Geum.ru

Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   68   69   70   71   72   73   74   75   76

XII




В лощине с ручейком солоноватой воды Захарий остановился на дневку.

Стреножив коня, лег на попону, густо воняющую лошадиным потом. Лощина

неплохо укрывала от людского глаза, но все равно он был неспокоен. Дорога

приучила к осторожности. Из стана Джучи выехал, ведя в поводу двух

заводных коней. Стараниями Судуя седельные сумы были набиты доброй едой.

Запаса могло хватить на весь путь. Но ему не раз приходилось отбиваться и

убегать от лихих людей. Растерял и коней, и запас пищи. Одежда

истрепалась, монгольские гутулы прохудились. Питался Захарий чем придется

- где птицу подшибет, где корни пожует, спал вполглаза, вполуха. Порой

даже раскаивался, что так бездумно тронулся в дорогу. Судуй, добрая душа и

брат его названый, уговаривал: подожди, подыщи попутчиков. Но он не мог

ждать. Гибель отца и Фатимы отвратила его душу от людей, чье ремесло -

война. Воины хвастались, кто и сколько убил врагов, а он видел перед собой

отца, падающего на чужую землю с раздробленной головой, Фатиму, уносимую

клокочущим потоком, и ему хотелось броситься на хвастунов с кулаками. Еще

больше он ненавидел своего бывшего хозяина Махмуда Хорезми,

Данишменд-хаджиба и других прислужников, вместе с ними и себя, глупого,

пустоголового...

С Судуем простился в ковыльной кыпчакской степи. С неба валил тяжелый

мокрый снег. Сырой ветер шевелил гривы коней, полы халатов. Друзья почти

не разговаривали. Дороги их жизни расходились, и оба понимали - навсегда.

Судуй попробовал шутить, но шутки не вышло, он огорченно махнул рукой.

- Пусть небо хранит тебя, анда. Пусть у тебя будут дети и много скота.

- Спаси тебя господь, друже. Поклонись от меня отцу, матери. Будь

счастлив ты и твои дети.

Захарий тронул коней, поехал, заворотив назад голову. Судуй махнул

рукой, и ветер хлестал его по лицу мокрым снегом. Вскоре он стал

неразличим за мутно-белой завесью.

<Где сейчас Судуй? Что с ним?>- подумал Захарий, поворачиваясь на бок.

Сопела и хрумкала, срывая траву, лошадь, недалеко на белом камне сидел

коршун, чистил клювом перья. Хорошо пригревало солнышко, и думы Захария

стали тяжелеть, веки смежились. Спал он, кажется, недолго. Разбудил его

какой-то шорох. Открыл глаза и увидел перед собой ноги в старых, с

вытертыми в голенищах сапогах. Рванулся, протягивая руку к копью. Его

придавили к земле, связали, сняли пояс с ножом и саблей, обшарили

седельные сумы и одежду. Однако до мешочка с золотом Фатимы не добрались,

и Захарий понял: эти люди не грабители караванов, не удальцы, промышляющие

на дорогах. Уж те знают, что и где искать.

Его поставили на ноги. Старик с ловчим соколом на руке подъехал К нему,

склонился с седла, спросил по-тюркски:

- Откуда ты и кто такой?

Захарий как будто ничего не понял. Ему надо было оглядеться, уразуметь,

что это за люди, что им можно сказать, о чем лучше умолчать. Их было

пятеро. По виду все не воины. Старику много лет, а остальным, напротив,

мало - отроки. И доспехов нет ни на одном, ни сабли, ни мечей тоже ни у

кого нет, только луки со стрелами. Скорей всего охотники. Но почему они

его схватили, ни о чем не спросив? Разве добрые люди так делают?

Разглядывая его оружие, они гадали, кто он.

- По лицу урус,- сказал старик.- Но они такую одежду не носят.

- А если он из неведомых врагов?

- Все может быть,- согласился старик.- Поведем его к Котян-хану. Он

дознается.

Они привязали Захария к седлу, поехали. Захарий висел головой вниз,

видел только мелькающие ноги своего коня и высокую траву. Он надеялся, что

путь далек, где-то они остановятся отдыхать, может быть, даже почесть. Он

попросит развязать руки... Дальше будет видно. Судя по всему, старик не

раз встречался с русскими. Стало быть, это земля половецкая. До дому -

рукой подать. Обидно будет, если его опять продадут в рабство.

Однако половцы нигде не останавливались, гнали коней до вечера. Захарий

уловил ноздрями запах дыма, вскоре послышались голоса людей, блеяние овец,

ржание коней. Его сняли с седла у шатра из выбеленной солнцем и ветром

ткани. Кругом рядами стояли крытые кибитки. Под огромным котлом горел

огонь, пахло вареной бараниной. Захарий сглотнул слюну и, подталкиваемый

стариком, ступил под полог шатра.

- Соглядатая поймали, хан,- сказал старик, кланяясь пожилому человеку

с подковой вислых усов под хрящеватым носом.- По-нашему не говорит. И

одежды такой я не видел.

- Одежду при нужде не выбирают, надевают какая есть.- Неожиданно хан

спросил Захария по-русски:- Как попал сюда?

Услышав родную речь, Захарий вздрогнул. Это не укрылось от

внимательного глаза Котян-хана.

- Боишься? Разве не знаешь, что моя дочь - жена Мстислава Удатного,

князя Галицкого? Говори: зачем ты здесь? Почему у тебя чужое оружие, чужая

одежда? Кем послан?

Захарий оторопело молчал. К этому он был не готов. Он так давно не

слышал русской речи! Говорил хан не совсем чисто, смягчая многие звуки, но

в выборе слов не затруднялся...

- Не понимает!- огорчился старик.- По-нашему спрашивал - молчит.

По-урусутски спрашиваешь - молчит. Хан, он из этих, чужедальних врагов. Я

сразу понял.

- Не враг я вам!- сказал по-тюркски Захарий.- Что я вам сделал?

- Ай-вай!- Старик от неожиданности попятился.

Круто изогнутые брови Котян-хана взлетели на лоб, в глазах вспыхнули

холодные огоньки.

- Так ты из тех тюрков, которые отдали врагам свою землю, а теперь

ведут их на наши?!

- Какой я тюрок! Киянин я,- по-русски заговорил Захарий.

Котян-хан уже не удивлялся, но взгляд его стал еще более жестким,

- Не знаю, кто ты, однако вижу твое непрямодушие. Честному человеку от

нас таить нечего! Или ты сейчас же во всем сознаешься, или будешь убит.

- Ну и убивайте!- в отчаянии выкрикнул Захарий, озлобился:- Почему я

тут и почему был там, у вас спросить надо! Не вы ли вместе с князем

Рюриком Ростиславичем жгли посады киевские, полонили нас и продавали в

чужие земли? Из-за вас горе мое и мытарства мои!

- Ты был в Хорезме?- спросил Котян-хан.- Кто такие Чэпэ и Супутай,

знаешь?

- Джэбэ и Субэдэй-багатур? Знаю...

Понемногу Захарий рассказал обо всем, что видел,- о гибели хорезмийских

городов, о могуществе монгольского хана и силе, литой цельности его

войска. Лицо Котян-хана мрачнело все больше.

- Ты подтвердил самые худые мои опасения,- сказал он.- Поедешь вместе

со мной на Русь. Все расскажешь своим князьям.

Он велел возвратить Захарию оружие, пригласил на ужин.

Утром налегке, в сопровождении двух десятков воинов поскакали в Киев.

По дороге то и дело обгоняли кочевые толпы. По степи катились тысячи

крытых кибиток, брели неисчислимые стада и табуны.

От Котян-хана Захарий узнал, что тумены Джэбэ и Субэдэй-багатура

перевалили через горы Кавказа, напали на аланов. Половецкий хан Юрий

Кончакович (<сын того Кончака, который помогал Рюрику Ростиславичу

захватить Киев и тебя>,- с усмешкой вставил хан) пошел на помощь аланам.

Совместными усилиями они остановили врагов. Но монголы прислали к Юрию

Кончаковичу послов и сказали; <Вы кочевники, и мы кочевники. Пристойно ли

нам драться друг с другом? Идите с миром на свои пастбища, отступитесь от

аланов. За это дадим вам много шелков и иных тканей, серебра и золота>. И

верно, дали. Войско половецкое, разделив добро, разбрелось по своим

кочевьям. Монголы разбили аланов и сразу же напали на половцев. Били и

гнали разрозненные племена как хотели. Захватили много больше того, что

дали прежде. Теперь половцы бегут на запад - кто за Дунай, кто за Днепр.

Он, Котян-хан, повелел подвластным ему людям идти под защиту русских.

- Много зла и досады было вашим землям от наших набегов. Но и сами мы

натерпелись немало. Все было. Время вражды никого не осчастливило.-

Котян-хан нахмурился, вздохнул.- Не все понимают это у нас. Один князь

идет на другого - зовет меня. Другой идет на третьего - зовет Юрия

Кончаковича или Данилу Кобяковича. Управят свои дела - на нас кинутся...

К Днепру подъехали в потемках, расположились ночевать у перевоза.

Захарию не спалось. По песку он спустился к теплой воде. Вдали, за рекой,

светились гроздья огней. Неужели это Киев? На реке поскрипывали уключины,

слышались голоса людей, всплескивалась рыба. Взошла луна, и огни на том

берегу стали совсем тусклыми, но Днепр заблестел серебром. По серебру от

одного к другому берегу наискось бежала трепещущая золотая дорожка.

Хан прислал за ним человека - звал ужинать. На берегу горели огни. И

было их не меньше, чем в городе. К перевозу с Дикого Поля собралось много

половцев, ожидали череда на переправу. Многие из них приходили сюда совсем

недавно иначе - потрясая, оружием, распустив знамена с навершьем из двух

рогов. Но в душе Захария не было злорадства. Слишком много видел он зла в

последнее время и желал этим людям найти на другом берегу приют и покой.

Утром он снова побежал к Днепру. Над рекой плыл невесомый и прозрачный

туман, омывая взгорье на том берегу. Среди зелени белели дома, дворцы,

стены монастырей. Взошло солнце, лучи ударили в золотые кресты и купола

церквей, брызнули во все стороны горячие искры. Празднично,

торжественно-радостно сиял город. Мягкие облака висели над ним...

Крутогрудые ладьи приближались к берегу. Весла секли воду, дружно взлетали

вверх, роняя огненные капли. Пристав к берегу, перевозчики в длинных

холщовых рубахах стали прилаживать сходни, лениво переругиваясь. Захарий

вслушивался в голоса, заглядывал в лица. Его, в чужой одежде, дочерна

обожженного степным солнцем, за своего не признали, знаками показали,

чтобы не лез, не мешал делом заниматься.

- Дикой... Должно, от страха.

А ему хотелось обнять каждого и каждому сказать: <Родные! Славные! Свои

я!> Но вместо слов из горла вырвалось какое-то бульканье, и слезы

застилали глаза. <Что-то уж больно слезлив я стал, не к добру это...>