Сияющая пустота Эта книга посвящается памяти Чогьяма Трунгпы Ринпоче, несравненного вестника дхармы, и Ригдзину Сикпо (Майклу Хукэму), продолжателю его традиции

Вид материала

Книга

Содержание Седьмой день

Подобный материал:

• О. Ю. Дыхание на каждый день или Учимся дышать правильно Светлой памяти удивительного, 2569.8kb.
• Светлой памяти Петра Дмитриевича Каволина посвящается эта книга, 2803.07kb.
• Книга памяти, 11757.15kb.
• В чем существо аграрных реформ в России Петра Столыпина и чем они были для нее, 343.2kb.
• «возмездие», 5692.71kb.
• Чогъям Ринпоче Трунгпа, Герберт Гюнтер Тантра Предисловие, 2521.08kb.
• Драгоценная Дхарма Установления и Реализации. Вчастности, вы прочтёте о том, как множество, 3881.96kb.
• Митсуги Саотоме, 1634.36kb.
• Атакже Лизе Джименез, просто потому что она Лиза. Вступление Во вступлении лучше всего, 1040.21kb.
• Боги нового тысячелетия, 6966.86kb.

^

СЕДЬМОЙ ДЕНЬ

Видьядхары являются тем умершим, которые не распознали мирных божеств и не освободились в предшествующие шесть дней. В «Освобождении посредством слушания» сказано, что эта участь может постигнуть тех несчастных, которые лишены кармических связей с дхармой, так как родились в варварских краях, где её не проповедуют, либо не интересовались ею, либо не имели возможности её практикевать. Та же опасность грозит людям, нарушившим обязательства самайи. Самайя — это священный обет между гуру и учеником, заключённый на тантрическом уровне и формирующий неразрывную связь. Обет такого рода — дело чрезвычайно серьёзное, и принять его случайно или по ошибке невозможно. Нарушение самайи означает, что человек не раскрыл свой потенциал просветления. Чем ближе мы подступаем к магии ваджраяны, тем больше вреда наносят нам отказ от неё и попытки ею злоупотребить, тем глубже мы увязаем в сансаре. Обеим категориям людей — и тем, кто вовсе не соприкасался с дхармой, и тем, кто по своей воле отверг её, — грозит опасность переродиться в мире животных, над которым властвуют невежество и заблуждение. Поэтому одновременно с видьядхарами и дакини — олицетворениями абсолютного знания, мудрости и сострадания — является тускло-зелёный путь, ведущий в мир животных.


«О дитя пробужденного рода, слушай, не отвлекаясь. На седьмой день воссияет многоцветный свет кармических отпечатков, очищенных в пространстве. Затем выйдут навстречу тебе божества-видьядхары из чистого Мира Ступающих по небу. В центре мандолы, окружённой радужным светом, явится тот, кого именуют Зрелым Видьядхарой, — несравненный Лотосовый владыка танца. Тело его сияет пятью цветами; он обнимает мать Красную Дакини. Они танцуют с кривыми ножами и чашами из черепов, наполненными кровью; руки их сложены в жесты, а очи устремлены в небо. Из восточной части мандалы явится тот, кого именуют Видьядхарой, Утверждённым на ступенях. Телом он бел, улыбается лучезарно и обнимает мать Белую Дакини. Они танцуют с кривыми ножами и чашами из черепов, наполненными кровью; руки их сложены в жесты, а очи устремлены в небо. Из южной части мандалы явится тот, кого именуют Видьядхарой, Властвующим над жизнью. Телом он жёлт и прекрасно сложен; он обнимает мать Жёлтую Дакини. Они танцуют с кривыми ножами и чашами из черепов, наполненными кровью; руки их сложены в жесты, а очи устремлены в небо. Из западной части мандалы явится тот, кого именуют Видьядхарой Махамудры. Телом он красен, улыбается лучезарно и обнимает мать Красную Дакини. Они танцуют с кривыми ножами и чашами из черепов, наполненными кровью; руки их сложены в жесты, а очи устремлены в небо. Из северной части мандалы явится тот, кого именуют Спонтанно существующим Видьядхарой. Телом он зелен, ликом одновременно гневен и улыбчив; он обнимает мать Зелёную Дакини. Они танцуют с кривыми ножами и чашами из черепов, наполненными кровью; руки их сложены в жесты, а очи устремлены в небо».


Титулы этих пяти видьядхар — не личные имена, а обозначения ступеней пробужденности. Являясь перед нами как проявления нашего врождённого потенциала, эти божества приглашают нас узнать их и слиться с ним воедино. Видьядхара, Утверждённый на ступенях, символизирует десять ступеней пути бодхисаттвы в махаяне, а остальные четверо — различные уровни реализации в системе махайоги школы ньингма, включающей те же десять ступеней, но рассматривающей их в несколько ином свете.

Пять дакини также безымянны и обозначены только соответствующими цветами. Как проявления женского начала, они символизируют открытость и творческую силу пробужденного состояния. Достижение полной реализации неразрывно связано с освобождением от «эго». Пять дакини олицетворяют безграничное небо вдохновения, в котором действуют чудесные силы и вершатся волшебные деяния видьядхар.

В центре мандалы помещается Зрелый Видьядхара. Под созреванием здесь понимается оформление силы адхиштханы. Этот видьядхара соответствует первому из четырёх уровней махайоги, который именуется «плодом махайоги». Физическое тело на данном этапе ещё не восприняло всех последствий ментальной реализации, так что у живых йогов на этой стадии нади преображены лишь частично. Здесь центральный видьядхара назван «сияющим пятью цветами», но обычно его изображают красным, как и его супругу-дакини. Синего цвета на этой мандале нет: его место занимает красный цвет рода Падма. Мандала видьядхар исходит из речи, так что управляет ею будда Амитабха. Центральный видьядхара именуется также «Лотосовым владыкой танца» — Падманартешварой. В этом имени, которое иногда присваивают Амитабхе или Авалокитешваре, выражается сущность сострадательной деятельности рода Падма. Танец этих видьядхары и дакини — игру и взаимодействие явлений и пустоты — иногда уподобляют игре актёра на сцене или сотворению волшебной иллюзии.

В восточной части мандалы помещается Видьядхара, Утверждённый на ступенях, танцующий с Белой Дакини. В каком-то смысле он объединяет в себе прочих четырёх видьядхар, и может показаться, что более подходящим местом для него стал бы центр мандалы. Но будучи белым, он представляет собой одну из ипостасей Вайрочаны и принадлежит к роду Будда, который зачастую располагают не в центре, а именно на востоке. Такие связанные с востоком качества, как умиротворение и облегчение страданий, отлично согласуются с видьядхарой, олицетворяющим собой дух пути бодхисаттвы.

Десять ступеней пути бодхисаттвы — это высочайшие уровни реализации, ведущие к полному и абсолютному просветлению, то есть к состоянию будды, которого практикующий достигает на одиннадцатой ступени. Бодхисаттвы — это те великие существа, которые ещё не стали буддами. Они стремятся к полному просветлению, развивая в себе мудрость и сострадание посредством служения всем разумным существам. На каждой из десяти ступеней пути способность понимать другие существа и помогать им возрастает, а пуская эти способности в ход, бодхисаттвы выходят на более высокий уровень пробужденности.

В видениях мирных божеств великие бодхисаттвы являлись как различные виды деятельности пробужденного состояния. Но две эти интерпретации ни в чём не противоречат друг другу: достаточно вспомнить, что каждое существо изначально является буддой. В первом случае мы смотрели на бодхисаттв снизу вверх, с точки зрения существ, стремящихся к просветлению, а во втором — сверху вниз, из того первозданного состояния, в котором всё сущее есть спонтанное выражение просветлённости.

Видьядхара, Властвующий над жизнью, олицетворяет второй уровень махайоги. На этом этапе нади и телесные элементы полностью преображаются и йогин обретает власть над продолжительностью своей жизни — первую из десяти способностей, приходящих на этой стадии. Остальные девять способностей таковы: власть над перерождением во благо других существ; власть над своим собственным сознанием при погружении в медитацию; власть над материей, позволяющая даровать пищу нуждающимся; власть над желаниями, благодаря которой можно превращать одни предметы в другие; власть над кармой, позволяющая смягчать дурную карму других существ; власть над своими устремлениями, благодаря которой свершается мечта о благе всех живых существ; власть над чудесами, помогающая обращать других на путь дхармы; власть над знанием всех частей дхармы; и, наконец, власть над самой дхармой, проявляющаяся как искусство наставничества.

Этот видьядхара — ипостась Ратнасамбхавы. Вместе со своей супругой, Жёлтой Дакини, он является в южной части мандалы. Род Ратна олицетворяет все просветлённые качества и способствует духовным достижениям. Власть над жизнью подразумевает и власть над смертью; здесь можно вспомнить, что с югом ассоциируется Ямантака, Разрушитель смерти, явившийся в мандале мирных божеств как страж южных врат.

Третий уровень махайоги — достижение махамудры, «великой печати», или «великого символа». Здесь преображаются уже не только нади, но и прана, и бинду, так что практикующий обретает внутреннее тождество с божеством — махамудра-тело, в котором явление неразрывно связано с пустотой. Такое тело может принимать любые формы, появляться в любых местах и излучать из себя другие бесчисленные формы для совершения просветлённых действий. К примеру, в Индии и Тибете известно множество преданий о великих учителях, которые издали являлись своим ученикам в образе божеств, в то же время оставаясь рядом с ними в своём обычном облике. Видьядхара Махамудры, являющийся на западе, — это ипостась Амитабхи. Вместе с Красной Дакини он представляет отличающую род Падма силу общения — способность привлекать живые существа и оказывать на них влияние.

В северной части мандалы являются Спонтанно существующий Видьядхара и Зелёная Дакини. Этот видьядхара символизирует четвёртый уровень махайоги — достижение просветления. Спонтанность здесь означает, что бутон пробужденного состояния раскрывается легко и без усилий, в одно мгновение, полностью и совершенно. Спонтанно существующий Видьядхара — ипостась Амогхасиддхи, безошибочно вершащего просветлённые действия. Он воплощает собой высшую ступень пути, на которой все качества будды раскрываются в совершенстве, а все усилия, борения и достижения исчезают без следа. Интересно, что это единственный из видьядхар, выражение лица которого описывается как «гневное». Его гнев —это выражение активной, деятельной энергии пробужденного состояния, которая в самой мощной своей форме проявляется в обличьях гневных божеств.

Видьядхары и дакини изображаются либо обнажёнными, либо в звериных шкурах, обёрнутых вокруг пояса; если на них и есть украшения, то лишь самые простые. Эта простота символизирует интуитивность непосредственного узнавания, не обременённую догмами понятийного мышления. Танцуют видьядхары и дакини изящнои энергично, как будто летят, не касаясь земли. Обычно все пять пар изображаются в разных позах, так что нетрудно представить себе их движущимися. Они олицетворяют состояние безграничной свободы и экстатической радости. Руками, сложенными в особые жесты (мудры), и взорами, устремлёнными в небо особым образом, видьядхары и дакини творят волшебство.

В левой руке все они держат наполненные кровью чаши из черепов. Чаша, вырезанная из черепа, символизирует мудрость как женское начало; она наполнена кровью (жизненной силой) сансары, преображённой в эликсир стихийного знания, или безумной мудрости, — источник, из которого видьядхары и дакини черпают энергию сострадания. В правой руке все они держат кривой нож, символизирующий «искусные средства» как мужское начало. Он подобен традиционному мясницкому ножу, лезвие которого, имеющее форму полумесяца, служит для рубки мяса, а крюк на конце лезвия — для свежёвания туш. Этими ножами видьядхары и дакини расчленяют труп «эго».

Эти пять пар окружены целым сонмом малых божеств, которые не включаются в традиционную сотню божеств и на мандалах, как правило, не изображаются:


«Вокруг видьядхар появятся несметные сонмы дакини: дакини восьми великих площадок для кремации, дакини четырёх родов, дакини трёх уровней, дакини десяти направлений, дакини двадцати четырёх мест паломничества, воины и воительницы, прислужники и служанки, и все божества-защитники дхармы обоих полов. На них шесть костяных украшений; в руках у них — барабаны, трубы из берцовой кости, барабаны из черепов, стяги из кожи детей, балдахины и ленты из человеческой кожи, благовония из человеческой плоти. Они играют на всевозможных музыкальных инструментах; ими полнятся все области вселенной. Они теснятся толпой, колышутся и качаются взад и вперёд, и от музыки, сотрясающей их инструменты, раскалывается голова. Танцуя в разных ритмах, они призывают в свой круг сдержавших обеты самайи и карают отступников».


Как и в предшествующие дни бардо, божества эти появляются в небе перед взором умершего, и происходит это лишь потому, что они составляют часть нашей собственной сущности. Обиталища дакини различных категорий находятся во внешнем мире, но соответствуют при этом различным частям нашего тела как на плотном, так и на тонком уровне. Эти дакини, а также воин, слуги и защитники суть проявления нашей речи и жизненной энергии, нашей эмоциональной природы и способности к общению. В них воплощена сама сущность энергии, как созидательной, так и разрушительной; они приближаются к нам не с учтивым приглашением, а с буйными песнями и плясками, привлекая к себе внимание требовательно и настойчиво. «Воинами» или «героями» нередко называют божества в их страстных или гневных ипостасях (нередко «воинами» именуются спутники богинь-дакини, несмотря на то, что существуют ещё и «воительницы»), а также людей-йогов. Термин этот напоминает нам о том, что духовный путь — это непрерывная борьба с невежеством и эгоизмом, и чтобы следовать ему, необходимы мужество и сила. Многие из защитников дхармы первоначально не входили в буддийский пантеон: это местные божества или духи, «укрощенные» и поклявшиеся защищать учение дхармы и помогать всем, кто ему следует. Они олицетворяют те наши качества, которые мы перестали использовать в эгоистических целях и поставили на службу истине и общему благу. Защитники дхармы бывают безжалостны и свирепы: они — наша истинная совесть, готовая пойти на всё, лишь бы не дать нам сбиться с верного пути.

Все предметы, музыкальные инструменты и украшения этих младших божеств связаны с образом площадки для кремаций, занимающим в символике ваджраяны очень важное место. Кремационная площадка соответствует кладбищу западной культуры, но традиционно воспринимается как нечто более опасное и страшное. А сотни лет тому назад, когда это учение ещё только зарождалось, места кремаций вселяли ещё больший ужас. В те времена они размещались на пустырях за пределами поселений, на окраинах джунглей и пустынь. Нетрудно представить себе эту картину: груды обугленных костей и черепов, дым и смрад горящей плоти; дикие псы и гиены с рычанием и фырканьем пируют посреди гаснущих углей; вороны расклевывают внутренности полусожженных трупов; стервятники кружат над пожарищем; из чащи неподалёку доносится тигриный рык; тела казнённых преступников покачиваются на ветвях; ядовитые змеи ползают у корней деревьев. Но ужаснее всего — демоны, вселяющиеся в трупы, и духи, которые не могут покинуть останки своих тел, пока не будут совершены ритуальные жертвоприношения.

Многие йогины селятся близ кремационных площадок, и на то есть несколько причин. Во-первых, здесь их никто не беспокоит, особенно по ночам, когда такие места совершенно безлюдны. Вовторых, здесь йогин постоянно лицезреет реальность смерти, что помогает ему преодолеть множество препятствий на пути духовного развития, — привязанности, страх, отвращение, гордыню и чувство кастового превосходства. В-третьих, здесь можно встретиться с могущественными сверхъестественными существами или великими учителями, в первую очередь с дакини, для которых кремационные площадки — одно из любимых мест обитания.

Площадка для кремаций, символически изображённая во внешнем круге мандалы видьядхар, играет важнейшую роль в тантрической практике. При этом посещать настоящее место кремаций вовсе не обязательно: достаточно настроиться на его символический смысл — и качества его можно будет встретить везде и повсюду Расчлененные трупы, плоть и кровь, черепа, кости, внутренние органы и содранная кожа символизируют всё то, чего мы стремимся избегать. Они обозначают те сферы жизни, которые вызывают у нас отвращение и неприязнь, и те потайные, особо чувствительные области, которые мы не желаем видеть или выставлять на всеобщее обозрение. Мы отвергаем эти вещи как не имеющие отношения к нашей духовной природе. Но в действительности их следует признать и принять, ибо из них мы черпаем грубую, естественную энергию. Размышляя о площадке для кремаций и живо представляя себе все связанные с нею зрительные образы, звуки и запахи, мы осознаем бренность всего сущего и постоянное присутствие смерти в каждый момент жизни. Мы понимаем, что мирские удовольствия, красота и совершенство в любое мгновение могут превратиться в свою противоположность. Весь мир — великая площадка для кремаций всё сущее в нём непрерывно умирает и возрождается вновь, чтобы опять умереть. Мир — место смерти, но в равной мере и место рождения. Мир — место преображения.

Иногда жизнь сама заставляет нас осознать это. Мы вступаем на площадку для кремаций всякий раз, когда оказываемся перед лицом болезни, смерти, серьёзной опасности, в ситуациях, когда нас внезапно охватывает чувство беззащитности и уязвимости и когда мы испытываем невыносимую боль и ужас. В таком состоянии сознания мы легко теряем равновесие. Нам кажется, что мы стоим на краю пропасти, а весь окружающий мир теснит нас и гнетёт своими требованиями. Голоса таинственных вестников становятся в такие времена слышнее. Но мы, пребывая в страхе и смятении, не можем понять, что они несут нам — помощь или вред; мы не знаем, можно ли им довериться. Единственный выход здесь — расслабиться и включиться в вечный, непрерывный танец жизни и смерти. Из сердец видьядхар исходит сияющий свет знания, зовущий нас слиться с ними воедино. И в то же время тусклый свет невежества искушает нас вернуться к привычному инстинктивному поведению, отвернуться от мира, свернуться клубочком и уснуть.


«О дитя пробужденного рода, свет пяти цветов воссияет из сердец пяти владык-видьядхар. Это свет твоих кармических отпечатков, очищенных в пространстве; это знание, с которым ты родился на свет. Прядями цвета, сплетёнными воедино, вспыхивающими и мерцающими, ясными и яркими, сверкающими и устрашающими, пронзит он твоё сердце так, что глазам твоим нестерпимо будет взирать на него. В то же время, вместе со светом знания, возгорится пред тобою тусклый зелёный свет мира животных. И тогда под влиянием кармических отпечатков, вводящих тебя в заблуждение, ты убоишься света пяти цветов и захочешь бежать от него, и тусклый свет мира животных привлечёт тебя. Посему не страшись яркого, блистающего света пяти цветов. Не бойся его и распознай в нём знание.

Из глубины этого света возгремит тысячью громов спонтанный звук дхармы. Он грохочет раскатами и полнится боевыми кличами и пронзительными звуками гневных мантр. Не устрашись его, не пытайся бежать прочь, не бойся. Распознай в нём спонтанное проявление творческой энергии твоего осознания. Не соблазнись тусклым зелёным светом мира животных, не возжелай его. Если он привлечёт тебя, ты падёшь в животный мир невежества и испытаешь невыносимые муки тупости, немоты и рабства, от которых не будет спасения. Пробуди в себе любовь к ясному, яркому свету пяти цветов и сосредоточь все свои помыслы на блаженных видьядхарах, божественных учителях. Думай так: «Эти видьядхары, воины и дакини пришли призвать меня в чистую Область Ступающих по небу. Вы подумали о подобных мне разумных существах, кои так и не обрели благодати и знания. Вы сжалились над теми, кто, подобно мне, так и не был уловлен, хотя вплоть до нынешнего дня все божества пяти родов будд прошлого, настоящего и будущего тянулись к ним лучами сострадания. Ныне же вы, видьядхары, не дайте мне пасть ещё ниже, но схватите меня крепко своими крюками сострадания и вознесите меня в чистую Область Ступающих по небу». Всецело сосредоточив на этом свои помыслы, прочти молитвенное чаяние:

Да подумают обо мне божественные видьядхары

И великой любовью своею направят меня на путь.

Пока я блуждаю в сансаре, пробиваясь сквозь кармические отпечатки, оставившие глубокий след,

Пусть на лучезарном пути знания, с которым я был рождён,

Ступают предо мною воины-видьядхары,

А позади меня — великие матери дакини;

Пусть избавят меня от опасного пути через бардо

И приведут меня в чистую

Область Ступающих по небу».


Свет пяти цветов — это свет наших очищенных кармических отпечаток, или основных склонностей, сформированных последствиями прошлых действий и хранящихся в «источнике сознания». Их сравнивают со следами аромата, пропитывающими сознание. На основе этих отпечатков складываются схемы наклонностей, предрасполагающие нас к жизни в определённом окружении и к приобретению определённых физических и психических свойств. Здесь сказано, что наши кармические отпечатки «очищены в пространстве». В предшествующие дни пять скандх были явлены в естественной чистоте как пять разновидностей знания; теперь же и кармические отпечатки возвращаются к своей изначальной чистоте в пространстве дхармадхату. Вместо того чтобы порождать новые заблуждения, они возгораются светом первозданного знания, которое далее в тексте определено как «знание, с которым ты родился на свет». Иначе говоря, это наше естественное, врождённое знание. Можно описать его и как знание, возникшее одновременно с невежеством, или как «одновременно рождённое знание». Пробужденное состояние всегда сосуществует в нас бок о бок с состоянием смятения, и мы постоянно порождаем то и другое одновременно.

Знание нашей истинной сущности присутствует в нас постоянно. Но, несмотря на это, с каждой новой жизнью и с каждым новым мгновением мы погружаемся в пучину невежества всё глубже и глубже. Чтобы наше врождённое знание смогло спонтанно проявиться, нужно подготовить для этого условия. Нужно развивать в себе мудрость и сострадание и пробивать бреши в густой пелене смятение. Только ради этого и необходимо практиковать дхарму. И следует помнить, что мы не одиноки: нам всегда помогает вездесущее бодрствование. В этом и заключается смысл явления видьядхар — божественных учителей и дакини — подательниц вдохновения. В посмертном состоянии бардо они предстают перед нами в зримом, ярком и повелительном обличье, но и в повседневной жизни, здесь и сейчас, они сопровождают нас неотступно. Мы постоянно стоим перед выбором: погрузиться ли ещё глубже в сон невежества или пробудиться к знанию, раскрыться ли навстречу сиянию или предпочесть тропу тусклого света. Трунгпа Ринпоче писал: «В этой символике «Тибетской книги мёртвых» заключён глубокий смысл, чрезвычайно важный для нашей повседневной жизни, для того состояния, в которой мы пребываем сейчас. Символика эта важна не только в контексте посмертного опыта. Быть может, посмертный опыт — это всего лишь некий прообраз ситуации, в которой мы стоим перед настоятельным выбором, потенциально несущим нам просветление или побуждающим нас развиваться»¹.

Глава 14