Н. Я. Мясковский переписка всесоюзное издательство «советский композитор» Москва 1977 редакционная коллегия: Д. Б. Кабалевский (ответственный редактор) А. И. Хачатурян д. Д. Шостакович вступительная статья
| Вид материала | Статья |
- П. П. Румянцева Издательство Томского университета, 5582.87kb.
- Н. И. Соколовой государственное издательство художественной литературы москва 1962, 3357.13kb.
- В. Б. Касевич элементы общей лингвистики издательство «наука» главная редакция восточной, 1630.75kb.
- В. В. Забродина Вступительная статья Ц. И. Кин Художник А. Е. Ганнушкин © Составление,, 3300.88kb.
- К. С. Станиславский, 7866.42kb.
- К. С. Станиславский, 7866.35kb.
- Сборник статей казань 2007 Редакционная коллегия: Кандидат философских наук, доцент, 7060.46kb.
- К. С. Станиславский Моя жизнь в искусстве, 7323.71kb.
- Пособие для врачей Издание третье, переработанное и дополненное Ответственный редактор, 4797.24kb.
- Москва 1999 «teppa»-«terra» москва 1999, 8246.34kb.
18 июля 1930 г., Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
совсем не знал что и думать — 2 месяца от Вас ни слуху ни духу! Вдруг сегодня получил посылку и несказанно обрадовался. Правда, сознаюсь, ожидал лучшего — думал, что квинтет будет, ну, да, так и быть, помирюсь и с «Капричьей» Стравинки 1. Еще первая часть туда сюда — нерв есть, Adagio уже хуже, — что-то вроде сонатного, а финал просто непристойность. Это Минкус какой-то; не говоря о том, что это балетность самая неприкрытая, но ведь и пошлость безоглядная! Все Стравинские последние выкрутасы спасает то, что, будучи обсосаны технической выдумкой (так называемым мастерством — по-моему, и в этом небольшим), они зияют отсутствием эмоциональности и благодаря этому — скучны, но не противны. Каприччио же уже скользнуло чуть в эмоцию. Может быть, это лишь мое первое впечатление, тем более, что от предчувствия грозы, я себя сегодня весь день скверно чувствовал, но боюсь, что данных мало для изменения моего мнения.
«Вещи в себе»2 по-прежнему тянет играть не раз и не два, хотя они и написаны в очень суровой манере. Вхожу во вкус даже B-dur’ной середины первой!
Получили ли Вы мое письмо с иеремиадами, квартетными темами и т. п.? Может быть, не получили и оттого молчите? Хотя я склонен думать, что молчание Ваше больше связано с работой, и потому мирюсь. Изо всей современной музыки только Ваша меня радует, как подлинное творчество и более неожиданное и новое, чем все нарочитые «новости» Стравинского (почему мне в 1-й части его Каприччио чуется что-то веберовское?). В каком положении квартет? Я все-таки нашел два квартета in H — один у Н. Афанасьева (ископаемое, того, чья «Волга») и у В. Ширинского (моего ученика) 3. Какая все-таки свинья Ваш Пайчадзе, что не продает Ваших партитур!
Между прочим, я очень рад, что не послал в РМИ симфоньетту спою. Хотя она и превосходно теперь звучит (недавно ее опять играли) 4 и имеет хороший успех, но все же оставляет чувство некоторой досады, что не достаточно смело и ярко (в смысле известного «модернизма») сделана. И это чувство не только у меня, но и у некоторых моих приятелей. Так что я перестал жалеть. Нового ничего к пишу.
Был у Вас в этом году какой-нибудь сезон? Что из Вашего исполнялось? Может быть, пришлете какой-нибудь проспектик. Между прочим, не вышла ли мал[енькая] партитура «Болеро» Равеля — там есть интересные вещи, и мне бы очень хотелось взглянуть. Я сейчас не знаю, как обернется дело с квартирой — быть может, я недели через две перееду, так что пишите мне пока на адрес «Музсектора Госиздата», Неглинный проезд, д. 14. Но все-таки пишите. Обнимаю Вас. Сердечный привет Лине Ивановне.
Всегда Ваш Н. Мясковский
18/VII 1930. Москва
А потом мой адрес будет: Сивцев Вражек, д. 4, кв. 11.
308. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
24 июля 1930 г., Париж
5, rue Valentin Haüy, Paris XV, France
24 июля 1930
Дорогой Николай Яковлевич.
Вы правы, оба Ваши письма от 16 мая и 18 июля я получил, не отвечал же, увязнув в работе. 12 июля написал несколько слои Держановскому 1, прося его передать Вам привет и извинения. Зато кончил четвертую симфонию (с финалом пришлось повозиться), переложил в две руки Дивертисмент, а сейчас вот-вот придушу квартет: осталось доделать разработку и репризу первой части, вторая же часть (Скерцо) и третья (Andante) готовы. Центр тяжести в третьей, медленной части, которая и заканчивает квартет. Конечно, пока все это еще эскизы, хотя в большинстве случаев точные. Закончив первую часть, отложу всю вещь в шкап на несколько месяцев, а затем пересмотрю и напишу партитуру, это будет, вероятно, вопрос недели.
Очень обрадовался, получив от Вас материалы Ваших квартетов. В первом мне больше всего понравились две темки из середины Andante. Меньше понравилась тема вступления и начало скерцо: к последнему рисунку Вы не раз возвращаетесь (пятая симфония, вторая «Причуда»). Во втором квартете Вы напрасно ругаете свой материал: он очень симпатичный, а кадриль из третьей части и вовсе задорная.
В Каприччио Стравинского Вы совершенно верно угадали веберовский дух: об этом духе мне говорил сам автор, когда сочинял. О маленькой партитурке «Болеро» наведу справку, и если она вышла, или как только выйдет, пришлю. Также скоро пришлю Вам двуручное переложение моего Дивертисмента, которое оказалось очень играбельным. Его, не в пример прошлым вещам, издательство решило напечатать молниеносно. Что касается до переложения квинтета, то оно давно награвировано и прокорректировано, но Пайчадзе забыл его напечатать, вероятно, потому, что не рассчитывает на его продажу.
Ничего интересного в Париже этой весной не играли, так что даже нельзя составить Вам никакого проспектика. А что это все-таки за марши, которые Вы сочинили? Вероятно, выйдут клавиры — непремен но пришлите. Затем, верно ли я понял, что Вы мне, может быть, пришлете клавир и партитуру десятой?2 Неужели они вышли? Ну, конечно, тогда обязательно пришлите. Си-минорная тональность, вероятно, оттого не свойственна квартету, что тоника находится как раз под толстой струной виолончели и альта, а потому, так сказать, пропадает целая септима для глубины основного тона. Поэтому, сочиняя квартет в си миноре, надо прежде всего задумать его так, чтобы не чувствовалась пропажа этой септимы. В остальных же отношениях тональность такая же удобная, как и самый популярный для струнных вещей ре мажор!
Не берите с меня примера и пишите поскорей. Мы пока еще в городе, но если уедем на дачу, то письма будут пересылаться аккуратно. В половине октября мечтаю приехать в Москву недели на три-четыре и пока оберегаю этот период от заграничных ангажементов. Я все-таки не понял, что Вы сделали со своей симфоньеттой: привели ли ее в окончательный вид, или отложили это до следующего прослушания. Крепко обнимаю Вас. Сердечный привет от жены.
Ваш С. Пркфв
309. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ —С. С. ПРОКОФЬЕВУ
1 августа 1930 г., Москва
1 августа 1930 г. Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
письмо Ваше пролило бальзам в мою душу. Я, правда, уже был спокоен, так как Держановский мне что-то в телефон буркнул, но я просто люблю читать Ваши лаконические строки — освежающе действуют. А я в таком освежении весьма нуждался, так как совершенно измучился с подготовкой переезда в новую квартиру. Не говоря уже об укладке нот (150 пакетов!), я сбился с ног в поисках хоть какой-нибудь мебели— ни кроватей, ни столов, ни гардеробов, ни книжных шкафов! Из-за того, что я второе лето сижу в городе, нервы мои пришли в полный упадок, и я абсолютно потерял последние творческие способности. С апреля в голове не шевельнулось ни одной самой жалкой мыслишки, а заказы могли бы сыпаться со всех сторон, — главным образом, на оперы, конечно. Правда, впрочем, все предлагаемые сюжеты в большинстве — полное надругательство над здравым смыслом, но если самому пошарить, можно было бы что-нибудь найти, — но нет даже на такую подготовительную работу никаких сил и охоты.
Поэтому я только тем и живу, что думаю о чужом творчестве. Правда, наше московское тоже поднадоело, так как, откровенно говоря, мало кто пишет настоящую музыку — все больше «на случай», но зато Ваша продуктивность меня сильно утешает. Я с нетерпением жду и 4-ю симфонию, и квартет, и в полном раже от предвкушения Дивер тисмента. Думаю, что можно будет посылать уже на новый адрес, так как 5 августа я уже перееду. Это будет так: Москва 19, Сивцев Bpажек, д. 4, кв. 11. Сивцев Вражек — значит: овраг речки Сивки, которая там когда-то текла! Так что можно думать, что у меня необыкновенно живописная усадьба, на самом же деле все 4 окна в обе стороны выходят в грязные замусоренные дворы, в одном из которых доживает свое незавидное существование какой-то жалкий тополек. Зато четыре наружных стены (одна на лестницу)! Надеюсь, что через два с половиной месяца увидите мой «Гут»*. Что Вы будете здесь в октябре налаживать? С Мейерхольдом виделись? Интересно, что он Вам рассказывал.
Сегодня распорядился послать Вам 10 симфонию в обоих видах. За клавир будете ругаться, так как опять его сделали врозь — у нас не умеют гравировать по-дюрановски 1, очень косные граверы. Марши не пошлю. Это «настоящая» военная музыка, задуманная для духового оркестра и под быстрый шаг, — чтобы весело идти было. Один лучший — написан по всем самым трафаретным оборотам-образцам, другой — сделан был очень заковыристо по форме и мне нравился, но оказался сложен — пришлось в переделках совершенно исказить. Оба — онэ опусцаль **, так как в конечном счете, все же дрянь. Симфоньетту второй раз я не слыхал — после переделок, — но вполне в них уверен: облегчил трудный пассаж у соло — альта, и несколько расширил диапазон гармонный в одной из вариаций, сняв также тяжелые басы, кроме того, то там, то сям дал лучшие штрихи. Говорят, что звучала превосходно (в Сокольниках!). Но все-таки для заграницы музыка тухловата. 8 сентября в Кенигсберге Шерхен в радиоконцерте будет играть мое «Concertino lirico» — быть может, послушаете? Я радио не выношу.
Обнимаю Вас. Привет мой и сестрицы моей Лине Ивановне.
Ваш Н. Мясковский
Как читается название Вашей улицы Haüy?
310. H. Я. МЯСКОВСКИЙ —С. С. ПРОКОФЬЕВУ
24 августа 1930 г., Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
я, наконец, водворился в своей новой квартире, так что можно мне, если заблагорассудится, писать по домашнему адресу: Москва 19, Сивцев Вражек, д. 4, кв. 11. Достоинство квартиры в том, что мы с
* hut (англ.) — хижина, хата.
** ohne Opuszahl {нем.) — без опуса. сестрой здесь вполне одни — соседей с боков нет и не будет, а только сверху и снизу; пока их нет. Район, к сожалению, более шумный, чем старый, так что летом можно жить только при закрытых окнах, а так как квартира еще должна сохнуть, что возможно лишь при открытых окнах, — естественно, пока жить в ней часто бывает мучительно. Да и удобства все, главным образом, в будущем: электричество случайное, газа еще нет, телефона тоже и т. д. Но жить все же можно, я только невероятно устал с переездом и устройством, так как все делал один, отправив сестру в Ленинград, а отдохнуть не удается: отпуск через неделю кончается, в консерватории экзамены. Говорят, что на мое имя пришли от Вас ноты, — какие еще не знаю, очень надеюсь, что Дивертисмент. Завтра мне их привезут.
Уехали Вы уже на дачу? Что теперь делаете? Я теперь в таком положении, что могу интересоваться только чужими делами, так как сам совсем обесплодел: отсутствие летнего отдыха сильно сказывается, у меня такое ощущение, словно я никогда никакой музыки и не сочинял. Надеюсь, что Вы получили партитуру и клавир 10-й симфонии; конечно, выругались по поводу последнего. Но ее очень легко смотреть по партитуре — она, в сущности, очень простая. Вы писали о маршах и симфоньетте. Марши я Вам, конечно, не пошлю — они вполне «специфичны»; симфоньетту же я сделал окончательно, и хотя второго исполнения не слыхал, но уверен, что все было как нужно, так как все переделки были вполне практические. Слышавшие второе исполнение никаких изъянов указать не могли. Если Вы пользуетесь радио, попытайтесь услыхать 8 сентября Кенигсберг — там Шерхен хочет сыграть и радиоконцерте мое «Лирическое концертино». Как меня интересует Ваш квартет!
Пишите мне, а то я на новой квартире скучаю —никак не могу приспособиться к непривычной разбросанности предметов обихода, к иной позе рояля и т. п.
Обнимаю Вас крепко. Привет Лине Ивановне.
Ваш Н. Мясковский
24/V11I 1930. Москва
311. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
26 августа 1930 г., Наз
Villa Stevens, La Naze, par Valmondois,
(Seine-et-Oise), France.
26 августа 1930
Дорогой Николай Яковлевич.
Обрадовался пакету с Вашими симфониями, но радость сместилась хулой по адресу допотопных привычек граверов в четырехручном переложении. Что значит «не умеют гравировать по-дюрановски»? А квар теты гравируют же? По-дюрановски! Но в Берлине «Петрушку» уже лет двадцать как так награвировали. И вообще, это делают во всем мире. Попробовал все-таки играть, но, вывихнув глаза, отложил до появления партнера. В партитуре видел отличные места. Все же общее суждение разрешите отложить до следующего послания.
Ваше письмо получил 5 августа, то есть как раз в тот день, на который Вы объявили Ваш переезд на Сивцев Вражек. Поэтому целый день вспоминал Вас, представляя Вас идущим позади воза со 150 пакетами музыки и ловящим сыплющееся через край. Очень сочувствую Вашим мучительным поискам мебели, но во всякой новой квартире есть вопрос, более существенный, чем мебель: это тишина. Обретет« ли Вы ее от соседей, и нет ли в доме «жильца с тромбоном» или хуже — с граммофоном? Мы в нашей новой парижской квартире не вполне убереглись от этого наказания, и нас в значительной степени извели, подумайте чем?.. равелевским «Болеро», которое бессъемно вертелось на граммофоне! (Кстати, получили ли Вы посланную Вам на Музсектор партитуру?) Покупка мебели и у нас не проходит гладко. Не то, чтобы в Париже её не было, наоборот — слишком много, а потому-то и трудно разобраться, где накатывают слишком большую цену, а где подсовывают дрянь. Конечно, это не сравнится с Вашими трудностями, но я хочу сказать, что в любом городе меблировка влечет возню.
Противно, что Вы ничего не сочиняете. В таких случаях приходится утешаться тем, что перерывы освежают будущий материал. Я, кажется, возьму себя в руки и попробую запереть лавочку на полгода. А то, кончив квартет, соблазнился заказом от парижской Grand Opéra на балет1 и теперь спешно строчу его, так как клавир надо сдать 1 декабря, а партитуру в конце января, для постановки в феврале и в марте. А тут предвидятся еще концерты, да и о поездке в СССР я все еще мечтаю.
Мейерхольда не видал вот уже месяц — он уезжал на воды, но на днях жду его появления, которое он уже анонсировал, — и тогда будет интересно узнать, какие у него новости. Пока он говорил будто «пролетарские композиторы»2 до того надоели в Большом театре, что их решили больше туда не пускать.
В прошлом письме, сообщая Вам об отсутствии музыкальных новинок в Париже, я забыл упомянуть об «Оде» для сопрано, хора и малого оркестра Игоря Маркевича3, совсем юного композитора, предсмертного открытия Дягилева. Не могу сказать, чтобы она мне очень понравилась, так как сделана она по штампам, хотя и наипозднейшего образца. Однако о ней много говорили в парижских музыкальных кругах. Самое же забавное, что основная тема этой «Оды» по своем) рисунку чрезвычайно напоминает Ваши обороты. Про этого Игоря Маркевича ходил такой анекдот: сын Стравинского спросил его — «Вероятно, вам очень неприятно быть тоже Игорем?» — на что тот ответил: «Мне кажется, еще неприятнее быть тоже Стравинским». Сердечный привет Вам и сестричке от нас обоих; Держановским также. На мое июльское письмо я еще не получил от него ответа. Мы большую часть этого лета просидели в Париже — задержали всякие дела и проливные дожди — и лишь в половине августа выбрались на дачу в 30 километрах от Парижа, куда и прошу мне писать до 10 октября, по адресу, что наверху. Но и письма, посланные на парижский адрес, будут достигать аккуратно.
Ваш С. Пркфв
Выше я пишу Вам, что кончил квартет, — но это еще в эскизах, хотя и подробнейших. Партитуру буду писать позднее, благо сдавать его нужно лишь в январе.
Говорят, Мариинский театр решил возобновить «Апельсины», об этом ведутся переговоры с моим издателем.
312. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
До 20 сентября 1930 г., Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
Вы меня поражаете Вашим творческим энтузиазмом! Не успеть кончить одну работу и уже сесть за другую, да еще заказную, спешную (3 месяца!)— для этого нужно иметь темперамент героя. Какой сюжет мог Вам предложить театр Grand Opéra? Значит, Вы их совсем покорили! Я рад и... завидую. Не заказу, конечно, здесь заказов хоть отбавляй, но Вашей творческой энергии.
Меня со всех сторон атакуют с требованиями писать оперу, музыку к тонфильму, но я от всего открещиваюсь, так как чувствую полную творческую импотенцию. Я в ужасе даже от необходимости вести класс в консерватории — так я от музыки далек. Новая квартира с ее, так называемой, уединенностью и изолированностью, не восхищает меня ни одной секунды. Сыро, холодно, темно (запад и восток, а кроме того, нет электричества, так как до сих пор мы не соединены с городской сетью), отрезано от «света» — нет телефона — и т. д. Вообще, она меня не «стимулирует», то есть не выполняет главного своего назначения, для которого я ею обзавелся, вложив в нее три симфонии, три «Развлечения» и три квартета!1 Правда, пока Ваши опасения насчет «жильца с тромбоном» мне не угрожают, но, кажется, наверх приехало пианино. Обещают, что стоять оно будет не над моим кабинетом, но кто знает, что за общая конструкция дома! Мое бренчанье, кажется, весьма разносится даже на лестнице, хотя комната, где стоит рояль, не ближайшая к двери. Ну, да, авось, привыкну.
Получил партитуру Равеля — спасибо. Нагнетание в ней сделано хорошо, но смысл политональных мест мне остается также неясен, как и при исполнении — совершенно не вытекает из простого замысла. Раздражают и саксофоны. Вы еще не пользовались этой дрянью? Какая извращенность, что этот вульгарный звучок получил такую моду! Ведь это клоун в ряду других инструментов. Между прочим, об издательстве. Мне сегодня очень упрямо ставили на вид, что неестественно не иметь здесь моих «Причуд»; они-де имеют здесь громадный спрос, а удовлетворить его нельзя. Я боюсь, что это затронет интересы Р[оссийского] м[узыкального] издат[ельства], так как из-за полном невозможности выписать эти вещи из-за границы их захотят здесь перепечатать. Между прочим, не знаете ли судьбу лежащих у Пайчадзе девяти моих романсов?
Какое несчастье, что из-за каких-то валютных невзгод нарушена всякая связь в области культурных ценностей. Я жажду Ваших симфоний (1, 2, 3), Дивертисмента и квинтета!
Обнимаю Вас. Привет Вам и Лине Ивановне от моей сестрицы, и Лине Ивановне от меня.
Ваш Н. Мясковский
Держановских не видел что-то месяца с два!
313. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
25 сентября 1930 г., Наз
Villa Stevens, La Naze, par Valmondois.
(Seine-et-Oise), France
25 сентября 1930
Дорогой Николай Яковлевич.
Восемь номеров из двенадцати для балета написал, но дальше дело пошло хуже, и кажется, натянув еще один, придется приняться за оркестровку, а остальные сочинить после. Сюжета Grand Opéra, по счастью, не навязывала; будет мягкий и слегка лиричный. Кончился ли Ваш период пересыхания? По себе знаю, как это скучно, но всерьез его не принимаю. Ведь Вы так же стонали, начиная сочинять «развлечения», а между тем, вещи получились первый сорт! Все-таки как ощущение это очень неприятно; Стравинский страдает им, сочиняя каждую свою вещь. А что это за три квартета, которые Вы с прочими вещами вложили в квартиру? Я знал о существовании двух, отчего от меня скрыли о третьем?
Вашу X симфонию смотрел по партитуре и играл в четыре руки. правда, с довольно косноязычным партнером. Все-таки, чтобы охватить ее, надо услышать в оркестре. Очень мне нравится конец; хорошо возвращение к 1-й теме (37 —41); вероятно, хорошо выйдет начало. Возмутительны технические приемы вроде 19 или 3-й—5-й такты после 36. Непростительная небрежность — сходство первого такта 1-й побочной (или это «предпобочная»? словом, 14 ) со «Снегурочкой»; сходство можно было, по крайней мере, замаскировать. Но все это рассуждения об отдельных вырванных страничках, когда за деревьями не видишь леса. Чувствуется большая линия, и эту-то линию хочется охватить во время исполнения. Если позволите, по возвращении в Париж, я заберу Вашу партитуру в портфель и постараюсь образумить некоторых парижских дирижеров — из самых эгоистических соображений: услышать самому эту вещь. [...]
Клавир Дивертисмента вышел, и вчера я его отправил Вам по домашнему адресу. 15 октября его будут играть в берлинском Радио, имеете с увертюрой ор. 42 и II концертом в моем исполнении1. Проехать ли из Берлина недели на две-три в Москву, или же вернуться в Париж кончать балет — вопрос, который я еще не решил. Конечно, осторожнее спокойно дописать ответственную вещь, чем откладывать се напоследок (кроме всего прочего, в первой половине сезона предстоит отыграть 7 концертов в разных городах2). В СССР меня очень тянет, хотя, собственно говоря, никакие официальные учреждения особенно не приглашают. Если в ближайшее время не произойдет каких-либо разъяснений, я, может, в самом деле переложу поездку на январь, а пока постараюсь развязаться с партитурой.
Если скоро соберетесь ответить, то пишите мне сюда. Если же задержитесь, то — на Париж или к 14—15 октября по адресу берлинского отделения издательства.
Valentin Haüy жил 150 лет тому назад и был первым изобретателем грамоты для слепых через прокалывание дырочек на картоне или толстой бумаге. Эта система была усовершенствована Брайлем и в таком виде существует до сих пор. Моя мать перед смертью3 плохо видела и научилась читать по этой системе. Библиотеки и разные другие учреждения для слепых находятся как раз в нашем районе. Произносится таинственная фамилия как три несливаемых гласных, с ударением на последней (А — u — i). Крепко обнимаю Вас. О Ваших девяти романсах справлюсь, когда буду в Париже, но боюсь, что издательство не очень торопится с вокальной музыкой, продаваемость которой самая низкая...
Ваш С. Пркфв
314. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ
30 октября 1930 г., Москва
30/Х 1930. Москва
Дорогой Сергей Сергеевич,
все не мог собраться написать Вам — не то был в сплине, не то чем-то занят, а чем, всерьез и сам не знаю. Во всяком случае, не сочинением музыки. Эта бестия, видимо, надолго со мной распрощалась! Ну, и бес с ней. Ваш Divertimento сперва меня восхищал старыми номерами (1 и 2), даже 2-м, который я находил (и нахожу) растянутым, ми тем не менее превкусным. От двух последних пьес все время был в недоумении, пока, наконец, не взял себя за шиворот и не заставил сыграть их как следует — в темп, с акцентами и с темпераментом. И, о ужас, начали нравиться и даже восхищать, даже простенькие имитации в последней! Середина в этом номере мне сразу показалась восхитительной благодаря гармониям так ловко преобразившим старую тему. Вообще, опус Вам удался. А что такое 4-я симфония в сравнении с этой штучкой?