Geum.ru

Лазарев в. Н. Русская иконопись от истоков до начала XVI века

Вид материалаДокументы
[Глава V] Псковская школа
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   ...   56


[Глава V] Псковская школа

[V.1. Вводная часть]


139 Грищенко А. Вопросы живописи. Вып. 3. Русская икона как искусство живописи. М., 1917, с. 70–86. 140 Grabar I. Die Malerschule des alten Pskow. — «Zeitschrift für bildende Kunst», Jg. 63, 1929–1930, Hf. 1, S. 3–9 (эта статья перепечатана в сборнике статей И. Э. Грабаря «О древнерусском искусстве», с. 222–232). 141 Grabar I. Die Malerschule des alten Pskow, S. 9 [цит. по рус. изд.: Грабарь Игорь. О древнерусском искусстве, с. 232].

Псковская школа иконописи является открытием последних десятилетий, когда начали систематически расчищать происходящие из Пскова и его окрестностей иконы. Хотя термином «псковские письма» охотно пользовались собиратели XIX века, термин этот еще лишен был конкретного содержания. Впервые о псковской школе настойчиво заговорил художник А. В. Грищенко 139, но в его распоряжении не было достаточного количества фактов, в силу чего все его рассуждения носили несколько отвлеченный характер. Более определенно вопрос о псковской школе поставил И. Э. Грабарь 140, уже опиравшийся на новый материал — на расчищенные иконы, вывезенные из Пскова. Правда, таких икон было еще мало, однако это не помешало И. Э. Грабарю написать слова, в значительной мере ставшие пророческими. «Уже теперь Псков ясен не меньше, а скорее больше, чем Суздаль, но недалеко время, когда псковская школа предстанет перед нами, быть может, с такими же легко определимыми оттенками, какие мы сейчас уже различаем в школе новгородской» 141. Действительно, после новых реставрационных открытий специфические черты псковской иконописи выступили настолько четко, что у нас есть все основания говорить о псковской живописи как особой школе.

Псков был древним городом, центром земли северных кривичей. Как и Новгороду, ему удалось избегнуть татарского ига, что способствовало сохранению накопленной им культуры и ее расцвету в XIII–XV веках. До 1348 года Псков входил в число новгородских пригородов. На основании Болотовского договора он получил полную самостоятельность, превратившись в равноправный с Великим Новгородом политический центр. Этот свободный город имел свое вече, которое издавало законы, принимало или отвергало князя, выслушивало доклады своих посольств, судило по важнейшим делам, утверждало расходы по строительству крепостных стен. Но, как и в Новгороде, реальная власть принадлежала боярским кругам — посадникам и совету (господа). В совет входили представители шести «концов», на которые делился город. «Концы» в свою очередь делились на «сотни», выбиравшие своих «сотских», а «сотни» — на «улицы», имевшие своих «уличанских старост». В вечевых собраниях участвовали не только знать, но и «черные люди», массы ремесленного и торгового населения. Роль князя была в Пскове еще более скромной, нежели в Новгороде, а местное боярство не могло сравниться по влиятельности с новгородским, так как вследствие малой территории Псковской области здесь не получило развитие крупное землевладение. Земля находилась преимущественно в руках мелких собственников, составлявших большинство на псковском вече. Духовенство, особенно белое, не было резко обособлено от демократических слоев населения и не обладало самостоятельным политическим весом. В церковных кругах Пскова сильна была плебейская прослойка. Псковские священники принимали деятельное участие в административно-хозяйственной жизни города, объединяясь в многочисленные «соборы». В среду духовенства проникали светские настроения, что отразилось хотя бы в содержании и стиле Псковской летописи, в которой налет церковности весьма незначителен. Эта летопись совершенно чужда изысканной книжности, она просторечива и крепко привязана к своему областному языку. Не случайно именно в Пскове зародилась ересь стригольников, которая затем перекинулась в Новгород. Эта ересь привлекала широкие круги ремесленников своим свободомыслием, и если мы и не найдем ее прямого отражения в псковской живописи, то она несомненно способствовала менее каноничному и более индивидуальному подходу к традиционным иконографическим типам, получившим в псковских иконах необычайно смелое истолкование.

Псковская иконопись имеет свое ярко выраженное лицо. Композиции псковских икон чаще всего асимметричны и малоустойчивы, рисунок неточный, но по-своему всегда выразительный, колорит густой и скорее сумрачный с преобладанием изумрудно-зеленых и темно-зеленых, почти черных тонов, плотных вишневых, красных с характерным оранжевым либо розовым оттенком, мутных синих, серовато-зеленых. Фоны чаще желтые, хотя встречаются и золотые. Широчайшее применение находит разделка одеяний с помощью тончайших золотых линий, придающих красочной поверхности мерцающий характер. В колорите с его цветовыми контрастами есть что-то порывистое, драматичное. Этому впечатлению способствует совсем особая трактовка темной коричневой карнации с резкими высветлениями и с не менее резкими бликами. Манера письма широкая и энергичная, с неравномерным распределением красочных пигментов. Художественный язык псковской иконы предельно экспрессивен. Этим он в корне отличен от гармоничного, уравновешенного языка московской иконы. Здесь невольно напрашивается аналогия с сиенской и болонской школами живописи XIV века, не менее резко отличающимися друг от друга. Пожалуй, из всех древнерусских иконописных школ псковская была наиболее демократичной по духу и наиболее непосредственной и импульсивной по формам выражения.