Geum.ru

Первая Вторая половина ХIХ начало ХХ вв. Право и жизнь в адыгском обществе

Вид материалаДокументы

Содержание


Субъект мести.
Объект мести.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

* * *

Правовая деятельность адыгов и осетин основывалась на нормах обычного права (адата) и нормы шариата. К середине ХIХ в. у адыгов и у части осетин, исповедывавших ислам, семейные отношения регулировались преимущественно по шариату, уголовные и гражданские - по адату. Судебная практика адыгов и осетин опиралась на два основных принципа обычного права, с помощью которых разрешались спорные ситуации: принцип возмездия (институт мести) и принцип возмещения (институт "миролюбивой сделки" и медиаторский суд).


М е с т ь к а к о т в е т н а и с х о д н ы й к о н ф л и к т


Месть как многовековая традиция кавказских народов часто была предметом описания очевидцев, путешественников, исследователей. Многие из них утверждали, что "обычай мстить за кровь, или кровомщение‘‘ являлся, с одной стороны, ‘‘необузданным чувством‘‘, а с другой, ‘‘обязанностью, налагаемой честью, общественным мнением и личным убеждением каждого черкеса‘‘176. Благородный адыг, согласно народным представлениям, не должен был ‘‘забывать обиды и оскорбления‘‘177. Если же это случалось, он подвергался презрению и исключению из рода178. Особенно строго правила мести соблюдались в среде привилегированных сословий. Как отмечал Хан-Гирей, если кто-либо из княжеского сословия получал денежное удовлетворение ( композицию), например, ‘‘за обесчещение женщины‘‘, то такой человек становился ‘‘предметом всеобщего презрения более даже, нежели каковому подвергаются во мнении народа те, которые по недостатку отважности и мужества не смывают вечное свое посрамление кровью оскорбителя‘‘179. Между тем эта характеристика института кровной мести была характерна для средневековых времен адыгской истории. Во второй половине ХIХ - начала ХХ в. в адыгском обществе произошли значительные социально-экономические и общественные изменения, которые не могли не затронуть и существование института кровной мести. Во второй половине ХIХ - начале ХХ в. произошло ослабление данной традиции у адыгов. Тем не менее у осетин в ХVII-ХIХ вв. кровная месть как ответ на исходный конфликт была широко распространена у осетин. Осетинская месть редко заканчивалась одним убийством. Как правило, родственники потерпевшего на второй стадии конфликта также требовали мести и она совершалась. Месть в Осетии была многостадиальной.


Опираясь на данные лингвистики, я считаю необходимым рассматривать институт мести как сочетание двух его форм: кровной и некровной. У кабардинцев в ХIХ в. для обозначения кровной мести использовалось понятие лъикlэ бий (лъикlэ дызэбийщ), что означало кровник, а для обозначения отношений между кровниками - яку лъи дэлэщ, что можно перевести как между ними кровь. Бытовал и термин лъышIэжьы, что означало кровная месть (лъы - кровь, а шIэжь - делать снова, повторить)180. Наряду с этим для описания второй формы мести и соответствующих отношений кабардинцы применяли понятие бий, что переводится как враг или противник. Отношения между врагами назывались зэбий, что означало враждебные отношения181. У кабардинцев использовались термины жэгъогъу, сибий, сыжэгъэгъу, что можно перевести как вражда182. В основе данного различия лежал характер исходного конфликта. Если в результате первичного столкновения была пролита кровь, то отношения между его участниками и их ближайшими родственниками рассматривались как отношения кровников (кровнические отношения); если же результатом конфликта явилось причинение имущественного или других видов ущерба, то отношения оценивались как враждебные. Различия в правоотношениях между кровниками и врагами есть и у других народов Северного Кавказа, например, у чеченцев, у балкарцев183.


Изучая судебные материалы конца ХIХ - начала ХХ в., в которых есть подробные описания случаев мести в адыгской общине русскими писарями, я заметила соблюдение ими отмеченного выше различия между двумя формами мести и соответствующих отношений между ее участниками. Для описания случаев кровной мести писари использовали слова месть, мщение, кровник, а для описания некровной - вражда и враждебные отношения184. Я обнаружила лишь одно дело, в котором писарь применил выражение кровная вражда185.


П р и ч и н ы м е с т и. Приступая к изучению института мести у адыгов в пореформенное время, я предположила существование определенной зависимости между характером и обстоятельствами исходного конфликта и последующим совершением мести как ответа на этот конфликт. Сначала я рассмотрю те исходные конфликты, которые стали причинами совершения мести в адыгском обществе в 1880-1910-х годах.

Нанесение оскорбления, как правило, не вызывало у адыгов длительных кровнических или враждебных отношений. В адыгской общине я не встречала описанные К.А.Кокурхаевым применительно к чеченской и ингушской общинам случаи совершения мести за нанесенную пощечину или удар плетью186. То же самое имело место и в осетинском обществе, где кровная месть могла быть вызвана осквернением дома (например, снятием и выбрасыванием фамильной надочажной цепи) и оскорблением девушки187.

Хан-Гирей указывал, что адыги ‘‘за малое оскорбление взыскивали пеню, не обращаясь к кровной мести‘‘188. Это правило, за одним исключением, распространялось как на привилегированные сословия, так и на простолюдинов в тех адыгских обществах, где имелась сословная иерархия. Исключение - причинение оскорбления девушке или женщине. Опишу обнаруженные мною случаи совершения мести за подобные действия. В кабардинском селении Тыжево сельчанин оскорбил соседку. Она пожаловалась мужу и тот совершил покушение на убийство виновного соседа189. В западноадыгском селении Гатлукай молодой человек нанес оскорбление девушке. Ее отец счел это недопустимым. Между ним и родственниками виновного, в частности, его братом, установилась, как сказано в архивном деле, ‘‘вражда‘‘190. В кабардинском селении житель оскорбил сельчанку. Спустя две недели муж оскорбленной, как указывается в архивном деле, ‘‘будучи врагом... в качестве отмщения‘‘ попытался убить виновного191.


До середины ХIХ в. кровнические отношения возникали в тех случаях, когда совершалось оскорбление женщины из привилегированного сословия. В таких случаях, как отмечалось в одном архивном деле, виновного или убивали, или продавали его и его семью192. Позже таких ситуаций не было. Если подобное оскорбление происходило, то муж оскорбленной вместо совершения мести обращался в медиаторский суд с просьбой о выселении виновного и его семьи в другое селение193. В другом случае уздень просил ‘‘отомстить‘‘ за него горский словесный суд. Сельчанин кабардинского селения Кучмазукино в запальчивости пообещал, что украдет жену другого сельчанина, узденя. Оскорбленный написал прошение в Нальчикский горский словесный суд, в котором упомянул, что в прежние времена за подобное оскорбление совершалась месть, но он, являясь приверженцем русских законов, просит суд произвести наказание виновного за это оскорбление194.


Одна из наиболее распространенных причин возникновения длительных враждебных отношений - неурегулированность различных вопросов, связанных с браком. Похищение девушки, соперничество юношей из-за девушки, неуплата калыма, проблемы, связанные со сватовством - все это могло вызвать месть у большинства северокавказских народов195. Опишу случаи, связанные с этими сюжетами, которые я обнаружила в архивных материалах 1880-1910-х годов.

Молодой адыг похитил девушку для вступления с нею в брак. Большинство ее родственников, узнав об этом, примирились с женихом и согласились на брак. Но один все же выступил против этого брака. Он установил с женихом, как сказано в деле, ‘‘враждебные отношения‘‘. Встретившись с молодым человеком на свадьбе, он попытался его избить196. В другом подобном случае с похитителем своей сестры не смог примириться ее младший брат. Как отмечалось в деле, он установил с женихом ‘‘кровные отношения‘‘. Причем и отец девушки, и старшие братья согласились на брак, а младший брат был непреклонен. В селении он имел репутацию порочного человека. Когда сельская администрация, согласно инструкциям российской областной администрации, стала выдавать разрешение на право ношения оружия, этот человек не смог его получить. Он не успокоился даже тогда, когда уже состоялась свадьба его сестры. Этот родственник продолжал преследовать мужа своей сестры, совершив несколько попыток его убить197.

Интересный случай произошел в кабардинском селении Куденетово-1. Юноша Пшехов решил жениться на девушке из фамилии Добаговых. По традиции он хотел сделать это с помощью похищения. Перед тем как совершить задуманное, парень заручился поддержкой ее родных братьев. Жених удачно совершил похищение, однако братья девушки внезапно передумали. Они ворвались в дом, где была спрятана их сестра и забрали ее, вернув в семью. Между Пшеховым и братьями Добаговыми возникла, как указано в архивном деле, ‘‘вражда‘‘. Дважды Добаговы пытались убить Пшехова198.

Вражду и совершение последующей мести могла вызвать ситуация, когда молодой адыг, пытаясь свататься к понравившейся ему девушке, получал от ее родителей или от нее самой отказ. Недовольный жених начинал мстить семье девушки. В одном случае такой юноша вначале убил быка, который принадлежал семье девушки, а затем попытался убить одного из ее родственников199.

Неуплата калыма - еще одна причина возникновения враждебных отношений между родственниками девушки, ставшей женой, с одной стороны, и ее мужем, с другой. Так, в кабардинском селении Тамбиево брат девушки за неуплату ее мужем калыма ранил его200. Дж.Белл описал похожую ситуацию, происшедшую в 1838 г. Уздень Шамхан взял в жены сестру другого узденя Шамуза, однако калыма не заплатил. Через 5 лет его жена, уже имевшая нескольких детей, поехала к своим родственникам и не вернулась к мужу. Последний, женившись во второй раз, захотел вернуть и свою первую жену. Ее родственники отказались это сделать. В результате между Шамханом и сыновьями Шамуза возникла ‘‘вражда‘‘. Шамхан отнял у слуги одного из сыновей сына Шамуза оружие и лошадь, в ответ на что тот предпринял попытку убить обидчика201.

Соперничество из-за девушки - причина ссоры, происшедшей в селении беглых кабардинцев, проживавших на р.Уруп. Двум двоюродным братьям, Адыль-Гирею и Аслан-Гирею, нравилась одна и та же девушка из княжеского сословия, бесленеевка, из фамилии Кануковых. Адыль-Гирей в целях женитьбы похитил девушку. Как отмечал Ф.Ф.Торнау, описавший этот случай, у адыгов в ХIХ в. бытовало правило: если молодой человек похитил девушку и не вернул ее в течение суток, то она становилась его законной женой. ‘‘Дело в этом случае кончается третейским судом, назначающим калым, который следует заплатить семейству". Похищенная девушка стала женой Адыль-Гирея. Брат последнего, Аслан, "поклялся, что Адыль-Гирей не долго будет пользоваться своим счастьем". Аслан попытался убить Адыля, однако только ранил его. Затем Аслан решил отомстить тем кабардинцам, которые помогли его брату совершить похищение девушки. Видя агрессивность Аслана, Адыль решил уехать с женой в Чечню. ‘‘Озлобленный их бегством‘‘, Аслан убил отца Адыля, а сам, боясь мести, сбежал к абадзехам. Узнав об этом, Адыль вернулся домой, разыскал Аслана и убил его202.


Другой не менее важной причиной, способствующей возникновению враждебных отношений, было причинение имущественного ущерба. Во многих случаях, связанных с подобной ситуацией, размер нанесенного ущерба во внимание не принимался: даже его незначительные размеры могли вызвать месть. Опишу некоторые из подобных ситуаций. Если у сельчанина была убита собака, лошадь или какое-нибудь другое животное, то между его хозяином и виновным в этом убийстве устанавливалась, как сказано в одном архивном деле, ‘‘вражда‘‘. Через некоторое время потерпевший также старался причинить какой-либо имущественный ущерб виновному203. Были и другие случаи. Например, пастух общинного стада в западноадыгском селении Шенджий, по неуказанной в деле причине, отказался взять в общее стадо корову одного сельчанина. Тот обиделся и рассказал о происшедшем родственникам. Через некоторое время один из них ранил пастуха, а еще позже сам хозяин коровы его избил, приговаривая: ‘‘я тебя заставлю пасти мою корову‘‘204. Если имущественный ущерб был причинен животным, то у осетин в этом случае, как правило, совершалась месть по отношению к хозяину205. Интересно, что у осетин причинение имущественного ущерба могло вызвать не только враждебные, но кровнические отношения, в результате которых потерпевший мог отомстить и за кражу скота, потраву206.


Враждебные отношения между родственниками устанавливались в процессе раздела наследства. Подобный конфликт произошел в западноадыгском селении Понежукай. В ходе, как сказано в архивном деле, ‘‘долгой вражды‘‘ участники конфликта наносили друг другу мелкий имущественный ущерб или оскорбление. Так, один из них отрезал двум лошадям, принадлежавшим противоположной стороне, хвосты207.


Я рассмотрю характер связи между местью и воровством. Как отмечали многие путешественники, в прежние времена уличенного в воровстве убивали208. Это правило, не распространялось, однако, на лиц из привилегированных сословий. Они могли, как указывал еще в 1728 г. И.Г.Гербер, безнаказанно совершать кражи. Причем, если группа адыгов, совершавшая кражи, состояла из простолюдинов, а ее предводителем был князь, то сословный иммунитет распространялся на всех участников группы209. Д.Белл описал случай воровства, происшедший в начале ХIХ в., когда у адыгов были так называемые братства. Одно братство поймало вора, принадлежавшего другому братству. Суд того братства, где вор совершал свои деяния, рассмотрел дело и принял решение об убийстве виновного, которое вскоре было приведено в действие. Однако родственники убитого сочли проведенное судебное заседание неверным, поскольку на него не были приглашены представители братства, к которому принадлежал вор. Поэтому они решили мстить за эту смерть. Между братствами в течение длительного времени существовали кровные отношения, выражавшиеся в многочисленных драках210.

Во второй половине ХIХ в. отношение к воровству и ворам во многом изменилось. В архивных материалах я обнаружила незначительное число дел, в которых описывалось совершение мести за кражу. В западноадыгском селении Новый Бжегокай один человек совершил много краж у односельчан. Пострадавшие решили мстить ему. Сельская администрация, узнав об этом, попыталась предотвратить месть, проведя сельский сход, на котором было принято решение о выселении этого человека на жительство в другое селение211. Но в большинстве случаев уличенного в краже вора обычно не убивали. Потерпевший требовал лишь возмещения украденного и выплаты некоторой компенсации212.

Отмечу, что в других регионах Северного Кавказа норма адата, согласно которой потерпевший имел право убить вора, применялась шире, чем у адыгов. Так, в Дагестане в пореформенное время, как указывает В.О.Бобровников, отмечались тщательно скрывавшиеся от российских властей случаи кровной мести в ответ на воровство или грабеж. Такие дела, по рассказам стариков, старались не доводить до властей. Кровники решали их по дореформенным нормам адата, требовавшим обязательной смерти обидчика или его ближайшего родственника213.


Наконец, одной из существенных причин возникновения кровнических отношений было причинение физического ущерба, т.е совершение ранения или убийства. Анализируя многочисленные случаи совершения мести, я заметила, во-первых, что иногда она происходила из-за причинения даже незначительного физического ущерба214, и, во-вторых, что как адыги, так и осетины, не вполне различали причинение умышленного и неумышленного физического ущерба. Были случаи, когда за причиненное неумышленное ранение потерпевший или его родственники впоследствии убивали виновного в исходном конфликте. Так, один молодой кабардинец случайно ранил своего товарища, который не имел претензий к виновному в данном инциденте, тем не менее брат пострадавшего убил отца виновного215. Но все же это были единичные случаи. Убийство виновного или его родственников в подобной ситуации происходило главным образом в том случае, если в результате исходного конфликта было совершено неумышленное убийство, а не ранение. Например, в кабардинском селении Жанхотово человек случайно убил односельчанина. Дело рассматривалось в медиаторском суде, который присудил выплату компенсации за это убийство. Семья виновного ее выплатила, затем по собственной инициативе переехала жить в другое селение. Несмотря на это, родственники убитого все равно совершили попытку убить виновного216. К.Ф.Сталь писал, что в ХIХ в., по его мнению, случаи неумышленных убийств редко приводили к установлению кровных отношений217. На это же указывал и Крым-Гирей. Он подчеркивал, что в подобных случаях месть совершалась только тогда, когда определяемая судом компенсация по каким-то причинам не выплачивалась родственниками виновного218. Об отсутствии мести за неумышленные убийства применительно к осетинскому материалу писал А.М.Ладыженский219. В этом он видел первое проявление существования субъективной вины. Обнаруженные мною архивные материалы конца ХIХ - начала ХХ в. не вполне совпадают с мнением К.Ф.Сталя, Крым-Гирея и с данными по Осетии.

Рассмотрю случаи мести за причиненный умышленный физический ущерб. Если в исходном конфликте потерпевший был ранен, то после своего выздоровления он часто пытался отомстить. Он наносил обидчику либо побои, либо ранение220. Если в исходном конфликте потерпевший был убит, то его родственники могли либо убить виновного или кого-нибудь из его близких родственников, либо ранить их. Например, в кабардинском селении Наурузово убили князя. Через два с половиной года его родственниками был убит брат виновного221. В другом кабардинском селении убили сельчанина. Спустя некоторое время его племянник отомстил родственнику виновного222. Были и другие подобные случаи223. Думается, что отмеченные в архивных делах случаи причинения ранения кровникам - это неудачные попытки их убить 224. Например, в кабардинском селении Булатово был убит мужчина. Его родной брат и семья убийцы стали, как указано в архивном деле, ‘‘кровниками‘‘. Встретившись случайно на свадьбе, брат покойного попытался убить одного из родственников виновного в смерти, но только ранил его225. В кабардинском селении Касаево кровник в течении 3 лет совершил четыре попытки убить виновного в смерти своего родственника226.


Я обнаружила лишь два случая совершения мести над колдуном. Так, в западноадыгском селении Натырбово пытались сжечь на костре нескольких односельчан, мужчин и женщин, которые подозревались в колдовстве227. О другом случае я уже упоминала, когда у жителя западноадыгского селения Хатлукай внезапно умерло двое детей. По мнению их отца, смерть наступила от совершенного их односельчанином колдовства. Между ним и колдуном началась, как указано в деле, ‘‘злоба‘‘. Через 20 лет отец детей попытался убить колдуна. Не получилось. Спустя еще 5 лет он вместе с братом вновь пытался это сделать228.

Особое место среди причин, порождавших месть, занимали взаимоотношения между мужчинами и женщинами, и, в первую очередь, сексуальные отношения, т.е. связанные с изнасилованием и супружескими изменами. В прежние времена подобные ситуации всегда рождали кровные отношения. Как отмечал Н.Ф.Грабовский, один обманутый муж откусил любовнику жены ухо229, другой убил любовника неверной супруги, а ей отрезал нос и затем привязал ее к трупу убитого любовника, продержав их в таком положении три дня230.

Если совершалось изнасилование, то принимался во внимание сословный статус потерпевшей и ее насильника. Простолюдинка в этом случае выходила замуж за виновного. При этом последний, как полагается, платил за девушку калым. Родители девушек, принадлежавших к привилегированному сословию, соглашались на подобный брак только в том случае, если насильник принадлежал к этому же сословию. В противном случае виновному мстили, т.е. убивали. Во второй половине ХIХ в. ситуация не изменилась. Изучая архивные материалы, в которых описываются подобные ситуации, я обнаружила пять случаев изнасилования девушек. Поскольку в судебных материалах не указывалась их сословная принадлежность, то можно предположить, что изнасилованные девушки были простолюдинками. Во всех пяти случаях виновные женились на них231. В это время появились случаи изнасилования русских девушек. Подобные деяния не вызывали мести со стороны их русских родственников: они соглашались на получение денежной компенсации за содеянное.

В архиве ЦГА КБР есть дела, в которых описывались случаи соблазнения простолюдинок молодыми адыгами, т.е. начала добрачной половой жизни. Такие ситуации не являлись причиной установления кровных или враждебных отношений: они регулировывались с помощью денежной компенсации семьям этих девушек. Я нашла семь подобных случаев232.

Если была изнасилована замужняя женщина, то ее муж, как показывают архивные материалы, всегда стремился к совершению мести. Подобный случай произошел в кабардинском селении Шалушка. Муж потерпевшей по просьбе старшины подал жалобу на насильника в Нальчикский горский словесный суд, а старшине предоставил ‘‘ подписку‘‘, в которой он обещал не совершать мести по отношению к виновному или его родственникам. Тем не менее спустя некоторое время этот человек все же попытался убить брата виновного233. Такая же реакция на изнасилование жены была у мужа из кабардинского селения Нальчикское, хотя в этом случае виновный сам просил его, как сказано в архивном деле, ‘‘окончить дело простым примирением‘‘234. В кабардинском селении Булатово изнасилование замужней сельчанки вызвало такую бурную реакцию со стороны ее родственников, что был созван сельский сход, попытавшийся найти способ избежать совершения кровной мести над виновным - жителем этого же селения235.


Как отмечал А.М.Ладыженский, одной из причин мести в пореформенной северокавказской общине могла стать неудовлетворенность медиаторским решением одного из участников рассматриваемого судом конфликта236.


Поводом для установления кровнических или враждебных отношений могло стать несоблюдение адыгами некоторых традиционных правил поведения в обществе - так называемого адыгэ хабзэ. Например, убийство гостя вызывало кровную месть. Согласно кабардинским представлениям о гостях и их приеме, некоторые из наиболее почитаемых гостей обладали высоким статусом и авторитетом в общине237. Убийство такого гостя приравнивалось к убийству близкого родственника и требовало совершения отмщения238. Правда, описанная ситуация была более характерна для дореформенного адыгского общества. Во второй половине ХIХ в. данное правило соблюдалось не повсеместно. Хан-Гирей писал о замене в подобных случаях мести на выплату композиции, размер которой приравнивался к сумме, выплачиваемой за близкого родственника239.

Другая причина для установления враждебных отношений между адыгами, как отмечал В.Тепцов, - отказ сельчанина принять в своем доме абрека и оказать ему помощь. Узнавшие об этом родственники абрека и хозяин негостеприимного дома становились кровниками240.

Если адыг - участник какого-либо конфликта - обращался за помощью для его урегулирования не к традиционными медиаторам, а в созданный российской администрацией горский словесный суд, это могло вызвать серьезное недовольство со стороны остальных участников конфликта и могло привести к возникновению кровных, или враждебных отношений241.


Наконец, доносительство как явление, чуждое адыгскому менталитету и в целом крайне редко встречавшееся, иногда становилось причиной возникновения враждебных отношений. В архивных делах я обнаружила одно описание подобного случая. Житель кабардинского селения Бабуково донес старшине на своего товарища, обвинив его в совершении кражи. Последний, узнав об этом, вначале сам избил доносителя, а затем попросил своих братьев сделать то же самое242. Некоторые исследователи отмечали, что уже в первой половине ХIХ в. доносительство становится едва ли не нормой адыгской жизни, создавая ‘‘атмосферу взаимного недоверия и подозрительности между односельчанами‘‘243.

А.А.Плиев указывал на доносительство как на одну из существенных причин возникновения мести в чеченской и ингушских общинах пореформенного времени. Он писал: ‘‘Администрация края выделяла из сельских общественных фондов известную сумму для вознаграждения доносчиков, которые клеветали на своих соплеменников. Доносчики эти писали ложные доносы, кляузы на тех лиц, с которыми были во враждебных отношениях, получая за это вознаграждения, в результате росло недовольство, вспыхивала кровная месть‘‘244.


Наряду с этим А.А.Плиев описывал случаи совершения мести в чеченской и ингушской общинах при осквернении кем-либо домашнего очага (котла и надочажной цепи). Эти вещи у всех северокавказских народов символизировали родовое и семейное единство245. Я не нашла в судебных архивных материалах свидетельств существования подобных явлений в адыгской общине.


Как следует из проведенного анализа причин мести в адыгской пореформенной общине, она могла совершаться за любой причиненный физический или материальный ущерб и в этом отношении не претерпела существенных изменений по сравнению с ХVIII - первой половиной ХIХ в.246


Р о л ь д р у г и х ф а к т о р о в в б ы т о в а н и и м е с т и. Проанализировав связь между характером исходного конфликта и возникновением кровнических, или враждебных отношений, я заметила, что наряду с этим у адыгов существовала и иная зависимость. Во многом дальнейшая эскалация конфликта зависела от факторов, составлявших основу адыгской жизни, а именно территориального размещения участников споров и родственных связей между ними.

Как показывают рассмотренные мною архивные данные, большую роль в установлении или, вернее, неустановлении кровнических или враждебных отношений играло местожительство участников конфликта. Так, я обнаружила лишь один случай, когда сельчанин из кабардинского селения Коново совершил месть по отношению к соседу. Между ними произошла ссора из-за ограды, которая разделяла их участки. Во время ссоры соседи подрались. Один из них был ранен. Спустя некоторое время потерпевший попытался убить несговорчивого соседа. Думается, что на продолжение данного конфликта повлияло еще и то, что в прошлом, т.е. до 1860 г., один из них находился в сословной зависимости от другого. Я уже писала о том, как тяжело лица из привилегированных сословий переживали потерю их сословных преимуществ. Может быть в данном конфликте сельчанин, бывший холоп, не проявил должного уважения к соседу - своему бывшему владельцу247.

Вместе с тем я нашла только два случая совершения мести по отношению к лицам, проживавшим в других селениях248. В основном месть совершалась по отношению к односельчанам, проживавшим в других кварталах. Адыги не только не боялись причинять им незначительный физический или материальный ущерб249, но и убивать их250.


В дореформенной адыгской общине родственные связи играли важную роль. Большая семья как основное объединение ограничивала совершение мести по отношению к близким родственникам. Тем не менее уже в начале ХIХ в. большие семьи стали делиться на малые. Родные братья, ранее проживавшие в одном дворе с отцом и соответственно имевшие одно хозяйство, стали отделяться и заводить отдельные хозяйства. Как свидетельствует судебный материал конца ХIХ - начала ХХ в., родство перестало защищать от совершения мести по отношению к близким родственникам. Такой же точки зрения придерживаются Адыль-Гирей и Н.Ф.Дубровин251.

Наиболее распространенная причина возникновения враждебных отношений между родственниками, как уже отмечалось, - недовольство сторон при разделе наследства. Я обнаружила несколько таких случаев, причем по отношению к обидчику могла совершаться месть как в форме имущественного, так и в форме физического ущерба. В одном случае недовольный разделом отрезал у лошадей, принадлежавших его родственникам, хвосты 252. В других случаях имели место ранения и убийства родственников253. И наконец, в архиве есть дело, которое описывает смерть детей родственника - кровника254. Процесс распада большесемейных общин на малые семьи, ослабление кровнородственных связей и увеличение ссор и кровной мести в родственной среде наблюдал в чеченской и ингушской пореформенных общинах А.А.Плиев. Он подчеркивал, что ‘‘известны преступления, при которых обидчик и обиженный являются членами одного двора, и такие, при которых враждующие лица являются членами разных дворов‘‘255.


Как мне представляется, во второй половине ХIХ в. в эскалации исходного конфликта значительно возросла роль личных качеств его участников. В этот период месть в адыгском обществе в известном смысле перестала считаться обязанностью каждого адыга, а сохранялась в качестве права, которым он мог воспользоваться. Анализируя архивный материал, описывающий случаи мести в течение 45 лет, с 1870 по 1915 г., я пришла к выводу, что этим правом в основном пользовались лица, слывшие в своей общине людьми агрессивными, вспыльчивыми и жестокими256. Такие люди не обращали внимания ни на что и могли мстить, как подчеркивал Н.Ф.Дубровин, даже родственникам и друзьям257.


И, наконец, до некоторой степени на эскалацию исходного конфликта продолжал оказывать сословный фактор, который в прежние времена был ведущим в тех адыгских обществах, где существовала сословная иерархия. Существовал уорк хабзэ, согласно которому князь или уздень не имел права не отомстить за причиненный ему материальный или физический ущерб другим представителем высшего сословия. Я нашла в архивных материалах первой половины ХIХ в. случаи убийства лиц из привилегированных сословий, совершенные на почве мести258. Во второй половине ХIХ в. многие представители высшего сословия перешли на военную службу в российскую армию. Они первыми восприняли как русскую культуру и образование, так и русское право. Известны случаи, когда они вместо того, чтобы совершать месть над своим обидчиком, обращались в медиаторские или горские словесные суды с просьбой рассмотреть их конфликты в этих судебных органах259.


Могли быть и религиозные причины совершения кровной мести. Так, Б.А.Калоев, описывая институт мести у осетин, отмечал, что на длительность его сохранения оказывали влияние религиозные верования, культ предков, бытовавшие у всех горцев Кавказа. По религиозным понятиям кавказских горцев, убитый требовал от родственников не только пищи и одежды, якобы необходимых на том свете, но и мести за кровь. Убитый не мог попасть в рай прежде, чем его кровь не будет отомщена кровью. ‘‘В древности убийцу, если он попадал в руки мстителей, убивали на могиле его жертвы, дабы напоить ее кровью‘‘260. В 1850-е годы у осетин появляется обычай замены кровной мести отрезанием у убийцы уха или волос, которые с определенными церемониями зарывали в могилу убитого. Позже осетины делали только надрез на ухе убитого и этой кровью смазывали могилу. Данный обычай назывался фалдысыш, что можно перевести как ‘‘посвящение мертвому‘‘261.


Ф о р м ы м е с т и. У адыгов месть могла быть как с нанесением физического ущерба (ранения и убийства), так и без него. Как показывают архивные материалы, как адыги, так и осетины в целом соблюдали принцип талиона, т.е. за причиненное ранение потерпевший или его родственники стремились ранить виновного, за убийство - убить, причем месть не должна была превышать степень жестокости первого убийства262. Например, в осетинском обществе в исходном конфликте мужчине отрезали ухо, в ответном - родственники потерпевшего сделали то же самое263. Это же правило существовало и у других народов Северного Кавказа, например, у чеченцев, ингушей. А.А.Плиев указывал: ‘‘ Потерпевший имеет право на месть абсолютно в такой же степени, в какой потерпел, т.е. хьайна даьр - мера за меру, но не более‘‘264. Но в адыгском и осетинском обществах так было не всегда. Есть свидетельства о том, что иногда характер и форма мести за причиненный ущерб в исходном конфликте были более значительными и жестокими265. У осетин были случаи, когда после ранения в исходном убийстве происходило убийство266. То же самое отмечал А.А.Плиев применительно к чеченской и ингушской общинам267.


Нанесение побоев часто использовалось адыгами в качестве ответного действия за причиненный имущественный или незначительный физический ущерб, а также за доносительство, похищение девушек 268. Ранение как месть также использовалось адыгами за полученный имущественный или значительный физический ущерб (ранение, убийство, изнасилование), а также за оскорбление девушек и женщин269.

Самой распространенной формой мести было, безусловно, убийство. В правовом сознании адыгов и осетин отчасти различались умышленные и неумышленные убийства. Кровная месть, как правило, совершалась за умышленное убийство. По-кабардински такое деяние называлось укlыжын, что означает убить за убийство270. Тем не менее мне известны случаи причинения физического ущерба (убийства) и за неумышленные убийства. Помимо этого адыги не всегда соблюдали принцип талиона: иногда убивали человека, который в исходном конфликте причинил потерпевшему лишь ранение271. Также адыги убивали тех, кто оскорбил девушку или женщину, совершал их похищение, прелюбодействовал с чужими женами и насильников272.

Были и более редкие формы мести. Например, в кабардинском селении Докшоково сельчанин выколол глаза сыну своего кровника273. В другом случае сельчанин в качестве мести решил инсценировать несчастный случай. Он посадил мальчика, сына своего кровника, на необъезженную лошадь. Та понеслась, мальчик не удержался, упал и разбился насмерть274. У осетин были в арсенале и более редкие формы мести: так, за совершенное в исходном конфликте убийство был взорван дом виновного, в результате чего было ранено несколько человек, в том числе и убийца275.


Среди других форм мести у адыгов были распространены ранения и убийства животных, принадлежащих врагам. Информацию об этом я нашла в работе К.Ф.Сталя. Например, за оскорбление княгини ее слуги убили двух быков, принадлежавших виновной женщине276. Во второй половине ХIХ в. эта форма мести сохраняется. Так, в одном упоминавшемся ранее архивном деле описывается следующая ситуация: юноша сватался к девушке, однако ее отец отказал ему. Обиженный юноша убил быка, принадлежавшего близкому родственнику семьи девушки277. В другом случае адыг тайком отрезал хвосты лошадям, принадлежавшим его врагу278.


Наряду с этим в качестве мести адыги могли причинить какой-либо хозяйственный ущерб. Так, в ходе одного длительного конфликта потерпевший сломал кунацкую, принадлежавшую своему врагу279. Отмечу, что совершение кражи в качестве мести в адыгской общине не применялось. Тем не менее у других народов Северного Кавказа такая форма мести бытовала. С.А.Лугуев писал о существовании грабежа как формы мести у лакцев280. Я не обнаружила ни одного подобного дела в адыгских судебных архивных материалах. Об отсутствии у адыгов кражи как формы мести писали и российские чиновники. К примеру, в докладе начальника одного из округов Кубанской обл. указывалось, что у западных адыгов с 1890 по 1900-е годы ‘‘случаи кражи из мести крайне редки‘‘281.

В осетинском обществе была распространена и другая форма мести: если сельчанин был судьей сельского суда, то он мог отомстить своему врагу с помощью принятия судебного решения, которое было не в пользу этого человека282.


Также редко во второй половине ХIХ в. в качестве мести использовался адыгами поджог. Как подчеркивал Н.Ф. Грабовский, адыги считали позором поджигать дома своих кровников и врагов283. Многие путешественники, например, К.Ф.Сталь и Ф.Ф.Торнау, описывали в первой половине ХIХ в. случаи поджогов дома или урожая, принадлежавших кровнику284. Если на Северном Кавказе кровник прибегал к поджогу как форме мести, то он, по словам А.М.Ладыженского, лишался права голоса на общественных сходах и не допускался в качестве поручителя и свидетеля, становился intestus285. Применительно ко второй половине ХIХ в. я нашла в архивных материалах лишь один подобный случай. Сельчанин из западноадыгского селения Шенджий украл у своего товарища лошадь, а тот сжег дом вора286. У других горцев Северного Кавказа поджог как форма мести имел место. Так, Х.Д. Гаглоев писал, что у осетин в качестве мести за убийство отца или матери их сыном родственники сжигали дом убийцы287.


В пореформенное время доносительство могло быть и причиной совершения мести, и формой мести. Например, адыг мог донести российским властям на кровника или врага, удовлетворяя таким образом свои мстительные чувства. В.Х.Кажаров отмечал, что в этот период ‘‘стали входить в практику ложные обвинения в абречестве как одна из форм расправы с неугодными лицами‘‘288. Тоже самое отмечалось и в осетинском обществе. Иногда сельчане становились докащиками, т.е. людьми, которые в тайне от окружающих давали в суде показания против своих сельчан, с которыми у них были враждебные или кровнические отношения289.


П р а в и л а с о в е р ш е н и я м е с т и. Во второй половине ХIХ столетия у большинства народов Северного Кавказа, порядок совершения мести был строго регламентирован. ‘‘Всякое нарушение традиционного порядка со стороны той или другой стороны строго осуждалось общественным мнением и могло дополнительно осложнить возникшую уже кровную месть или даже повлечь новые кровавые столкновения‘‘290.

Отмечy, что мне не удалось обнаружить данные о том, будто адыги перед тем, как совершить месть, проводили фамильные собрания, на которых принималось бы коллективное решение о ее совершении. Например, как указывал М.Мамакаев, у чеченцев решение о кровной мести принимал совет старейшин тайпа погибшего и ближайшие родственники погибшего291. У осетин отчасти сохранялось правило, согласно которому перед совершением кровниками, как правило, молодыми ребятами, мести они получали разрешение на нее на совете всех старших родственников семьи292. Тем не менее у большинства северокавказских народов такие процедуры остались в далеком прошлом.

Выбор субъекта мести, т.е. человека, который должен был ее совершить, и объекта мести, т.е. того, на кого она могла быть направлена, зависел, во-первых, от характера исходного конфликта, во-вторых, от степени причиненного ущерба.

^ Субъект мести. За оскорбленных или изнасилованных женщин мстили их мужья, за девушек - их братья293. Потерпевшие в драках и получившие незначительные побои или легкие ранения, сами мстили своим врагам. Те, у кого что-либо украли, также совершали месть самостоятельно, не прибегая к помощи родственников294. Если совершалось похищение девушки без предварительной договоренности между женихом и ее отцом, то мстили ее братья: родные или двоюродные295. Если результатом исходного конфликта было убийство, то как у адыгов296, так и осетин297 месть совершал, как правило, кто-то из близких родственников потерпевшего, например, его родной брат, сын или племянник.

Как явствует из сказанного, у адыгов мстителями являлись исключительно мужчины. Интересно замечание А.А.Плиева, обнаружившего, что в чеченской общине мстителями обычно являлись родственники по отцовской линии до четвертого колена, а у ингушей наряду с этим могли мстить дядя и племянник по материнской линии298. Об том же самом писал и А.М.Ладыженский: ‘‘Первоначально мстить должны были не только родственники по мужской линии, но и родственники по женской линии. В этом, несомненно, обнаруживаются пережитки матриархата. И теперь у наиболее отсталых горских племен можно найти эту обязанность. Так, у хевсуров право и обязанность мстить по отцовской линии распространялись до пятого колена. Но и материнская линия принимала участие в расплате, хотя и в довольно оригинальной форме: ближайшие родственники по материнской линии залезали на крышу кровников, ломали сакли, облупливали глину, выбивали камни и т.д., требуя выкуп‘‘299. К сожалению, по адыгским архивным материалам я не могу определить, являлись ли мстителями только родственники по отцовской линии или же по отцовской и материнской, поскольку в сохранившихся архивных документах указывались только слова ‘‘дядя‘‘, ‘‘племянник‘‘, ‘‘брат‘‘.

Интересно, что у карачаевцев, по замечанию Б.Миллера, существовала зависимость выбора субъекта мести и правил наследования имущества убитого. Опираясь на нее, Б.Миллер выявил иерархию лиц, которые могли совершать месть за убитого родственника: 1) сын убитого, 2) родные братья, независимо от старшинства, 3) жена, 4) ближайшие родственники, 5) дальние родственники300. У других северокавказских народов, например, балкарцев и адыгов, такой зависимости не наблюдалось. А.И.Мусукаев отмечал, что у балкарцев за убийство человека мог мстить либо любой член семьи, патронимии, либо друг, кунак, сосед и т.д.301


^ Объект мести. При нанесении оскорбления, легких побоев или ранения адыги мстили, как правило, виновному в этом исходном конфликте302. Но в архиве есть свидетельства совершения мести за ранение и детям виновного303. За изнасилование мстили насильнику, за совершение кражи - вору, а за использование магии - колдуну304. Если результатом конфликта было убийство, то объектом мести становился, как правило, убийца. Тем не менее я нашла свидетельства того, что могли убить и родного брата убийцы или даже его дядю305. Эта норма адыгского адата существовала и в ХVIII - начале ХIХ в.306 У многих народов Северного Кавказа еще в прежние времена бытовало представление об отсутствии разницы в том, кого убивали во время совершения кровной мести - самого виновного или его родственника, поскольку кровь обоих считалась одинаковой307.

Как следует из полевых этнографических материалов А.М. Ладыженского, собранных им в осетинских обществах Касарского ущелья, объектом мести должен был быть не виновный, а ‘‘лучший, уважаемый член враждебного рода. Поэтому, если убийца - презренный человек, то он мог чувствовать себя в безопасности‘‘308. Особенностью осетинской мести было правило, согласно которому ‘‘жертва должна быть равна потере‘‘. Поэтому необязательно наказывался виновный, если он был, по выражению осетин, плохим, например, хромым, косым, горбатым или дряхлым стариком. В знак мести потерпевшие или их родственники стремились убить не его, а другого более достойного человека из фамилии виновного. Так, в 1906 г. в сел. Нозгин умалишенный сельчанин нанес камнем удар по голове подростка, от которого тот скончался. В день похорон мальчика его старший брат убил самого авторитетного члена фамилии убийцы309. Наконец, объектом мести у осетин мог стать не только сам виновный или его родственник, но даже работник, который работал, например, пастухом у кровника310.


Как показывают архивные материалы, в пореформенное время у адыгов мести подвергался только один человек. Во многом данное правило не совпадает с прежними традициями адыгов. В ХVII-ХVIII вв. если в исходном конфликте совершалось убийство, то месть распространялась как на самого убийцу, так и на его ближайших взрослых родственников311. Правда, это правило имело ограниченную сферу действия: оно бытовало только в среде привилегированных сословий Кабарды. В осетинском обществе могли убить не одного, а двух человек. Такие случаи имели место в пореформенное время312.

Отмечу также, что если, как указывал Шах-Бек-Мурзин, в прежние времена месть распространялась на женщин и детей313 (такие случаи описывал и Ф.Ф.Торнау314), то во второй половине ХIХ - начале ХХ в., как правило, старики, женщины и дети не становились объектами мести и у адыгов, и у осетин. По мнению, Д.Я.Лаврова, если кто-либо в Осетии убивал женщину в качестве отмщения, то испытывал позор и презрение со стороны своих родственников и сельчан315. Тем не менее ребенок мог стать таковым316.Н.Ф.Грабовский подчеркивал, что если кабардинец в знак отмщения убивал женщину или ребенка из рода виновного, то он получал клеймо позора317. В тех случаях, когда одним из участников конфликта были женщина или ребенок, они все равно не становились объектами дальнейшей эскалации конфликта. Так, в одном деле описывается, как сельчанка из кабардинского селения Аргудан избила соседа. Тот не обратил на это внимание, поскольку побои нанесла женщина, и не дал ей, как сказано в архивном деле, ‘‘никакого отмщения‘‘318. То же самое применительно к чеченской и ингушской общинам наблюдал А.А.Плиев. Он писал, что ‘‘женщина у вайнахов была вне мести, какое бы страшное преступление она не совершила, хотя бы даже принимала участие в кровной мести‘‘319.


Я обнаружила лишь два дела, в которых описываются случаи совершения мести по отношению к детям кровников: в одном случае мальчику кровника выкололи глаза, а в другом - посадили на необъезженную лошадь, которая сбросила ребенка320. Я уже писала о них. Дети и старики могли быть объектом мести и у других северокавказских народов, например, в чеченском, и в ингушском обществах пореформенного времени. Однако, как указывал А.А. Плиев, ‘‘убийство детей до 16 лет и стариков, которые не в состоянии защитить себя, осуждалось общественностью и фактически не имело места‘‘321.


Для мести была характерна определенная временная и пространственная приуроченность. У разных народов мира имелись разные типы ограничений. У адыгов и осетин сроки совершения мести различались в зависимости от характера конфликта и степени физического или имущественного ущерба. Так, при причинении оскорбления или легких побоев потерпевший сразу же стремился отомстить виновному322. Если же в конфликте случалось убийство, то родственники потерпевшего, как свидетельствуют архивные материалы, совершали месть и на следующий день, и через 10-20 лет323, но чаще всего через 3-4 года324. Местом совершения мести являлось, как правило, любое общественное место, за исключением мечети, а именно: базар, улица, а также дом кровника или врага. В большинстве случаев адыги мстили во время массовых мероприятий, например, свадеб, так как в этот момент возрастала вероятность случайных встреч кровников325. Месть вне селения случалась крайне редко326.


Описывая формы мести, бытовавшие у адыгов в первой половине ХIХ в., К.Ф.Сталь указывал, что "при совершении кровомщения не было ничего рыцарского, откровенного. Кровоместник убивал из засады, скрытно, воровски, сам избегая опасности"327. То же самое сохранялось и позже. Н.Ф.Грабовский подчеркивал, что ‘‘коварство и обман даже не считались предосудительными для достижения цели‘‘328. Об этом же писал и Ш.Ногмов. Он приводил примеры такого отмщения. Некий князь пригласил своего кровника на традиционное состязание борцов. Во время состязания он незаметно для окружающих нанес ему запрещенный удар, после которого тот умер. Окружающие же решили, что смерть произошла от сильного удара. Другой князь пригласил кровника на вечеринку, сказав, что хочет с ним примириться. После вечеринки гость остался ночевать в доме хозяина. Когда приглашенный заснул, хозяин убил его329.


Как видно из архивных материалов конца ХIХ - начала ХХ в., у большинства народов Северного Кавказа, втом числе и у адыгов330 и осетин331, бытовала так называемая традиция избегания кровников, в основе которого лежали правила поведения, характеризующие взаимоотношения кровников и их родственников в период примирения. Как показывают материалы, миротворческий период мог быть очень длительным - от полугода до года и более332. Правила поведения кровников во время рассмотрения их дела в суде устанавливались либо медиаторами, либо судьями горского словесного суда, либо, если участники конфликта или их родственники еще не обратились ни в один суд, сельскими доверенными лицами333.

В соответствии с этими правилами после совершения какого-либо серьезного деяния, главным образом убийства, виновный вместе с семьей должен был переселиться в другое селение на временное жительство. В своем селении они могли вновь появиться после окончания судебного процесса. Если он затягивался, то семья виновного могла вернуться в селение через месяц. После возвращения виновный и его семья, с одной стороны, и родственники потерпевшего, с другой, давали сельскому старшине расписки о том, что они будут, во-первых, избегать случайных встреч с друг другом в мечети и других общественных местах, во-вторых, виновная сторона будет во всем давать первенство семье потерпевшего, в-третьих, виновная сторона не будет появляться там, где уже находились родственники потерпевшего. Особенно строго данное правило следовало соблюдать при посещении службы в мечети. Если в селении было две мечети, то кровникам предлагалось посещать разные мечети, если одна - то входить в нее и выходить из нее с разных сторон.

У осетин община определяла, ‘‘по каким улицам селения и дорогам какая из сторон может иметь свободный проход и проезд по своим делам и по каким ей совершенно воспрещается‘‘ 334. Нечто похожее было и у вайнахов. А.А.Плиев описал интересный обычай, бытовавший в пореформенное время у чеченцев и ингушей - так называемый никь бийхка ба, что можно перевести как закрытие дороги. Суть его заключалась в том, что потерпевший или его родственники объявляли виновному и его родственникам, проживавшим с ними в одном селении, что они могут пользоваться в селении только одной дорогой. Если кровники случайно встречались на этой дороге, то кровная месть не происходила, а если на любой другой, то потерпевший или его родственники могли совершить месть.335.

После того как суд принимал решение о выплате виновной стороной компенсации, судьи составляли дальнейшие правила поведения, которые следовало соблюдать участникам рассмотренного конфликта. Во многом они совпадали с правилами предыдущего этапа примирения336. Виновный и его родственники должны были продолжать избегать встреч с семьей потерпевшего.

За соблюдением традиции избегания кровников следили общинники и сельский старшина. Сельчане имели лишь моральное право порицать того, кто нарушал эти правила, а старшина налагал на нарушителей штрафы в размере от 100 до 300 руб. В Кабарде существовала так называемая кабардинская общественная сумма, куда и направлялись эти штрафы. В дореформенное время многие адыги стремились к соблюдению правил поведения кровников. Дж.Логнворт описывал случай, когда он со своим спутником, адыгом Шимаф-беем приехал в селение, где проходила свадьба, на которой находился кровник Шимафа. Шимаф наотрез отказался идти на эту свадьбу337. Если же адыг все-таки появлялся в таком месте, где уже находился его кровник, то его поведение, как отмечал Д.Белл, вызывало осуждение общинников338.

Во второй половине ХIХ в. находились такие адыги, которые, по мнению Н.Ф.Грабовского, не придерживались указанных выше правил. Он писал: "Встретившиеся противники, заметив намерение кровника исполнить обычай и уступить дорогу, по обыкновению начинают ругать и требовать: "Если не трус, и не женщина, чтобы ехал прямо"339. Как правило, человек ехал, и подобные встречи могли быть кровавыми. Обнаруженные мною архивные документы подтверждают информацию Н.Ф.Грабовского. Так, житель кабардинского селения Ашабово убил односельчанина. Близкий родственник виновного не давал ‘‘по обычаю‘‘, как сказано в архивном деле, дороги родственникам потерпевшего340. В другом случае брат виновного в исходном конфликте из кабардинского селения Тамбиево случайно встретился на дороге с близким родственником потерпевшего и отказался уступить ему дорогу341. В третьем селении виновный в изнасиловании жены односельчанина появлялся в мечети, в которой уже находился муж потерпевшей. Последний, видя насильника, затевал с ним драки прямо в мечети342. Такие случаи не были единичными343. В кабардинском селении Касаево родственники убитого встречались с родственниками виновного в конфликте в мечети и затевали ссоры344. В другом кабардинском селении, Верхнее Кожоково, отец убийцы односельчанина, как сказано в архивном деле, ‘‘переступает границы кабардинского обычая‘‘: он не давал семье потерпевшего дорогу345. Несмотря на то, что нарушений правил поведения кровников было много, тем не менее назначенные сельскими старшинами штрафы адыги, как свидетельствует архивный материал, выплачивали редко346.


Месть в пореформенной адыгской общине представляла собой общественный институт, который являлся одной из форм урегулирования конфликта. Подчеркну, что выбор формы урегулирования зависел от многих факторов и в первую очередь от двух доминирующих: личностного и общественного. Во второй половине ХIХ в., как я уже указывала, месть перестала быть обязанностью для адыгов. Они начали рассматривать ее как право, которым можно воспользоваться. При этом само право во многом ограничивалось общественным мнением, сформировавшимся в пореформенной адыгской общине, и направленной на ослабление проявления агрессивности.

Как свидетельствует архивный материал, общинники контролировали соблюдение кровниками описанных выше правил поведения347. Если в селении совершалось тяжкое преступление, убийство или изнасилование, его жители проводили сход и принимали различные превентивные меры, например, выселение лиц, имевших порочную репутацию, убийц или воров. В особенности это касалось тех, кто занимался кражами скота348. Причем, во второй половине ХIХ в. в качестве предупреждающей меры адыги начали использовать и русские нововведения, а именно возможность ареста виновного. Так, в кабардинском селении Булатово сход обратился к окружному приставу с просьбой об аресте виновного в изнасиловании жены односельчанина для того, чтобы избежать мести со стороны мужа потерпевшей349. Описывая межгрупповые конфликты, я сообщала о том, что на одну из причин открытия второй мечети в селении адыги указывали необходимость кровниками посещать разные мечети. Так, в одном прошении на имя начальника Кубанской обл. содержалась просьба разрешить открыть в их селении вторую мечеть: "Между односельчанами из разных краев аула произошло столкновение, окончившееся смертью одного и поранением двух других участников. Вследствие этого между родственниками той и другой стороны возникла кровная вражда. Вражда эта не утихает, а напротив, при встречах противных сторон во время праздников в мечети, усиливается и нет возможности всецело отдаваться молитвенному настроению как враждующим, так и другим не причастным к этому делу мужчин, порождая среди последних тревогу в ожидании возможного кровавого столкновения. Наличие этой вражды во время молитвы противоречит требованиям шариата. Если бы было две главных мечети, то враждующие стороны ходили по праздникам в разные мечети‘‘350.

Безусловно, на характер бытования мести у адыгов в пореформенной общине влияла деятельность российской администрации по ее ограничению. К этой работе были подключены в первую очередь сельские старшины. Они хорошо знали все сельские дела и могли контролировать поведение кровников. Сразу же после того, как происходил исходный конфликт, имевший тяжелые последствия, старшина обязан был взять у его участников расписки о том, что они соглашались соблюдать правила поведения кровников. Если сельский старшина не имел авторитета в своем селении, а такие случаи известны, то адыги не обращали внимания на его увещевания и отказывались давать ему расписки. Тогда старшина обращался к ‘‘уважаемым‘‘, или ‘‘почетным старикам‘‘, как отмечается в архивных делах, и просил их поговорить с участниками конфликта. Старикам чаще всего удавалось получить необходимые расписки351. Если после подачи расписок одна из сторон конфликта все-таки нарушала правила поведения кровников, то старшина налагал на нее штраф. Как я уже указывала, подобные случаи нарушения имели место, однако адыги отказывались платить штрафы352. Это нововведение российской областной администрации плохо приживалось в жизни адыгов. Наряду с этим если старшина видел, что один из участников исходного конфликта, чье дело находилось либо в медиаторском, либо в горском словесном суде, вел себя агрессивно, то он обращался в суд с просьбой ускорить его рассмотрение353.