В истории греческой духовной жизни Сократ занимает весьма своеобразное место. Появление Сократа положило конец периоду наивного доверия к традиции у греков. Его место заняла рефлексия, сознательное осознание хороших и плохих сторон традиции. Сократ не восставал против традиции, как софисты. Он только требовал знать, почему что-то хорошо и почему что-то плохо. Человек сам должен был судить о значении ценностей, предоставляемых традицией, и он сам должен был решить, принять их или отвергнуть. Это было возвращение к человеческой личности, и Сократ был пионером этого возвращения. Уже упоминалось, что греки особенно ценили человека как члена общества. Сократ пытался подчеркнуть человека как личность. Поэтому он требовал исследовать себя, познать себя, решить по своим убеждениям, по своему внутреннему даймониону, который есть не что иное, как как голос богов внутри человека. Слушание этого даймониона заставило Сократа посвятить себя своей работе, привело его в тюрьму и, в конце концов, к смерти. Родился около 470 г. В Афинах, посвятивший себя воспитанию и просвещению греческого народа, он был обвинен в неуважении к богам и растлении молодежи, признан виновным и приговорен к смертной казни. Друзья устроили побег, но Сократ отказался, выбрав почетную смерть. Описание последних часов Сократа в «Федоне» Платона — самая красивая апология жизни и деятельности Сократа.
Акцент на человеческой личности также берет свое начало в известном высказывании Сократа о том, что знание — это добродетель. Это не интеллектуализм. Знание здесь
Сократ понимает не какое-то знание, установленное свыше, не простую интуицию, а совершенное прозрение в глубочайшие отношения вещей и принципов, знание, которое возникает изнутри человека и потому охватывает всего человека, подталкивая его к действию в известном направлении.. Такое знание должно быть абсолютно собственным. Ни традиция, ни авторитет не могут этого дать. Она должна быть доступна самому человеку, исходить из его духа. Это должно быть его собственное. Только когда человек сам приходит к истине, когда он переживает ее рождение в своем духе, только тогда он способен судить о себе по требованиям истины, и тогда знание есть добродетель. Поэтому
Сократ поступил так, что только помог истине родиться в человеческом духе. Он был только повивальной бабкой, только помощником, а сам дух породил истину и знание. Он только помогал ей, указывая путь и устраняя препятствия. Особый способ философствования Сократа можно понять только после хорошего понимания его высказывания о том, что знание есть добродетель.
Весь так называемый сократический метод, с помощью которого Сократ имел большое значение в истории образования. Он не был конкретно педагогом: ни практиком, ни теоретиком. Воспитательными вопросами не занимался и особо не занимался педагогической работой. Он занимался только этическими и метафизическими вопросами. Но способ исследования этих вопросов был столь своеобразен и так нов, что сделал Сократа одним из величайших просветителей человечества. Современная педагогика в процессе образования делает упор на лидерство. рассматривая «плодотворный момент» и работу воспитателя лишь как подготовку условий для появления этого момента, она идет по пути, названному Сократом.
Сам Сократ называл свой метод обучения майевтике, то есть искусству акушерства, чтобы сказать, что он сам здесь лишь помощник и что первостепенная роль в поисках и обретении истины принадлежит самому человеческому духу. Поверхностная сторона сократовского метода — это вопросы и ответы. Сократ никогда не учил формально. «Он не учит, — замечает А. Мийо, — он вопрошает и тем самым заставляет своих собеседников задуматься над собственными мотивами». Основой сократовской характеристики метода является совместный поиск истины. Сократ сам ищет истину. Он действительно ищет, а не просто учит искать. Он искатель истины, а не дидактист истины. Поэтому в разговорах ни одно мнение не отстаивается, что было бы известно заранее. Но здесь, когда возникает вопрос, они работают вместе, чтобы найти правильный ответ. Вот почему те
Диалоги Платона, происходящие из гл. сократический этап в творчестве Платона обычно заканчивается внезапно, как бы прерываясь. Сократ не формулирует здесь вывод, как бы говоря: так должно было быть. Ни в коем случае! Он просто подводит говорящего к месту, где заключение становится вдруг ясным и ему, и Сократу. Поэтому дальнейший разговор становится излишним. Знания отдаются эхом в духе, и все участники разговора замолкают.
Изучение пути, по которому идет Сократ с интервьюируемыми дает возможность обнаружить три стадии или момента. Прежде всего, Сократ разрушает первоначальный, обычно наивный, самоуверенный взгляд человека на вопрос. Обычно все думают, что смогут ответить на любой вопрос и высказать свое мнение. Получив ответ, Сократ пытается показать, что этот ответ наивен, что он не затрагивает более глубокой сути вопроса, что он даже неверен. Но сам Сократ здесь ничего не доказывает и не утверждает. Он лишь задает вопросы так, что через некоторое время отвечающий сам видит наивность, узость и ошибочность своего мнения. Отвечающий сам вступает на путь истины и с удивлением видит, что то, что он до сих пор считал истиной, на самом деле является простой ошибкой или только частью истины. Этим методом Сократ разрушает не только примитивный взгляд, но и некритическую уверенность в своих ответах. В диалогах можно заметить, что как дальнейшие ответы становятся более продуманными, глубокими, как респонденты делят вопрос, смотрят на него с разных сторон, а не констатируют поверхностью глаза. Сократ заставляет своих собеседников задействовать все возможности своего духа в поисках истины. Таким образом, он пробуждает человеческий дух искать истину внутри себя, а не ждать, пока ее расскажет кто-то другой. В конце беседы Сократ лишь повторяет то, что было сформулировано участниками.
Второй момент в методе Сократа — пробуждение стремления к высшему знанию. Видя, что изначальный наивный взгляд разрушен, что изначальная наивная уверенность в своем отношении поколеблена, вопрошающий начинает желать прийти к высшему знанию. Поэтому, чем вначале он был больше учителем и выразителем собственного мнения, тем дальше он становится искренним искателем истины и начинает доверять Сократу больше, чем себе. Но внутренняя активность участников беседы теперь значительно возрастает. Если вначале они учили своим существующим взглядам, то теперь, после того как эти взгляды рухнули, они начинают усиленно работать над переформированием новых, в данном случае более правильных и глубоких взглядов.
Наконец наступает самый важный третий момент — рождение высшего знания. Сократ ведет своих собеседников так, что это высшее знание является им внезапно и находит и просто формулирует их. Им становится ясно в один момент, где лежит настоящее решение вопроса. Им становится ясна суть вопроса и тут же возникает ответ. Этот ответ им вдвойне дорог: во-первых, он освобождает их от ложного или слишком узкого, примитивного мнения, и он находит их самих. В результате это новое знание намного сильнее исходного. Он охватывает весь человеческий дух.
Этот третий момент составляет так называемый плодотворный момент современной педагогики. Сократ — ее основатель и гениальный мастер, создавший условия для ее появления. С точки зрения метода Сократ пошел по пути, противоположному Пифагору. В пифагорейском кружке ученики вначале молчали и только спрашивали. Сократ разговаривал со своими учениками и позволял им задавать свои вопросы. Сам Пифагор пытался приобщить своих учеников к высшим знаниям. Тем временем Сократ уговаривал высшую истину из духа своих учеников. Свобода и автономия человеческой личности в высшей степени почитались в методе Сократа. Это те самые принципы, на которых строится вся современная педагогика. Поэтому без преувеличения можно сказать, что творцом современной педагогики является Сократ.
Тексты:
Сократ, как и Пифагор, не оставил нам никаких сочинений. Есть два источника, из которых мы видим путь Сократа и где мы находим его идеи: сочинения Ксенофонта и диалоги Платона. Ксенофонт больше говорит об этике Сократа, Платон больше о его метафизике. В последнее время существует тенденция считать, что все же образ Сократа в диалогах Платона более четкий и достоверный, чем в сочинениях Ксенофонта. Это следует сказать особенно в отношении метода, который нас больше всего и интересует в данный момент. Приведенные здесь выдержки из платоновского «Евтифрона» могут несколько проиллюстрировать вышеупомянутые этапы прямого метода. «Евтифрон» считается одним из самых ранних диалогов Платона, написанным, когда Сократа только начали обвинять, но еще не судили.
Сократ. Итак, помнишь ли ты, что я просил тебя научить меня не одному или двум из многих дел благочестия, а самому понятию благочестия, согласно которому все благочестивое есть благочестие? Ведь вы сказали (стр. 86), что по самой сути дела нечестивое есть нечестивое, а божественное остается божественным? Ты помнишь?
Евтифрон. Как.
С. Так наставь меня в самой сути этого дела, в чем именно оно состоит, чтобы, имея его перед глазами и держа в известной мере, я тотчас назвал бы его богом, если бы такой поступок был совершен тобой или кем-либо другим, а если бы его не было, я бы не назвал его богом.
Э. Ну, если хочешь, Сократ, я тебе так скажу.
С. Я хочу, я хочуты
Э. Так вот: что угодно богам, то божественно, а что неприятно, то нечестиво.
С. Прекраснейший, Евтифрон! как я хотел, чтобы вы ответили, да мне теперь ты ответил Только или это истинный который еще до Какие
Я не знаю, но вы, безусловно, еще больше научите меня тому, что то, что вы говорите, правда.
Э. Безсомнения
С. Поэтому, не теряя времени, давайте разберемся, о чем здесь идет речь… »
Экспертиза показывает, что Евтифрон ошибается. Он вынужден признать, что его взгляд ведет к чепухе.
С. Итак, согласно этому изречению, и божественный, и нечестивый были бы Евтифроном, т. е. одно и то же.
Э. Оказывается, это… «
Здесь Евтифрон начинает сомневаться в своем первоначальном утверждении и, руководствуясь Сократом, решает исправить свое мнение.
Э. Да, я бы сказал, что благочестивое есть то, что любят все боги, а противоположное этому, а именно то, что все боги ненавидят, безбожно.
С. Может быть, Евтифрон, следует еще раз спросить, так ли это хорошо сказано? А может быть, остановимся, и пусть один примет нас от другого и от других: только кто скажет, что что-то такое, — тотчас же согласитесь, или наоборот — исследуйте, что говорит тот, кто это говорит?
Э. Нужно заглянуть. По крайней мере, мне кажется, что сейчас это хорошо сказано.
С. Скоро, ну, мы узнаем ясно… «
Опять же, Сократ показывает своими вопросами, что и это исправление не раскрывает сущности божества, а указывает «лишь на какое-то случайное свойство, проявляющееся в обожествляемом» (стр. 91) Сократ снова хочет услышать реальный ответ.
С…. Так будь любезен, не скрывай от меня, а скажи мне еще раз, с самого начала, что, в конце концов, есть бог — неважно, любят ли его боги или есть какой-то другое качество этой вещи; в конце концов, мы не будем спорить об этом. Скажите, пожалуйста, что благочестиво, а что нечестиво?
Э. Но, Сократ, почему-то я не могу сказать тебе, что думаю. Все, что мы позволим, так или иначе крутится вокруг нас, и не хочет оставаться там, где мы построим…»
Здесь Евтифрон достигает точки, когда его самоуверенность исчезает, его примитивное знание рушится, и он начинает желать более высокого знания, которое Сократ обещает ему достичь:
С…. Поскольку ты кажешься мне развратником, я сам помогу тебе, как ты научишь меня тому, что божественно. Только не переусердствуйте. Послушайте, не кажется ли вам необходимым, чтобы все божественное было добрым и справедливым?
Э. мне конечно кажется..
Через некоторое время Евтифрон пытается дать новый ответ, что такое божество, но очень робко, только по подсказке Сократа.
С. Такпопробуй мне так же объяснить
какая часть того, что правильно, является благочестивым…
Э. Так вот, Сократ, и мне кажется, что благочестие и благочестие составляют ту часть справедливости, которая касается служения богам…
Здесь снова Сократ начинает расспрашивать Евтифрона, что это за служба. Евтифрон замечает, что «такие, Сократ, как рабы служат своим господам» (стр. 93). Но Сократ снова видит через вопросы мысль Евтифрона и снова показывает, куда она ведет.
С. Итак, Евтифрон, божественность была бы чем-то вроде обмена товарами между богами и людьми?
Е. Пусть это будет товар, если вам угодно это так называть.
С. Но меня это совсем не устраивает, разве что поразительно настоящее. Но скажите мне, какую пользу извлекают боги из даров, которые они получают от нас? Потому что то, что они нам дают, всем ясно: у нас нет ничего хорошего, чего бы они нам не дали. Но какая им польза от того, что они получают от нас? А может быть, мы так много зарабатываем на торговле с ними, что берем у них все хорошее, а они у нас ничего?
Э. И вы думаете, что богам выгодно то, что они получают от
наш?
С. Но что же тогда, Евтифрон, будут наши дары богам?
Э. Что же еще, думаете вы, как не уважение, почетные подношения и, как я только что сказал, выражения благодарности.
С. Итак, Евтифрон, божественное есть то, что выражается в благодарности, а не то, что полезно или угодно богам… »
Разговор подходит к концу, потому что сам Евтифрон наконец понял, что благочестие есть поклонение богам и выражение им благодарности. Правда, он еще пытается вернуться к своему первоначальному мнению, но Сократ не дает ему снова начать разговор, и все заканчивается. Возникновение плодородного момента в духе Евтифрона здесь совершенно ясно. Самоуверенность Евтифрона и возможная потеря этой уверенности особенно очевидны в этом диалоге.