Зачем социологам рассказывать о Холокосте? Потому что это уникальное историческое событие, которое произошло не в социальном вакууме. Оно имело свои социальные причины, специфическое течение, в рамках которого исследователи пытаются вычленить социальные механизмы. Оно также имело и имеет до сих пор чрезвычайно важные последствия: и для обществ, потерявших, как и Польша, огромный процент своих граждан, и для всей мировой цивилизации. Тема Холокоста появляется в литературе и искусстве, в публичном и частном дискурсе и в средствах массовой информации.

Эти знания особенно важны для польских социологов. Как вспоминает Ежи Томашевский, «в XVIII веке на землях Речи Посполитой жили, работали и участвовали в жизни всей страны около 80% всех живших в мире последователей иудаизма. В 1939 году почти 3,5 миллиона евреев жили, работали и участвовали в жизни государства и местных общин в границах Республики Польша».

Холокост затронул более 90% польских евреев. Тем, кто пережил Холокост, было очень трудно вернуться к жизни в послевоенном обществе: вспомним только погром в Кельце 1946 года и большую антисемитскую кампанию 1968 года. антисемитизм без евреев. В Польской Народной Республике некоторые аспекты Холокоста — отношение поляков к Холокосту, польский антисемитизм, шантаж (т.

не деньгами, а в конце концов сдачей немцам скрывавшихся евреев), участие поляков в Холокосте, разграбление еврейского имущества, проживание поляков в «постеврейских» домах, послевоенные погромы… — были табу. Хотя отдельные рассказы и свидетельства еврейских авторов публиковались в печати, в годы существования Польской Народной Республики не было возможности проведения надежных научных исследований и публикации важных книг без цензуры, а также честного общественного обсуждения.

Однако были публикации исключительной важности, такие как статья Яна Блоньского «Бедные поляки смотрят на гетто». Автор прямо пишет о польском антисемитизме и моральной соответственности поляков за судьбу евреев: «Я думаю, что в нашем отношении к еврейско-польскому прошлому мы должны перестать защищаться, оправдываться и торговаться. Подчеркните, что мы не могли сделать во время оккупации или в прошлом. Во всем виноваты политические, социальные и экономические условия. Скажи сначала: да, мы виноваты. Мы взяли евреев в свой дом, но заставили их жить в подвале. Когда они хотели войти в комнаты, мы обещали, что впустим их, если они перестанут быть евреями, если станут «цивилизованными», как говорили в XIX веке, не только в Польше, конечно».

Другим примером является том «Жизнь как бы» Казимира Выки, из которого взято одно из самых точных резюме «захвата еврейского имущества» поляками: «Вина и преступление на немцах, ключи и деньги на нас. […] Формы, которыми немцы ликвидировали евреев, ложатся на их совесть. Однако реакция на эти формы ложится на нашу совесть. Золотой зуб, вырванный из трупа, всегда будет кровоточить, даже если никто не помнит его происхождения».

На протяжении десятилетий ученые, собравшиеся в Еврейском историческом институте, разрабатывали материалы и публиковали ценные тексты. Были опубликованы и смелые литературные произведения, такие как «Черный поток» Леона Бучковского (1965), «Еврейская война» Хенрика Гринберга (1965) или уже вторым тиражом того же Гринберга Zwycięstwo (1969), Umschlagplatz Ярослава Марека Рымкевича ( 1988) и другие. Однако только после 1989 года тема Холокоста могла быть поднята польскими учеными, писателями и журналистами без каких-либо ограничений, и с этого момента количество публикаций увеличилось в геометрической прогрессии. Поэтому самые последние тексты составляют большую часть библиографии, которую я цитирую.

В этой главе я не буду знакомить читателей с фактической стороной вопроса. Это слишком обширная тема, хорошо описанная в многочисленных исторических работах и учебниках, на которые я ссылаюсь в библиографии.. Базовые знания необходимы для понимания социологических проблем, поэтому вам следует прочитать хотя бы одну такую работу, прежде чем читать эту главу.

Цель этого текста — кратко ответить на вопрос о том, как социология и другие социальные науки изучают и интерпретируют Холокост.

Социология и Холокост

Как социолог может заниматься темой Холокоста, события, произошедшего через десятилетия? Представляется, что это предмет интереса истории и здесь нет места другим наукам. Попробуем развеять эти сомнения.

Статья Малгожаты Мельхиор «Холокост и польско-еврейские отношения в социологических исследованиях» была опубликована в первом выпуске академического ежегодника Zagłada Żydow (2005). В данном тексте обобщены достижения социологии и смежных наук в этой области.

Автор указывает, что история и социология – это две разные точки зрения. Первая приписывается историкам. Они пытаются реконструировать ход событий, их хронологию, точно описать, опираясь на исторические источники. «Вторая точка зрения, несколько социологическая, интересуется прошлым с точки зрения настоящего. Для социолога может быть важно и то, как те или иные интересующие исторические события вспоминаются сегодня участниками и свидетелями (и не только ими): как они их описывают, как оценивают сыгранную в них роль, какое значение придают им с точки зрения прошлых лет. Точно так же социолога может интересовать и прошлое в индивидуальном измерении, т. е. то прошлое, которое проявляется в опыте конкретных людей,

Авторы социологических работ используют выводы историков в сфере фактов, опираясь на готовые исследования, сборники документов. Они не являются — и не должны быть — первооткрывателями новых документов, а скорее подвергают вторичному анализу уже известные.

Мельхиор показывает, что границу между историей и социологией трудно уловить, но социологический подход многое привносит в изучение Холокоста. Здесь важны социологические категории: социальная структура, социальные отношения, местные сообщества, структура власти, социальные институты, процессы культурных, цивилизационных и социальных изменений, установки, идентичность, мотивации, нормы, ценности, способы мышления. Мельхиор ссылается здесь на исторические работы с социологическим уклоном: польско-еврейские отношения Эмануэля Рингельблюма во время Второй мировой войны. Заметки и наблюдения (1988 г.); Томаш Шарота Оккупированная Варшава, будний день. Историческое исследование (1973). Историки и социологи различаются подходом к источникам, исследовательской чувствительностью и выделением других аспектов изучаемой действительности.

Перечислим поэтому наиболее важные работы, без которых современное развитие социологических исследований Холокоста было бы невозможным.

Во-первых, работа выдающегося социолога Зигмунта Баумана, опубликованная на английском языке в 1989 г. под названием Современность и Холокост.

ЗИГМУНТ БАУМАН (род. 19 ноября 1925 г.) — выдающийся современный социолог. В 1968 году он был вынужден покинуть Польшу, где работал в Варшавском университете. Затем он почти 20 лет был связан с Лидским университетом. Он считается одним из самых важных создателей концепции постмодерна. Он пишет на польском и английском языках. Его жена Янина Бауман (1926-2009) — автор воспоминаний о Холокосте, Зима утром.

В центр аргумента автор ставит современность Холокоста и тем самым то, насколько это событие вписывается в логику своей эпохи.

СОВРЕМЕННОСТЬ: форма общества в западной цивилизации, где разум и прогресс являются главенствующими ценностями. В современном обществе важную роль играют такие понятия, как индивидуализм, господство над силами природы, рациональность, бюрократизм, эффективность, наука, секуляризм мира, урбанизация и индустриализация. Человек, живущий в современном обществе, свободен от давления традиции и предопределения судьбы, он сам создает свою идентичность, испытывает свободу, но и опасности. Развитие идеи модерна можно проследить до эпохи Просвещения, при этом, начиная с 1970-х гг, все чаще употребляется словосочетание «постмодерн», свидетельствующее о кризисе модерна (одна из важнейших составляющих этого кризисом принято считать тоталитаризмы 20 века, включая события Второй мировой войны) (ср. Бауман 1999).

Бауман считает, что в другое время Холокоста просто не могло быть. Геноцид в массовом масштабе мог быть осуществлен только при наличии в нашем распоряжении современного государственного управления. Ключевым моментом здесь является концепция бюрократии, развитие которой сделало возможным столь точное исполнение смертного приговора такому количеству людей. Бюрократия предоставила исполнителям Холокоста:

функциональное, детальное разделение труда,

замена моральной ответственности ответственностью исполнительной.

Бауман также ссылается на механизмы, открытые благодаря развитию социальной психологии, т.е. эксперименты Стэнли Милгрэма и Филиппа Зимбардо, показывающие, насколько легко взять на себя ответственность за проступок.

Эксперимент, проведенный Милграмом в 1961 и 1962 годах: в лабораторных условиях испытуемым приказывали бить электрическим током людей, выполняющих задание («учеников»), чтобы наказать их за последующие ошибки путем постепенного повышения напряжения. Субъектами управлял «экспериментатор», авторитет в лабораторном халате. «Студентов» на самом деле не убивали током, но испытуемые могли слышать их стоны и мольбы о пощаде. Несмотря на это, более 60% испытуемых решили применять удары током максимальной смертельной силы.

Эксперимент Зимбардо Стэнфордский тюремный эксперимент, проведенный в 1971 году. Группа добровольцев была случайным образом разделена на «заключенных» и «охранников». Все быстро привыкли к отведенным им социальным ролям, вскоре надзиратели стали вести себя по-садистски по отношению к заключенным. На шестой день эксперимент прекратили. События были запечатлены в документальном фильме 1988 года «Тихая ярость». Стэнфордское тюремное исследование (в Польше известное как Cicha Furia, 2007 г.).

Оба эксперимента — классические достижения социальной психологии; показывают, что человек чаще руководствуется в своем поведении социальным контекстом (подчинение авторитетам, императив социальной роли), а не собственной моральной компетентностью.

Бауман показывает, как мы социально рационализируем отвращение и насилие: достаточно привести к «размыванию близости» между людьми, чтобы ответственность сменилась неприязнью, которую мы испытываем к «Другому». Если группы людей отделяются друг от друга, одной группе легче убить «Других», а остальным оставаться молчаливыми свидетелями. Бауман указывает на две особенности современного государства: управление и технологии, допускающие подобные явления в обществе.

Работа Баумана была создана, чтобы включить Холокост в более широкий поток рассуждений, а не только социологических. Автор во введении признается, что сам, хотя и знал основные исторические факты, в течение многих лет не видел смысла в исследовании Холокоста социологами. Между тем Холокост случился не на другой, чужой планете, где все подвешено в социальном вакууме, а в реальном мире: рациональном, современном, «в разгар расцвета нашей культуры». Бауман утверждает, что Холокост был не регрессом к варварским временам, а логическим следствием развития современного мира.

Книга Баумана важна из-за нового взгляда на Холокост. Здесь появляются следующие понятия: современность, бюрократия, власть и повиновение, социальная роль, технология, мораль, ответственность, социальная дистанция. Автор не проводит собственных исследований, а применяет социологическую меру к общеизвестным вопросам. Его интересует Холокост как таковой, а не какая-то узкая часть явления. Он также не занимается культурным контекстом и не анализирует специфику польско-еврейских отношений во время войны. Он использует макромасштаб, не опускаясь до уровня индивидуальных переживаний людей.

Другие работы, которые я буду обсуждать, остаются на другом уровне анализа. Их авторы сосредотачиваются на конкретном аспекте Холокоста, встраивают свои рассуждения в культурный и социальный контекст польской оккупационной реальности и обычно основывают свои выводы на документах и материалах, отражающих опыт конкретных людей. Эта плоскость может быть описана как «мезо» уровень, где используется «микро» перспектива.

Я буду первым, кто обсудит текст Антонины Клосковской Поляков в отношении Холокоста польских евреев. Попытка типологии отношений, опубликованная на страницах журнала «Культура и общество».

АНТОНИНА КЛОШКОВСКАЯ (1919-2001): выдающийся польский социолог, профессор Лодзинского и Варшавского университетов, член Польской академии наук, главный редактор журнала «Культура и общество». Одной из важнейших областей ее интересов была социология культуры.

Автор анализирует установки поляков, выделяя следующие типы:

враждебно-активное отношение (шмальковники, доносчики, шантажисты), которое можно охарактеризовать как «участие в преступлении»,

невольная пассивность,

полное равнодушие,

сострадательная пассивность,

помогающие людям: самоотверженные спасатели и люди, помогающие за деньги.

Это пример ценного социологического текста, пытающегося организовать определенный срез социальной реальности времен Холокоста в соответствии с определенной категорией.

Интересные социологические или междисциплинарные работы стали появляться в Польше в 1990-е годы, они очень разнообразны тематически, поэтому их сложно систематизировать по проблемам, которые они затрагивают, здесь сложно увидеть некое целое. Это пока фрагментарные исследования, медленно заполняющие белые пятна в научном описании Холокоста.

Книга Барбары Энгелькинг «Холокост и память». Опыт Холокоста и его последствия на основе автобиографических рассказов (1994) был основан на подробных интервью с выжившими, и его цель — представить их военный опыт в социологических терминах и выйти за рамки временной перспективы войны. Автор просит своих собеседников проанализировать и интерпретировать Холокост, исследует психологические последствия пограничных переживаний в их послевоенной личной и семейной жизни, размышляет о наследии и памяти о Холокосте.

Также монография Малгожаты Мельхиор «Холокост и идентичность». Польские евреи спасались «на арийских бумагах». «Анализ биографического опыта» (2004) — часть той же парадигмы социологического исследования переживаний конкретных людей и качественного анализа собранных материалов — и здесь это были во многом глубинные интервью с «Выжившими». Основной аналитической категорией автор делает понятие личности людей, которые, чтобы выжить, меняли имя, внешность и притворялись — иногда годами — кем-то другим.

Сильной стороной обеих работ являются солидные методологические введения, которые могут служить руководством для социологов, занимающихся схожими темами.

Среди книг, затрагивающих еще более узко сформулированные темы, причем в социологическом ключе, следует упомянуть Энгелькинга «Уважаемый господин Гистапо». Доносы немецким властям в Варшаве и ее окрестностях в 1940-1941 гг. (2003 г.), нацистские лагеря смерти Михала Маранды (2002 г.), Марек Куция Освенцим как социальный факт (2005 г.), Анна Павелчинская Ценности и насилие (2004 г.), Яцек Леочак Спасать. Истории поляков и евреев (2010), а также скорее исторические монографии, но с учетом социологической точки зрения, охватывающие конкретную область, например Engelking, Leociak Getto Warszawskie. Путеводитель по несуществующему городу (2001 г.), Энгелькинг, Леочак, Либионка (ред.) Провинция Нок. Жизнь и Холокост евреев в Варшавском округе (2007).

Следует также упомянуть антропологические и этнографические тексты, напр. Иоанна Токарска-Бакир, собранная в сборнике Rzeczy migliste (2000 г.) и о ставшей уже классической работе Алины Калы «Образ еврея в польской народной культуре» (2005 г.).

Таким образом, можно провести следующую систематизацию исследовательских подходов и перспектив:

по уровню анализа:

макро: истоки Холокоста и его место в широком социальном контексте, например, книга Баумана (скорее теоретический анализ, чем исследовательская работа);

мезо/микро: попытки выделить какие-то базовые, но тематически ограниченные аспекты Холокоста, например, в масштабах оккупированной Польши, на возможно большой выборке, но с акцентом на определенные избранные нити (авторы используют материалы «микро» масштаба, анализируя документы, представляющие опыт отдельных людей).

благодаря методам исследования:

с преобладанием количественных методов;

исключительно качественные методы.

Социологические категории, полезные при изучении Холокоста, включают: власть, социальные связи, отношения, ценности, мотивы, институты (такие как концлагеря), применимые нормы, идентичность, социальные и психологические последствия исторических событий и другие.

Важно, что после многолетних исследований и размышлений основное внимание уделялось фигурам палачей — то есть немцев, виновников Холокоста. и анализируя немецкую перспективу событий (исследования нацистских документов) или размышления общего характера — в последние десятилетия сформировалась иная перспектива. Все больше авторов начинают сосредотачиваться на характерах жертв, прислушиваясь к голосу самих евреев о том, что с ними произошло. Отсюда возрождение литературных исследований личных документов. Таким образом, образ Холокоста индивидуализируется — вместо миллионов убитых людей речь идет о жизни и смерти конкретных людей. К этому направлению относится множество современных работ в области социологии.

Предметом, появившимся в более широком масштабе последним и вызывающим наибольшие споры и затруднения, являются фигуры свидетелей — поляков и других нееврейских граждан оккупированных стран. Сегодня признано, что фигура абсолютно невинного, «прозрачного» свидетеля драматических событий — иллюзия. Современные исследователи пытаются бороться с этой иллюзией.

Анализ отношения поляков к евреям и, следовательно, разработка типологии, предложенной Клосковской, затруднены по многим причинам. Во-первых, мало материала: история евреев и поляков во время войны шла разными путями, и многие польские военные мемуары не содержат упоминания о евреях. Во-вторых, коллективная память поляков хранит определенные мифы о прошлом, одним из ярких из которых является Вторая мировая война. Один из этих мифов наделяет поляков статусом невинных жертв. Отсюда множество искажений и проблем с честным признанием фактов, например феномен «аукциона страданий» между поляками и евреями, трудность признания того, что война в большей степени затронула евреев, отрицание того, что поляки также причиняли вред евреям, сдавали их до смерти шантажировали их, убивали или грабили их имущество. Аналогичная проблема возникает и с изучением феномена помощи евреям, поскольку реальность не соответствует мифу о польских «Праведниках народов мира». Исследования показывают разные оттенки помощи — кроме бескорыстной, героической помощи — помощи за плату, сложных отношений между спасателями и спасаемыми — зависимость, жестокое обращение, плохое обращение.

Эти и другие трудности не меняют того факта, что тема жертв и свидетелей прочно вошла в литературу о Холокосте, как историческую, так и социологическую.