— Оченьтрудный вопрос, —задумчиво ска зала она. — Мне кажется, что я не в состоянии даже начать отвечать на него.Все, что я могу сказать о них, — так это то, что именно они говорили мне: для того, чтобы тебеверили, никогда не следует гать.
— Тогдапочему же человек жет — спросила я.
— Чтобыполучить совершенное удовольствие от этого, — быстро ответилаДелия.
Затем она встала со стула и направилась кдвери, ведущий водвор. Но прежде чем выйти за дверь, она повернулась ко мне и с улыбкойпроизнесла:
—Ра зве тебе не знакомо высказывание — Если ты не жешь, чтобы тебе верили, тогда можешь говоритьвсе что хочешь, не обращая внимания на то, что другие о тебе думают
— Я никогдане слышала такого высказывания.
Я подумала, что она выдумала его; эта фразакаким-то образом содержала ее отпечаток.
— Крометого, я не понимаю смысла того, о чем ты попыталась мне сказать, — натянуто добавила я.
— Я былауверена в этом, —сказала она, смотря на меня скво зь прядь своих черных волос. Она кивком пригласила меняследовать за собой. —Пойдем и встретимся с Эсперансой.
Я вскочила и бросилась за ней, но возледвери внезапно остановилась. Мгновенно ослепленная ярким светом снаружи, я остановилась, пытаясьпонять, что произошло. Казалось, с тех пор, как я бежала за м-ром Флоресом по полю, не прошло и минуты. Солнце, как и тогда,находилось в зените.
Я увидела, как мелькнула красная юбка Делии, когда она поворачивала за угол. Я бросилась за нейчерез каменную арку,ведущую в очаровательный патио.
В первый момент я не увидела ничего,настолько силен был контраст между ослепительным солнечным светом и глубокойтенью патио. Затаив дыхание, я остановилась, абсолютно спокойная, вдыхая в себявлажный воздух, наполненный ароматами цветущих апельсинов, жимолости и душистогогорошка. Нити, казалось, спускались с небес, а душистый горошек на них казалсяярким красочным гобеленом среди листвы деревьев, кустарников ипапоротника.
Целительница, которую я видела раньше во сне, сидела вкресле-качалке в центре патио. Она была намного старше Делии и женщин напикнике, хотя откуда мне это было известно, я сказать не могу. Онараскачивалась в кресле взад-вперед с видом сонной отрешенности. Яощутил а, что все мое существо охватила мучительная боль, ибовозникла иррациональная убежденность в том, что ее раскачивания все дальше идальше удаляют ее от меня. По мере того, как я продолжала смотреть на нее, менястала поглощать волна страдания и непередаваемого одиночества. Я захотелапересечь дворик икоснуться, удержать ее, но что-то в темном орнаменте мощеного дворика,выложенном самым замысловатым образом, удержало меня на месте.
— Эсперанса, — наконец прошептала я таким слабым голосом, что сама себя елеуслышала.
Она открыла глаза и улыбнулась, совсем неудивившись, словно уже ждала меня. Она встала и направилась ко мне. Ростом она быланамного выше ребенка, почти одного со мной, — 5 футов и 2 дюйма. Она былахудая и хрупкая, хотя излучала такую силу, что я почувствовала себя ничтожной исъежилась.
— Как ярада снова тебя видеть, — в ее голосе чувствовалась искренность. Она пригласила меня взять один из бамбуковыхстульев и сесть рядом.
Когда я осмотрелась, то увидела многоженщин, в том числе и Делию. Все они сидели на бамбуковых стульях, полускрытыекустарником и деревьями; к тому же они как-то странно смотрели на меня.Некоторые улыбались, а остальные продолжали есть темале (temale — мек сиканское блюдо из рубленого мяса; красного перца и т.д.,приготовленное на пару в листьях маиса (прим. перев.)), держа тарелки в руках.
В этом приглушенном зеленом свете патио,несмотря на такое мирское занятие — еду, —эти женщины казались нематериальными, воображаемыми. Хотя каждая из них былавидна неестественно ярко, но вместе с тем — неотчетливо. Казалось, что онипогружены в этот зеленоватый полумрак, который был рассеян между всеми нами какпрозрачный туман. В моем уме возникла мимолетная, но ужасная идея о том, что япопала в дом, населенный духами.
— Хочешьпоесть — спросилаЭсперанса. — Делия приготовила очень вкусное блюдо, ты даже не можешьсебе представить, какое вкусное.
— Нет,спасибо, — промямлилая голосом, показавшимся мне чужим.
Увидев ее вопрошающее лицо, я слабодобавила:
— Я неголодна.
Я так нервничала и была так возбуждена, чтодаже если бы умирала с голода, то не смогла бы проглотить и крошки.
Эсперанса, похоже, почувствовала мой страх. Онанаклонилась ко мне иуспокаивающе похлопала по руке.
— Чтоименно ты хотела узнать
— Яподумала, что видела тебя во сне, — выпалила я, но, заметив смех в ее глазах, добавила:
— А сейчася сновижу
— Да, но тыне спишь, — ответилаона, медленно и четко выговаривая слова.
— Но как ямогу сновидеть и неспать
— Некоторымженщинам легко удается проделывать это, — продолжала она. — Они сновидят, но не спят. Ты — одна из них. Другие целую жизньучатся этому.
В ее голосе я ощутила оттенок восхищения,хотя мне это не польстило. Наоборот, я еще больше заволновалась.
— Но каквозможно сновидеть и неспать —продолжала настаиватья.
— Если бы яобъяснила тебе, как это возможно, то ты все равно бы не поняла, — произнесла она. — Прими мои слова такими, какесть, и отложи их до того, как время даст тебе свои объяснения. — И снова она похлопала меня поруке и добро улыбнулась. — В настоящий момент тебе просто нужно знать, что для тебя я— это та, ктоприносит сновидения.
Я не считала, что этого достаточно, но неосмелилась об этом сказать. Вместо этого я спросила:
—Проснулась ли я в тот момент, когда ты исцеляла меня от кошмаров Исновидела ли я тогда, когдасидела на поле вместе с Делией и другими
Эсперанса долгое время разглядывала меня, азатем мудро кивнула, словно решилась открыть мне величайшую истину.
— Тыслишком глупа, чтобы увидеть тайну того, чем мы занимаемся.
Она произнесла это так отстраненно, так неосуждающе, что во мне не возникло ниобиды, ни желания попытаться опровергнуть ее слова.
— Но тысможешь помочь мне увидеть это, правда — страстно попросилая.
Остальные женщины захихикали. Это скореенапоминало шепот,раздававшийся вокруг меня, приглушенный хор. Создалось впечатление,что звук исходит не от женщин, а от теней этого патио. Это было не хихиканье, а скорее шелест, деликатноенапоминание, которое заставило меня не только растерять все мои возражения,— исчезли итревожащие меня сомнения. Теперь без тени сомнения я знала, что я бодрствовалаи сновидела одновременно.Это было знание, которое я не могу объяснить. Это было нечто, невыразимоесловами.
Однако уже спустя несколько мгновений яощутила необходимостьпроанализировать свое понимание, поместить его в определенную логическуюсхему.
Эсперанса смотрела на меня с явнымудовольствием. Затем она сказала:
— Я хочуобъяснить тебе, кто мы и чем занимаемся.
Она предварила свои объясненияпредостережением, предупредив меня, что в то, о чем она собирается рассказатьмне, будет трудно поверить. Поэтому я должна буду остановить собственные суждения ислушать ее, не перебивая и не задавая вопросов.
— Тыспособна это сделать
—Естественно, —выпалила я в ответ.
Мгновение она молчала и глаза ее мысленнооценивали меня. Она должна была ощутить мою неуверенность и вопрос, который готов был сорваться смоих губ.
— Не точтобы я просто не хотела отвечать на твои вопросы,— продолжала она. — Но именно сейчас ты не всостоянии понять ответ.
Я кивнула, но не в знак согласия, аиспугавшись, что если я хотя бы пикну, она вообще прекратитговорить.
Голосом, скорее напоминающим нежный шепот,она поведала мне нечто невероятное и удивительное. Она сказала, что является духовнымнаследником магов, живших в долине Оахака за много тысяч лет до приходаиспанских конкистадоров.
Долгое время Эсперанса молчала. Глаза,взгляд которыхостановился на многоцветном душистом горошке, казалось, ностальгическипогру зились в прошлое. — Я называю часть деятельностиэтих магов, имею щую к тебе отношение, сновидением,— продолжалаона.— Этими магамибыли мужчины и женщины, обладавшие необычными силами сновидения, и они делали такое, чтоневозможно себепредставить.
Обхватив колени руками, я слушала рассказ Эсперан сы. Она была удивительной рассказчицей и обладалапрекрасной мимикой.Ее лицо менялось с каждым поворотом линии ее рассказа. Временами это было лицомолодой женщины, временами — старухи, временами — мужчины или невинного и шаловливого ребенка.
Она рассказала, что много тысяч лет томуназад мужчины и женщины обладали знанием, которое позволяло им выскальзывать за пределынашего обычного мира и возвращаться обратно. И потому они разделили свою жизньна две части: день и ночь. Днем они занимались тем же, что и остальные: онибыли заняты обычной, необходимой повседневной работой. Однако ночьюони становились сновидящими. Они систематически сновиделисновидения, что разрушило границы того, что мысчитаем реальностью.
Она снова остановилась, словно давая мневозможность осознать ее слова.
— Используяв качестве покрова темноту, — продолжала она, — они достигли невообразимого; они научились сновидеть во времябодрствования.
Предвидя вопрос, который я собираласьзадать, Эспе ранса пояснила, что сновидеть-наяву означает, что онипогружали себя всновидение, которое давалоим энергию, необходимую для свершения подвигов, которые потрясали ум, посколькув это время они были полностью сознательны и бодрствовали.
Из-за привычки к достаточно агрессивнойманере общения мне не удалось развить в себе способность долго слушатьсобеседника. Если у меня не было возможности вмешаться с прямыми и атакующимивопросами, то любое словесное общение, каким бы интересным оно ни казалось,было для меня бессмысленным. Не имея возможности во зражать собеседнику, я становилась беспокойной. Мне до смертихотелось прервать Эсперансу. У меня возникли вопросы, но совсем не потому, что уменя не было ответов. Не необходимость получить ответ служила основаниемобуревавшего меняжелания прервать рассказ Эсперансы. Мне просто хотелось уступить собственному желаниюполучить от нее ответную вспышку, и тогда бы я снова чувствовала себянормально.
Как бы зная о моих ощущениях, Эсперанса на миг взглянула на меня и подала мне знакговорить. А может быть, мне показалось, что она дала мне такую команду. Яоткрыла рот, чтобы что-то сказать, — как обычно, все, что придет вголову, даже не связанное с темой разговора. Но я не смогла произнести нислова. Я старалась что-то сказать, но получались звуки, напоминающие полосканиегорла водой, чтопривело в восторг женщин на заднем плане.
Эсперанса продолжала свой рассказ, словно ине заметив этих моихтщетных усилий. Меня безгранично удивило, что она бе зраздельно владела моим вниманием. Она сказала, что источникзнания магов можно понять только используя легенды.
Высшая сущность и з сострадания к ужасной обязанности человека — к тому, что им руководит голод иинстинкт продолжения рода, — подарила ему способность сновидеть и обучает тому, какиспользовать свои сновидения.
— Легенды,конечно, рассказывают об истине заву алированно, — продолжала она. — Им удалось замаскировать истину потому, что человек убежден, что это простосказки. Легенды о людях, превратившихся в птиц или ангелов, — вот примеры такойзамаскированной истины, и они могут казаться фантазиями или заблуждениями первобытного или больногоразума.
Поэтому задачей магов на протяжениитысячелетий было создание новых легенд и раскрытие замаскированной истины встарых легендах.
Здесь на сцену выходят сновидящие. Женщинам лучше удаетсясновидеть. У них естьспособность отказаться от себя, способность позволить всемуслучаться.
Женщина, обучавшая меня сновидениям, могла удерживать двестисновидений.
Эсперанса внимательно посмотрела на меня,как бы оценивая мою реакцию. Я совсем остолбенела, ибо совершенно не понимала, о чем онаговорит. Она объяснила, что удерживать сновидение означает, что человек можетсновидеть нечто конкретноео самом себе и может войти в это сновидение, когда захочет. Ее наставница, как утверждала она, могла войти по желанию вдвести отдельных видений себя самой.
— Женщины— бесподобныесновидящие, — уверяла меня Эсперанса. — Женщины очень практичны. Чтобы удерживать сновидение, нужно быть очень практичным,поскольку сновидение должносодержать практические аспекты снов человека. Любимым сновидением моей наставницы было то, в котором онасновидела себя как сокола.Еще одним было сновидениесовы. Поэтому, в зависимости от времени суток, она могли быть одним из них, ипоскольку она сновидела-наяву, он, на самом делеполностью и быласоколом или совой.
В ее голосе и ее глазах было столькоискренности и убеждения, что я оказалась полностью во власти ее чар. Ни насекунду я не сомневалась в ее словах. В ту минуту ничто и з того, о чем она говорила, не казалось мненеобычным.
Затем она пояснила мне, что для того, чтобыдостичь сновидений такогорода, женщина должна следовать железной дисциплине. Она наклонилась комне и конфиденциально, как бы не желая того, чтобы ее услышали другие, сказала:
— Железнойдисциплиной я называю не тщательное соблюдение любого рода распорядка, как разнаоборот, это означает, что женщины.должны разрушить любой распорядок, которого от нихожидают.
— Так онипоступают в юности, —подчеркнула она. — Ичто самое важное — всилу своей девственности, не прибегая к силе. Часто, когда женщина ужедостаточно стара,чтобы продолжать оставаться женщиной, она считает, что пришло время заняться мирскими или ино-мирскими мыслями и действиями. Как бы мало она ни хотелаи насколько бы нибыло малым то, во что она хотела бы поверить, ей ничего так и не удастсядостичь.
Она мягко похлопала меня по животу, словноиграла на барабане.
— Тайнасилы женщины в ее матке.
Pages: | 1 | ... | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | ... | 46 | Книги по разным темам