Geum.ru

Илья Ильф, Евгений Петров. Фельетоны, статьи, речи

Вид материалаДокументы
Чувство меры
Подобный материал:
1   ...   49   50   51   52   53   54   55   56   57

1935




Старики. - Впервые опубликован в газете "Правда", 1935. э 135, 18 мая.

Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, том III,

"Советский писатель", М. 1939.


ЧУВСТВО МЕРЫ




Чем ближе подходит страна к осуществлению мечты, которая веками томила

человечество, чем яснее рисуются прекрасные очертания нового общества, чем

больше мы начинаем понимать, на какую высоту поднялись. какие кручи

преодолели и как близка ослепительная вершина социализма, тем строже

становятся люди к самим себе, тем больше обостряются их зрение и слух, тем

ответственнее делается работа каждого - от уборщицы метро, гоняющейся за

пылинкой, до директора металлургического завода, руководящего десятками

тысяч рабочих и сотнями инженеров. И тем досаднее становится каждая помеха,

тем противнее делается всякая глупость. Так, например, стало нестерпимо,

почти физически больно видеть дурака, наблюдать его тошнотворную

деятельность. Думается, что это чувство знакомо многим.

Если внимательно рассмотреть большинство так называемых головотяпских

дел, с которыми сталкиваешься в жизни и о которых читаешь в газете, то

замечаешь между ними чрезвычайно тонкое, почти неуловимое сходство. Все они

вызваны одной и той же причиной - отсутствием чувства меры.

Скажем, так: товарищ Икс, не плохой, в общем, человек и работник,

совершил некоторым образом антиобщественный поступок. Поступок выразился в

том, что Икс на вечеринке в своем учреждении выпил лишнее, надел пальто

задом наперед и лег посреди зала на пол, мешая сослуживцам и их семьям

танцевать западные и восточные танцы. Его увели.

На другой день в стенгазете появилась заметка, в которой товарища Икса

справедливо порицали за неприличное поведение и призывали не повторять

впредь подобных поступков. Икс был очень опечален происшедшим и искренне

раскаивался.

Однако в тот же день было созвано экстренное общее собрание, где Икса

заклеймили самым страшным образом. Один оратор договорился даже до того, что

назвал поступок Икса вылазкой. Чьей вылазкой и куда именно вылазкой, он не

сказал.

Тем не менее какая-то культкомиссия на всякий случай отобрала у Икса

путевку в дом отдыха, которую он получил и еще не успел использовать.

Начальник учреждения тоже принял меры против совершенно

скомпрометированного сотрудника и уволил его со службы.

Жена бросила заклейменного Икса и, забрав детей, переехала к родителям,

а домоуправление стало взимать с него квартирную плату, как с лица свободной

профессии. Потом пришел монтер и молча унес телефон. Уже соседи начали было

поговаривать о том, что не худо бы врага общества выселить из дома, отдав им

освободившуюся площадь, как вдруг из прокуратуры раздался громовой

отрезвляющий голос:

- Вы что, товарищи, с ума сошли? Разве можно так поступать с человеком?

И начался великий откат. Все шарахнулись в другую сторону.

Голос раздался в десять часов сорок пять минут, а уже в одиннадцать

пришел монтер и молча повесил телефон на старое место, добавив вторую

розетку, которой раньше не было. Затем явилась жена, ведя перед собой детей.

Вид у нее был такой, словно она только на минутку уходила на рынок. В тот же

день Икса приняли на прежнюю службу, уплатили за вынужденный прогул и

неизвестно за что премировали сапогами. Взамен утраченной путевки он получил

новую, бесплатную, на два месяца. Местком устроил в честь Икса бал, на

котором всячески прославлялась его многолетняя ,и полезная деятельность, а

так же безукоризненное поведение. Что же касается стенгазеты, то ее редактор

получил строгий выговор за то, что опорочил товарища Икса.

Таким образом, опять началась какая-то чепуха и снова пострадал ни в

чем не повинный человек. Ведь стенгазета была права, когда порицала Икса за

неприличный поступок. Но в безумном стремлении исправить ошибку с шумом и

гамом сотворили новый перегиб.

Это шуточная, выдуманная история, но разве она неправдоподобна, разве

не бывает таких историй, когда из-за отсутствия чувства меры совершают

отвратительные глупости?

Первого мая в Иркутске 18-я средняя школа готовилась к участию в

праздничном шествии.

Был там старый учитель Ткаченко, известный как лучший преподаватель и

общественник. За образцовое ведение кружка авиамоделистов Ткаченко был

трижды премирован. С особенной любовью и старанием он подготовлял школьников

к первомайским дням. Он придумал и изготовил гигантский глобус и организовал

полет бумажного шара над площадью.

В общем, все было прекрасно. Ткаченко шел в колонне, окруженный детьми

и товарищами по работе. Все были веселы, тащили глобус, пели и старались

идти в ногу. Счастливый день!

Внезапно к колонне мелкой рысью подбежал Сельдищев, инструктор гороно.

Он был бледен и еще издали махал руками. Как видно, инструктор собрался

возвестить какую-то чрезвычайную инструкцию. Пение прекратилось, глобус

перестал вертеться, и школа остановилась.

Инструктор направился прямо к учителю Ткаченко и решительно предложил

ему покинуть колонну.

- По личному распоряжению заведующего краевым отделом народного

образования товарища Басова, - сообщил инструктор.

- За что?

- За то, что вы не в летнем костюме.

- Но ведь сегодня холодно.

- Товарищ, выполняйте приказание.

- Ведь это все-таки Иркутск, а не Ялта.

- Выполняйте приказание, товарищ.

- Я, наконец, пожилой человек. Мне здоровье не позволяет ходить в майке

и белых штанах.

- Выполняйте, товарищ, приказание.

Колонна ушла, а почтенный учитель остался, в одно мгновение

превратившись из уважаемого члена коллектива в подозрительного одиночку - не

то частника, не то разоблаченного внутреннего эмигранта. Он печально

посмотрел на удаляющийся глобус, который еще вчера клеил, подумал-подумал и

побрел домой.

Идиотизм этого происшествия ясен. Не требуется никаких дополнительных

разъяснений. Гораздо интереснее причины, которые вызвали это происшествие.

Всем, конечно, хочется, чтобы первомайская процессия имела наиболее

нарядный вид, чтобы все ее участники носили светлую одежду. Но каждое

хорошее начинание можно изгадить, превратить в труху. Заведующий краевым

наробразом вполне преуспел в этом, опозорив и оскорбив заслуженного

педагога. Красивый вид он предпочел здравому смыслу.

Хорошо еще, что Басов не заведует образованием на острове Диксон. Там

он разогнал бы всю первомайскую демонстрацию. Как сообщает корреспондент

"Правды", на Диксоне встречали праздник в оленьих дохах и пимах. Этого

Басов, конечно, не потерпел бы. Светлый праздник труда и весны - и вдруг

какие-то меха! В майках надо, товарищи! В трусиках! В тапочках! Порядка не

знают!

Большое опасение вызывает дело народного образования в Иркутске,

которым руководит человек неуравновешенный и совершенно лишенный чувства

меры.

Вероятно, Басов станет оправдываться тем, что он получил директиву

вывести школьников в летнем. Что ж, могло быть такое разумное распоряжение.

Но ведь каждая директива дается в расчете на то, что выполнять ее будет

человек с головой на плечах.

Нельзя же все приказы, распоряжения и инструкции сопровождать тысячью

оговорок, чтобы Басовы не наделали глупостей.

Тогда скромное постановление, скажем, о запрещении провоза живых

поросят в вагонах трамвая должно будет выглядеть так:

"1. Запрещается во избежание штрафа провозить в вагонах трамвая живых

поросят.

Однако при взимании штрафа не следует держателей поросят:

а) толкать в грудь;

б) называть мерзавцами;

в) сталкивать на полном ходу с площадки трамвая под колеса встречного

грузовика;

г) нельзя приравнивать их к злостным хулиганам, бандитам и

растратчикам;

д) нельзя ни в коем случае применять это правило в отношении граждан,

везущих с собой не поросят, а маленьких детей в возрасте до трех лет;

е) нельзя распространять его на граждан, вовсе не имеющих поросят;

ж) а также на школьников, поющих на улицах революционные песни".

И так далее. Писать можно до бесконечности, потому что невозможно

предусмотреть все, что может натворить осатаневший администратор.

Есть такая чрезвычайно полезная штука - агроминимум. Но вот в Кантском

райисполкоме Киргизской АССР и в это ясное и важное мероприятие внесли

истерическую ноту. В обязательном постановлении, изданном по этому поводу,

есть пункт 3-й VIII раздела:

"Организовать уничтожение воробьев, грачей, уничтожив в первую очередь

гнезда".

Самый пункт ничем, собственно, не угрожает населению Кантского района.

Зато 9-й пункт этого же раздела наводит страх:

"Лица, виновные в нарушении настоящего обязательного постановления,

подлежат ответственности в административном порядке: штрафу до 100 рублей

или принудительным работам на срок до 1 месяца, а в особо злостных случаях

привлечению к уголовной ответственности по декрету правительства от 7

августа 1932 года, как за расхищение общественного имущества".

Позвольте! За неуничтожение воробьев отвечать как за расхищение

общественного имущества?

Что за глупость! Почему тогда не карать за "неуничтожение воробьев и их

гнезд" как за разбойное нападение, или кражу со взломом, или за изготовление

фальшивой монеты?

Закон от 7 августа - это очень серьезный закон и имеет в виду никак не

воробьев, а птиц совсем другого полета. Неужели и этот исторический закон

снабжать специальными оговорками по типу трамвайной инструкции о поросятах,

чтобы кантское начальство могло его понять?

Казалось бы, что общего между историей учителя Ткаченко и этим вот

воробьиным делом? Что общего между этими обоими делами и делом студента

Сверановского, которого за ссору в трамвае приговорили к двум годам тюрьмы,

или случаем в Сидоренковской школе, где в попечении о нравственности детей

(вопрос важный и злободневный) пошли на безумную затею: стали

свидетельствовать всех школьниц "на предмет установления невинности"?

Есть общее. Это делали люди, лишенные чувства меры и все доводящие до

абсурда.

Праздник 1 мая - замечательный праздник.

Закон от 7 августа - важнейший закон.

Борьба с хулиганством - актуальнейшая проблема.

Наблюдение за нравственностью детей - первейшая задача педагога.

А что получилось у этих людей?

В заботе о красоте праздника оскорбили учителя. Закон о расхищении

общественного имущества пытаются применить идиотическим образом. Борьбу с

хулиганством дискредитируют несправедливым приговором. А в борьбе за

нравственность совершили безнравственный, отвратительный поступок.

И все это делается не от излишнего усердия, не от рвения к работе, а от

мучительного желания избавиться от работы, спастись от железной

необходимости думать о том, что делаешь.

Здесь под видом бурной деятельности скрывается глубокая пассивность,

особенно нетерпимая сейчас, в дни блестящего расцвета всех производительных

и интеллектуальных сил страны.