Рассказывается о его странствованиях по Средней Азии в 1863 г
| Вид материала | Рассказ |
- Обувь в традиционной культуре народов Средней Азии и Казахстана (XIX первая треть, 660.58kb.
- Роль Ирана и его спецслужб в формировании новой региональной ситуации в Закавказье, 266.98kb.
- В. Г. Белинского кафедра истории древнего мира, средних веков и археологии наименование, 497.5kb.
- Полупустынная и пустынная зоны умеренного пояса на территории бывшего СССР наиболее, 155.19kb.
- Л. П. Кононова Участники польского восстания 1863-1864 гг в архангельской ссылке, 371.47kb.
- Славяне, 140.86kb.
- Теория происхождения славян, 143.12kb.
- Книга вторая, 5418.57kb.
- Новости из основных местных информационных агентств и финансовых периодических изданий, 47.56kb.
- Особенности государственного развития на Востоке, 219.31kb.
5
3
1
22
Андхой
26
5
3
2
20
Меймене
28
5
3
1
25
Альмар
-
3
2
-
Фемгузар
l
3
2
1
1
Кале- Вели
-
5
3
1
5
Мургаб
30
5
3
2
15
Калайи-Нау
-
5
3
2
-
Каррух
-
15
10
5
-
Итого
105
51
32
15
88
Если к этому еще прибавить 20%, которые взимают с това╜ров в Герате, то
можно составить представление о продажной цене, которую назначает купец,
чтобы вознаградить себя за все труды.
* *
*[195] XV*
*Герат. - Его разоренное состояние. - Базар. - Бедственное поло╜жение
автора. - Сардар Мухаммед Якуб-хан. - Парад афган╜ских войск. - Встреча с
сардаром. - Поведение афганцев при штурме Герата. - Везир Назир Наим. -
Финансовое положение. - Майор Тодд. - Мусалла, могила Султан Хусейн-мирзы. -
Могила Ходжи Абдуллы Ансари и Дост Мухаммед-хана.*
Путешественник, подъезжающий к Герату с севера, конечно, будет поражен,
когда, обогнув гору Ходжа Абдулла Ансари, увидит перед собой прекрасную
необозримую равнину, назы╜ваемую Дж╦лгей Герат, со множеством каналов и
рассыпанных вокруг деревень. Хотя деревьев, главного украшения всякого
пейзажа, здесь совсем нет, все же заметно, что ты достиг конца Туркестана,
собственно Средней Азии. Герат с полным правом можно назвать воротами
Средней Азии или ключом к ней, и, не соглашаясь вполне с жителями Востока,
которые называют его Дженнетсифат, т.е. "Похожий на рай", мы все же не можем
не признать, что окрестные земли представляют собой прелестную плодородную
местность. Благоприятные природные условия и важное политическое значение
Герата сделали его, к сожалению, яблоком раздора для соседних стран, и если
вспомнить о вечной борьбе, которая здесь происходит, об осадах, которые
должен был выдержать город, то поражаешься, как быстро заживают тут самые
глубокие раны. Только два месяца назад здесь хозяйни╜чали дикие афганские
орды, опустошая и разрушая все, и тем не менее пашни и виноградники
выглядели сейчас цветущими, а луга покрывала высокая трава, усеянная
цветами.
В городе, как в любом восточном городе, есть старые и новые развалины,
и как везде, так и здесь первые прекраснее и вели╜чественнее последних.
Остатки архитектурных памятников на Мусалла (место молитв) напоминают руины
древнего города Тимура; разрозненно стоящие круглые башни напоминают
кре╜пости Исфахана, но город или сама крепость, в том состоянии, в котором я
ее видел, - это руины, какие даже на Востоке редко встретишь.
Мы въехали через ворота Дарваза-Арак. Дома на пути к ним, привратные
постройки и сами ворота были похожи на груду мусора. Недалеко от ворот
внутри города находится арк (цита╜дель), из-за своей высоты он был главной
целью афганской артиллерии и теперь сожжен и наполовину разрушен. Украдены
все двери и оконные рамы, так как во время осады не было топлива, и в пустых
проемах каменных стен сидят теперь несколько голых афганцев или индийцев как
достойные стражи подобного места. По мере нашего продвижения мы на каждом
шагу видели все большее разорение, целые кварталы стояли *[196] *пустые и
покинутые. Только базар (т.е. крытая куполом терри╜тория, выдержавшая уже
много осад), несмотря на то что его новое население появилось здесь лишь три
месяца назад, пред╜ставлял собой довольно интересный образчик жизни,
характер которой еще отчетливее, чем на базаре в Бухаре, определяло смешение
народов Индии, Персии и Средней Азии. Настоящая сутолока была только на
участке от караван-сарая Хаджи Pacyл до караван-сарая Но, и, хотя расстояние
было невелико, в глаза резко бросалось разнообразие рас - афганцев,
индийцев, татар, туркмен, персов и евреев. Одни афганцы выступают в своем
национальном костюме, который состоит из длинной рубахи, нижних штанов и
грязного полотняного платка; другие одеты крайне небрежно, но по-военному,
причем красный английский мундир, любимая одежда, с которой они обычно не
расстаются даже ночью, наброшен на рубаху; голову покрывает живописный
индийско-афганский тюрбан. Третьи, уже цивилизованные, обыч╜но носят
полуперсидский костюм. Оружие есть у всех, любой афганец, штатский или
военный, даже на базар очень редко ходит без меча и щита, и я видел, как
многие, чтобы выглядеть достаточно представительными, таскают с собой целый
арсенал, состоящий из двух пистолетов, меча, кинжала (ханджара), ружья и
щита. С дикой живописностью афганца можно сравнить только похожего на
туркмена джемшида, бедно одетый гератец, голый хазареец, тимури128 из
окрестных мест теряются рядом с ним, все смиренно проходят мимо него, и
никогда властелин или завое╜ватель не был так ненавистен, как афганец
ненавистен жителям Герата.
Сам базар, который существует еще со времен султана Хусейн-мирзы
периода расцвета Герата и насчитывает, следо╜вательно, уже примерно 400 лет,
можно назвать прекрасным даже в развалинах; говорят, раньше он занимал целую
улицу, от Дарваза-Арак до Дарваза-Кандагар. (Изо всех ворот это
единственные, мало пострадавшие от осады. Гератцы утверждают, что они
никогда не могут быть разрушены, потому что их построи╜ли англичане, которые
кладут кирпич на кирпич по всем правилам, а не афганцы, которые замешивают
известь на слезах угнетенных.) Разумеется, теперь, осо╜бенно после последней
осады и разграбления, лавки базара начинают открываться лишь мало-помалу,
однако при граби╜тельской системе пошлин, взимаемых афганцами, торговля и
промышленность не могут иметь большого будущего. Просто невероятно, какие
налоги берутся с продавцов и покупателей за каждый товар. К тому же
налоговые ставки на базаре, по-види╜мому, не отрегулированы. Например, за
пару сапог, которые стоят пять франков, платят полтора франка налога, за
шапку, которая стоит два франка, - один франк, за шубу, которая стоит восемь
франков, - три франка налога и т.д. Каждый предмет, который ввозится или
вывозится, должен штемпелеваться сбор╜щиками пошлин, которые сидят в разных
частях базара и города.
* [197] *Коренные жители Герата - персы129 , принадлежащие к пле╜мени,
которое продвинулось от Систана к северо-востоку и заселило провинцию
Хорасан, в которой Герат вплоть до после╜днего времени был столицей. Позже
иммиграция, поощряемая Чингисом и Тимуром, привела к смешению коренного
населения с турецко-татарской кровью, и возникло общее название "ай╜маки"
или "чахар-аймак" для всего населения, которое делится на хазарейцев,
джемшидов, фирузкухов, тайменейи или тимури - племена совершенно разного
происхождения, и только с поли╜тической точки зрения они могут
рассматриваться как одна нация. Это о жителях Дж╦лгей Герата.
Крепость населена большей частью персами, которые пере╜брались сюда в
последнее столетие, чтобы вести пропаганду в пользу Персии. Это большей
частью ремесленники и купцы. Афганцев в Герате один на десять человек, они
уже наполовину стали персами и очень враждебно настроены против своих
соотечественников, особенно после последней осады; кабулец или какар из
Кандагара в роли поработителя для них так же чужд и ненавистен, как и для
коренных жителей Герата.
Пестрая толпа, которую я встретил в Герате, произвела на меня приятное
впечатление. Афганские солдаты в английской военной форме и в фуражках
военного образца - головном уборе, который противоречит положениям ислама и
введение которого в турецкую армию считается невозможным, (Османы
утверждают, что, согласно традиции, сипер (любой головной убор, который
имеет кокарду) и зуннар (набедренный пояс монаха) строго запрещены как
символы христианства. Султан Махмуд II, вводя в Турции первую европей╜скую
милицию, очень хотел заменить чрезвычайно бесполезную феску фуражкой или
похожим головным убором, но он, истребитель янычар, не осмелился на это, так
как был бы своими лучшими друзьями объявлен отступником.) - заставляли меня
поверить, что я в стране, где мне больше не надо бояться исламского
фанатизма и где я могу постепенно отказаться от надоевшей маскировки. Да,
оттого что я увидел разгуливавших вокруг солдат со сбритыми усами, что по
исламу считается смертельным грехом и даже в Константинополе рассматривается
как отречение от религии, меня охватила радостная надежда, что, может быть,
я встречу здесь английских офицеров. Как был бы я счастлив, если бы нашел
здесь сына Британии, который при тогдашних политических обстоятельствах
обладал бы, конечно, влиянием! Я забыл, что Восток никогда не бывает тем,
чем он кажется, и разочарование мое было, к сожалению, очень горьким.
Поскольку, как я уже говорил, моя касса почти совсем истощилась, по
прибытии в Герат мне тотчас же пришлось продать осла. Бедное животное от
путешествия совсем исхудало, я получил за него только 26 кранов, из которых
должен был еще заплатить 5 кранов налога за продажу и еще другие маленькие
долги. Мое положение было критическим. С голодом еще можно было как-то
справиться, но ночи стали уже очень прохладные, и, несмотря на закалку, я
очень страдал, когда вынужден был спать *[198] *в своей скудной одежде в
открытых всем ветрам развалинах на голой земле. Мысль, что Персия находится
отсюда лишь в десяти днях езды, придавала мне надежду, но попасть туда
оказалось трудной задачей, так как идти одному было совершенно невоз╜можно,
а караван, который снаряжался в Мешхед, хотел дож╜даться пополнения и более
благоприятного момента, потому что туркмены не только дороги сделали
ненадежными, но даже у ворот Герата брали людей в плен, грабили деревни и
караваны.
Через несколько дней по приезде я услышал, что персидский посол
Мохаммед Бакир-хан, которого принц-губернатор Хорасана послал в Герат, чтобы
приветствовать молодого сардара, вскоре собирался вернуться в Мешхед. Я
сразу нанес ему визит и попросил его взять меня с собой. Перс был очень
вежлив, но, хотя я несколько раз упоминал о том, что у меня нет средств, он
не обращал на это никакого внимания и спрашивал у меня, ужасно
обезображенного хаджи, не привез ли я с собой из Бухары хороших лошадей. Все
его слова, казалось, были направлены на то, чтобы раскрыть мое инкогнито; я
понял, что мне нечего от него ожидать, и ушел. Вскоре после этого он покинул
Герат; вместе с ним уехало большинство хаджи, прибывших сюда со мной из
Самарканда и Керки. Все меня покинули, только Молла Исхак, мой верный
товарищ из Кунграда, верил моим словам, что в Тегеране меня ждет лучшая
участь, и остался со мной. Добрый малый днем выпрашивал для нас пропитание и
топливо, а вечером готовил ужин, который он соглашался съесть вместе со мной
из одной миски лишь после настойчивых просьб. Впрочем, Молла Исхак играет
одну из интереснейших ролей в моих приключениях, вместо Мекки он сейчас
живет в Пеште, и мы еще упомянем о нем в последующих записях.
В поисках источников помощи для дальнейшего путешествия в Мешхед я
пошел также к шестнадцатилетнему сыну тепереш╜него короля Афганистана,
правящему принцу сардару Мухаммед Якуб-хану, который был поставлен во главе
завоеванной провин╜ции, так как его отец сразу после восшествия на престол
поспе╜шил в Кабул, чтобы пресечь попытки своих братьев оспаривать его право
на корону. Молодой принц жил в Чарбаге, во дворце, который служил когда-то
местом пребывания майора Тодда; хотя дворец сильно пострадал от осады, он
все же был больше приспособлен для жилья, чем совершенно разрушенная
цитадель. Часть четырехугольного двора, или сада, как его обычно на╜зывают,
хотя я видел в нем только несколько деревьев, служила для ночлега ему и его
многочисленным слугам, в противополож╜ной части, в большом удлиненном покое,
проводился в течение четырех-пяти часов арз (публичная аудиенция). Принц был
всегда в мундире с высоким стоячим воротником и сидел обычно в кресле у
окна, а так как бесконечные просители, которых он должен был принять, вскоре
ему надоедали, он приказывал маршировать перед своими окнами роте рисале,
кадровым войскам афганцев, и, казалось, его очень забавляли повороты *[199]
*колонны и громоподобные команды муштрующего офицера, который, впрочем,
выкрикивал: "Right shoulder forward! Left shoulder forward!"130 - с истинно
английским произношением.
Когда я в сопровождении Молла Исхака вошел в упомянутый двор, строевая
подготовка шла полным ходом. У солдат была очень хорошая выправка, гораздо
лучше, чем в оттоманской армии, муштруемой уже в течение 40 лет, их можно
было бы принять за европейских солдат, если бы многие из них не надели прямо
на босые ноги красные остроносые кабульские башмаки и если бы короткие штаны
с длинными штрипками не были натянуты таким образом, что грозили лопнуть в
любой момент. Посмотрев немного, я двинулся к двери приемного зала, возле
которой толпилось множество слуг, солдат и просителей. Благо╜даря большим
тюрбанам, которые я и мой спутник надели на себя, и моему виду отшельника,
который я приобрел вследствие трудного путешествия, все расступились и
беспрепятственно пропустили меня в зал.
Я застал принца в том виде, как было описано выше, по правую руку от
него сидел его везир, а далее по порядку вдоль стен другие офицеры, муллы и
жители Герата, среди них один перс, Имамверди-хан, который по причине
какого-то мошен╜ничества бежал сюда из Мешхеда. Перед принцем стояли его
мухрдар (хранитель печати) и четверо или пятеро других приближенных. Я вошел
с приветствием, подобающим моему положению дервиша, направился, не обратив
на себя особого внимания общества, прямо к принцу и сел между ним и везиром,
потребовав у этого довольно толстого офицера подвинуться, причем мне
пришлось прибегнуть к помощи рук. Это вызвало смех, я же, ничуть не изменяя
себе, сразу поднял руки, чтобы произнести сидячую молитву. (Это арабская
молитва, и состоит она из следующих слов "Боже, Господь наш, дай занять нам
благословенное место, так как истинно Ты даруешь нам жизнь".) Пока я это
проделывал, принц пристально смотрел на меня, и я заметил, что он был
поражен, а когда я сказал "аминь" и все присутствующие вместе со мной
погладили бороды, принц приподнялся в своем кресле и восклик╜нул, показывая
на меня пальцем, полусмеясь, полуудивленно: "Валлахи, биллахи шума инглиз
хастид!" ("Ей богу, клянусь, вы англичанин!").
Громкий смех сопровождал странную выходку молодого принца, он же, не
оставляя своей выдумки, вскочил с кресла, встал напротив меня и, хлопая в
ладоши, как ребенок, которому пришла счастливая мысль, воскликнул: "Хаджи
курбанет ("Пусть я буду твоей жертвой"), скажи мне, не правда ли, ты
англичанин-табдил (└инкогнито")?" Его поведение было таким наивным, что мне,
право же, было жаль лишать мальчика радости; однако у меня было основание
бояться дикого фанатизма афганцев, и, сделав вид, что шутка оказалась
немного грубоватой, я сказал:* [201] *"Сахиб мекун (└Оставь"), ты ведь
знаешь слова: └Кто правовер╜ного даже в шутку назовет неверным, сам станет
неверным". Дай мне лучше что-нибудь за мои фатихи, чтобы я мог отправиться
дальше". Мой серьезный вид и хадис, который я произнес, привели молодого
человека в замешательство, пристыженный, он сел и извинился, сказав, что
никогда не видел хаджи из Бухары с такими чертами лица. Я ответил, что я не
из Бухары, а из Константинополя, и, когда я предъявил ему для доказательства
свой паспорт, а также рассказал о его кузене Джалал ад-Дин-хане, сыне
Акбар-хана, который в 1860 г. побывал в Мекке и Константинополе и с которым
султан был особенно обходи╜телен, он, казалось, изменил свое мнение. Паспорт
передавали из рук в руки, все высказывали свое одобрение, принц дал мне
несколько кранов и отпустил с приказанием посетить его еще несколько раз во
время моего пребывания, что я и сделал.
Впрочем, хоть эта шутка и прошла для меня удачно, для моего дальнейшего
пребывания в Герате она имела неприятные последствия. После принца каждый
старался обнаружить во мне замаскированного англичанина, и ко мне приходили
персы, афганцы и гератцы, без сомнения, для того, чтобы проверить
справедливость своих подозрений. Самым настырным был некий Хаджи Шейх
Мухаммед, старик, пользовавшийся славой вели╜кого астролога и астронома. И
действительно, насколько я его узнал, он довольно много читал по-арабски и
по-персидски. Он рассказал мне, что путешествовал с Ханыковым и оказывал ему
в Герате много услуг, за что тот дал ему письмо к русскому послу в Тегеране,
которое он хотел бы переслать теперь через меня. Тщетно я пытался доказать
доброму старцу, что у меня нет ничего общего с русскими, но так и не смог
поколебать его уверенности. Удивительнее всех казались мне персы и афганцы.
Они полагали, что видят во мне человека а la Эльдред Поттингер, который
прибыл в Герат как торговец лошадьми, а позже правил городом. Мне говорили,
что у меня здесь кредит в сотни и даже тысячи дукатов, и все же никто не
хотел дать мне несколько кранов на хлеб.
Как бесконечно долго тянулось время, которое мне пришлось прожить в
Герате, дожидаясь каравана! Город имел мрачный, печальный вид, страх перед
завоевателями был написан на лицах жителей, и предметом разговоров все еще
была последняя осада, захват и разграбление. По свидетельству гератцев,
которое, впрочем, совсем неверно, Дост Мухаммед-хан захватил город не
благодаря храбрости кабульцев, а из-за предательства гарнизона. По их
рассказам, любимый ими Султан Ахмед был отравлен, а его сын Шанаваз,
которого гератцы почти обожествляют, только тогда получил известие о
предательстве, когда большая часть палтана131 уже проникла в крепость. Бой,
который вел осажденный хан вместе со своими верными, истинно любящими его
подданными против озлобленного тестя132 был одним из наиболее ожесточенных,
описание ужасов сражения больно *[202] *слушать, а еще страшнее рассказы о
грабеже, начавшемся через несколько дней после захвата, когда многие гератцы
со своим имуществом вернулись в город: четыре тысячи афганских солдат,