Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   60   61   62   63   64   65   66   67   ...   76

IV




Отрарский наиб Гайир-хан был молод. Лишь недавно бородка подчернила его

скулы, еще не отвердевшие, юношески округлые. И как он ни старался

показать себя перед Караджи-ханом суровым воином и мудрым правителем - не

выходило, забываясь, мог залиться веселым, безудержным смехом, что,

конечно же, не приличествовало наместнику шаха. Правда, морщинистое,

скуластое лицо Караджи-хана не побуждало к веселью. Гайир-хан догадывался,

о чем думает эмир. Он думает: <Наиб, правитель осажденного города... Ну

какой это наиб и правитель! Быть бы ему висак-баши ', а не правителем>. Но

Гайир-хана все это печалило мало. Пусть Караджи-хан думает, что хочет,

вслух своих мыслей он никогда не выскажет. Тень великой родственницы

надежно прикрывает Гайир-хана от злословия. И весело-то ему было оттого,

что Караджи-хан служил шаху до морщин, до серебра в бороде, а ничего

хорошего не выслужил и в последнее время стал прислоняться к тем, кто

поддерживал Теркен-хатун. Вот за это шах и толкнул его в Отрар. От этого,

должно быть, число морщин на лице эмира сразу удвоилось. Тут не хочешь, да

засмеешься.

[' В и с а к - б а ш и - начальник палатки, куда входило кроме него еще

три воина.]

Гайир-хан угощал эмира в покоях старинного дворца. На дастархане были

мягкие лепешки, рыбий балык, жареное мясо, всякие приправы, изюм,

виноград, яблоки, ядра орехов - всего вдоволь. А Караджи-хан жевал лениво,

нехотя. Посмеиваясь про себя, Гайир-хан спросил:

- Может, позвать танцовщиц?

- В такое-то время?- Караджи-хан вскинул на него хмурый взгляд,

осуждающе покачал головой.- Не увеселять себя надо, а молиться

всевышнему...- Помолчав, добавил:- Тебе - больше других. Побил купцов и

вовлек нас в пучину гибели.

- Купцов? О нет, достойный! Ты пригласил гостя в дом, а он заглядывает

туда, куда постороннему смотреть воспрещено, хватает тебя за бороду,-

гость ли это?

- Аллах великий, помоги нам выбраться на берег безопасности... И зачем

я пришел сюда!

- Величайший не оставит нас в беде. Он приведет войско.

- Пусть аллах услышит твои слова! Мне нельзя было идти сюда. В

Гургандже и дом, и дочь свою единственную оставил на гулямов. Если со мной

что-нибудь случится, кто позаботится о ней?

- Ее зовут Фатима?

- Фатима. А что?

Фатиму Гайир-хан видел раза два перед своим отъездом в Отрар. Она

удивила его тем, что была не похожа на своих сверстниц, любительниц

хихикать, пряча лицо под покрывалом. Такими были все сестры Гайир-хана. А

Фатима... Ее взгляд как бы отстранял человека, отодвигал его на

расстояние. Она была недоступна. Может быть, поэтому и запомнилась.

- Этот дом пуст,- Гайир-хан повел рукой вокруг себя,- в нем нет

хозяйки.

- Дочь у меня хороша.- Морщины на лице Караджи-хана расправились.-

Аллах не наделил сыновьями. Одна она у меня. Все ей достанется. А я не

бедняк. И род мой знатен.

<Ах ты, старый мерин!>- весело подумал Гайир-хан, вслух же сказал:

- И я не беден. И род мой - тебе ли говорить - один из самых знатных.

- Может быть, мы породнимся,- важничая, сказал Караджи-хан.- Я

подумаю.

Гайир-хан еле сдержал смех. Эмир - медный дерхем, а хочет казаться

золотым полновесным динаром. Долго жил, а ума не нажил.

Слуги принесли кувшин с водой. Омыв руки, эмиры вышли из дворца.

Толстые стены внутреннего укрепления, сбитые из глины, смешанной с

скатанными речными камнями, возвышались над черепичной дворцовой крышей. У

стен лежали мешки с мукой и зерном, укрытые полосами ткани. Гайир-хан

успел свезти урожай со всей округи. Зернохранилища были забиты до отказа.

Голод не грозит осажденным. Они могут сидеть за стенами и полгода, и год -

до тех пор, пока у неверных не истощится терпение и они не уберутся в свои

степи или пока их не отгонит шах.

Перед эмирами распахнулись тяжелые, окованные железом ворота, и они

выехали в город. В Отрар стеклось много народу. Расположились, кто где

мог. На площадях, в переулках стояли палатки, шалаши, телеги, кучами

лежали узлы, и по ним ползали дети. Тут же горели огни, женщины пекли

лепешки, варили рис с бараниной. Синий чад плыл в небо.

У городской стены спешились. По крутой, с истертыми ступенями лестнице

Гайир-хан взбежал вверх. Следом, пыхтя и отдуваясь, взобрался Караджи-хан.

За стеной, на серой равнине, изрезанной желтыми полосами жнивья, вольно

раскинулся стан врагов.

- Сколько же их, проклятых!- сдавленно проговорил Караджи-хан,

вытягивая жилистую шею.

Один из воинов потянул его за рукав.

- Осторожней. Они хорошо стреляют.

Редкие всадники крутились возле стен, иногда подскакивали совсем

близко, что-то выкрикивали, выпускали одну-две стрелы и, уворачиваясь от

ответных стрел, убегали. Воины Гайир-хана беззлобно ругались. Караджи-хан,

благоразумно присев за зубец стены, пробормотал:

- Кишат, как муравьи... Да если они топнут все разом, эти стены

треснут и развалятся. Что будет, Гайир-хан?

- Будет хорошая битва.

- Нам не удержать город.

- Тогда мы умрем на его развалинах.

- Тебе ли, не видевшему жизни, говорить о смерти!

- Всем когда-то надо умирать. Немного раньше, немного позже. Достоин

жизни тот, кто не страшится смерти.- Гайир-хан взял из рук воина лук,

встал во весь рост между зубцами, замахал рукой.- Э-эй, неверные собаки,

кто хочет состязаться со мной в стрельбе?

Его заметили и услышали. Всадники сбежались в кучу, постояли. От них

отделился один, поскакал к стене. Гайир-хан приказал воинам не стрелять.

На всаднике были чалма и красный чапан.

- Мусульманин!- удивился кто-то.

Всадник осадил рыжую белоногую лошадь. Гайир-хан узнал в нем

Данишменд-хаджиба, закричал:

- Уходи презренный! Не желаю пачкать о тебя спои руки. Для тебя есть

палач.

- Сдай город, Гайир-хан!- Данишменд-хаджиб приподнялся на стременах,

приложил ко рту ладони.- Себя ты давно обрек на гибель. Не губи людей.

Великий хан дарует жизнь тем, кто покоряется.

Гайир-хан натянул лук. Звонко пропела стрела. Лошадь под

Данишменд-хаджибом прянула в сторону и свалилась на бок, забила по земле

ногами. Хаджиб лег за нее. Воины на стене засмеялись.

- Видишь, я мог бы убить тебя!- крикнул Гайир-хан.- Но иди к своему

грязному хану. Без тебя некому будет почесывать ему пятки.

Пригибаясь, оглядываясь, хаджиб побежал. Воины на стене свистели,

топали, били ладонями по голенищам сапог.

На другой день в стане врагов началось непонятное вначале движение.

Стан расползался в разные стороны. Ржали кони, кричали верблюды, скрипели

телеги, звенели оружием всадники. И все это двигалось, обтекая город со

всех сторон.

- Слава аллаху, они уходят!- сказал Караджи-хан.

Весть об этом сразу же облетела Отрар. Горожане лезли на стены, грозили

кулаками вслед уходящим. Но радость была преждевременной. Много воинов

хана осталось, и они сразу же приступили к осаде. Подтянули к стенам

камнеметы, защитив их земляными насыпями. Глыбы камня загрохотали,

ударяясь о стену, сшибая зубцы. Следом летели зажигательные стрелы.

Вспыхивали крыши домов, вздымался густо-черный дым. В нем задыхались

воины. Чихая, кашляя, сбивали огонь войлоками, засыпали песком. Гайир-хан

в прожженном чекмене, с черным от копоти лицом носился по всему городу,

подбадривая воинов, успокаивал жителей.

- Держитесь, правоверные, скоро придет с великим войском шах.

Следом за ним таскался Караджи-хан. Его душа стала прибежищем уныния и

печали.

- Мы пропали. Не придет шах. Что будет с моей бедной дочерью? Тебе

надо было бы поговорить с Данишменд-хаджибом.

- О чем?- Гайир-хан начинал злиться.

Караджи-хан благоразумно умолкал.

Монголы вцепились в город мертвой хваткой. Ни днем, ни ночью не умолкал

грохот камней, раздалбливающих стены. От этого грохота, от дыма и пыли

негде было укрыться. И невозможно было помешать врагам... Гайир-хан с

тысячью храбрецов решил сделать вылазку. Со звоном и ржавым визгом

распахнулись городские ворота. Гулко прогрохотали копыта коней под сводом

надвратной башни. Подняв над головой кривую саблю, Гайир-хан бросился к

камнеметам. Рубанул по голове монгола в косматой лисьей шапке. Воины секли

убегающих, спрыгивали с коней, ломали камнеметы. Но от стана врагов уже

мчались всадники, грозным рыком раскатывался их боевой клич.

Гайир-хан поскакал навстречу, увлекая своих воинов. Сшиблись.

Всхрапывали кони, взблескивали мечи и сабли, сверкали смертной ненавистью

глаза. Гайир-хан вертелся в седле, как обезумелый, рубил, отбивал удары.

Монголов становилось все больше. Воины Гайир-хана начали откатываться к

воротам. Смешавшись с врагами, втянулись в город. Упала железная решетка,

отсекая монголов, захлопнулись ворота. Врагов, проникших в город,

стаскивали с коней, рубили саблями, топорами, резали ножами - ни одного не

оставили в живых.

В этой вылазке Гайир-хан потерял около пяти сотен воинов. Враги стали

осторожнее. Теперь они днем и ночью держали у всех ворот конных.

Проходила неделя за неделей. Надвинулась зима. Снег лег на землю. Дали

манили белизной. А в городе все было черным от дыма и копоти. Враги без

передышки долбили стены. Во многих местах стены стали обваливаться.

Гайир-хан приказал заделывать проломы под тучами стрел. Число убитых все

увеличивалось. Караджи-хан твердил:

- Не придет шах. Бросил нас. Может быть, нам снестись с неверными?

Если мы сдадим город...

- Мы не сдадим город!- оборвал его Гайир-хан.- Даже думать об этом не

смей! Голову сниму!

Караджи-хан испуганно глянул на него, замолчал. И больше уже не

таскался следом за Гайир-ханом.

Сдерживать неслабнущий напор врагов становилось все труднее. Во дворец

Гайир-хан возвращался поздно ночью, торопливо ел и не раздеваясь падал в

постель.

Его разбудили среди ночи:

- Караджи-хан предал нас. Враги в городе.

Он выскочил из дворца. На площади толпились воины. Ворота внутреннего

укрепления были закрыты. За ними, в городе, гудели голоса. Гайир-хан

поднялся на минарет мечети. Внизу пылали сотни огней. Горели дома. Среди

них метались жители, скакали вражеские воины, оттесняя людей от стен

укрепления.

- Будь ты проклят, Караджи-хан!

Гайир-хан стиснул зубы. Надо было убить этого морщинистого труса. Видел

же, что трус.

Сбежал вниз, к воинам. Они разожгли посредине площади огонь. Стояли

вокруг него, мрачно смотрели себе под ноги.

- Воины, теперь у нас почти нет надежды на спасение. Ваша жизнь

принадлежит не мне - аллаху. Кто не хочет умереть вместе со мной, пусть

отойдет в сторону. Мы откроем ворота и выпустим...

Никто не тронулся с места, не проронил ни слова. Он сказал еще:

- Клянусь всемогущим, я никого не стану удерживать.

- Мы будем драться,- сказал пожилой воин, одетый в полосатый халат.-

Враг идет, чтобы вытоптать наши поля, вырубить сады. Он будет насиловать

наших женщин. Допустив такое, сможем ли смотреть в глаза наших детей?

Воины одобрительно зашумели.

- Спасибо вам,- тихо сказал Гайир-хан.- Враг может убить нас, но не

лишить достоинства. Мы умрем, и наши имена будут вечным укором черной

совести тех, кто купил свою жизнь предательством.

Сами монголы не стали брать укрепление, бросили на его стены воинов

Караджи-хана и горожан. Они лезли по крутым лестницам, зажав в зубах

кинжалы. Воины Гайир-хана с яростью обрушивали на них камни, бревна,

кирпичи, били стрелами, сбрасывали вниз копьями. Под стеной росла гора

трупов. Враги толпились на безопасном расстоянии, подбадривали нападающих

глумливыми выкриками. Не помогало это - пускали в ход плети.

На место павших пригоняли толпы новых. Воины Гайир-хана изнемогали от

усталости, истекали кровью.

Враги подобрались к воротам. Поставили перед ними пороки, оградив их от

стрел и камней досками, войлоками. Через три дня ворота были разбиты. В

укрепление ворвались сами монголы. Гайир-хан бился у ворот, потом на

ступеньках дворца. Все меньше и меньше оставалось возле него воинов.

Теснимый врагами, он поднялся на дворцовую крышу. Отбивался обломками

кирпичей и черепичных плит. Стрелы повалили всех воинов. Он остался один.

Враги перестали метать стрелы, и он догадался, что его хотят взять живым.

Побежал к краю крыши, хотел броситься вниз. Не успел. На шее захлестнулся

аркан. Враги навалились, завернули за спину руки... Сволокли вниз,

положили поперек седла и повезли в свой стан. Перед большой белой юртой

сбросили на землю. В рот, в нос набился песок. Он встал на ноги, чихая и

отплевываясь. К нему подошли два молодых монгола в золоченых доспехах и

раболепно сгорбленный переводчик-мусульманин.

- С тобой будут говорить Угэдэй и Чагадай, сыновья великого хана,

победившие тебя.

- Благодари аллаха, что я связан,- процедил он сквозь зубы

переводчику.- Не они меня повергли на землю - предательство,

- Они хотят удостовериться, ты ли Гайир-хан.

- Закрой свой поганый рот!

Откуда-то прибежал Караджи-хан, распростерся у ног сыновей монгольского

владыки.

- Это он и есть, Гайир-хан. Я помог вам, доблестные, схватить...

Ноги у Гайир-хана были свободны, и он с силой пнул в тощий зад

предателя.

- У-у, старая вонючка! Что скажешь ты шаху, когда он вернется сюда?

Сыновья хана монголов не заступились за своего пособника. Молча

смотрели на эмиров: один - надменно-брезгливо, второй - с благодушной

улыбкой. Гайир-хан занес ногу второй раз, но молчание врагов образумило

его. Нет, он не станет устраивать для них потеху.

- Твой шах отдал Бухару!- злобно огрызнулся Караджи-хан.

- Не верю тебе, вместилище лжи!

- Не верь...- Караджи-хан начал кланяться врагам, плаксиво затянул:- Я

помог вам, великие и могучие миродержцы...

- Мы у тебя помощи не просили,- передал переводчик слова того из

сыновей, что смотрел на них надменно-брезгливо.- Нам предатели не нужны.

Ты умрешь на глазах тех, кого предал.

Два воина схватили Караджи-хана за ноги, отволокли в сторону и

обезглавили. Гайир-хан развернул плечи, сам шагнул к воинам-палачам. Но

его остановил переводчик:

- Ты сперва предстанешь перед лицом повелителя вселенной.

Его повезли по дороге в Бухару. Но он не верил, что древняя прекрасная

Бухара стала добычей монгольского хана. У шаха столько храбрых воинов. И

сражаются они за родную землю, за покой своих матерей, жен, детей. Кто

сможет одолеть, если станут плечом к плечу?

Под Бухарой встретились толпы пленных. По дороге брели молодые

горожане, понуро опустив головы. Монголы, сопровождающие Гайир-хана,

охотно пояснили: молодых бухарцев гонят осаждать Самарканд. И все равно

Гайир-хан не верил...

Не верил, пока не увидел город. Вернее, то, что от него осталось. Над

дымящимся пепелищем возвышались полуразрушенные каменные мечети и дворцы с

закопченными стенами. Ветер раздувал горячие угли, разносил искры,

развевал хлопья сажи. Гайир-хан отвернулся. Он не мог видеть этого. И не

хотел больше думать о шахе...