Geum.ru

Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   63   64   65   66   67   68   69   70   ...   76

VII




Подъехав ко дворцу, эмир Тимур-Мелик тяжело слез с усталого коня,

провел ладонью по нахлестанным песчаным ветром воспаленным глазам. Ему все

еще плохо верилось, что он жив, и уж совсем не верилось, что в Гургандже

ничего не изменилось. У дворца стоят караульные в начищенных до блеска

шлемах, подъезжают и отъезжают неторопливые и важные, как сытые верблюды,

слуги повелительницы всех женщин мира... Тимур-Мелик только что пересек

пустыню. Ехал и шел пешком, держась за хвост утомленного коня. Из войска,

с которым он оборонял Ходженд, не осталось ни одного человека - полегли

бесстрашные воины от вражеских стрел, от ударов мечей и сабель.

Для защиты Ходженда шах выделил воинов мало, обещал прислать позднее.

Но так и не прислал. С теми силами, какие у него были, Тимур-Мелик долго

удерживать город не мог. Когда стало невмоготу, с тысячью оставшихся в

живых храбрецов покинул крепостные стены, переправился на островок, что

был чуть ниже Ходженда, Рукава реки Сейхун с той и с другой стороны

островка были довольно широки, стрелы его не достигали. Враги заставили

хашар перекрывать один рукав. Но Тимур-Мелик обтянул суда сырым войлоком,

обмазал сверху глиной, смешанной с уксусом, сделав их неуязвимыми ни для

стрел, ни для зажигательных снарядов. На этих судах приближался к берегу,

наносил врагам урон, разрушал плотину. Они ничего не могли с ним сделать:

суда, какие не мог взять с собой, заранее пожег. Но у него кончились

припасы. Нечем было кормить людей и лошадей. И он поплыл вниз. Враги

следовали за ним по обоим берегам. В одном месте они успели перекрыть

Сейхун железной цепью. Но суда прорвали се. Течение несло их к Дженду. А

он знал, что этот город занят врагами. И решился высадиться. При высадке

большинство воинов пало. С теми, что остались, он направился через пустыню

Каракумы. Враги неотступно преследовали его. Каждая стычка уносила воинов.

В песчаных барханах удалось скрыться ему одному...

Но он напрасно думал, что в Гургандже ничего не переменилось. Эмиры,

толкавшиеся у дверей покоев Теркен-хатун, разговаривали вполголоса, словно

боялись, что их услышит монгольский хан. Они обступили Тимур-Мелика,

начали расспрашивать: что, как?

- Плохо,- сказал он.- Очень плохо.

Теркен-хатун сразу же позвала его к себе. Она сидела на краешке трона,

будто собиралась вскочить и бежать куда-то. Лицо ее пожелтело еще больше,

нос стал острее. Он начал было рассказывать о гибели своих воинов, но она

прервала его:

- Скажи, они могут прийти сюда?

- Да, они придут. Наши силы разрознены. Наш повелитель удалился.

- Не тебе говорить о делах повелителя!- одернула его она.- Когда они

могут прийти сюда?

Обиженный ее резкостью, он хмуро сказал:

- Завтра. Они могут прийти завтра. Когда им захочется.

Шихаб Салих затряс бороденкой.

- Милостивая, послушай наконец раба твоего - тебе надо уходить. Ты не

дорожишь своей бесценной жизнью - пусть аллах всемилостивый сохранит ее,-

подумай о женах, дочерях, малых сыновьях нашего повелителя...

<Ах, какой заботливый!- с ненавистью подумал о Салихе Тимур-Мелик.- Но,

может быть, если Теркен-хатун покинет Гургандж, его будет легче

удержать...>

- Я тоже думаю, что тебе, повелительница, лучше обождать в другом,

более безопасном месте.

- Обождать?- Теркен-хатун скрипуче рассмеялась.- Так ты называешь мое

бегство? Это бегство. И я побегу. Что остается делать мне, женщине, если

мужчины перестали быть воинами! Я побегу, но позор ляжет не на меня, на

вас! Правителем всех дел я оставляю Хумар-тегина.

Тимур-Мелик горько усмехнулся. Напыщенный и глупый Хумар-тегин будет

только помехой тем, кто захочет защищать Гургандж.

Забрав драгоценности, гарем шаха, его детей, Теркен-хатун тайно отбыла

из Гурганджа. Перед своим отъездом она повелела умертвить всех заложников

- сыновей медиков и атабеков, покоренных шахом. Их задушили и, привязав к

ногам камень, бросили в Джейхун.

Хумар-тегин незамедлительно въехал в оставленный повелительницей

дворец, повелел эмирам воздавать ему царские почести. Заплывшие глазки его

сияли довольством, он медлительно поглаживал три клочка волос (два - усы,

третий - борода), говорил до того глубокомысленно, что его, кажется, никто

не понимал. Над ним посмеивались, втихомолку называли <ноурузским

падишахом> ', но в глаза льстили: мало ли как все может повернуться.

Тимур-Мелик с растущим отчаянием осознавал: государство катится к гибели.

[' Шутовской царь, избираемый в день празднования ноуруза -

мусульманского праздника.]

VIII




Бежав в Балх, хорезмшах Мухаммед собрал под свои знамена несколько

тысяч воинов и расположился на берегу Джейхуна. Вселяя уверенность в себя,

в своих сыновей, он часто повторял:

- Река - непреодолимый крепостной ров. Ни одному неверному не перейти

на этот берег.

Он стал верить в это и вновь ходил выпятив широкую грудь. Но успокоение

было недолгим. Хладным градом обрушивались вести одна хуже другой: пал

Отрар... взята Бухара... захвачены Сыгнак, Дженд... Хан движется к

Самарканду... В помощь самаркандцам он послал десять тысяч воинов. Но они,

наслушавшись дорогой о силе хана неверных, оробели, разбежались. Шах

отправил еще двадцать тысяч. Не дошли и эти. Джалал ад-Дин был вне себя,

ругал и воинов, и эмиров, даже ему, шаху, высказал спое недовольство.

- Твоей волей распыленные силы мы распыляем еще больше. Если враги

придут сюда, мы их не удержим. Не поможет и река.

Шах и без упреков сына понимал: теперь, когда без сражения утеряно

тридцать тысяч воинов, он не сможет помешать монголам переправиться через

Джейхун.

- Я передумал,- сказал он сыну.- Нам незачем держаться тут. Кто такие

кочевники? Это люди, жадные до чужого добра. Захватив столько городов, они

нагрузятся добычей и уйдут в свои степи.

Оставив на реке часть войска для наблюдения, шах пошел в Нишапур. Хотел

собрать в этом городе войско. Но получил известие: неверные

беспрепятственно переправились через Джейхун и стремительно движутся по

его следам. Забрав сыновей - Джалал ад-Дина, Озлаг-шаха и Ак-шаха и

небольшую свиту, он выехал будто бы на охоту...

И начались метания по стране. Стоило ему прибыть в какой-нибудь город,

как через день-другой крик: <Неверные!>- заставлял его вскакивать на коня

и искать спасения в бегстве. Лишь несколько раз удавалось оторваться от

упорного преследования врагов и дать себе отдых. В такие дни Джалал ад-Дин

старался собрать воинов, а он шел в мечеть, просил имама читать Коран,

отворачивался к стене и плакал. Он чувствовал себя виноватым перед богом и

людьми. Крик <Неверные!>- отрывал его от покаяния, а Джалал ад-Дина от

воинских забот, и вновь кони несли их мимо селений и городов.

Измученный страхом, беспрерывной скачкой, он прибыл в горы Мазандерана.

Хотел остановиться в каком-нибудь укреплении, уповая на волю аллаха. И тут

узнал: мать с его гаремом укрылась в Илалской крепости, вознесенной на

вершины скал. Подходы к ней узки, тропа на краю ущелья, где могли с трудом

разминуться двое конных,- потому крепость считалась неприступной. На

скалах не было ни одного источника, однако жажда не угрожала обитателям

крепости. В этих местах над горами почти всегда висели тучи, часто шли

дожди. Но в этот раз не пролилось ни единой капли. Несколько недель пекло

солнце, а монголы охраняли тропы, ведущие вниз. Жажда заставила распахнуть

ворота крепости. И, будто в насмешку, в ту же ночь небо завалило тучами, а

утром пошел дождь. Это ли не подтверждение того, что аллах отвратил свое

лицо от шаха и его дома! Монголы отрубили голову изворотливому Шихаб

Салиху, казнили малолетних сыновей шаха, а дочерей роздали в жены людям

низкого рода. Гордую Хан-Султан, вдову Османа, получил красильщик тканей.

А мать отправили в Самарканд, к хану.

Оплакав наедине своих детей, шах стал готовиться к смерти. Бежать

больше некуда и незачем. Но Джалал ад-Дину кто-то подсказал, что шаха

можно спасти, если переправить на один из островов Абескунского моря '. Он

принудил отца тронуться в путь. С шахом осталось не больше двадцати

человек, считая сыновей. Скакали, стараясь никому не показываться на

глаза. На берегу моря в маленьком селении взяли две лодки, стали

усаживаться.

[' А б е с к у н с к о е м о р е - Каспийское море.]

Стоял холодный, ветреный день. Седогривые волны накатывались па

песчаную отмель, вскидывали лодки. Шах пошел по прыгающей под ногами

доске, брошенной одним концом на борт, поскользнулся и упал. Волна окатила

его, сорвала с головы высокую шапку с накрученной на нее чалмой. Его

подхватили, перевалили через борт, гребцы налегли на весла. Лодка, то

взлетая на волне, то запахиваясь носом в воду, отошла от берега. Обгоняя

ее, прыгала, крутилась, переворачивалась и уплывала в море его шапка.

Ветер прохватывал шаха насквозь. Кто-то набросил на его плечи чапан, но

это не помогло. Мокрая одежда прилипла к телу, он не мог сдержать дрожь.

Когда пристали к острову, не мог разогнуть закоченевшие ноги. Его

перенесли на берег, воины сняли с себя кто рубашку, кто шаровары, он

переоделся в сухое, согрелся у огня. Остров был небольшой, с песчаными

барханами по краям. В глубине его росли кусты со сваленными в одну сторону

ветвями. Редкая жесткая трава не прикрывала наготу земли. За полосой

вспененного моря был виден берег - далекие горы со снежными чалмами на

вершинах, его владения. После того как он завоевал столько земель,

утвердил свою власть над столькими народами, клочок этой скудной суши

среди бушующего моря - все его владения. И надолго ли? Слезы душили шаха,

и только стыд перед сыновьями удерживал его от рыданий.

Свита натягивала палатку. Всем распоряжался Джалал ад-Дин, неутомимый,

не подверженный унынию. Младший, Ак-шах, лежал по другую сторону огня,

закрыв лицо ладонями. О чем он думает? О матери, которая попала в руки

монголов? О властной бабушке? О нем, о своем отце, растерявшем все?

Наследник Озлаг-шах сидит рядом с братом, строго посматривает на свиту.

Теркен-хатун успела ему внушить, что он будущий шах и потому на голову

выше своих братьев. Из того многого, что должен знать и понимать

правитель, Озлаг-шах понял только это. Джалал ад-Дину он неровня. Ни

большого ума, ни бесстрашия...

К вечеру шаха стало знобить, потом бросило в жар. Утром он не смог

встать с постели, лежал в палатке, обливаясь холодным потом; болела

голова, в груди что-то сипело и хлюпало. И никто ничем не мог облегчить

его страдания. Он попросил Джалал ад-Дина почитать Коран, но смысл слов

откровений пророка ускользал от обремененного болью сознания. Он отпустил

сына. Внезапно подумал, что ему уже не подняться. Вспомнил своего отца,

шаха Текеша, умиравшего во дворце, в окружении ученых лекарей, заботливых

слуг. Отец ему оставил крепкое государство, воинов, сокровища. А прадед

шаха Текеша был простым рабом, своим умом, храбростью он добился всего.

Его предки из рабов вышли в шахи, а он...

Свита сидела у огня. Люди тихо разговаривали. Кому-то возражая, Джалал

ад-Дин сказал:

- Потеряно не все. Найдутся тысячи отважных воинов. Если их собрать и

повести за собой, они заставят попятиться хана. Я в это верю.

- Где они, эти воины?- спросил Озлаг-шах.

- Они есть. И они гадают - где те, что должны повести нас в битву? Мы

спрятались от врагов и друзей. Мы достойны презрения.

То, что говорил старший сын, больше всего относилось к нему, шаху

Мухаммеду. Он попытался мысленно поспорить с Джалал ад-Дином и не нашел

себе оправдания. Возвеличивался над слабыми и уступал силе. Все, что

случилось, должно было случиться.

Ему становилось все хуже. Временами впадал в забытье. Он позвал в

палатку сыновей.

- Дети, аллах зовет мою душу.

Ак-шах пустил слезу, засопел, Озлаг-шах и Джалал ад-Дин наклонились над

ним.

- Может быть, все пройдет...

Но в голосе старшего сына не было надежды, а притворяться он не умел.

- Я оставляю вас в страшное время. Только аллах может защитить вас.

Озлаг-шах, я меняю свое решение. Своим наследником назначаю Джалал

ад-Дина. Принесите бумаги...

Он заставил Озлаг-шаха написать указ о лишении его прав наследника

престола хорезмшахов и о назначении своим преемником Джалал ад-Дина.

Неверной рукой подписался, поставил печать. На бумаге четко оттиснулось:

<Повелитель правоверных, тень бога на земле, хорезмшах Ала ад-Дин

Мухаммед>. Слеза упала рядом с оттиском, на бумаге расплылось пятно. Он

велел подать саблю. Опоясал ею Джалал ад-Дина.

- Может быть, сын, ты будешь счастливее меня.

- Клянусь аллахом и именем пророка, я сделаю все, чтобы изгнать

врагов!

Ветер трепал полотно палатки, оно гудело и хлопало. Шаху было холодно и

больше всего хотелось оказаться в мягкой и теплой постели. Из всех желаний

это было главным. И неисполнимым, как все другие.

...Шах умер ночью, когда все спали. В тот же день его похоронили. Не

нашлось даже клочка материи на саван, опустили тело в могилу в чужой

одежде. Сразу же после похорон все сели в лодки и по неспокойному морю

поплыли к полуострову Мангышлак. Там, к счастью, врагов не оказалось.

Отсюда, добыв лошадей, благополучно добрались до Гурганджа.

Сыновей шаха узнали еще в пригороде, и молва об их возвращении полетела

вперед. Люди высыпали на улицы, они улыбались и плакали, многие бежали

рядом, хватаясь руками за стремена, за полы чекменей.

У шахского дворца стояли эмиры во главе с Хумар-тегином. О смерти

Мухаммеда они, как видно, уже прослышали, но еще не знали, что новый

шах-Джалал ад-Дин. Все бросились к Озлаг-шаху, кланялись ему как

повелителю. Он что-то бормотал и слабо отбивался. Джалал ад-Дин соскочил с

коня, увидев Тимур-Мелика, пробился к нему сквозь толпу придворных, взял

за руку.

- Пойдем.

Они направились во дворец. Их обогнали эмиры. Они устремились в покой

для приемов, увлекая за собой Озлаг-шаха, тот вдруг уперся, крикнул Джалал

ад-Дину:

- Скажи им, брат! Они ничего не понимают!

Джалал ад-Дин подошел к трону хорезмшахов. Сердцу стало больно. Давно

ли тут сидел отец, грозный владыка... Отца нет. И вся тяжесть забот

ложится на его плечи.

Попросив тишины, он достал из-за пазухи бережно свернутый указ отца.

Эмиры недоуменно повернулись к нему. Он передал свиток Тимур-Мелику.

- Огласи.

По мере того как становилось ясно, что означает последняя воля

покойного шаха, недоумение на лицах эмиров сменялось растерянностью. Уж

этого они никак не ждали! Джалал ад-Дин стиснул челюсти до ломоты в зубах,

сел на трон. Все эмиры, кроме Тимур-Мелика, были приверженцами бабушки

Теркен-хатун, Они сделали все, чтобы лишить его законного права

наследовать престол, они покушались на жизнь отца, из-за них враг

беспрепятственно разгуливает по владениям...

- Подлинно ли рукой шаха сделана подпись?- усомнился Хумар-тегин.

Джалал ад-Дин взял из рук Тимур-Мелика указ, развернул его.

- Смотри!

Хумар-тегин наклонился, всматриваясь в подпись и печать, и Джалал

ад-Дину стоило усилий удержаться от искушения пнуть его в живот. Строго

спросил:

- Что сделал для отражения врагов?

- Потом расскажу... Скорбя о безвременной кончине твоего великого отца

- мир его праху, благоденствие его душе!- мы поздравляем тебя с

восшествием на престол и молим аллаха милосердного, чтобы ты был таким же,

как твой отец, как и он, внимал слову эмиров - опоры престола.

- Об этом потом, когда изгоним врага. Сейчас - дело.

В тот же день Джалал ад-Дин объехал укрепления. Работы не велись. И он

резко высказал эмирам свое недовольство, каждого приставил к делу, стал

строго взыскивать за нерадение. Это многих озлобило. Эмиры начали

поговаривать, что, пользуясь болезнью шаха, Джалал ад-Дин силой принудил

его изменить свою прежнюю волю. Больше других усердствовал в этом

Хумар-тегин, вкусивший сладость власти. Джалал ад-Дин повелел бросить его

в подземную темницу, пригрозил эмирам:

- С каждым будет то же самое!

Наверное, ему не следовало так делать, наверное, надо было как-то

примириться с эмирами. Но он слишком хорошо помнил, к чему привела

уступчивость отца, и решил укоротить волю <опоры престола>. Одного не взял

во внимание: у эмиров были воины. Опасаясь за свою жизнь, они окружили

дворец, попытались захватить и убить молодого шаха, Вместе с Тимур-Меликом

и тремя сотнями всадников Джалал ад-Дни прорвался и ушел из Гурганджа. Он

звал с собою и братьев. Те не пошли. Озлаг-шах втайне, кажется, надеялся,

что займет место старшего брата. Но эмирам даже и он стал не нужен.

Озлаг-шаху и Ак-шаху пришлось бежать через три дня. По дороге наскочили на

монголов и были убиты.

Эмиры провозгласили хорезмшахом Хумар-тегина. Новый повелитель, ошалев

от неожиданного счастья, щедро раздавал награды своим приближенным, шумно

праздновал. В дворцовых покоях до утра горели огни, не умолкала музыка.

Толпы горожан, согнанных приветствовать нового шаха, стояли в темных

улицах и, принуждаемые плетями воинов, провозглашали здравицу

Хумар-тегину. Расходясь домой, люди вздыхали, ругались, восклицали: <Аллах

великий, что же это будет?>