Куртц П. К93 Искушение потусторонним: пер с англ

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42

Роль творческого воображения

Одно из очевидных оснований устойчивости искушения потусторонним состоит в том, что наше знание о мире на каждом историческом этапе имеет свои границы, и существует желание преодолеть их радикальным образом. Мы живем в определенный момент космической истории и в специфическом социокультурном контексте. Обжитый нами мир — это относительно маленькая планета в одной из миллионов галак-

553

тик, бесконечно малая часть космоса. На свете существует слишком много вещей, которых мы не знаем, гораздо больше, чем известных нам. Мир, если посмотреть на его известную и неизвестную сторону, предстает одновременно и как маленькая разгадка и как огромная загадка. Но поражая нас огромностью, он приглашает нас разгадать его секреты не на путях незамысловатых и иллюзорных интерпретаций его тайн, а научным и трудовым путем. С того момента, как мы сформировали философию и науку, мы значительно продвинулись по этом пути. Наука помогает нам выдвигать проверяемые гипотезы, средствами которых мы объясняем природу. Астрономия и естествознание, биология и науки о жизни красноречиво свидетельствуют в пользу впечатляющего углубления человеческого разума в суть вещей.

Наше знание постоянно перепроверяется, и у нас есть мужество признать, что мы не можем быть уверены в том, что оно достигло или когда-либо достигнет своего окончательного или абсолютного значения. Вместе с тем мы знаем бесконечно много по сравнению с нашими далекими предками. Социобио-лог Е.О.Уилсон отметил, что если мы спустимся из космоса на Землю и возьмем горсть земли, то мы сможем установить невероятно большое разнообразие форм бытия живого и неживого. Мы многое сделали, чтобы познать формы жизни на нашей планете и раскрыть функционирование сложной микроструктуры молекулы ДНК. Но еще слишком многого мы не знаем не только о нашей планете, но и о других частях вселенной.

Люди наделены чувством удивления и творческой способностью, они — конечное, обращенное к бесконечному, звездам и глубинам вещества. Подобно маленьким детям, мы строим замки из песка, и подобно взрослым, мы стараемся расширить их до размеров вселенной. Наши игрушки — инструменты наших желаний и стремлений, они удовлетворяют нашу страсть и жажду к знанию и овладению. Раньше маленький мальчик выстраивал игрушечных солдатиков и мнил себя великим полководцем; сегодня он собирает модели космических кораблей и "воюет" с вторгающимися к нам инопланетянами. Мы все живем мечтами: о себе, о наших любимых и друзьях, о нашем обществе, вселенной в целом. Кто-то может мечтать о том, что он выиграл огром-

554

ный приз в лотерею и думать о том, что он мог бы купить на эти деньги. Но на каком-то этане включается принцип реальности, в противном случае человек не мог бы заботиться о сегодняшнем дне. Некоторые мечты являются источником удовлетворения высших психических и интеллектуальных потребностей, другие, если мы не отдаем себе отчет в том, что они — плод нашей фантазии, могут довести нас до беды.

Хотя мы ограничены рамками нашего знания и нашего неведения, мы позволяем нашему воображению выйти наружу и заселить мир силами и реалиями, удовлетворяющими наши психологические потребности. Наглядной иллюстрацией тому может служить феномен культа "доставки груза" в современной религии, распространенной среди жителей Меланезии на юге Тихого океана. Они изобрели систему впечатляющих верований и ритуалов: белые люди украли у богов секрет изготовления материальных благ, эти блага они бесплатно доставят верующим на кораблях, самолетах и ракетах. Это сделает грядущий мессия. Верующим не нужно будет работать, и их покойные предки вместе с товарами сойдут на землю. Когда немцы во время первой мировой войны прибыли в те края, аборигены думали, что это и есть их спасители. Затем это повторилось при высадке американцев и японцев на острова во время второй мировой войны. Кто-то может подумать: "Как это нелепо". Но это не более нелепо, чем любая иная система верований.

Воображение выполняет двойную функцию. Во-первых, оно позволяет нам представить бесконечное число возможных миров. Здесь переплетаются миф, сказка, поэзия, драма и религия. Эти воображаемые конструкции упорядочивают разорванные куски нашей картины мира и придают ей некий смысл и архитектонику. Наука так же предполагает использование творческого воображения. Но ситуация здесь существенно иная. Хотя в науке и выдвигаются гипотезы, предполагающие воображение и творчество, прежде чем быть принятыми, они проходят экспериментальную проверку.

Мы живем и в реальном, и идеальном мире, который мы конструируем из наших мечтаний, надежд, размышлений. Нас приводит в восторг мир возможного. Христианский миф — яркий образец невероятных возможностей. Как замечательна

555

история о Боге, принявшем человеческий облик, или вера в воплотившееся слово, что бы это ни значило. Как дерзко верить в то, что Создатель сошел с небес с целью спасти всех и каждого из нас от страдания и смерти! Воображение строит впечатляющую картину трансцендентной реальности. Время от времени теистический миф предстает изголодавшейся но вечности душе. Он питается творческим воображением и притупляет боль. Что-то должно быть за пределами этого мира, что-то, чего мы не видим, не слышим, не ощущаем и к чему не можем прикоснуться. Должен быть более глубокий мир, который грезится воле и которого страстно желает чувство. Здесь — выход для импульса искушения потусторонним. Да, говорит воображение, это возможно. От возможного мы соскальзываем к особого рода реальному. Как объяснить такой процесс? В какой момент идеальное становится реальным? Когда выдумка превращается в истину должного и чаемого?

Большинство наших мечтаний сфокусировано на возможном будущем. Мы живем ради завтра, и песок времени сыплется сквозь наши пальцы. Настоящий момент уступает место стремительно надвигающемуся будущему. Наше будущее частично включает в себя реализацию идеальных возможности. Мы строим планы и о чем-то мечтаем, и если мы будем над ними трудиться, то они могут быть воплощены в жизнь.

Симон Родиа, нищий итальянский иммигрант, живший в секторе Уотс Лос-Анджелеса, потратил тридцать три года, строя башни. Он собирал морские раковины, куски черепицы, мусор и всякое барахло, которое мог найти, закреплял все это прутьями; так, работая без чертежей и планов, он построил несколько высоких башен, которые не имели никакого практического применения. Эти башни были установлены в калифорнийском государственном парке как дань уважения к художественному таланту автора и признания его творческой страсти. Родиа, обязавший себя таким трудом, может служить типичным примером творческого воображения за работой. Большинство из нас создают и реализуют далеко не столь необычные проекты. И только очень немногие из людей могут создать религию или социальный институт, которые имели бы историческое значение.

556

Схожий творческий процесс имеет место и в нашей реконструкции личной истории. Мы используем факты и воспоминания о прошлом и объединяем их в одно большое повествование. Мы селективно вспоминаем прошедшие годы, наполняем их светом и радостью или страхом и отчаянием. История включает в себя наше воображение и оценки, а также то, что, как нам кажется, имело место. Великие религиозные традиции являются художественными памятниками людям и событиям прошлого. Вместе с тем они были настолько изменены за это время, что, возможно, потеряли всякую связь с той изначальной реальностью, с которой мы ассоциируем их.

В человеческом сердце сосуществуют вымышленные образы и реальность. Мы сочиняем идеальный поэтический, художественный или религиозный образ того, что, возможно, происходило в прошлом или может произойти в будущем. Другое дело, насколько эти идеализированные миры являются истинными. Существует неизменная разница между ученым и поэтом, философом и художником, практическим человеком и романтиком. Ученый, философ и практический человек хотят объяснить мир и понять его таким, каким он является в действительности; тогда как другие вдохновлены тем, что может или должно быть. Ученые стремятся проверить свои гипотезы, тогда как мечтатели живут ими. Слишком часто люди страстно желают веры и убеждений, а не проверенных знаний. Как часто вера опережает истину, взмывает над нею в область мечты и надежд.

Вторая функция воображения заключается в том, что оно дает мотивацию нашей жизни: это стимул и импульс для действия. Цивилизация и культура — творческие структуры, созданные человеческим трудом, творчеством и воображением. Природа есть то, что она есть; культура же гораздо чаще есть то, что люди хотели бы из нее сделать, хотя их попытки часто заканчиваются провалом. Наши вещи и инструменты, города и нации, поэзия и изобразительное искусство, наука и философия, законы и институты — все это, в известном смысле, продукты творческого воображения человека. Мы мысленно намечаем свою цель и действуем, чтобы ее достичь. Но не все из наших возможных миров могут быть реализованы. Мы можем мечтать о мирах, которые находятся далеко за пределами наших возможностей.

557

Тем не менее, некоторые наши мечты реализуются: то есть те, над которыми мы трудились, ища средства и изобретая инструменты, чтобы достичь их. Мы берем косную материю и сырые данные и придаем им осмысленную форму. Но формы, которые существуют в мире культуры, появились в ней благодаря нам.

Природа устанавливает границы нашим возможностям. Мы формируем идеи как сущности, которые стремимся воплотить в объективной действительности; однако сущности, которые мы в конце концов реализуем, имеют статус нашего собственного творческого мышления, поскольку они всегда что-то большее, чем природный объект. Люди видели луну, солнце, и, возможно поэтому, они изобрели колесо. Они нашли камень или палку и научились ими пользоваться в качестве инструментов, они собрали ветви и листья и построили шалаш. Глядя в небеса, они пытались подражать ястребам и орлам, и, наконец, изобрели и построили аэроплан. Эмпаер Стэйт Билдинг в Нью-Йорке и ракета имеют форму фаллоса, они рвутся ввысь, чтобы пронзать небеса. Дерзновение, эротический дух и дух свободы могут наполнять творческую фантазию человека. Возможное всегда идеально превосходит и обгоняет реальное. Эта драматическая борьба между ними проходит через историю всей человеческой цивилизации. Несмотря на то, что культура вышла из лона природы, поскольку люди и материалы их труда суть часть природы, она все же есть продукт искусства и изобретения: культура естественна (поскольку все мы — часть природы) и искусственна (поскольку мы привносим в мир нечто новое).

Труд является наиболее мощным способом выражения и реализации человеческой изобретательности. Творческое воображение жаждет завершенности, оно мотивирует создание плана и решения вонлотить его в жизнь посредством действия. Сфера возможного превосходит прошлую, настоящую и будущую реальность, но мы навсегда призваны считаться с действительностью. Если мы хотим добиться успеха на этом пути, то нам необходимо научиться понимать природу и вникать в ее внутренние процессы и связи. Мы должны различать наши иллюзии и подлинное положение вещей. В этом состоит когнитивно-дискриптивно-тео-ретическая функция воображения и языка. Если идея была порождена здравым рассудком или наукой, то она может быть

558

добавлена к корпусу нашего знания; по до тех пор пока она не будет проверена на опыте, ее нельзя считать истиной.

Итак, воображение является сущностным моментом человеческой деятельности, поскольку оно есть средство, при помощи которого мы пытаемся преодолеть трудности и поставить новые цели. Но оно также дает выход нашей надежде и разочарованию, оно обеспечивает одновременно и опору и рычаг, чтобы преодолеть нашу потребность или боль. Оно заслуживает особого внимания, поскольку рядом обитает трансцендентное искушение, тип исихоэкзистенциального средства, которое мы выбираем с целью компенсации наших нереализованных амбиций и незавершенных проектов с целью выплеска наших глубинных желаний и трагического отчаяния.

Религиозные системы, созданные человеческой культурой, являются творческим продуктом воображения, замешанного на мечтах и слезах людей. Хотя эти системы и не истинны, они живут до сих пор, поскольку удовлетворяют нужды, лежащие в глубине человеческой психики. В этом смысле они действенны. Наше знание лишь фрагмент нашего жизненного мира. На свете существует масса вещей, еще неисследованных человеком. Они удивляют, увлекают, забавляют и даже вводят нас в заблуждение. И вполне возможно, что где-то во вселенной есть иные существа, знание и сила которых намного превосходят наши даже самые смелые предположения. Возможно, они заботятся о нас, или даже воздействуют на нас. Быть может, мы научимся чему-нибудь от них, и некоторые тайны будут разгаданы и, что гораздо более важно, сбудутся некоторые наши мечты. Свершится исполнение наших сегодня недостижимых надежд и желаний, о которых молятся пребывающие в трансцендентных системах верований. Может быть, мы будем жить после смерти? Может быть, мы вообще не умираем? Может быть, все наши нереализованные планы сбудутся, и мы воссоединимся с любимыми и близкими нам людьми? Может быть, все и вся наконец-то сбудется?

Мы уделяем большое внимание истине и знанию, как это и должно быть, поскольку мы не можем жить только в идеальной реальности, мы должны быть погружены в конкретный мир практических дел и заботиться о сегодняшнем дне. Но мир выдумки и мечты жив, он обретает черты реальности и принимается за

559

истину. Мы читаем книги о невыдуманном, чтобы узнать правду — биографическую и историческую, географическую и энциклопедическую. Но выдуманные вещи, которые дают простор нашей фантазии, увлекают и интригуют нас. Они не существуют в мире нашей практической жизни. Тем не менее, они что-то говорят как о нас, так и о других. Персонажи Шекспира или Бальзака могут быть вымышленными, но они неотделимы от жизни. Читая книгу или смотря пьесу, мы можем быть глубоко тронуты; существует что-то захватывающее в рассказе, сила в сказке. Даже зная, что это выдумка, мы приходим в восторг.

Религиозные трактаты по большей части — вымысел. Сочиненные мистиками, пророками или экзальтированными поэтами эти продукты фантазии, жажды спасения и чуда с готовностью проглатываются благодарной аудиторией. Поразительно, но факт, чем больше ложь, чем меньше сказка похожа на реальность, чем невероятнее миф, тем охотнее в него верят.

Больше всего удивляет в древних системах верований то, что они, несмотря на свой весьма шаткий познавательный фундамент, продолжают отчасти существовать и поныне, скажем, астрология и католичество. Зарождаясь в области человеческого воображения, они начинают жить самостоятельно. Как культурные артефакты, они имеют фактическое основание в истории; обширная литература и традиции обеспечивают их сохранение и распространение. Крайне сложно изменить или противостоять таким системам верований и действий, как астрология или католицизм, поскольку они определяют стиль жизни сотни миллионов людей. Это особенно верно в отношении католицизма, поскольку он несравненно больше, чем астрология, обещает и объясняет. Его система верований хорошо отработана и подкреплена мощными институциональными образованиями. Те, кто не принимает канон веры, считаются обществом избегающими традиционной культуры. Поставщики сказок стали хранителями всеобщей морали, а еретики н диссиденты считаются упрямцами, нежелающими вести себя достойно.

Возможно ли преодолеть тягу к искушению нотусторон-ным? Можем ли мы прожить без религии и паранормальной мифологии? Сможем ли мы выжить лицом к лицу с миром, запечатленном в сознании и знании в когиитивно-реалисти-

560

ческих понятиях? Вольтер отмечал, что религия началась тогда, когда первый мошенник одурачил свою первую жертву. Без сомнения, это крайнее упрощение, поскольку существуют иные мотивы и импульсы, порождающие религиозную веру.

Имеет ли религиозность биогенетическую основу?

Устойчивость религиозных форм даже в высоко образованных обществах побуждает поставить вопрос: является ли религия биогенетически обусловленной, т.е. нет ли чего-либо в самом виде Homo sapience, что требовало бы религиозного взгляда на жизнь? Существует ли некое биометафизическое стремление, специальный ген или гены, предрасполагающие к нему людей? Является ли человек по природе видом Homo religious? Укоренена ли религия в самих биологических основах человеческой эволюции, возможно потому, что помогала человеку выжить и адаптироваться в мире?

Социобиологи допускают тот факт, что религиозные системы верований выполняют биопсихологическую и социокультурную функции. Группы и индивиды, приверженные религиозным верованиям, имеют преимущество в борьбе за выживание по сравнению с теми, у кого их нет. Если дело обстоит так, то тогда среди ключевых вопросов наследования этих качеств будет вопрос о том, как, почему и посредством каких механизмов это происходит. Можно вообразить себе исторический сценарий в подтверждение этой теории, хотя он и будет крайне умозрительным. Религией пронизаны самые разные аспекты человеческого опыта. Я хочу остановиться здесь лишь на мистическом аспекте, выражающем наибольшую страсть к трансцендентному. Древний человек был постоянно подвержен напастям и бедствиям: болезни, засухи, дикие животные, конфликты с другими племенами, ранняя смерть. В этих условиях нестабильности и риска появились маги-священники, которые давали некоторое утешение утомленной душе, помогая человеку выстоять вопреки крайне трудным условиям доисторического существования. Можно было принести жертву и умилостивить богов в надежде, что риск уменьшится и дела пойдут лучше.

561

Горечь от смерти любимых родственников или друзей может быть смягчена церемониями похорон, наполненными верой в то, что отошедшие души будут окружены заботой по прибытии в мир иной. Маги могли утешить людей, чувствовавших беспомощность перед лицом жестокого мира и неумолимого хода событий.

Вся эта жертвенно-умиротворяющая деятельность могла уменьшить психологическую тревогу и страх от пугающего характера брутального существования. Те социальные группы, которые вырабатывали мистические обряды и колдовские ритуалы, помогали своим членам преодолевать стрессы и возрождать волю к жизни. Те же группы, члены которых были подавлены горем и страхом и не имели соответствующей религиозной компенсации, подминались колесом фортуны и вырождались. Они не могли воспроизводить себе подобных, поскольку у них не было "мистической железы". Те социальные группы, которые могли передавать системы верований от одного быстро отжившего поколения к другому, могли гораздо успешнее выжить. Антропологи открыли довольно тщательно отработанные системы ритуалов и порядка захоронения мертвых, относящиеся ко временам неандертальцев в отдаленном прошлом человеческой культуры.

Слабым местом социобиологической теории бытования религии и паранормального является тот факт, что указанные выше импульсы кажутся отсутствующими у тех, кто не видит никакого смысла в почтительном благочестии и не желает почитать невидимые силы и существа. Если Homo religious есть универсальная характеристика вида, то почему она не проявляется во всех его представителях? Возможны два ответа: первый, что она всегда присутствует, но принимает разные формы. Это ведет к тому, что новые религиозные системы сменяют старые, появляются альтернативные религии. Марксизм стал одной из таких религий, поскольку он мистифицировал диалектический процесс и был вдохновлен верой в наступление коммунистической утопии. Произошло обожествление Маркса, Энгельса и Ленина, этих святых идеологии диктатуры пролетариата и коммунистического будущего.

Некоторые формы гуманизма могут обретать черты религии, поскольку содержат веру в силу науки или необходи-

562

мость демократии, или веру в мировое правительство. Религиозные гуманисты полагают, что если уж религия неизбежна, гуманизм обязан взять на себя все функции культа традиционных религий. Является ли преклонение перед идеями секуляризма формой магии и идолопоклонничества, и не является ли это моральным эквивалентом религиозно-генетического импульса? Я не думаю, что такое выражение гуманизма неизбежно и единственно, потому что рядом с верующими, поли- и монотеистами, есть скептики, атеисты и агностики, которые высмеивают трансцендентные системы верования и настаивают на том, что могут достойно жить, не употребляя слащавых пилюль веры. Очевидно, в истории человечества всегда были скептики, которые шли наперекор времени и отвергали священных коров современников. Сократ и Платон зло смеялись над мифами, господствующей в эллинском мире религии. Скептики и эпикурейцы в Риме отвергали веру соотечественников. То же делали Спиноза, Юм, Вольтер, Милль, Маркс, Дьюи, Рассел, Маргарет Зангер и Симона де Бовуар, Сартр и Фрейд и бесчисленное множество современных скептиков. Почему, если религиозный импульс присущ нашей биологической природе, у некоторых он отсутствует?

Второй ответ на наш вопрос состоит в том, что, возможно, скептик — это биологическая аномалия, отклонение от нормы. Такое отклонение от нормы имеют, скажем, гомосексуалисты. Они составляют меньшинство людей (приблизительно от 4 до 10 %). Здесь не место и не время вступать в дискуссию о гомосексуализме. Ясно, что вид не выживает без взаимной тяги противоположных полов и без гетеросексуальных отношений. Однако гомосексуализм так распространен (его наблюдают даже в поведении животных), что невозможно не предположить, что он тоже имеет эволюционное значение. Те же соци-обиологи, которые считают, что религия имеет биологическое значение, полагают, что и гомосексуализм имеет биологическое значение, поскольку усиливает связующий инстинкт у мужчин, необходимый воинам и охотникам.

Возможно оспорить тезис о том, что скептицизм имеет адаптивную и эволюционную функции: люди не могли бы иметь дело с миром таким, какой он есть, поскольку большинство не

563

смогло бы побороть страха перед негарантировашюстыо жизни. Вместе с тем очевидно, что социальные системы, которые придают мифологии большее значение, чем технологии и науке, имеют меньше шансов выжить. Они могут быть побеждены захватническими армиями, вооруженными более высокой технологией. Другой аргумент против биогенетической теории религии: несостоящие в браке священники и пророки не передают свой генетический код потомкам. Можно задаться вопросом: насколько людям нужны иллюзии и только ли мифот-ворцы удовлетворяют эту нужду? В состоянии ли скептики, которые отвергают ортодоксальные религии, выжить и преуспеть без установления своей собственной системы иллюзий?

Человек, видимо, немыслим без иллюзий. Даже "нормальные люди" нуждаются в мифах и фантазиях. Появление марксизма в XX в. в качестве квазирелигиозной идеологической системы, возможно, иллюстрирует этот факт. Похоже, новые формы паранормальных верований заменяют ортодоксальные. Дети либеральных родителей зачастую начинают служить новым культам. Наряду с традиционными мифическими и иституцио-нализированными системами веры существуют иные формы иллюзий — наши индивидуальные иллюзии, без которых мы не обходимся в повседневной жизни.

Кажется психологически очевидным, что некоторые иллюзии необходимы. Я не имею ввиду в целом илюзориую картину мира. Относительно безобидные и естественные заблуждения возникают в ходе познания и работы воображения. Иллюзии, видимо, мотивируют поведение людей, поскольку предстоят им в качестве целей и задач действия. Все это — часть творческого процесса. Иллюзии могут быть основанием для оптимизма и надежды. Кому-то необходимы иллюзии относительно своего таланта и способностей. Если у человека нет уверенности в успехе, тогда он может слишком легко сдаться. Кроме того, некоторая самоуверенность и самолюбие необходимы для упорства в достижении целей.

Иллюзии как источник деятельности в состоянии влиять на будущее человека. Элементы иллюзии могут быть присущи нашей вере в себя, вере в других людей, вере в общество (поскольку оно может быть недостойным того), или в будущее

564

(которое может оказаться безрадостным). Предпочтительнее быть реалистичным в том, что касается окружающего нас мира, но нам также необходима мечтательность, и даже какие-то иллюзии, тем более, что психологическая почва, на которой они вырастают и расцветают — это часть нас самих.

Среди иллюзий есть системы заблуждений почтенного возраста. Иудаизму более 3500 лет, христианству — 2000, исламу

- 1300. Эти "почтенные системы" веры ныне противоречат
нашим научным знаниям о природе. Как и древние магии, в
прошлом они выполняли функции спасения, теперь они вы
полняют негативную функцию, особенно когда их понимают
буквально. Во всяком случае, ясно, что если "религиозный им
пульс" -почтительное благочестие в отношении неизведанного

- имеет биологические и генетические корни в исходной био
логии человека, то в ней также коренится и "научный им
пульс", который соревнуется с религиозным в стремлении по
нять природу через исследование действий реальных причин и
через развитие технологий. В природе человека слишком много
разного рода биологических импульсов, которые часто проти
воборствуют, но мы не можем быть ни их рабами, ни полнос
тью освободиться от них.

Существует фундаментальное противоречие между святым и человеком практическим, мистиком и деятелем, Иисусом и Прометеем, и только человек практический может уделять достаточное внимание способам выживания себя и других. Но было бы заблуждением объяснять это противоречние в терминах первичных инстинктов и генов, особенно если мы пытаемся разобраться в моральных принципах. Конрад Лоренс предположил существование инстинкта агрессии, который выполняет биологическую функцию отбора наиболее сильных особей, и тем самым способствует выживанию вида. Он нашел этот инстинкт у различных видов живых существ, от золотых рыбок и уток до Homo sapiens. Значит ли это, что мы должны давать свободу каждому инстинктивному импульсу? Безусловно нет. Если существует инстинкт агрессии, то нам необходимо искать способы его выключения и трансформации в приемлемые формы человеческого поведения (такие как спорт или совместная деятельность по реали-

565

зации социальных идеалов). Даже если невозможно преодолеть нашу биологическую природу, это не основание для оправдания мифических систем верований. Конструктивнее разработать такую систему канализации наших примитивных страхов и влечений, которая исключала бы всякого рода традиционные суеверия, а также традиционные религиозные системы, исповедующие пассивно-соглашательскую модель поведения, в которой люди должны подчиняться богу в надежде на его благосклонность и которая основана на ненаучном объяснении природы, желании рассматривать ее как продукт мистических актов божества.

Ей противостоит активная, героическая, прометеевская модель поведения. Делом людей, во-первых, является объяснить природу и, во-вторых, изменить мир. Люди тина Прометея отказываются преклоняться перед природой и искать загробного властителя человеческих душ. Мы, возможно, нуждаемся в гипотетических реальностях, в которые мы отсылаем наше воображение и всю сферу должного. Эти реальности отсылают нас к будущему человечества, вдохновляют нас на подвиги. Без сомнения, в человеке всегда будут присутствовать элементы примитивных религиозных интуиции. Вселенная всегда будет казаться нам огромным нолем игры безличных сил, абсолютно недоступных нашему контролю. Мы можем понять природу и приспособить к ней свое поведение или изменить ход событий, используя наши знания, но только до определенного предела. Существуют вещи, которые находятся за пределами нашей власти. Некоторые из них должны быть приняты как неизбежные, такие как случайность, стихийные бедствия, болезнь и смерть.

Возможно, что религиозные чувства, в конце концов, будут оправданы и введены в русло естественной посюсторонней человеческой практики, скажем, смирение будет трактоваться в стоическом смысле. Это не значит, что мы будем поклоняться трансцендентному или наделять его божественными силами, но, но меньшей мере, это значит, что мы будем лучше понимать свою власть над космосом и одновременно меру нашего бессилия перед ним. Это не мифологическое мышление, но мышление основанное на реалистическом признании человеческой природы.

566

Blog

Куртц П. К93 Искушение потусторонним: пер с англ