Гумерсиндо Эванс-Притчард взял мою руку, вяло свисавшую вдоль тела, иэнергично потряс ее:
— Я рад стобой познакомиться, — сказал он на чистейшем английском языке с первоклассным британским акцентом. — Я уж было подумал, что ты— эдакая зазнавшаяся п.... (Грубая брань. В оригинале — cunt. Выражение грубое, нозаменить или смягчить его не удалось. Гумерсиндо этим словом изрядно шокироваФлоринду (поэтому выражение должно быть крепким), видимо, этого он и добивался(см. контекст). Так что остается надеяться на понимание и крепкие нервычитателей (прим. перев.)).
Мой рот раскрылся, а глаза вылезли изорбит. И хотя что-то во мне подметило, что его слова означали скореекомплимент, чем оскорбление, мой шок был столь силен, что я стояла, словнопарализованная. Особым пуританством я не отличалась — при соответствующих обстоятельствах я могла переплюнуть когоугодно, — но в самомзвучании слова cunt для меня было что-то стольпотрясающе обидное, что оно лишило меня дара речи.
Джо пришел мне на выручку. Он извинился засвоего друга, объяснив, что Гумерсиндо — непримиримый борец собщественными предрассудками. И прежде чем мне представилась возможность сказать, чтопо моим понятиям он явно перешел все рамки приличия, Джо добавил, чтоГумерсиндо вынужденбыть борцом с общественными предрассудками, и это связано с тем фактом, что он носит фамилиюЭванс-Притчард.
— Это недолжно никого удивлять, — заметил Джо. — Его отец был англичанином, который бросил его мать, индейскуюженщину из Джелиско, еще до рождения Гу мерсиндо.
— Эванс-Притчард — повторила я, все ещезащищаясь, затемповернулась к Гумерсиндо и поинтересовалась, кажется ли ему нормальным,что Джо выдает первой встречной фамильные секреты, бросающие на неготень.
— Нетникаких бросающих тень секретов, — ответил за своего друга Джо. — И знаешь почему — Он сковал меня в зглядом своих сияющих темных глаз, которые не были никарими, ни черными, но скорее цвета спелых вишен.
Я беспомощно покачала головой, желаясказать нет, мое внимание было приковано к его непреодолимомувзгляду. Ка залось, что один глаз смеется надо мной, другой же былчрезвычайно серье зен, в нем сквозило что-то зловещее и угрожающее.
— То, чтоты называешь секретами, бросающими тень, — это для Гумерсиндо источниксилы, — ответил Джона свой собственный вопрос. — Известно ли тебе, что его отец — ныне знаменитый английскийантрополог Гумерсиндо ненавидит его лютой ненавистью.
Гумерсиндо едва заметно кивнул, словно этойне навистью гордился.
Я едва могла поверить, что мне подвернуласьтакая удача. Они имели в виду никого иного как Е. Е. Эванс-Притчарда, одного из самых значительных социальныхантропологовдвадцатого века. И как раз в этом семестре я занималась в стенах УКЛА (в оригинале UCLA - Univercity of California in theLos Angeles (прим. перев.)) изучением работ по истории социальной антропологиии биографий исследователей, внесших наиболее значительный вклад в этуобласть.
Вот это да ! Мне пришлось сдержать себя, чтобы не закричать во весьголос и не запрыгать от возбуждения. Появиться с таким интригующимсекретом ! Знаменитый антрополог соблазняет и впоследствии бросаетиндейскую женщину. Меня ни капли не беспокоил тот факт, что Эванс-Притчард непроводил никаких исследований на территории Мексики, — он, в основном, был известенсвоими работами в Африке, — поскольку я была уверена, что непременно обнаружу, что в один изего визитов в Соединенные Штаты он заезжал в Мексику. Подтверждение тому стоялопрямо передо мной.
Радостно улыбаясь, я поглядывала наГумерсиндо; мысленно я пообещала себе, что, конечно же, не стануобнародовать фактыбез его разрешения. Ну разве что только расскажу что-нибудь одному из своихпрофессоров,—думала я. В концеконцов, не каждый день попадает в руки такая информация.
В моем уме вертелись разные во зможности. Это могла бы быть, скажем, небольшая лекция длянескольких избранных студентов дома у одного из профессоров. Мысленно я уже выбрала профессора.Нельзя сказать, что он мне особенно нравился, но мне импонировало то, что онстарался произвести впечатление на своих студентов в какой-то немного детской манере.Время от времени мы собирались у него дома. И каждый раз, когда я там бывала,то обнаруживала на его рабочем столе как бы по ошибке забытую там записку,написанную ему знаменитым антропологом Клодом Леви-Строссом.
— Ты неска зала нам как тебя зовут, — вежливо поинтересовался Джо,мягко дергая меня за рукав.
— Кармен Гебауэр, — ответила я без колебаний, назвавшись именем одной из подругдетства.
Чтобы облегчить дискомфорт и чувство виныот того, что я вновь с такой легкостью сказала неправду, я спросила Джо, не изАргентины ли он. Получив в ответ удивленное выражение лица, я поспешиладобавить, что у него определенно аргентинская интонация в голосе.
— Даженесмотря на то, что внешность у тебя не аргентинская, — добавила я.
— Ямексиканец, — ответилон. — А судя потвоему акценту, ты выросла либо на Кубе, либо в Венесуэл е.
У меня не было желания продолжать дальшеэту линию разговора, и я быстро переменила тему.
— Знаешь литы, как мне снова выбраться на тропу — спросила я, внезапно озабоченнаятем, что мои друзья уже, пожалуй, волнуются.
— Нет, я незнаю, — признался сдетской непосредственностью Джо. — Но Гумерсиндо Эванс-Притчард знает.
Гумерсиндо повел нас через густые заросли вверх по узкойтропинке на другой стороне горы. И вскоре до нас донеслись голоса моих друзей илай их собаки.
Я почувствовала сильное облегчение и в тоже время была разочарована и озадачена тем, что ни один из мужчин не попыталсявыяснить, как меня можно будет найти.
— Я уверен,что мы еще встретимся, — небрежно бросил Джо на прощание.
Гумерсиндо Эванс-Притчард удивил меня тем,что галантнопоцеловал мою руку. Он сделал это так естественно и грациозно, что мне даже непришло в голову над ним посмеяться.
— Это унего в генах, —пояснил Джо. —Несмотря на то, что он лишь наполовину англичанин, его изысканностьбезукоризненна. Он исключительно галантен !
Не сказав больше ни слова и не оглядываясь,оба они растворились в тумане. Я очень сомневалась, что когда-нибудь снова ихувижу. Переполненная чувством вины за то, что солгала по поводу своего имени, ябыла готова броситься им вдогонку, но в эту минуту меня едва не повалила наземлю собака моих друзей, которая прыгнула на меня, пытаясь лизнуть влицо.
Глава 6.
Онемев, я уставилась на приезжего лектора.В костюме-тройке, скоротко постриженными вьющимися волосами и гладко выбритым лицом Джо Кор тез выглядел пришельцем из другого времени средидлинноволосых, бородатых, как попало одетых студентов в одной из большихаудиторий Калифорнийского Университета.
Я поспешно плюхнулась на свободное место взаднем ряду набитой до отказа аудитории, место, которое заняла для меня тасамая подруга, с которой мы были на прогулке в горах Санта Сьюзана.
— Кто он— спросила яее.
Она удивленно покачала головой, окинуламеня нетерпеливымвзглядом, затем на клочке бумаги написала: КарлосКастанеда.
— А кто,черт возьми, такой Карлос Кастанеда — спросила я снова и непроизвольнохихикнула.
— Я давалатебе его книгу, —прошипела она в ответ, затем добавила, что он достаточно известный антрополог,который проводил обширные исследования в Мексике.
Я уже было хотела сказать своей подруге посекрету, что приезжий лектор — это тот самый парень, которого я повстречала в горах в тот день,когда заблудилась. Однако по каким-то очень точным соображениям не сказаланичего. Этот пареньбыл в ответе за то, что едва не погибла наша дружба, которой я невероятнодорожила. Моя подруга была непреклонна в своем мнении, что история с сыном Эванс-Притчарда — чистая выдумка. Я же настаивалана том, что тем двоим незачем было кормить меня баснями — они от этого ничего неприобретали. Я просто знала, что они чистосердечно рассказали мне всюправду. Моя подруга, ра зозлившись, что я им поверила, обо звала меня легковерной дурой.
Поскольку никто из нас не хотел уступать,страсти в нашем споре стали накаляться. Ее муж, чтобы несколько охладитьнаш пыл, высказал предположение, что, возможно, мне сказали правду.Раздраженная тем, что он не на ее стороне, моя подруга закричала, чтобы онзаткнулся.
По дороге домой над нами витала мрачнаяатмосфера, наша дружба явно дала трещину. Потребовалось две недели, чтобы загладить следы взаимной обиды. Тем временем я опробовала информацию насчетсына Эванс-Притчар да на нескольких людях, более сведущих в антропологическихделах и причастных к ним ученых, чем я и моя подруга. Стоит ли говорить, что япри этом оказываласьполной идиоткой. Однако и з упрямства я вцепилась в свою слепую уверенность, что лишьмне одной известно истинное положение вещей. Я была приучена смотреть на все спрактической точки зрения: если кто-то жет, то тем самым он должен приобрестичто-то такое, чего иначе не получил бы. И я терялась в догадках, что же моглиприобрести те двое.
На лекцию, которую читал Карлос Кастанеда,я внимания почти не обращала. Я была чересчур поглощена поисками причины,заставившей его сказать мне неправду о своем имени. Склонная выводить мотивытех или иных людей из простых утверждений или наблюдений, я немало временипотратила, пытаясь подыскать ключ к его мотивам. Но потом вспомнила, что я тоженазвалась при нем не своим именем. И мне никак не удавалось определить, почему я такпоступила.
После длительных размышлений я решила, чтообманула его,поскольку он автоматически вызвал во мне недоверие. Он был слишком самоуверен,слишком петушился, чтобы ему можно было доверять. Моя мать приучила меня недоверять латиноамериканским мужчинам, особенно если они не были несколько нижепо своему положению. Она любила повторять, что латиноамериканские мужчины— словно бойцовыепетухи, их интересы сводятся к тому, чтобы драться, есть и заниматьсясексом, в таком вот именно порядке. И я полагаю, что я поверила ей, даже незадумываясь.
Наконец я глянула на Карлоса Кастанеду. Мненичего не удавалось понять в том, о чем он говорит, но я была очарована егодвижениями. Впечатление было такое, что он говорит всем своим телом, и егослова не столько вылетают у него изо рта, сколько выплывают из его рук,которыми он двигал с изяществом и проворностью мага.
После лекции я смело направилась к нему. Онстоял, окруженный студентами. Он был так обаятелен и открыт с женщинами, что яавтоматически стала его презирать.
— Ты совралмне, что твое имя Джо Кортез, — сказала я по-испански и в знак обвинения направила на негопалец.
Держась рукой за живот, словно он получилудар, он взирал на меня с тем самым нерешительно-удивленным выражением, котороебыло у него на лице, когда он впервые увидел меня в горах.
— Крометого, ложь, что твой друг Гумерсиндо — сын Эванс-Притчарда, — добавила я, прежде чем оноправился от удивления, вызванного нашей встречей. — Не так ли
Он сделал умоляющий жест, чтобы я большеничего не говорила. Казалось, что он ни капли не смущен. Но в его глазах былотакое простое и неподдельное любопытство, что мой праведный гнев быстроулетучился. Он мягко взял меня за запястье, словно опасаясь, что я уйду.
Когда его беседа со студентами закончилась,он молча повел меня к уединенной скамейке, которая стояла в тени огромной сосныв северной части кампуса (в США — название студенческого городка (прим. ред.)).
— Все этотак странно, что я воистину теряю дар речи, — сказал он по-английски, когда мысели. Он смотрел на меня так, словно все еще никак не мог поверить, что я сижурядом с ним.
— Я недумал, что когда-либо снова с тобой встречусь, — продолжил он задумчиво.— После того, как мырасстались, мы с моимдругом — кстати, егозовут Нестор — долгоговорили о тебе и пришли к выводу, что ты была полупризраком. — Тут он внезапно перешел наиспанский и сказал, что они даже вернулись на то место, где мы расстались, надеясь найтименя.
— Почему тыхотел меня найти —спросила я по-английски, уверенная, что в ответ он скажет по-английски, что яему понравилась.
По-испански невозможно сказать, что кто-токому-то просто понравился. Ответ должен быть более явным и вместе с тем более точным. Виспанском можно либо выразить хорошее отношение — те caes bien, либо изобразитьвсеобъемлющую страсть— те gustas.
Мой откровенный вопрос поверг его в долгоемолчание. Впечатление было такое, что у него внутри идет борьба — говорить или не говорить.Наконец он сказал, что наша с ним встреча в тумане в тот день произвела в немосновательныйпереворот. Когда он это говорил, на его лице был написан восторг, затем онголосом, в котором звучало глубочайшее благоговение, добавил, что когда он увидел меня влекционной аудитории, ему чуть конец не пришел.
— Почему— спросилая.
Он задел мое самолюбие. Тотчас же я об этомпожалела, поскольку была уверена, что он собирается мне сказать, что по ушивлюблен в меня. А это будет чересчур волнующее признание, и я не найдусь, чтоответить.
— Это оченьдлинная история, —промолвил он, все еще погруженный в задумчивость. Он скривил губы, как будтоговорил сам с собой, репетируя то, что собирался произнести.
Я узнала характерные признаки, когдамужчина готовитсясделать выпад.
— Я нечитала твоих работ, —сказала я, чтобы направить его в другое русло. — О чем они
— Я написалпару книг о магии, —ответил он.
— О какоймагии О шаманстве, спиритуализме или о чем
— Ты знаешьчто-нибудь о магии —спросил он с ноткамиожидания в голосе.
— Конечно,знаю. Я рядом с этим росла. Я провела значительное количество времени вприбрежной части Венесуэлы — эта область славится своими магами. В детстве большую частьлетних месяцев я проводила в семье ведьм.
—Ведьм
Pages: | 1 | ... | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | ... | 46 | Книги по разным темам