Пономарева Статьи Митр. Антония Учение об искуплении в книге Е. Трубецкого заключение указатель
| Вид материала | Указатель |
СодержаниеУчение об искуплении в богослужении |
- Экзаменационные билеты для абитуриентов, поступающих в кда, 165.64kb.
- Карл кениг братзвер ь ч еловек и ж ивотние в мифах и эволюции, 2771kb.
- Библиография по истории русской православной церкви в 988-1448 гг Список составлен, 1227.5kb.
- Указатель литературы, 670.67kb.
- Критицизм и мистицизм (Обзор кантианства в журнале «Вопросы философии и психологии»), 613.5kb.
- Н. О. Лосский Учение о перевоплощении По книге «Учение о перевоплощении. Интуитивизм», 1181.44kb.
- Мировая энергетика, 553.25kb.
- Мария Николаевна Пономарева, 621.44kb.
- Программа (название, автор) к-во ч в год, (в нед.), 78.94kb.
- Книга восьмая, 1274.27kb.
Учение об искуплении в богослужении
Так как церковное предание заключено не только в творениях отцов церкви, то для проверки того или иного догматического учения, важно определить его отношение к другому источнику, хранящему это предание – православному богослужению.
В православном богослужении выражается голос церкви при самом важном проявлении церковной жизни – «богослужении» по преимуществу114. Текст молитв и песнопений, употребляемых за богослужением принят церковью, а потому чистота заключенного в нем догматического учения не подлежит сомнению115.
В «Послании Восточных Патриархов» имеется следующее указание на чистоту догматического учения находящегося в богослужебных книгах Православной Церкви: «все сии книги содержат здравое и истинное Богословие и состоят из песней, или забранных из Священного Писания, или составленных по внушению Духа, так что в наших песнопениях только слова другие, нежели в Писании, а собственно мы поем то же, что в Писании, только другими словами»116.
При такой высокой оценке текста богослужебных книг было бы естественно, чтобы они широко использовались, как источник при изложении церковного вероучения117.
Но обращает на себя внимание не только недостаточное использование этого источника богословами-систематиками, но и различие в понимании отдельных догматов от учения, заключенного в тексте молитв и песнопений, употребляемых за богослужением.
На это обратил внимание еще в шестидесятых годах прошлого века Епископ Игнатий (Брянчанинов). Одной из неотложных задач будущего собора, «необходимого по нынешнему состоянию Российской Православной Церкви», он считал: «Пересмотреть Катехизис и Богословие и пополнить, дав им характер православно-восточный, подобный характеру богослужения православной церкви, так чтобы познания, оглашаемые Богослужением всенародно, были возвещаемы и катихизисом (и Богословием)»118.
Мысль святителя-аскета о замеченном им отличии богословской науки от Богослужения разделял и покойный Патриарх Сергий: «Кто хочет, говорил он, тот находит православие, но не в науке нашей, а в богослужении нашей церкви, в келлии старцев, около о. Иоанна Кронштадского и вообще в жизни»119.
Поэтому было бы чрезвычайно важно установить, насколько юридическое истолкование искупления соответствует пониманию его, заключенному в церковном богослужении.
Об этом ярко и живо высказался в речи пред защитой диссертации, упомянутый раньше свящ. И. Орфанитский. Во время работы над кандидатским сочинением «О первосвященническом служении Иисуса Христа»120, у автора «не возбуждалось ни малейшего недоумения по вопросу о каких-либо недостатках богословского термина «удовлетворение правде Божией, как сущности искупления». Напротив, все мои усилия, говорит он, были направлены к тому, чтобы найти самую рациональную аргументацию для оправдания мысли об удовлетворении Правде Божией. Так дело шло до Великого Пятка... И вот, когда я присутствовал за вечернею Великого пятка в трапезной церкви Лавры, как-то невольно для меня самого мне представилась резкая противоположность между трогательным богослужением во славу Распятого за ны при Понтийстем Пилате и между сухою, отвлеченною логической формулой догматики, предназначенною объяснить этот единственный по своему величию и значению факт во всемирной истории человечества. Любовь Божия требовала простить грешника, правда Божия требовала наказать грешника, – и вот, чтобы примирить правду с благостию требовалось удовлетворить правде Божией. Ужели, думал я, эта отвлеченная формула свела с небес на землю Сына Божия, вселила Его в утробу Девы, сделала Его Богочеловеком, привела Его ко кресту и к крестной смерти? Ужели эта отвлеченная формула заставляет биться миллионы сердец, вызывает на глазах слезы, заставляет громогласно звучать колокола по всему обширному пространству христианских стран; ужели эта формула созывает в храмы многие миллионы верующих в распятого Христа душ? – и я сильно усумнился, чтобы это было на самом деле действительно так, и никогда я еще не возвращался из храма столь взволнованным и смущенным, как в этот памятный для меня день Великого Пятка... И перестали меня утешать все переводы из немецких догматик»121.
Это заявление вызвало оживленный обмен мнений на диспуте122.
Проф. Беляев, как пробел диссертации, отметил, что сам автор совсем не использовал богослужебного текста, и что если догматисты мало пользуются содержанием богослужебных книг, то об этом следует только пожалеть».
На что автор заявил: «Я не думал, что можно пользоваться церковно-богослужебными книгами, как источником для ученой работы... Ведь это – материал далеко научно неразработанный… Я не решился воспользоваться для своей работы церковно-богослужебным материалом и потому еще, что находил в нем нечто несогласное с тем, что пишется в наших догматиках».
В конце диспута профессор А.П. Голубцов заметил, что высказанное диспутантом суждение о литургических памятниках, как сомнительном в догматических вопросах документе, ошибочно. При изучении вопроса об искупительной жертве Христовой следовало бы заняться исследованием литургии, которая таинственно связана с тем, что совершено было на Голгофе. «Тем необходимее было Вам привлечь к изучению в возможно большем числе списков литургии, что они служили и служат выражением церковного веросознания, а не являются отражением воззрений на изучаемый догмат отдельных только лиц, отцов и учителей церкви... И нельзя не удивляться и не пожалеть, что наши отечественные богословы чрезвычайно редко заглядывают в литургические исследования, очень мало пользуются и даже как бы гнушаются церковно-богослужебными книгами в своих богословских работах.
Этот обмен мнений не закончился на диспуте и был перенесен на страницы журнала «Вера и Церковь» (1905. №2-3).
Как это ни странно после высказывания о впечатлении, произведенном на него богослужением Вел. Пятка, свящ. Орфанитский в особом письме в редакцию журнала (№3) обосновал отсутствие в его работе ссылок на богослужебный текст не только, по его мнению, незначительностью догматического содержания этого текста по сравнению с творениями св. отцов, но и следующими аргументами, показавшими отсутствие у него самостоятельных взглядов: «Быть того не может, чтобы никто не только из русских, но и западных богословов не обратил внимания на этот источник (древние литургии)».
И что текстами церковных песнопений не пользовались догматисты Митрополиты Макарий, Филарет и Еп. Сильвестр и «наши профессора духовных академий» (№3 С. 434, 440-441).
С ним не согласились проф. Беляев и редактор журнала.
Ближайшее будущее показало ошибочность его мнения.
Если свящ. И. Орфанитский отметил в тексте богослужебных книг «нечто несогласное с тем, что пишется в ваших догматиках», то на существенное отличие между «догматиками» и богослужением в понимании искупления указал через десять лет проф. МДА Архим. (Архиеп.) Иларион (Троицкий).
«У церкви и теперь есть своя сокровищница богословия, существенно отличного от богословия школьного. Это сокровище – в богослужебных книгах. Ведь большая часть ваших богослужебных книг составлена тогда, когда даже не было никакого латинства и не было никакой схоластики, многие из богослужебных песнопений, стихир, канонов – писаны великими богословами древней церкви. В богослужении мы слышим чистый и неиспорченный отголосок богословия святоотеческого, древне-церковного. Уже несколько лет скорбь и горечь теснят мое сердце от сознания того, как искажена в нашем богословии христианская идея спасения, и без радостного трепета сердечного я не могу слышать нашего богослужения. Я радуюсь, как сын Церкви и как богослов, потому что каждую почти минуту в богослужении слышу те самые чистые и высокие понятия об истинах христианской жизни, которые пленили меня в богословии святоотеческом… В самой литургии, приступая к совершению величайшего таинства, мы, священники говорим в алтаре пред престолом о спасении совсем не то, чему нас учит школьная догматика»123.
В ряде статей Архим. Иларион прекрасно иллюстрирует свои мысли выдержками из литургийных молитв и церковных служб на господские праздники.
В период между приведенными высказываниями о ценности, богослужебного текста для выяснения церковного учения появилась прекрасно задуманная статья свящ. М.Е. Ашихмина: «Иисус Христос – Спаситель мира, по богослужебным книгам Православной Церкви»124.
Православное богослужение, говорит он, представляет собою «источник светлой, строго правильной мысли, целое мировоззрение, заключенное в прекрасную песненную форму» и положительно раскрывает истины христианства. При единстве содержания со Свящ. Писанием (автор ссылается на «Послание Восточных Патриархов»), наше богослужение является его объяснением и раскрытием.
Рассматривая богослужебные песнопения со стороны содержания безотносительно к их составителям, автор считает возможным привести их в «стройную и цельную систему, объединенную идеей искупления». Таким образом, темой его работы является «великое искупительное дело, совершенное Иисусом Христом». В отношении к этой теме автор и располагает отдельные главы своей работы, представляющей историю Божественного домостроительства (см.: №1. С. 46-49).
К сожалению, в исполнении своего намерения автор допустил ряд недостатков, понижающих ценность его работы125.
В работе не имеется правильно выработанной системы для распределения собранного материала, объяснения автора не исчерпывают всего содержания цитируемых текстов, ряд образов остается нераскрытым, отдельные места понимаются неправильно.
Но эти недостатки, в известной степени неизбежные при первом опыте, не уменьшают интереса ко всей работе и значительности отдельных выводов.
А эти выводы и цитируемые в подтверждение их тексты не содержат в себе юридического понимания искупления. Само искупление есть дело Божественной любви и свободы, освобождение человека от греха и смерти, таинственное обновление человеческой природы и уничтожение греха силою крестной смерти Христа и Его воскресения.
Эту свою основную мысль автор обосновывает многочисленными цитатами.
Его работу можно считать только началом, или вернее возобновлением, – так как отдельные опыты имелись в прошлом веке, – изучения догматического учения, заключенного в богослужебных книгах Православной Церкви, требующим своего продолжения и развития126.
Поэтому, при рассмотрении вопроса о соотношении этого учения со школьным изложением догмата искупления, так много места уделено в настоящем исследовании непосредственным высказываниям. И все эти высказывания свидетельствуют о том, что юридического понимания искупления не содержится и в этом источнике церковного предания.
Глубокое проникновение в тайну искупления, в соответствии с богослужением Православной церкви, можно найти в творениях о. Иоанна Кронштадского.