Куртц П. К93 Искушение потусторонним: пер с англ

Вид материалаКнига

Содержание


Xi. существует ли бог?
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   42
XI. СУЩЕСТВУЕТ ЛИ БОГ?

Священные книги являются выражением человеческого стремления постигнуть неизвестное. Они представляют собой попытку постулировать то, что превосходит человеческое существование и этот мир. У Моисея, Иисуса, Мухаммада и не столь знаменитых пророков — кем бы они не были, мошенниками, людьми, поддавшимися самообману или ошибавшимися, — имелась своя картина «запредельной реальности». Хотя Моисей не встречался с Богом «лицом к лицу» — оборот, характерный для антропоморфного понимания божества, — мы можем спросить: существует ли некое существо или жизнь над и за пределами человеческого мира, и догадывался ли Моисей о его присутствии? Осознавал ли Христос глубины бытия, когда он говорил о «царствии небесном» или «небесном отце»? Ощущал ли Му-хаммад величие вечности, когда поклонялся Аллаху? Являются ли откровения этих пророков только метафорическими или символическими попытками выразить невыразимое, мимолетными и несоразмерными некоему бесконечному ноуменальному бытию? Являемся ли мы обычными смертными узниками нашего земного мира опыта, ограниченными нашими органами чувств, способными воспринять лишь то, что запечатлевается ими? Ограничены ли мы рамками нашей логики, которая принуждает нас выдумывать концептуальные различия и следовать рациональным выводам, мешающим нам постигать запредельную

337

реальность? Так же как и рамками нашего привычного отношения к вещам и к их экспериментальной проверке, использующей методы прогноза и контроля. Может ли ноумен постигаться обычным восприятием, логическими выводами или прогнозами, обычными способами проверки и обоснования? На эти вопрошания имеются хорошо известные ответы, даваемые религиозными мистиками и теологами в защиту существования потусторонней реальности. Со своей стороны я предлагал возможные возражения против религиозных аргументов, основывающихся на научно ненодтверждаемых свидетельствах.

И все же, даже если мы отрицаем сверхъестественное в мифах и религиях, находя их результатами человеческого творческого воображения, есть ли что-то вне этого мира в качестве его источника и основания? Можем ли мы назвать это сущее «божественным», «ноуменальным» или «священным»? Является ли оно, в конечном счете, реальностью постигающего его религиозного опыта, как бы фрагментарно, неясно или неопределенно оно в нем пи выражалось? Является ли эта изначальная религиозная интуиция подлинным импульсом, позволяющим нам увидеть отблеск трансцендентного? Может быть ошибка пророков и мистиков заключается только в том, что они пытались придать ей человеческую форму, в то время как она невыразима в языке и необлекаема ни в какую форму?

Я задаю извечный вопрос: что нового мы можем добавить сегодня к тысячелетним попыткам постигнуть природу божественного? Познаваемо ли оно? Можем ли мы обосновать или доказать его существование? Какова степень и глубина человеческого знания? Правы ли теисты в своей убежденности в том, что имеется сверхъестественное бытие, непостижимое нашими обычными способами познания? Имеется ли резон в позиции атеиста, отрицающего какую-либо истинность идей теизма, убежденного в его бессмысленности, обличающего его иррациональность и эмпирическую необоснованность? Или же мы должны принять сторону агностика, утверждающего, что вопрос о существовании Бога остается открытым и мы не можем ответить на него ни утвердительно, ни отрицательно?

Богословские попытки раскрыть глубины существующего обычно начинаются с утверждения о «таинственности бытия»,

338

что приводит к заключению о необходимости его первопричины — творца или создателя вселенной. Хорошо известен вопрос Хайдеггера: почему должно быть нечто, а не ничто? Как мы можем объяснить существование как таковое? Теист отвечает, что причиной реальности является трансцендентное бытие. Иначе во вселенной невозможны порядок, последовательность, причинность и законы? Он постулирует упорядочивающее начало, которое установливает наблюдаемую нами гармонию мира.

Теологи и философы, потрясенные великим таинством бытия, стремятся разрешить ситуацию посредством введения вечного принципа, внешнего по отношению универсуму и одновременно являющегося его первопричиной. Скептик сомневается в таком ходе мысли: имеет ли какой-либо смысл «объяснять» универсум отсылкой к некоторому сверхреальному началу, Богу? Он спрашивает: как мы можем определить такого непознаваемого Бога? Трудно сказать, существует Бог или нет, пока мы не отдадим себе отчет в том, о чем мы говорим, когда вводим понятие «бога».

Классическая традиция использует понятие «бог» для обозначения «всемогущего», «всеведущего» и «всемилостивого» творца, имманентного в своей трансцендентности, личное бытие которого имеет непосредственное отношение к человеческим личностям. Есть ли у нас какое-либо основание верить, что такое бытие существует? По-видимому, это утверждение вряд ли возможно доказать. Мы уже рассматривали различные попытки оправдать веру в Бога традицией, эмоциями, авторитетом, религиозной верой, мистицизмом или откровениями — все их мы сочли неубедительными. Поскольку неясным остается сам предмет обсуждения, быть может, мы никогда не разрешим проблему бытия Бога, хотя и не избавимся от нее. Скорее всего, единственно разумной остается позиция агностика, утверждающего, что вопрос о Боге является бессмысленным, путаным и невразумительным.

Почему беспорядок и хаос?

Тем не менее, я предлагаю вновь изучить вопрос о существовании Бога. Для этого я должен поставить онтологический вопрос, столь трудно разрешимый для человеческого сознания. Он


339

состоит не в том, что обусловливает существование вещей и не в том, почему во вселенной существует порядок, а в том, почему вещи меняются и существует беспорядок! Мы можем непосредственно наблюдать, как вещи подвергаются постоянной трансформации. Физические предметы и биологические существа появляются и исчезают. Что делает возможным скоротечность, непостоянство, эволюцию, рост, вымирание и упадок? Почему ничто не длится вечно? Почему после роста и расцвета организм увядает и умирает? Цветок переживает пору прекрасного цветения, но со временем чахнет и увядает. Жеребенок рождается, быстро учится бегать, вырастает в красивого зрелого жеребца, стареет и умирает. Вулкан может десятилетиями или веками извергать лаву, но затем становится безжизненной вершиной. Десятки тысяч видов растений и живых существ появлялись на планете, но многие из них вымерли и только тысячелетия спустя их следы обнаруживаются палеонтологами и геологами, исследующими древние пласты земли. Астрономы рассказывают нам о рождении и гибели далеких звезд и галактик. Вселенная представляет собой длительный процесс изменения. Нельзя войти в одну и ту же реку дважды, заметил Гераклит. Многие люди испытывают глубокую потребность в постоянстве. Неопределенность и двусмысленность омрачают жизнь человека. Будущее определенно необъяснимо и непредсказуемо. Порой оно входит в нашу жизнь вероломно и устрашающе. Ребенок, сраженный неизлечимой болезнью. Ураган, опустошивший город, погубивший сотни невинных людей, включая священника и его молящуюся паству. Автомобильная авария, приведшая к параличу олимпийского призера. Народ, побежденный в войне и истребленный, подобно древнему Карфагену, исчезнувшему с карты мира. Детально проработанные планы часто мгновенно рушатся. Вселенная, с этой точки зрения, представляется хаотичной, непредсказуемой, неопределенной. На это нам говорят, что таковой вселенная предстает только нашей несовершенной человеческой природе. Должно существовать более глубокое единство для всего существующего. Однако эта мысль — лишь выражение человеческого желания, религиозная надежда. Факты говорят о существовании полярности; порядок и беспорядок сосуществуют.

340

В одних человеческих культурах изменение проявляются в большей степени, чем в других. К счастью, культура поддается сравнительному историческому исследованию. Археологи и антропологи раскапывают руины великих городов прошлого, красноречиво свидетельствующих о воплощенных ими разбитых надеждах и мечтах. Мы не должны испытывать иллюзий в отношении нашего собственного будущего. Люди напрасно пытаются обессмертить своих героев и гениев и даже придать святость некоторым из них. Их поднимают до божественных высот, красота и мудрость их моральных прозрений объявляются бессмертными и божественными. Если не цивилизациям прошлого, то нашей цивилизации должно быть ясно, что все культуры историчны, они расцветают, но со временем заменяются другими и исчезают.

Драма человеческой истории рассказывает о хрупкости человеческого существования, человеческих судеб и создаваемых нами культур. Как стремительно проходит время. Только вчера мы были молоды, мечтали о великом будущем, а сегодня мы немощны и стары. Оглядываясь в прошлое, мы вспоминаем людей, которых мы знали и любили и которых уже больше нет в живых — наших родственников и друзей, людей с которыми мы работали и отдыхали. Течение времени поглотит всех нас. Красота и сила кратковременны. Мгновения удовольствия и печали быстро проходят. Что остается у нас кроме памяти о прошлых годах, радостях и победах, о печали и боли? Вместе с тем, мы не можем жить только в нашем прошлом, мы находимся и во власти настоящего, и в перспективе манящего будущего.

Некоторые общества достаточно стабильны и меняются медленно. Предпринимаются непрерывные усилия, особенно со стороны господствующих классов, чтобы увековечить определенные социальные институты. Но рано или поздно они превращаются в надгробия могил этих классов. Дома, которые мы строим, произведения искусства, которые мы приобретаем, памятники, которые мы воздвигаем, все это будет разрушено, подобно старым надгробиям, со временем они будут погребены на древних кладбищах, заброшенные и забытые. Любые преграды, которые мы стремимся поставить на пути времени 6у-

341

дут снесены его потоком. Попытки остановить изменения — это невозможность и безумие как для обществ, так и для индивида. Наше каждодневное существование постоянно указывает нам на непрочность человеческой жизни, непостоянство желаний, временность всех человеческих замыслов и институтов.

Некоторые люди пытаются отрицать неизбежность перемен. Поиск религиозной веры нодпитывается этим желанием долговечности и постоянства. Люди хотят продлить сладость существования, прелесть переживаний, навсегда сохранить живость воспоминаний. Людям присуще стремление к вечному, бегство в безвременье, где, как мы воображаем, нас ждет освобождение от тирании времени и мы сможем постичь формы совершенного порядка и величия. В разное время Платон, Моисей, Иисус, Августин и Мухаммад пытались культивировать стремление к абсолютному совершенству. Теологи рассказывают нам, что существует глубинный порядок вещей, и хотя существуют изменения, в основе мира все же лежит гармония. Не является ли все это только предположением, имеющим целью снять тревогу, преодолеть страх перед ничто и облегчить боль смерти?

Вглядываясь в жизненный мир, мы видим в нем проявления не только гармонии, но и беспорядка, нерегулярности, отклонения и разнообразия. Верующие ссылаются на уже открытые регулярности, периодичности и причинности. Существуют серьезные основания верить в порядок и структурные различия в природе. Но в тоже время мы видим проявления нестабильности во вселенной. Находя в мире гармонию, мы также обнаруживаем в нем дисгармонию; в нем встречается не только регулярность, но и нерегулярность; он включает как стабильность, так и неустойчивость. При определенных условиях мы можем со значительной степенью точности предсказать характерные следствия, которых следут ожидать. Однако эти предсказания будут носить гипотетическую, а не абсолютную форму. Допустим, что существуют временные регулярности, периодичные последовательности, пульсирующие ритмы, которые могут быть научно описаны. Но вместе с тем существуют нарушения последовательностей, непереодичные колебания, смены, повороты, разрывы, расхождения иотклонения от ожидаемых норм. Джон Дьюи назвал мир «непрочной вселенной» (precarious universe).

342

Нужно остерегаться аптроиоморфизации бытия. Что заставляет пас переносить на природу качества, свойственные человеку? Означают ли непредсказуемость и случайность событий, что природа имеет неустойчивый характер? С точки зрения физики и астрономии трудно объяснить беспорядок во вселенной, поскольку они изучают космос в терминах неизменных и универсальных законов.

В рамках квантовой механики и эволюционной теории трудно доказать строго детерминистскую картину природы. Более того, даже если признать очевидным тот факт, что вселенная изменчива, остается открытым вопрос о стабильных и не подверженных изменениям законах, управляющих ее процессами? Является ли постоянство первичнее изменчивости? Пар-менид и Платон отвечали на этот вопрос утвердительно, приводя в защиту своей позиции следующее умозрительное основание: принцип изменчивости сам неизменен. Ведут ли всеобщие рациональные доводы к истине? Если ведут, то как можно объяснить участие отдельного во всеобщем, спрашивал Платон. Платоники столкнулись с проблемой объяснения изменения. Среди них даже существовала тенденция его отрицания. Платонизм считает, что область изменчивого является вторичным или низшим уровнем бытия, существующим только благодаря первичным неизменным сущностям, управляющими изменениями. Изменчивость есть эмпирическая видимость. Рабочий стол, за которым я пишу, не нов, его поверхность начинает отслаиваться. Когда-нибудь он закончит свое существование в камине или на свалке, как и стул, на котором я сижу. Как мы можем описать процесс изменения? Нельзя отрицать изменчивость. Это не вымысел, а универсальный факт.

На каком основании мы можем судить о хаосе, борьбе, беспорядке, смерти особей и/или видов, постоянном разрушении или гибели различных форм жизни? Отрицать существование всего этого — значит игнорировать наблюдаемые факты, стремиться уйти от них — значит пренебрегать очевидным. Однако именно это характерно для религиозного сознания. Претерпевая страдания, борясь за выживание, религиозный человек стремится обойти беды и несчастья, постулируя скрытый, потусторонний порядок. Он обнаруживает в

343

природе красоту и величие, и она действительно существует, но он не в состоянии открыть глаза на безобразные и отвратительные стороны жизни и избегает их. Я не хотел бы отягощать себя и читателя пессимистическими настроениями. Верно, что одно существо лишает жизни другое ради своего выживания. Но мир не столь безрадостен, каким его изображает, скажем Шопенгауэр. Жизнь полна благ и удовольствий. Дарвиновская гипотеза объясняет изменение форм жизни вмешательством факторов борьбы за существование, адаптации к окружающей среде, мутаций и отбора. В процессе эволюции все особи умирают, могут даже исчезать целые виды. Это показывает, что в мире живого имеется внутренний беспорядок, борьба, разрывы и столкновения. В природе случаются катастрофы, но в ней имеют место счастливые случайности и неожиданности. Причинные системы взаимодействуют и конфликтуют. Природа полна аномалий, неожиданных или неведомых возможностей. Как для индивида, так и для видов жизнь гарантирована неабсолютно, она неустойчива и опасна.

Некоторые пытаются доказать, что утверждение о беспорядке или хаосе в природе является моральной категорией, за ним скрываются наши человеческие пристрастия. Но тот же самый аргумент может применяться и к попыткам объяснить порядок и гармонию в природе или к выводу о том, что в природе господствует добро и совершенство. Мы должны быть нейтральны и не применять моральные категории в отношении природы. Но даже если мы отбросим моральные суждения, все равно у нас останутся основания утверждать, что в природе существует как беспорядок, так и гармония. Хотя индивиды разделяют общие признаки и свойства вида, между ними сохраняются различия, например, гетеросексуальность является нормой сексуального поведения, но существует бисексуальная или гомосексуальная тенденции.

Вырождение природных систем может быть продемонстрировано с помощью термодинамики. Ее первый закон утверждает, что внутри изолированной системы количество энергии остается постоянным. Согласно второму закону термодинамики, количество энергии постепенно уменьшается.

344

Лежит ли в основе природы порядок?

Ссылаться на скрытый порядок, лежащий в основе изменчивости и многообразия, характерно не только для теологов, но и для некоторых ученых, верящих в существование космического порядка. Даже Эйнштейн полагал «чудом» и «вечной тайной» то, что физический мир имеет умопостигаемый порядок. Хотя было бы понятнее, если бы он был неумопостигаемым и даже хаотичным. Физика и астрономия строятся из простых и красивых математических и причинных законов, управляющих космосом. Это озадачивает многих ученых. Льюис Фейер даже утверждает, что Эйнштейн приблизился к вере в то, что личностный разум может лежать в основе космического порядка. Он цитирует письмо Эйнштейна, написанное в марте 1952 г.:

«Вы находите странным, что я рассматриваю умопостигаемость мира (в той степени, в какой допустимо говорить о такой умопостигаемости) как чудо или вечную тайну. Априори предполагается, что мир представляется законосообразным только в той степени, в какой мы вторгаемся в него нашим упорядочивающим разумом. Это вид порядка, схожий с алфавитным порядком букв в языке. Тип порядка, напротив, созданный, например, Ньютоновской теорией гравитации, имеет совершенно иной характер. Даже если аксиомы теорий введены человеком, их успех предполагает наличие в объективном мире высшей степени порядка, который мы не в состоянии усмотреть априори. Это «чудо» усиливается все больше и больше с развитием нашего знания.

У позитивистов и убежденных атеистов, уверенных в своей правоте, поскольку они думают, что не только избавили мир от богов, но также «оградили» его от чудес, есть слабое место. Характерно, что мы вынуждены признавать «чудом» то, за рамки чего у нас нет возможности выйти».1

Согласно Фейеру, когда мы используем термин «чудо», мы имеем в виду, что нечто выходит за пределы известных зако-

1 Albert Einstein, Lettres a Maurice Solovine (Paris: Gauthier-Villars, 1956), pp. 114-115. Цит. по Lewis Fcucr, «Noumenalism and Einstein's Argument for the Existence of God», Inquiry (Norway) 26:251-85.1 Albert Einstein, Lettres a Maurice Solovine (Paris: Gauthier-Villars, 1956), pp. 114-115. Цит. по Lewis Feuer, «Noumenalism and Einstein's Argument for the Existence of God», Inquiry (Norway) 26:251-85.

345

нов и не может быть объяснено ими. Эйнштейн же употребляет термин «чудо» метафорически, поскольку полагает, что он применим к существованию самого закона. Вероятно, что существует бесконечное число возможных миров, а не только этот, демонстрирующий такой утонченный порядок.

Авторитет Эйнштейна, конечно, значителен. Его использовали для поддержки снинозовской теории Бога против теизма и ссылались на него для защиты атеизма. Я хотел бы поставить под сомнение посылку, что вселенная в целом представляет собой гармонию и порядок. Физика и астрономия являются науками, которые объясняют многие фрагменты космоса, но они не объясняют космос в целом. Они не дают единой теории физического мира, не схватывают всего универсума жизни.

Некоторые зачарованы вопросом Хайдеггера: почему должно быть нечто, а не ничто? Имеет ли этот вопрос смысл, будучи заданным в такой общей форме? Вселенная, которая нас окружает, состоит из частных каузальных систем, и мы можем попытаться объяснить происхождение и возникновение индивидуальных субстанций или систем ссылкой на соответствующие науки. Вопрос о том, должно ли существовать нечто, имеющее универсальный или всеобщий смысл, является чисто формальным и лишен содержания. Вопрос, почему не должно быть ничего во вселенной, также пуст. Нам трудно вообразить понятие абсолютного и универсального ничто. Мы можем представить себе пустой космос, не содержащий в себе никакой материи, возможно даже абсолютный универсальный вакуум. Но даже и в этом случае предполагается определенное вместилище, в котором отсутствуют какая-либо масса или энергия. Идея ничто предполагает, по меньшей мере, некий наблюдающий разум. Лингвистический референт имеет смысл только в том случае, если вещь или вещи, которые мы имеем в виду, отсутствуют или присутствуют.

Фраза «почему должно быть что-то?» имеет смысл, если она подразумевает конкретную интерпретацию. Этот вопрос заслуживает ответа и имеет смысл, если мы интерпретируем его в терминах особенного и частного. Мы можем, по меньшей мере в принципе, описать или объяснить специфическую сущность или систему. Так, мы можем попытаться объяснить раз-

346

витие отдельной галактической формации или остатки вулканического извержения на Марсе, мы можем проследить линии эволюции отдельных видов животных, например, лошади, возникновение социальной системы, например, в древнем Китае или деятельность отдельной личности, например, Уинстона Черчилля. Объяснение этой конкретной вещи, существующей здесь и теперь, требует исторической и каузальной реконструкции, посредством которой мы можем проследить предшествующие ей события и обстоятельства, выделяя действующие причины. При этом мы также выявляем ее общие с другими подобными предметами свойства, существенные или формальные причины, управляющие предметами такого типа (возможно, интерпретируя их как конкретную всеобщность). Таким образом, особенное объясняется отсылкой ко всеобщим гипотетически установленным законам, применимым ко всем предметам такого же типа. Напротив, дать объяснение всем вещам в целом, совсем непросто, до тех пор, пока мы не специфицируем его содержание.

Подобным образом вопрос: «Почему во всем должно быть постоянство?» — также не имеет легкого решения. Мой отрицательный ответ на этот вопрос заключается в указании на то, что процессы изменчивости открыты в природе, они являются фактами, данными в наблюдении. Мы пытаемся описать наблюдаемые изменения в конкретных системах. Стремление же объяснить целиком всякую изменчивость во всех системах является претенциозной и, возможно, необоснованной задачей. Части вселенной, изменчивость вещей, установленный порядок и беспорядок могут быть вечными в том смысле, что они всегда существовали, что не было времени, когда бы они не существовали. В любом случае, можем ли мы вводить бытие, внешнее вселенной, для объяснения бытия, порядка и постоянства внутри нее? Утверждение, что всякая вещь во вселенной имеет свое начало, не означает, что вселенная в целом имеет свое начало, такое, чтобы перед ним ничего не было. Обычно задают не вопрос «Почему есть нечто?», а вопрос «Почему есть все, что есть?».