Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   68   69   70   71   72   73   74   75   76

XVI




В лето 6731-е ' от сотворения мира в последние дни мая все полки

русские перешли Калку - тихую, с теплой водой и буйнотравными берегами.

Дни стояли жаркие, как в разгар лета. Цветы и травы, увядая, никли к

земле.

[' Год 1223.]

Князь Мстислав Удатный, его зять Даниил с десятком дружинников

поднимались на крутой каменистый холм. Под копытами скрипела и осыпалась

дресва. Потные кони мотали головами, отбиваясь от мух и слепней. Захарий

тащился позади всех, поглядывал на темнеющий вдали стан монголов,

вспоминал Судуя и радовался, что он не тут, а у Джучи.

Вершину холма занимал со своими воинами-киянами князь Мстислав

Романович. Окружив стан телегами, воины вбивали в землю заостренные колья

- дополнительное укрепление. Мстислав Удатный процедил сквозь зубы:

- До зимы тут сидеть собирается?

Даниил, ясноглазый, русоголовый, тихо засмеялся.

- Кияне без города не могут.

На холме ощущалось движение воздуха, было прохладнее, чем внизу, но

князь Мстислав Романович истекал потом. Он сидел в тени от палатки,

растянутой на колья, вытирал красное лицо и мокрую бороду льняным

рушником. Походный складной стул жалобно скрипел под ним. На таком же

стуле сидел и Мстислав Святославич. В правой руке он держал серебряный

кубок, в левой - бутыль зеленого стекла, время от времени плескал в кубок

густое красное вино, пил, морщась от отвращения. Черниговцы Мстислава

Святославича стояли внизу, под холмом, наособицу и от киян и от галицких,

наособицу же встали половцы Котян-хана. Не воинское хитроумие заставило

князей так расставить свои силы. Распря меж ними все усиливалась, под

конец уже ни о чем не могли говорить спокойно, сразу же возгоралась свара.

Потому не сговариваясь отделились друг от друга.

Не слезая с коня, князь Мстислав Удатный повел вокруг рукой.

- Крепкую ограду ставишь, брат.

Отовсюду доносился стук топоров. Воины в холщовых рубахах, мокрых от

пота, затесывали и вгоняли в неподатливую землю колья, вбив, острили их

вершины. Мстислав Романович бросил рушник на руки служке, прислушался к

стуку топоров.

- Береженого бог бережет. Вот и князю Мстиславу Святославичу говорю:

огораживайся.

Мстислав Святославич ополоснул вином во рту, выплюнул.

- Маета-то какая, господи! Можно и огородиться. Можно и не

огораживаться.

- Что думаете делать - сидеть за городьбой?- спросил Мстислав Удатный,

подрыгивая ногой, вынутой из стремени.

- Сидеть,- подтвердил Мстислав Романович.- Полезут, тут и вдарим.

- А не полезут?

- Того лучше...

- Зачем же шли сюда?- удивленно спросил Даниил.

Мстислав Романович глянул на него с осуждением.

- Ни усов, ни бороды, а туда же... Удал больно. А удалым часто зубы

выбивают.

Князь Мстислав Удатный носком сапога поймал стремя, дернул поводья и

поехал вниз, к своему стану. Дорогой, не совестясь дружины, ругал князя

Киевского непотребными словами. В галицком стане его ждал Котян-хан.

- Когда начнем, князь?

- Завтра утром. Без них обойдемся.

- Без кого, князь?

- Без киян и черниговцев.

- Почему?

- Уговаривать их мне!

Котян задумчиво посмотрел в сторону монгольского стана.

- Опасно так.... Мои люди измучены отступом, дорогой сюда...

- Почнем!- Мстислав Удатный упрямо мотнул головой.- Почнем - наши не

усидят, втянутся.

На заре заиграли трубы. Сотворив молитву, воины вскакивали на коней,

становились в боевые порядки. Пока строились, взошло солнце. К шатру

подскакал Даниил. На налобной части его шлема сверкала серебряная накладка

с суровым ликом архангела Михаила, золотой обод на венце шлема был украшен

изображением грифонов и птиц; выпуклый стрельчатый наносник опускался до

подбородка; с нижнего края венца на плечи и на грудь молодого князя

ниспадало кольчужное ожерелье, позванивая о сверкающие пластины панциря.

- Мои волынцы готовы!- ломким от возбуждения голосом сказал он.

- Трогай, сынок. С богом!

Даниил умчался. Его волынцы, составлявшие передовой полк рати,

двинулись на врага. Впереди скакал Даниил. Вскинутая вверх сабля жарко

вспыхивала на солнце. Мимо князя Удатного, горяча коней, пошли и галицкие.

На древках с навершьем-крестом полоскались алые полотнища стягов,

проплывали хоругви с изображением Георгия Победоносца, мелькали рыжие

бунчуки, напоминающие Захарию туги монголов. Конь под Захарием навостривал

уши, подергивал поводья.

Строй монгольского войска напоминал натянутый лук. Полк Даниила ударил

в середину и откачнулся назад, словно откинутый упругой силой лука, но тут

же снова пошел вперед. Вцепился во вражьи ряды, и гул битвы покатился по

холмам. Правее на монголов навалились полки галицкие, левее - половцы.

Медленно, трудно русская и половецкая рать стала осаждать врагов назад.

Мстислав Удатный бросил в сражение запасной полк, и монголы стали сдавать

заметнее. Повернув к дружине веселое лицо, князь сказал:

- Не только врагов, по и тех,- показал рукой на укрепленный холм,-

посрамят наши храбрые воины.

Волынцы, увлекаемые своим молодым князем, все глубже вклинивались в

строй врагов. Если бы им добавить свежих сил, они бы рассекли монгольское

войско надвое...

Левее половцев за невысоким холмом взметнулась серая пыль, будто

поднятая степным бегунцом-вихрем.

- Смотри, князь!- закричали дружинники.

Пыль перевалила через холм. Отрываясь от нее, легкая монгольская

конница устремилась на половцев, ударила в бок их порядков. Мстислав

Удатный выругался.

- Скачите к Мстиславу Романовичу!

Два дружинника бросились к укреплению киян. Захарий поскакал за ними.

Стоять без дела он уже не мог, почуяв, что в битве наметился перелом,

опасный для русской рати. Безотчетно он ждал этого с самого начала

сражения. Уж если монголы вступили в сражение, будут драться до победы или

полного изнеможения. Уполовиненными силами их одолеть непросто.

Князь Мстислав Романович сидел на своем стульчике в окружении княжичей,

бояр и воевод, заслоняясь от солнца ладонью, смотрел на битву.

Дружинники князя Удатного и Захарий соскочили с коней.

- Князь, подмога нужна!

- Кому это моя подмога понадобилась?

- Князь Удатный просит.

- А он спрашивал у меня, затевать брань или обождать? Не спрашивал.

Вот и пусть...

Захарий своим ушам не поверил. Уже видно было, что монголы стеснили

половцев, смяли их боевые порядки. Не устоят они - не удержатся и

волынские, галицкие полки. Но еще не все пропало. Тысячи киян стоят на

холме, тысячи черниговцев - внизу... Неужели же они так и не сдвинутся с

места?

Встав перед Мстиславом Романовичем на колени, Захарий почти закричал:

- Князь, вглядись, наших побивают!

- Кое-кого побить и надо. Поумнее будут. Вдругорядь не высунутся.

Шум битвы подстегивал Захария:

- Князь, кровь наших братьев льется! Грех на душу берешь!

Лицо Мстислава Романовича побагровело.

- Изыди, сатана!

- Ты не знаешь, что за войско перед тобой...

- От привязливый! Выпорите его.

Захария отволокли в сторону, резанули несколько раз плетью по спине. Не

больно. Прежде, в Хорезме, был бит куда более жестоко. Но там били чужие.

А тут свои, русские братья... Захарий едва сдержал слезы. Горькой,

невыносимой была обида. Он лежал ничком на траве. Трудно было поднять

голову и посмотреть людям в глаза.

На холме зашумели. Захарий поднялся. То, чего он опасался, случилось.

Половцы не выдержали натиска, стали отступать. Монголы усилили нажим. И

половцы побежали. Они уходили, обтекая холм, накатываясь на стан Мстислава

Святославича. Черниговцы попытались их остановить, но были смяты.

Обезумевшая от страха толпа половцев захлестнула стан. Закипело

человеческое коловращение. И уже не одни половцы, но и черниговцы хлынули

через реку. Следом с победными криками мчались монголы.

Волынские и галицкие полки попятились, огрызаясь, стали уходить за

Калку.

Спешенные монгольские воины, прикрываясь щитами, полезли на холм. Князь

Мстислав Романович удивленно воскликнул:

- Что же это такое делается?- Истово перекрестился.- Помоги, господи,

одолеть врага окаянного!

Нападающих было не много. Лучники отогнали их стрелами. Но у подножья

холма скапливались свежие силы. Как только облягут укрепление - конец.

Монголов, не держали крепостные стены, городьба из кольев и подавно не

удержит. По зловредной воле своего князя кияне сами для себя сделали

ловушку. Понял это не один Захарий. Смельчаки садились на коней, скакали

вниз, стремясь прорваться к волынским и галицким полкам. Внизу, на правом,

равнинном берегу Калки, общего сражения уже не было, русские и монголы

рассыпались по всему полю, завязывались скоротечные схватки...

Захарий вскочил на коня, протиснулся в узкий проход среди белеющих

остриями кольев, помчался вниз. Суждено - уйдет вместе со всеми, не

суждено - падет в борьбе. Все лучше, чем быть зарезанным, как барану. Конь

разогнался под гору, бросился в реку, расхлестнул брюхом воду, взмученную

тысячами копыт, всхрапывая, вынес Захария на правый берег. Воинов,

покинувших укрепление, было сотни полторы, от силы - две. С отчаянием

обреченных они ударили в затылок монголам, и те расступились, словно бы

давая дорогу, но тут же начали сжимать со всех сторон. Над головой

засвистели стрелы. Захарий припал к гриве коня. Заходящее солнце висело

над степью красным пылающим шаром, и Захарий успел подивиться: день

заканчивается, а казалось, что сражение длится час-другой... Больше он уже

ни о чем не думал. Зазвенели мечи и сабли, затрещали, ломаясь, копья. Он

вертелся в седле, отражая и нанося удары. И не видел, что все меньше и

меньше остается в живых русских воинов. Убитые, русские и монголы,

устилали землю...

Резкий, разрывающий бок толчок выбил его из седла. Падая, он хотел

схватиться за гриву коня, ему показалось, что схватился, но удержаться не

мог - клочок гривы остался в руке. Однако это была не грива, а жесткая

степная трава. Он лежал на земле, и перед лицом мелькали лохматые ноги

монгольских лошадей; они мелькали все быстрее, быстрее, пока не слились в

черноту, поглотившую его,

Но это был не конец. Ночью он очнулся. Над степью висела луна, ее

неживой свет серебрил метелки ковыля, взблескивал на доспехах павших. Весь

бок задеревенел, стал чужим, в голове шумело и звенело. Но сквозь эти

звуки в себе самом он услышал: недалеко от него стонал человек. Попробовал

встать - не смог. Превозмогая боль и слабость, пополз на стон. Полз,

перелезая через тела убитых. Лицо одного из монгольских воинов показалось

ему знакомым. Неужели Судуй? Но его тут быть не должно. Просто похожий...

Пополз дальше, но что-то заставило его возвратиться. Замутненное сознание

мешало разглядеть воина. Он полежал, набираясь сил, потом приподнялся на

руках. Шлем скатился с головы воина, тускло поблескивал в траве. Воин

лежал на боку, прижав обе руки к груди, рот был приоткрыт. Воин, кажется,

хотел набрать в себя воздуха, но сил вздохнуть уже не хватило. Захарий

смотрел в бледное, искаженное мукой лицо и не хотел верить, что это-

Судуй. Пошарил на его шее, рука вытянула куколку на шелковом шнуре. Образ

духа-хранителя, что ли. Эту куколку, он вспомнил, на шею Судуя надела его

мать. Такую же она хотела надеть и Захарию, но он отказался... Не увидят

больше мать и отец своего сына. Осиротели твои дети, друг. Овдовела

жена...

Стона, заставившего Захария ползти, больше не было слышно. Шлемом

прикрыл лицо Судуя. Жаль было друга, его детей, самого себя, Федю и

Анну... Хотелось лежать тут, такать и ждать конца, но не дал себе

послабления, поднялся, шатаясь, спотыкаясь, со стиснутыми зубами пошел

среди павших. К живым.

Битва на Калке закончилась жесточайшим поражением русских. Из князей

только Мстислав Удатный и Даниил сумели уйти за Днепр. Мстислава

Святославича, когда он побежал из стана, смятого половцами, настигла

монгольская стрела. Князь Мстислав Романович поддался на прельстительные

речи нойонов, выторговал себе жизнь и велел киянам сложить оружие. Нойоны

не сдержали слова. Князь принял мучительную и бесславную смерть... Погибли

тысячи воинов. Домой возвратился из десяти один. Дорого обошлось земле

Русской высокоумие и горделивость княжеская. <И бысть вопль и плачь по

градам по всем и по селам...>