Джон Мейнард Кейнс изменили наш мир, и рассказ

Вид материалаРассказ
Противоречия Йозефа Шумпетера
Роберт л. хайлбронер
Роберт л. хайлбронер
Противоречия Йозефа Шумпетера
Роберт л. хайлбронер
Роберт л. хайлбронер
Противоречия Йозефа Шумпетера
Роберт л. хайлбронер
Мы можем аналогичным образом предположить, что всякий здоровый человек в состоянии что -либо на
Противоречия Йозефа Шумпетера
Подобный материал:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   36
Философы от мира сего

обнаружил, что увяз в долгах. Следующая деталь характерна для этого будущего аристократа: он предпочел не прятаться за законами о банкротстве, а полностью рассчитаться с кре­диторами, для чего пришлось пожертвовать значительной частью капитала, и продолжал платить по долгам из своего кармана в течение десяти лет после того. Словно он был не­достаточно несчастен, Шумпетер женился на очарователь­ной двадцатиоднолетней дочери управляющего имением его матери, роман с которой длился уже пять лет, а через год она умерла при родах. Потеря сделала Шумпетера еще более угрюмым. Истинная трагедия сопровождалась исто­рией комичной, но настолько характерной, что о ней нельзя не рассказать. Шумпетер никак не мог решиться и поведать друзьям о скромном происхождении своей избранницы. В предшествовавший женитьбе год она отсутствовала, ибо, по его словам, получала достойное образование в частных школах во Франции и Швейцарии. На самом же деле она жила в Париже, где работала служанкой.

Теперь-то и началась его настоящая карьера: он получил должность приглашенного профессора в Японии, Германии, а затем и в Гарвардском университете, где манеры и своеобраз­ный плащ быстро превратили его в местную легенду. Здесь он женился на Элизабет Буди, которая также была экономистом. Наконец, именно здесь он объявил депрессию полезным хо­лодным «дюшем», и по крайней мере один студент помнит об этой ремарке до сих пор.

На самом деле депрессия стала испытательным поли­гоном для идей Шумпетера. Если капитализм и правда был обязан своей энергией находчивым предпринимателям, то что же случилось в смутные 1930-е? Кейнсутверждал, что де­прессия отражала ожидания бизнесменов относительно бу­дущего, но подобная теория не требовала объяснения того, почемуt собственно, «жизнерадостность» пошла на убыль. Шумпетер поставил перед собой более трудную задачу, по­скольку решил объяснить как взлеты, так и падения эконо-

384

ГЛАВА 9. Противоречия Йозефа Шумпетера

мики с помощью инноваций и стремившихся скопировать их последователей. И не думавшая кончаться депрессия, таким образом, отчаянно требовала объяснения недостатка инноваций.

В своем монументальном двухтомном труде «Циклы деловой активности», увидевшем свет в 1939 году, Шумпе-тер в основном опирался на две версии произошедшего. От­части он относил свирепость депрессии на счет того факта, что существует три типа циклов — короткие, более длинные, продолжительностью от семи до одиннадцати лет, и, нако­нец, тянущиеся около полувека базовые циклы, связанные с эпохальными изобретениями вроде парового двигателя или автомобиля, — а к началу тридцатых годов экономика нахо­дилась в нижней точке сразу трех циклов. Второй причиной невзгод считалось негативное влияние внешних факторов, таких как революция в России и некомпетентная политика правительства. Их присутствие было невозможно объяснить с точки зрения теории деловых циклов, но от этого их значе­ние не уменьшалось.

Подобное истолкование кризиса никак нельзя было на­звать неразумным, хотя феномен толпы последователей так и не укрепился в качестве общепринятого объяснения возник­новения циклов. Но книга Шумпетера интересует нас совсем по другой причине. Капитализм, как и любая система органи­зации общества, не способен выжить на одном лишь хлебе. Для выживания необходима вера, в данном случае — вера в ценности и добродетели порождаемой им цивилизации, ко­торая, в свою очередь, поддерживает его жизнеспособность. Несмотря на безусловный успех экономической составля­ющей системы, она начинала утрачивать свою движущую силу — веру.

Таким образом, конец книги более чем противоре­чив — уже не в первый раз! Если судить с чисто экономиче­ской точки зрения, будущее капитализма выглядит вполне радужно; как заявляет сам Шумпетер в предпоследней фра-

385

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

зе своей книги, если его идея о трех типах циклов верна, ближайшие три десятилетия должны быть гораздо более успешными, чем последние двадцать лет. Хотя финальная фраза вновь сбивает читателя с толку: «Но вряд ли сто­ит ожидать, что социологическая ситуация изменится к лучшему»1.

Зародыш подобного аргумента можно отыскать в «Тео­рии экономического развития», а в «Циклах деловой актив­ности» содержатся и более четкие наброски. Тем не менее законченная картина будущего капитализма не появилась до 1942 года, когда Шумпетер опубликовал работу «Капитализм, социализм и демократия», и наше представление о том, как работает система, сильно изменилось.

Книга начинается с Маркса. Увлеченный прежде все­го собой, Шумпетер, как ни странно, в интеллектуальной жизни воевал не за себя, а против других. Первой мишенью был Кейнс: обладатель системы взглядов, противоположной шумпетеровской, он к тому же привлекал к себе внимание и наслаждался восхищением всего мира, тогда как нашему ге­рою приходилось довольствоваться признанием в универси­тетских крзпгах. Что совсем на него не похоже, Шумпетер так и не удосужился отдать Кейнсу должное. Когда появилась «Общая теория...», в своей рецензии он всячески расшарки­вался перед ее автором («одним из самых выдающихся лю­дей, обративших внимание на экономические проблемы»), но повел себя крайне недостойно и, кажется, глупо по от­ношению к самой книге («чем меньше о ней будет сказано, тем лучше»2).

Главным противником Шумпетера на интеллектуальном фронте был вовсе не Кейнс, а Маркс. Шумпетер изучал его в
  1. J. A. Schumpeter, Business Cycles (New York: McGraw-Hill, 1939), vol. II, p. 1050.
  2. Review of Keynes's General Theory // Journal of the American Statistical Association, December 1936.

386

ГЛАВА 9. Противоречия Йозефа Шумпетера

студенческие годы и обсуждал с наиболее талантливыми мо­лодыми марксистами вроде Рудольфа Гильфердинга и Отто Бауэра. Он лучше какого-либо другого западного экономиста был знаком с существовавшим тогда корпусом работ Маркса (большинство трудов Мавра достигли англо-американского мира лишь в пятидесятых годах). В Гарварде он охотно пу­скался в дискуссии о Марксе с младшими коллегами и, вообще говоря, относился к тому объективнее, чем к Кейнсу! Поэто­му вряд ли стоит удивляться, что «Капитализм, социализм и демократия» начинается именно с Маркса, как единственно­го достойного интеллектуального оппонента.

«Маркс — пророк», «Маркс — социолог», «Маркс — экономист», «Маркс — учитель» — таковы названия первых четырех глав книги. Уже начинает становиться ясным, в чем экономисты согласятся, а по поводу чего разойдутся в своих мнениях. Для Маркса определяющими качествами капита­лизма были диалектическое преобразованием порождаемое самой системой неравновесие. Конечно, Шумпетер не мог с этим не согласиться, ведь именно Марксова концепция раз­вития капитализма лежала в основе его собственных взгля­дов. При этом Маркс в качестве главной причины подобной динамики называет противостояние рабочего класса классу собственников — противостояние, которое вызывает не­прерывное уменьшение прибавочной стоимости, а значит, заставляет всех капиталистов, а не только первопроходцев, защищать свою прибыль с помощью сберегающих труд ин­новаций.

Вот тут Шумпетер вынужден не согласиться со сво­им предшественником. Он предлагает нам иной взгляд на проблему, где центральное место занимает «буржуазный» аспект капитализма, а не его более дикие, хищнические свойства. По Шумпетеру, этим буржуазным компонентом был рациональный, любящий жизнь капиталист, казавшийся ему прямой противоположностью хамоватого, помышляв­шего лишь о славе воина. «Эволюцию буржуазного образа


387

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

жизни, — писал он, — можно легко и с пользой проследить на примере возникновения пиджачного костюма»1. Подобную ремарку вполне можно было обнаружить у Веблена. Таким образом, по мнению Шумпетера, капитализм обязан своей подвижностью не главному действующему лицу — буржуаз­ному капиталисту, — а чужаку, выскочке-предпринимателю. Тот же Веблен или Маркс вряд ли углядели бы здесь разли­чие, но оно является ключевым для шумпетеровского анали­за системы.

Мы не будем подробно останавливаться на других рас­хождениях с Марксом. Возможно, Шумпетер не осознавал истинной силы своего противника, но, по всей видимости, понимал, что перед ним интеллект гигантских масштабов, с которым следует бороться — и побеждать — по предложен­ным им же правилам. Именно этим он и решил заняться. Уже на следующей за главой «Маркс — учитель» странице нас встречает вопрос: «Может ли капитализм выжить?» Ответ вызывает удвоенное потрясение: «Нет, не думаю».

Но если капитализм и правда обречен, то уж точно не по выдвинутым Марксом причинам. А значит, нас ожидает блистательное описание того, что сам Шумпетер называл «убедительным капитализмом». Что такое убедительный ка­питализм? Он напоминает разумное воплощение того сце­нария, который впервые написал Кейнс, сценария непре­рывного роста на протяжении ста лет. Шумпетер предстает перед нами во всей красе. Опасения пессимистов по поводу исчерпания инвестиционных возможностей отодвигают­ся в сторону легким движением руки: завоевание воздуха, утверждает он, по масштабам не будет уступать завоеванию Индии. Обеспокоенность других экономистов распростра­нением неповоротливых монополий точно также поднима­ется на смех: Шумпетер сравнивает процесс появления ин­новаций с « неутихающим ветром творческого разрушения »,

1 Ibid, р. 126.

388

ГЛАВА 9. Противоречия Йозефа Шумпетера

причем главными новаторами являются сами «монополии». Все готово к появлению прямого опровержения суждений Маркса. Убедительный капитализм представляет собой реа­листичную модель экономической системы, вовлеченной в процесс постоянного и гарантирующего свое продолжение роста.

Пришло время коснуться присущих Шумпетеру про­тиворечий: даже если капитализм успешен с экономической точки зрения, о социологической его составляющей такого сказать нельзя. Возможность подобного расхождения возни­кает по той причине, что экономическая основа капитализма, как мы знаем, приводит к появлению собственной идеологи­ческой надстройки — разумной, а не романтической, крити­ческой, а не героической, подходящей людям в пиджаках, а не в доспехах. Именно капиталистический образ мыслей, капи­талистическая менталъностъ в конечном счете и приводит к обрушению системы:

Капитализм порождает нормы интеллектуальной критики у которые после ликвидации морального ав­торитета большинства институтов обращаются в конечном счете против него самого. Буржуа неожи­данно замечает, что рационалистическая установка не заканчивается на титулах королей и пап, а с такой же силой атакует частную собственность и всю си­стему буржуазных ценностей \

Так великая предпринимательская авантюра подходит к концу, но вовсе не из-за волнений рабочего класса или неспособности системы противостоять усугубляющейся череде кризисов, а просто потому, что изменилась атмо­сфера вокруг. Все меньше значат личность и сила характе­ра; на первый план выходят бюрократы и управленцы. Даже

1 Ibfd, р. 143.

389

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

инновация оказывается загнанной в рамки повседневности и низводится до простой привычки. Буржуазная семья, этот великий приводной ремень капиталистических ценностей, подхватывает вирус рационализма. Буржуазия как класс те­ряет веру в себя. И хотя на первый взгляд кажется, что все в порядке, «глубоко внутри развивается тенденция перехода к другой цивилизации»1.

Опять переворачиваем страницу: «Жизнеспособен ли социализм? Конечно да»2. Речь идет о социализме шумпете-ровского толка: добродетельной, бюрократической плановой экономике. Мы бегло обсудим ее позже. Обратите внимание на силу аргументации Шумпетера: он победил Маркса на его территории. Казалось бы, он сдается на милость противника в ключевом вопросе о жизнеспособности капитализма. Но по­ражение моментально становится победой, стоит Шумпете-ру продемонстрировать или, по крайней мере, предположить, что капитализм уступит место социализму вовсе не по тем причинам, что назывались Марксом, а по тем, что выдвинул он сам! Марксу отданы все возможные почести, но последнее слово остается за Шумпетером.

Действительно ли это так? Вопрос крайне важный: на кону не только адекватная оценка вклада Шумпетера, но и прогноз относительно будущего системы, жителями которой мы являемся.

Первые ощущения — слепое обожание, замешенное на раздражении. Шумпетер не может удержаться от позерства, идет ли речь о добропорядочных буржуазных консерваторах или приверженцах Маркса. На страницах книги можно най­ти много его любимых идей. Так, Маркс, оказывается, был ве­ликим консерватором (!), монополии «увеличивают сферу приложения сильных и сокращают сферу приложения сла-
  1. Ibid., р. 163.
  2. Ibid., р. 167.

390

ГЛАВА 9. Противоречия Йозефа Шумпетера

бых интеллектов», а чем более приближена к «полному капи­тализму» та или иная нация, тем с меньшей вероятностью ее поведение будет агрессивным. Несомненно, последнее суж­дение озадачит студентов, изучающих британский империа­лизм XIX века или внешнюю политику США в веке XX.

Эти типичные для автора цветистые выражения стоит рассматривать в контексте всей его аргументации. Разве нет в ней рационального зерна? Не кажется ли нам знакомой кар­тина огромной, абсолютно не исследованной территории новых производственных возможностей? Не напоминает ли о чем-нибудь движение к все большей бюрократизации как в государственном, так и в частном секторе? Наконец, проро­ческими оказались строки об отмирании буржуазной этики. Напомню, что книга увидела свет в 1942 году. В качестве на­блюдателя Шумпетеру не было равных. Ему удалось одним махом выставить на посмешище левый фланг, ждавший неми­нуемого конца капитализма, развенчать иллюзии центристов, убежденных в том, что умеренное манипулирование государ­ственными расходами способно раз и навсегда решить все проблемы, и дискредитировать невеселые предсказания пра­вых, считавших, что мы ступили на дорогу, ведущую к рабству. Несмотря на это, его прогноз нельзя оценить одно­значно: при ближайшем рассмотрении он оказывается не без недостатков. Шумпетер,вневсякогосомнения,былправ,гово-ря о большом будущем технологий, но он не сумел предвидеть, что сама природа многих изобретений — от ядерного оружия и энергии до компьютера — сделает их не только заманчивым вариантом для инвестиций, но и угрозой для существования капитализма. Можно только восхититься точностью его про­рочества о неизбежной бюрократизации крупного бизнеса, но очевидно и другое: рост неуклюжих великанов индустрии не сделал их поведение менее агрессивным. Вид сражающих­ся за международные рынки гигантских корпораций едва ли согласуется с предсказанием о схождении на нет склонности капитализма к расширению своих владений.

391

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

Действительно ли можно говорить о том, что капита­листический мир погрузился в апатию, потерял веру в себя? Если бы эти строки писались в 1960-х, нам оставалось бы только снять шляпу, ведь тогда западный капитализм, оче­видно, двигался по направлению к плановой экономике. Тридцать с лишним лет спустя тезис Шумпетера выглядит не столь убедительно. Вера в капиталистические ценности отвоевала свои прежние позиции не только в США, но и в Европе, в то время как движение по направлению к плану принесло вначале рост, затем инфляцию и, наконец, потерю веры в жизнеспособность планирования как такового. За­ключительным ударом по плановой системе стало крушение Советского Союза.

Конечно, стоит отметить, что Шумпетер писал о долго­срочном периоде, тогда как мы критикуем его в рамках крат­косрочного периода. Возрождение может оказаться лишь временным, и на смену ему придет капитализм с элементами мягкого социализма. Вероятно, рано или поздно бюрократи­зация возьмет верх над стремлением к господству над сопер­никами, и огромные транснациональные корпорации, объ­единившись в своеобразный картель, разделят мир на частные королевства — так, как это делали сто лет назад, в эпоху импе­риализма.

Да, это всего лишь домыслы, но ведь и Шумпетерова картина мира — тоже домысел: рисуя один из возможных капитализмов, он совершенно не пытается убедить нас в его единственности. Да, предложенный им сценарий очень по­учителен, но он не вытекает из развития системы с такой же неопровержимостью, как, например, доктрины Смита, Ри-кардо или Маркса. Все дело в том, что прогноз Шумпетера по сути своей вовсе не является прогнозом экономическим. Скорее мы имеем дело с набором зачастую крайне остроум­ных утверждений относительно социальных и политических феноменов, справедливость которых нельзя доказать с той же надежностью, что позволила Смиту и Марксу построить свои


392

ГЛАВА 9. Противоречия Йозефа Шумпетера

внушительные теории. Зловещую роль в судьбе капитализма у Шумпетера играет разочарованный системой интеллекту­ал, но он вовсе не подчиняется императиву, гнавшему вперед капиталиста-накопителя или суетящегося купца; бизнесмен, решающий, что игра не стоит свеч, делает это под давлени­ем культурных, а не экономических факторов. Да и разве сам Шумпетер, довольный собой, не заключил, что экономиче­ских процессов самих по себе недостаточно, чтобы сделать вывод о дальнейшем направлении развития системы?

Следовательно, его наследие нельзя оценивать по тем же критериям, что работы других философов от мира сего. Его предсказания касаются не столько экономики, сколько общества в целом, он размышляет о том, в каком направле­нии могут подуть ветры культурных перемен. Благодаря сво­им аристократическим замашкам, свойственной настоящему ученому надменности и печальному опыту в реальной поли­тике и предпринимательстве, Шумпетер, по всей видимости, был способен выносить более взвешенные суждения, чем Кейнс, добивавшийся успеха слишком легко, и Маркс, кото­рый был воплощением неудачника. Жаль только, что в жертву острой как бритва наблюдательности была принесена строгая экономическая логика, служившая столь мощной опорой для взглядов мыслителей прошлого.

Последствия выводов Шумпетера в высшей степени тревожны, причем не только для капитализма, но и для всей экономики. Не стоит ли считать главной заслугой великих экономистов минувших эпох способность определять на­правление движения системы? Вообще говоря, не построена ли вся экономическая наука на возможности мало-мальски четкого предсказания грядущих событий? Согласно Шум-петеру, теперь все это в прошлом — каковы бы ни были про­видческие способности экономической науки, они не имеют никакого значения. Так ли это? Мы рассмотрим этот важней­ший вопрос в последней главе. А пока нам есть что добавить к

393

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

рассказу об этом идеалисте. Впереди последний поворот сю­жета, и он сулит нам нечто куда большее, чем просто штрих к биографии Шумпетера.

Давайте вновь вспомним о центральном противоречии в шумпетеровской интерпретации капитализма. Мы лег­ко найдем его в «Теории экономического развития» — речь идет об описании системы как, с одной стороны, статичного, инертного, неизменного «кругооборота доходов», а с дру­гой — конструкции, подверженной воздействию того, что потом назовут «ветром творческого разрушения». Поче­му Шумпетер позволил себе нарисовать настолько богатый противоречиями портрет системы? Какой смысл говорить о неизменном кругообороте доходов как квинтэссенции той самой системы, что характеризуется непрерывным процес­сом изменения?

Объяснение самого Шумпетера хорошо известно: кру­гооборот позволяет нам по достоинству оценить роль пред­принимательства как не только движущей силы капитализ­ма, но и единственного источника прибылей. Существует и другое понимание странного сочетания покоя и изменения. Шумпетеровские предприниматели, как мы помним, не про­исходят из какого-либо конкретного класса — они просто лучше других знают, что такое инновации. А значит, капита­листическое «развитие», по существу, не является неотъем­лемым свойством капитализма. А вот приведение системы в движение некапиталистической элитой еще как является!

Очевидно, сам Шумпетер был высокого мнения об историческом значении «элит» — малочисленных групп необычайно одаренных людей. Давайте обратимся к его соб­ственным строкам из «Теории экономического развития», в которых он рассматривает музыкальный дар:

Мы можем аналогичным образом предположить, что всякий здоровый человек в состоянии что -либо на -певать, если только у него есть желание петь. Пусть

394

ГЛАВА 9. Противоречия Йозефа Шумпетера

половина населения обладает вокальными способно -стяни среднего уровня, четверть его поет хуже, чем эта половина, но оставшаяся четверть отличается повышенными способностями. Если в пределах этой последней четверти мы станем двигаться в направ­лении растущих способностей, то число людей, об­ладающих таковыми, будет уменьшаться, и наконец мы дойдем до Карузо и ему подобных'.

По сути, лидерство, включая лидерство экономическое, мало чем отличается от способности к пению. Около четвер­ти населения, как утверждает Шумпетер, настолько слабы в этом отношении, что им достаются самые скучные роли в эко­номике — например, клерков и чиновников от делового мира. Затем следует половина, обладающая нормальным объемом навыков; сюда входят почти все «нормальные бизнесмены», которые прежде всего опираются на проверенные решения, но способны решать задачи, предлагаемые повседневной жизнью. Наконец, есть настоящая элита — «люди того типа, что характеризуется выдающимся уровнем интеллекта и си­лой воли».

История, повествуя об изменении и развитии, по сути есть рассказ о влиянии элит на инертные массы. В зависимо­сти от обстоятельств меняются необходимые в переломный момент качества: военная доблесть ценилась во времена фео­дализма, экономический талант — при рыночной экономике, но значимость элит не становится меньшей. Следовательно, когорта лидеров представляет собой отдельное обществен­ное образование. Этим людям по праву принадлежит место на вершине. И хотя лидеры могут теснить друг друга, дух ли­дерства вечен. «Верхние слои общества, — писал Шумпе­тер, — и правда напоминают отели: они всегда заполнены, но постояльцы то и дело меняются»2.
  1. Schumpeter,