Игорь владимирович вишев

Вид материала

Библиографический указатель

Содержание К.н. леонтьев о проблеме жизни, смерти Научно-оптимистическое решение проблемы Концепция практического бессмертия человека и его реального воскрешения Идея бессмертия в истории культуры Idea of Immortality in History of Culture Стихи о бессмертии Стихи о бессмертии Риски жизни и ее безопасность

Подобный материал:

• Роман Петрович Костюченко, Николай Владимирович Максимович, Сергей Владимирович Мыльников,, 1886.15kb.
• Игорь владимирович арнольд, 72.92kb.
• Программа кооперационной биржи «Информационные технологии», 56.27kb.
• Шкурлов Игорь Владимирович, 101.58kb.
• Игорь Владимирович Ларсон, 2977.21kb.
• Программа дисциплины Коммуникационное сопровождение инвестиционных процессов для направления, 103.75kb.
• Коган Ефим Яковлевич Осовецкая Нина Яковлевна Прудникова Виктория Аркадьевна Шиян Игорь, 595.97kb.
• Мыслитель, творец, педагог, 203.36kb.
• Внастоящей работе проведен анализ зависимостей затухающих акустических колебаний отливок, 47.5kb.
• S. Brusnik Игорь Владимирович Волков. Мечта летать, 1676.75kb.

К.Н. ЛЕОНТЬЕВ О ПРОБЛЕМЕ ЖИЗНИ, СМЕРТИ

И БЕССМЕРТИИ ЧЕЛОВЕКА //Философское образование. — 2006. — № 14 (январь–июнь). —

С.52–56.


2006-й год — 175-летие со времени рождения и 115-летие кончины Константина Николаевича Леонтьева — русского религиозного мыслителя, врача, дипломата, писателя. За последние годы возобновился интерес к его жизни и творчеству, оценка которых, вследствие их многогранности и противоречивости, и раньше, и теперь находятся в чрезвычайно широком диапазоне — от восторженного признания до принципиального неприятия. Это относится и к проблеме триединства жизни, смерти и бессмертия человека, которую Леонтьев решал, акцентируя свое внимание именно на последнем ее аспекте. Он рассматривал ее, наряду с другими проблемами, в духе православной традиции, как она ему представлялась.

Каждый человек отдает предпочтение тому или иному мировоззрению, в данном случае — религиозному, под влиянием самых различных факторов, к числу которых, несомненно, относится состояние его здоровья. В отношении Леонтьева это обстоятельство проявилось особенно наглядно и убедительно. Так, в письме О.А. Новиковой от 21 августа 1882 года он писал: «Все бы ничего, да здоровье все плохо, и признаюсь Вам, отлагая всякий стыд, что иногда нападает нестерпимая просто тоска от страха смерти. Ужасно не хочется умереть! Существование само дорого — как животному. Просто, понимаете, очень просто и грубо — существовать хочу!!!» /1, с.261/. И в таком ключе он (с.52–53) высказывается неоднократно. Примечательно то, что в отличие от большинства людей, которые тоже знают о неотвратимости своей смерти, но пытаются удерживать вызванные этим мысли и эмоции на периферии своего сознания, религиозные мыслители воспринимают угрозу смерти крайне чувствительно.

Решающий поворот Леонтьева к вере также оказался связанным с его здоровьем. Сам он об этом вспоминал не раз. Леонтьев, например, писал В.В. Розанову незадолго до своей кончины 13–14 августа 1891 года. «Но в лето 1871 года, когда консулом в Салониках, лежа на диване в страхе неожиданной смерти (от сильнейшего приступа холеры), я смотрел на образ Божией Матери… Я думал в ту минуту даже не о спасении души (ибо вера в Личного Бога давно далась мне гораздо легче, чем вера в мое собственное личное бессмертие); я, обыкновенно вовсе не боязливый, пришел в ужас просто от мысли о телесной смерти и, будучи уже заранее подготовлен (как я уже сказал) целым рядом других психологических превращений, симпатий и отвращений, я вдруг, в одну минуту, поверил в существование и в могущество этой Божией Матери, поверил так ощутительно и твердо, как если бы видел перед собою живую, знакомую, действительную женщину, очень добрую и очень могущественную, и воскликнул: «Матерь Божия! Рано! Рано умирать мне!.. Я еще ничего не сделал достойного моих способностей и вел в высшей степени развратную, утонченно грешную жизнь!» В этом кризисном состоянии он и дал свой обет, который определил смысл и характер последней трети его жизни. «Я, — пообещал Леонтьев, — поеду на Афон, поклонюсь старцам, чтобы они обратили меня в простого и настоящего православного, верующего и в среду, и в пятницу, и в чудеса, и даже постригусь в монахи…» А подытожил он этот эпизод таким категоричным утверждением: «Через 2 часа я был здоров» /1, с.587–588/.

То же событие Д. Соловьев в своем «Предисловии» к «Избранным письмам» Леонтьева описывает несколько иначе. «В грязных живописных Салониках, — повествует он, — Леонтьев тяжело занемог и, как врач, определил у себя холеру. На него напал невыносимый страх смерти. Он заперся, велел наглухо закрыть ставни, чтобы не видеть смену дня и ночи, никого к себе не пускал. Когда наступил кризис, он перед образом Божией Матери дал обет: если останется жив, уйти в монахи. Через два часа ему стало лучше, а утром следующего дня он уже скакал в Афон, даже не озаботившись сдать консульство» /1, с.15/. Понятно, «стало лучше» не то же самое, что «был здоров». Существуют и иные описания этого события /2, с.269; и др./.

Подобные эпизоды так называемого «религиозного опыта», в принципе не повторяемого и не проверяемого, производят на их участников, как правило, исключительное воздействие. Но вместе с тем очевидно, и это самое главное, что многие люди  — и верующие (причем не только христиане, но и буддисты, (с.53–54) мусульмане, иудеи и др.), и, разумеется, неверующие тоже — и без обращения к Богородице также далеко не всегда умирали от холеры, а, как и Леонтьев, благополучно переживали кризис болезни.

Принятие же Леонтьевым монашества оказалось отложенным практически на самый конец его жизни. «Не надо было обладать мудростью афонских старцев,  — замечает в этой связи тот же Д. Соловьев, — чтобы видеть, сколь еще не подготовлен к монашеству человек, вчера только ездивший от француженки к тринадцатилетним одалискам и не представлявший себе ни одного дня без кофе и дорогих сигар» /1, с.15/.

Каждый человек, оказываясь перед лицом смерти, выбирает один из трех возможных вариантов: либо принимает религиозное вероучение о посмертном существовании, либо примиряется с неотвратимостью смерти, либо, опираясь на достижения научно-технического и социального прогресса, пытается максимально продлить жизнь и даже победить смерть, достичь в перспективе реальную возможность практического бессмертия человека и его воскрешения /3; 4, с.754–755; 5, с.170–173; 6; и др./. Леонтьев предпочел первый путь, отказавшись, вследствие поворота к религии, от использования неисчерпаемых возможностей разума и науки. Он писал, Страхову 16 июня 1875 года: «Я же, грешный, смирился, перестал верить в ум и рассудок наш (не в мой только, а в человеческий) и убежден теперь вот уже 4-й год, после некоторых событий, что «начало Премудрости есть страх Божий»… Именно страх и трепет…» /1, с.116–117/. Подобные высказывания можно легко найти в различных его сочинениях.

Закономерным следствием нигилистического, антипросвещеннического отношения Леонтьева к разуму явился, по существу, его откровенный, даже демонстративный, отказ от науки. «Вся эта хваленая наука, — утверждал Леонтьев, наряду с целым рядом других суждений такого же рода в письме Е.А. Ону весной 1873 г., — есть не что иное, как блестящий мираж между двумя безднами, между начальными гипотезами, непостижимыми тайнами псевдонаучных обоснований и бездной будущего, как личного, так и всего рода человеческого». И продолжал: «Все эти науки, называемые объединившимися в позитивную школу нынешним сбродом высшими, выводятся из физики и химии». А на заданный им же вопрос: «Ну а на чем же основаны сами эти фундаментальные науки? — Леонтьев давал такой примечательный ответ: «На системе (на тайне) атомов, которых никто не видел и, согласно понятиям той же науки, никогда не сможет увидеть». Такова была его позиция.

А далее он давал следующее разъяснение оснований такого рода представлений. «У атомов, — считал Леонтьев, — нет размеров, следовательно, это всего лишь нуль. Один нуль, помноженный на тысячу нулей, может ли он дать вещественную величину?» В полном соответствии со своей логикой сам (с.54–55) же отвечал: «Ничто, абстракция, метафизическая выдумка ученых… этот атом (сколько бы мы его ни умножали) — как он может произвести протяженные, осязаемые, видимые, а иногда огромные тела?» И затем Леонтьев вопрошал: «Почему, дрожайший мой друг, тайна сия менее таинственна, чем догмат о Св. Троице, первородном грехе и искуплении?» Примечательно и выявляемое им различие между тем и другим. «Впрочем, — замечал он, — между этими двумя тайнами есть некоторая разница… Священник признает, что Троица непостижима, склоняется перед нею и искренно предлагает вам верить этому… Профессор же утверждает, будто атомы суть реальная истина. «Я-то знаю!» — говорит он вам. Кто же из них честнее и последовательнее?» /1, с.95-96/. Таким образом, Леонтьев, в общем-то, верно нащупывал сущность несовместимости религии и науки — догматические утверждения одной в принципе недоказуемы, утверждения же другой, претендующей на истинность, могут и должны быть проверены и перепроверены независимо от того, кто, что и как считает. Однако все же он отдавал предпочтение первой.

Леонтьев довольно часто обращался к этой теме, подчеркивая те или иные ее аспекты. «Я для моей личной жизни, — доверительно сообщает он Розанову в письме от 30 июля 1891 года, — давно, давно и с радостью пожертвовал наукой, и во многих смыслах, во-первых, в том смысле, что я ее уже давно сердцем перестал любить в основании, а смолоду любил, во-вторых, в том смысле, что в случаях сомнений считаю эти сомнения моим действием злого духа и отгоняю их от ума моего как грех, в-третьих, в том, что все усовершенствования новейшей техники ненавижу всею душою и бескорыстно мечтаю, что хоть лет через 25–50–75 после моей смерти истины новейшей социальной науки, сами потребности общества потребуют если не уничтожения, то строжайшего ограничения этих всех изобретений и открытий» /1, с.582/. Таково было понимание науки одним из образованных людей своего времени.

Отказав науке в способности и возможности практически решить проблему личного бессмертия и отдав предпочтение вере в посмертное существование, Леонтьев вместе с тем не возражал против определенного продления человеческой жизни. В этой связи он считал, что «людям нужны индивидуальных лет 50 лишних и здоровых! Так, чтобы им жизнь сама уже наскучила бы!» /7, с.522/. Леонтьев, судя по всему, разделял ныне весьма популярную мысль о «скуке реального бессмертия», как мне представляется, не верную, ибо познание и история потенциально бесконечны в своем развитии, постоянно обновляемы, а новизна не может наскучить.


Литература

1. Леонтьев К.Н. Избранные письма (1854–1891). — СПб., 1993.
   
2. К.Н. Леонтьев: pro et contra. Кн. 1. — СПб., 1995. (с.55-56)
   
3. Вишев И.В. На пути к практическому бессмертию. — М., 2002.
   
4. Вишев И.В. Проблема практического бессмертия и реального воскрешения //Философия и будущее цивилизации: Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24–28 мая 2005 г.): В 5 т. Т.4. — М., 2005.
   
5. Проблема реального воскрешения человека: мировоззренческий и естественнонаучный аспекты //Вестник Российского философского общества. 2005. № 2.
   
6. Вишев И.В. Проблема жизни, смерти и бессмертия человека в истории русской философской мысли. — М., 2005.
   
7. Леонтьев К.Н. Записки отшельника. — М., 1992. (с.56)
   

НАУЧНО-ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ

ЖИЗНИ, СМЕРТИ И БЕССМЕРТИЯ ЧЕЛОВЕКА

КАК ФАКТОР ГУМАНИЗАЦИИ ОБРАЗОВАНИЯ

//Социально-экономические проблемы образования: Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции. — Уфа: ИЭПУР, 2006. — С.7–9.


Проблема гуманизации образования стала одной из актуальнейших в этой области вследствие коренных перемен, которые претерпела история России. Реанимация частной собственности в экономике, буржуазной демократии и влияния религии в духовной жизни принципиально изменили российскую действительность, что отнюдь не в последнюю очередь сказалось на сфере образования, а в ней — на гуманистических представлениях россиян, в том числе студенчества. Погоня за прибылью, за голосами электората вплоть до использования приемов черного пиара, упование на помощь сверхъестественных сил существенно изменили прежние принципы гуманизма, но которые так или иначе продолжают оказывать значительное воздействие на гуманистические убеждения россиян. Сложившаяся ныне ситуация типично и наглядно проявилась в отношении решения триединой проблемы жизни, смерти и бессмертия человека.

Эта проблема заняла одно из центральных мест в истории русской философии [1], хотя до недавнего времени ей незаслуженно уделялось явно недостаточное внимание. Во многом это было связано с тем, что данная проблема в научном плане рассматривалась в пессимистическом смысле смертнической парадигмы — «все люди смертны», «каждый человек должен умереть» и т.п. Особенно категорично она формулировалась с позиций (с.7–8) старого, метафизического, материализма, который не считал проблему достижения реального личного бессмертия научной [2, с.46; и др.], естественную смерть — «бедой» [3, с.298; и др.] и так далее в том же духе. Впрочем, что еще хуже, и диалектический материализм, по существу, не внес сколько-нибудь значительного вклада в позитивное решение данной проблемы, считая жизнь процессом самоотрицания, а смерть — ее «необходимым результатом» [4, с.610–611; и др.]. Такое мировоззрение отнюдь не прибавляло оптимизма в этом отношении. Так что, действительно, до недавнего времени не было сколько-нибудь серьезных и привлекательных оснований обращаться к проблеме реального личного бессмертия, поскольку она не рассматривалась иначе, нежели со смертнических позиций. Что же касается традиционных и нетрадиционных религиозных верований на этот счет, то они на протяжении длительного периода оставались на периферии массового сознания, не говоря уже о научной общественности.

Между тем именно в последнее десятилетие был сделан ряд выдающихся открытий, поистине прорывного характера, которые кардинально изменили положение вещей в отношении позитивного решения проблемы жизни, смерти и бессмертия человека. Среди них в первую очередь необходимо отметить клонирование млекопитающих, что сразу поставило вопрос о возможности клонирования человека, реальность которой вскоре была подтверждена [5, с.55; и др.]; расшифровку генома человека, что открывает не менее реальную возможность конструктивного воздействия на генетический механизм онтогенеза; регенерацию стволовых клеток, устраняющую прежние «страшилки» насчет всякого рода киборгов и прочих монстров; успехи в исследовании белков (протеоника); достижения в области крионинга, позволяющие длительное время сохранять тело умершего человека или его отдельные части; нанотехнологии, одной из задач которой является создание молекулярных роботов, способных устранять внутриклеточные аномалии; так называемые «загрузки», преследующей цель передать на компьютерную систему закодированные психические характеристики личности, а затем вернуть их организму, восстанавливаемому из его собственной клетки [6, с.48–50] и многие другие. В этих областях исследований немало еще «белых пятен», а значит нерешенных и потому спорных вопросов. Однако основные пути и средства научно-оптимистического поиска в решении этого круга проблем уже более или менее определились и теперь их необходимо интенсивно развивать. К тому же нельзя не принимать во внимание, что нынешние успехи научно-технического прогресса отнюдь не являются его последним словом. Несомненно, многие сегодняшние трудности устранятся, будут разработаны новые, более совершенные методики и решены другие проблемы.

Среди перечисленных новаций особое значение, естественно, приобрел вопрос о клонировании человека, поскольку оно позволяет в перспективе не только создавать «запчасти» для человеческого организма, причем «родные по плоти», т.е. без угрозы биологической несовместимости, но и, в определенной мере, телесно воскресить человека с одновременной передачей ему прежних личностных особенностей. Именно эта перспектива вызвала резкое неприятие со стороны различных религиозных конфессий. Так, патриарх Московский и всея Руси Алексий II утверждает: «Клонирование человека — аморальный, безумный акт, ведущий к разрушению человеческой личности, бросающий вызов своему создателю» [7]. Вряд ли приходится сомневаться в том, что значительный, если не в решающей, степени именно под религиозным влиянием Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций приняла 8 марта 2005 года Декларацию о запрещении клонирования человека [8]. Правда, она носит рекомендательный характер, но вместе с тем настоятельно требует принятия запретительных «национальных законов». Если они будут приняты, это нанесет колоссальный ущерб подлинным интересам людей — к успешному реше-(с.8–9)нию задачи укрепления их здоровья, сохранению молодости и достижения реального личного бессмертия.

За Декларацию проголосовало большинство стран — 84, в том числе США, возглавляемые протестантом Джорджом Бушем, Италия, в которой огромно влияние Ватикана, Германия, делегировавшая на папский престол Бенедикта XVI, и, к сожалению, Россия, Госдума которой уже ввела мораторий на такого рода исследования, что совсем неудивительно, поскольку по недавней радиоинформации, треть ее депутатов намерена строго выполнять требования предпасхального поста. Против проголосовало 34 страны, среди которых Англия, Франция, Китай и Япония (кстати сказать, парламент последней наметил к 2020-му году расшифровать формулу бессмертия). Так что нельзя не тревожиться о том, что россиянам придется искать бессмертия в других странах.

Впервые критическое рассмотрение этой Декларации ООН было осуществлено на заседании Круглого стола «Жизнь, смерть, бессмертие», проведенного в соответствии с Программой IV Российского философского конгресса [9, с.70–71]. На этом заседании мною было высказано убеждение: «Цивилизация будущего — социум бессмертных» [10, с.755]. Ни в коем случае нельзя сейчас упустить открывающуюся реальную возможность использовать преимущества метода клонирования человека [11; и др.], а в конечном счете достичь практического бессмертия человека [12] и его реального воскрешения [13, с.170–173]. Гуманизм переходит на свою более высокую стадию — иммортогуманизм, базирующийся на бессмертнической парадигме. Он должен найти свое достойное воплощение и в системе образования.


Литература

1. Вишев И.В. Проблема жизни, смерти и бессмертия человека в истории русской философской мысли. — М.: Академический Проект, 2005.
   
2. Бюхнер Л. Сила и материя. — СПб., 1907.
   
3. Фейербах Л. Вопрос о бессмертии с точки зрения антропологии //Фейербах Л. Избранные философские произведения в двух томах. — М.: Госполитиздат, 1955. — Т.I.
   
4. Энгельс Ф. Диалектика природы //Маркс К., Энгельс Ф. — Соч., т.20.
   
5. Крутов Б. — Болонкин А. Бессмертие станет реальностью? //Панорама, 1999, 15–21 сентября (№ 962).
   
6. Соловьев М. Нанотехнология — ключ к бессмертию и свободе //Компьютерра.  — 1997, 13 октября (№ 41).
   
7. ссылка скрыта
   
8. ссылка скрыта
   
9. Вишев И.В. Круглый стол «Жизнь, смерть, бессмертие» //Вестник Российского философского общества.  — 2005. — № 4.
   
10. Вишев И.В. Проблема практического бессмертия и реального воскрешения //Философия и будущее цивилизации: Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24–28 мая 2005 г.): В 5 т. Т.4.  — М.: Современные тетради, 2005.
    
11. Вир С. Самое время жить. Клонирование человека: Аргументы в защиту //eldysh.ru/abt099630/konkurs/gl1.phpl
    
12. Вишев И.В. На пути к практическому бессмертию. — М.: МЗ Пресс, 2002.
    
13. Вишев И.В. Проблема реального воскрешения человека: мировоззренческий и естественнонаучный аспекты //Вестник Российского философского общества.  — 2005. — № 2.
    

(с.9)


КОНЦЕПЦИЯ ПРАКТИЧЕСКОГО БЕССМЕРТИЯ ЧЕЛОВЕКА И ЕГО РЕАЛЬНОГО ВОСКРЕШЕНИЯ

//Челябинский гуманитарий: сборник научных трудов членов Челябинского отделения Академии гуманитарных наук. — 2006. — № 1 — С.49–53.


Центральной проблемой любого мировоззрения на протяжении всей человеческой истории была и остается проблема смерти человека, трагического финала его бытия, а значит и органично сопряженная с ней проблема личного бессмертия [1]. Какими бы значимыми вопросами человек не занимался, он непременно определяется в своем отношении к проблеме жизни, смерти и бессмертия. От этого в решающей степени зависит его жизненная позиция, ценностные ориентации, направленность и цели деятельности. Многотысячелетняя история смертных породила самые различные взгляды и подходы к решению данного круга проблем [2]. Их многообразие сохраняется и сегодня.

На протяжении мифологического периода в духовной культуре человечества люди жили с убеждением, что бессмертны только боги, но отнюдь не они сами. Наши предки того времени полагали, что боги создали их по своему образу и подобию, чтобы передать им часть своих «божественных» функций, но при этом лишив свойства бессмертия, дабы они не могли восстать на своих творцов [3, с.9–20; и др.]. Однако уже тогда подобного рода представления отнюдь не были безраздельно господствующими. Так, с полной определенностью заявило о себе в то время свободомыслие главным образом в форме скептического отношения к посмертному существованию людей, представление о котором постепенно начинало складываться [3, с.20–28]. Тем не менее нараставшая бессмыслица человеческих бедствий и страданий в условиях возникшего и развивавшегося классово-антагонистического общества, наряду с другими факторами, породила мировые религии, которые стали интерпретировать ухудшающуюся ситуацию как подготовку к загробной жизни. При этом возникло множество теологических версий, подчас исключающих друг друга, решения таких принципиально значимых вопросов, как происхождение душ, природы души и посмертной участи людей [3, с.28–41; и др.].

В конечном итоге религиозные вероучения обернулись, по существу, апологией реальной смерти, которая будто бы является всего лишь рубежом, открывающим возможность вожделенного воссоединения с божеством. Иными словами, смерть, согласно им, оказалась непременным условием обретения вечной жизни. Именно отсюда христианская религия утверждает, будто бы Христос «смертью смерть попрал», как бы не замечая, что он смерть «попрал» смертью же, а не жизнью. Так что Д.С. Мережковский с полным правом мог заявить: «Смерть — установленный Богом закон естества: восстать на (с.49–50) смерть — восстать на Бога» [4, с.163]. В данном случае, что называется, со всей однозначностью расставлены все точки над «I».

Подобного рода постановка вопроса, естественно, не может не вызвать серьезной мировоззренческой оппозиции. Именно материалистическая философия, опирающаяся на достижения естественных и других наук, восстала против смерти, лишний раз обнаружив принципиальную несовместимость религии и науки, но произошло это со временем, поскольку научное познание также развивается, а это означает, что оно далеко не всегда сразу может дать ответы на те или иные вопросы, ясно определить пути и средства решения той или иной проблемы, открывающуюся перспективу в данной области исследований. Например, Л. Бюхнер утверждал со всей свойственной ему категоричностью: «Не размышление, а лишь упрямство, не наука, а лишь вера могут поддерживать идею личного бессмертия» [5, с.46]. По существу дела, ту же точку зрения разделял и Л. Фейербах, призывавший бороться лишь с преждевременной смертью, тогда как естественную смерть, которая, по его словам, «есть результат законченного развития жизни», он не считал бедой [6, с.298].

Практически подобной позиции придерживалась и марксистская философия, разработавшая, однако, ряд принципиально значимых положений мировоззренческого и методологического характера (историчность законов природы, диалектика свободы и необходимости и т.п.), которые впоследствии оказалось возможным использовать для обоснования нетрадиционной постановки и решения проблемы реального личного бессмертия [3, с.82–93; и др.]. Такого рода суждения неоднократно высказывались как в позитивном, так и в негативном смысле на протяжении всего последующего периода. Подобное понимание как раз отдавало данную проблему в монопольное владение религии, усугубляя тем самым ситуацию, неправомерно утверждая многие умы в этом убеждении. Преодолеть его оказалось делом далеко не простым.

Существенный вклад в решение проблемы практического бессмертия человека и его реального воскрешения внесла русская философская мысль [7]. В качестве основных вех предыстории современной концепции следует отметить философию общего дела Н.Ф. Федорова [8], новую идеологию анархистов-биокосмистов [9], взгляды А.М. Горького на эту проблему [10; и др.] и его инициативу создания в 1932 г. Всесоюзного института экспериментальной медицины [11, с.589]. Однако перипетии социально-политической борьбы в России и мире в первую треть минувшего столетия и позже не позволили осуществиться сколько-нибудь результативно этим идеям и начинаниям.

Новейший период конструктивной разработки проблемы практического бессмертия человека с акцентом на рассмотрении именно этого аспекта современной концепции, относится к последней трети XX столетия. В числе ее разработчиков прежде всего следует упомянуть Л.В. Комарова, В.Ф. Купревича, П.А. Ребиндера, Г.Д. Бердышева, В.М. Дильмана и др. Они исходили главным образом из того соображения, что закономерный характер старения и (с.50–51) смерти предполагает реальную возможность такого изменения генетической и иных программ жизнедеятельности организма, в результате которого можно будет устранить и старение, и смерть. С этой целью исследовались гомеостатические системы организма и их взаимодействие, осуществлялся поиск гена-смерти, гена-старения или чего-то в том же роде. Однако при общей поступательной тенденции исследований в этой области получить сколько-нибудь эффективный и конкретный результат также не удалось.

Поистине эпохальный прорыв в данном направлении произошел только лишь в последнее десятилетие. Среди открытий и достижений научно-технического прогресса в этой области исследований необходимо в первую очередь отметить реальную возможность клонирования человека. Этот метод открывает неведомые ранее пути и средства для укрепления здоровья человека, в частности, посредством получения ««запчастей» родных по плоти», сохранения его молодости, т.е. оптимальных параметров телесной и духовной жизнедеятельности, достижения в итоге реального личного бессмертия, под которым понимается не абсолютное, а относительное бессмертие, именно в смысле практического бессмертия, — способности жить неограниченно долго, и даже воскрешения человека в случае его смерти от той или иной внешней причины.

Неудивительно, что эти новые возможности вызвали к себе далеко не однозначное отношение. Что касается религии, то она их решительно осудила. В США клонирование человека было запрещено. И не случайно. Так, на вопрос известному ученому профессору Деннису Медоузу: «Пытался ли он довести свои соображения о необходимости объединения усилий разных стран в решении проблемы устойчивого развития современного общества до слуха президента США» — тот ответил: «Говорить что-либо Бушу — бессмысленно. Он верит в то, что все наши попытки что-то предотвратить — это суета. Когда наступит конец света, Господь спустится на облаке и заберет праведников в рай, а остальные сгорят, так что особенно беспокоиться не стоит» [12, с.145]. Естественно, с этой точки зрения, бессмысленны и попытки предотвратить смерть человека, достичь его бессмертия. По существу, в том же смысле и духе высказался патриарх Московский и всея Руси Алексий II. «Клонирование человека, — считает он, — аморальный, безумный акт, ведущий к разрушению человеческой личности, бросающий вызов своему Создателю» [13]. Таким образом, в решение столь животрепещущих проблем совершенно очевидно и неоправданно вторгается явно идеологический фактор.

Создается твердое впечатление, что именно под влиянием религии Организация Объединенных Наций на своей Генеральной Ассамблее приняла 8 марта 2005 г. Декларацию, запрещающую клонирование человека [14]. За нее проголосовало 84 страны, в том числе США, Италия, Германия и, к сожалению, Россия; против — 34, включая Англию, Францию, Китай и Японию. Эта Декларация носит рекомендательный характер, но она призывает принять запретительные национальные законы, и тогда ситуация ста-(с.51–52)нет еще драматичнее. Может сложиться так, что бессмертие нам придется обретать «на чужой стороне». Надо приложить максимум усилий, чтобы этого не произошло.

В данной области исследований еще есть немало «белых пятен», нерешенных проблем, действительных и надуманных. Это нередко вызывает скептицизм ряда ученых и политиков, а то и категорическое отрицание этого метода. И все-таки, как представляется, превалирует научно-оптимистическое отношение к нему. Стивен Вир, например, в статье «Самое время жить. Клонирование человека: Аргументы в защиту» [15] более чем своевременно предостерегает: «Если введенная в заблуждение общественность наложит полный запрет на клонирование человека, это оказалось бы печальным эпизодом в человеческой истории». В своем интересном, хотя и не во всем бесспорном, рассмотрении данной проблемы он выдвигает, в частности, вполне справедливое, на мой взгляд, требование: «Человеку должно быть разрешено определять по своей воле, хочет ли он разрешить клонировать себя после смерти, и при каких условиях». Стивен Вир привлекает внимание и к такому аспекту проблемы. «Если образец ткани человека заморожен должным образом, — считает он, — человека можно было бы клонировать через длительное время после его смерти». Данное многообещающее обстоятельство ставит проблему принципиальной модернизации погребальных технологий [16, с.12]. В связи с этим в Челябинске сейчас также организуется служба специальных услуг. В заключение Стивен Вир, по моему мнению, с полным правом и основанием утверждает: «С каплей здравого смысла и разумным регулированием, клонирование человека — не есть нечто, чего нужно бояться. Нам следует ожидать его с волнительным нетерпением и поддерживать научные исследования, которые ускорят осуществление клонирования». И с этим трудно не согласиться.

Кроме открытия реальной возможности клонирования человека, были достигнуты и такие успехи, как расшифровка генома человека, регенерация стволовых клеток, в области крионинга, нанотехнологии, «загрузки» и многом другом. И все это отнюдь не последнее слово науки. Наряду с рассмотрением истории данной проблемы, естественнонаучных и технических предпосылок ее решения, концепция практического бессмертия человека и его реального воскрешения рассматривает также философские основания ее нетрадиционной постановки и решения, социальные факторы, нравственно-гуманистические, ценностные аспекты и целый ряд других. Конечная цель данной концепции — победа жизни над смертью [17, с.170–173]. И тогда цивилизация будущего станет социумом здоровых, всегда молодых и практически бессмертных людей [18, с.754–755]. Такова цель и идеал человека.


Литература

1. 
   Вишев И.В. Проблема личного бессмертия. — Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1990. (с.52–53)
   
2. Вишев И.В. На пути к практическому бессмертию. — М.: МЗ Пресс, 2002.
   
3. Вишев И.В. Гомо Имморталис — Человек Бессмертный. — Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 1999.
   
4. Мережковский Д.С. Иисус Неизвестный //Октябрь. — 1993. — № 10.
   
5. Бюхнер Л. Сила и материя. — СПб., 1907.
   
6. Фейербах Л. Вопрос о бессмертии с точки зрения антропологии //Фейербах Л. Избранные философские произведения в двух томах. — Т.I. — М.: Госполитиздат, 1955.
   
7. Вишев И.В. Проблема жизни, смерти и бессмертия человека в истории русской философской мысли. — М.: Академический Проект, 2005.
   
8. Федоров Н.Ф. Собрание сочинений: В 4-х томах. — М.: Прогресс, Традиция, 1995–1999.
   
9. Бессмертие. — 1922. — № 1; Биокосмист. — 1922. — № 1–4.
   
10. Горький А.М. О знании //Архив А.М. Горького. Т.XII: Художественные произведения. Статьи. Заметки. — М.: Наука, 1969.
    
11. Литературное наследство. Т.70. — М., 1963.
    
12. Режабек Б.Г. Встреча с корифеем //Вестник Российского философского общества. — 2005. № 1.
    
13. ссылка скрыта
    
14. ссылка скрыта
    
15. ссылка скрыта
    
16. Генжак М.В., Вишев И.В. Клонирование человека — путь к формуле бессмертия //Похоронный дом. — 2004. — № 8–9.
    
17. Вишев И.В. Проблема реального воскрешения человека: мировоззренческий и естественнонаучный аспекты //Вестник Российского философского общества. — 2005. — № 2.
    
18. Вишев И.В. Проблема практического бессмертия и реального воскрешения //Философия и будущее цивилизации: Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24–28 мая 2005 г.): В 5 т. Т.4. — М.: Современные тетради, 2005. (с.53)
    

ИДЕЯ БЕССМЕРТИЯ В ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ

//Первый Российский культурологический конгресс. Программа. Тезисы докладов. — СПб.: Эйдос, 2006. — С.129, 130.


Представления о смерти, ее идея и образы в истории культуры рассматриваются с очевидным интересом и весьма широко. В то же время в культурологическом контексте явно обойдена вниманием исследователей идея бессмертия. Между тем и проблема смерти, и проблема бессмертия неразрывно связаны друг с другом. Рассмотрение первой в ущерб второй неоправданно культивирует пессимистические умонастроения или направляет упования человека в трансцендентном направлении, тогда как в настоящее время именно реальное решение проблемы практического бессмертия человека и его реального воскрешения в свете новейших открытий в области философии, естествознания, современных технологий и нравственно-гуманистических устремлений людей выходит на передовые позиции научно-оптимистического поиска. В истории культуры выявляется тенденция эволюции представлений о смерти и бессмертии от религиозно-пессимистических к религиозно-оптимистическим и от научно-пессимистических к научно-оптимистическим. Особую ценность и значение представляет собой поиск решения проблемы бессмертия человека в истории русской философской мысли и культуры в целом. (с.129)


Idea of Immortality in History of Culture

Notions of death, its idea, meaning and images are widely considered in cultural history and arouse evident interest. At I the same time the idea of immortality in the cultural context is apparently taken no notice of by researchers. However, the problem of death and that of immortality are closely connected with each other. The consideration of the first problem at the expense of the second one gives an unjustified rise to a pessimistic frame of the mind or direct human hopes towards transcendence, while at present it is the real solution of the problem of practical human immortality and his real resurrec­tion in the light of the most recent discoveries in the field of philosophy, natural science, advanced technologies, moral and humanistic aspiration of people, that occupies the forward position of the scientific and optimistic search. Within the frame­work of cultural history one can observe a tendency to the evolution of death and immortality ideas from being religious and pessimistic to religious and optimistic and from being scientific and pessimistic to scientific and optimistic. It is testified by the cultures of Ancient China, Ancient India, Oceania, Ancient Egypt, Ancient Greece, Sumehan and Babylonian epos, Bible and the history of other cultures, the development of the Russian philosophical thought in particular. In ancient times there also appeared doubts in the postmortem existence of people. The modern level of science development makes more real the situation when a person is able to make a free choice between the religious and scientific settlement of the problem of immortality and resurrection. (с.130)


СТИХИ О БЕССМЕРТИИ

//Вестник Российского философского общества. — 2006. — № 4. — С.215–217


Публикуемые статьи профессора Вишева не свободны от критики с формальной точки зрения, однако привлекают внимание своим содержанием. Игорь Вишев в рифмованных строках проводит те же идеи, которые он страстно отстаивает в своих профессиональных статьях и выступлениях. Подобная последовательность не может не вызвать уважения несмотря на экстравагантность самих идей. Мне думается, было бы интересно, если бы эти стихи послужили отправной точкой для широкой дискуссии вокруг проблем жизни, смерти и бессмертия.


Редактор Александр Васильевич Кацура

Игорь Вишев (Челябинск)


СТИХИ О БЕССМЕРТИИ


Что может быть дороже и славней —

В сомнительном загробном мире вечно жить

Иль стать

практически бессмертным в мире этом,

Смерть освятить

и примириться с ней

Иль в созидательной борьбе

с фатальной смертью

стать поэтом?!


* * *


Что может быть ужасней смерти?!

Что может быть ценнее жизни?!

Что — вожделеннее бессмертья?!

Деяний цель — не быть бы тризне!


* * *


История!..

В чем смысл ее глубокий?

Не в том ли, чтобы стал

бессмертным

человек?!

И то, что кажется

таким далеким, (с.215)

Не принесет ли

двадцать первый век?!


Но, может быть, грозит

бессмертным скука -

Одних и тех же

стать рабом

забот и дел?

Бессильна ль

вечность

перед этой мукой?

Но разве у прогресса

есть предел?

* * *


Мы в этот мир пришли без нашего согласья

И без него уходим вновь в небытие,

Рискуя жизнь утратить в одночасье,

Все время балансируем на острие!

Глумится смерть над жизнью человечьей,

Всем без разбору свой кладет предел,

И в розницу, и оптом гасит жизни свечи —

Таков доселе горестный людской удел!

Но жизнь свершившаяся — вызов смерти,

Не властна смерть прервать поток идей!

Всем путь открыт в условное бессмертье —

В своих делах, в потомках, в памяти людей.

От дня рожденья до черты трагичной

Идем от «Я-теперь» к «Я-завтрашнего дня»,

Стремясь внести в историю вклад личный

И вместе с тем себетождественность храня!

Нельзя отдать «безликой темной смерти»

Неповторимое и творческое Я,

Оно достойно личного бессмертья —

Такая цель сегодня на повестке дня!


* * *


Нет, время нам не враг, а верный друг!

Оно течет в грядущее без шлюзов.

Жить в прошлом — просто недосуг,

Нельзя засиживаться в креслах ТЮЗов!

Все доброе нам память сохранит,

Смягчит дурное иль предаст забвенью,

Былое пусть не тяготит,

Нельзя предаться тлену и сомненью!


Не станем ценность жизни отвергать,

Она отнюдь не тягостное бремя! (с.216)

Ее, напротив, будем утверждать,

Так нам велит отныне время!

Мы вместе с временем идем вперед,

Оно нам открывает перспективы!

Сомнений нет — успех придет

Благодаря плодам научной нивы!

Любя потомков наших, мы должны

Их не оставить в цепких лапах смерти,

Изъяв условия вражды,

Им даровать реальное бессмертье!

(с.217)


РИСКИ ЖИЗНИ И ЕЕ БЕЗОПАСНОСТЬ

//Россия в глобальном пространстве: национальная безопасность и конкурентоспособность: материалы XXIV Международной научно-практической конференции /Урал. соц.-экон. ин-т АТиСО. — Челябинск, 2007. — Ч.I. — С.235–241.


Всем хорошо знаком известный психологический феномен: пассажиры мерно, без рывков идущего поезда как-то со временем забывают о машинисте, который его ведет, особенно, если не с кем и не с чем сравнивать, и, наоборот, когда состав движется неравномерно, резко подергиваясь, с угрозой нанести пассажирам какую-нибудь травму, все дружно вспоминают незадачливого «водилу железной гусеницы» и начинают клясть его в меру своего темперамента и культуры. Естественно, этот феномен имеет несравненно более серьезные последствия для жизни мира, страны, региона и каждой личности в отдельности. Одним из таких последствий является то общее обстоятельство, что, например, средства массовой информации, оперативно получая сообщения со всех сторон света, концентрируют(с.235–236)преимущественное внимание именно на негативных событиях, которые особенно будоражат воображение людей, вызывают у них переживание рискованности складывающейся ситуации и чувство тревоги, оставляя на втором, а то и более отдаленном плане события позитивного характера, происходящие как бы сами по себе и воспринимаемые само собой разумеющимися.

В итоге слишком часто складываются довольно мрачные и удручающие картины происходящего, которые усугубляются конкуренцией в погоне за сенсациями, возникающими традициями, разного рода клише и т.п. Окружающий человека мир и жизнь в нем представляются нарастающе ненадежным и опасным занятием. Становятся распространенными и модными разного рода концепции, ставящие под сомнение прогресс, а то и вовсе отрицающие его, муссирующие кризисные явления и т.п. Жизнь постепенно утрачивает присущую ей самоценность, значимость, привлекательность, оказываясь нередко мелкой разменной монетой разного рода «разборок», включая войны, явный криминал и многое другое.

Обеспечение безопасности общественной и личной жизни в условиях не только кажущегося, но и реального нарастания ее рисков все более превращается в исключительно актуальную и острую проблему. Одним из свидетельств тому является оформление такой научной дисциплины, как социальная рискология. «Наибольшую сложность в исследованиях будущего, – отмечает, например К.А. Феофанов, – составляет вероятностный, риск-детерминируемый характер любых выстраиваемых концепций, моделей, сценариев и прогнозов»¹. Именно это обстоятельство, по его мнению, является «главной предпосылкой» указанной дисциплины, «обусловливает ее предметную область и дает возможность говорить о рисках и неопреде­ленности в понимании социальных процессов»². В марте 2006 г. в г. Саратове состоялась представительная Всероссийская научная конференция «Общество риска и человек в XXI веке: альтернативы и сценарии развития», материалы которой были опубликованы³.

В обзоре ее работы подчеркивается, что «особое внимание» на ней участники уделили «назревающему антропологическому кризису и его трем ключевым аспектам: 1) разрушение генофонда; 2) возрастающее воздействие стрессов; 3) генная(с.236–237)инженерия как новое направление антропологического риска»⁴. Моя статья, посвященная рассмотрению возможных путей и средств достижения практического бессмертия человека и его реального воскрешения в условиях глобального и российского общества риска, касалась главным образом ряда вопросов, связанных преимущественно с третьим аспектом данной проблемы⁵. Они, действительно, вызывают живой интерес и заслуживают самого серьезного обсуждения.

Риски жизни человека, угрожающие его безопасности своими драматическими, а подчас и трагическими исходами, чрезвычайно разнообразны и вызывают вполне реальные опасности и понятные тревоги, несмотря, как правило, на малую их вероятность. Это, прежде всего, такие смертоносные причины, как плохое состояние здоровья людей, особенно их сердечно-сосудистой системы, что является главной причиной всех смертей; инфекционные заболевания, среди которых все более угрожающим становится «птичий грипп», о чем вещают СМИ и чиновники самого высокого уровня; травмы, ДТП, убийства, самоубийства, уносящие жизни десятками тысяч, младенческая и детская смертность и многое, многое другое. Существенное преобладание смертности над рождаемостью обусловливает устойчивую исключительно опасную тенденцию сокращения численности россиян, по существу, их вымирания. Попытка посредством соответствующих национальных программ повернуть ее вспять вызывает определенные надежды, но пока что не более того.

Как бы то ни было, но очевидное несовершенство отдельных органов и человеческого организма в целом, неспособность традиционной медицины и технологии существенно изменить подобное положение вещей, например радикально продлить жизнь человека, а тем более достичь его практического бессмертия и возможности реального воскрешения, настоятельно требует поиска новых средств решения данного круга проблем, в том числе и на пути так называемой «модификации человека». Рассмотрению этой темы был, в частности, посвящен «круглый стол», который состоялся в Институте философии РАН совместно с журналом «Человек». Его руководитель Б.Г. Юдин в своем вступительном слове отметил: «Современного человека все больше тяготит зависимость от неподконтрольных ему(с.237–238)факторов – окружающей среды, времени, собственных психофизических данных. Болезни, старческая немощь, недостаточная физическая и психическая выносливость, ограниченность наших интеллектуальных и физических способностей, памяти – все это начинает осознаваться как проблемы, допускающие и даже требующие технологических решений»⁶. Между тем такого рода идеи и исследования вызывают к себе отнюдь не однозначное отношение.

Двойственный его характер, подчас явная непоследо­вательность позиции, наглядно продемонстрировала состоявшаяся дискуссия по данной проблематике. Создается впечатление, что над учеными что-то довлеет, сковывает полет их творческого воображения, без которого не бывает революционного прорыва в развитии науки, смены принципиально различных парадигм. Не вдаваясь в детали дискуссии, можно проиллюстрировать отмеченное обстоятельство на примере выступления А.М. Иваницкого, нейрофизиолога, специалиста в области науки о мозге. Он, с одной стороны, выдвигает, как и многие другие, возражения «этического характера», замечая при этом, что у него «даже само слово «модификация» в применении к человеку режет слух»⁷. И такие эмоции переживает не только он.

Главный тезис А.М. Иваницкого в этой связи гласит: «Каждый человек – это личность, со своей душой, своим внутренним миром. И никто не имеет право перепрограммировать чужое сознание («мять душу, как воск», по словам поэта Евтушенко), используя средства, которые сам человек, как объект воздействия, не контролирует»⁸. Против такого рода утверждений трудно что-либо возразить, да и вряд ли имеет смысл это делать за исключением только странно звучащей в данном контексте метафоры «душа», что, однако, порождает мысль о возможных идеологических источниках определенной «неуверенности» этого ученого, как и многих других.

Кроме того, он подкрепляет свои сомнения ссылкой на примеры из истории, свидетельствующие о том, что научные достижения поначалу нередко используются «во зло», в данном случае указывает на возможность менять средствами модификации систему ценностей человека, его мысли и чувства в желательном для постороннего человека направлении, например, создание послушных и безжалостных солдат, готовых убивать.(с.238–239)Тем самым лишний раз подчеркивается существование серьезных угроз для человеческой жизни, общественного и личностного бытия, а значит – насущная потребность обеспечения их безопасности. С другой же стороны, А.М. Иваницкий задается вполне оправданным вопросом: «Каков же цивилизованный, гуманный путь улучшения человека?»⁹. Следовательно, им не только в принципе не исключается модификация человека, но, напротив, как раз предполагается.

Обосновывая данную позицию, А.М. Иваницкий прежде всего отметил то несомненное завоевание современной цивилизации, что в развитии человека и человеческого общества практически перестал действовать «жестокий закон естественного отбора». Вследствие этого стали выживать люди с физической и психической патологией, которая раньше обрекала их на смерть. Тем более ослаблены последствия обычных причин инвалидности (глухота, слепота и т.п.). При этом подчеркивается, что каждый человек без исключения достоин сохранения и продления его жизни, а по возможности и устранения свойственных ему аномалий. Особые надежды связываются с развитием нанотехнологий. А.М. Иваницкий уточняет: «Искусственный мозг здесь как бы идет навстречу живому мозгу. Уже созданы протезы на микросхемах, которые могут заменять некоторые органы чувств»¹⁰. Примером могут служить вживляемые микрочипы, которые способны в перспективе восстанавливать слух, зрение и т.п.

Модификация человека, результатом которой становится замена личности глухого личностью, одаренной слухом, личности слепого – личностью зрячего человека и т.п., может, разумеется, только приветствоваться. Поэтому нельзя не согласиться с итоговым выводом А.М. Иваницкого: «Таким образом, с одной стороны, искусственные модификации, проводимые без согласия человека, не должны иметь места. Но создание устройств и технологий, которые расширяют возможности нашего организма, нашего мозга, весьма перспективно»¹¹. Безусловные требования, предъявляемые при этом, – безвредность и информированность, соблюдение прав человека и его польза, естественно, не могут вызвать возражений. Открывающиеся же горизонты по своей значимости и масштабности поистине грандиозны. Под этим углом зрения(с.239–240)опасения насчет возможности зомбирования солдат и прочих «страшилок» выглядят во многом надуманными и десятистепенными, во всяком случае, вполне нейтрализуемыми при условии жесткого контроля со стороны международных, государственных и общественных структур всех уровней. В подобной ситуации вряд ли кто-либо посмеет претендовать на право перепрограммировать чужое сознание, а возможные нелегальные преступления будут, в конечном счете, пресечены и наказаны.

Наиболее полно и последовательно идеи модификации человека рассматриваются в контексте иммортологии – науки о бессмертии (с адекватным ей иммортогуманизмом), или концепции практического бессмертия человека и его реального воскрешения¹² и трансгуманизма. «Трансгуманизм, – разъясняет И. Кирилюк, – гуманистическая доктрина, провозглашающая возможность и желательность фундаментальных изменений человеческой природы»¹³. Согласно этому гуманистическому мировоззрению, отмечает В. Прайд, «современный человек не является вершиной эволюции, но, скорее, началом эволюции вида Homo Sapiens»¹⁴. История трансгуманизма и его распространения в России кратко рассмотрены И. Артюховым¹⁵ и Д. Медведевым¹⁶. Трудно не разделить пафос трансгуманизма, но лично мое внимание и интерес связаны прежде всего с решением более близких и насущных проблем.

Отрадным представляется явление, что на данный круг вопросов начинают обращать внимание политические движения, обогащаясь новыми идеями. Так, И. Герасимов полагает, например: «Очень важно создать всем людям равные стартовые биологические, а не только социальные, условия, чтобы степень развития «генетического потенциала» путем «рекультивации» генов стала бы для каждого человека равняться ста процентам, а не как сейчас – у кого-то больше, у кого-то меньше»¹⁷. Можно с достаточным основанием утверждать, что именно такой взгляд является сегодня велением времени.