела» инфляция12. В результате ухудшилось материальное положение населения, и обострилась социальная ситуация. Тарифы на электроэнергию выросли в Белоруссии в 2003 г. на 48,1 %, на отопление на 75 %, на сетевой газ – на 49 %. Выше среди стран СНГ были темпы роста тарифов в 2003 г. лишь в Таджикистане13.

Стоящая на повестке дня активизация структурных и институциональных реформ в стране может привести к сокращению занятости и росту безработицы, которая до последнего времени была относительно низкой и стабильной. Кроме того, углубилось противоречие между расширением системы социальных выплат и льгот и возможностями государственного бюджета. «Реально, по оценке Министерства экономики Республики Беларусь, государство может оказывать ощутимую помощь через бюджет максимум 10 % населения»14.

От последствий глобального кризиса более всего пострадали те государства, в которых не были проведены комплексные реформы. Практически во всех странах СНГ не было энергичных структурных преобразований и при этом максимально возможной компенсации населению тягот за счёт увеличения доли социальных расходов в ВВП, быстрых реформ (как это было, например, в Польше и Венгрии). Ближе всего к такой модели находились страны Балтии.

Доминирующим в экономической политике является тезис, согласно которому в первую очередь необходимо достичь быстрого экономического роста и только после этого переходить к решению социальных проблем. Мировой опыт показывает, что эти процессы должны идти одновременно. Так происходили реформы в рамках «Нового курса» Рузвельта, в послевоенной Германии. Что касается Чили, то обычно обращают внимание только на пенсионную реформу, хотя ей сопутствовал целый ряд социальных программ.

Дело не только в том, насколько своевременны и радикальны рыночные реформы в социальной сфере, а в том, что они должны подкрепляться, проводиться вместе с другими структурными и институциональными реформами. Тогда те и другие имеют успех.

Социальная ситуация в постсоветских государствах в ближайшей, да и в долгосрочной перспективе будет определяться созданием механизмов справедливого распределения результатов наметившегося экономического роста, использованием их не относительно узким кругом лиц, а в интересах всего населения. Мировой опыт распределения и использования доходов показывает, что рост ВВП, ради которого приносится в жертву жизненный уровень, сам по себе не означает ни увеличения доходов большинства населения, ни уменьшения их дифференциации. Другими словами, экономический рост – ключевое условие роста благосостояния, но он не обеспечивает это автоматически. Объем произведенного богатства и его справедливое распределение – разные вопросы.

И здесь главным является то, насколько само общество, население будут готовы к постоянным действиям в различной форме по защите своих интересов. Как показывает практика, меры по повышению жизненного уровня «сверху» осуществляются либо когда ухудшение ситуации угрожает самим основам существующего строя, либо когда существуют условия и формы постоянного «давления» снизу, с которыми власти вынуждены считаться.

Необходима также разработка социальной стратегии основанной на определенной системе ценностей и с учетом тех изменений, которые происходят в мире, тех тенденций, которые только намечаются и развиваются. Сегодня теоретическая мысль в постсоветских государствах не предлагает альтернативных концепций социальной политики.

И, наконец, что представляется самым главным, в странах СНГ еще не сложилось гражданское общество, институты которого могли бы способствовать справедливому распределению результатов экономического роста, формированию адекватных новым условиям методов решения социальных задач. Хотя последние политические события в странах СНГ, направленные на ускорение процессов демократизации, внушают определенные надежды.