— Да,— подтвердила я,польщенная его реакцией. — Моя нянька была ведьмой. Это была негритянка из Пуэрто Кабелло. Она заботилась обо мне, пока я не сталаподростком. Моиродители работали, и когда я была ребенком, они с радостью оставляли меня на еепопечении. У нее гораздо лучше выходило присматривать за мной, чем у любого измоих родителей. Она предоставляла мне возможность делать все, что я захочу. Моиродители, естественно, по зволяли ей брать меня с собой куда угодно. Во время школьных каникул мы с ней отправлялисьнавестить ее семью. Это была не кровная семья, это была семья ведьм. И хотя мнене разрешалось принимать участие ни в одном из их ритуалов и сеансов транса, ятам немало увидела.
Он посмотрел на меня с любопытством, словноне верил своим глазам. Затем спросил с лукавой улыбкой:
— А чтоговорило о том, что она — ведьма
— Все. Онаубивала цыплят и предлагала их богам в обмен на их благосклонность. Она и ее знакомые ведьмы и колдуны — мужчины и женщины — танцевали до тех пор, пока невпадали в транс. Она произносила тайные заклинания, в которых была заключенасила, способная излечить ее друзей и навредить ее врагам. Онаспециализировалась на приворотном зелье. Она готовила его и з лекарственных трав и всех видов телесных выделений, таких как менструальнаякровь, обрезки ногтей и волосы, предпочтительно волосы с лобка. Она изготовлялаамулеты, приносящие удачу в азартных играх и в любовных делах.
— И твоиродители все это позволяли — спросил он с недоверием.
— Дома обэтом никто не знал, кроме меня и няниных клиентов, разумеется, — объяснила я. — Она ходила по вызовам на дом,как и любой доктор. Все, что она делала дома, — это жгла свечи в туалете заунитазом, когда мне снились кошмары. Поскольку похоже было, что это мнепомогает и среди кафельных плиток нечему было возгораться, моя мать открыто позволялаей это делать.
Он внезапно вскочил и началсмеяться.
— Что здесь смешного — спросила я, гадая, не решил лион, что я все это выдумала. — Это правда. Я тебя уверяю.
— Тыдоказываешь что-то самой себе, и поскольку ты в этом заинтересована, то кактолько начинаешь это утверждать, оно становится правдой, — сказал он с серьезнымлицом.
— Но яска зала тебе правду, — настаивала я, уверенная, что он имеет в виду моюняню.
— Я могувидеть людей насквозь, — сказал он спокойно. — Кпримеру, я вижу, что ты убеждена, что я собираюсь приударить за тобой. Тыубедила себя в этом, и теперь — это правда. Вот о чем я говорю.
Я попыталась что-то сказать, но отнегодования у меня перехватило дыхание. Мне захотелось убежать, но это было бы чересчур унизительно. Онслегка нахмурился, и у меня сложилось неприятное впечатление, что он знает, что я чувствую. Я дрожала от подавленной злости. Тем не менее, в отдельныемоменты я ощущала необыкновенное спокойствие. Это происходило неблагодаря какому-то сознательному усилию с моей стороны, однако я отчетливо чувствовала, что что-то во мнесдвинулось. У меня появилось туманное воспоминание, что я испытывала нечтоподобное раньше, но оно улетучилось столь же быстро, сколь ипришло.
— Что ты сомной делаешь —пробормотала я.
— Простовыходит так, что я вижу людей насквозь, — сказал он голосом, полнымраскаяния. — Невсегда и, ра зумеется, не всех, только тех, с кем я тесно связан. Я не знаю,почему я могу видеть насквозь тебя.
Искренность его была очевидна. Впечатлениебыло такое, что онбольше сбит с толку, чем я сама. Он снова сел на скамейку и придвинулся ко мнепоближе. Некоторое время мы сидели в полной тишине. Было чрезвычайно приятноощущать, что можно отбросить все усилия, направленные на поддержаниеразговора, и не чувствовать себя бестолковой. Я поглядела вверх, на небо; онобыло безоблачно ипро зрачно, словно голубой хрусталь. Несмелый ветерок пробежалпо веткам сосны, и на нас легким дождем посыпались иголки. Потом ветерок окреп,превратился в ветер, и к нам от ближайшего платана полетели сухиежелтые опавшиелистья. Они закружились вокруг нас, издавая тихий ритмический звук. Однимрезким порывом ветер подхватил листья и поднял их высоко в воздух.
— Это былозамечательное проявление духа, — пробормотал он. — И связано оно было с тобой.Ветер, листья, кружащиеся перед нами в воздухе. Маг, с которым яработаю, сказал бы,что это было предзнаменование. Что-то указало мне на тебя, и как ра з в тот момент, когда я думал, что, пожалуй, лучше уйду.Теперь я уйти не могу.
Думая только о его последней фразе, ячувствовала себя необъяснимо счастливой. Эго было не триумфальное счастье, не то ликование, котороеощущаешь, когда становишься сам себе хозяином. Это скорее было чувствоглубокой благости,которое не длится долго. Внезапно мое тяжеловесное ля взяло верх и потребовало, чтобы я избавилась от этихмыслей и чувств. У меня не было времени тут сидеть. Я пропустила пару, не пошла вместе с моиминастоящими друзьями на ланч, пропустила свое время в бассейне.
— Пожалуй,лучше будет, если я пойду, — сказала я.
Я намеревалась сказать это с чувствомоблегчения, но когда произнесла эти слова, они прозвучали так, словно я об этомсожалею, что каким-то образом так и было.
Но вместо того чтобы уйти, я спросила егокак можно небрежнее, всегда ли он умел видеть людей насквозь.
— Нет, невсегда. — Его добрыйтон ясно показывал, что он в курсе происходящей у меня внутри сумятицы.— Старый маг, скоторым я работаю, недавно меня этому научил.
— Как тыдумаешь, он смог бы научить и меня
— Да, ядумаю, научил бы. —Казалось, что он поразился собственному утверждению. — Если он почувствует в тебе то, что чувствую я, оннесомненно попытается.
— А ты зналчто-то о магии прежде — спросила я робко, медленно оправляясь от смятения.
— ВЛатинской Америке каждый думает, что он это знает, думал так и я. В этомотношении ты мне напомнила меня самого. Как и ты, я был убежден, что имеюпонятие о том, что такое магия. Но затем, когда я по-настоящему с ней соприкоснулся, онаоказалась вовсе не такой, как я думал.
— А какойона оказалась
— Простой.Настолько простой, что это пугает, — поведал он. — Мы боимся магии, потому чтодумаем, что она таит в себе зло. В этой магии, с которой встретился я, нет никапли злого умысла, и поэтому она пугает сильнее всего.
Я прервала его и вставила, что он, должнобыть, имеет в виду белую магию, в противоположность черной.
— Не мелиерунды, черт возьми ! — внезапно набросился он на меня.
Я была настолько шокирована тем, что он сомной говорит в такомтоне, что судорожно ухватила ртом во здух. Я мгновенно была опять отброшена в состояние смятения.Он отодвинулся, чтобы избежать проявлений моего гнева. Он осмелился на менякричать ! Я так разозлилась, что думала, что лопну от злости. В ушаху меня шумело, перед глазами плыли темные пятна. Я бы ударила его, если бы онтак ловко не отскочил от меня на безопасное расстояние.
— Ты оченьнедисциплинированна, — сказал он и снова сел. — И весьма несдержанна. Твоя няня, видать, прощала тебе все грехи и цацкалась стобой так, словно ты хрустальная.
Заметив, что я сердито нахмурилась, онпродолжил и сказал, что на самом деле закричал на меня вовсе непотому, чторазозлился или не сдержался.
— Личноменя не волнует, слушаешь ты или нет, — о бъяснил он. — Но это волнует кое-кого еще, ради кого я и закричал на тебя.Того, кто за нами наблюдает.
Поначалу это сбило меня с толку, затем япочувствовала себянеловко. Я стала оглядываться по сторонам, пытаясь выяснить, не его лимаг-учитель за нами наблюдает.
Он, не обращая на меня внимания,продолжал:
— Мой отецникогда не говорил мне, что у нас есть постоянный свидетель. А не говорил онэтого, потому что сам об этом не знал. Точно так же, как и ты сама об этом незнаешь.
— Что зачушь ты тут несешь —мой резкий злой голос отражал то, что я в данный момент ощущала. Он закричал наменя, он меня оскорбил. Меня окончательно вывело из себя то, что он продолжалговорить так, словно бы ничего не случилось. Если он думает, что я не придамзначения его действиям, то его ждет сюрприз. Это тебе даром не пройдет, — подумала я, злобно усмехнувшисьв его адрес. — Тольконе со мной, приятель.
— Я говорюо силе, сущности, присутствии, которая не является ни силой, ни сущностью, ниприсутствием, —объяснил он с ангельской улыбкой на лице. Он, по-видимому, совершенно не обратил вниманияна мое воинственное настроение. — Звучит как бессмыслица, но это не так. Я имею в виду нечто такое,о чем знают лишь маги. Они называют это духом. Нашим личным наблюдателем, нашим постояннымсвидетелем.
Не знаю точно, какое именно слово и какпривело к этому, но внезапно он приковал к себе мое внимание. Он продолжалговорить об этой силе, которая, по его словам, не была Богом или чем-то,имеющим хоть какое-то отношение к религии или морали. Это была безличная сила,энергия, которая оказывалась в нашем распоряжении, если только мы научимсяобращать себя в ничто. Он даже взял меня за руку, и я этому не противилась. Насамом деле, мне нравилось ощущать мягкое касание его сильной руки. Ячувствовала какое-то нездоровое очарование той странной властью, которую оннадо мной имел. Я была поражена тем, что желаю сидеть с ним на этой скамейке добесконечности и держать свою руку в его.
Он продолжал говорить, а я — прислушиваться к каждому его слову. Однако в то жевремя мое извращенное любопытство жаждало у знать, когда же он схватит меня за ногу. Поскольку я знала,что моей руки ему будет недостаточно, а остановить его я никак не смогу. Или я просто не хочуничего делать, чтобы его остановить
Он объяснил, что был столь же неосторожными расхлябанным, каклюбой другой, но ни о чем другом он понятия не имел, поскольку был в плену удуха времени. — Чтотакое дух времени т — спросила я его грубым холодным тоном — пусть не думает, что мненравится быть с ним.
— Магиназывают его модальностью времени, — ответил он. — В наши дни — это заботы среднего класса. Я — представитель мужской частисреднего класса, точно так же, как ты — представительница его женскойчасти...
— Такиеклассификации не представляют никакой ценности, — грубо прервала я, выдергивая унего свою руку. — Этопросто обобщение.
Я посмотрела на него сердитымподозрительным взглядом. Что-то потрясающе знакомое было в его словах, но я не моглавспомнить, где я их раньше слышала и что они для меня значили. Однако у менябыло чувство, что они были жи зненно для меня важными, если бы только я могла вспомнитьто, что знаю по этому поводу.
— Неприписывай мне этот социологический вздор, — сказал он весело. — Я так же, как и ты, прекрасноэто знаю.
Внезапно на меня нахлынула волна полной безысходности, под ее воздействием ясхватила его руку и укусила ее.
— Яискренне сожалею об этом, — промямлила я в тот же момент, еще прежде, чем он оправился отнеожиданности.— Я не знаю, почему яэто сделала. Я с детства никого не кусала.
Я, не сводя с него глаз, отодвинулась надальний конец скамейки, готовая к его во змездию. Его не последовало.
— Тысовершенно примитивна, — это было все, что он сказал, изумленно потирая своюруку.
У меня вырвался вздох глубокогооблегчения. Его в ласть надо мной пошатнулась. И я вспомнила, что у меня ещебыли с ним старые счеты. Он сделал меня посмешищем среди моих друзей—студентов-антропологов.
— Давайвернемся к нашей изначальной проблеме, — н ачала я, стараясь пробудить в себе гнев. — Зачем ты расска зывал мне всю эту белиберду о сыне Эванс-Притчарда Ты ведь наверняка понимал, что я поставлю себя в ид иотское положение.
Я внимательно следила за ним, посколькубыла уверена, чтотакая конфронтация после укуса наконец лишит его самообладания или хотя быпошатнет его. Я ожидала, что он закричит, утратит свою дерзость исамоуверенность. Но он оставался невозмутимым. Он сделал глубокий вдох, и лицоего приняло серьезное выражение.
— Я знаю,что выглядит это так, словно люди просто рассказывают басни ради собственногоразвлечения, —начал он легкимнебрежным тоном. —Однако все здесь несколько сложнее. — Он тихо засмеялся, затем напомнил мне, что тогда он еще не знал,что я изучаю антропологию и что я поставлю себя в неловкое положение. Он намгновение замолчал, как будто подыскивая подходящие слова, затембезнадежно пожал плечами и добавил:
— Я немогу сейчас объяснить тебе, почему я представил тебе своего друга как сынаЭванс-Притчарда, для этого мне сначала пришлось бы расска зать тебе много всего о себе и моих целях. А это сейчаснереально.
— Почемунет
— Потомучто чем больше ты будешь обо мне узнавать, тем больше ты будешь привязываться,— он задумчивопосмотрел на меня, ипо выражению его глаз я поняла, что он говорит искренне. — И я имею в виду не ментальнуюпривязанность. Я хочу сказать, что ты привяжешься ко мне лично.
От такого вопиющего проявления наглости комне вернулась вся мояуверенность. Я засмеялась своим испытанным саркастическим смехом иотрезала:
— Тысовершенно отвратителен. Знаю я ваше отродье. Ты — типичный пример самодовольноголатиноамериканца, скоторыми я воевала всю свою жизнь.
Заметив на его лице удивленное выражение,я добавила своимсамым вы сокомерным тоном:
— Как этотебе пришло в голову, что я к тебе привяжусь
Он не покраснел, как я ожидала. Он хлопнулсебя по коленям и стал неудержимо хохотать, словно ничего смешнее в своей жизни не слышал. И кмоему полнейшему изумлению, стал толкать меня в бок, как будто я быларебенком.
Опасаясь, что рассмеюсь — я боялась щекотки, — я возмущенновзвизгнула:
— Как тысмеешь ко мне прикасаться !
Я вскочила, собираясь уйти. Меня трясло. Азатем я поразила себя тем, что снова села.
Видя, что он готов опять начать толкатьменя в ребра, я сжала руки в кулаки и выставила их перед собой:
— Если тыеще раз меня коснешься, я разобью тебе нос, — предупредила я его.
Pages: | 1 | ... | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | ... | 46 | Книги по разным темам