Geum.ru

Пер с англ. М. И. Завалова. М.: Независимая фирма "Класс", 2000. 464 с

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   42

которые ребенок проецирует на фрустрирующую мать и на другие объекты, отрицая

свою агрессию. Второй слой образуют идеальные Я-репрезентации и идеальные объект-

репрезентации. В результате их интеграции создается Эго-идеал, плод окончательной

попытки восстановить симбиотические, первоначально окрашенные либидо

взаимоотношения с матерью на более высоком уровне инт-рапсихических стремлений и

требований. При оптимальных условиях происходит смягчение как более ранних

садистических, так и более поздних идеализированных предшественников Супер-Эго, в

котором повторяется процесс интеграции хороших и плохих объектных отношений,

ранее происходивший в Эго. Якобсон отмечает, что такая интеграция и смягчение

позволяют интернализовать третий уровень предшественников Супер-Эго, а именно

реалистичные требования и запреты родителей, характерные для поздних стадий

эдиповой фазы, когда происходит окончательное создание Супер-Эго как

интегрированной структуры.

В течение следующей латентной стадии развития происходит

деперсонифицирование, абстрагирование и индивидуализация Супер-Эго, в результате

чего появляется более точная и определенная регуляция самооценки, а ум начинает

отличать аффекты от обязательств; ранее же Супер-Эго регулировало самооценку с

помощью смены настроений. Специфичное чувство вины и критическое отношение к

себе есть результат сложного развития депрессивных тенденций, происходящего под

влиянием интеграции Супер-Эго. Зрелое Супер-Эго осуществляет контроль с помощью

мягких и плавно меняющихся настроений, ему свойственны чувство вины и растущее

ощущение автономии. Патологическое же, крайне агрессивное и примитивное Супер-

Эго характеризуется преобладанием тяжелых депрессивных настроений. Кроме того,

чувства неполноценности и стыда есть проявление Эго-идеала, участвующего в

контроле Супер-Эго над Это; чем глубже нарушения интеграции Супер-Эго, тем в

большей степени чувства неполноценности и стыда преобладают над способностью

ощущать мягкую депрессию (например, в форме печали) и дифференцированные

разновидности вины.

Следующая стадия развития Супер-Эго приходится на подростковый возраст.

Якобсон описывает частичный возврат к персонификации, проекции и растворению

Супер-Эго, происходящий тогда, когда у подростка усиливаются инфантильные запреты

на эдиповы желания. В то же время подросток должен идентифицироваться со взрослой

моделью сексуального поведения, чтобы интегрировать нежность и эротику в

сексуальное влечение. На данной стадии та степень, в которой происходит частичное

устранение и проекция Супер-Эго, и степень, в которой сохраняется нормальная

идентичность Эго, позволяют отличить нормального и невротичного подростка от его

пограничного или нарциссического сверстника (Jacobson, 1954, 1961, 1964).


Клинические аспекты

Уровни патологии Супер-Эго

Спектр патологии Супер-Эго, представленный ниже, является результатом

нарушения развития Супер-Эго на разных уровнях, описанных Якобсон. Я описываю

континуум патологии Супер-Эго, по степени тяжести простирающийся от практически

неизлечимой антисоциальной личности до пациентов с невротической патологией

характера. Я уделяю особое внимание взаимоотношениям между патологией Супер-Эго,

нарушениями в сфере объектных отношений, патологическим нарциссизмом и

метаморфозами переноса у этих пациентов.


Антисоциальная личность

Наиболее тяжелая патология Супер-Эго встречается у пациентов с

антисоциальным личностным расстройством - у психопатов в узком смысле слова.

Такие пациенты лгут психотерапевту, вполне сознавая, что они делают. Они

представляют себе "моральные" требования внешней реальности и на словах их

почитают, но не понимают, что эти требования есть настоящая система морали, которую

другие интернализовали. Вместо этого они воспринимают моральные требования

окружающих как общепринятую систему предупреждения об опасности, которую

используют развращенные люди (такие, как они сами) и которой подчиняются наивные

и трусливые.

Эти пациенты могут лгать и обманывать - и это им удается. Они знают, что их

могут поймать, но не понимают, что их ложь и обман влияют на внутреннее отношение

к ним других людей. Поскольку они не способны относиться к другим с подлинной

любовью, они не чувствуют разницы между любовью других людей и безжалостной

эксплуатацией или манипуляцией. Они разрушают саму возможность эмоциональных

взаимоотношений с терапевтом, не понимая, что делают.

Их способность эффективно лгать отражает какую-то степень интеграции Я, но

она основана на патологическом грандиозном Я нарциссической личности и полностью

идентифицируется с принципом удовольствия. У некоторых таких пациентов

грандиозное Я пропитано агрессией, поэтому им свойственен Эго-синтонный поиск

удовлетворения садистических стремлений. Есть континуум, на одном конце которого

находится пассивный, эксплуатирующий, паразитирующий на других психопат, на

другом - откровенно садистический преступник. Социальные условия, в которых

можно выражать примитивную агрессию и жестокость, - это естественная среда для

такой структуры личности.

За редкими исключениями, психотерапия таким пациентам противопоказана.

Явно садистических представителей этой категории лечить в ситуации обыкновенной

психотерапии слишком опасно, стремление к садистическому триумфу, выражающемуся

в интенсивном презрении к терапевту и прямой финансовой или еще какой-то его

эксплуатации, может вызывать страх у терапевта. У пассивных же и паразитирующих

психопатов лишь конфронтация терапевта, который показывает им их антисоциальное

поведение, пробуждает мощную параноидную регрессию в переносе,

сопровождающуюся активизацией садистической грандиозности, что делает их

похожими на открыто агрессивный тип таких пациентов (вдобавок они проецируют эту

тенденцию на терапевта).

Один пациент, антисоциальная личность с садистическими чертами характера

начал психотерапию под давлением своей семьи, а также для того, чтобы избежать

уголовной ответственности в связи с участием в кражах со взломом. Он честно говорил

со мною о запланированном им ограблении. Он косвенно, но достаточно ясно, дал мне

понять, что сумеет защитить себя в том случае, если я захочу об этом рассказать

полиции. Трудно передать мощнейшее чувство превосходства и уверенности в себе,

которое излучал этот человек. Его расслабленная улыбка показывала, что он меня

глубоко презирает, и временами мое мышление было настолько парализовано, что я был

лишен способности действовать. Я решил прекратить лечение, понимая, что сочетание

криминальных проблем и терапии - это нечто за пределом моих возможностей.

Другой пациент с антисоциальным расстройством личности, совершавший кражи

и паразитирующий на окружающих, но не проявлявший явной жестокости,

производивший впечатление хитреца, изображающего подчинение, воровал разные

вещи из моего офиса. Поначалу не будучи уверенным, что именно он виноват в

пропажах, я тем не менее обнаружил, что пристально слежу за ним во время сеанса, а

потом проверяю, все ли на месте. Когда я однажды сказал, что подозреваю его в краже

одной мелочи, пропавшей из комнаты ожидания после его визита, он "признался", что

взял ее и позже вернул эту вещь. Но при этом я не мог заметить в нем никаких признаков

вины или стыда, и последующие несколько сеансов (пока терапия не окончилась

несколько недель спустя) я с неудовольствием ощущал, что невольно вовлечен в его

игру, охраняя свою собственность. Когда я попытался исследовать психологическую

сторону такого взаимодействия, пациент отказался в этом участвовать, изумляясь тому,

что я так настойчиво хочу обратить его внимание на "дело прошлого".


Нарциссическая личность с Эго-синтонным антисоциальным поведением

Следующий уровень в континууме патологии Супер-Эго представлен

функционирующей на пограничном уровне нарциссической личностью с

антисоциальными чертами, но не страдающей антисоциальным личностным

расстройством в собственном смысле слова, а также пациентами со злокачественными

формами патологического нарциссизма, у которых агрессивное ощущение своей

значимости выражается в Эго-синтонном антисоциальном поведении. У таких

пациентов в переносе появляются выраженные параноидные черты, даже в тех случаях,

когда эти черты не доминируют в их характере. В переносе у них даже может появиться

бредовая параноидная регрессия.

Один пациент с нарциссической личностью и тяжелыми пара-ноидными чертами

характера на сеансах ярко проявлял свою грандиозность и хвастался. Он непрерывно

жаловался на глупость, невежество и нечестность различных авторитетов и вынуждал

меня молча выслушивать его речи, предполагая, что я со всем соглашаюсь.

"Осмелившись же" ставить под сомнение какое-то его высказывание, я становился еще

одним примером непорядочных людей, облеченных властью. С его почти

непробиваемым ощущением своей грандиозности сочеталось обаяние, позволявшее ему

произносить совершенно аморальные речи. Когда я прямо не возражал ему, он оставался

веселым и дружелюбным. Кроме того, он обманывал меня, говоря о своем

антисоциальном поведении, связанном, в частности, с наркотиками. Нередко я получал

сведения о его реальной жизни лишь через социального работника, который узнавал обо

всем от родителей пациента, после того как они поговорят с полицией. Когда я

представлял ему эти факты, он охотно признавал свою ложь, оправдывая свое поведение

как нечто вполне логичное в мире ограниченных и жестких людей, пользующихся своей

властью.

Тем не менее этот пациент, в отличие от упомянутых ранее, был способен во

взаимоотношениях косвенно выражать свою зависимость от меня; он сильно

расстраивался, когда я не мог принять его в привычное время, и очень нервничал, если

задерживалось начало сеанса. Хотя в конечном итоге он прервал терапию, но

поддерживал периодические контакты со мною, предполагая продолжить терапию в

будущем. Позднее он смог участвовать в непродолжительных периодах терапии с

другими психотерапевтами. Согласно сведениям, которым можно доверять,

антисоциальные черты его характера сгладились.

У таких пациентов антисоциальное поведение имеет оттенки агрессии, ярости,

мести; кроме того, у них есть глубокая параноидная тенденция приписывать подобные

реакции окружающим. Ложь и мошенничество у них Эго-синтонны и вписываются в их

картину мира, представляющегося местом, где, чтобы выжить, надо либо лгать и

обманывать, либо убивать, либо же искать психологической безопасности в бегстве от

страха смерти. У этих пациентов мы видим больше дикой агрессии и садизма, чем

привычной и самодовольной нечестности; часто в их прохладных социальных

взаимоотношениях можно найти остатки нормальной честности.

Якобсон (1971), описывая склонность параноидных пациентов к предательству,

указывает, что в детстве они часто сталкивались с несправедливостями, пренебрежением

и жестокостью, а у их родителей существовали глубокие супружеские конфликты. У

таких пациентов в раннем детстве появляется установка на подчинение, окрашенная

мазохизмом, по отношению к родителям, а стоящая за этим злоба проявлялась в

жестокости, направленной на младших братьев и сестер, и в попытках натравить одного

члена семьи на другого. Якобсон изображает альтернативу между открытой

агрессивностью и параноидными чертами, с одной стороны, и подчинением и

предательством вместе с прочими антисоциальными тенденциями - с другой.

На наиболее патологическом конце спектра, включающем антисоциальные

личности в собственном смысле слова и нарциссические личности с выраженными

антисоциальными чертами или проявлениями злокачественного нарциссизма, явно

преобладают примитивные слои садистических предшественников Супер-Эго. Агрессия

у таких пациентов практически не содержит признаков какой-нибудь интеграции с

идеализированными предшественниками Супер-Эго, этим людям свойственно также

стремление господствовать над любыми объектными отношениями и разрушать их (они

могут выносить лишь полностью подчиненных и используемых "рабов", что позволяет

им проявлять силу, в которой выражают себя садистические предшественники Супер-

Эго).

Собственно антисоциальная личность как бы идентифицируется с примитивной,

бесчеловечной, абсолютно внеморальной силой, которая получает удовлетворение

только тогда, когда проявляет ничем не ограниченную агрессию, не стараясь

рационализировать свое поведение и не опираясь на какие-либо ценности, кроме самой

этой силы.

У нарциссической личности с антисоциальными чертами и при злокачественном

нарциссизме можно наблюдать хотя бы в слабой степени проявления идеализированных

предшественников Супер-Эго, то есть садистические предшественники Супер-Эго

окрашены примитивной идеализацией. Садистическое и эксплуататорское поведение

пациента "морально оправдано", по крайней мере, для самого пациента. В переносе

такие пациенты (не психопаты) реагируют сильной яростью на попытки поставить под

вопрос "оправданность" их жестокого и эксплуататорского поведения. Эти пациенты как

бы идентифицируются не просто с садистическим убийцей, как психопаты, но с

жестоким божеством, с бесчеловечным и эгоцентричным богом.

Активизация параноидных идей в переносе у этих пациентов есть проявление

садистической грандиозности и жестокости наиболее примитивных, не смягченных или

не нейтрализованных слоев Супер-Эго. Садистические или жестокие родительские

образы, а также конституционные факторы, мешающие нейтрализации примитивной

агрессии или контролю над ней, играют основную роль в этиологии таких нарушений.

Бессознательная идентификация грандиозного Я пациента со свойствами этих

примитивных садистических предшественников Супер-Эго также показывает слабость

или недоступность альтернативных интернализованных объектных отношений и

разрушение Я- и объект-репрезентаций, на которые направлено либидо.

У описанных только что пациентов с глубокой патологией Супер-Эго

интернализованный мир объектных отношений прошлого, открывающийся при

генетической реконструкции, обычно включает в себя образ подавляющей родительской

фигуры, которая представляется пациенту всемогущей и жестокой. Эти пациенты всегда

ощущают, что любые добрые взаимоотношения любви, удовлетворяющие обоих

участников, невозможны - или, если возможны, то хрупки, легко ломаются и, что еще

хуже, являются мишенью для нападения со стороны всемогущего и жестокого родителя.

В типичном случае они ощущают, что полное подчинение - фактически, с

растворением в нем, - власти жестокого и всемогущего родителя есть единственное

условие для выживания, и потому все связи с альтернативными хорошими, но слабыми

объектами надо разорвать. Наконец, опьяняющее чувство власти и удовольствия при

идентификации с жестоким всемогущим объектом дает им ощущение свободы от страха,

страдания и ужаса и убеждение, что удовлетворение агрессии - единственный

подлинный способ отношения к другим людям.


Нечестность в переносе

Следующий уровень патологии Супер-Эго мы видим у тех пациентов, которые

постоянно скрывают или искажают важную информацию о своей жизни или о своих

субъективных переживаниях, другими словами, лгут, выпуская одно, добавляя другое, в

ситуации терапии. К ним относятся пограничные пациенты без выраженной

нарциссической психопатологии, а также некоторые нарциссические пациенты,

функционирующие на пограничном уровне. Их нечестность, как правило, имеет

защитную природу, прямое или открытое антисоциальное поведение у них мало

выражено, а объектные отношения - лучше по качеству. Иногда в течение долгого

времени терапии не удается заметить относительную серьезность патологии Супер-Эго у

таких пациентов.

Типичным примером являются пациенты, которые не упоминают о каких-либо

важных аспектах своей жизни и взаимоотношений с окружающими из боязни, что

аналитик будет критиковать их или попытается изменить их поведение в этой сфере.

Иногда они "признаются" в таком поведении аналитику и потом продолжают делать то

же самое, косвенно полагая, что признание освобождает их от ответственности за свои

поступки. Аналитику приходится решать, дать ли свое согласие на такое поведение,

молчаливо выслушивая "исповедь" пациента, или же взять на себя ответственность за

его прекращение.

В отличие от пациента с более локальным симптомом, заключающимся в

замалчивании крайне постыдного или вызывающего вину поведения, которое, тем не

менее, не является явно антисоциальным или саморазрушительным, в отличие также от

пациента, находящегося под властью бессознательного отрицания, который вполне

осознает то или иное переживание или поведение, но не осознает его эмоционального

значения, - пациент, который хронически лжет, вполне осознает как когнитивную, так

и эмоциональную важность того, что скрывает.

Мисс U. Женщина, принимавшая наркотики и страдавшая алкоголизмом, была

любовницей торговца наркотиками. В течение долгого времени она намеренно скрывала

от меня, что знает про преступные связи своего мужчины. Она "призналась" только в

момент смерти близкого друга, убитого, как она подозревала, той криминальной

группой, к которой принадлежал ее любовник, что вызвало у нее сильную тревогу.

Я исследовал факторы, которые мешали ей рассказать мне о ее криминальном

окружении. Как выяснилось, за страхом, что я запрещу ей продолжать взаимоотношения

с тем мужчиной или прекращу терапию, негодуя на ее дурную компанию, скрывался

более глубокий страх, что она предаст меня, рассказав своему любовнику о занятиях со

мной, - что было бы опасно для моей жизни; преступная группа могла бы захотеть

устранить меня, поскольку "я знаю слишком много". А затем мисс U. начала выражать

свой страх относительно того, что желает мне смерти и что мазохистично подчиняется

социальной ситуации, угрожающей ее собственной жизни.

На ранних стадиях терапии мисс U., типичная инфантильная личность с

пограничной организацией, свободно рассказывала о своих фантазиях,

сопровождающих мастурбацию, которые включали сексуальные оргии с родителями. Я

думал, не была ли она реально свидетельницей или участницей инцестуозных и

перверсных сексуальных действий в раннем детстве. В конечном итоге выяснилось, что

эти фантазии имели более сложную генетическую природу и не отражали

непосредственных сексуальных впечатлений раннего детства. Однако через несколько

месяцев после того, как она перестала мне лгать о деятельности своего мужчины,

появилась новая информация о ее бессознательном прошлом. Оказывается, ее мать

постоянно опасалась, что ее отравит отец мисс U., - опасалась настолько, что обычно

давала попробовать свою еду собаке и лишь потом ела сама. В переносе пациентка

выражала свою идентификацию как с матерью, напуганной мужем, желавшим ее убить,

так и с отцом, который "отравлял" взаимоотношения со мной и потенциально угрожал

мне смертью.


Отрицание моральной ответственности

Для следующего уровня патологии Супер-Эго характерно то, что можно было бы

кратко назвать отрицанием моральной ответственности за свои поступки. В отличие от

предыдущей группы пациентов, в основном с пограничной личностной организацией, но

без преобладания нарциссических черт, в данную группу входят пациенты с типичной

нарциссической личностью, но без признаков антисоциального поведения в узком

смысле слова и без откровенной лживости в переносе. У этих пациентов нет

сознательной скрытности, систематического умалчивания или искажения информации.

Для них характерно то, что они "невинно" выражают противоречия в своих