Сияющая пустота Эта книга посвящается памяти Чогьяма Трунгпы Ринпоче, несравненного вестника дхармы, и Ригдзину Сикпо (Майклу Хукэму), продолжателю его традиции

Вид материалаКнига

Содержание


Мир людей
Мир завистливых богов
Мир богов
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   60
^

МИР ЛЮДЕЙ




Согласно древнеиндийским космологическим представлениям, четыре расы людей обитают на четырёх так называемых «континентах» (буквально «островах»), расположенных к северу, югу, востоку и западу от горы Меру оси нашего мироздания. Родина нашей расы южный «континент», Джамбудвипа («Остров розовых яблок»). Первоначально Джамбудвипу отождествляли только с Индией или Южной Азией, но в наши дни её нередко соотносят со всей планетой Земля.

Рассматривая мир людей, следует иметь в виду, что мы не пытаемся описать всё многообразие человеческого существования, а ищем те качества, которые отличают его от остальных пяти миров. На психологическом уровне мы, люди, в ходе повседневной жизни переживаем состояния, характерные для всех шести миров, но все эти переживания проходят через призму специфически человеческого мировосприятия. Традиционно мир людей соотносится с родом Падма, хотя «Освобождение посредством слушания» ставит ему в соответствие род Ратна. На самом деле мир людей, как и мир голодных духов, тесно связан с обоими этими родами, но по качеству принципиально отличается от мира голодных духов.

Род Падма олицетворяет преображение и очищение страстей и желаний. Относящиеся к этому роду будда Амитабха и бодхисаттва Авалокитешвара две манифестации просветления, более прочих любимые и чтимые на всех территориях распространения буддизма. Из этого явствует, что человеческому разуму свойственна глубокая симпатия ко всему, что символизирует собою Падма.

Трунгпа Ринпоче описывал мир людей как квинтэссенцию общения и взаимодействия, которые, в свою очередь, представляют собой сущность страсти. Сопоставление с другими мирами подтверждает его правоту. У животных интеллект недостаточно развит для полноценного общения; голодные духи и обитатели ада слишком поглощены своими страданиями; боги и завистливые боги наделены разумом, превосходящим человеческий, но при этом полностью замкнуты на своих собственных заботах. И только люди любознательны и эмоциональны, подвержены сторонним влияниям и жаждут общения и взаимодействия. Кроме того, им присущи творческие устремления и идеалистическая тяга к совершенству. Люди отчаянно стараются познать, вовлечь в сферу своего влияния и поставить под контроль всё, что только можно. Научные исследования это, по существу, страсть к познанию, а художественное творчество страсть к самовыражению. Страстная жажда общения, любознательность и творческий порыв от начала времён служили движущими силами человеческой эволюции.

Именно эти качества, с буддийской точки зрения, и придают человеческой жизни особую ценность. Человеческая жизнь именуется «драгоценной», ибо из всех шести миров именно в мире людей открываются самые благоприятные возможности для следования дхарме и достижения просветления. В данном случае речь идёт о физическом воплощении в виде человека, а не о временном состоянии сознания, соответствующем миру людей. Человек приходит в этот мир со страстным желанием отыскать смысл существования и достичь совершенства и с инстинктивной тягой к общению и взаимодействию с другими существами. Все эти качества помогают нам воспринять учение дхармы и распахнуть сознание навстречу просветлению.

Если страсть становится навязчивой, она вырождается в жажду присвоения, алчность и похоть, что влечёт за собой тяжелейшие из страданий, которым подвержены обитатели мира людей: страдания, порождаемые утратой и неспособностью удержать то, что мы любим; страдания, связанные с невозможностью достичь желаемого и необходимостью терпеть то, что нам неприятно; и, наконец, страдания, сопряжённые с болью и смертью, последствия привязанности к телу и к идее «я».

Однако в «Освобождении посредством слушания» путь, ведущий в мир людей, появляется одновременно с видением Ратнасамбхавы будды рода Ратна, и описывается как «взросший на великой гордыне». А в «Сотне преклонений» и «Практике дхармы» мир людей ассоциируется со страстью. Интересен сам факт, что в традиции проводятся оба эти соотнесения. Как говорилось в разделе, посвящённом миру голодных духов, характеристики Падмы и Ратны тесно связаны между собой. Но если в мире голодных духов страсть проникнута невероятной алчностью, а гордыня сочетается со скупостью и эгоизмом, то в мире людей гордыня проявляется в более позитивной и открытой форме, не столько препятствуя взаимодействию между людьми, сколько, напротив, питаясь энергией общения. Символ рода Ратна, чудесный драгоценный камень, исполняющий всё желания, можно, таким образом, рассматривать как естественное дополнение к основному качеству рода Падма желанию.

Однако при этом Трунгпа Ринпоче однажды заметил, что «миру людей гордыня, видимо, присуща в меньшей степени, чем любому другому миру»1. Он пояснил, что под гордыней здесь понимает самодовольство и самоуспокоенность. В целом, человеку не свойственно останавливаться на достигнутом и долго почивать на лаврах; напротив, он склонен вечно стремиться к чему-то новому. В природе человека заложена неутолимая тяга к поиску новизны, не позволяющая нам увязнуть в накатанной колее и помогающая открыто встречать новые возможности и воспринимать духовные учения.

Однако гордыня может проявляться и в других формах. Она с лёгкостью оборачивается высокомерием и заносчивостью качествами, нередко ложащимися в основу отношений человека с другими живыми существами, особенно с животными. Судя по всему, эта разновидность гордыни сугубо человеческая характеристика, не свойственная обитателям других миров. По существу, её следовало бы признать главным фактором человеческой эволюции, ибо только врождённое высокомерие в сочетании со страстной любознательностью и творческими устремлениями позволило человечеству до такой степени подчинить себе природный мир. В санскрите слово мана, означающее «гордыня», родственно словам, означающим «ум» и «человек». Вид Homo sapiens эволюционировал на основе развития умственных способностей, и цивилизацию, которой мы так гордимся, человек построил именно благодаря пытливому уму, ненасытному в любопытстве и неистощимому в изобретательности. История рода человеческого это и впрямь драма неразрывно переплетённых между собой гордыни и страсти.

Трунгпа Ринпоче связывает мир людей с бардо иллюзорного тела, замещающим бардо дхарматы в стандартном перечне шести бардо. Работа с иллюзорным телом одна из йогических техник, применяемых на этапе «достижения совершенства», обычно не причисляется к бардо. В трактате «Естественное освобождение» она описана в составе наставлений к бардо сна, а Гьятрул Ринпоче в комментариях отмечает, что её можно использовать как предварительное упражнение к любому из шести бардо1. Трунгпа Ринпоче трактует эту технику как квинтэссенцию всякого переживания бардо промежуточного состояния, в котором мы внезапно замечаем двойственность своего положения в том или ином из шести миров: «Ты оказываешься между двумя крайностями и вдруг понимаешь, что ситуация, в которую ты попал, сама по себе есть крайность»2.

Сущность йогической техники иллюзорного тела постижение того, что наши тело и ум, равно как и все явления внешнего мира, не более реальны, чем отражение луны в зеркальной глади озера. Это упражнение подрывает нашу убеждённость в собственной вещественности, помогает освободиться от привязанности к ней и лишает нас уверенности в собственном существовании. Трунгпа Ринпоче связывает его с типичной для мира людей глубоко личной и чувствительной природой страсти, которая делает нас столь уязвимыми и нередко порождает внутренние конфликты и ощущение раздвоенности. Нам никак не удаётся понять, где мы находимся, реален этот мир или нет, плотен или эфемерен, дружелюбен или полон опасностей. И только осознав, что вещи не таковы, какими кажутся, мы начинаем воспринимать их такими, каковы они в действительности. Понимание этого принципа первый шаг на пути к обретению чистого иллюзорного тела божества, связанного с явлениями мирных и гневных божеств в бардо дхарматы.

Будда мира людей сам Шакьямуни. Он принадлежит к роду Ратна и облачён в шафрановые одежды; на изображениях тело его сияет золотом. Имя Шакьямуни означает «Мудрец из рода Шакьев»; иногда его также называют «Львом Шакьев». В руках у него чаша для подаяния и посох нищего символические «противоядия» и от гордыни, и от желания. Он отказался от доли царского сына, от лучшего из жребиев, который выпадает человеку в мирской жизни, и стал бездомным нищим, лишившись почестей, имущества и чувственных удовольствий. С точки зрения мирянина, он потерял всё; однако облик его лучится совершенной радостью, удовлетворённостью, достоинством и безмятежностью. Тем самым будда Шакьямуни ставит под сомнение основные предпосылки, на которых зиждётся человеческий склад ума. Его пустая чаша для подаяния величайший парадокс, лицезрение которого способно вытолкнуть сознание смотрящего в открытое пространство пробужденности.


^

МИР ЗАВИСТЛИВЫХ БОГОВ




Завистливые боги это противники богов, постоянно воюющие с ними из зависти и ревности. На санскрите они именуются асурами, что в буквальном переводе означает «антибоги». В переводах индийских легенд их нередко называют демонами вероятно, потому, что многие из них относятся к числу ракшасов, тех свирепых и кровожадных существ, которые в буддийской системе причисляются к голодным духам. В большинстве легенд они действительно выступают в роли вредоносных демонических сил, пытающихся уничтожить мир, тогда как боги сражаются на стороне добра. В Ведах сказано, что боги избрали истину и отвергли ложь, а завистливые боги избрали ложь и отвергли истину. Но тем не менее, мир завистливых богов входит в число трёх высших миров, в которых благая карма преобладает над дурной. Завистливые боги старшие братья богов, и в основе их сущности лежит та же божественная природа со всеми присущими ей интеллектуальными достоинствами, способностями и преимуществами. Негативные черты выражаются в их характере не столь ярко, как у обитателей низших миров. Завистливые боги не столь угнетены эмоциональными страданиями и располагают большей свободой действий. Однако, несмотря на высокоразвитый интеллект и огромный потенциал, они с лёгкостью могут пасть в один из трёх низших миров. Из-за склонности к агрессии и насилию они нередко имеют демонический облик, вызывающий ассоциации с адскими мирами, а качества ракшасов связывают их с миром голодных духов. В индийских легендах завистливые боги нередко предстают в облике животных; вступая с ними в сражение, бог или богиня убивает их и освобождает тем самым от животной природы, символизирующей заблуждение, в котором они пребывают.

В этих легендах завистливые боги, как правило, ведут себя агрессивно под влиянием зависти, так что название этого класса существ вполне соответствует их характеру. Они завидуют обладателям красивых жён или высокого статуса, полагая, вдобавок, что эти блага по праву должны принадлежать им самим. Иногда завистливые боги предстают в своём роде бунтарями, сражающимися за те или иные преобразования полезные или вредные, в зависимости от того, какую сторону примет борец. На схеме колеса жизни они изображаются в виде воинов, в доспехах и с оружием. Они наделены всеми качествами, которые испокон веков ассоциируются с воителями и героями: отвагой, умением вести за собой других, активностью и, самое главное, невероятной энергией. Подобно державным владыкам земного мира, они способны вершить как великое благо, так и великое зло, и черты характера их также варьируются от высочайшего благородства и приверженности культурным ценностям до грубости, беспощадности и самодурства. Кроме того, завистливые боги славятся несравненными магическими способностями, и в религиозном контексте к ним обращаются, главным образом, с просьбами уделить молящемуся частицу волшебной силы. Многие из них достигают высоких ступеней духовного развития путём аскезы, которой предаются с такой же честолюбивой целеустремлённостью, как и любому другому делу.

Трунгпа Ринпоче говорил, что образ мышления, типичный для завистливого бога, складывается на основе недовольства миром богов и разочарования, перерастающего в реакцию сопротивления. Когда исчерпывается благая карма, приведшая к перерождению в мире богов, остаётся единственный возможный путь вниз. Сам мир богов область блаженства, совершенства, порядка и гармонии таит в себя семя подобной реакции. Он сам порождает бунтарство, желание испытать нечто более грубое и приземлённое, импульсивную потребность проявлять свою энергию без ограничений. Как только развивается это недовольство, беззаботно наслаждаться блаженным существованием в образе бога становится невозможно. Но подобному разочарованию неизбежно сопутствуют и зависть к тем, кто способен получать удовольствие от божественной жизни, и ощущение обманутости, и страх потерять то, что, казалось, принадлежит тебе по праву. В результате появляется чувство одиночества, подозрительность, недоверие. Наконец, нам начинает казаться, будто всё вокруг сплетничают о нас и следят за каждым нашим шагом. Вскоре всякая попытка завязать с нами отношения начинает восприниматься как угроза. Повсюду чудятся заговоры, и все окружающие предстают потенциальными предателями. Паранойя крайняя форма, в которой может проявляться склад ума, типичный для завистливого бога.

Мир завистливых богов расположен на склонах горы Меру, непосредственно под миром богов. На изображениях колеса жизни два эти мира нередко помещаются бок о бок, отделяясь друг от друга только высоким деревом. Это чудесное древо кальпатару, исполняющее всё желания. Вид его служит для завистливых богов постоянным источником искушения: ведь несмотря на то, что корни этого древа простираются и на их территорию, волшебные плоды доступны только богам.

Ещё одно великое сокровище, которым владеют только боги, напиток бессмертия. В данном случае зависть асуров небезосновательна, так как боги завладели этим напитком, прибегнув к хитрости. Во многих сюжетах боги, несмотря на отличающую их правдивость, следуют только букве, но не духу истины. В мифе, о котором идёт речь, боги решили извлечь из мирового океана несметные сокровища, среди которых были и древо желаний, и напиток бессмертия (амрита, или сома). Они заключили перемирие с завистливыми богами и уговорили их принять участие в пахтании океана деле, с которым не справились бы собственными силами ни боги, ни асуры. Совместными усилиями они стали сбивать океан, и, как масло из молока, из мировых вод явилось множество чудесных предметов и существ: божественные девы и волшебные животные, пять небесных деревьев, бьющее без промаха оружие и магические драгоценные камни. Последним из океана вышел бог-врачеватель с чашей, полной напитка бессмертия. Завистливые боги тотчас же схватили чашу и чуть было не унесли её, но им помешал бог Вишну. Он превратился в очаровательную деву (олицетворение иллюзии), отвлёк асуров и выманил у них напиток. В результате завистливые боги в сражениях с богами получают страшные раны и гибнут, тогда как боги благодаря напитку бессмертия чудесным образом исцеляются и живут невообразимо долго.

Этот миф позволяет взглянуть на психологию завистливых богов в новом свете. Как говорится, «если у тебя мания преследования, это ещё не значит, что за тобой никто не следит». Обуревающее их недовольство и впрямь может быть вызвано несправедливостью того или иного рода, однако стремящаяся к присвоению сущность «эго» порождает искажённую реакцию на эту несправедливость реакцию зависти или ревности. Как и в случае с другими «ядами», образуется порочный круг: завистливые боги постоянно находят всё новую пищу для подозрений и всё новые причины для недовольства, что, в свою очередь, усугубляет манию.

Путь, ведущий в мир завистливых богов, появляется на пятый день, одновременно с явлением мандалы Амогхасиддхи, владыки рода Карма. Характеристики асуров очень близки отличительным чертам этого рода. Им неизменно кажется, что соседи живут лучше их, что «по ту сторону забора трава зеленее». Мечтая завладеть чужим добром, они вечно опасаются, что и другие замышляют то же в отношении их имущества. Вот почему им приходится постоянно быть начеку. Они всегда готовы к войне: военное дело для них и труд, и развлечение. Дипломатию определяют как «продолжение войны другими средствами», и не удивительно, что завистливые боги наделены всеми качествами дипломатов и шпионов, усматривая в любых личных отношениях только возможность для новой интриги. Обладая острым умом, они полагают, что и все окружающие ведут столь же сложную игру или плетут утончённые заговоры. В духовной жизни они исполнены честолюбия, нередко доходят до крайностей и подчас становятся настоящими фанатиками. В них чрезвычайно силён дух состязания; они повсюду видят соперников. Они склонны манипулировать другими и использовать их в своих интересах. К тому же, они постоянно сравнивают свои достижения с успехами окружающих и остро реагируют на любую обиду, настоящую или мнимую.

Род Карма ассоциируется с быстротой и торопливостью, поэтому возрастающий с каждым годом темп жизни в современном мире поощряет развитие ментальности, типичной для завистливых богов. Мы живём в мире скоростей, где всё более и более важным для многих становится получать желаемое как можно скорее. Свойственная роду Карма деятельность нередко проистекает из стремления отстоять справедливость и права человека, однако для мира асуров типично искажённое чувство справедливости, выродившееся в зависть. На примере обитателей этого мира мы видим, как энергия действия может превратиться в демоническую разрушительную силу, если подозрительность и стремление превзойти соперников выйдут из-под контроля.

Мир завистливых богов связан с бардо современной жизни, длящейся от рождения до смерти и также основанной на торопливости. Раз возникнув, то или иное состояние сознания стремится сохраняться в неизменности, получая всё новую и новую эмоциональную подпитку. Даже для того чтобы просто оставаться в живых, необходимо постоянно сопротивляться силам распада, так что неистовая энергия завистливых богов это всего лишь инстинкт самосохранения, доведённый до крайности. Поэтому пауза в деятельности, способная на мгновение открыть перед ними путь к освобождению, это предельный опыт пребывания между движением на огромной скорости и полной неподвижностью (или между победой и поражением), не позволяющий с уверенностью отличить одно из этих состояний от других.

В мир завистливых богов будда является в облике воина. Тело его окрашено в зелёный цвет, в руках у него щит и меч, а облачён он в сияющие доспехи. Его имя Вемачитра, «Облачённый в блистающие одежды». Завистливые боги не смогли бы услышать призыв к состраданию: они отнеслись бы к нему с недоверием и презрением. Поскольку в каждом встречном они видят врага, то общаться с ними можно только на их условиях «как подобает воинам». Будда является к ним не в устрашающем обличье гневного божества, а как высшее существо, облечённое непоколебимым спокойствием и абсолютным могуществом. Он просто-напросто блокирует любую атаку завистливых богов и пресекает любое их опрометчивое действие, так что в конечном счёте, противостоя будде, они оказываются лицом к лицу с самими собой.


^

МИР БОГОВ




Мир богов это мир полного довольства: на низших уровнях материального, на высших духовного. Это наивысший из миров в пределах сансары, поэтому его изображают в верхней точке колеса жизни. Он подобен небесам, как их испокон веков представляли себе все народы мира: это место блаженства и совершенства. Боги наслаждаются всем, что только могут пожелать. Они мудры и исполнены творческих сил, обладают магическими способностями и способны достигать наивысших ступеней медитации. Однако и они ограничены пределами сансары и привязаны к бесконечному циклу перерождений на колесе жизни.

Мир богов делится на три части: план желания, план формы и внеформенный план. На самом деле эта трёхчленная классификация охватывает все шесть миров: все сансарическое существование в совокупности именуется «тремя планами». Но план формы и вне-форменный план охватывают лишь высшие уровни божественного мира, тогда как плану желания принадлежат прочие пять миров и низшие уровни божественного мира.

План желания это план чувств. Желание здесь направлено на ублажение пяти физических чувств и ума. Пять миров, относящихся к плану желания, всецело подчиняются чувственному опыту, варьирующемуся от почти беспредельного мучительного в адских сферах до почти беспредельного сладостного в сферах небесных. Часть плана желания, захватывающая божественный мир, разделена на шесть небес, населённых различными классами божеств и украшенных волшебными дворцами, роскошными садами наслаждений и всеми мыслимыми и немыслимыми прелестями и чудесами.

Нижнее из этих небес, согласно мифам, располагается на склонах горы Меру, а правят им четыре великих царя четырёх сторон света. Это «светская», приземлённая разновидность рая. Обитатели его наслаждаются властью и великолепием, богатством и могуществом. На тех вариантах схемы колеса жизни, где асурам не отводится особого мира, отдельного от мира богов, в этой области помещаются также завистливые боги.

Выше, на вершине горы Меру, размещается так называемое «небо тридцати трёх богов» (следует иметь в виду, что эта традиционная схема для обозначения ведийского пантеона не принимает в расчёт многих индуистских божеств, чьи культы сложились позднее). Это то самое небо, которое изображается на колесе жизни и фигурирует в индийской мифологии. Его правитель Индра, могущественный бог, особо почитавшийся во времена Будды. Он считался богом неба и грозы, а также великим героем, предводителем богов в битве с асурами. Его оружие перун, прототип ваджры. В раю Индры растут деревья, исполняющие желания, и здесь же хранятся другие сокровища, добытые при пахтании океана. Главное из нихнапиток бессмертия, исцеляющий все болезни и дарующий долголетие. Но, будучи главной ценностью богов, напиток бессмертия в то же время оказывается главным их проклятием. Дело в том, что боги всё же не бессмертны. Они живут, не старясь, невообразимо долго, но рано или поздно жизнь их обрывается. А поскольку боги не в состоянии вообразить себе собственную смерть, никогда о ней не задумываются и не готовятся к ней, то приход её оборачивается для них ужасными страданиями.

Над этими двумя земными небесами, над вершиной горы Меру, располагаются ещё четыре неба. Первое из них описывается как свободное от всякой борьбы, ибо обитающие здесь божества находятся вне досягаемости завистливых богов. Второе, Тушита, представляет собой мир абсолютной удовлетворённости. Здесь пребывал до своего рождения в мире людей Будда Шакьямуни, и здесь же ожидает нисхождения на Землю Майтрейя, будда грядущей эпохи. Божества, населяющие третье небо, волшебным образом излучают из самих себя всё, что пожелают; обитателям же четвёртого неба достаточно только пожелать и им тотчас же доставляется желаемое.

Человек может переродиться на одном из этих шести нижних небес, исполняя требования традиционной религии и совершая добрые дела. Несмотря на то, что эти области относятся к плану желания, они считаются весьма удачными местами для перерождения наградой за долгую череду добродетельных жизней. Но у них есть и свой недостаток: обитатели небес живут в таком изобилии и блаженстве, что у них не возникает потребности практиковать дхарму. С этой точки зрения перерождение в мире людей считается самым благоприятным. Не случайно владыкой плана желания считается Мара, злой бог, искушавший Будду на пороге его просветления и обитающий на высшем из перечисленных небес. Мара олицетворяет духовный соблазн, поддавшись которому, мы можем решить, будто добились больших успехов на духовном пути и стали высокоразвитыми существами.

План формы и внеформенный план это уровни существования принципиально иного порядка. Под «формой» здесь понимается не плотная материальность, а всего лишь видимость, игра цветов и обличий. Божества, пребывающие на плане формы, не подвластны более жажде чувственных удовольствий и избавлены от привязанности к грубому чувственному восприятию; самих себя они воспринимают нематериальными, поэтому считается, что они обладают тонкими световыми телами. На внеформенном плане превзойдена привязанность ко всем чувствам, кроме ума; его обитатели, чистые духовные существа, обладают ментальными телами, не имеющими видимой формы. Не обладая физическими телами, эти божества не умирают в обычном понимании этого слова: когда их жизнь, невероятно долгая, всё же подходит к концу, они просто пробуждаются в другом мире или на другом плане мира богов.

Два эти плана в совокупности охватывают двадцать один уровень медитативных состояний. Каждая из первых четырёх ступеней (этапов медитативного погружения) плана формы подразделяется на три степени: слабую, среднюю и глубокую; итого, в общей сложности, насчитывается двенадцать уровней, соответствующих последовательному утончению и очищению медитативного процесса. Над ними располагается ещё пять уровней, именуемых «чистыми обителями»; высший из них, Акаништха, это небо, на котором Будда достиг просветления.

Внеформенный план состоит из четырёх исключительно тонких и глубоких уровней медитации, которыми Будда овладел под руководством наставников, перед тем как самостоятельно отправиться на поиски просветления. Он обнаружил, что эти состояния, при всей своей возвышенности, всё же не ведут к освобождению из круга перерождений. Для божеств, населяющих эти небеса, скандха формы перестала служить основой формирования «эго», так как они более не отождествляются с телом; но чувство «я» у них по-прежнему сохраняется, проявляясь посредством остальных четырёх скандхощущения, восприятия, обусловленности и сознания. На первом этапе погружения всё сущее воспринимается как бесконечное пространство, открытое, пустое, невещественное и свободное. Второй этап это переживание бесконечности сознания. Третий переживание абсолютного несуществования. На четвёртом этапе медитирующий превосходит даже идею несуществования и входит в такое состояние, в котором нет ни восприятия, ни не-восприятия. Это высшая точка бытия.

Всеми небесами плана формы и внеформенного плана правит бог Брахма. В индуизме Брахма это мужское олицетворение абсолютного внеформенного первоначала бесполого брахмана (что означает просто «расширение» или «безграничность»). Во времена Будды Брахма и Индра (владыка нижних божественных небес) почитались как верховные божества, хотя позднее утратили былое влияние. Оба они как верховные представители всех живых существ во вселенной сыграли важную роль в жизни Будды: сперва они поощряли его в поисках просветления, затем воздали хвалы его достижениям и почтили его дарами, и, наконец, попросили его выступить с проповедью дхармы. Как уже было сказано в разделе, посвящённом голодным духам, Брахма олицетворяет одновременно и наивысшее благо, и творческое начало. Он подвластен закону кармы и представляет собою лишь одного из бесчисленных брахм, сменяющих друг друга. Его тибетское имя переводится как «Чистый», а в буддизме его чтут не как олицетворение творческого начала, а как воплощение истины, святости и чистоты. Благодаря своим исключительным достоинствам Брахма вошёл в буддийский пантеон как символ высших уровней, достижимых в пределах сансары.

Традиционно считается, что из пяти «ядов» на богов сильнее всего влияет гордыня «яд», связанный с родом Ратна. Эта традиция соблюдена и в «Сотне преклонений», и в «Практике дхармы», но в «Освобождении посредством слушания» путь, ведущий в мир богов, возникает при явлении Вайрочаны, владыки рода Будда, ассоциирующегося с заблуждением. В комментариях к этому месту Трунгпа Ринпоче связывает богов с гордыней, которую определяет как «опьяненность существованием «эго»1, в прочих же своих работах он неизменно соотносит их с родом Будда. Преобладающее состояние сознания богов он описывает как полную поглощённость собой, а такое состояние подразумевает и гордыню, и заблуждение.

Поглощённость собой это основа пребывания в мире богов на уровне человеческих переживаний. С низших уровней, относящихся к плану желания, мир богов представляется неограниченным наслаждением такими благами, как здоровье, богатство, красота, образованность и всевозможные чувственные удовольствия. Многие из нормальных для человека устремлений можно рассматривать как проявления божественного мира, или «рая на земле». Но пребывать в этом мире на психологическом уровне значит не просто наслаждаться разнообразными благами, а использовать их как средства поддержания своего чувства «я».

Жизнь в таком случае представляется поисками счастья и удовлетворённости. Но когда эти поиски становятся единственной целью существования, они быстро вырождаются в навязчивую заботу о своей молодости и красоте, здоровье и самосовершенствовании, а также в бесконечные восторги по поводу собственных достижений в этих областях. Такой человек склонен трактовать свои устремления как духовные, хотя на самом деле его мнимая духовность основана на эгоистических побуждениях. Он пытается творить любовь, свет и покой, просто-напросто отгораживаясь от всего тёмного и неприятного. Всё это напоминает картину искажённых качеств рода Будда рода, связанного с животным миром. Однако невежество и заблуждение богов чрезвычайно тонки, сложны и созидательны, в отличие от смятенного и недоразвитого состояния ума животных. Боги верховные выразители иллюзий, строители воздушных замков, завороженные собственными волшебными творениями и убеждённые в их реальности и долговечности.

Ещё одна ярчайшая божественная характеристика, присутствующая в глубине души почти у каждого из нас, чувство собственного бессмертия. Вновь и вновь великие учителя напоминали нам, что лишь осознание неотвратимости смерти способно вырвать нас из трясины самодовольства и успокоенности. Прижизненному чувству бессмертия сопутствует страстное желание посмертной вечности: вечного райского блаженства, вечного покоя или даже вечного небытия. Как заметил Трунгпа Ринпоче, описывая мир богов, «наивысшая мечта «эго» вечность, а в особенности вечность, представившаяся ему в опыте медитации»1.

На высших планах божественного мира, на планах формы и внеформенности, мы полностью погружаемся в медитативные состояния, в результате чего чувство «я» становится гораздо более тонким, обманчивым и опасным. С точки зрения «эго», раз уж нам удалось попасть в такое замечательное место, естественно остаться в нём навсегда. Но если мы не узрим безграничной пустоты и не сможем раствориться в открытом пространстве медитации, то никуда не денемся и от голоса «эго», тихонько нашептывающего нам: «Это я осознаю, это я испытываю покой и блаженство».

Тантрическое предание о просветлении Будды Шакьямуни повествует о том, как все будды вселенной явились к нему и сказали, что достичь освобождения посредством самадхи внеформенного плана невозможно. Они перенесли его ниже, на небо Акаништха, высшее из небес плана формы, и только там Будда достиг полного просветления. В этой легенде заключён глубочайший смысл, ибо внеформенные погружения в бесконечное пространство, бесконечное сознание, несуществование и недвойственность самые соблазнительные из всех разновидностей духовного опыта. На этом этапе очень трудно отличить утончённую жажду присвоения от подлинной реализации, а кристаллизацию «эго» от его растворения. Если медитирующий не избавился от всех привязанностей, то эти состояния он, вероятно, будет воспринимать как слияние с Богом или неким внеформенным Абсолютом, ибо до тех пор, пока существует «я», стремящееся к слиянию, должен существовать и трансцендентный «другой», с которым желает слиться «я».

Мир богов, как и следовало ожидать, связан с бардо медитации. Любую технику медитации на любом уровне можно практиковать как с установкой на избавление от привязанностей, так и с настроем на присвоение. В подлинном самадхи наиглубочайшем состоянии медитации достигается полное недвойственное погружение, при котором «я» действительно растворяется; но для богов сам опыт погружения становится объектом присвоения и средством самосохранения. Открывающийся здесь «просвет» заключается в контрасте между таким «уплотнением», т. е. сосредоточением на своих переживаниях, и внезапно настигающим нас в то же время сомнением вспышкой открытости. Мы перестаём понимать, что происходит: стоим ли мы на пороге просветления или просто сошли с ума? На пике этой напряжённой двойственности мы можем либо прорваться в состояние пробужденности, либо скатиться обратно в божественный транс то есть, по выражению Трунгпы Ринпоче, «к абсолютному пределу смятенности, на самое дно невежества»1.

Будда, являющийся в мир богов, носит имя Шатакрату. Это одно из имён Индры, означающее «Свершитель сотни жертвоприношений» (иначе говоря, в высшей степени почитаемая и святая особа). Лицом и телом он бел, как будда Вайрочана. Изображается он играющим на струнном инструменте. Поскольку боги погружены в наслаждения, этот будда говорит с ними на том языке, к которому они непременно прислушаются, на языке музыки. Музыка самое эфемерное из искусств: звук возникает из тишины и возвращается в неё почти мгновенно, и моменты тишины в музыке столь же важны, как и моменты звучания. Музыка непрерывно меняется; сама её сущность в движении; и это великолепный урок непостоянства для богов, существ, столь привязанных к бессмертию и вечности.

Глава 9