Рассказывается о его странствованиях по Средней Азии в 1863 г

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 28

английским шиллингам), после поражения персов при Мерве, где были взяты в

плен сразу 18 тыс. персидс╜ких солдат, такого мужчину можно было получить за

3 или 4 тилла.

Мы пробыли в Бухаре 18 дней, и я не мог больше задерживать своих

друзей; пора было отправляться в Самарканд. Жизнь в Бухаре, где нам все

только пожимали руки, но не давали ни *[152] *гроша в качестве подаяния,

сильно расстроила наши финансы. Сбережения, сделанные в Хиве, пришли к

концу, и, подобно многим другим, я продал своего осла; отсюда следовало

дви╜гаться в нанятой повозке. Некоторые члены нашего каравана, те, что были

из Ходжента и Коканда, уже отделились от нас и отправились одни в более

короткое путешествие; только андижанцы и китайские татары остались с нами,

но из Бухары в Самарканд мы отправились разными путями.* *Я, Хаджи Салих,

Хаджи Билал и его свита решили пойти по прямой дороге, тогда как остальные,

шедшие пешком, пожелали идти через Гидждуван, чтобы совершить паломничество

к гробу святого Абдул Халика. (Ходжа Абдул Халик (именуемый Гиждувани, умер

в 1601 г) был современ╜ником знаменитого Пайанде Замини и, как великий аскет

и ученый пользуется славой святого.93 ) Так как многие бухарцы хотели

сопровождать меня на моем обратном пути в Мекку, мне пришлось пойти на

хитрость, чтобы отделаться от их общества, потому что для обеих сторон было

бы несколько неловко, если бы мы вместо Каабы прибыли на берега Темзы.

Я распрощался со всеми друзьями и знакомыми. Рахмет-бий дал мне

рекомендательное письмо в Самарканд, и я обещал нанести там визит эмиру.

Кокандская повозка, которую мы наняли до Самарканда, была заранее отправлена

в деревню Баведдин, так как, согласно обычаям страны, нам следовало на

прощанье еще раз посетить это место паломничества.

Деревня Баведдин лежит в двух часах езды от Бухары, и, как мы уже

упоминали, там находится могила известного Баха ад-Дина Накишбенда,

основателя одноименного ордена и глав╜ного зачинателя всех тех религиозных

крайностей, которые отли╜чают восточный ислам от западного. Здесь не место

говорить о подробностях, мы заметим только, что Баха ад-Дин почитается как

национальный святой Туркестана, как второй Мухаммед. Бухарец твердо убежден,

что восклицание "Йа Баха ад-Дин белагердан! " ("О Баха ад-Дин, отвращающий

беду! ") может спасти от всех несчастий. Сюда совершают паломничества даже

из далекого Китая. В Бухаре принято раз в неделю приходить туда, и сообщение

с городом осуществляется с помощью 300 ослов, которые стоят перед Дарваза

Мазар и которых нанимают за несколько пулей (мелкая медная монета). Несмотря

на то что дорога во многих местах представляет собой глубокий песок, эти

животные бегут туда с необычайной скоростью, но особенно поразительно, что

на обратном пути их можно заставить дви╜гаться вперед только многочисленными

ударами. Бухарец припи╜сывает это привязанности к святому, которую

испытывают даже эти животные, так что они с радостью бегут к его могиле и

неохотно удаляются от нее.

Могила находится в маленьком саду, рядом с которым стоит мечеть; к ней

можно попасть только через двор, где обитают *[153] *слепые и другие

калеки-нищие, которые навязчивостью могут посрамить даже своих товарищей по

званию в Риме и Неаполе. В головах могилы лежит знаменитый Сенги Мурад

(камень желания), заметно стесанный и криво стоящий из-за того, что к нему

прикасаются лбами благочестивые паломники; на самой могиле лежат много

бараньих рогов, флаг, а также метла, которая долгое время служила для

подметания святилища в Мек╜ке. Много раз пытались все это подвести под

крышу, однако Баха ад-Дин, как и другие святые Туркестана, предпочитает

свежий воздух, и все постройки, едва их возводили, рушились. Об этом

рассказывают шейхи, потомки святого, которые по очереди несут охрану могилы

и весьма бесстыдно сообщают паломникам, что их предок в особой дружбе был с

числом "семь". На седьмом месяце он появился на свет, на седьмом году он

знал наизусть Коран, а на семидесятом умер, поэтому число подношений и

даров, которые возлагают на его могилу и которые являются собственностью

шейха, может быть кратно семи, но их должно быть не менее семи.

*XII*

*От Бухары до Самарканда. - Небольшая пустыня К╦ль-Мелик. - Оживление

на дороге вследствие войны. - Вид на Самар╜канд издали. - Хазрети Шах-и

Зинда. - Мечеть Тимура. - Цита╜дель (арк). - Приемная Тимура. - Кекташ, или

трон Тимура. - Странная скамейка. - Могила Тимура и его учителя. - Автор

посещает настоящую могилу Тимура в подземелье. - Коран **in **folio,

приписываемый Осману, переписчику Мухаммеда. - Учи╜лища. - Старая

обсерватория. - Греческая и армянская библио╜теки, не подвергшиеся, вопреки

утверждениям, разграблению Тимуром. - Архитектура общественных зданий не

китайская, а персидская. - Сегодняшний Самарканд. - Его население. - Дехбид.

- Автор решает возвратиться. - Приезд эмира. - Свидание с ним автора. -

Прощание с хаджи и отъезд из Самарканда.*

При выезде из Бухары в Самарканд весь наш караван сократился до двух

повозок. В одной сидел я с Хаджи Салихом, в другой - Хаджи Билал с

родственниками. Натянув для защиты от солнца циновку, я думал спокойно

расположиться на ковре, но это оказалось невозможно, так как вследствие

сильной тряски наше╜го примитивного экипажа нас кидало из стороны в сторону.

Из-за того, что мы все время сталкивались то лбами, то затылка╜ми, голова

ныла. К тому же в первые часы я страдал морской болезнью, испытывая муки

гораздо более сильные, чем бывало на верблюде, от укачивания, подобного

корабельному, которого я прежде столь боялся. Несчастной лошади, впряженной

в тяже╜лую широкую повозку с нескладными, отнюдь не круглой формы *[154]

*колесами, которые едва поворачивались в глубоком песке или грязи,

приходится везти еще кучера и торбу с кормом; поэтому правы туркмены,

говоря, что не знают, как будут бухарцы оправдываться перед судом на том

свете за истязание лошади, благороднейшего из животных.

Поскольку мы выехали из Баведдина ночью, наш возница, родом кокандец,

сбился с пути, не зная как следует дороги, и лишь под утро, а не в полночь,

как предполагалось, мы прибыли в маленький городок Мазар, который отстоит от

Бухары на пять ташей (фарсахов) и считается первой станцией на пути к

Самарканду. Здесь мы остановились ненадолго и к обеду приехали в Шейх-Казим,

где встретили нескольких наших това╜рищей-пилигримов, которые шли через

Гидждуван, и отдыхали вместе с ними до глубокой ночи.

Мне уже ранее рассказывали много удивительного о процве╜тании края

между Бухарой и Самаркандом, но на сегодняшнем переходе, когда я и в самом

деле по обеим сторонам дороги видел, за немногими исключениями, возделанные

земли, мои, возможно несколько преувеличенные, ожидания все же еще не

оправдались. Сюрприз ждал меня только на следующее утро, после того как мы

миновали небольшую пустыню К╦ль-Мелик, в ширину четыре и в длину шесть часов

пути, где имеются караван-сарай и резервуар с водой, и вышли в район

Кермине. Тут, на третий день пути, мы зачастую через каждый час, а то и

полчаса проезжали мимо небольшого базара, где всегда быва╜ло по нескольку

постоялых дворов и торговцев скотом и постоян╜но кипящие гигантские самовары

представлялись верхом цивили╜зации и комфорта. Эти деревни в корне

отличаются от деревень Персии и Турции, крестьянские дворы здесь лучше

обеспечены дарами земли, и будь тут побольше деревьев, можно было бы

сказать, что, начиная от Понтийских гор - так как там кончается вольная

растительность, - это единственная область, где можно встретить места,

похожие на наши, западные. Около полудня мы остановились в Кермине в

прекрасном саду на берегу тенистого пруда. Я все больше ценил общество моих

друзей, потому что уже недалеко было время нашего расставания, и я с трудом

привыкал к мысли, что обратный долгий путь из Самарканда в Европу мне

придется совершить одному.

Из Кермине мы отправились с заходом солнца, потому что ночная прохлада

сулила некоторое облегчение для нашей вконец измученной лошади; в полночь мы

остановились на два часа и наутро, еще до наступления зноя, добрались до

следующей станции. По дороге я во многих местах заметил каменные мильные

столбы, (Камень по-турецки - "таш", это слово употребляется также для

обозначе╜ния мили. Подобным образом возникло персидское "фарсанг" (в

современном персидском - "фарсах")* *из "фар" ("высокий") и "санг"

("камень").) одни целые, другие развалившиеся, поставлен╜ные еще Тимуром,

что и неудивительно, так как Марко Поло во *[155]* времена Октая нашел в

Средней Азии регулярное почтовое сообщение. Впрочем, вся дорога от Бухары до

Кашгара носит еще следы былой культуры, часто прерывающиеся, но

просле╜живающиеся вплоть до самого Китая. Теперешний эмир тоже захотел

отличиться и, чтобы польстить людскому ханжеству, повелел устроить в

нескольких местах у дороги небольшие возвышения в виде террас для совершения

молитвы; эти своего рода импровизированные мечети должны напоминать каждому

прохожему об исполнении его долга. У каждого времени, таким образом, свои

устремления.

Сегодняшний вечер мы провели в деревне Мир, в мечети, возвышающейся

среди красивого цветника. Я устроился спать неподалеку от пруда и очень

удивился, когда около полуночи меня разбудили крики целой толпы ссорившихся

туркмен. Это были всадники-текинцы, служившие во вспомогательных войсках

эмира во время его похода на Коканд и возвращавшиеся теперь в Мерв с отнятой

у киргизов добычей. Эмир хотел их цивилизо╜вать и дал некоторым туркменам

белые тюрбаны в надежде, что они снимут свои дикие меховые шапки. Они

послушно носили тюрбаны, пока были на службе у эмира, а потом, как я слышал,

продали их.

Из Мира мы прибыли в Катта-Курган (Большая Крепость), где находится

резиденция правителя губернии и живут самые знаменитые во всем ханстве

сапожники. Так как в крепость с ее мощными каменными стенами и глубокими

рвами ночью въе╜хать было нельзя, мы остановились в придворном караван-сарае

у самой крепости. (О Катта-Кургане, расположенном у канала Нурман, где сам я

не смог побывать, Радлов рассказывает следующее "Мы расположились здесь

очень хорошо, свои палатки мы разбили в роскошном саду эмира вокруг большого

пруда в густых тенистых аллеях могучих карагачей. Сад эмира довольно большой

и, хотя он не соответствует нашим понятиям о парке при загородном дворце,

тем не менее выгодно выделяется правильной планировкой, обычно здесь вовсе

отсутствующей, своими гигантскими деревьями и красивыми широкими дорож╜ками,

обрамленными высокими вьющимися шпалерами виноградных лоз. На краю сада

стоит дом эмира, имеющий несколько флигелей и двориков. Это весьма приятное

сооружение для проживания летом, не отличающееся, однако, никакими

украшениями. В главном флигеле расположен большой зал с двумя окнами в сад,

которые днем оставались открытыми, и галерея, ведущая во двор, расположенный

с другой стороны. Во дворе - небольшая мечеть, а рядом с нею жилые комнаты

чиновников. Справа от главного здания - женские покои, в центре которых

находится крытый дворик, куда свет попадает с потолка через башенное окно.

Стены везде просто побелены. К этому дворику примыкает еще несколько других,

для конюшен и служб. Здесь эмир каждое лето живет обычно один-два месяца, и

здесь я услышал действительно ужасающие истории об его нравах. Его постоянно

сопровождала целая свита женщин и мальчиков, и он требовал от своих дорогих

подданных все нового товара. Я предполагаю обойти молчанием эти стороны

летней жизни, которая далеко превосходит самый изощренный разврат нашего

цивилизованного мира.

Сад эмира расположен приблизительно в полуверсте к югу от города. От

него к городу ведет прямая, как стрела, дорога, каких я нигде больше в

Средней Азии не встречал Сам город Катта-Курган построен почти в форме

квадрата, и в середине каждой стороны имеются ворота: на южной стороне -

Самарканд-Дарваза (Самаркандские ворота), на восточной -

Айдер-Чаван-Дарваза, на северной - Базар-Дарваза, на западной стороне -

Бухара-Дарваза. В центре города на небольшой возвышенности стоит цитадель,

довольно незначительная. Улицы узкие и извилистые, а дома и каменные стены

большей частью наполовину развалившиеся. В городе я заметил только один сад,

впрочем, группы деревьев стоят еще возле мечетей. Во всем городе имеется

только одно здание, сложенное из кирпича, это мечеть, расположенная на

базарной площади рядом с цитаделью. Она называется Медресе-и Накып и

сооружена около 70 лет тому назад. Она также построена в форме

четырехугольника, замыкающего дворовое пространст╜во. Летом медресе пустует

В нем находились лишь два мюдарриса (учителя), хатиб, имам, муэдзин да еще

15 слепцов Зимой здесь будто бы бывает до ста человек. Базарная площадь -

это улица со многими изгибами и поворотами. Она начинается на юге, у

крепости, и тянется до Базар-Дарваза. В рядах домов по обеим сторонам ее -

открытые лавки, большая часть которых по небазарным дням бывает заперта.

Каждый день открыты лишь те лавки, в которых сидят ремесленники. На рыночной

площади я видел только два караван-сарая. Дома большей частью, как уже

говорилось, очень маленькие и чаще всего развалив╜шиеся. Многие из них

теперь стоят пустые, так как в них жили чиновники и солдаты. Жители самого

города по большей части очень бедны, это главным образом ремесленники,

рабочие и мелкие торговцы. Тут живет также 30-40 европейских семейств.

Богатых купцов здесь всего двое или трое. В небазарные дни город совершенно

пустынен, только на базарной площади увидишь группы людей, остальные улицы

кажутся вымершими.

Если мы с улицы через узкие ворота войдем во двор, то чаще всего сбоку

от ворот под глиняной крышей, опирающейся на деревянные столбы, увидим

кормушки для лошадей. В больших городах поблизости от базара, где население

живет очень скученно, они находятся в широком проходе, ведущем в маленький

дворик. Двор чаще всего имеет квадратную форму и обнесен стеной, одна

сторона которой служит одновременно стеной жилого дома. В дом можно войти

через несколько небольших деревянных дверей с грубой резьбой, перед которыми

возвышается терраса из утрамбованной глины в фут высотой. На террасе

разостлано несколько ковров. Двери ведут в приемные комнаты главы дома, куда

свет попадает через двор и через небольшие окна, заклеенные бумагой. Стены

приемных комнат чаще всего просто заляпаны глиной и только у богатых людей

побелены или украшены затейливым орнаментом. Потолок белый, у богатых

отделан красками и золотом. В стенах находятся ниши, и в них обычно хранятся

чайная посуда и библиотека хозяина, состоящая чаще всего из полурастрепанных

книг. В ней всегда есть Коран. Пол в приемных комнатах чаще всего устлан

туркменскими коврами, а на них разбросаны подушки в пестрых шелковых

наволочках. Для гостей поважнее в каждой комнате найдется толстое шелковое

ватное одеяло. В другой стене двора есть дверь побольше, и в ней время от

времени показываются детские головы, которые украдкой наблюдают за вновь

прибывшим гостем. Эта дверь ведет во второй двор, который устроен в общем

так же, как и первый, и служит для пребывания семьи".

* [156] *Здесь было полным-полно повозок, и вообще я заметил на дорогах

поразительное оживление, так как поход вызвал рост перевозок между Бухарой и

Кокандом. Из Катта-Кургана особая дорога ведет через пустыню в Карши; она,

по-видимому, часа на четыре короче, чем дорога, ведущая туда из Самарканда,

но путникам приходится брать с собою воду, так как на этом отрезке пути в

пустыне имеется несколько колодцев для животных, а для людей колодцев совсем

мало. Я слышал, перед чайными лавками возчики и крестьяне вели разговоры о

полити╜ке, что здесь, в деревне, более дозволено, чем в Бухаре. Бедные люди

с восторгом рассуждали о подвигах своего эмира; они рассказывали, что из

Коканда он якобы дошел до Китая и что, *[157] *распространив свою державную

власть на весь Восток, он захватит также Иран, Афганистан, Индию и

Френгистан, которые они считают соседними странами, и таким образом весь

свет будет поделен между султаном и эмиром.

Нашей пятой и последней станцией перед Самаркандом, после того как мы

выехали из довольно значительного селения Карасу, был Даул. Наш путь лежал

по возвышенностям, с которых были видны большие леса, простиравшиеся с левой

стороны. Мне говорили, что они тянутся до половины пути к Бухаре и в них

находят убежище узбекские племена хитай и кипчак, которые часто становятся

яги (врагами) эмира, напасть же на них не так легко, потому что они знают

все лазейки в своих лесах.* *Все, что я слышал в Бухаре, во многом охладило

большие ожидания, которые я возлагал на Самарканд относительно его

историческо╜го значения, тем не менее мною овладело невыразимое

любо╜пытство, когда мне указали на возвышавшуюся на востоке гору Чобаната, у

подножия которой лежала моя Мекка - цель моих стремлений. Поэтому я со

вниманием разглядывал все вокруг. Через два часа, когда мы спускались с

холма, я увидел наконец посреди хорошо возделанной местности город Тимура.

Должен признаться, что первое впечатление от разноцветных куполов и

минаретов, ярко сверкавших в лучах утреннего солнца, было своеобразным и

очень приятным.

Так как Самарканд благодаря очарованию прошлого и из-за его удаленности

считается в Европе чем-то необыкновенным, мы попытаемся, поскольку не можем

воспользоваться кистью, опи╜сать пером облик города. Поэтому я попрошу

читателя сесть в мою повозку, тогда он увидит на востоке уже названную гору,

а на конусообразной вершине ее - небольшой домик, где покоится Чобаната,

святой покровитель пастухов. (Горы, которые почти непрерывной цепью тянутся

в среднем течении Зеравшана, к югу от него именуются в целом Шахрисябзскими

горами, потому что в этих горах находится независимое от Бухары бекство

Шахрисябз. Эти горы состоят из двух хребтов, из которых северный в своей

восточной части называется Алтаба-Таг, а в западной - Каман-Баран-Таг, или

Самаркандские горы. Южный хребет, на южном склоне которого стоит город

Шахрисябз, называется Султан-Хазрет-Таг. Эти горы весьма высоки, и во многих

местах граница вечных снегов проходит значительно ниже их вершин. К западу

горы немного понижаются, но все еще есть значительные горные цепи. Из

Зеравшанской долины высоких гор я не заметил. К юго-западу от города

Катта-Кургана начинается новая горная цепь, которая круто повышается по

направлению к восточному плато и почти что острым углом вдается в

Зеравшанскую долину на 6-8 верст. Эта горная цепь называется Тим-Таг. Мне

говорили, что к юго-востоку от этой цепи гор находится обширная равнина,

простирающаяся якобы до Бухары и носящая название Орта-Ч╦ль (Средняя

равнина). Все эти южные горы террасами спадают до самой Зеравшанской долины,

так что дорога между Катта-Курганом и Са╜маркандом проходит большей частью

вдоль крайних отрогов гор. От северных пограничных гор параллельно реке

Пенджикент идут горы Шункар-Таг (Соколи╜ные горы); приблизительно в 15

верстах от Пенджикента Шункар-Таг поворачи╜вает на север и соединяется с

южными отрогами Сандзар-Тага; последние поворачивают на северо-запад и

тянутся до города Джизак. К горам Сандзар-Таг с востока примыкают горные

цепи Нуратанынг-Таги, которые отделяют Зеравшанскую долину от северных

Blog

Рассказывается о его странствованиях по Средней Азии в 1863 г